Глава 54.

Сон был таким безмятежным и спокойным, что нарушать его, нарушать наглым, бесцеремонным вмешательством было просто кощунственно. И когда вдруг громко хлопнула дверь и радостный голос завопил что-то нечленораздельное, у недоспавшего, разъяренного Ликуна было одно желание — убить вторженца, убить медленно и мучительно.

Ликун перевернулся на бок, медленно открыл глаза. На пороге стоял запыхавшийся Багыр, на руках и одежде его была кровь.

— Ты что, прямиком из мясной лавки? — Спросонья спросил Ликун. — Какого Ящера ты приперся в такую рань и разбудил меня?

Багыр довольно оскалился.

— Я выполнил твою волю, хозяин! Девка мертва! Она долго мучилась и молила о пощаде, но я не пощадил ее!

Это было чистым воды вымыслом. Грубым вымыслом, состряпанным Быгыром по дороге. Но ему так хотелось верить, что девка действительно умоляла его, просила на коленях и билась в раскаянии, что он действительно поверил в это. Потому очевидная ложь выглядела вполне правдивой.

— А чужеземцы? Ты убил их? — Прищурился Ликун.

Багыр состроил скорбную гримасу.

— Нет, хозяин. Но в том не моя вина. Чужеземцев не было, я нашел только бабу.

Купец вздохнул. Откровенно говоря, у него уже не было ни какого желания мстить, а уж тем более убивать кого бы то ни было. Он все-таки торговец, а не убийца. И сейчас расценивал это происшествие, как небольшой торговый крах, легко исправляемый.

— Хорошо. Ты все сделал правильно, — устало проговорил Ликун. — Скажи, кто-нибудь тебя видел?

— Хозяин постоялого двора. Но он будет молчать, я его запугал.

Ликун отмахнулся.

— Даже если не будет, это не важно. Пусть хоть на каждом углу трезвонит. Во-первых, никто не знает, что ты мой человек. А во-вторых, у славян хватает других проблем, чтобы еще и со случайными странниками возиться. Другое дело обстоит с чужеземцами. Если они узнают, по чьей вине погибла баба, они вполне могут доставить нам массу хлопот. Надеюсь, ты не дал повода подозревать нас…

Багыр растерянно попятился.

— Но… я не знал…

— Что значит не знал? — Вопросительно взглянул Ликун.

— Я убил девку ножом… и…

— Оставил нож! Глупец! Да этот нож выдаст тебя с потрохами!

Гигант опустил взгляд, сжал плечи. Это выглядело так смешно, когда маленький толстый человечек распекал огромного мордоворота, а тот послушно кивал и отступал к стене.

— Давай, собирай вещи, дурак! — Рявкнул Ликун. — Может обойдется без столкновений! Эх, и на кой ляд понесло тебя в Славянский квартал?

— Так ты же сам сказал, хозяин…

— Молчи, слабоумный! Зачем, скажи, зачем ты оставил на месте убийства нож. Теперь даже славяне могут подать жалобу к Императору и тебя выловят, как бешенную собаку и казнят, понял? А заодно и мне достанется!

Ликун вскочил с кровати, начал лихорадочно натягивать портки. Штаны не налезали, купец ругался, упал, но снова поднялся. Дрожащими руками натянул богато расшитую узорами рубаху. Он давно так не боялся.

Данила просто потерял дар речи. Неверяще, тупо смотрел на злополучный нож. Хотелось верить, что все это шутка, что Люта жива, но жуткий нож. Он перечеркивал все. Данила осторожно взял длинный изогнутый клинок, попробовал на остроту. Из пальца тотчас брызнула кровь, но он и не заметил. В голову пришел самый глупый вопрос, какой только можно было себе представить.

— Вы ее уже похоронили?

— Да, на нашем кладбище, среди знатных людей. Ей будет хорошо там.

Данила медленно отвернулся.

— Мертвым не может быть хорошо. Я это чувствую.

Збыслав молчал. Он был воином, сильным, выносливым. У него на глазах гибли друзья, верные соратники… но это было совсем другое. Збыслав совершенно не умел утешать, ибо не верил в утешение. Он верил в кровную месть. Око за око, зуб за зуб и никак иначе.

— Слушай меня, — подошел он к Даниле, положил руку на плечо. — Корабль отправляется завтра. К обеду ты должен быть здесь, понял?

Данила непонимающе посмотрел на него.

— Утешение здесь бесполезны, — сказал Збыслав. — Ты должен покарать убийцу. Сам, своей рукой. Лишь тогда обретешь успокоение.

Данила кивнул. Он отлично знал, что успокоения не будет. Просто исчезнет эта злая, гнетущая боль. Ее заменит томительная пустота. Пустота, которая уже никогда ничем не заполнишь. В руке все еще был острый длинный клинок. Данила сунул его за пояс, исподлобья посмотрел на Збыслава.

— К полудню я буду здесь. Еще рано умирать, у меня остались незаконченные дела… в Киеве.

Збыслав кивнул.

— Вот и хорошо. Самоубийство не к лицу воину, запомни. Любое действие должно быть оправдано. А ты сильный, ты справишься с болью… Скажи лучше, тебе помощь не нужна? А то могу подсобить, — положил он руку на эфес огромного двуручного меча.

— Нет. Я справлюсь сам, — отрезал Данила. — Присмотри вот за этим…

Он положил короткий острый кинжал Северьяна на стол.

— Этот нож дорог тебе?

— Этот нож единственное свидетельство моего друга о том, что он все сделал, как надо. Он сам уже не может возвратиться, я верну хотя бы его нож.

— Хорошо. Я сохраню его до твоего возвращения.

— Я вернусь, — кивнул Данила. — Хотя бы для того, чтобы забрать его назад.

— Багыр сильный! Багыр очень сильный! — Повторял гигант, разглядывая свои толстые, как вековые дубы, руки. Ну и что, пусть хозяин сердится. Да, он действительно расстроился, но зачем обзывать Багыра дураком? Багыр ведь не дурак, просто он забыл. Забыл про нож. А Ликун бегал, распихивал вещи по сумкам, собрал все деньги, сунул их в большой мешок. Так много денег Багыр еще не видел. Жаль, что это монеты хозяина. Багыру бы они пригодились. А чужеземцы, что чужеземцы, пусть приходят. Багыр очень сильный, он убьет чужеземцев, и Ликун будет счастлив. И больше не назовет Багыра дураком…

Когда входная дверь распахнулась от удара ноги, Багыр растерялся. Медленно поднялся, обвел мутным взором комнату. В дверном проеме стоял чужеземец. Один из тех, кто недавно причинил столько хлопот хозяину. Багыр злобно зарычал, и двинулся на вторженца, как скала, широко расставил руки, намереваясь схватить, смять, чтобы захрустели ребра и чужеземец лопнул как гнилой помидор.

Из спальни выбежал Ликун, вплеснул руками.

— Что тебе здесь нужно? Убирайся! — Закричал он на чужеземца.

— По твоему приказу убили девушку, — сказал тот. — Теперь я убью тебя. По приказу своего сердца.

— Багыр сильный! — Зарычал гигант. — Багыр убьет глупого варвара.

Гигант бросился на чужеземца. Прыжок был красивый, грациозный. Таких финтов Багыр не выделывал давно. Противник не успел увернуться. Удар с разворота сбил его с ног, чужеземец упал. Сплюнул на пол кровью, медленно поднялся. Багыр зарычал от радости. Кровь, он разбил чужеземцу лицо!

— Теперь ты умрешь, враг! — Прорычал Багыр, занося кулак над пошатывающимся противником. Удар пришелся в грудь, гигант слышал, как хрустнули ребра. Противник снова упал, на этот раз поднялся куда медленнее.

Багыр хотел крикнуть что-то воинственное, но крик застрял у него в горле. Чужеземец шел на него и улыбался. Опять эта улыбка, все смеются над Багыром. Все считают Багыра дураком! Старик улыбался, теперь ом мертв. Девка тоже улыбалась, и сдохла. Пришла очередь и этого наглого чужеземца.

Гигант затряс головой, глаза налились кровью. Издав жуткий крик он кинулся на противника, чтобы задавить, смять его, превратить в кровавую лепешку. В какой-то момент он понял, что уже не может остановиться, столь сильно кипела ярость. А еще через мгновение увидел в руке чужеземца длинный нож. Нож Багыра.

Клинок не знает различий между врагом и недругом. Он оружие, оружие в любой, даже самой слабой руке. Но Багыру так хотелось в этот момент, чтобы кинжал все-таки признал хозяина, признал и юркнул ему в руку. Но лезвие оставалось безразличным. Ему было наплевать, кто будет жертвой. Кровь у всех одинаково красная и соленая.

Боль, жуткая и сокрушительная пронзила живот. Показалось, что ткнули чем-то раскаленным, горячим. Потом боль змеей поползла дальше, вверх. Багыр упал, пальцы проскребли по ковру, вырывая куски ткани. Неверяще, он поднял взгляд вверх. Чужеземец склонился над ним, распарывая ножом живот Багыра, будто потрошил кролика. Враг увидел, что гигант открыл глаза, жадно улыбнулся. Багыр увидел красный комок в руке чужеземца.

— Что это? — В ужасе прохрипел гигант.

— Не узнаешь? — Усмехнулся чужеземец. — Это твоя печень. Ах, ну ты же ее никогда не видел. Зато теперь видишь…

Враг впился зубами в трепещущий истекающий кровью кусок, прожевал, сплюнул красным.

— Она горькая, — сказал он. — Твоя печень горькая, как полынь. Видно, какой ты был герой. Не веришь, попробуй.

Багыр истошно заорал. Боль, унижение, ощущение скорой смерти — все смешалось в этом жутком, полном ненависти и страха крике. Чужеземец тихо подошел, занес над горлом кинжал.

— Зачем так кричать, не надо так кричать… Девушка моя кричала, когда ты ее убивал? Не думаю. Она знала, что я все равно отомщу. Она не боялась смерти. А ты боишься. Но это уже не важно, ведь ты все равно умрешь.

Быгыр почувствовал, как холодная сталь прикасается к горлу. Резкий взмах руки чужеземца, почти ни какой боли. Только рот почему-то наполняется кровью, и дышать все труднее… Гигант захрипел, в судорогах дернулся. Крепкое бычье сердце никак не хотело верить, что организм мертв.

Ликун в ужасе смотрел, как чужеземец разделывается с Багыром, не в силах вымолвить ни слова. Он не верил, не хотел верить, что то же самое случится и с ним. Багыр всегда был рядом, такой здоровый и сильный. И Ликун привык доверять ему, уверившись в его, а вместе с ним и собственную неуязвимость. И вот теперь гигант Багыр, победитель сотен гладиаторов и бессердечный убийца валялся бессильной мясной тушей. Мертвой тушей.

Чужеземец медленно поднялся, повернулся к купцу. На миг взгляды пересеклись, и Ликун, взвыл, поняв, что спастись не удастся. Во взгляде чужеземца не было ничего, будто смотришь на призрака, пустые, отрешенные глаза. Как будто не он сам, у судьба вселилась в плоть человека и взяла в руки кинжал.

— Я не хотел, чтобы ее убили, — прошептал Ликун, — не хотел! Ты веришь мне?

— Верю, — ответил чужеземец бесцветным мертвым голосом. — Только это уже ничего не изменит.

Глава 55.

Перед глазами стояла розовая пелена, когда он вошел в дом Збыслава, упал на кровать и так и пролежал, вперив бессмысленный взор в стену до самого утра. Данила знал, что месть ничего не решит, знал что будет больно. Но не подозревал, что настолько. Пустота, она сковывала сердце, поселяла в нем холод и безразличие. Она была жестокой, каковой и следует быть пустоте. Ты сам выбрал месть, — говорила она, насмехаясь, — так пожинай плоды.

Збыслав дважды заходил к нему, что-то говорил, даже рассказывал, но Данила не слышал, не мог слышать его. Жизнь закончилась, все закончилось, оборвалось и не вернуть обратно. Забвение затягивало все сильнее, погребало среди завалин собственных страхов и разочарований. Данила медленно, но верно сходил с ума. Неожиданно, ножом по горлу вспыхнула мысль. Нет, сейчас нельзя… еще не все дела завершены. Последняя просьба погибшего — закон. Предстояло отнести кинжал, кинжал Северьяна, знак того, что он исполнил свою миссию. Для него это было важно. И он доверился Даниле, положил ему в руки свою честь. Отнести кинжал предстояло немного немало, а самому князю Владимиру, братоубийце, потерявшем совесть и честь. По его приказу был четвертован брат Данилы. Русич это помнил, помнил, как нельзя лучше. Именно поэтому однажды взял дело брата в свои руки… Это было смешным и нелепым, жертва сама идет к своему палачу. Северьян так и не исполнил приказа князя, оставил Данилу в живых. И теперь предстояло предстать перед Владимиром во плоти, целым и невредимым. А это ведь даже весело, — решил Данила, засмеялся. И очнулся.

Збыслав сидел на лавке перед столом, вертел в руках кинжал. Услышал скрип кровати, повернулся. Тихо сказал:

— Я же говорил, ты сильный. Видишь, ожил.

— Не сила тому причиной, — ответил Данила. — Просто у меня еще остались дела на этом свете. Дела, которые я обязан выполнить.

Выбраться из Славянского квартала было непросто. Стражники-ромеи не решались зайти к импульсивным славянам, но дежурили у границ квартала неустанно. Труп охранника все-таки обнаружили и тут же устроили облаву. Базилевс не глуп, знает, кого ловить надо. И ежели захочет, обязательно поймает.

По кварталу Данила со Збыславом шли спокойно, далее пришлось передвигаться дворами и закоулками, ромеи были повсюду, сновали в каждой подворотне, что-то вынюхивая, выискивая.

— Теперь бегом! — Крикнул Збыслав, сам рванув через базарную площадь.

Люди в страхе разбегались перед ними, кто-то успевал спрятаться за прилавок, кто-то просто отскакивал с дороги, покрывая путников вслед отборными ругательствами. Стражи заметили суматоху, устремились вслед за русичами, но толпа сомкнулась, бесконечная, суетливая, она не расступалась перед ромеями, люди просто не боялись этих, облаченных в дорогие доспехи клоунов. Варвары — другое дело. Кто их знает, что сделают в следующую секунду. Могут и с плеча рубануть, мечи у них вон какие, голову снесет как качан, и не заметит.

Площадь кончилась, по бокам высились каменные стены, улица казалась длинной и бесконечной. Несло потом, жаром, горлом вместо вздохов выходил хрип. Данила сам не понимал, зачем ему убегать, может быть лучше остановиться и встретить смерть как и подобает мужчине. Но Збыслав не сбавлял ходу, а как Данила стал отставать, подтолкнул его, направляя в боковую улицу.

Та закончилась, снова открылась широкая дорога. Звон железа и отчаянные крики казалось, были совсем рядом, все такие же неугомонные и неутомимые. Пот лился градом, заливал глаза, дыхание сбилось.

— Сюда! — Крикнул Збыслав, увлекая в темную подворотню.

Стражи пронеслись мимо, громко крича и размахивая мечами, наглые, злые, они неслись, сами не понимая за кем, но если бы догнали — растоптали, как стадо буйволов. Данила лежал на сырой холодной земле, горлом рвались тяжелые всхлипы, будто у загнанной лошади. Збыслав упал рядом, выдохшийся, изможденный не меньше Данилы.

— Теперь все, — вздохнул он. — Опасности позади.

— Как же позади? — Удивился Данила. — Мы даже не вышли за ворота.

— Теперь это уже не страшно. За мной.

Збыслав поднялся, резвый, отдохнувший, будто и не было этой изнурительной пробежки. Данила плелся следом изможденный, смотря лишь себе под ноги, где суетливо мелькали уложенные рядами камни. Несколько улиц осталось позади, подворотня сменяла подворотню. Наконец Збыслав остановился около какой-то небольшой скособоченной двери, постучал.

Открыл маленький горбоносый старик с жуткой клюкой. Увидел Збыслава, поморщился.

— Опять привел? — Проворчал старик.

— Не злись, Мойша, — улыбнулся Збыслав. — Ты же знаешь, я прихожу только когда очень нужно.

— Вот именно, — обиделся Мойша. — Нет бы зайти просто, посидеть, попить чаю…

— Нет уж, — усмехнулся Збыслав. — Я эти ваши еврейские штучки не одобряю. И чай тройной заварки я уже пивал. Когда один и тот же чай три раза заваривают…

— Как знаешь, — молвил старик. — Но если зайдешь, я буду рад.

— Так сейчас и зайду! — Кивнул Збыслав. — А ты пока моего кореша направь по нужному пути, объясни что, да как…

Мойша вздохнул, почесал блестящую лысину.

— Отчего ж не объяснить, объясню. Ну ладно, заходите. Кстати, это не за вами там стражники гоняются? А то все дырки облазали, даже ко мне заходили. Еле отделался.

В доме было довольно пусто. Кровать не первой свежести, такой же стол, заляпанный и ободранный. В масленом светильнике на столе плавают дохлые мухи.

— Что-то бедновато живешь, Мойша, — молвил Збыслав.

— Да, как есть. Одним хлебом да водою сыты, — вздохнул старик.

— Ладно, не жалуйся. Опять под полом прячешь запасы, а мне лапшу на уши вешаешь. Нехорошо. Впрочем, твое право.

— Да какие у еврея права, — вздохнул Мойша. — Всяк норовит облапошить да обокрасть… Ну ладно, слушай меня, эээ…

— Странник, — подсказал Данила. — можешь называть меня так.

— Хорошо, странник. Я проведу вас подземным ходом. Вернее, Збыслав тебя проведет. Сразу предупреждаю, под землей не орать, не стучать по стенам и не ломать замки на дверях. Это и тебя, Збыслав, касается.

— Да отстань ты, жидовская морда, — сморщился Збыслав.

— Ага, как помочь, так Мойша, дорогой, а как пытаешься к порядку призвать, так жидовской мордой обзывают. А чего от вас, гоев, еще ожидать…

Збыслав вздохнул.

— Ты мне каждый раз одно и тоже трындычишь, стены не пачкать, по земле не ходить… Ладно, веди уж…

Мойша бурча под нос какое-то заморское еврейское ругательство, отодвинул старый, замшелый ковер. Дверь за ним была старая и ржавая, покрывшаяся плесенью. Старик повозился с диковинным замком, потянул за ручку. Ни скрипа, ни треска, дверь отворилась бесшумно.

— Вот, идите. Ах, а факел-то взяли? Или так и собираетесь идти, с голыми руками?

— Придется без факела, — махнул рукой Збыслав. — Ладно, держись меня, я путь знаю.

— Ну уж нет! — Молвил Мойша, протягивая факел. — Нечего мне стены обтирать. Вот, берите и помните мою доброту.

— Будем помнить, — усмехнулся Збыслав.

Когда они шли по пропахшему гнилью и плесенью коридору, Данила мысленно не раз поблагодарил Мойшу за факел. Не будь его, точно влетел бы в какую-нибудь гадость. Рваные отблески пламени время от времени вылавливали комки слизи на стенах, клочья паутины, настолько старой и гнилой, больше похожей на сопли, под ногами бегали какие-то насекомые, и мелкие, с мизинец, и гораздо больше, некоторые были размером с ладонь. Под ногами то и дело слышался отвратительный хруст, будто ветка ломается. Данила только морщился от отвращения, и даже не пытался посмотреть, на что именно он наступил. С желудком шутить нельзя, потом наизнанку всю дорогу выворачивать будет.

— Да, — протянул Данила. — Не пойму, почему старик так не хотел, чтобы мы тут что-либо трогали. Он что, любитель гнили, плесени и… еще Ящер знает какой гадости?

— Он ни разу не был в этом тоннеле, — усмехнулся Збыслав. — И вряд ли, когда-нибудь, будет. Просто, еврейские штучки, что с него возьмешь. Да и проход здесь довольно не безопасный. Ходим здесь время от времени, только и ожидая, когда наконец обвалится потолок. Здесь все настолько гнилое и старое, что непонятно, как оно вообще держится.

— Порадовал, — поежился Данила. Здесь, среди жутких жуков и гнилой вонючей земли ему совсем не хотелось умирать. Лежать, чувствуя, как всякие твари заползают тебе в нос, рот, выедают глаза, прогрызают живот… Нет, лучше сразу ножом по горлу.

— И далеко тянется этот… проход?

— Почти до самого порта. Там, в одном из заброшенных доков выход. К нему мы и спешим. Там я посажу тебя на корабль, корабельщик спрячет тебя до отправления, а дальше скатертью дорога. Я итак сделал для тебя все что мог.

Данила шмыгнул носом.

— Но скажи, Збыслав, зачем ты все это делаешь? Я тебе ведь не сват, не брат, не сестра и уж тем более не любовница. Так отчего ты возишься с отчаявшимся дураком, у которого даже смысла жизни больше нет. Бросил бы меня еще там, сказал и выгнал, но ведь нет…

— Верно говоришь, ты и правда дурак. Да, ты мне не сестра и, конечно, не любовница. Но ты славянин, брат по крови… и просто, человек, которому надо помочь. Не тешь себя надеждами, я совсем не добродетельный. Просто однажды подумал, если не я, то кто? Вот потому и маюсь с тобой, как с ребенком… Ты, если захочешь, и сам о себе позаботишься. Дуракам везет, а уж тебе-то везет вдвойне. Ты же умудрился сбежать из Императорского дворца, и пройти пол-Царьграда незамеченным ромейскими стражниками. Что же это, если не удача?

— Не знаю, — признался Данила. — Но скорее всего, мне просто не везет. Если бы я умер там, во дворце, то умер бы счастливым, или с надеждой на счастье. А теперь все, мосты сожжены, обратной дороги нет.

— Складно выражаешься, — хмыкнул Збыслав.

— Это я складно? — Махнул рукой Данила. — Слышал бы ты Северьяна…

Подземных ход казался бесконечным. Но, как и многие вещи, кажущиеся поначалу незыблемыми и вечными, он закончился. Впереди замаячила старая перекошенная дверь. На ней даже замка не было, так обломок щеколды кое-как подпирал ее изнутри. Земля под ногами становилась жиже и разлапистей. Сказывалась близость моря. Збыслав толкнул дверь, выругался. На голову посыпалась мокрая земля, вперемешку со всякой зеленой гадостью и гнилью.