Посол Отт телеграфировал в Берлин:
      "Я имею удовольствие сообщить вам, что Япония готовится ко всяким случайностям в отношении СССР для того, чтобы объединить свои силы с Германией для борьбы с коммунистическим злом. Япония пристально следит за развитием обстановки в Восточной Сибири, будучи полна решимости уничтожить существующий там коммунистический режим".
      Потом еще сообщение, на этот раз из Берлина в Токио. Риббентроп информировал своего посла в Токио:
      "Японский военный атташе полковник Ямада посетил начальника имперской контрразведки генерала Лахузена и сообщил ему, что японский генеральный штаб готов проводить подрывную работу против Советского Союза на Дальнем Востоке, и в первую очередь в районах, прилегающих к озеру Байкал".
      Военный сговор начинал обретать конкретные формы. Мияги подтвердил это. Окольными путями, через шифровальщика какого-то штаба, он установил, что командующему войсками в Чахаре генералу Амакасу даны указания готовиться к войне с Россией. Его задача - нанести удар через Внешнюю Монголию на Улан-Батор, Байкал... А военный министр Тодзио бросил многозначительную фразу:
      "Слива уже созрела и сама упадет к нашим ногам..."
      Теперь каждую ночь, а иногда и среди дня Макс Клаузен выходил в эфир и передавал шифровки. Донесения были неутешительные, но вот, будто призрачный луч света во мраке, мелькнула надежда:
      Одзаки сказал, что в японских правительственных кругах начинают усиливаться сомнения - следует ли особенно торопиться?..
      Каждое утро Зорге просыпался с мыслью: а вдруг сегодня японские войска нападут на Россию? И тут сигнал Одзаки - нужна срочная встреча. Одзаки приехал к Рихарду на улицу Нагасаки. Сначала задержался в такси, будто вспоминая адрес, увидел на веранде букет цветов - добрый сигнал, все спокойно. Рихард заранее отпустил работницу Омаху, которой не доверял. Ходзуми и Рихард остались одни во всем доме.
      Одзаки начал с того, что рассказал, как в продолжение недели изо дня в день заседал военно-координационный кабинет, и все эти совещания закончились 2 июля заседанием Тайного императорского совета. На заседании присутствовал принц Коноэ, военный министр Тодзио, начальник генерального штаба Сугияма, от морского флота адмирал Нагано и многие другие. Даже император, несмотря на жестокий зной, специально приехал из своей загородной резиденции. По существу, это была тайная конференция, которая началась в десять часов утра во дворце императора.
      Одзаки рассказывал кратко, излагал главное из того, что ему удалось узнать. Он на память перечислял решения, принятые во дворце императора.
      "Япония остается верна принципу установления сферы взаимного процветания в Великой Азии..."
      "Хотя наши отношения в германо-советской войне определяются духом оси Рим - Берлин - Токио, мы некоторое время по своей инициативе не станем вмешиваться в эту войну, но примем меры, чтобы тайно вооружаться для войны против Советского Союза. Тем временем будем вести дипломатические переговоры с большими предосторожностями, и, если ход германо-советской войны примет благоприятный для Японии оборот, Япония применит оружие для разрешения северных проблем..."
      "Тайный совет высказывает мнение, что пока следует уклониться от немедленных решительных действий против России с востока, как это предлагает Германия..."
      Свою информацию Одзаки закончил тем, что на Тайном совете упоминали про Номонган - поражение на Халхин-Голе заставляет военных вести себя с русскими более осторожно. В то же время решено провести тайную мобилизацию миллиона резервистов для пополнения армии.
      Зорге заторопился: надо было немедленно передать в Центр Добытую информацию. Он сделал вывод: Япония выжидает и не собирается нападать немедленно. Многое будет зависеть от исхода боев на советско-германском фронте.
      О заседании Тайного совета в присутствии императора Рихард узнал гораздо раньше, чем это стало известно в германском посольстве. Посол Отт, располагая лишь старой информацией, писал в Берлин:
      "Прилагаю все усилия к тому, чтобы вступление Японии в войну произошло как можно быстрее. Как показывают военные приготовления, это произойдет очень скоро".
      Однако в посольстве вскоре тоже произошло некоторое отрезвление.
      "В течение последних дней, - доносил Отт в Берлин, - в японском кабинете происходят частые совещания в присутствии начальника штаба, но определенного решения по поводу участия в русско-германской войне не принято. Сообщения из армии подтверждают, что началась энергичная подготовка к нападению на Россию, однако она займет по меньшей мере шесть недель, если не произойдет решающего ослабления России на Дальнем Востоке. Согласно достоверным секретным сообщениям, премьер Коноэ и большинство членов кабинета стоят на том, что не следует предпринимать ничего такого, что ухудшит военное положение в Китае. Все это может помешать действиям Японии на севере".
      Рихард охотно выполнил просьбу Отта, когда тот попросил его отредактировать эту телеграмму в Берлин. Информация Отта подтверждала данные, которыми располагал Зорге.
      - Я же тебе говорил, - сказал он, возвращая послу текст телеграммы, - что оптимизм был бы несколько преждевременным. Одно дело - пустить пыль в глаза, пообещать войну сегодня или завтра, а другое - практические действия. Здесь решающее слово всегда принадлежит военным. Им, вероятно, виднее. Мы должны смириться с тем, что раньше чем через шесть недель война на "Дальнем Востоке не начнется...
      Через два дня эта информация находилась уже в Москве.
      И тем не менее напряжение на советских дальневосточных границах не ослабевало. По разным каналам к Рамзаю шла информация о том, что японская военщина продолжает подготовку к войне с Советской Россией.
      Полковник Крейчмер подготовил доклад в Берлин и, прежде чем передать его послу Отту, показал Рихарду Зорге. Военный атташе докладывал начальнику генерального штаба сухопутных войск генерал-полковнику Гальдеру:
      "Призыв резервистов в японскую армию, начинавшийся медленно и секретно, принял теперь широкий размах и уже не поддается маскировке. До середины августа должно быть призвано около 900 тысяч человек в возрасте от 25 до 45 лет. Особое внимание уделяется призыву лиц, знающих русский язык. Происходит мобилизация лошадей, повозок и автомашин. После завершения мобилизации первой очереди будет, вероятно, призвано в армию еще полмиллиона резервистов.
      С 10 июля началась отправка призванных резервистов в Тяньцзин и Шанхай. По сведениям, заслуживающим доверия, для участия в военных действиях против Советского Союза, очевидно, предназначаются японские части, дислоцированные в Северном Китае.
      В отношении японского оперативного плана на основе "Кан току эн" - срочной подготовки войск против Советского Союза - ясности пока нет. Японцы, вероятно, ограничатся наступлением в районе Владивостока и севернее его. Одновременно будет предпринято наступление в направлении Байкала вдоль железной дороги Маньчжурия - Чита, а из района Калгана через Внешнюю Монголию, строго на север.
      Время выступления пока неизвестно. Можно предположить, что развертывание войск продлится до середины августа. Генерал Окамото многократно говорил, что Япония выступит лишь после того, как германские войска возьмут Москву".
      Зорге сказал Крейчмеру:
      - На вашем месте я изложил бы подробнее содержание "Кан току эн", в Берлине едва ли знают, как он осуществляется. Ну, например, то, что в квантунской группировке создаются отдельные армии, будут действовать три самостоятельных фронта. Это нужно генералу Гальдеру прежде всего.
      - Вы правы, доктор Зорге, и, конечно, надо показать задачи каждого фронта. Они любопытно придумали. Вот смотрите...
      Полковник Крейчмер достал штабную карту дальневосточных районов Советского Союза.
      О плане "Кан току эн", так же как и об "Оцу" - постоянно действующем плане войны с Советским Союзом, - Рихарду удалось получить довольно подробную информацию. Автором "Кан току эн" был генерал-лейтенант Томинага из японского генерального штаба. Ему поручили срочно разработать всесторонний план нападения на Советский Союз с учетом уже происходящей советско-германской войны. И мобилизация резервистов, и переход Квантунской армии на штаты предвоенного времени - все это было частью плана "Кан току эн". Рихарду не было известно лишь направление ударов отдельных армий, теперь Крейчмер посвятил его в стратегические тайны японского генерального штаба.
      План "Кан току эн", утвержденный императором, хранился в оперативном отделе генерального штаба. Во исполнение его на маньчжурской границе накапливались японские войска. И все это было направлено против Советского Союза, против советского народа, на страже которого вместе с Красной Армией стояли упорные и решительные люди во главе с неутомимым, неистово преданным своему долгу коммунистом Рамзаем.
      Но планы, как бы ни были они хитроумно задуманы, оставались пока только планами, и перед Рамзаем ставилась задача - проследить, как эти планы японской военщины будут осуществляться. По мере развития событий Зорге все больше убеждался, что самоотверженная борьба советского народа срывает замыслы агрессоров, путает их расчеты.
      В августе к послу Отту приехал с визитом военный министр Тодзио, чтобы прощупать, как обстоят дела на советско-германском фронте. Генерал, с лысой головой, с густыми, коротко подстриженными усами и широко поставленными хитроватыми глазами, приехал к послу в штатском и походил сейчас на осмотрительного дельца, который, прежде чем вложить капитал в дело, с пристрастием выясняет, не прогорят ли его компаньоны.
      Рихард Зорге был переводчиком, он во время беседы подробно переводил слова Отта, который из кожи лез, чтобы убедить генерала Тодзио, что дела на фронте идут отлично, судьба Москвы предрешена - вот последние сводки с фронта. Неуверенность в интонации Зорге, которую уловил генерал, или, быть может, чрезмерное бахвальство успехами, чему тоже немало способствовал своим переводом Рихард, но что-то насторожило Тодзио. Блицкриг-то у Гитлера не получился! Тодзио не поверил, видимо, словам генерала Отта и уехал неудовлетворенным. Вскоре военный министр поручил Осима пообстоятельнее все разузнать в Берлине, что называется, из первых рук.
      Осима довольно быстро прислал ответ, который немецким дешифровалыцикам удалось прочитать. Японский посол радировал из Берлина:
      "В начале августа мне стало известно о замедлении темпов наступления германских войск в России. Намеченные сроки наступления не выдерживаются. Москва и Ленинград не заняты в намеченные сроки. По вашему поручению я обратился за разъяснением к господину министру фон Риббентропу, который пригласил на беседу господина фельдмаршала Кейтеля, начальника штаба верховного командования германских вооруженных сил. Господин фельдмаршал разъяснил, что замедление темпов наступления вызвано растянутыми коммуникациями и отставанием тылов от передовых частей. Разрыв между планом и фактическим развитием операций составляет три недели, что в такой большой кампании не имеет существенного значения".
      Рихард понимал: судьба нашего Дальнего Востока, как и всей страны, решалась теперь на советско-германском фронте, на полях Подмосковья. Все зависело от стойкости советских войск, от их способности совершить почти невозможное: остановить нацистские полчища, не допустить их в глубь Советской России. И вместе с тем он понимал, что судьба Москвы зависит и от того, удастся ли советскому военному командованию снять какую-то часть войск с Дальнего Востока и перебросить их на запад. Но для этого в Советском Союзе должны были знать, намерена ли Япония начать войну с Россией в этом году.
      Намерения японской военщины прояснились в начале сентября. Сначала Рихард получил сигнал Одзаки - нужна встреча. Встретились днем в кафе "Империал". Одзаки уже сидел за столиком, когда Рихард появился в дверях. На улице было душно, но толстые стены сохраняли в кафе прохладу. Узкие окна-бойницы, закрытые оранжевыми шторами, скупо пропускали свет, и в помещении стоял приятный сумрак.
      Пили прохладный сок пополам с джином, болтали о пустяках, вспомнили почему-то древних японских поэтов, и Одзаки стал на память читать элегии Хитомара:
      Опали листья алые у клена,
      И с веткой яшмовой гонец передо мной.
      Взглянул я на него
      И снова вспомнил
      Те дни, когда я был еще с тобой!..
      Рихард попросил огня, склонился над зажигалкой, и Одзаки, будто продолжая декламировать, сказал вполголоса:
      - Тайный совет в присутствии императора определил направление экспансии. Слушайте...
      Одзаки начал приводить выдержки из решения Тайного совета. Он не пользовался записной книжкой - неоценимое качество разведчика!
      "Япония сохраняет свою политику продвижения на юг". Это первое. - Ходзуми Одзаки прочел несколько стихотворных строк, потом заговорил снова, будто подчеркивая движением руки ударные слоги стихотворения. - Второе: "Если во второй половине октября мы лишимся надежды, что наши требования будут удовлетворены Соединенными Штатами, мы должны быть готовы к войне против Америки, Англии и Нидерландов". Третье: "Планы "Оцу" и "Кан току эн" соответственно отодвигаются". У меня все. Мияги подтверждает предстоящие действия флота в направлении Южных морей. Я видел его вчера.
      Зорге докурил сигарету и распрощался. Информация шла вразрез с прежними сообщениями, поступавшими из военных и правительственных кругов, она нуждалась в тщательной перепроверке. Рихард неторопливо прошел через холл, рядом с подъездом на автомобильной стоянке взял у швейцара ключ от своей машины, втиснулся в старенький "опель" и поехал в посольство.
      - Ты слышал новость? - спросил он Отта, входя без предупреждения в кабинет посла. - Японский флот меняет направление, он не будет высаживать десант на Камчатке...
      Посол Отт все уже знал.
      - На этот раз ты меня не опередил, - улыбнулся он. - Вот просмотри, что я написал для Берлина.
      Эйген Отт доносил фон Риббентропу:
      "Кабинет принца Коноэ решил провести широкую мобилизацию, направленную против Советского Союза Вместе с тем премьер Коноэ значительно усилил в своем кабинете так называемые трезвые элементы и склоняется к мнению руководства военно-морского флота - решить проблемы Южных морей. Это создает большие трудности для продвижения на север Командование армии также не проявляет желания к немедленному разрыву с СССР. Приводятся доводы, что японская армия, занятая и ослабленная войной в Китае, не выдержит зимней кампании против Советской России. Учитывая стойкое сопротивление русских даже такой сильной армии, как германская, японский генеральный штаб сомневается, что он может достичь решающих успехов в России до наступления зимы.
      На мнение генштаба влияют также тяжелые воспоминания о номонганских событиях 1939 года, которые до сих пор живут в памяти Квантунской армии.
      Преувеличенный взгляд на мощь русской армии подкрепляют еще и тем, что Советский Союз, даже в условиях разгрома Украинского фронта, оказался способным бросить свои войска на Кавказский фронт для наступления против Ирана <В августе 1941 года, чтобы пресечь опасную деятельность гитлеровской агентуры, угрожавшую интересам СССР и Ирана, на иранскую территорию были введены советские, а также английские войска.>.
      Из достоверных источников я узнал, что императорская ставка в последнее время пришла к решению отложить на время действия против Советского Союза при условии, если не изменится военная ситуация и Россия не потерпит поражения на западе".
      Посол придавал этой телеграмме столь важное значение, что попросил военного атташе Крейчмера также подписать ее. Рихарду тоже нельзя было медлить с такой информацией.
      Уже вечерело, когда Зорге приехал к себе на улицу Нагасаки и принялся за работу. Прежде всего он включил на своем столе лампу под абажуром с оранжевыми драконами, придвинул ее к окну - знак того, что нужна срочная связь. Это на тот случай, если Клаузен появится где-то рядом в своей машине.
      Возвращаясь к себе, Макс обычно проезжал мимо домика Рихарда.
      Зорге достал с полки изрядно потрепанный статистический справочник по Германии - "Ярбух. 1935", взглянул на календарь, сегодня 14 сентября 1941 года, перелистал, нашел нужную страницу. Старый, справочник продолжал служить Зорге верой и правдой. Это был ключ к шифрованным передачам, совершенно оригинальный и поэтому нераскрываемый, каждый раз новый и безотказный. Такие же справочники были у радиста Клаузена, у Бранко Вукелича и, конечно, у дешифровалыциков в Хабаровске и Владивостоке. Нужно было только указать страницу, применительно к числу календаря. Дальнейшая зашифровка не составляла значительного труда, тем более что последние месяцы Рихард не посылал в эфир длинных телеграмм. Вот и сейчас из общей массы важнейших информационных сведений он должен был отобрать всего несколько строк. На листке бумаги появились пятизначные группы цифр. Зорге зашифровывал важнейшую свою информацию:
      "Японское правительство решило не выступать против СССР. Однако вооруженные силы будут оставлены в Маньчжурии. Военные действия могут начаться весной будущего года, если произойдет поражение СССР. Рамзай".
      Зорге не дождался звонка и сам поехал к Максу Клаузену. Предварительно Рихард позвонил ему из автомата. Макс был на месте, у него все в порядке. Радиограмма Рамзая ушла в эфир раньше, чем посольские шифровальщики успели зашифровать пространную телеграмму генерала Отта и передать ее в Берлин, министру иностранных дел фон Риббентропу.
      Все последнее время Рамзай был внешне спокоен, но подсознательным чутьем опытного подпольщика он все явственнее ощущал нарастающую опасность.
      Полковник Осака в бесплодных попытках обнаружить подпольщиков уже готов был признать себя побежденным, но неожиданный случай помог ему восстановить душевное равновесие. В результате кропотливого многомесячного процеживания списков потенциально подозреваемых лиц в этих списках осталось несколько человек, среди них Рихард Зорге, помощник германского посла в Токио и очень известный журналист, и Ходзуми Одзаки, советник премьер-министра, занимающий к тому же высокий пост в правлении Южно-Маньчжурской железной дороги. Был в списке Бранко Вукелич, руководитель французского телеграфного агентства Гавас в Токио, еще несколько известных и уважаемых лиц.
      Полковник доложил о своих раздумьях шефу все японской военной контрразведки генералу Накамура, который согласился с Осака и уже распорядился было прекратить эту затею с процеживанием списков. Но тут один из сотрудников токкоко - тайной японской полиции - доложил полковнику, что у него на подозрении находится некий художник Мияги. Чиновник говорил об этом так, между прочим: служба есть служба. Но полковник Осака вдруг насторожился: не тот ли это Мияги, что фигурировал в списках? Полковник наизусть помнил фамилии, оставшиеся после фильтрования, но все же открыл папку и проверил еще раз. Так и есть, тот самый Истоку Мияги, который связан с офицерами генерального штаба. Осака распорядился усилить негласное наблюдение за художником, а заодно снова поинтересоваться людьми, оставшимися в списках подозрительных лиц.
      Это было как раз то самое время, когда японская контрразведка активизировала свою работу по наблюдению за иностранцами, живущими в Японии. Приближались большие события, империя готовилась к войне, и военщина стремилась обеспечить свой тыл от возможных ударов. Начались профилактические аресты иностранцев. Среди иностранцев, подвергшихся усиленной слежке, оказались Вукелич и Зорге.
      Наблюдение за доктором Зорге Осака поручил тому самому агенту Хирано, который несколько лет назад начинал свою карьеру в полиции с того, что неотступно бродил по улицам за немецким журналистом, только что прибывшим в Токио. За минувшие годы Хирано "выбился в люди", стал опытным шпиком-осведомителем, и судьба его снова свела с тем самым Рихардом Зорге, который давал ему какую-то мелочь, чтобы Хирано мог выпить чашечку горячего сакэ и не мокнуть под осенним дождем.
      Сначала осведомитель токкоко установил, где бывает Зорге: с утра, очень рано, он уезжает в посольство и проводит там весь день. Вечером едет в "Империал", оттуда в ресторанчик "Рейнгольд" на Гинзе, а иногда заглядывает ненадолго в "Фледермаус". Дольше всего Зорге задерживается в "Империале". Сидит всегда на одном и том же месте - у стены в глубоком кресле, с кем-нибудь разговаривает или просто дремлет.
      Обычная слежка на улице, подслушивание телефонных разговоров не давали результатов, и Хирано решил проникнуть в дом на улице Нагасаки. Это было не слишком трудно сделать, так как днем в доме никого не было. Сначала Хирано устроился под верандой, чтобы узнать, кто бывает у Зорге, что здесь делают, о чем говорят. Хирано три дня и три ночи не вылезал из-под веранды, но ничего не добился. Гости у Зорге не появлялись, только дважды приходила молодая женщина, прибирала в доме и уходила.
      На третьи сутки Хирано проник в дом, все осмотрел и тоже не обнаружил ничего подозрительного. Сыщика поразило только обилие книг и статуэток в комнате доктора. Среди книг было много старинных. Хирано не предполагал, что европеец может этим интересоваться.
      Осведомитель вернулся в полицию, написал отчет, из которого ничего нельзя было установить. Доктор Зорге занимается только своими служебными делами. Магнитофонная запись в "Империале" тоже ничего не дала: Зорге болтал с приятелями о какой-то чепухе, не было даже намека на какую-либо секретную информацию.
      Шел октябрь с затяжными моросящими дождями.
      Последнее время Рихарду часто нездоровилось, и он с трудом заставлял себя подниматься с постели. Ночью его мучили кошмары и чаще один и тот же: снова, теряя последние силы, висел он на проволоке под Верденом. Потом он в госпитале, и кто-то склоняется над ним. Низко, низко...
      - Сестра! - зовет он и открывает глаза.
      С пробуждением исчезают кошмары прошлого. Нет ни Вердена, ни госпиталя. Рихард лежит на тахте в своей комнате на улице Нагасаки. Вдоль стен книги, древние манускрипты и восточные статуэтки, которые он собирает годами. Это комната ученого-ориенталиста.
      Над ним склонилась преданная ему Митико. На ней нарядное кимоно, расшитое нежными оранжево-желтыми хризантемами, и широкий яркий пояс. Рихард знает: Митико оделась так для него. Он улыбается ей. Но почему она здесь? И лицо такое встревоженное.
      - Ики-сан, вы говорили что-то во сне и стонали, - говорит вполголоса Митико. - Вам нездоровится, Ики-сан? Я приготовила чай. Выпейте!..
      У Рихарда страшно болела голова, видно опять начинался грипп. Запахнув на груди пижаму, он потянулся за сигаретой. Митико взяла настольную зажигалку, высекла огонь и протянула Зорге.
      - Аригато, Митико!.. Спасибо! - Рихард глубоко затянулся сладковатым дымом, откинул плед и спустил ноги с тахты.
      Митико затопила печь - в хибачи горячо пылали угли, распространяя тепло. И все же поверх пижамы Зорге накинул халат: его знобило.
      Приятно, что Митико здесь... Но почему она нарушила их уговор?
      Исии Ханако жила теперь у матери и редко появлялась у Рихарда. Большую часть времени она проводила в пресс-центре - на Гинзе. Так решил Зорге после того, как Исии вызывали в полицию. Полицейский инспектор господин Мацунаги очень строго предупредил: она не должна общаться с "лохматыми". Мацунаги называл так всех европейцев, и еще он называл их "стеблями, выросшими в темноте" - за белый цвет кожи. Инспектор выспрашивал у Исии, что делает Зорге, где он бывает, с кем встречается, просил, чтобы она принесла его рукописи. Митико сказала - она ничего не знает. Мацунаги предупредил, что об этом разговоре в полиции - немцу ни слова.
      Исии робко спросила, как же ей быть, ведь она служит у господина Зорге. Полицейский инспектор ничего не ответил, только пробормотал себе под нос:
      "Знаем мы вашу службу..."
      Конечно, Митико в тот же вечер рассказала обо всем Ики-сану. Он сумрачно слушал рассказ Митико и все более негодовал. Вот когда он походил на древнего японского божка из храма Камакура, олицетворяющего ярость! Вскинутые брови, горящие глаза и жесткие складки около рта.
      Зорге, прихрамывая, расхаживал по комнате, натыкаясь на книжные полки, и, зажигая одну от другой, без конца курил сигареты.
      - Видно, тебе все-таки придется уехать отсюда, Митико, - немного успокоившись, сказал Рихард. - Скажи, ну что бы ты стала делать, если бы я, предположим, умер, разбившись тогда на мотоцикле?.. Это же могло случиться.
      Рихард хотел подготовить Исии к тому, что могло произойти. Он много думал о том, как оградить от опасности женщину, судьба которой не была ему безразлична.
      - Послушай, Митико, - сказал он в раздумье, - может быть, тебе выйти замуж...
      - Нет, нет!.. Не надо так говорить, Ики-сан. - Митико вскинула руки, будто защищаясь. Глаза ее наполнились слезами. - Уж лучше на Михару...
      Михара - вулкан, в кратер которого бросаются женщины, отвергнутые любимым человеком. У Исии это сорвалось неожиданно. Она смутилась, потупилась.
      - При чем же здесь Михара, Митико? Я думаю о твоем счастье... Поезжай, Митико, в Шанхай, поживи там, тем более что мне нужно кого-то послать туда по делам. Я тоже приеду, покажу тебе город, мы вместе поплывем по реке. - Он уговаривал ее, как ребенка.
      - Но у меня нет паспорта, - возразила Исии. - Кто меня пустит в Шанхай?.. Потом.., потом, я не хочу уезжать отсюда. Ведь вы не приедете в Шанхай, Ики-сан.
      - Но, понимаешь, здесь тебе нельзя оставаться... Этот разговор происходил в августе - два месяца назад. Теперь она редко бывала на улице Нагасаки.
      Но почему же сегодня?..
      - Что-нибудь случилось, Митико? - спросил он.
      - Не знаю, Ики-сан, возможно, все это пустяки, но у меня тревожно на сердце... Вчера опять вызывали в полицию. Я пришла рассказать... Здесь кто-то был, посмотрите, - указала Митико на деревянную стремянку, которой пользовался Зорге, доставая сверху нужные книги. На ступеньке виднелся неясный след резиновой подошвы. Такой обуви Зорге никогда не носил...
      Митико сказала, что такой же след она видела во дворе возле веранды. Что надо этому человеку от Ики-сана?!
      Рихард постарался успокоить встревоженную Исии: пустяки, вероятно приходил электрик, это было на прошлой неделе. Конечно, он брал лестницу, чтобы дотянуться до проводов. Исии знала: в пятницу, когда она убирала комнату, этих следов не было... Но она не стала возражать Зорге, сделала вид, будто его слова успокоили ее. Зачем огорчать Ики-сана? У него и без того много забот. Ики-сан сам знает, что ему делать. Она только хотела предупредить его.
      Обстановка действительно была тревожной. Зорге чувствовал, что кольцо вокруг него смыкается. Но сейчас он думал лишь об одном: только бы ничего не случилось сегодня. Сегодня - решающий день, который подводит итог многих лет труда разведчика. Несколько строк информации, что он передаст вечером в Москву, окончательно подтвердят его категорический вывод: Квантунская армия в этом году не нападет на советский Дальний Восток, японская агрессия устремляется в сторону Южных морей. Япония, конечно, не сможет воевать на два фронта. Стойкость России умерила пыл японских милитаристов. Об этом сегодня надо сообщить в Центр, Именно сегодня! Сейчас дорог каждый день, каждый час. Радио из Берлина, захлебываясь, вопит о победах немецко-фашистской армии. Но может быть, войска из Сибири успеют прийти на помощь Москве. Как бы Рихард хотел очутиться сейчас там, в Подмосковье, чтобы драться с врагом открыто, не таясь! Рихарда давно обещали отозвать из Японии. Теперь уже пора, Зорге считает свою работу законченной. Сегодня он передаст сообщение, ради которого, собственно говоря, провел здесь столько опасных и трудных лет.
      К огорчению Исии, Рихард отказался от завтрака, выпил только чашку крепкого чая. Сказал, что поест позже, в посольстве. Вечером сговорились встретиться в "Рейнгольде": в сутолоке дел Рихард так и не отметил дня своего рождения и годовщины их знакомства - уже шесть лет... А теперь Митико пусть извинит, у него очень срочное дело...
      Зорге попросил еще Исии убрать цветы на веранде, они уже завяли. Нет, нет, свежих тоже не нужно. Пусть ваза останется пустой - та, что висит со стороны улицы...
      Рихард Зорге делал это, чтобы предупредить товарищей - он объявляет в своем доме "карантин"...
      Исии ушла, он слышал, как в передней она надевала свои гета, как захлопнулась дверь и уже за окном деревянно простучали подошвы ее башмаков.
      Рихард сел за работу - надо было зашифровать последнее сообщение Одзаки. После тройной перепроверки оно, как всегда, оказалось совершенно точным. Этот человек, вращавшийся в избранном кругу видных японских политиков, был просто незаменим. Рихарду порой казалось, будто он сам присутствовал на заседаниях Тайного совета в императорском дворце, сам слышал наисекретнейшие разговоры о государственных делах Японии.
      На днях Одзаки сообщил о заседании в резиденции премьер-министра. Собрались в воскресенье совершенно секретно - принц Коноэ заранее распорядился отпустить всех слуг. Ходзуми Одзаки пришлось самому устраивать чай. Поэтому он несколько раз выходил из кабинета.
      На совещании военно-морской министр адмирал Нагано сказал:
      - Мы стоим на перекрестке дорог и должны решить вопрос в пользу мира или войны.
      Все высказались в пользу войны. Только Коноэ несколько заколебался.
      - Я несу очень большую ответственность за войну в Китае, - медленно произнес он, - война эта и сегодня, через четыре года, не дала результатов. Мне трудно решиться на новую большую войну... Премьеру резко возражал военный министр генерал Тодзио. Он сказал, что война нужна хотя бы для поддержания боевого духа армии. Военный министр напомнил чьи-то слова, сказанные в начале века, перед нападением на Россию: "Начните стрелять, и выстрелы объединят нацию..."
      На совещании пяти министров решили: Япония наступает на юг. По отношению к России сохраняется враждебный нейтралитет.
      Одзаки обещал Рихарду сообщить на другой день дальнейшие новости, однако почему-то не пришел вчера на условленную встречу.