Париж, февраль 1876
       Вечер того же дня
      Соня плюхнулась на витой стульчик времен рококо. Ну и дела! Гастон все еще любит Варвару. Значит, как только она приедет, нужно помочь им встретиться. Или начать действовать, пока Варя в пути? Рассказать Гастону, что Варвара о нем грустит-вздыхает, объяснить: в том, что они разошлись, виновато незнание языка. Но теперь-то Соня в Париже, она переведет!
      Господи, ну что за благословенный город, этот Париж! Виктор наконец-то поцеловал Соню и хочет, чтобы она понравилась его прабабушке. Ах, зачем? Неужели хочет сделать Соне предложение? А без прабабушки, конечно, нельзя. Ведь она – его единственная родственница. Иначе зачем бы он стал покупать Соне наряды да еще и оплачивать белье?..
      Ах, какая красота! Соня вынула розовый пояс – кружевной со вставками ручной вышивки, с розами. Ах, роза – цветок любви. Недаром его так любила маркиза Помпадур. Она даже создала собственный сорт фарфора и назвала его «„Rose Pompadour“, потому что он был окрашен в любимый ею розовый цвет.
      Соня всплеснула руками – вот про кого она забыла! Сейчас самый удобный момент. Варвара со своими служанками-охранницами осталась в Варшаве. Виктор думает, что Соня любуется бельем и часа на два оставит ее в покое. Самое время прочитать оставшиеся страницы записок Помпадур.
      Девушка повернула ключ в замке. Прислуга отеля постучит. Если что, пусть постучит и Виктор. Соня достала старую шляпную картонку с коричневыми розами по бокам. Когда-то эта шляпка казалась ей верхом изящества. Но сейчас, когда она видела витрины шляпных магазинов Парижа!.. Завтра утром они с Виктором пойдут туда.
      А потом поедут в Версаль к бабушке, вернее прабабушке. Но это завтра. Сейчас – записки Помпадур!
      Вот эти четыре листа Соня уже читала. А вот эти два еще предстоит проштудировать. Вдруг на что-то наткнется!
      Сначала девушка вынула один лист, а все остальное запихнула обратно. Если кто и войдет, один лист можно спрятать в лиф платья.
      Письмо было помечено:
      «Версаль, май 1749».
 
       «Сегодня я счастлива. Кажется, все обычно. Но…
       Вокруг цветет поздняя весна. Птицы щебечут на деревьях парка, струи фонтанов переливаются на солнце, словно радуга, цветы на клумбах благоухают и днем, и ночью. Версаль полон ароматами тайн и страсти. И так хочется этой нежной страсти!..
       Мой Людовик вдруг разленился. Забросил все дела и королевские приемы. Все время проводит в моих покоях, нежится на розовых простынях, даже просит подавать ему кофе прямо в постель. Вчера вечером повел меня гулять. Мы шли под ручку, как почтенная семейная пара. Зашли в павильон «Парадиз», что значит – «Рай». Ах, если бы мы, действительно, могли стать простой парой, это был бы истинный раина земле!..
       Май – месяц свадеб… Простые крестьянки и горожанки выходят замуж. Но я, увы, лишена этой возможности! Правда, если душа живет вечно, может, и мы когда-нибудь поженимся в мае…
       Ах, если бы так! Ни один мужчина не мог бы столь страстно целовать меня. На лоне страсти Луи – богатырь. Он подхватывает меня, как пушинку, переворачивая вверх и вниз. Я и ахнуть не успеваю. В секунду Луи может зацеловать меня до смерти. Он находит такие потаенные местечки на моем теле, о которых я и не подозревала сама. Порой он набрасывается на меня, словно зверь, – дикий и вечно жаждущий. Иногда целыми днями я думаю: как же мне его утолить? Я выдумываю новые позы и положения, которые ночью мы воплощаем в жизнь. И тогда Луи шепчет мне в порыве страсти:
       – Ах, милая, с тобой я в раю!..»
 
      Соня вздрогнула, лицо ее заалело. Нехорошо читать такие записки! Она словно подслушала под дверью слова страсти, не ей предназначенные. Рай – по-французски парадиз. Вот и Соня теперь живет в отеле «Парадиз»…
      Тихий стук оторвал Соню от размышлений. Виктор! Не видя, не слыша, она знает, что это – Он. Чувствует всем сердцем, всей душой и даже кожей.
      – Ты не спишь, милая?
      Как странно: Виктор называет ее так же, как король называл Помпадур. Соня вскочила и, запихнув бумагу за вырез лифа, кинулась отпирать дверь.
      – Отчего ты заперлась? Что-то случилось?
      – Нет, просто эта болтливая горничная… Мне показалось, она так восхитилась принесенными покупками, что готова подглядывать…
      Конечно, врать не хорошо, но и рассказывать про записки маркизы Соня не может.
      – Я пришел пожелать тебе доброй ночи! – Голос Грандова звучал глухо и выжидательно. – Ты ведь этого хотела?
      – Да!..
      – А еще что ты хотела? О чем мечтала перед сном?
      Соня закрыла глаза. Перед ней встала сцена, которую она только что прочла в записках маркизы. Бред! Стыд! Или – безоглядная страсть? Любовь… Или просто вожделение?
      Ах, если бы писал кто другой, Соня бы сказала – стыдно. Но это писала женщина, безоглядно любящая своего мужчину. И все было прекрасно.
      Любовь не знает стыда – прочла Соня где-то. Да, если это любовь!..
      – Так о чем ты мечтала? – Виктор погладил девушку по голове, как маленькую. – Какие образы бродили в твоей прелестной головке? Расскажи, мы помечтаем вместе!
      – Я думала о маркизе Помпадур! – вдруг выпалила Соня. – О том, как она пошла на все ради своей любви. Даже на грех…
      – Она была всем известная греховодница… Но при чем тут она? Это мы с тобой, Сонюшка! Это наша жизнь. Наши мечты. Ты ведь мечтала, чтобы я поцеловал тебя перед сном?
      И Виктор, приподняв голову девушки, прижался жаркими губами к ее губам. Соня вздрогнула – это было совсем не так мягко и нежно, как на улице. Теперь, когда они были одни в теплой комнате, где стояла кровать, все стало совсем по-иному. Соня дернулась и отстранилась.
      – Я сделал тебе больно? – прошептал Виктор. – Прости меня, я не хотел. Я столько времени сдерживал себя. Ты такая нежная, обворожительная, притягательная. Я не могу от тебя оторваться.
      Глаза Виктора обрели какой-то завораживающий блеск, словно ему и больно, и приятно одновременно. Соня смотрела в них и не могла оторваться. Глаза звали и манили куда-то – в страну мечты, любви и грез. Соня протянула руку и коснулась щеки Виктора – щека пылала. Пылал и весь он. Девушка очертила пальчиками его брови, ресницы, неприличной для мужчины длины, губы, искривленные то ли от боли, то ли просящие о помощи.
      Виктор перехватил ее руку и стал целовать – ладошку, запястье, локоток. Его страстные поцелуи поднялись к плечу и перешли на шею. Соня закинула голову и закрыла глаза. Было так приятно, так волнующе, словно девушка качалась на волнах в кольце сильных рук. И совсем не страшно!
      Но вот губы Виктора спустились к груди. Соня вздрогнула и инстинктивно оттолкнула возлюбленного. Боже, там ведь был лист из записок Помпадур!
      Виктор понял по-своему.
      – Сонечка! – прошептал он. – Прогони меня, пока мы не зашли слишком далеко… Я теряю голову. Но лучше разреши остаться, тогда мы потеряем рассудок вместе…
      Девушка прижала руку к груди. Листок зашуршал. Счастье, что тяжело дышавший Виктор не услышал этого. Глаза его расширились, и он прошептал:
      – Давай бросим все и уедем! Купим замок в провинции, денег у меня хватит. Ах, солнышко, ты только будь рядом, не гони меня!..
      Ну кто же может прогнать волшебника, который дарит чудесные замки? Как же она может прогнать, коли без него ей не жить?
      А Виктор уже шептал дальше – лихорадочно и странно:
      – Уедем подальше, туда, где нас никто не знает! Где нас никто не найдет!
      Соня удивленно посмотрела на возлюбленного. А кто их знает здесь и кто станет искать? Они же не в Москве, а в Париже. Хоть и город праздника, а не родной.
      – Мы же приехали к бабушке? – прошептала она.
      – Эта старая ведьма! – Виктор стиснул голову руками. – Да уж, лучше встретиться сейчас! Все равно потом найдет…
      Виктор отстранил Соню. Вздохнул поглубже и проговорил чужим голосом:
      – Ложись спать, милая! Утро вечера мудренее. Завтра день сложный – поедем к прабабушке. – И он вышел из комнаты.
      Соня осталась в недоумении. Что же это? Что за странный визит?! То любовь страстная, а вспомнит о родственнице – сразу холод ледяной?! Не иначе как Виктор ожидает от бабули большого наследства, вот и трепещет, не зная, понравится ли капризной особе. А уж в старости все капризные. Значит, надо ей понравиться, как хочет Виктор. Произвести приятное впечатление, вот и будет Парадиз, то есть рай на земле.
      Правда, для истинного рая не хватает еще одного обстоятельства – дочитать записки Помпадур. Но сил нет. Мысли в голове путаются. Одни страстные слова Виктора на уме:
       «Солнышко! Милая! Я пришел пожелать тебе доброй ночи. Я теряю голову!»
      А может быть, завтра он скажет: доброе утро…
      Тогда уже ничего в жизни не будет страшно! Наплевать на негодяев, которые ищут свои сокровища, обдирая обои в квартире, на Копалкиных, готовых унизить «учительку», на грабителей, отнявших мамино колечко. Все не важно, если Виктор перед сном будет говорить «доброй ночи», а проснувшись – «доброе утро». И не придется умирать по ночам – ведь утро точно будет добрым.
      Вот это и есть рай на земле – место, где говорятся такие слова. И Бог с ними, с тайнами и записками!..

       Париж, февраль 1876
      Соня ликовала: сбылась и утренняя мечта. Виктор, одетый в дорогой плащ от самого модного в Париже портного, месье Жако, встретил Соню на пороге ее комнаты со словами:
      – Доброе утро!
      Окинул девушку влюбленным взором:
      – Как тебе идут все эти парижские штучки! – Улыбнулся: – Вот только шляпка не та, но мы это исправим. Сейчас же сменим московский «горшок» на творение парижских модисток.
      И точно – купили четыре шляпки. Одну теплую с муаровыми лентами под подбородком в тон к новой мантилье, надетой на Соне, вторую – весеннюю с искусственными цветами, третью – парадную с перьями, четвертую… Вот ее можно было бы и не брать. Она летняя – из светлой итальянской соломки. Но Виктор, как увидел в ней Соню, тут же приказал:
      – Берем!
      Соня и ресницами взмахнуть не успела, как три покупки были упакованы в разноцветные шляпные картонки, завязаны плотными лентами и вручены лакею, который тут же отнес их в фиакр. Четвертая покупка – теплая шляпка, типа капора, перекочевала на головку Сони. Московский же «горшок» полетел в мусорную корзину.
      Когда поехали в отель, Соня попросила:
      – Проедем по бульварам! Хочется взглянуть на знаменитый Монмартр!
      Фиакр развернулся и резво полетел в квартал, еще полвека назад бывший городской окраиной с нелепой горой и кучей грязи по берегам многочисленных ручейков. Теперь гору сравняли, ручейки засыпали. На освободившемся пространстве появились бульвары, на которых как грибы после дождя возникли многочисленные кафе, театры, магазины, лавочки. И вот вам – новый модный квартал, воспетый парижскими поэтами и художниками.
      Но Соню интересовал старейший театр Монмартра «Варьете». Она вылетела из фиакра и понеслась к кассе. Но дверь закрыта, на театральных щитах даже нет афиш.
      – Неужели театр закрыт?
      Соня повернулась к Виктору. Тот тоже уже вышел из фиакра и поманил девушку к служебному входу:
      – Сейчас узнаем!
      Швейцар встретил их на пороге и склонился в подобострастном поклоне перед модно одетыми посетителями:
      – Прошу прощения, но театр закрыт!
      – Тебе перевести? – шепотом спросила Соня Грандова.
      – Я понял! – ответил тот.
      Десятифранковая бумажка перекочевала из рук Виктора в пальцы швейцара, и страж порядка проговорил:
      – Но вы можете встретиться с директором месье Гиро. Пожалуйте за мной!
      – Переводить? – снова прошептала Соня.
      – Я пока понимаю! – отрезал Грандов.
      Девушка фыркнула на такую грубость: ну и пусть говорит сам, как умеет.
      А швейцар уже вел их по коридору к двери, обитой темной кожей.
      Директор встретил нежданных посетителей сидя за столом – демонстрировал свою занятость. Соня толкнула Грандова под локоть:
      – Что говорить?
      – Я сам! – снова ответил Виктор и вполне бойко заговорил о том, что, приехав из России, он намерен обосноваться на сезон в Париже и снять постоянную ложу.
      Директор выскочил из-за стола. Он затряс руку Грандова, рассыпался в комплиментах русским гостям.
      – Ах, милейший месье Грандов! – Фамилия снова зазвучала на французский лад. – Сейчас театру необходимы такие спасители! Мы переживаем трудные времена. Премьера, на которую было возложено столько надежд, провалилась!
      Соня посмотрела на Грандова:
      – Переводить?
      – Я понял: его премьера провалилась! – прошипел Виктор.
      Соня уже почти озлилась: если он владеет языком, зачем брал переводчицу?!
      А месье Гиро все тараторил:
      – Представляете, провалилась оперетта, с прекрасной музыкой по пьесе лучшего драматурга – Гастона Леду…
      – Вот о нем и речь! – встряла Соня. – Я очень хочу с ним встретиться!
      – Ты знаешь этого Леду? – удивился Грандов.
      – Нет… – смутилась Соня. – Но я…
      – Да где ты могла с ним встретиться? – Голос Грандова зазвучал уже вполне подозрительно.
      И в самом деле, девушка всего-то два дня в Париже, а уже бежит на встречу с незнакомым мужчиной!..
      – Зачем он тебе?!
      – Я просто…
      Мишель Гиро пришел на помощь растерянной мадемуазель. Опытный директор всегда чувствует, когда между клиентами готова начаться ссора. А сейчас ссора ни к чему! А ну как поссорятся и решат не брать ложу?..
      – Мадемуазель хотела выразить автору свое восхищение? Это обычное дело для такого таланта, как месье Леду. Но сейчас с ним сложно увидеться – он пишет новую пьесу, – вкрадчиво проговорил директор. – Но я могу передать ему записку. – И Гиро успокаивающе улыбнулся Грандову. – Сейчас в Париже приняты такие записки. Весь бомонд пишет Гастону Леду. Вот, прошу – перо, бумага! Пожалуйста, на мое место. А мы пока сходим в кассу и оформим договор на ложу!
      Неизвестно, понял ли Грандов хитрую речь предприимчивого директора, но тот, не давая русскому опомнится, потащил его за собой.
      Соня присела за стол. Что можно написать незнакомому человеку? Но ведь надо что-то обязательно сделать! Варвара, бойкая во всем, вдруг проявила нерешительность. Почему она не поехала в Париж, ведь сама предложила сопровождать их с Виктором? Соня видела только одну причину: Варя испугалась новой встречи с Гастоном. Но ведь она страдает! Какая боль звучала в ее словах, когда она почти кричала, что загубила свою любовь. Но ведь и горничная Жизель говорила, что месье Леду до сих пор помнит «русскую мадемуазель». И если он даже не клюнул на красавицу горничную, значит, его душа все еще грустит о Варе.
      Нет, решено! Если даже Варвара не решится приехать в Париж, Соня должна уговорить месье Леду поехать в Москву. Они могли бы поехать все вместе, когда Соня с Виктором будут возвращаться на родину.
      Девушка подумала и написала:
 
       «Месье Леду! Мы не знакомы, по я слышала о Вас от моей подруги Варвары Ковалевой. Я прибыла в Париж недавно и остановилась в отеле „Парадиз“. Сегодня я уезжаю в Версаль, но скоро вернусь. Если Вас не затруднит, пожалуйста, найдите меня. Я очень хотела бы поговорить с Вами о Варе. Она часто вспоминает вас. Остаюсь преданная Вам Софья Ленорова, (по-французски моя фамилия звучит Ленотр)».
 
      В эту минуту вернулись Виктор с месье Гиро – оба довольные друг другом. Начали прощаться. Мишель Гиро склонился над ручкой Сони:
      – До встречи мадемуазель! Простите, не имею честь знать ваше имя.
      – Софи Ленотр, – на французский манер представилась девушка.
      – О! – глаза директора удивленно округлились. – Вы не из рода великого садового архитектора Ленотра?
      – Я? – Соня подняла на директора изумленные глаза. – Не знаю… Мой прадедушка когда-то приехал из Парижа в Россию. Теперь мы живем в Москве.
      – Ах, Боже мой! – Директор воздел руки к небу. – Мне в последнее время так везет на старинные фамилии! – Лицо Мишеля Гиро горестно скривилось. – Та оперетта, что провалилась, была написана представительницей старинной фамилии.
      – Кем же? – осведомился Виктор, видно, он все-таки понимал разговор.
      – Вы не поверите, месье, я не знаю! Композиторша сохранила тайну. Никто не знает ее имени. Она попросила называть себя просто Несравненной. Но с ней в наш театр пришли беды!
      Директор снова воздел руки к небу и упал на стул.
      Виктор не стал выслушивать далее горестные вопли и, подхватив Соню под руку, потащил к выходу.
      Соня шла, как загипнотизированная. Слова директора поразили ее. Несравненная – так звали саму маркизу де Помпадур. Но та давно мертва. Отчего живая дама взяла вдруг себе такой странный и говорящий псевдоним?!
      И… Соня снова вспомнила свой странный сон. Мадам Ле Бон, гадавшая Помпадур, говорила в том сне, что хочет встретиться с Соней. И даже место назначила – вот этот самый театр «Варьете». Да что же все это значит?! У Сони голова кругом идет. А тут еще Виктор яростно и ревниво шипит:
      – Зачем тебе понадобился этот писака?
      – Я просто хотела… – начала Соня и осеклась.
      Прямо напротив служебного входа остановилась карета. Дверца открылась. К ней подошла женщина. Повернулась к Соне. Улыбнулась приветливо и радостно помахала рукой.
      У Сони ноги подкосились.
      Это была мадам Ле Бон – такая, какой она виделась девушке в странных снах. И она поприветствовала девушку так, словно говорила: «Ну наконец-то я тебя дождалась! Молодец, что приехала!»
      – Кто это? – прошептала Соня.
      Швейцар тут же услужливо подсказал:
      – Это мадам Лебоне. Она – смотрительница музея Версальского дворца. Она часто бывает в нашем театре.
      Виктор, осуждающе покачав головой, потащил Соню к фиакру.
      – Да что с тобой?! – шипел он. – То мужчиной интересуешься, то дамой! А говорила, знакомых в Париже не имеешь! И почему директор вспомнил о Помпадур и Ленотре?! Они-то здесь при чем?
      Соня молчала. До нее только сейчас дошло: ведь это может оказаться правдой. Ленорова может быть из рода тех самых Ленотров. И тогда великий архитектор, создатель знаменитого Версальского парка, действительно может быть ее предком. Но что это дает? Конечно, Ленотр мог знать множество тайн, но ведь он жил за сто лет до маркизы Помпадур, а значит, его тайны ничем с записками маркизы не связаны. И при чем тут таинственная Несравненная – она-то откуда взялась?!
      Надо во что бы то ни стало поговорить еще раз с директором. Должен же он хоть что-то знать о женщине, которая в наше время называется как легендарная Помпадур. Или поговорить с Гастоном Леду? Ведь месье Гиро сказал, что оперетта, сочиненная этой Несравненной, была по пьесе Леду.
      Но в первую очередь надо пойти в музей Версаля – там же работает мадам Лебоне. Соня вздрогнула, как от удара: вспомнились слова мадам Ле Бон из сна: «Не забудь, я сменила фамилию!» Конечно лее! Лебоне – это Ле Бон, только без аристократической приставки «Ле» – она после революций не в моде…
      Голос Виктора вырвал девушку из транса:
      – Соня, милая! Да что е тобой?! Ты слышишь меня?
      Оказывается, они уже едут к отелю. Соня сидит в фиакре, а Виктор, забыв про свою ревность, испуганно прижимает дрожащую девушку к себе.
      – Ты не заболела? Тогда отложим поездку!
      – Ах нет, поедем. Бабушке, наверное, и так тяжело ждать! – Соня укрылась на груди Виктора и прошептала: – Я искала месье Леду не потому, что он нужен мне. Я его в глаза не видела. А вот твоя Варвара с ним знакома и до сих пор его помнит. Она рассказывала о нем, и мне показалось… – Соня вздохнула. – Ты не станешь сердиться на нее? Она, кажется, влюблена в месье Леду и страдает в разлуке. Вот я и хотела с ним поговорить. А хочешь, поговори сам!
      – О чем? – не понял Виктор.
      – О том, что они несчастны друг без друга. Пусть встретятся еще раз. Если Варя постеснялась приехать в Париж, пусть месье Леду поедет с нами в Москву!
      – А я-то никак не мог понять, чего это сестра осела в Варшаве! – протянул Виктор. – Вроде там у нас нет близких друзей, так, приятели. А она, оказывается, струсила. Бывает же такое! Я-то думал, Варя из камня…
      – Нет, она очень переживает.
      – Но ты-то, милая моя, какова – хлопотунья-заступница! Вот уж не думал, что за Варвару, как за себя(хлопотать станешь. Сердечко мое доброе!..
      И растроганный Виктор снова обнял девушку.
      Соня чуть не всхлипнула. Как хочется рассказать: о снах, о гадалке, о странной встрече наяву! Но тогда придется рассказать и о записках маркизы, о строке про четвертую ступеньку тайной лестницы. Но ведь нельзя! Папенька просил никому не сказывать…

* * *

      Застежка саквояжа наконец-то поддалась, и Соня начала лихорадочно рыться среди своих нехитрых вещей. Она точно помнила, что взяла с собой старый ридикюль, который всегда лежал на ее московском прикроватном столике. Где же он? Вот так всегда – что нужно, никогда не найдешь!
      Ах, вот он! Девушка вытащила находку. В нем две очень нужные вещи. Во-первых, дедово кольцо, полученное из ломбарда. Во-вторых, потайной карманчик, который можно прикрепить к нижней юбке с помощью простой английской булавки. Наверное, в цивилизованных странах Европы никто и не подозревает о таком «изобретении». Но для русской жизни это спасение. Именно в такой мешочек, специально сшитый из плотной, непромокаемой ткани, старая няня клала «деньги про запас», когда ходила на рынок.
      «Рубль – в кошелек, а трешку – в потайной карман» – так учила няня маленькую Соню.
      «Нельзя выходить из дому без трешки, вдруг городовой в участок потащит, чем откупиться? Но и в простом кармане большие деньги держать нельзя – вмиг украдут».
      Конечно, у Сони в Москве лишней трешки никогда не было, значит, и прятать нечего, но теперь кармашек пригодится. Девушка положила в него дедово колечко с двумя змейками, те франки, которые она обменяла на рубли по приезде в Париж, – вдруг пригодятся. Как учила няня – без денег из дому выходить нельзя, тем более ехать куда-то.
      Подумав, Соня достала свою заветную шляпную картонку с коричневыми розами. Надо прочесть последнюю страницу записок Помпадур до отъезда. Девушка быстро просматривала листы – этот она уже штудировала, и этот, и этот тоже. Где же последний лист? Ах, вот он – большого формата, исписанный крошечным убористым почерком с обеих сторон. Что-то о незаконных детях короля Людовика XV. И как только Помпадур не надоедало столько писать? И ведь это еще только черновики, которые она выбросила, а где-то остались беловики. Или не остались? Скорее всего, беловики не сохранились, поэтому и охотятся за черновиками. Но какой же бисерный почерк!
      – Соня! Пора ехать! – послышался за дверью голос Виктора, а потом и стук. – Ты почему заперлась? С тобой все в порядке?
      Девушка вскочила. Ну что же он так беспокоится?
      – Я сейчас открою! – крикнула она.
      Молнией метнулась к шляпной картонке, запихала туда записки, саму картонку засунула в саквояж к другим шляпкам. Последний лист смяла со стола и засунула в потайной карман. Потом кинулась к двери, отперла замок.
      Виктор вошел, оглядываясь по сторонам, как будто Соня могла кого-то прятать в номере:
      – Ты готова?
      – Сейчас! – Соня метнулась за ширму. Оттуда крикнула: – Я одевалась. Сейчас!
      За ширмой девушка ловко завернула подол нарядного платья и приколола потайной карман к нижней юбке. Выскочила, улыбаясь:
      – Я готова!
      Они быстро спустились по лестнице. У входа стоял дежурный. Виктор протянул ему свой ключ, Соня – свой и спросила Виктора:
      – Мне что-то перевести дежурному?
      – Я сам! – пробасил Грандов и повернулся к конторке. – Мы вернемся завтра к вечеру. На ночь останемся в Версале. Надеюсь, там есть приличная гостиница?
      – Да, месье. Могу порекомендовать «Корону».
      – Отлично! – Виктор натянул перчатки. – Надеюсь, вы помните, что я зарезервировал наши номера на неограниченное время?
      – Конечно, месье! Ваши номера – за вами.
      – И еще! – вспомнил Виктор. – Ко мне может приехать сестра – Варвара Ковалева. На первое время откройте для Нее мой номер. Потом разберемся.
      – Да, месье! – Дежурный записал имя Вари. – Не извольте беспокоиться. Все будет, как пожелает месье!
      – Надеюсь! – хмыкнул Виктор и повел Соню к выходу.
      – Ты отлично обходишься без переводчика! – заметила Соня.
      – Ну уж нет! – криво усмехнувшись, проговорил Грандов. – Теперь я без тебя точно не обойдусь: впереди – прабабушка!
      На улице уже ждала крытая карета на рессорах. Добираться в Версаль предстояло со всеми удобствами.

       Версаль, февраль 1876
       Тот же день
      Ехали скоро. Соня глазела по сторонам. Виктор молчал. О чем думал? Девушка оторвалась от окна и повернулась к спутнику. Что-то было не так – она это чувствовала. И вдруг поняла – Виктор нервничает! Конечно, не подает вида, но Соня-то научилась не видеть, а чувствовать своего возлюбленного. И вот теперь она чувствовала не свою – его тревогу!
      – Все будет хорошо! – Она робко погладила Виктора по плечу.
      Грандов очнулся от своих тревожных дум:
      – Соня, чтобы ты ни услышала от моей прабабушки, знай только одно – я полюбил тебя!
      Девушка вздрогнула и прижала руки к груди: какое странное признание! Не так – буднично, посреди дороги в наемной карете – она мечтала услышать эти заветные слова!
      – Ничему не верь! – продолжал Грандов. – Верь только в то, что я люблю тебя!
      Соня вздохнула в изумлении:
      – Почему ты говоришь таким тоном? Думаешь, бабушка станет говорить о тебе плохо? Я даю слово, что не поверю! И почему ты так говоришь о… – голосок Сони сорвался, – о том, что любишь меня?..
      – Я не знаю, что ждет нас в доме старухи! – жестко произнес Грандов. – Я взял тебя в качестве переводчицы, но я тебя обманул!
      У Сони в изумлении даже рот раскрылся. Да как же она не поняла, что Виктор спокойно говорит со всеми по-французски – и с продавцами, и с дежурным отеля? Да что же это? Видно, от своей любви совсем потеряла разум!
      Да ведь еще в театре «Варьете» Соня должна была понять, что Виктор не нуждается в услугах переводчицы. Он же уходил с директором и как-то общался с кассиром, даже заполнял договор на абонемент в ложу!
      – И какие еще неожиданности ждут меня? – вскричала Соня.
      – Я и сам пока не разобрался, – отрезал Виктор. – Держись всегда рядом со мной. И не давай старухе разрушить… – Виктор втянул воздух, словно боялся не выговорить: – Нашу любовь…
      – А у нас любовь? – буркнула Соня.
      – Я думаю, да!
      Виктор осторожно положил руку на плечо девушки, но та отстранилась.
      Ох, недаром еще в Москве сердце Сони чувствовало: «лишком странное предложение – поехать в Париж, посмотреть Версаль. Уж больно смахивало на сказку. А сказки в жизни глупостью оборачиваются. Вот и Соня сглупила – потащилась невесть куда непонятно зачем. А все неуемное любопытство – тайны маркизовы. Все гордость: никто не разгадал, а вдруг я сумею?