Глава 39.

Ночью, Северьян сам открыл глаза, чувствуя какое-то неудобство. Защитная реакция организма, выработанная за долгие годы, еще ни разу не подводила. И убийца привык доверять своим чувствам. Медленно, бесшумно он повернул голову к окну, приоткрыл веки. Яркая полоска света врывалась через открытые ставни в комнату. Полная луна светила ярко, даже слишком ярко. Была видна каждая деталь, каждая соринка и камушек. Паутина на потолке казалась серебряной и колыхалась от легкого теплого морского бриза. По комнате раскатывался здоровый мерный храп Данилы, витязь, налюбовавшись на морские пейзажи, спал, как медведь впавший в зимнюю спячку.

Северьян наконец понял, что именно привлекло его внимание. Посторонние звуки у окна становились все громче. Потом послышался сдавленный шепот. Северьян не смог разобрать, что говорили незнакомцы. Но пришли они отнюдь не с добрыми намерениями. Убийца лежал не шелохнувшись. Лучше дождаться развития событий и предотвратить происходящее, чем еще одну ночь бодрствовать, ожидая повторного визита. Рука нащупала ятаган. Жаль, что в ножнах. Придется вынимать его во время атаки, никак ни раньше. Иначе можно спугнуть чужаков.

В оконном проеме показалась черная фигура. Неизвестный осторожно вполз в комнату, настороженно огляделся. Северьян чуть не подскочил на месте, узнав собственные приемы бесшумного передвижения. За ним влезли еще двое, тоже бесшумно. Не будь у убийцы внутреннего чутья, он бы даже не проснулся.

— Ты точно уверен, что у них есть деньги? — расслышал Северьян.

— Я видел. У чужеземца такой кошель, человек влезет.

Северьян напрягся. Кошелек с Чернокамнем, деньгами и кое-какой снедью лежал в котомке. Сейчас главное не упустить вторженцев. Убийца вскочил с кровати, меч с лязгом упал на пол. Ох, Ящер, даже встать бесшумно не смог, — мелькнула мысль. Воры тоже немало растерялись, ведь были уверены, что все спят, а оказалось иначе. Тут же похватали первое, что попалось под руку, и рванули к окну. От шума проснулся Данила, еще не понимая в чем дело, увидел, как вор потянулся к его сумке, и не долго думая, саданул его кулаком в лоб. Неприятно хрустнуло, и вор упал. Два других уже не пытались ничего взять, улепетывали во все лопатки. Северьян прыгнул вперед, отрезая похитителей от окна и вдруг, не ожидая, получил прямой удар ногой в живот. Убийца упал на пол, дыхание перехватило.

— Держи их! — Крикнул он Даниле.

Тот совсем растерялся, но все же рванулся к окну, куда уже выползал один вор. Второй действовал почти так же, как Северьян, может без привычной грации. Сшиб подсечкой Данилу на пол, и с размаху саданул ногой под ребра. Северьян не дал ему нанести решающего удара. Бросок был молниеносным. Убийца ударил жестоко и беспощадно. Кулаком в солнечное сплетение, ногой с разворота в лицо, в живот. Вор дергался, как кукла в руках неумелого кукловода. Последним ударом Северьян пригвоздил его к стене. Данила лежал на полу и стонал.

— Падаль, он мне в живот, со всей дури…

Взгляд на окно. Северьян не терял времени, подбежал к оконному зеву, но успел увидеть лишь удаляющуюся тень. Яростно ударил кулаком в стену, так, что затрещали костяшки.

— Ушел, один ушел, — прохрипел убийца.

— Но он же только один, — не понял Данила. — Больше не вернется.

— Дурак! — В сердцах рявкнул Северьян. — У него моя сумка! А в сумке талисман!

С утра ходили злобные и насупленные. Данила все потирал ушибленные ребра, Северьян злобно косился на приходившего в себя вора. Одного он, к сожалению, зашиб, перестарался. Последний удар оказался решающим, шейные позвонки превратились в труху, а кадык съехал набок. Зато второй, которому саданул Данила, был вполне живехонек, не считая конечно огромного красновато-черного синяка на пол-лица.

Северьян был в ярости, ходил, скрипя зубами и лихорадочно думал, что же делать? Кому вообще пришло в голову их грабить? Неужели, мало было звероватого вида путников, или мечи на поясах им ничего не сказали? Самое обидное в том, что денег у Северьяна почти не было. В сумке-то и лежало всего ничего. Две баклажки с водой, кое-какая провизия, да еще черный булыжник в кошельке. Ужасно другое, воры, поняв что их дурачили, со злости могут и выкинуть Чернокамень, только куда именно они его денут? А если бросят в море? Там таких камней, как грязи. Что, все перебирать, да проверять на прочность? Так камень вообще штука прочная. И разбить его не так уж просто, особенно покатые, обглоданные, обсосанные волнами. Вот уж будет веселуха!

Пленник, наконец, пришел в себя. Открыл глаза и попросил воды. Северьян ударил его беззлобно, костяшками пальцев в лицо, так что еще несколько минут вор сплевывал на пол собственные зубы.

— Ну давай, говори, кто вас навел?

— Никто. Мы шами. — прошепелявил пленник. — В корчме у ваш был большой кошелек. Шамый большой.

Северьян рассвирепел. Так если бы он не показывал всем свой кошель, все было бы в порядке? Немыслимо, но факт! Получается, он сам подставил и себя и Данилу. От этого становилось лишь противней, и он еще раз ударил пленника. Передних зубов у него уже не осталось, потому он сплевывал лишь сгустки темной крови.

— Где ваше лежбище? Куда пошел твой приятель?

— Приятели. Ты хотел сказать приятели? — Ответил пленник вопросом на вопрос.

— Нет, — мстительно проговорил Северьян, — приятель. Второй не ушел. Я его убил.

— Но мы же никого не убивали, — противно застонал пленник. — Мы только грабили…

— А тебя в детстве не учили, что чужое брать — плохо? Так я научу сполна. Говори, куда ушел твой дружок?

— Я не могу. Честь вора превыше всего.

Северьян понимающе кивнул.

— Что же, я понимаю. И поэтому буду медленно отрезать у тебя палец за пальцем, затем вырву язык и выколю глаза. Нет, глаза я выколю потом. Сначала вспорю тебе живот, вытащу печень и съем ее у тебя на глазах.

— Ты не посмеешь, — пролепетал он. — Ты не из таких. Убить безоружного — грех. А тем более пытать.

— Посмею, — хищно улыбнулся Северьян. — Вот увидишь. Вернее, почувствуешь. Данила, дай-ка мне нож.

Пленник задергался, как уж на сковороде, пытался развязать сцепленные за спиной руки.

— Слушай, а где это твой… мертвый друг научился так драться? — Спросил Северьян между прочим, пробуя нож на заточку.

— Ннне… знаю… — в ужасе пролепетал вор. — Нет, не режьте меня! Я скажу!

— Неужели ты так боишься умереть? — Усмехнулся убийца. — Ну, говори.

— Мы договорились встретиться сегодня в корчме у старого Устина.

— Это где?

— В соседней веси, там единственная корчма…

Пленник захлебывался словами. Из разбитого рта не переставая, текла кровь.

— Значит так, приятель, — тихо сказал Северьян, — твой друг поступил очень опрометчиво. Он взял нужную мне вещь. Деньги ладно, пусть оставит себе. Но если он не вернет мне кое-что еще, я тебя убью. Так что лучше постарайся и проводи нас до корчмы старого Устина.

— Я не хочу умирать из-за него, — закивал пленник. — Я все покажу!

Северьян повернулся к Даниле, подмигнул.

— Учись работать с людьми. Люди, они ласку любят.

И наотмашь ударил вора по лицу.

— А это за что? — Взвизгнул тот.

— Это тебе за компанию. Компания очень приятная.

Путники долго шли вдоль берега, ведомые новым, основательно избитым провожатым. Потом свернули в сторону леса, и долго брели через буреломы. Пленник один раз попытался убежать, но после хороших оздоровительных ударов под ребра перестал даже ходить. Пришлось помогать все теми же ударами. Теперь Северьяна раздражало все. И чистый морской воздух, и шум волн и пение птиц, и даже треск веток под ногами. А больше всего угнетало то, что с утра отплывает корабль. Корабль, на котором Северьян с Данилой должны уплыть в Царьград. Да только нет на руках амулета, и смысла нет ехать пока Чернокамень не отыщется. Только бы вор не выбросил его, только бы оставил.

— Как звать-то твоего приятеля? — Спросил Северьян у пленника.

— Остап.

— Ох, поймаю я этого Остапа, ну и достанется ему, — мечтательно протянул убийца.

Из груди рвался толи стон толи хрип. Остап бежал так, что пятки сверкали, да больно стучала по спине тяжеленная сумка. Что там, камни что ли носят? — Мелькнула мысль. — Зачем только вообще полезли в эту берлогу? Говорил же Гопану, доиграемся. И доигрались. Гопан, упал под ударом бугая первым, лишь раскинул руки. Зато уж Макар тянул до последнего, даже помнится, сбил одного с ног. Только почему-то так и не догнал Остапа. Сгинул, видать. Все же достали его проклятые странники. А может все же убег и скрывается? Так или иначе, надо в корчме его дождаться. Вдруг все-таки придет?

По лесу он брел долго, часто спотыкался, падал. Ночью здесь вообще опасно. И волк голодный мог забрести, и даже бер косолапый, если очень злой. Тихо ужали совы, стрекотали кузнечики. Да только Остапа каждый звук пугал. Вор не выдержал, нахватал веток, трясущимися руками разжег костер. Пламя занялось неохотно, чуяло, что рядом море, вот и ворчливо подергивалось. Стихия стихии рознь. И хоть на стену лезь, хоть лбом об пол бейся, а вода тушит огонь. Но костер все-таки расползся, разъярился, и стало ему море по колено. Остап сел поближе, подставил руки. Его била дрожь, но не от холода. От страха. И помешанного на страхе любопытства. Что же за сумку он умудрился взять?

Наконец не удержался, схватил котомку, открыл медленно, будто боялся, что укусит. Но мешковина не кусалась. Он трясущимися руками высыпал содержимое к ногам. Первыми к ногам выпали баклажки. Остап поморщился — вот уж добыча. За ней остатки заплесневелой лепешки и какие-то тряпки. Вор совсем сник. Стоило из-за этого рисковать жизнью? То же мне, богатеев нашли. Обычные искатели приключений, откуда у них деньги?

Вдруг, под радостный возглас Остапа из сумки вывалился огромный кошель. Упав, звякнул. У вора аж ноги подкосились. Столько денег! Нет, ради этого и жизни отдать не жалко. Особенно чужие. Остап лихорадочно развязал узелки, высыпал содержимое. На землю вывалились золотые монеты, и огромный булыжник. Вор посмотрел, пересчитал. Пятнадцать золотых, немало, конечно, но хотелось большего. Куда большего, чем эти… эти… И что это за черный булыжник?

Остап взял камень в руки. На первый взгляд, он был совсем обыкновенным, камень, как камень. Таких в море, как грязи. Но морские, они холодные, а этот… этот трепещет в руках, как живой. И такой горячий… Остап не решился выкинуть его. Видать, не зря странник носил его в кошельке. Он какой-то необычный.

“Я буду служить тебе, хозяин!” — вспыхнуло в голове.

— Кто это? Что происходит? — Взвизгнул от неожиданности Остап.

“Я — дух камня. Я твой амулет”.

— Дух камня? Но зачем ты мне?

Остап страшно испугался. Теперь он захотел выбросить черный булыжник подальше, чтобы этот отвратный голос никогда больше не возникал в голове. Бросить все и бежать, бежать как можно дальше, спрятаться.

“Не будь глупцом. Я помогу тебе обрести могущество!”

— Могущество? Но что ты можешь? — Пролепетал Остап.

“Я могу сделать тебя сильным. Самым сильным магом!”

Вор задумался. Выкинуть камень он всегда успеет, а голос не такой уж и противный. К нему привыкнуть можно. Особенно если действительно поможет… не поможет, выкину его в море, — решил Остап.

“Ты не пожалеешь” — раздался в голове шепот.

— Скажи, а почему ты не помог своему прежнему хозяину, когда я украл тебя у него из-под носа.

“Он мне не хозяин. Он хотел меня уничтожить, к тому же он слишком сильный. Я не могу говорить с ним”.

— Сильный? А я слабак?

“Нет, что ты повелитель. Ты силен и умен. А я прибавлю тебе силы и умения”.

— Ладно, — согласился Остап. — Давай, делай. И чтоб без обмана.

“Какой обман? Я никогда никого не обманывал”.

На миг вору показалось, что в голосе камня мелькнула насмешка. Но только на миг.

Лес, темный и хмурый, наконец закончился и путники вышли к небольшой, запущенной веси. Дома стоят кособокие, корчма, как избушка на курьих ножках. Пахнет навозом и гарью, сочетание ужасное.

— Это и есть корчма? — Поморщился Данила.

— Да, — испуганно молвил пленник. — Вам не нравится?

— Нет, ничего, сойдет избушка, — усмехнулся Северьян. — Надеюсь, твой друг уже ждет нас.

На миг показалось, что в домах какая-то суета. Да из корчмы злом веет, может просто плохие предчувствия? Неужели опять? Северьян передернулся. Не может быть. Видимо и чувства могут притупиться. Что может сделать безмозглый вор? Ножиком махнуть?

Глава 40.

Дверь корчмы была гнилая и скособоченная, с проржавелыми петлями. Когда Северьян толкнул ее, дверь заскрипела так, что уши заложило. Нет, — решил убийца. — Хороший хозяин должен следить за своим имуществом.

Внутри что-то было не в порядке, и на первый взгляд Северьян не понял, что именно. В корчме пахло мясом и горелыми дровами, за столами сидели люди, за стойкой стоял хозяин. Стоп! Люди, хозяин, даже дым, ничего не двигается, будто в корчме сидят не постояльцы, а вырезанные из дерева куклы.

— Назад! — Рявкнул Северьян, но было поздно. Руки одеревенели, ноги будто приросли к полу.

— Ящер, я не могу двинуться! — Крикнул Данила.

— Не только ты, но и я тоже, — выдохнул убийца. — Попахивает магией.

Пленник в ужасе молчал. Похоже, он тоже не мог пошевелиться, но ко всему прочему, еще и потерял дар речи.

— Это и есть магия! Самая настоящая магия!

Из-за стойки поднялся маленький, щуплый мужичонка с крысиной рожей. Тонюсенькие хлипкие ручки свисали вдоль тела. На плече висела сумка Северьяна.

— Ты, как я понимаю, Остап? — Спросил Северьян.

— Догадливый! Очень догадливый! — Безумно рассмеялся вор.

Убийца вздохнул. Тяжело иметь дело с магом. А с безумным магом, еще тяжелее.

— Ну и чего ты хочешь? Мирового господства? — Вяло спросил Северьян.

Глаза вора светились нескрываемым сумасшествием. Он не обращал на убийцу ни какого внимания, взгляд был прикован к съежившемуся от страха пленнику.

— Это ты привел их, Гопан? Ты привел их, предал меня?

— Нет, нет, Остап, — запричитал пленник. — Они пытали меня, видишь! Избивали, мучили. Я не хотел…

— Ты больше ничего не захочешь!

С руки пленника сорвалась пронзительно белая молния, и пленник вспыхнул, как факел осыпался горсткой пепла. Северьяна обдало волной жара и смрада. Запахло паленой кожей.

— Зачем ты это сделал? — Вяло бросил Северьян. — Заняться больше нечем?

— Он предал меня! Но он заслужил легкой смерти! Вы ее не получите! Будете умирать медленно и мучительно, чувствуя, как плоть…

— Эй, уважаемый! — Встрял Данила. — Но, позволь напомнить, вообще-то это ты нас обокрал, а не мы тебя. И ты еще нас в чем-то обвиняешь.

— Не я, мне на вас плевать. Вы повинны в другом! Вы хотели уничтожить Чернокамень! Я должен вас убить, чтобы свершить праведную месть.

Северьян дернулся. Так вот значит, откуда сила у пленника. Ах, шельма старик Опис, не сказал, что Чернокамень тоже обладает магической силой.

— Но почему он не проявился раньше, когда был у нас? — Спросил убийца.

— Вы глупцы! Он проявлялся, подстраивая вам козни и создавая проблемы. Он не мог разговаривать с тобой, чужеземец. Ты для него не подходишь… как и твой спутник. Но ты хотел уничтожить его, уничтожить это сокровище!

— Безумец! — Вскричал Северьян. — Чернокамень — тень самого Чернобога. Ты же проклят на веки вечные! Ты уже мертв!

Остап гаденько захихикал.

— Камень предупреждал меня, что вы будете охаивать и неправедно обвинять магическую силу. Вы умрете, умрете страшно. Я так решил!

Северьян медленно напрягал силы. Он не привык, да и не любил использовать магию, считая ее недостойным фокусом в руках настоящего убийцы. Но, все-таки развил в себе немалые способности противостояния. Вон, даже от Белояна смог отбиться, пусть и не надолго. А кто этот хлюпик? Всего лишь неудачник, которому в руки попал магический предмет. Чернокамень тоже глуп. Нельзя использовать первого попавшегося дурачка, в итоге это все равно выйдет боком. Дурак медленнее обучается, через него нельзя реализовать весь магический потенциал. И теперь Северьян тихо постанывал, накапливая в теле живую силу. Силу, способную поставить достойный щит.

— Хотите что-нибудь сказать на прощание? — Ехидно прошепелявил Остап. — Смертники имеют право на последнее слово.

— Кое-чего я, пожалуй, скажу, — Северьян медленно напряг руки. — Умри!

Остап растерялся. А когда скованный заклятьями чужеземец вдруг сорвался с места и, вскинув меч, бросился с единственным желанием, убить, вор закричал от ужаса.

“Он умеет ставить щит. Я не знал” — услышал Остап запоздалое оправдание амулета. В следующее мгновение меч разрубил его до пупа. Вор упал, задергался, разбрызгивая во все стороны темную, дурно пахнущую кровь. Северьян брезгливо вытер меч о штанину мертвеца, снял с отрубленного плеча котомку и выбежал прочь из корчмы, вытаскивая похожего на статую Данилу. Он уже начал приходить в себя, как впрочем, и посетители корчмы. Северьян решил смыться поскорее, чтобы потом не пришлось оправдываться перед посетителями.

Бежать, таща на себе неподъемную тушу русича — вот настоящее наказание за все смертные грехи. У Северьяна подкашивались ноги, но он тащил вяло упирающегося Данилу. Тот все еще не мог отойти от заклятия Чернокамня, и был похож на огородное пугало, ну может чуть поболее и потолще. На плече болталась сумка, несчастный булыжник больно бил по спине. Северьян терпел, ибо надо было терпеть. Уже стемнело, а они так и не добрались до порта. Корабельщик сказал, чем раньше путники прибудут, тем лучше. И еще сказал, что ждать не намерен. Вот и напрягался убийца, выбивался из сил, протаскивая тело Данилы между склонившимися, как специально ветвями деревьев, которые так и норовили поцарапать, или на худой конец, порвать одежду. Пот разъедал глаза, руки онемели, но Северьян бежал, пока деревья наконец не расступились, открыв роскошный вид на море. Плескались волны, расплываясь по песчаному берегу.

— Неужели море! — Выдохнул Северьян, и, поскользнувшись, повалился на песок. Туша Данилы откатилась в сторону, и, наконец, начала подавать признаки жизни. Кроме нудного бормотания, которым Данила потчевал убийцу всю дорогу, наконец добавились и другие человеческие порывы. Стали шевелиться руки, ноги, сначала лихорадочно, конвульсивно, но постепенно обретали четкость движений. Вскоре Данила встал на ноги, сначала неуверенно, пошатываясь.

— Ну, кажется, ожил, — тяжело выдохнул убийца. — А я уж думал всю дорогу придется тащить.

— Куда нам торопиться, — хмуро проворчал Данила. — У нас до утра еще куча времени. А у меня башка раскалывается, как… как…

— Пустой котел на огне, — подсказал Северьян. — Бери ноги в руки и бегом. Чернокамень у меня, кошелек тоже. Теперь бы не сплоховать напоследок, иначе считай, зазря деньги выкинули.

Северьян как в воду глядел. Корабль, тот самый, третий слева, медленно отчаливал от берега.

— Ящер меня раздери! — Заорал что было мочи Северьян, сигая в холодную воду. Делая чудовищные гребки, работая на износ, он, наконец, добрался до борта. На палубе столпились люди, все указывали на двух людей, следующих за кораблем. Вышел мужик, толстый, грузный, правый глаз прикрыт черной повязкой.

— Чего надо, придурки?

— На корабль надо. Мы заплатили!

— Кому заплатили?

— Как кому, Ишану, конечно же!

Толстяк обезоруживающе рассмеялся.

— Нет, вы действительно полудурки. Корабль Ишана еще в порту, вон, заканчивает погрузку.

Северьян больше ничего не сказал, тотчас повернув к берегу. За спиной слышалось, как отплевывается Данила. Оба вылезли на берег, мокрые, злые.

— Учудил ты, калика. Я же знал, какой корабль у Ишана, не сравнить с тем корытом, что мы догоняли, — вздохнул Данила, выжимая воду из волос.

— Так ты знал? — Воскликнул Северьян. — Знал, что это чужой корабль?

— Конечно, знал, — невозмутимо ответил Данила.

— Тогда зачем прыгал?

— Ну, ты прыгнул, и я вослед. Кто знает, может тебе нужно чего было. Или вдруг твои планы изменились, ты же меня никогда не предупреждаешь.

Северьян шумно выдохнул, борясь с яростью. Против такой логики не попрешь. Все просто, как два пальца… гм… Ты прыгнул, и я прыгнул, ну чего тут скажешь.

— А если бы я в колодец сиганул, ты бы тоже следом прыгнул? — Съязвил Северьян.

— Нет, вряд ли. — Признался Данила. — Мы оба в колодец бы не влезли.

— А если бы влезли…

— Да что гадать, если бы, да кабы. Не влезли и не влезли. Пошли лучше к Ишану подойдем.

Корабельщик, как и положено, стоял на корабле и отдавал команды, куда и как ставить бочки. Заметил путников, помахал, довольно скалясь.

— Вы никак искупались? Мой вам совет на следующий раз, полезете в воду, не забудьте снять одежду. Суше будет.

Северьян пропустил шутку мимо ушей, проскрипел сквозь зубы:

— Когда вы отправляетесь?

— Как только загрузимся. Короче, до утра можете спать спокойно.

Какой там сон. Путники пришли в комнату, да так и просидели оба до утра, боясь не то, что уснуть, лечь! Кто знает, вдруг еще кому-то вздумается ограбить их ночью. Или корабль вдруг уплывет до рассвета. Теперь, зная виновника своих бед, Северьян злобно косился на котомку. Вот уж радость, везти в мешке краеугольный камень всех неприятностей!

К утру одежда обсохла. Впрочем, путники так и не снимали своей одежды, потому и не слишком радовались этому очевидному событию. А солнце уже медленно выплывало, щурясь огромным красным глазом, оглядывало свои владения. Северьян с Данилой молча собрали вещи, и поспешили покинуть не слишком гостеприимное заведение.

Корабельщик Ишан встретил их жизнерадостной улыбкой.

— Вроде не опоздали! Молодцы! Я уж отправляться собрался!

— Самое время, — буркнул Северьян. — Где мы можем разместиться?

— Да размещайтесь, где хотите. Вся палуба ваша.

— А трюм?

— Трюм для грузов. Если хотите, можете сидеть и там, но я бы не советовал. Там темно, сыро, да и крысы. В общем, делайте что хотите, только корабль не ломайте. Того, что вы заплатили, вполне хватит, чтобы целыми днями маяться от безделья, но ежели вдруг наскучит, я всегда найду вам работу.

Северьян выслушал длинную проповедь Ишана, и облегченно вздохнув, примостился на корме, чистой и влажной, накануне начисто вымытой. Рядом сел Данила. Шумно зевнул.

— Неужели мы на корабле? А, друг калика, представляешь? Мы на корабле!

— Представляю, — хмуро ответил Северьян. И оба спутника замолчали.

Лишь слышалось, как шумит корабельщик, отдавая приказы подчиненным, как кренится корабль, как скрипят паруса, пытаясь уловить движение ветра. Корабль неторопливо, покачиваясь, покидал маленький порт. Впереди открывалась лазурная, нежно голубая гладь моря. Она таила в себе мириады загадок. Путники молчали, вперив взгляды вдаль. Каждый думал о своем. Северьян просто любовался восходом, дивным и прекрасным, как сама жизнь. А Данила смотрел вперед, до рези в глазах пытаясь различить неведомые стены Царьграда. Убийца втайне завидовал спутнику. Даниле еще предстояло сладостное томление, ожидание чуда, и созерцание оного. Северьян же успел увидеть изнанку этого на первый взгляд волшебного города, и ожидал лишь одного. Еще больших несчастий.

Часть III