Гвиания (№3) - Наемники

Всех, не разбираясь. Здесь и сейчас белая кожа — пропуск прямо на тот свет!

Жак слегка толкнул его в плечо, и Петр понял, что Жак настоит на своем, что так или иначе его отправят в Обури — подальше от ловушки, которая вот-вот должна захлопнуться.

— Хорошо, — сказал Петр.

Жак усмехнулся и махнул рукой:

— Езжайте!

— Оревуар! — шутовски поклонился ему Дювалье и, отойдя с Петром на несколько шагов, облегченно вздохнул: — Считай, что нам повезло, Пьер.

Они прошли расположение первого, второго и третьего батальона и убедились, что Браун и Жан-Люк не теряли напрасно времени. Машины были убраны с шоссе и замаскированы на обочине. Поставлены они были радиаторами к дороге, так, чтобы, не разворачиваясь, можно было сразу выехать или налево, или направо, продолжать наступление на Луис или возвращаться в Обури.

Командосы, прошедшие суровую школу тренировочного лагеря, растворились в чаще, и, если не знать, что вокруг скрывается почти три тысячи хорошо вооруженных людей, заметить их было невозможно.

Грилло они нашли в арьергарде. Черноволосый, желтокожий латиноамериканец, сидя на обочине, в одиночестве наслаждался длинной сигаретой. Подойдя к нему, Петр почувствовал непривычный запах.

Заметив, что Петр принюхивается, Грилло снисходительно скривился:

— Травка. Могу угостить, если хочешь. На первый раз бесплатно.

— Дорвался, — презрительно посмотрел на него Дювалье и объяснил Петру: — Марихуана. Стоит здесь гроши, вот и… — Он опять обернулся к Грилло: — Пойди скажи Брауну, что едешь с нами в Обури. С приказом от Френчи. Да живее!

— Обури? О'кэй!

Грилло тщательно и бережно загасил только что начатую им сигарету о грубую, намозоленную ладонь и спрятал в нагрудный карман своей пятнистой куртки. Потом неторопливо встал и пошел в кусты, нетвердо переставляя тонкие кривые ноги.

— Желторожая обезьяна! — брезгливо пробормотал ему вслед Дювалье и доверительно сообщил Петру: — Эти хуже даже негров и арабов. Такие же ублюдки, но с самомнением: они, мол, американцы!

Он смачно сплюнул и растер плевок ногой — это была его привычка, как заметил Петр.

Пока Грилло пропадал где-то в чаще, Дювалье вывел из кустов «джип» и занял место за рулем.

— Садись рядом, — велел он Петру. — Не могу сидеть со всякими подонками, вроде этого желторожего красавчика.

Грилло явился, таща на плече АМ-8, американский пулемет, на ствол которого был надет глушитель. Он молча залез на заднее сиденье, и Дювалье тотчас же тронул машину. Вел он «джип» медленно, стараясь не газовать и не производить лишнего шума, то и дело использовал накат. Грилло стоял с пулеметом в руках.

— Где-то наши англичане! — пробормотал сквозь зубы Дювалье, когда они проехали с десяток миль. — Не открыли бы сдуру огонь, с них станется…

Лицо его было напряженно, он был готов к любой неожиданности, как и Грилло.

«У-ух!» — вдруг грохнуло впереди, совсем рядом, орудие.

«Та-та-та, та-та-та…» — зарокотали сейчас же автоматы.

Дювалье резко свернул к обочине, и «джип» чуть не перевернулся, угодив колесом в канаву.

— Безоткатная, семидесятипятимиллиметровая, — невозмутимо констатировал Грилло.

— В канаву! — сдавленным голосом крикнул Дювалье и выскочил из машины. Петр бросился следом за ним. Рядом присел на корточки Грилло, выставив вперед пулемет.

— Ерунда, — спокойно бросил он. — Засада.

Потом вдруг выпрямился словно пружина и бесшумно скользнул вперед, вдоль дороги, прячась в зарослях. Стрельба впереди прекратилась, взревели и умолкли двигатели тяжелых машин.

— Этому подонку терять нечего, — процедил сквозь зубы Дювалье, кивая в ту сторону, куда скрылся Грилло. — Во Вьетнаме они прошли огни и воды… Да и кто о нем пожалеет, о наркомане! А у меня семья…

Петр промолчал, машинально проверил, в порядке ли фотокамера, установил нужную экспозицию.

— Стоящий бизнес, — глядя на его камеру, с завистью вздохнул Дювалье. — Всегда кусок хлеба, а тут…

Он по привычке сплюнул и махнул рукой.

Кусты впереди зашевелились, и появился Грилло.

— Наши англичане, — сказал он и кивнул в ту сторону, откуда только что появился, — и Кэннон.

— Дьявол! — выругался Дювалье, с кряхтеньем поднимаясь. — Он-то там и нужен!

— Не спешите, сэр, — странно усмехнулся Грилло. — Люди иногда не любят, когда им мешают.

— Ты что… имеешь в виду, чертов мафиозо? — взорвался Дювалье. — У меня приказ!

— Тогда… пойдемте. Но смотрите, я предупреждал…

И Грилло, сделав знак следовать за собою, пригнулся и опять скользнул в зеленую чащу. Дювалье, что-то недовольно бурча, последовал за ним. Третьим шел Петр.

Они осторожно пробирались сквозь придорожные заросли метров сто, а может быть, и двести, — Петр почти сразу же потерял ориентировку: кругом было зеленое сплетение ветвей, под ногами чавкала сырая земля.

Наконец послышались громкие возбужденные голоса, и Петр налетел на внезапно остановившегося перед ним Дювалье, который, в свою очередь, чуть не сшиб замершего впереди Грилло.

— Тише, — прошипел латиноамериканец. — Не высовываться!

Петр осторожно раздвинул ветви большого куста, служившего ему укрытием, и впереди по шоссе, метрах в пятидесяти, увидел наемников из взвода Мини-Спайка.

Их «джипы» — две машины — стояли на обочине, и на первом было безоткатное орудие, то самое, семидесятипятимиллиметровое, выстрел которого прогремел несколько минут назад. Сами наемники, выстроившись в две шеренги, хмуро поглядывали на возбужденно расхаживающего перед строем бородача Кэннона. Берета на нем не было, и его бритый череп отливал в начинающих набирать силу утренних лучах синевою.

— Трусы и мерзавцы! — орал Кэннон, потрясая кольтом. — Я сразу же понял, когда вы только явились сюда, что вы все подонки и негодяи…

Петр уже знал, что на такие оскорбления наемники обычно отвечали пулями. Но причина молчания парней Мини-Спайка была ясна: напротив них, через серую ленту шоссе, стояли черные командосы с автоматами наготове. Ими командовал Сэмми, тот самый, с которым Петр познакомился в баре «Эксельсиора». Сэмми держал ручной пулемет. Оружие же взвода Мини-Спайка было брошено кучей возле грузовика, на котором, видимо, и прибыли командосы.

— Значит, он уже успел их разоружить, — комментировал происходящее Грилло: — Идиоты! Приняли «джип» Кодо-6 за федералов и с перепугу разнесли его первым же снарядом. Он там, дальше, за грузовиком. Два англичанина — прямо на небо, двое покалечено. Об этом орал Кэннон. Я слышал, когда был здесь без вас.

— Отлично! — пробормотал Дювалье и подмигнул Грилло. — А ведь ты прав! Не будем пока мешать им выяснять отношения.

Он обернулся к Петру.

Фотокамера с телеобъективом уже лежала перед Петром наготове — в траве.

— А вам, Пьер, я бы посоветовал не жалеть пленку.

— Вы убили двух офицеров и двух искалечили! — продолжал Кэннон, распаляясь от собственного крика. — И вы мне за это ответите! Кто стрелял по «джипу»? Шаг вперед!

Бледный юнец, длинноволосый, в форме явно не по нему, свисавшей с узких плеч мешком, нерешительно шагнул вперед из первой шеренги.

— Ты?

Юнец чуть заметно кивнул, и Кэннон вскинул кольт. Наемник, хватаясь за раздробленную левую ногу, рухнул на асфальт, воя нечеловеческим голосом. Его товарищи рванулись было к Кэннону, но не спускавший с них глаз Сэмми резанул пулеметной очередью поверх голов.

— Ни с места, ребята! — с издевкой крикнул он. Наемники отпрянули. Кэннон же, будто ничего не заметил, тщательно прицелился во вторую ногу воющего парня. Он добил его лишь пятым выстрелом — в голову, прострелив предварительно ноги и руки.

— Снимай, Пьер, снимай! — возбужденно вцепился в рукав Петра Дювалье. — Эти снимки тебя озолотят!

И, видя, что Петр не в силах пошевельнуться от ужаса, охватившего его при виде этого хладнокровного, садистского убийства, схватил фотокамеру и сам принялся фотографировать — спокойно, не торопясь, старательно строя кадр. Этот «бывший человек Жана Фоккара» умел все на свете.

Петр мельком взглянул на Грилло. Тот с наслаждением раскуривал сигарету с марихуаной, окурок которой он достал из нагрудного кармана.

— Ну? — уставился Кэннон на Мини-Спайка. — А теперь я забираю вас всех под свою команду. Я сделаю из вас солдат, черт побери! Камикадзе! Смертников! Вы будете ходить в атаку впереди всех — до первой крови, которой вы смоете…

— Кончай болтать, ты… — злобно оборвал его Мини-Спайк. — Ты убил мальчишку. И я клянусь, что это тебе не сойдет с рук. Мы живем в демократическом обществе и знаем наши права. Жаль только, что у нас в Англии нет смертной казни, а то болтаться бы тебе с пенькой на шее!

— Так! — зловеще протянул Кэннон. — Значит, ты отказываешься стать камикадзе? Кто еще? — Он обвел взглядом строй наемников: — Шаг вперед!

Несколько секунд ожидания — и наемники, человек десять, почти половина взвода, шагнули вперед. Кэннон оглянулся на Сэмми:

— Это не только трусы, это еще и дезертиры! Поступай с ними по законам военного времени.

— Снять форму, вы, подонки! — проревел Сэмми и поднял пулемет.

— Ты… — шагнул к нему Мини-Спайк.

Пулеметная очередь почти в упор сломала его пополам. Он раскрыл рот и, хватаясь руками за живот, рухнул вперед, лицом вниз.

Остальные поспешно принялись сбрасывать с себя пятнистую форму и остались в одном белье.

— В грузовик! — приказал Сэмми и махнул своим командос. Те, с автоматами наготове, окружили арестованных, подталкивая их стволами автоматов к грузовику.

Сэмми приказал что-то шоферу, грузовик тронулся, набрал скорость и скрылся за поворотом. Несколько минут прошло в тягостном молчании, и вдруг там, где скрылся грузовик, застучал пулемет Сэмми — деловито, сначала длинными очередями, потом короткими — и стих. Потом один за другим грохнули несколько выстрелов кольта.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. РАЗГРОМ

ГЛАВА 1

За окном рассветало. И Петр вдруг подумал: который же раз уже он встречает рассвет на африканской земле? Он задул свечи, стоявшие перед ним на столике в старинном бронзовом подсвечнике, привезенном из Европы, наверное, еще португальцами, — электричества в Обоко не было с того самого дня, как федералы взяли Уарри. При отступлениигенаемники взорвали электростанцию, которая снабжала электроэнергией добрую половину Поречья.

Встал из кресла у камина, подошел к широченному, почти во всю стену окну и потянул за шнур раздвигающиеся тяжелые шторы.

Серый утренний свет проник в холл — пыльный, запущенный. Сам хозяин виллы, Эбахон, и весь его штаб две недели назад перебрались из Обоко в лепрозорий, крыши бараков которого были разрисованы большими красными крестами и не меньших размеров ярко-голубыми буквами ООН: самолеты федералов, получивших наконец из Европы летчиков-наемников, уже несколько раз кружили над лепрозорием, но, видимо, имели твердый приказ не бомбить его. Не бомбили они и Обоко, зато вываливали свой смертоносный груз на окрестные деревни, предавая их безжалостному уничтожению.

Петр взглянул на часы: ему было велено явиться сюда, на виллу главы мятежников, к шести утра, но сейчас уже было около семи, а Эбахона все не было.

— Уехал с вечера на юго-восточный фронт, просил извинить, если опоздает, — сказал Петру все тот же знакомый ему капитан.

Капитан уже не выглядел так нарядно, как тогда, когда Петр увидел его впервые. Он заметно похудел, и давно не глаженный мундир висел на нем, как будто был с чужого плеча. Да и холодное высокомерие адъютанта сменилось теперь неуверенностью и беспокойством.

Жак, привезший Петра на своем «джипе», хмыкнул. Потом хлопнул Петра по плечу:

— Ладно, дожидайся. А я съезжу пока в штаб насчет боеприпасов. Мы на пределе…

Кодо-2, отступив из Уарри, закрепилась милях в десяти от этого города, оседлав единственную дорогу на Обоко там, где она была зажата с одной стороны скалами, а с другой пропастью. Хуже обстояло дело на северном и юго-восточном фронтах. В тот самый день, когда наемники перешли Бамуангу и двинулись на Луис, бросив на прорыв свои лучшие части, федералы взяли с моря Данди и в нескольких местах перешли реку Бамуэ, естественную северную границу Поречья.

Их колонны, смяв наемников и солдат мятежников, а затем уже почти не встречая сопротивления, двинулись с двух сторон на Обоко. Чтобы спасти положение, Рольф Штангер приказал частям, двигавшимся с боями на Луис, прекратить наступление и срочно отойти за Бамуангу. Затем Кодо-5 и Кодо-6 были брошены навстречу наступающим федералам и сумели остановить их — на севере в двухстах семидесяти и на юго-востоке — почти— в ста милях от столицы Поречья. Зато другие части федералов переправились через Бамуангу выше и ниже Уарри и внезапной атакой с флангов выбили Кодо-2 из города.

Но самое страшное для Эбахона было то, что Данди, нефтяная столица Поречья, и почти все месторождения «черного золота» оказались теперь в руках федералов. И Петр, зная об этом, мог предположить, зачем он опять понадобился его превосходительству…

Войтович оставил ему свой радиоприемник, и по вечерам в палатке, которую он делил с Жаком, Петр шарил в эфире, жадно ловя сообщение и комментарии о том, что происходит в Гвиании и Поречье. Корреспонденты, аккредитованные при штабе Штангера, с разрешения самого Эбахона передавали свои материалы — за хорошую мзду, разумеется, — с летчиками, время от времени прилетавшими на грузовых машинах без опознавательных знаков сначала на аэродром в Уарри, а после его падения — на секретный аэродром «Зет», построенный неподалеку от Обоко, прямо в буше. Там же базировались три легких самолета ВВС Поречья: три других были сбиты с земли ракетами федералов во время первых же боевых вылетов.

Но в последние дни число этих полетов вдруг резко сократилось, и Петр был отчасти тому виною.

Статьи Войтовича, появившиеся сначала в польских газетах, а затем перепечатанные левой прессой капиталистических стран, произвели сенсацию. Он обвинял «Шелл» и другие нефтяные монополии в организации мятежа в Поречье, а Эбахона — в кровавой провокации против народа идонго — в инспирировании погрома и использовании его в качестве повода для мятежа. Анджей рисовал портреты наемников — ударной силы мятежников, рассказывал о роли мистера Блейка и сделке между Эбахоном и «Шелл».

О том, что сведения эти были добыты Петром и записаны на пленку, Анджей молчал: Петру это могло здесь дорого обойтись.

Петр узнал о статьях Войтовича из передач московского радио. Западные радиостанции сообщили об этом лишь вскользь, не придавая никакого значения утверждениям корреспондента ПАП. Зато, когда во французской печати появились фотографии расстрела английских наемников Кэнноном…

Это случилось только день назад, и день назад об этих снимках говорила уже вся мировая печать, как утверждал диктор Би-би-си. Петр невольно покачал головой и вздохнул. Сцена, свидетелем которой он стал на дороге у Обури, до сих пор стояла у него перед глазами.

…Сэмми вернулся через четверть часа после того, как прогремел последний выстрел его кольта.

— Приказ выполнен, сэр! — возбужденно крикнул он, вываливаясь из кабины грузовика. Из кузова медленно вылезали командосы, вид у них был растерянный и подавленный. Другие командосы, продолжавшие стоять с автоматами на обочине напротив поредевших шеренг наемников, встречали их вопросительными взглядами, но они молча становились в строй, избегая встречаться с кем-нибудь глазами.

— Ну а теперь… есть еще желающие… отказаться от выполнения солдатского долга? — глухо спросил Кэннон, держа руку на расстегнутой кобуре.

Наемники молчали, глядя себе под ноги.

— Вот и отлично! Кэннон обернулся к Сэмми:

— Этим сосункам необходима трудотерапия, майор. Так вот пусть для начала они выроют могилу для бунтовщиков и зароют их. Да поглубже!

Он небрежно козырнул и пошел к своему «джипу», стоявшему позади командосов на обочине.

— Эй, Грилло! — Дювалье толкнул локтем латиноамериканца. — Быстро! В «джип» — и к Френчи. Расскажи ему, что здесь творится.

Грилло оскалил редкие желтые зубы:

— Си, мистер! Будет потеха!

И бесшумно скользнул в зеленую чащу.

Тем временем Кэннон вывел свой «джип» на шоссе, развернул его в сторону Обури и, рванув машину вперед, скрылся за поворотом.

— А ну-ка, ребята, рассаживайтесь, — почти добродушно приказал Сэмми наемникам. — Да прихватите Мини-Спайка. Не оставлять же тела белых людей на потеху таким вот…

И он небрежно кивнул на стоящих за его спиной командосов.

— А стрелять им в нас… можно? — проворчал кто-то из наемников, рассаживающихся в «джипы», в один из которых было положено и тело Мини-Спайка.

— Как бы не так! — ухмыльнулся Сэмми. — Разве я допустил бы такое? Я прикончил ваших дружков сам, без помощи черномазых.

— Запоминайте, месье, запоминайте! — лихорадочно шептал Дювалье Петру. — На таком материале вы сделаете громкое имя и большие деньги.

— Да что вам, собственно, за дело до моей карьеры! — взорвался Петр. — Я сам знаю, что мне делать!

Дювалье посмотрел на него с недоумением:

— Но ведь вы журналист, а это сенсация!

Командосы, дождавшись, пока безоружные наемники погру зятся в «джипы», влезли в кузов грузовика.

— Ну что, ребята! — крикнул наемникам Сэмми, устроившийся на подножке кабины грузовика. — Вас стало меньше, зато вам теперь свободнее! Поехали!

И захохотал, довольный своим остроумием.

Грузовик, а за ним и оба «джипа» медленно двинулись по шоссе. Дождавшись, пока вдали затихнет шум двигателей, Дювалье встал и примирительно обернулся к Петру:

— Ладно, Пьер, не обижайтесь. Вы правы — у каждого свой бизнес. Я тоже не люблю, когда меня учат!

Прошло не меньше получаса, когда наконец они услышали гул двигателей со стороны расположения Кодо-2.

Дювалье возбужденно сплюнул и растер плевок подошвой:

— Сейчас начнется второй акт спектакля. Грилло прав — быть потехе. Кстати…

Его взгляд остановился на фотоаппарате, висевшем на груди у Петра:

— Насколько я понимаю, камерой воспользоваться вы не пожелаете. Так позвольте же мне доснять пленку и забрать ее. Между прочим, готов отдать вам половину будущей выручки… Наши газеты обожают такие сюжеты… Трупы, ну и… вы меня понимаете…

Петр снял камеру и протянул ее Дювалье. На душе у него было мерзко, будто весь он с головы до ног вывалялся в липкой зловонной грязи.

— Берите и, ради бога, оставьте меня в покое! — вырвалось у него со злостью.

«Джип», за рулем которого сидел Жак, появился как избавление.

— Здесь! — крикнул Грилло, стоящий рядом с Жаком во весь рост, опершись руками на ветровое стекло. — Вот там, впереди…

Жак затормозил. Третьим на переднем сиденье был Мак Икс со своей неизменной серьгой в левом ухе. На заднем в компании трех командосов расположился краснорожий коротышка Браун.

— Где они? — резко спросил Жак.

— Недалеко, шеф, — поспешил с ответом Дювалье. — Судя по выстрелам… это недалеко.

— В машину, быстро!

Действительно, ехать пришлось недалеко. Уже за вторым поворотом они увидели стоящие на обочине грузовик и «джипы».

Лес в этом месте отступал от дороги метров на двести, оставляя довольно ровное поле, заросшее сорняками. Здесь-то и копали братскую могилу наемники для расстрелянных, тела которых лежали у обочины. Командосы держали работающих под прицелом автоматов, а Сэмми расхаживал тут же со своим неизменным пулеметом.

Он издалека заслышал чужую машину, и теперь по его приказу двое командосов наводили в сторону, откуда они приближалась, безоткатное орудие, то, что было на «джипе» наемников. Остальные поспешно занимали позиции по обеим сторонам дороги.

— А ведь могут и пальнуть, — забеспокоился Дювалье.

— Уберите пушку! Вы! — встал рядом с невозмутимым Грилло Мак Икс. — Своих не узнаете? Машина полковника Френчи! — Он обернулся к Жаку: — Знаю этого парня. Мы с ним вместе были в Ольстере… Его зовут…

Мак Икс оборвал фразу: он не любил выбалтывать чужие секреты.

— Сэмми, — подсказал ему Дювалье. — Здесь он известен как Сэмми.

— Хэлло, Сэмми! — во весь голос заорал Мак Икс. — Узнаешь меня? Мы с тобой были в Ольстере. Меня зовут Мак Икс. Понял? Мак Икс!

Сэмми, залегший было с пулеметом в канаву, встал, небрежно отряхивая левой рукой колени. Он узнал кричавшего:

— Хэлло… Мак Икс! И ты здесь, приятель?

Он опустил пулемет и пошел навстречу медленно подъезжающему «джипу». Жак остановил машину.

— Этот? — спросил он вполголоса Грилло. Грилло кивнул.

— Арестовать! — приказал Жак.

— Си, мистер, — ухмыльнулся Грилло.

Дювалье соскочил с подножки и отпрыгнул в сторону, расстегивая чехол фотокамеры.

— Встреча друзей! — заорал он, подражая уличному фотографу. — В альбом дорогим родителям! Мгновение, обретающее вечность!

— Если ты щелкнешь хоть один раз, я вышибу из твоей башки всю требуху, которой она набита, — мрачно процедил сквозь зубы Сэмми, подходя к «джипу», возле которого его уже дожидались Мак Икс и Грилло.

— Хэлло, Мак, — протянул он руку.

Мак Икс протянул свою… И вдруг Сэмми с воплем взлетел в воздух и с размаху шлепнулся об асфальт.

Еще мгновенье — и Сэмми оказался прижатым к земле и обезоруженным.

— Поднять его, — приказал Жак. Он так и не вылез из-за руля. — И ко мне.

— Слышишь, что говорит босс? — Грилло вывернул руку Сэмми. Его подвели к Жаку.

— Отпустите его, — брезгливо сказал Жак и, когда Мак Икс и Грилло отпустили Сэмми, обратился к убийце: — Твое настоящее имя?

— Стар, сэр. Грэм Стар. Сержант армии ее высочества королевы… — заторопился Сэмми и вытянулся по стойке «смирно».

Жак с минуту молча смотрел на него. Петр впервые видел его лицо таким холодным и жестким.

— Ты убил… моих парней?

— Мне приказали, сэр! — цепеняя от страха, залепетал Сэмми. — Я солдат…

— Кто приказал?

— Полковник Кэннон, сэр!

Жак обвел взглядом Петра, Мака Икса, Грилло, Дювалье, держащего в руках приготовленную к съемке камеру:

— Все слышали? А ну повтори!

— Полковник Кэннон, сэр! — повторил Сэмми.

— Ты убийца, — отчеканил Жак. — Ты будешь расстрелян!

— За что? — отпрянул Сэмми и тут же рванулся к Жаку. — Я убийца? А ты? А он? А все эти? Вы тоже убийцы, такие же, как и я! Вы…

Он вдруг резко оттолкнул стоящих позади него Грилло и Мака Икса и кинулся бежать — через канаву, в поле, к спасительному лесу.

— Стой! — крикнул Мак Икс.

— Подожди, — схватил его за рукав Грилло.

Он не спеша подобрал валявшийся на асфальте пулемет Сэмми, стал на колено и, не целясь, дал длинную очередь вслед бегущему.

Сэмми словно ударили в спину. Он споткнулся и сделал еще несколько шагов вперед, пытаясь удержать равновесие и хватаясь руками за поясницу. Грилло ухмыльнулся и дал еще одну очередь. Сэмми развернуло и сбило с ног.

— Готов, — будничным тоном, как ни в чем не бывало сказал Грилло. — Схожу проверить, босс?

— Возьми документы, — бросил ему вслед молчавший до сих пор Браун. — Хорошие документы всегда в цене!

У самого Брауна имелось при себе шесть паспортов.

— Двадцать восемь пуль! — похвастался Грилло, вернувшись. — Как в тире, все в яблочко…

А Дювалье уже шел к расстрелянному с фотоаппаратом. Командосы Сэмми наблюдали все это, не смея вмешаться в кровавые счеты «белых великанов».

…А потом было отступление. Жак отвел Кодо-2 к Обури, не дождавшись подхода Гуссенса и Кэннона. И только в Обури, разграбленном, сожженном городке, улицы которого были завалены трупами его жителей, Дювалье отдал Петру его камеру… без кассеты.

ГЛАВА 2

Эбахон опоздал на полтора часа. Он вошел в холл усталый, в пропыленной, пахнущей потом и гарью форме командоса, на ходу снимая ремень автомата, перекинутого за широкую спину.

— Завтракали? — спросил он Петра чуть ли не с порога, не успев даже поздороваться. И сейчас же обернулся к двери: — Адъютант! Завтрак! — Потом к Петру: — Извините, Питер. Я с юго-восточного фронта. От Кэннона.

Он выдержал паузу, пристально глядя прямо в лицо Петра, словно ожидая его реакции на имя Кэннона, потом усмехнулся:

— Своими фотографиями вы кончили этого человека.

— Это не мои фотографии, — спокойно возразил Петр.

— Да? — удивился Эбахон и, подумав немного, вздохнул: — Конечно же, не ваши. Я должен был об этом догадаться сам. Судя по тому, что говорит о них Би-би-си, надо быть отъявленным мерзавцем и хладнокровным садистом, чтобы снимать с таким смаком преступление. Впрочем, мы с вами еще об этом поговорим… Я только умоюсь и переоденусь…

И, махнув рукою, он легко взбежал наверх по скрипучей лестнице.

Хмурый адъютант вошел с подносом и молча поставил его на столик перед Петром: кофейник, молочник, две чашки, сахарница. Тосты были чуть теплые, в розетках лежало по крошечному кусочку местного масла, желтого, рассыпчатого. Там же по квадратику густого яблочного джема.

Адъютант так же молча удалился, а Петру пришлось подождать еще минут десять, пока в холл спустился Эбахон в легком зеленом «сафари» — куртке с короткими рукавами и с накладными карманами.

— Завтракать! Сначала завтракать! — весело крикнул он, присаживаясь к столику и хватая кофейник: — Вам с молоком или без?

Кофе был местный, качества невысокого, да еще и плохо поджарен.

— Извините за бедность, — сказал Эбахон, коснувшись толстых, лоснящихся губ белоснежной салфеткой. — В эти трудные для моего народа дни я должен жить как все.

Он отложил салфетку:

— Из-за этого садиста Кэннона английские власти задержали грузы для нашей страны. Продовольствие, медикаменты! А ведь все это куплено на мои собственные деньги, я распорядился снять для этого не один миллион фунтов с моего счета в Швейцарии.

— Но, если это только продовольствие и медикаменты, — недоверчиво протянул Петр, — то…

— Вы не знаете англичан, дорогой Питер! — с жаром возразил ему Эбахон. — Эгоисты и снобы! Сами они могут убивать тысячи африканцев, малайцев или ирландцев, но стоит только прихлопнуть десяток их соотечественников, пусть даже самых отъявленных подонков, поднимают шум на весь мир. — Он наклонился к Петру и доверительно понизил голос: — Честно говоря, я на их месте был бы благодарен Кэннону — избавил Британские острова от десятка потенциальных убийц. Но они… Вчера вечером премьер-министр был вынужден отвечать в палате общин на запрос по этому поводу. Обещал создать специальную комиссию для расследования дела о вербовке наемников. — Эбахон тихо рассмеялся. — Но англичане верны своей натуре. В палате уже готовы и рекомендации: с одной стороны, запретить деятельность вербовщиков, а с другой — отменить закон 1870 года, запрещающий британским подданным вступать в иностранную армию. Это, мол, ущемление свободы и прав человека. Хотите еще кофе?

Он взялся за кофейник, но Петр отрицательно покачал головою. Эбахон поставил кофейник на место и отодвинул поднос. С минуту он молчал, словно собираясь с мыслями, потом поднял взгляд на Петра:

— Вы, вероятно, догадываетесь, зачем я пригласил вас?

— Предполагаю. Эбахон глубоко вздохнул:

— Честно говоря, дела у нас неважны. Ладно, я не спрашиваю, как ваш друг Войтович очутился за Бамуангой, кто помог ему бежать и откуда у него самые конфиденциальные сведения. Конечно, его статьи несколько подмочили мою репутацию, но, с другой стороны, даже помогли: раз красные меня ругают, значит, для Запада я фигура вполне подходящая, подлинный защитник свободного мира. Но затем кто-то… — Он поспешно поднял руку, словно прося Петра не перебивать его. — …кто-то поссорил меня с Англией. Ведь пересылка во французские газеты этих омерзительных фотографий просто-напросто политический шантаж!

(Петр вспомнил, как возбужденно щелкал Дювалье затвором фотокамеры. Так вот, значит, для чего понадобились «человеку Фоккара» эти снимки! Теперь, когда у Эбахона натянутые отношения с Лондоном, следует ждать эмиссаров ЭФРАП, нефтяной монополии французов! Ловкая подножка конкуренту!)

— Сейчас сюда приедет Блейк, — стал серьезным Эбахон. — И нужно мне… вы видите, я играю с вами в открытую… чтобы он решил, что я, покинутый Лондоном, опять смотрю в сторону Москвы. Кстати, вы не забыли песенку о десяти маленьких негритятах?

Петр закусил губу: значит, опять угроза!

— Воспринимайте это проще, дорогой Петр! — Голос Эбахона стал вкрадчив. — Вам не придется поступать против вашей совести. Видите, я прекрасно понимаю, что вы обо мне думаете! Вам нужно будет только глубокомысленно молчать и слушать.

С мрачным видом. В сущности, у вас нет выбора. Так да или нет?

Петр потянулся за кофейником.

— Вот и отлично! — заулыбался Эбахон. Он посмотрел на свои часы: — Ровно восемь. Сейчас здесь должен появиться мистер Блейк. Англичане любят точность. — Эбахон понизил голос: — Клянусь, Питер, я разыгрываю вашу карту в последний раз!

— Мистер Блейк! — доложил адъютант.

Маленький англичанин буквально выскользнул из-за его спины. Его цепкий взгляд разом охватил всю картину: Эбахон и Петр уютно устроились в креслах у камина, завтракая вместе…

— Хэлло! — добродушно приветствовал англичанина Эбахон, не вставая с места. — Позавтракаете с нами, мистер Блейк?

Он сделал приглашающий жест:

— С мистером Николаевым вы, конечно, знакомы. Между прочим, он давний друг полковника Френчи, того самого, который чуть было не взял Луис…

— И расстрелял это чудовище Сэмми, то есть Грэма Стара! — в тон хозяину продолжил гость, направляясь к столику. — Что ж, от кофе я бы не отказался.

Блейк налил себе полную чашку и сделал маленький глоток — без сахара, без молока.

— Итак, я покидаю Поречье, — сказал он с грустью. — И пришел выразить вам, ваше превосходительство, самые лучшие чувства, которые всю жизнь будут охватывать меня при воспоминании о днях, проведенных на земле идонго. Но компания требует моего возвращения в Данди. — В голосе англичанина появился металл. — Бизнес есть бизнес, ваше превосходительство. Нам приходится иметь дело с теми, кто контролирует нефтяные месторождения. Федеральное правительство Гвиании, конечно, раздражено нашим денежным… подарком народу идонго. Но, в конце концов, это был лишь акт гуманности — помощь жертвам погрома, беженцам, хлынувшим в Поречье. — Он бросил быстрый взгляд на Петра и продолжал: — У нашей компании солидная деловая репутация. Весь мир знает, что нас интересует бизнес, а не политика.