Стараниями вещего старца вернулся огонь в дома Калевалы, но по-прежнему не всходило на небе солнце и не серебрился над землею месяц — за крепкими засовами и тяжелыми замками держала их в глубине железной горы хозяйка Похьолы. Без небесных светил начал студить мороз посевы и напали болезни на скот, без них позабыли песни птицы и затосковали люди: знала щука свой темный омут, знал орел птичьи пути, ветер знал, куда держит путь челн, — но никто не ведал, пришло ли нынче серое утро или укутал землю мглою вечер.
      Задумались люди: как быть им без месяца, как выжить на холодной земле без солнца? — и отправились с тяжкой заботой к кузнецу Ильмаринену. В доме искусного мастера попросили они хозяина выковать им новый месяц и изготовить круглое солнце, ибо плохо приходится на свете детям Калевы без благородных небесных светил. Вняв просьбе, пошел Ильмаринен в кузню к горнилу, развел огонь в древесных углях и, заготовив серебра и злата, принялся ковать новый месяц и новое солнце.
      В своем доме услышал Вяйнемёйнен звон кузнечного молота и решил разузнать: что затеял великий мастер? Подойдя к дверям кузницы, спросил Ильмаринена песнопевец:
      — Что куешь ты на этот раз? Над чем трудится твой искусный молот?
      — Гну я серебряный месяц и кую золотое солнце, — ответил Ильмаринен. — Хочу повесить их в небе над Калевалой.
      — Напрасный вершишь ты труд! — сказал мудрый старец. — Никогда не станет серебро месяцем, и никогда земное золото не засияет на небе вместо солнца!
      Но продолжал упорно работу Ильмаринен и вскоре изготовил новые светила. Изрядно потрудясь, повесил кузнец на сосну серебряный месяц, а на вершину ели — золотое солнце, отер пот с лица, но не хочет сиять серебро и не светит золото — темны остались земные просторы и небесные пажити.
      Тогда Вяйнемёйнен, видя людскую печаль, решил ворожбой узнать, где укрыто солнце и куда исчез месяц. Стал гадать вещий старец на ольховых лучинках, и открылась через них Вяйнемёйнену правда — так узнал он, что заперты светила в Похьоле, в груди железного утеса. Решил песнопевец не медля отправиться в угрюмую Сариолу, а то иначе, своей волей, никогда не отпустит Лоухи из заточения ни луну, ни благодатное солнце.
      Снарядившись в путь, поспешно отбыл Вяйнемёйнен в холодные земли Похьолы и вскоре достиг переправы, за которой простирались стылые скалы и долины Сариолы. Крикнул старец на соседний берег, чтобы подали ему лодку и перевезли через реку, но не услышал никто его крика.
      Тогда набрал Вяйнемёйнен валежника, сложил его в большую кучу и зажег на берегу костер, от которого пламя взлетело выше елей и к небу поднялся сизый дым. Тот дым от сухих еловых веток увидела злая Лоухи и велела сыну Похьолы сходить к переправе у речного устья и разведать, в чем там дело.
      — Погляди, что за пламя пылает у реки, — сказала хозяйка Похьолы. — Для военных костров оно маловато, а для рыбацких — слишком велико.
      Вышел сын Похьолы из избы к реке и увидел на другом берегу могучего героя.
      — Эй, сын Похьолы! — крикнул во второй раз песнопевец. — Дай мне лодку, чтобы смог Вяйнемёйнен переправиться на берег Сариолы!
      — Нет здесь свободных лодок. А если очень нужно тебе быть в Сариоле, так вплавь добирайся на этот берег, — ответил хмуро сын Похьолы и пошел докладывать резкозубой Лоухи о том, что увидел он и услышал.
      Подумал Вяйнемёйнен и решил, что недостойно героя возвращаться с полпути, — щукой нырнул он в воду, сигом пересек потоки и ступил твердо на болотистый край Похьолы.
      А старуха Лоухи тем часом созвала к себе в дом мужей Похьолы с оружием и выслала к реке чумазых детей — встретить гостя лживой лаской и проводить в избу. Привели дети гостя на двор Лоухи и сказали дрянные:
      — Пожалуй, герой, в избу Похьолы!
      Распахнув дверь, прошел Вяйнемёйнен через сени в горницу и увидел, что полна горница мужей, пьющих сладкий мед, и на поясе у каждого — меч на погибель Увантолайнена. Недобро оглядели воины вещего старца и спросили:
      — Что скажешь ты нам, гость непрошеный? О чем, пловец, поведешь речь?
      — Речь моя будет о месяце и солнце, — твердо ответил Вяйнемёйнен. — Хочу узнать я, где скрыто наше солнце и куда пропал наш месяц?
      — В грудь железной скалы укрыты солнце и месяц, — сказали свирепые сыны Похьолы. — Никогда им оттуда не выйти, пока сами мы их не отпустим!
      — Что ж, — промолвил Вяйнемёйнен, — если не хотите своею волей освободить светила, то готов я обнажить свой меч и сразиться с вами!
      Вынул из ножен богатырский старец свой грозный меч, откованный Ильмариненом, с месяцем на острие, сияющим солнцем посередине и звездами на рукояти и померился клинками с мужами Похьолы: оказался лишь на малую толику длиннее меч у Вяйнемёйнена — всего на ячменное зернышко. Вслед за этим вышли соперники на двор, и поднял рунопевец свой огненный клинок. Рассыпались от его ударов искры, и, как репы, полетели наземь головы гордых сынов Похьолы — никто не устоял перед Вяйнемёйненом, всех одолел он разящей сталью.
      Разделавшись с врагами, отправился вещий старец на поиски железного утеса, в чьей груди заточила старуха Лоухи солнце и месяц, — не терпелось ему вызволить светила и вернуть их на небо. Недолго пришлось искать Вяйнемёйнену: вскоре увидел он скалу цвета печени, а в скале той — щель. Вынув из ножен меч, вонзил песнопевец клинок в скалу и раздвинул щель — так нашел он вход в пещеру и могучую дверь с сотней засовов. Перед дверью той, охраняя к ней проход, во множестве ползали змеи и хлебали ячменное сусло.
      — То-то в Похьоле нехватка веселого пива, — сказал сам себе Вяйнемёйнен, — когда кормят тут в скалах гадюк сладким суслом.
      Срубил мечом вещий певец головы всем змеям и подступил к тяжелой двери; попробовал плечом раскачать створку, но не поддалась она, попробовал силой слова отомкнуть замки, но не послушались заклятий запоры. Понял тут Вяйнемёйнен, что безоружен он перед этой дверью, перед крепкими ее замками и задвижками, и, поникнув головой, опечаленный, что не смог разом добыть из утеса плененные светила, отправился домой.
      Как вернулся вещий старец в Калевалу, спросил его Лемминкяйнен:
      — Отчего, Вяйнемёйнен, не взял ты меня с собою, чтобы был я тебе товарищем в битве и помощником в заклятиях? Сбил бы я все замки и отомкнул запоры — вышли бы уже на свободу солнце и месяц.
      — Не взять словами и заклятиями тех замков, — ответил Вяйнемёйнен хвастливому Ахти, — не сбить их кулаком и не выломать плечом крепкой двери. Но поможет нам Ильмаринен своим искусством добыть из недр утеса светила.
      И отправился мудрый старец к кузнецу, к жаркому его горнилу.
      — Выкуй мне, Ильмаринен, крепкий трезубец, — попросил мастера Вяйнемёйнен, — выкуй дюжину копий и изготовь связку ключей от всех замков, какие только бывают на свете, чтобы вызволил я из утеса месяц и выпустил наконец на волю солнце!
      С радостью принялся Ильмаринен ковать орудия для Вяйнемёйнена: слишком истосковались люди по свету, живя во мраке, — как ни свети огнем, а никогда лучиной не заменить животворящее солнце. Все, что просил песнопевец, сделал для него кузнец и решил сверх этого сковать ошейник для острастки редкозубой Лоухи.
      Чувствуя недоброе, решила хозяйка Похьолы проведать: что еще готовят для нее герои Калевалы? К рукам своим привязала она крылья и, обернувшись ястребом, полетела через залив Похьолы в земли сынов Калевалы. Точно буря, пронеслась она по воздуху и, подняв ветер крыльями, присела на окно в кузнице Ильмаринена.
      — Что нужно тебе здесь, птица? — спросил мастер серого ястреба. — Зачем села ты у моего окна?
      — По всему свету идет о тебе слава, великий Ильмаринен! — ответил льстиво ястреб. — Говорят, что лучший ты мастер среди всех кузнецов!
      — Правильно говорят, — сказал Ильмаринен. — Кто, как не я, выковал чудесную кровлю воздуха!
      — А что мастеришь ты на этот раз, славный кузнец? — спросила серая птица.
      — Кую я крепкий ошейник для хозяйки Похьолы, — ответил Ильмаринен, — чтобы приковать старую навеки к каменному утесу.
      Как услышала это Лоухи, так поняла, что нависла над ней нешуточная беда, и тут же устремилась обратно в Похьолу. Добравшись до железной скалы, сняла она с запоров чары и выпустила из глубоких недр на волю месяц и солнце, решив навсегда оставить свои козни против светлой Калевалы. После этого обернуласть старуха сизым голубем и, вновь прилетев к кузне Ильмаринена, села на порог у двери.
      — Что нужно тебе у моего порога, сизокрылый? — спросил Ильмаринен птицу.
      — Затем я здесь, — ответил голубь, — что принес тебе радостную весть: вновь теперь свободны месяц и солнце — погляди, уже восходят они на небе!
      Вышел Ильмаринен из кузницы, посмотрел на небо и увидел, как подымаются над горизонтом слепящее солнце и сияющий месяц. Тут же поспешил кузнец, забыв про молот и наковальню, к Вяйнемёйнену и в доме его воскликнул радостно:
      — Скорей выходи на двор — вновь вернулись на небо месяц и солнце, вновь сияют они на своих путях!
      Не мешкая, вышел Вяйнемёйнен на двор, поднял лицо к небу и увидел над собою светила — снова свободно плыл в облаках месяц и как прежде благодатным теплом одаривало землю солнце. Возликовал вещий старец и пропел светилам такую руну:
 
— Славься, месяц круторогий,
Снова лик твой серебрится!
Славься, солнце золотое,
Вновь сияешь ты над миром!
Плен скалы вы победили,
Камень вам не стал могилой!
Как сереброкрылый голубь,
Как кукушка золотая,
Вы взлетели в поднебесье
На стези свои благие!
Подымайся утром, солнце,
Ты отныне и довеку —
Каждый день ликуй над миром,
Множа в закромах достаток,
Правь добычу в наши руки,
Полни наши сети рыбой!
Путь свой выстели удачей,
Труд свой почитай блаженством,
Зорькою венчай дорогу,
Отдыхай в покое ночью!
 

      Жила в светлой Калевале девица-красотка Марьятта. Выросла она при отце с матерью и была отменной скромницей, так что иной раз являла стыдливость сверх меры: питалась рыбой и мягкой сосновой корой, но не ела яиц, потому что топтал курицу петух, и не брала в рот овечьего мяса, раз была овца под бараном. Посылала мать Марьятту доить коров, но так отвечала ей дочка: «Никогда не возьмусь я за вымя той коровы, что поиграла с быком, а у телок молока не бывает». Запрягал отец Марьятте жеребца в сани, но не хотела она ехать на жеребце, приводил брат кобылу, но говорила стыдливая девица: «Не поеду я на кобыле, с жеребцом игравшей, — запрягите мне лучше жеребенка, что родился по осени».
      Так и жила Марьятта чистою девицей, кроткой и прекраснокудрой, — в доме же была ее работа выгонять в поле стадо и ухаживать за ягнятами да ярками.
      Раз взошла Марьятта со стадом на холм, на лесную ягодную поляну, и присела послушать, как кличет в лесу серебристая кукушка. Чуть примолкла птица, и спросила красотка кукушку, как спрашивают все девицы:
      — Скажи мне, птица с серебристым горлом, долго ли буду я незамужней пастушкой бродить со стадом по лесным полянам и рощам? Год ли, два? Пять или десять? А может, совсем уж недолго осталось?
      Но промолчала кукушка, а вместо нее окликнула Марьятту с пригорка ягодка-брусника:
      — Сорви меня, девица! Многие женщины хотели полакомиться мною, но взять никто не сумел. Сорви, иначе съест меня червяк или улитка!
      Чтобы увидеть ягоду и выбрать ее нежными пальцами со стебля, прошла Марьятта немного по тропе, глядь — брусника на большом камне под деревом: вроде бы и на ягоду похожа, вот только выросла странно — с земли ее не взять — высоко, а с дерева — слишком низко. Подняла девица прутик и сбила им ягоду на землю. С земли прыгнула брусника сама Марьятте на башмачок, с башмачка вскочила на колено, оттуда — на оборку платья, потом — на медный поясок, с пояса — на грудь, с груди прыгнула на подбородок, а с подбородка — прямо в нежные губы: скользнула брусника девице в рот, покатилась по языку в горло и прошла во чрево. От этой брусники понесла красавица Марьятта, и отяжелела ее утроба.
      Вскоре пришлось девице оставить пояса и тайком ото всех ходить в баню. Глядя на это, задумалась мать: отчего это дочка Марьятта гуляет в платьях без пояса и украдкой во мраке бегает в баню? А тут как раз подоспел десятый месяц и настало время красавице рожать.
      Стало чрево томить деву сильною мукой, и обратилась Марьятта к матушке:
      — Согрей мне, дорогая, в бане потеплее местечко, чтобы смогла я родить и обмыть дитятю!
      Но ответила ей гневно мать:
      — Прочь ступай, блудница Хийси! Ничем тебе не помогу, пока не скажешь, с кем лежала! Холостой он молодец или женатый муж?
      — Не зналась я ни с женатым, ни с холостяком, — сказала бедная Марьятта. — Сорвала я на пригорке бруснику, проглотила ее и отяжелела.
      Не поверила ей мать, и пошла тогда Марьятта к отцу — просить его о бане. Но разгневался отец пуще матери и сказал грозно дочери:
      — Уходи прочь, блудница! Ступай, презренная, рожать в медвежью берлогу, чтобы растерзал там тебя когтями зверь!
      — Нисколько я не блудница и презирать меня не за что, — ответила достойно дева. — А рожу я великого героя, который будет сильнее даже самого Вяйнемёйнена!
      Не зная, в какую дверь ей стучать, послала Марьятта добрую служанку Пилтти в деревню, чтобы попросила она соседей о бане, где смогла бы бедняжка разрешиться от бремени.
      — Но к кому мне бежать? — спросила Пилтти. — У кого искать помощи?
      — Беги прямо к Руотусу, чей дом стоит над речкой Сарой! — сказала мучимая родами Марьятта.
      Скора была девочка Пилтти и без приказания: подобрав передник и платье, поспешила она к Руотусу — только шишки поскакали из-под ног.
      В полотняной рубашке сидел хозяин за столом и ел пирог, запивая его медом.
      — Что скажешь, негодная служанка? — спросил спесиво Руотус.
      — Пришла я просить о горячей бане, — сказала хозяину Пилтти, — где могла бы одна несчастная разрешиться от бремени.
      Вошла тут перевалкой в горницу жена Руотуса, уперла руки в бока и спросила:
      — А для кого нужна баня?
      — Для Марьятты, — ответила Пилтти.
      — Нет у нас для чужих бани, — сказала злая жена Руотуса. — Стоит у соснового леса на пожоге хлев — пусть там и рожает блудница: надышит там лошадь пару — в нем и попарится!
      Поспешила Пилтти обратно и, рассказав Марьятте, что не нашла в деревне для нее бани, передала слова хозяйки Руотуса. Заплакала горько красавица Марьятта о своей доле и, подобрав подол и прикрыв живот веником, мучимая болями в лоне, как последняя рабыня, поспешила в темный хлев на краю соснового леса. Дойдя до места, попросила она лошадь надышать посильнее, чтобы сделался в хлеву теплый пар, как в бане, и смогла бы дева родить дитя в тепле и покое. Стала лошадь дышать на страдающее чрево, и сделалось в хлеву жарко, словно в бане, а пар сгустился в капли и закапал со стропил. Довольно покупалась стыдливая девица в этой влаге и родила на свет сыночка. Обмыв младенца, спеленала его Марьятта в яслях на сене, а после взяла на колени и дала ему грудь.
      Так качала она его и кормила, гладила по головке и расчесывала волосики — так баюкала нежно дорогое дитя, пока, для себя незаметно, не уснула. Когда же вновь проснулась Марьятта, то увидела, что исчез с ее колен ребенок и не видно его нигде рядом. Принялась девица искать милого сыночка, золотое свое яблочко: заглянула под сани и за жернов, посмотрела в траве и за деревьями — но нет его нигде. Пошла она по горам и рощам, по пескам и полянам, раздвигая на пути каждый куст, но нигде не отыскала и следа пропавшего ребенка.
      Увидев звезду на небе, спросила ее с поклоном Марьятта:
      — Не знаешь ли ты, куда подевался мой сынок, где скрылось мое золотое яблочко?
      — Если б знала, то не сказала, — ответила звезда, — ведь это он, сынок твой, сделал так, чтобы в холоде и темноте блистала я на небе.
      Ни с чем отправилась дальше Марьятта. В то время по воздушной дуге вышел навстречу ей месяц, и спросила его дева:
      — Не видал ли ты моего сыночка? Не знаешь ли, где он скрылся?
      — Если б и знал, так не сказал бы, — ответил месяц, — ведь это он сделал так, чтобы по ночам ходил я стражем над землей, а ясным днем отсыпался.
      Пошла Марьятта дальше, и вскоре поднялось ей навстречу солнце. Поклонилась ему дева и спросила:
      — Что знаешь ты, золотое, о моем сыночке? Не встречало ли его на своем пути?
      — Знаю я твоего сына! — ответило солнце. — Это он так устроил, чтобы ясным днем ходило я по небу в светлом золоте и блистающем серебре. Знаю я и где искать его: забрался твой сынок в болото и увяз по пояс в топи.
      Поспешила Марьятта к болоту, отыскала там младенца и отнесла домой.
      Через две недели решила дева наречь сына — звала она сама его «цветочек», но должно быть и для людей у дитяти имя. Вскоре прибыл для крещения старец, чтобы окропить младенца водою и, с молением, дать ему имя, но, узнав, как явился ребенок на свет, решил старец, что заколдован этот мальчик, и не пожелал крестить его до тех пор, пока не осмотрят и не одобрят его мудрейшие в Калевале. А кто осмотрит дитя из мудрейших, как не вещий прорицатель Вяйнемёйнен? Пришел певец к Марьятте, выслушал историю сына, оглядел его и вынес такой приговор:
      — Если рожден был ребенок от брусники и нашелся на болоте, то должно оставить его на ягодной поляне или на болоте разбить ему голову палкой, ибо не выжить ему в лесу среди диких зверей!
      На эти слова ответило Вяйнемёйнену полумесячное дитя:
      — Безрассудный ты старец — глуп твой приговор, и ложно истолковал ты законы! За большие проступки не был ты отведен на болото и не лишился головы! А ведь и сам ты рожден без отца, и топились из-за тебя девицы в морской пучине!
      Подивились люди мудрым и внятным речам не отнятого от груди младенца, и, вопреки приговору рунопевца, окрестил старец мальчика и благословил его со словами:
      — Быть тебе царем Карьялы и носить в сей стране высшую власть!
      Рассердился Вяйнемёйнен на непокорство людей, но и устыдился в душе своего приговора: не смог он снести столь тяжкого гнета в душе и решил со скорбью покинуть светлую Калеву. Чаровным своим пением создал он медный челн с шуршащим парусом и, взойдя в него, сказал на прощание народу осиянной земли:
      — Пройдут нынешние времена, и настанут иные дни — тогда опять понадоблюсь я Калевале, чтобы вновь сделать здесь Сампо, чтобы по-прежнему зазвучало многострунное кантеле, чтобы опять получили свободу солнце и месяц, без которых невозможна в мире радость! Тогда явлюсь я обратно, а теперь — прощайте до срока!
      Надул ветер парус на медной лодке, и вскоре скрылся Вяйнемёйнен за горизонтом — там, где сходятся вместе вода и небо. Осталось людям от него на вечную усладу кантеле, остались потомкам его дивные песни, и освобожденное им солнце осталось в небе, чтобы радостью дарить народ и землю Калевалы.

      Айникки — сестра Лемминкяйнена.
      Айно — сестра Йоукахайнена.
      Алуэ — озеро.
      Анникки — сестра Ильмаринена.
      Антеро — другое имя великана Випунена.
      Ахти — другое имя Лемминкяйнена.
      Ахто — в мифах финнов и карел бог, водяной; его представляли в виде старика с бородой, в некоторых рунах — в виде рыбы.
      Бёрдо — гребень, служащий одной из основных частей ткацкого станка.
      Буланый — светло-рыжий с черным хвостом и гривой (о масти лошади).
      Велламо — богиня вод, вероятно, жена Ахто.
      Ветрило — парус.
      Випунен — великан, лучший знаток заклинаний.
      Вироканнас — финский мясник, не сумевший забить огромного быка к свадьбе красавицы Похьолы.
      Виру — область в Эстонии и древнее название самой страны.
      Водянка — скопление жидкости в тканях и полостях тела при болезнях сердца, почек и т. д.
      Вороной — черный (о масти лошади).
      Вуокса — река в Финляндии и Карелии.
      Вяйнёла — страна Вяйнемёйнена.
      Вяйнемёйнен, Вяйнё — главный герой рун «Калевалы», культурный герой и демиург, мудрый старец, чародей и шаман.
      Гнедой — красно-рыжий с черным хвостом и гривой (о масти лошади).
      Запястье — браслет.
      Затон — глубоко вдавшийся в сушу речной залив, заводь.
      Зеленя — молодые всходы хлебов.
      Ику-Турсо — то же, что Турсас, великан, морское чудовище.
      Ильмаринен — чудесный кузнец, культурный герой и демиург.
      Ильматар — дочь воздуха, мать Вяйнемёйнена.
      Иматра — водоскат в Финляндии на реке Вуокса; состоит из ряда порогов, спускающихся непрерывной цепью на протяжении почти полутора километров.
      Ингрия — местность около Санкт-Петербурга.
      Йоукахайнен — юный герой, неудачник. Соперник Вяйнемёйнена в пении.
      Каве — другое имя Ильматар.
      Калева — родоначальник героев и племени, населяющего Калевалу.
      Калевала — страна Калевы.
      Калеватар — одна из дочерей Калевы.
      Калерво — отец Куллерво. Калма — божество смерти.
      Каменка — верхняя часть печи в бане, на которую льют воду для образования пара.
      Каммо — божество ужаса.
      Кантеле — финский и карельский струнный щипковый музыкальный инструмент, похожий на гусли.
      Капо — одна из дочерей Калевы.
      Карьяла — Карелия.
      Касатка — народное название ласточки.
      Кауко — другое имя Лемминкяйнена.
      Кауппи — искусный лыжный мастер.
      Киви-Киммо — божество водопадов, речных порогов и подводных камней.
      Кокошник — старинный женский головной убор с высоким расшитым полукруглым щитком.
      Колотило — орудие для загона рыбы в сети; представляет собой жердь с наконечником в виде воронки или закрепленным на конце цепью грузом.
      Колотье — резкая колющая боль внутри тела.
      Конопатка — материал для конопачения (пакля, пенька, мох и т. п.).
      Кормило — руль судна, кормовое весло, при помощи которого управляют ходом лодки.
      Крушец — металл, выплавляемый из руды в виде чугуна и выковываемый из последнего под молотом.
      Куллерво — сын Калерво, герой-мститель.
      Кура — боевой товарищ Лемминкяйнена.
      Кюлликки — жена Лемминкяйнена.
      Лапландия — северная часть современной Финляндии.
      Лемминкяйнен — один из основных героев рун «Калевалы».
      Лемпо — другое имя Хийси.
      Лесина — здесь в значении одиноко стоящего, как правило крупного, дерева.
      Ловиатар — дух, мать болезней.
      Локка — мать Ильмаринена.
      Ломота — тупая боль в костях, суставах, мышцах.
      Лоухи — хозяйка Похьолы, старуха-колдунья, антагонист Вяйнемёйнена и других героев Калевалы.
      Люликки — другое имя Кауппи.
      Мана — божество, властитель подземного мира.
      Манала — страна Маны, загробный мир, а также река, отделяющая землю мертвых от земли живых.
      Марьятта — девушка, зачавшая от брусники и родившая нового героя Калевалы.
      Мелатар — вероятно, жена Киви-Киммо и богиня бурных течений.
      Метсола — другое название Тапиолы, царство лесов.
      Миэликки — божество, хозяйка леса и жена Тапио.
      Наймычка—наемная работница.
      Нюрикки—сын лесного хозяина Тапио.
      Опоек — выделанная кожа теленка-сосунка, довольно толстая, но мягкая и эластичная.
      Осмо — другое имя Калевы.
      Осмотар — другое имя Капо.
      Островитянин — прозвище Лемминкяйнена.
      Отсо — прозвище медведя.
      Пажить — луг, поле.
      Палвойнен — другое имя Тури.
      Пеллервойнен — другое имя Сампсы.
      Пеструшка — народное название форели.
      Пестун — воспитатель.
      Пилтти — прислужница Марьятты.
      Писа — гора.
      Подпояска — то, чем подпоясываются, пояс.
      Подсека — расчищенное для пашни место среди леса.
      Похьола — северная страна, мир холода и мрака.
      Пря — спор, сражение.
      Ремунен — дух ручья.
      Руда — кровь.
      Руны — карельские и финские старинные песни.
      Руотус — злой человек, отказавшийся предоставить Марьятте помощь при родах.
      Саари — место жительства Кюлликки.
      Саво — часть восточной Финляндии.
      Сампо — чудесная мельница, выкованная Ильмариненом по настоянию Вяйнемёйнена.
      Сампса — помощник Вяйнемёйнена, засеявший землю деревьями и травами.
      Сара — река.
      Сариола — другое название Похьолы.
      Свилеватый — (о дереве) со свилями, т. е. с волнистым, витым расположением слоев и волокон древесины.
      Слега — длинная большая жердь.
      Сошник — часть сохи, плуга, острый наконечник, подрезающий пласт земли.
      Ставец — держатель, куда вставляется лучина, с миской воды под ней.
      Суовакко — старуха в Похьоле, определившая по гаданию, что прибыли женихи.
      Суоми — Финляндия.
      Суонетар — божество, помогающее знахарям.
      Сухотка — болезнь, ведущая к истощению организма, иссушающая тело.
      Сюэтар — злое водное божество.
      Тальник — кустарниковая ива.
      Тапио — божество, лесной хозяин.
      Тапиола — страна Тапио, лес.
      Теллерво — дочь Тапио, дева леса.
      Терхенетар — божество тумана.
      Тиэра — другое имя Куры.
      Тоня — участок водоема, предназначенный для ловли рыбы закидным неводом.
      Трут — зажигающийся от искры материал (фитиль, ветошка, высушенный гриб-трутовик), употребляемый при высекании огня ударом огнива о кремень.
      Туонела — страна Туони, подземный мир, то же, что Манала.
      Туони — другое имя Маны.
      Тури — хозяин дома в чудесной местности.
      Турсас — то же, что Ику-Турсо, великан, морское чудовище.
      Увантолайнен — другое имя Вяйнемёйнена.
      Укко — бог неба, грома и молнии.
      Унтамо, Унтамойнен — брат Калерво.
      Халляпюёря — озеро.
      Хийси — злой дух, великан.
      Хорна — гора.
      Челнок — часть ткацкого станка в виде продолговатой овальной коробки и колодки с намотанной пряжей для прокладывания уточной нити.
      Черенок — рукоятка какого-либо орудия (ножа, грабель и т. п.).
      Шенкель — внутренняя, обращенная к лошади часть ноги всадника от колена до щиколотки, помогающая управлять лошадью.
      Ярка — молодая, еще не ягнившаяся овца.