Кое-что выбалтывали японцы, пытаясь узнать новости у хорошо информированного и приближенного к германскому послу журналиста Зорге.
Трезвый анализ, сопоставление фактов, их проверка, подтверждающая, что на восток Германии, в Польшу, движутся воинские эшелоны, что двадцать дивизий, участвовавших в походе на Францию, оставлены фактически под ружьем, дало основание Рихарду Зорге направить в Москву одно из важнейших своих донесений.
В доме Оттов, которые жили на территории посольства, стало традицией, что "дядя Рихард" рано утром завтракал вместе с послом, а иногда к ним присоединялась и Хельма. Бывалый разведчик, работавший с полковником Николаи еще во времена рейхсвера, Эйген Отт не держал у себя в доме японской прислуги. Он был уверен, и Рихард полностью с ним соглашался, что японский повар, прачка, садовник обязательно имеют отношение к кемпейтай либо к разведывательному отделу штаба. Поэтому посол держал в доме только немецкую прислугу. Иногда, когда Отт и Зорге завтракали очень рано, мужчины сами готовили себе кофе.
Получив тревожнейшую информацию с Запада, Рихард сосредоточил внимание всей своей группы на работе именно в этом направлении. "Теперь нельзя отрываться от стереотрубы ни на одну минуту", - сказал он товарищам, когда им удалось ненадолго встретиться в каком-то ресторане. Но самые тщательные наблюдения не давали новых результатов. Отт, видимо, тоже ничего не знал, только в конце зимы он сказал однажды за завтраком:
- Мацуока намерен поехать в Берлин, просил выяснить нашу точку зрения. Вчера вечером получен ответ от Риббентропа - он охотно поддерживает японскую инициативу. Японцы мечтают о Сингапуре, хотят заручиться нашей поддержкой.
- Я думаю, - сказал Зорге, - что этот вопрос будет действительно основным в Берлине. Ведь мы тоже заинтересованы в битве за Сингапур - англичане должны будут оттянуть туда силы из Европы. Когда же предстоит эта встреча?
- Вероятно; уже скоро, может быть, через месяц. У Зорге на ходу родилась идея - вот где оба союзника неминуемо заговорят о взаимных планах, вот откуда надо черпать информацию! Там должен быть свой человек.
- Скажи, Эйген, а ты не собираешься поехать в Берлин вместе с Мацуока?
- Что мне там делать? А вообще-то я об этом не думал.
- Напрасно... Японо-германские переговоры могут прояснить многое.
И Отт с Зорге принялись обсуждать возникшую идею. Посол согласился с доводами Рихарда. Действовать решили немедленно. Отт продиктовал секретарю телеграмму Риббентропу, в которой просил разрешения приехать в Берлин одновременно с господином министром иностранных дел Мацуока.
В начале марта Отт выехал в Берлин. Дорога предстояла долгая - через Сибирь и Москву. Зорге с нетерпением ждал возвращения генерала Отта из этой поездки. Однако Рихард не сидел сложа руки, пока его основной информатор был в отъезде. В итоге одного разговора с полковником Крейчмером Зорге отправил в Центр очень короткую радиограмму:
"Представитель генерального штаба в Токио заявил, что сразу после окончания войны в Европе начнется война против Советского Союза".
С возвращением Отта из Германии Зорге рассчитывал получить более точную информацию.
...Эйген Отт вернулся в Токио в начале апреля. Рихарду он привез великолепный подарок - пальто на меху из настоящей кожи, мягкой, упругой. Такую в Германии сейчас трудно найти. Отт специально ездил в Оффенбах к своему старому приятелю Людвигу Круму, хозяину фирмы, достал у него из последних запасов. Отт был очень доволен, что может сделать своему другу такой подарок. Но Зорге ждал другого подарка и, когда они остались одни, спросил:
- Ну, как выглядит наша Германия?
Разговор затянулся до позднего вечера.
...Старый привратник еще раз нетерпеливо поглядел на освещенные окна господина Отта. Конечно, он не выражал недовольства, упаси бог, но порядок есть порядок. Папаша Ридел думал, что давно бы пора запирать ворота и идти на отдых, но господин доктор все еще сидит у посла.
Свет, приглушенный шторами, падал на землю и неясно повторял переплеты оконных рам. Временами на светлых шторах появлялась неясная тень и вновь исчезала - вероятно, господин Зорге по своей привычке расхаживает по кабинету. Он всегда так ходит, когда разговаривает. Папаша Ридел давно это заметил.
И машина доктора стоит во дворе. Она освещена отраженным, рассеянным светом. Собственно говоря, ради машины и приходится папаше Риделу так долго торчать у ворот, чтобы проводить запоздалого гостя. А уж машина-то доброго слова не стоит, просто срам! Ну кто ездит теперь на таких машинах! Обшарпанная, грязная. Папаша Ридел уверен, что ее ни разу не мыли с тех пор, как господин Зорге по случаю купил ее несколько лет назад. Она уже тогда была сильно подержанной. Вот чего старый служитель никак уж не мог понять. Такой уважаемый человек - и такая машина! Самый что ни на есть последний хозяин захудалого трактира ездит на рыбный базар в лучшем автомобиле.
Про господина Зорге ничего не скажешь - всегда обходительный, веселый, вежливый, всегда здоровается, не то что этот верзила Майзингер. Не успел приехать, знать ничего не знает, а ходит надутый, будто индюк. Вот с кем надо быть осторожнее. В посольстве его все боятся, боится и папаша Ридел. А как же? Майзингер все может - арестовать, отправить в Германию. Заставит доносить на другого - станешь доносить. Что поделаешь? Папаша Ридел каждый день докладывает ему, кто где был, когда уехал, на какой машине. Оберштурмбанфюрер СС всех заставляет так делать.
Папаша Ридел не хуже, не лучше других. Он исправно выполняет задания эсэсовца - так же добросовестно, как дежурит в воротах, как встречает и провожает гостей посольства. Завтра, конечно, он сообщит Майзингеру, что доктор Зорге до глубокой ночи сидел у господина Отта. Так уж заведено в посольстве, и папаша Ридел не может ничего изменить. Но против самого Зорге папаша Ридел ничего не имеет, даже наоборот, симпатизирует ему.
Привратник еще раз поглядел на окна, подумал и, махнув рукой, пошел запирать ворота. Порядок есть порядок. Доктор Зорге постучит в случае чего, разбудит, если он задремлет. Папаша Ридел выпустит его из посольства, проводит как надо. А держать ворота так долго открытыми не полагается...
Эйген Отт в продолжение нескольких часов рассказывал Зорге о том, что узнал в Берлине.
Посол Отт присутствовал на всех встречах Мацуока с Гитлером и Риббентропом, и все то, что он слышал своими ушами, передал Рихарду. Это было необычайно важно.
Сначала произошла встреча у Гитлера. Разговаривали в имперской канцелярии в кабинете фюрера, который сказал, что для Японии сейчас самый выгодный момент захватить Сингапур - Россия, Англия, Америка помешать не смогут. Такой случай может представиться раз в тысячу лет.
Мацуока согласился и ответил, что нерешительные всегда колеблются, таков их удел. Но кто хочет поймать тигренка, должен войти в пещеру к тигру. Проблему Южных морей Япония не разрешит без того, чтобы захватить Сингапур. Ведь Сингапур в переводе - город льва. Мацуока рассмеялся, довольный собственным каламбуром...
Посол Отт записывал после бесед все наиболее важное. Теперь он перелистывал свою записную книжку, восстанавливая в памяти то, что говорилось в имперской канцелярии, на Вильгельмштрассе - в германском министерстве иностранных дел, и Рихард Зорге, руководитель разведывательной группы "Рамзай", был самым подробным образом проинформирован о секретнейшем совещании представителей двух наиболее вероятных противников Советской страны.
В итоге своей поездки Эйген Отт делал вывод, что фюрер заинтересован, чтобы Япония вступила в войну. Но против кого? Говоря о Сингапуре, о Южных морях, фюрер непрестанно возвращался к России. Гитлер всячески уверял Мацуока, что им нечего опасаться за свой тыл - Россия не посмеет вмешаться. Если нужно, он, Гитлер, готов дать любые гарантии. В случае чего Германия немедленно нападет на Россию, если та что-то предпримет против Японии. Поэтому фюрер считал, что тыл у Японии обеспечен. И снова Гитлер говорил, что надо немедленно напасть на Сингапур. Англия не в состоянии вести борьбу и в Азии, и в Европе. Фюрер готов оказать японской армии также и техническую помощь может дать торпеды, а также "штукасы" - пикирующие бомбардировщики вместе с пилотами.
Риббентроп высказывался еще откровеннее:
"Япония может спокойно продвигаться на юг, захватывать Сингапур, не опасаясь России. Германия способна выставить 240 дивизий, в том числе двадцать танковых. Основные вооруженные силы расположены на восточных границах. Они готовы к наступлению в любой момент. Если Россия займет позиции, враждебные Германии, фюрер разобьет ее в несколько месяцев".
Этот отрывок Отт дословно прочитал из своей записной книжки. Рихард запоминал. У него была феноменальная память, и, хотя на этот раз нагрузка оказалась громадной, Зорге с ней справился.
В многодневных беседах, происходивших в Берлине, важны были также и, казалось бы, незначительные детали в рассказе Отта. Он обратил внимание: Геринг и Риббентроп, каждый в отдельности, осторожно советовали Мацуока не рассчитывать на Сибирскую железную дорогу. Геринг сказал так:
"Транспортные связи Германии и Японии нельзя ставить в зависимость от Сибирской железной дороги". Риббентроп повторил это почти в тех же выражениях.
- Как ты думаешь, Ики, не придется ли нам воевать с Россией? - спросил Отт, откладывая в сторону записную книжку.
- Не знаю. Но если это случится, война с Россией будет актом величайшего безумия. Я в этом уверен.
- Но что мы с тобой можем поделать?
- Что? Убедить, чтобы они не делали глупостей - Зорге вскочил и зашагал по кабинету.
Эйген Отт в тот вечер рассказал еще о заключительном разговоре Мацуока с Гитлером. Когда прощались, японский министр сказал фюреру:
- В дальнейшем я бы не хотел связываться телеграфом по затронутым здесь проблемам. Это рискованно. Я опасаюсь, что наши тайны будут раскрыты. Лучше всего посылайте к нам специальных курьеров.
Гитлер ответил:
- Вы можете положиться на германское умение хранить тайны.
На это Мацуока сказал:
- Я верю вам, господин Гитлер, но, к сожалению, не могу сказать того же самого о Японии. Зорге усмехнулся:
- Мацуока просто делает нам комплименты... Японцы умеют хранить свои тайны, но мы умеем их раскрывать. Не так ли?
- Не всегда, - уклончиво ответил Отт, - тот же Мацуока казался нам предельно откровенным в Берлине, а по дороге домой заехал в Москву и подписал там договор о нейтралитете. Смотри, что пишет мне Риббентроп, он возмущен поведением Мацуока.
Отт показал телеграмму, отпечатанную на служебном бланке с грифом: "Шифром посла". Риббентроп поручал Отту высказать японскому министру иностранных дел свое недоумение по поводу советско-японского пакта о нейтралитете. Риббентроп не понимает, как Мацуока мог заключить такой договор с той самой страной, с которой Германия в недалеком будущем может начать войну...
Было уж совсем поздно, когда Рихард, разбудив спящего сторожа, уехал домой.
Что же касается папаши Ридела, то наутро он явился к оберштурмбанфюреру Майзингеру и сообщил полицейскому атташе о своих наблюдениях: с утра в посольство возили уголь, шифровальщик Эрнст в полдень ушел куда-то с машинисткой Урсулой, Эрнст сначала ждал ее за углом... Когда доносы папаши Ридела подошли к концу, он понизил голос и сказал:
- Вечером господин Зорге допоздна сидел у господина Отта. Уехал в четверть одиннадцатого..
Майзингер скучающе записывал никчемные сообщения привратника, и в нем закипало раздражение против этого услужливого и ничего не понимающего, глуповатого старика. Майзингер взорвался при упоминании о Зорге Он поднял тяжелые глаза на папашу Ридела, лицо его стало медленно багроветь, и эсэсовец выдавил из себя:
- Послушай, ты! Идиот!.. Может, ты станешь шпионить и за рейхсфюрером Гиммлером?! У тебя ума хватит!.. Чтобы о Зорге я не слышал больше ни слова Зорге здесь то же, что я. Понятно?
- Яволь! - вытянувшись по-военному, растерянно ответил старик.
Для Рихарда Зорге не требовалось больше никаких подтверждений тому, что нацисты готовят войну против Советской России Он отправил в Центр донесение о тайных переговорах в Берлине, о подготовке Германии к войне против Советского Союза. Шифрограмму передавали частями, из разных мест, чтобы сбить с толку агентов из кемпейтай 1 мая 1941 года, в день интернациональной солидарности революционных борцов всех континентов, Зорге начал свое донесение Центру такими словами:
"Всеми своими мыслями мы проходим вместе с вами через Красную площадь".
Далее Рамзай передавал, что Гитлер решительно настроен начать поход против Советского Союза. Он намерен это сделать после того, как русские закончат сев на своих полях. Урожай хотят собирать немцы Источником этой информации Зорге называл Отта, германского посла в Японии.
Вот эта телеграмма:
"Гитлер решительно настроен начать войну и разгромить СССР, чтобы использовать европейскую часть Союза в качестве сырьевой и зерновой базы. Критические сроки возможного начала войны: а) завершение разгрома Югославии,
Б)окончание сева,
В) окончание переговоров Германии и Турции. Решение о начале войны будет принято Гитлером в мае.
Рамзай".
Один за другим Рихард Зорге посылал в Москву сигналы тревоги.
В начале мая 1941 года он передает:
"Ряд германских представителей возвращаются в Берлин. Они полагают, что война с СССР начнется в конце мая". "
15 мая Рихард уточняет: война может начаться в июне.
19 мая, за месяц до начала войны, Зорге радирует в Москву:
"Против Советского Союза будет сосредоточено 9 армий, 150 дивизий".
1 июня 1941 года:
"Следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и стремления окружить и изолировать отдельные группы".
Зорге раскрывает Центру наисекретнейший стратегический замысел германского верховного командования, изложенный в плане "Барбаросса". Но Сталин не придает этой информации должного значения.
А коммунист-разведчик продолжает бить тревогу, уверенный, что его сигналы достигают цели. Он торжествует - Россию не застигнут врасплох.
Рихард располагает точнейшей информацией. Еще в мае Зорге прочел указание Риббентропа своему послу в Токио:
"Нужно при случае напомнить Мацуока его заверения о том, что если между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт, "никакой японский премьер или министр иностранных дел не сумеет заставить Японию оставаться нейтральной. В этом случае Япония, естественно, должна будет вступить в войну на стороне Германии. Тут не поможет никакой пакт о нейтралитете".
Японцы действительно не придавали значения подписанному с Советским Союзом договору о нейтралитете. Мияги передал содержание речи командующего Квантунской армией генерала Умедзу:
"Договор о нейтралитете с Россией - только дипломатический шаг. Армия ни в коем случае не должна допускать ни малейшего ослабления подготовки к военным действиям. В подготовке к войне с Россией договор не вносит никаких изменений, необходимо усилить разведывательную и подрывную работу. Надо расширять подготовку войны против Советского Союза, которая в решительный момент принесет победу Японии".
Генерал Умедзу говорил это на совещании офицеров Квантунской армии через две недели после возвращения Мацуока из Москвы.
Доктор Зорге не мог ни на один день отлучиться теперь из Токио. Но ему нужна была достоверная информация из Маньчжурии, он должен был знать, что происходит на дальневосточных границах Советского Союза. И Рихард убедил поехать в Маньчжурию своего "друга" - князя Ураха, корреспондента центральной нацистской газеты "Фелькишер беобахтер". Уpax поехал и подтвердил многие прогнозы Зорге.
Рихард рассказал Отту о журналистской поездке фон Ураха, о беседе, которую тот имел с генералом Умедзу. По этому поводу посол Отт телеграфировал в Берлин:
"Князь Урах сообщил нам о беседе с командующим Квантунской армией генералом Умедзу в Синьцзине. Умедзу подчеркнул, что он приветствует пакт о нейтралитете Японии и России, однако тройственный пакт служит неизменной основой японской политики, и отношение к нейтралитету с Россией должно измениться, как только изменятся отношения между Германией и Советской Россией".
Для группы Рамзая теперь было совершенно очевидно, что Германия вскоре нападет на Советский Союз. Шестого июня Гитлер беседовал в своей резиденции в Берхтесгадене с послом Осима и сообщил ему, что Германия окончательно решила напасть на Россию. Гитлер намекнул: Германия желала бы, чтобы и Япония тоже включилась в эту войну. Новость была сенсационной.
Об этом немедленно сообщили премьер-министру принцу Коноэ. Ходзуми Одзаки по-прежнему был вхож к премьеру и в тот же день узнал содержание телеграммы посла Осима. Вечером он разыскал Зорге и взволнованно рассказал ему о случившемся. Ночью в эфир ушла еще одна шифрограмма.
А четырнадцатого июня Рихард Зорге прочитал опровержение ТАСС, в котором говорилось, что Телеграфное агентство Советского Союза уполномочено заявить: слухи о намерении Германии напасть на СССР лишены всякой почвы... Зорге не поверил - как же так?! Ведь в продолжение многих месяцев он информировал Центр о противоположном. Но, может быть, это ход для дезинформации противника...
Рихард дочитал до конца опровержение, распространенное по всему миру:
"По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы..."
- Как же так, как же так? - запершись в своем бюро, повторял Зорге и стискивал до боли виски. Он был уязвлен последней фразой: "Слухи о намерении Германии напасть на СССР лишены всякой почвы". Может быть, ему не доверяют?! молнией пронеслось в голове. Но Рихард отбросил нелепую мысль. Уж этого-то не может быть! В Центре не могут в нем сомневаться. Однако почему же такое успокоительное, демобилизующее народ опровержение ТАСС...
Рихард Зорге не нашел ответа на свои недоуменные вопросы. Но в тот же день, когда он прочитал опровержение ТАСС, Рихард отправил еще одно, последнее свое донесение перед войной:
"Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня 1941 года. Рамзай".
Рихард вложил в это категорическое утверждение все упорство коммуниста-разведчика, отстаивающего свою правоту. Но и эта телеграмма не возымела нужного действия. Сталин был загипнотизирован ощущением собственной непогрешимости. Он был уверен, что немцы не нападут, не нарушат договора, а все разговоры о войне и панические сигналы - только домыслы или работа провокаторов, которые хотят столкнуть Советский Союз с Германией.
И вот наступило 22 июня. По токийскому времени война началась в десять часов утра, но здесь стало известно, что Германия напала на Советский Союз, только в полдень.
Нервы Рихарда были напряжены до предела, он ходил подавленный, мрачный, он ждал сообщения из Европы. Известий не было, и появилась надежда, что, может быть, Гитлер все-таки не осмелился напасть на Россию. Но в полдень призрачная надежда исчезла. Было воскресенье, и в доме Мооров собралась большая компания. О новости сообщили, когда все еще сидели за столом. Напряженное молчание сменилось горячими спорами. Гости перебивали друг друга. Анита Моор, сидевшая против Зорге, тоже что-то говорила, но Рихард не разбирал, что именно. Наконец до его сознания дошли слова хозяйки.
- Очень хорошо, что фюрер решил проучить русских, - щебетала она. Лицо ее было розово от возбуждения и выпитого вина. - Сколько раз он говорил о побережье Черного моря, о нефти, которые нам так нужны. Русские не пошли нам навстречу, пусть отвечают сами, мы все возьмем силой. Говорят, на Черном море так красиво!..
Рихард метнул испепеляющий взгляд на Аниту Моор, но ничего не сказал. Он только вышел из-за стола...
От имени своей группы Рихард Зорге радировал в Центр:
"Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу".
10. ПОСЛЕДНЕЕ ДОНЕСЕНИЕ РИХАРДА ЗОРГЕ
Чудак-хозяин не признавал современной цивилизации, любил японскую старину, и в его ресторане не было электрического освещения - только свечи. Может быть, потому и собирались здесь спокойные, уравновешенные люди, предпочитавшие живой огонь неоновым светильникам, феодальную тишину старого ресторана крикливым заведениям с джазовой музыкой, мешавшей сосредоточиться. Даже пение гейш под аккомпанемент сямисенов в отдельных кабинетах на противоположной стороне здания доносилось сюда приглушенно, создавая своеобразный фон для царящей здесь тишины. Причуды хозяина не оставляли его в накладе, у него был обширный круг посетителей.
Наступил вечер. В раздвинутые окна проникало легкое дуновение ветра, которое колебало пламя свечей, стоявших на столе в тяжелых литых канделябрах. Пламя озаряло середину зала, матово поблескивающие циновки, лица людей за столом да золоченую статую Будды в дальнем углу. Будда в обрамлении мрака, в неярком сиянии огня приобретал особую красоту, так же как и висящая рядом картина, изображающая скалистый берег моря, выписанная двумя красками золотом и чернотой.
- Прямо Рембрандт, - сказал Зорге.
- Нет, это японский культ тени, - возразил Одзаки. - Вы обратили внимание? Золото днем выглядит сусально, но в темноте, освещенное живым огнем, приобретает очарование и красоту.
Порыв ветра пригнул листки пламени, Будда перестал светиться. Одзаки ударил в ладоши. Вошла молодая женщина с высокой прической, остановилась в дверях. Одзаки попросил закрыть окна. Когда японка ушла, Ходзуми сказал:
- Теперь давайте поговорим.
Их было двое - Одзаки и Зорге. В Киото они приехали разными поездами, встретились во дворце в знаменитом саду камней. В каждый свой приезд Рихард готов был часами созерцать чудо, сотворенное древними японскими художниками. Это было неповторимое зрелище! За высокой стеной - большая, как теннисный корт, площадка, ровно засыпанная мелкой галькой. Через весь сад тянутся легкие, едва заметные бороздки, оставленные граблями. А посредине, в классическом совершенстве - пять камней, пять островков в сером океане гальки. Удивительное чувство гармонии подсказало художникам это единственное решение, этот внутренний ритм каменного сада. Здесь, как на море, можно без конца смотреть, забывать обо всем, будто погружаясь в нирвану...
В саду камней лишь условились о вечерней встрече. С началом европейской войны немецкий корреспондент доктор Зорге держался с русскими подчеркнуто вызывающе, с англичанами перестал здороваться, с Вукеличем - французским корреспондентом - говорил свысока, как с представителем побежденной нации. По-старому он мог общаться только с японцами - просто и дружелюбно. Теперь уж нельзя было, как раньше, открыто сидеть с Вукеличем в ресторане Ломайера. Для тайных явок Рихард стал использовать и свою квартиру на улице Нагасаки, но это далеко не всегда удавалось, и на этот раз он предпочел встретиться со своим японским другом в Киото.
В самые первые дни войны Рихард Зорге получил категорическое указание Центра установить, намерена ли Япония использовать представившуюся ей выгодную возможность и нанести Советскому Союзу удар с тыла на Дальнем Востоке. Знать это было особенно важно. Гитлеровское правительство всячески стремилось вовлечь Японию в войну с Советской Россией. Центр приказывал группе Рамзая отставить всю иную разведывательную работу и сосредоточить усилия на выявлении этой главной проблемы. По этому поводу Зорге и решил посовещаться с ведущими членами своей группы, сначала с Одзаки. Помимо всего прочего, нужно было продумать и обсудить все аргументы, которые можно привести в защиту японского нейтралитета в сложившейся обстановке. Рихард писал об этом позже:
"Советский Союз не собирается нападать на Японию, и даже если последняя вторгнется в Сибирь, он будет просто обороняться. Война с русскими явится близоруким и ошибочным шагом, так как империя не получит от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод, если не считать неосвоенных просторов Восточной Сибири. С другой стороны, Великобритания и Соединенные Штаты будут только рады, если Япония ввяжется в войну, и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как ее запасы нефти и стали истощатся в борьбе с русскими. Если же Гитлер одержит победу, то Сибирь и Дальний Восток и так достанутся Японии, причем для этого ей не придется шевельнуть даже пальцем".
Одзаки одобрил аргументацию Рихарда и только добавил:
- Я думаю, что с различными людьми надо говорить в разных аспектах... Поясню свою мысль: если, предположим, принцу Коноэ я буду внушать, что мы недооцениваем силы России, то в штабе военно-морских сил надо предупреждать адмиралов об опасности, которая грозит в Тихом океане со стороны той же Англии или Соединенных Штатов, убеждать их в том, что эти страны несомненно ввяжутся в войну с Японией, как только императорская армия застрянет в России...
В тот же вечер наметили имена тех, с кем нужно вести разговоры в первую очередь. Прежде всего это премьер-министр принц Коноэ и участники "сред" представители "мозгового треста" Японии. Назвали имя принца Кинкадзу, внука девяностолетнего члена "Генро" Сайондзи, все еще близкого к императору. Принц Кинкадзу был консультантом в японском министерстве иностранных дел и пользовался большим авторитетом среди дипломатов.
Назвали также Кадзами Акика, правительственного секретаря в кабинете Коноэ, некоторых работников управления Южно-Маньчжурской железной дороги, связанных с промышленными магнатами страны, с адмиралами из главного штаба военно-морских сил. Мияги назвал еще нескольких сотрудников генштаба, которые занимали особенно агрессивную позицию и являлись сторонниками нападения на советский Дальний Восток.
Берлин начал оказывать давление на Японию сразу же после того, как Германия напала на Советский Союз. Гитлеру пришлось срочно перестраиваться: ведь последние месяцы он всячески старался направить японскую агрессию на Сингапур, желая заполучить действующего военного союзника против англичан. Теперь ситуация изменилась, и военную машину Японии приходилось поворачивать в другую сторону - на Россию. Занимался этим прежде всего фон Риббентроп, всячески изощряясь, чтобы быстрее достичь своей цели. Он то выступал в роли змия-искусителя - обманывал, шантажировал, обещал быструю победу, то уговаривал, то начинал торопить, словно дело было уже решено.
Риббентроп действовал через Эйгена Отта, и поэтому Зорге - ближайший советник посла - оказался в центре многих секретнейших закулисных дел. Чтобы добиться цели, не допустить сговора двух агрессивнейших государств, он в доверительных беседах умело подвергал сомнению доводы фашистских дипломатов, стремился посеять недоверие и рознь между Японией и Германией. Шла напряженная борьба умов, о которой Рихард Зорге потом говорил:
"Конечно, я вовсе не думаю, что мирные отношения между Японией и СССР были сохранены на долгие годы только благодаря деятельности нашей группы, но остается фактом, что она способствовала этому. Именно эта идеологическая основа отличает нас от тех, кого обычно называют шпионами..."
В первый день войны против СССР фон Риббентроп пригласил к себе в Берлине японского посла генерала Осима. Министр был приторно вежлив, он заявил генералу:
- Продвижение Японии к Южным морям имеет, конечно, громадное значение, но, учитывая неполную готовность к такой операции, вы могли бы пока решить русский вопрос и присоединиться к Германии, в ее войне против Советского Союза. После быстрого краха России Япония обеспечит свой тыл и тогда совершенно свободно двинется на юг.
Осима сообщил об этом в Токио, и содержание беседы стало известно Одзаки. Как бы мимоходом он сказал принцу Коноэ:
- Господин Гитлер теперь говорит нашему министру иностранных дел совершенно иное. Немцы все время уверяли, что наш тыл на севере давно обеспечен. Не хотят ли они, чтобы мы доставали для них тигрят из пещеры?..
Вскоре Эйген Отт получил из Берлина шифрованную телеграмму, как обычно, совершенно секретную, не подлежащую оглашению нигде, кроме как в узком кругу доверенных лиц.
"Я достиг соглашения с послом Осима, - писал Риббентроп, - о том, что он повлияет на свое правительство, чтобы последнее предприняло быстрые действия против Советской России, и прошу вас со своей стороны использовать все возможности, чтобы повлиять в этом направлении на правительство Японии и влиятельные круги страны.
Учитывая быстрое развитие событий, Япония должна не колеблясь прийти к решению о военных действиях против Советской России. Укажите в своих беседах, что действия против России после того, как она будет разбита, лишь пошатнули бы моральное и политическое положение Японии. Риббентроп".
- Что они делают! - воскликнул Зорге, прочитав телеграмму Риббентропа. То они так, то этак! Что они думают? То Сингапур, то Благовещенск! Есть у нашего министерства какая-то линия?!.
Возмущаясь непоследовательностью германского ведомства иностранных дел, Зорге стремился прежде всего вызвать у Отта сомнение в правильности поведения Берлина. Но пока события развивались не в пользу Зорге. Япония совершенно определенно готовилась к войне против СССР. Сигналом к войне должно было быть падение Москвы. Зорге радировал в Центр: "Япония вступит в войну, если будет взята Москва..."
Однажды Отт поехал беседовать с Мацуока, вернулся в приподнятом настроении и пригласил Рихарда в кабинет.
- Ты знаешь, что сказал Мацуока? - Эйген Отт удовлетворенно потирал руки. - "Япония не может долго занимать нейтральную позицию в этом конфликте". Так он сказал... А во время нашей беседы министру принесли телеграмму Осима: фон Риббентроп предупредил, что русские отводят свои войска с Дальнего Востока. Мацуока прочитал мне вслух эту телеграмму.
- И ты веришь в подобную глупость?
- Не совсем. Но какое все это имеет значение! Главное - заставить Японию воевать... Между прочим, русский посол Сметанин приезжал к Мацуока зондировать почву. Знаешь, что ему ответил Мацуока? Он сказал, что японо-советский пакт о нейтралитете был заключен в то время, когда отношения между Москвой и Берлином были другими... Основой японской политики служит тройственный договор, и поэтому советско-японский пакт может потерять свою силу. Ты представляешь, Ики, что это значит! Я немедленно сообщу Риббентропу...