Риббентроп, ссылаясь на мнение Гитлера, предлагал Японии заключить Военный союз против Советской страны и просил тщательно изучить это предложение.
      Весной Отт направил в Берлин очень короткую информацию. Предварительно он показал ее Зорге. Посол доносил:
      "Я слышал из хорошо информированных конфиденциальных источников, что японская конференция пяти министров под председательством премьера сегодня в два часа ночи, после многочасового совещания, вынесла решение начать дипломатические переговоры с Германией по поводу военного союза, направленного против России".
      И вот теперь шифрованная телеграмма-инструкция послу, которую читал Зорге, предписывала приступить к практической подготовке военного договора. Гитлер рассчитывал добиться от Японии согласия начать войну с Россией, как только Германия начнет военные действия против русских. Нужно было во что бы то ни стало сорвать или хотя бы оттянуть заключение такого договора...
      Рихард Зорге действовал главным образом через Одзаки, который к тому времени получил новое назначение в правлении Южно-Маньчжурской железной дороги. Зорге пригласил Ходзуми в парк Хибия, чтобы посоветоваться, с чего начать.
      Как и ожидали, генеральный штаб поддержал предложение Берлина, но командование военно-морского флота возражало против нового секретного пакта. Японские адмиралы не решались идти на военный конфликт с англичанами, на сторону которых несомненно станут Соединенные Штаты. Это был главный довод, который Одзаки высказывал в частных разговорах с представителями военно-морского флота. Что же касается России, то Одзаки осторожно, но вполне логично говорил: к сожалению, события на Хасане показали, что Советская Россия не так уж слаба.
      Разговоры о секретном пакте возникали и на "средах" в кружке "любителей завтраков" принца Коноэ. Здесь Одзаки высказывался еще более сдержанно, он только привел как-то старую японскую пословицу: "Никогда не торопись сказать "да" и не спеши верить тому, что говорят..."
      Принц Коноэ любил пословицы, сказанные ко времени. Напоминание Одзаки ему понравилось.
      В Тайном совете, председателем которого был теперь Коноэ, мнения тоже разделились.
      ...Дела у германского посла в Токио шли не блестяще. Отт не смог убедить японцев принять предложение Берлина, хотя первоначально они целиком поддерживали идею военного соглашения. Премьер-министр в конечном счете отклонил проект секретного военного пакта. Дальнейшие события очень скоро показали, к чему это привело.
      Бои на Халхин-Голе продолжались с переменным успехом. Но японская военщина била в литавры. Успех, полный успех! Генерал Уэда, командующий Квантунской армией, становился героем дня. Военный министр Итагаки охотно давал интервью: русские бессильны перед японской доблестью. Императорские войска имеют численное превосходство. Единственное, что русские сделали правильно, это то, что они заняли оборону на новой границе, куда их заставили отступить - в пески, в овраги. Русским придется признать свое поражение, их войска разгромлены! Японская армия движется по императорскому пути!
      Вновь на горизонте появился черноусый атаман Семенов. Он встречался с Уэда, разговаривал о Забайкалье. Его отряды в семьсот сабель стоят на Сунгари, для всех подготовлена красноармейская форма. Отряды готовы перейти советскую границу для диверсионного рейда по Забайкалью.
      Эти сведения привез Бранко Вукелич. Он снова ездил в Маньчжурию на места военных событий, был гостем командующего Квантунской армией. Его встретили как старого знакомого, говорили с ним доверительно и откровенно. Вукелич узнал, что, конечно, не все обстоит так, как пишут в газетах: в майских боях, например, японские войска понесли тяжелые потери. И все же - рвутся в бой, размахивают мечами. Это в буквальном смысле слова! Кавалерийский отряд бросился с саблями на русские танки. Бессмысленный фанатизм! Их назвали камикадзе - смертники на конях. Советские войска действительно перешли к обороне. Видно по всему, что конфликт затянется. Но японцы готовят новое наступление, предположительно в конце августа...
      Мияги уточнил срок - наступление будет предпринято 24 августа. Из Порт-Артура доставлены тяжелые орудия, говорят, перед ними не устоит никакая оборона.
      В те дни Макс Клаузен работал с предельной нагрузкой, он почти ежедневно выходил в эфир, но для этого должен был совершать долгие, утомительные поездки за сотню километров от города на побережье, и каждый раз в новое место, чтобы сбить с толку агентов кемпейтай, радиотехников из пеленгационных отрядов. Он вызывал Висбаден, выстукивал на ключе группы цифр и через пятнадцать двадцать минут опять ехал в другой район. А здоровье начинало подводить, сдавало сердце, и на лице Клаузена появились болезненные отеки.
      Макс упрашивал Зорге разрешить ему почаще вести передачи из дома - рядом казармы гвардейского полка, там у них свои рации, под их прикрытием легче работать, но Рихард был неумолим и разрешал передавать из квартиры только в самых исключительных случаях. Рихард знал, как методически, напряженно японские контрразведчики выслеживают его радиостанцию. Надо быть крайне осторожным. Единственной причиной отступления от правила теперь могла быть только болезнь радиста. А здоровье Макса все больше тревожило Зорге. Он написал в одном из своих донесений:
      "У Клаузена сердечный приступ, обслуживает рацию в постели... Макс, к сожалению, страдает столь серьезной болезнью, что нельзя рассчитывать на возвращение прежней работоспособности. Он работает здесь пять лет, а здешние условия могут подорвать здоровье самого крепкого человека. Сейчас я овладеваю его делом и беру работу на себя".
      Но больной Клаузен все еще стоял на своем посту. Вот уже десять лет в Японии и Китае он был голосом неуловимого таинственного Рамзая, от его имени выходил в эфир и принимал для него задания. Теперь все его последние передачи были посвящены главным образом событиям на Халхин-Голе.
      А там, в Маньчжурии, произошло нечто неожиданное. Японские войска готовились к последнему, сокрушающему удару на Халхин-Голе: накапливали силы, подтягивали резервы, артиллерию. Шестая армия сжималась, как пружина, как кобра в песках, чтобы ринуться вперед. Генерал Уэда по указанию генерального штаба подписал приказ и отправил его с офицерами связи, чтобы никто не раскрыл часа и дня наступления. В пакете, прошитом суровыми нитками, опечатанном именными сургучными печатями командующего квантунской группировкой, с предупреждающей надписью: "Кио ку мицу!" - "Совершенно секретно!" - сообщалось только тем, кому надлежит это знать, что во имя божественного императора, с благословения предков, наступление на советские позиции начнется на рассвете 24 августа четырнадцатого года Сева.
      Военная тайна была соблюдена. Но вдруг за четыре дня до установленного срока наступления советские войска опередили Квантунскую группировку и сами нанесли ей удар неслыханной силы. Оказалось, что подготовка советских войск к длительной обороне была военной хитростью, позволившей незаметно сосредоточить силы для нанесения удара. Через три дня шестая японская армия, насчитывавшая свыше семидесяти тысяч активных штыков, была окружена и началось ее уничтожение.
      И в этот самый день, 23 августа 1939 года, японское правительство постиг еще один удар: Германия подписала договор с Советским Союзом о ненападении. Обе страны обязывались разрешать любые споры мирным путем.
      Двойной удар - на военном и дипломатическом поприще, - постигший кабинет Хиранума, потряс всю страну, и правительство было вынуждено уйти в отставку. Ушел в отставку военный министр Итагаки, сместили командующего Квантунской армией генерала Уэда, произошли изменения в генеральном штабе, ушел со своего поста фашистствующий премьер-министр Хиранума, остались не у дел многие другие политические и военные лидеры.
      На Халхин-Голе шестая японская армия потеряла около шестидесяти тысяч убитыми, ранеными, попавшими в плен. Советско-монгольские войска захватили много боевой техники, сбили около двухсот самолетов. Такова была цена авантюры, подготовленной кликой милитаристов. Но и теперь они не хотели сдаваться - кричали об о гпоре - Советской России, которая несомненно использует свой успех и пойдет на Маньчжурию. Надо вооружиться, мобилизовать нацию! В японском генеральном штабе проходили непрерывные совещания.
      Но оказалось, что русские вовсе не помышляют как-то использовать свой военный успех. Они восстановили монгольскую границу, и только. Японские милитаристы лишились возможности подогревать военную истерию.
      А черные тучи все плотнее затягивали горизонт. 1 сентября 1939 года нападением фашистской Германии на Польшу началась вторая мировая война.
      Группе Зорге все труднее становилось переправлять Центру информацию с помощью курьеров - микропленку, отчеты, большие донесения - все то, что не представлялось возможным передать с помощью радио. Война в Китае, захватившая громадную территорию, нарушила линию связи через Шанхай. Следовало придумывать что-то новое, открывать другие пути. И Рихард решил использовать для этого.., немецкую курьерскую связь. Идея была фантастическая, но почему не попытаться? Как-то посол Эйген Отт сказал ему сам за послеобеденным кофе.
      - Ты не хотел бы, Ики, слетать в Гонконг с дипломатической почтой? Тебе следовало бы немного проветриться...
      Зорге тогда отказался. У него ничего не было под руками - свою почту он только что переправил через Макса Клаузена в Москву. За документами приезжал тайный курьер. Они встретились в театре на представлении. Макс и Анна пошли на спектакль, получив по почте два билета. Доктор Зорге проинструктировал Клаузена, как вести себя на явке в театре. Макс оказался рядом с курьером, и в темноте, когда шло представление, они обменялись пакетами. Но часто пользоваться такой формой связи было рискованно, ведь самые опытные разведчики проваливались именно на связи. Здесь нужна особая изобретательность.
      И вот через несколько месяцев Отт снова предложил Зорге сделаться на время дипломатическим курьером.
      Накануне отъезда Рихард приехал в посольство со своим чемоданом, прошел к шифровальщику Эрнсту, который кроме своей работы занимался тем, что подготавливал дипломатическую почту.
      - Хелло, Эрнст, ты опечатал чемодан с почтой? Нет еще?.. Очень хорошо! Будь добр, опечатай заодно и мой чемодан" Иначе я не оберусь хлопот с японскими таможенниками...
      Все было логично - дипломатический багаж не подлежит таможенному досмотру, и, конечно, очень удобно иметь на чемодане посольскую печать, чтобы не тратить времени на таможенные формальности. Дипломатические курьеры часто так делают... Эрнст поставил сургучные печати на оба чемодана, подготовил опись, сопроводительное письмо, снабдил их посольскими лиловыми печатями, и материалы советского разведчика обрели дипломатическую неприкосновенность.
      В Гонконге на аэродроме "дипломатического курьера" встретил сотрудник немецкого консульства. Он помог вынести чемоданы, положил их в машину. В консульстве Рихард, выполнив все формальности по доставке секретной почты, получил расписку в сдаче дипломатического багажа и поехал в гостиницу. В руке у него был клетчатый чемодан, на котором все еще висела охраняющая его печать германского посольства.
      Номер в отеле Зорге заказал из Токио. Вечером раздался звонок, кто-то спрашивал мисс Агнесс, Рихард шутливо ответил:
      - К сожалению, я не могу ее заменить... Вы, вероятно, ошиблись.
      Это был пароль. Зорге погасил свет, лег на тахту и стал ждать. Через несколько минут в дверь постучали, и человек, свободно говоривший по-английски, спросил:
      - Могу я получить сверток для Алекса?
      - Возьмите на столике рядом с вешалкой, - сказал Зорге, и человек ушел. Они друг друга не видели. Рихард был опытным разведчиком, и он ничем не хотел рисковать без нужды.
      В Токио он снова погрузился в свою повседневную опасную работу. Временами Зорге испытывал гнетущую усталость, но не поддавался, сбрасывал ее и поражал окружающих бодростью, кипучим темпераментом.
      Прошло больше шести лет, как Рихард Зорге почти безвыездно жил в Токио. Он мечтал о возвращении в Москву, тосковал по родным березам, друзьям. Он уже несколько раз писал, спрашивал, когда ему разрешат вернуться, но ответ был один - надо повременить. Ему писали, что существующая обстановка не позволяет отозвать его в распоряжение Центра. Зорге ответил:
      "Дорогой мой товарищ. Получили ваше указание остаться еще на год; как бы мы ни стремились домой, мы выполним его полностью и будем продолжать здесь свою тяжелую работу".
      Это было написано в январе 1940 года. А в мае того же года войска фашистской Германии перешли в наступление и в течение нескольких недель разгромили Францию. Еще неизвестно было, в какую сторону устремится дальше Гитлер.
      И Рихард Зорге передал в Центр:
      "Само собой разумеется, что в связи с современным военным положением мы отодвигаем свои сроки возвращения домой. Еще раз заверяем вас, что сейчас не время ставить вопрос об этом".
      9. НАД ПРОПАСТЬЮ
      Прошел еще год напряженной работы. Людям Зорге порой казалось, что они балансируют на непрочном канате над глубокой пропастью. Но разведчики работали, несмотря на опасность, вопреки усталости и нечеловеческому напряжению нервов. Иногда возникала мысль, что враг уже напал на их след, что группа обложена, окружена. Агенты кемпейтай действительно сновали вокруг да около, но ничего не могли обнаружить. Только все больше разбухала папка с копиями перехваченных нерасшифрованных донесений - цифры, цифры, цифры... В беспорядочном нагромождении цифр ничего нельзя было разобрать. Каждая радиограмма передавалась своим шифром, это тоже сбивало с толку - какими возможностями располагает таинственная организация!.. И пеленгация тоже не давала ничего существенного. Старая аппаратура позволяла определять действующий передатчик только в радиусе трех километров. Радиостанция внезапно умолкала, потом снова начинала работать, но уже на другой волне, в другом месте. Время передачи тоже всегда было разным. И в этой бессистемности, видимо, была своя нераскрываемая система... В конце 1940 года Зорге радировал в Центр:
      "Я уже сообщал вам, что, до тех пор пока продолжается европейская война, останусь на посту. Поскольку здешние немцы говорят, что война продлится недолго, - я должен знать, какова будет моя дальнейшая судьба. Могу ли я рассчитывать, что по окончании войны смогу вернуться домой? Мне между делом стукнуло сорок пять лет, и уже одиннадцать лет я на этой работе. Пора мне осесть, покончить с кочевым образом жизни и использовать тот огромный опыт, который накоплен. Прошу вас не забывать, что живу здесь безвыездно и в отличие от других "порядочных иностранцев" не отправляюсь каждые три-четыре года отдыхать. Этот факт может показаться подозрительным.
      Остаемся, правда, несколько ослабленные здоровьем, тем не менее всегда ваши верные товарищи и сотрудники".
      Рихард Зорге продолжал стоять на посту и в то же время задумывался над своей дальнейшей судьбой - его привлекала профессия исследователя-ученого, литератора. Но этому не суждено было сбыться.
      Однажды на приеме в германском посольстве, когда Зорге был распорядителем вечера, он подошел к группе немецких военных атташе, собравшихся в буфете. Рихард застал самый конец разговора. Крейчмер, изучавший вооружение и техническое оснащение японской армии, отвечая кому-то, сказал:
      - Без нас они не обходятся... Наши радиопеленгаторы дают точнейшую наводку. Эти пеленгаторы прибыли неделю назад по просьбе японского генерального штаба.
      Зорге мгновенно понял, о чем разговор, почуял, какая опасность нависала над его группой с получением немецких радиопеленгаторов. Но ни единый мускул не дрогнул на его лице.
      - Господа, - воскликнул он, - может быть, хоть сегодня мы не станем говорить о делах!.. Дамы скучают... Паульхен, ты рискуешь потерять расположение фрау Моор!..
      Офицеры прошли в зал, где начинались танцы.
      Рихард Зорге приказал Клаузену максимально сократить время передач и в течение сеанса ограничиваться всего несколькими короткими фразами. Однако события бурно развивались, и Москва должна была получать нужную информацию... Клаузен по-прежнему выходил в эфир.
      Начальником контрразведки в Токио был полковник Осака, ставленник Тодзио, работавший с ним еще в полевой жандармерии Квантунской армии. Он без конца ломал голову над загадочной историей с нераскрываемым шифром и наконец принял решение действовать обходным путем. Через разведывательный отдел генерального штаба все японские военные атташе за границей получили задание внимательно следить за информацией, тем или иным путем поступающей из Японии. Кроме того, Осака поручил представить ему список всех, кто мог хоть в какой-то степени быть причастным к утечке секретной информации из Японии. Список получился огромный т - сюда вошли все иностранные журналисты, аккредитованные в Токио, коммерсанты, советники, служащие правительственных учреждений, военные... Окончательный список Осака составил лично, включив туда имена людей, которые сами могли быть источником информации. Он ужаснулся тому, что получалось: в этом секретнейшем списке оказались фамилии бывших премьеров, военных советников, членов Тайного императорского совета, генерального штаба, министры, их окружение - секретари, стенографы, курьеры. Из месяца в месяц полковник сокращал список путем отсечения имен, которые никак уж не могли вызывать подозрение. И все же этот усеченный список содержал сотни фамилий, которые полковник продолжал проверять и процеживать сквозь фильтры агентурных донесений, поступавших к нему отовсюду.
      Иногда контрразведчик выпускал "меченую" секретную информацию и следил, где она появится. Но пока ни один хитроумный метод, в том числе и радиопеленгация с помощью новейшей немецкой аппаратуры, не давал никаких результатов. Все это крайне раздражало полковника. Разоблачение неизвестной организации становилось для него делом служебной репутации. Он видел в неуловимых разведчиках своих личных врагов, хотя знал, что и его предшественники не могли напасть на их след. Ведь первые ушедшие в эфир неразгаданные шифрограммы были зафиксированы в кемпейтай еще семь лет назад...
      Группа "Рамзай" продолжала работать... 3 сентября 1940 года токийские газеты получили секретное полицейское распоряжение, которое стало известно Вукеличу. Он на память дословно прочитал его Зорге:
      "В печати не должно упоминаться о прибытии в Японию, а также о деятельности германского посланника Генриха Штаммера, который будет находиться в германском посольстве с особым поручением ".
      - Ну, что ты об этом скажешь? - спросил Вукелич у Рихарда.
      - А то, что вот уже несколько дней, как я, ваш покорный слуга, вместе с генералом Оттом и упомянутым берлинским посланником Штаммером готовим тайный военный договор между Японией и Германией... Я консультирую Отта. - Рихард рассмеялся, глядя на изумленное лицо своего товарища.
      - Да, да!.. - воскликнул он, - и ничего не поделаешь. Уж лучше я, чем кто-то другой... Но чем же объяснить поведение Гитлера? Год назад он подписал с Россией пакт о ненападении, а теперь меняет позиции. Зачем? Вот тайна, которую надо раскрыть.
      Личный представитель Риббентропа Генрих Штаммер приехал в Токио в начале сентября 1940 года и незамедлительно приступил к осуществлению своей особой миссии. В газетах об этом не говорилось ни слова, переговоры происходили в атмосфере непроницаемой тайны. Обе стороны шли навстречу друг другу. Потребовалось всего семнадцать дней, чтобы закончить переговоры, которые раньше тянулись месяцами и не давали результатов.
      Эйген Отт каждый день консультировался с -Зорге по возникавшим проблемам. Штаммер держался отчужденно, однако под конец тоже прибег к помощи эрудированного журналиста, который недавно сделался пресс-атташе германского посольства. Посол Отт сам обратился в Берлин с предложением назначить Рихарда Зорге немецким пресс-атташе в Токио.
      Для Зорге было ясно, что тройственный пакт имеет антисоветскую направленность, хотя во всех разделах и параграфах упоминалась лишь Англия, с которой вот уже второй год Германия вела войну.
      Накануне подписания пакта в приемной императорского дворца собрался Тайный совет. Докладывал министр иностранных дел Мацуока - коротконогий пожилой человек с короткими усиками и широко расставленными агатово-черными глазами. Мацуока сказал:
      - Хотя и существует советско-германский договор о ненападении, Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны, и Япония ответит тем же.
      Когда Мацуока вышел и члены совета остались одни, лорд - хранитель печати и основной советник императора осторожнейший Кидо сказал так:
      - В большой политике не имеет значения - справедливы ли наши действия или нет, главное - отсутствие риска в задуманном деле... Мы не можем поверить, что Германия долгое время останется преданным другом Японии. Германии и Италии не следует доверять полностью. И тем не менее сегодня Гитлера можно назвать нашим воистину бесценным союзником. Наша цель - строить вместе с ним новый порядок в Европе и Азии. Что же касается России, то наблюдаемое улучшение советско-японских отношений вряд ли продлится долго...
      Когда дискуссия была закончена, председатель Тайного совета предложил встать тем, кто согласен с предлагаемым пактом. Сидящих не оказалось. На другой день в Берлине подписали трехсторонний пакт между Германией, Италией и Японией. Посол Эйген Отт и дипломатический представитель Генрих Штаммер за усердие были награждены высшими японскими орденами - "Восходящего солнца".
      Ходзуми Одзаки, конечно, не присутствовал на заседании Тайного совета, но он в тот же вечер получил подробную информацию о том, что происходило в императорском дворце. Несколькими часами позже об этом уже знали в Москве...
      Пошел восьмой год, как Рихард Зорге работал в Японии. Все эти годы он непрестанно убеждался, что милитаристские круги Страны восходящего солнца вынашивали антисоветские идеи, проявляли постоянную враждебность к своему ближайшему соседу на Дальнем Востоке. Впрочем, это относилось не только к России. Зорге согласился с Хироси Осима, который как-то сказал ему: Япония больше ста лет вынашивала планы создания великой восточной Азии - "сферы взаимного процветания".
      - Теперь мы вместе с вами, - закончил Осима.
      Он вежливо поклонился, втянув сквозь зубы воздух, и улыбнулся. Но никто не мог знать, что таится за холодной, бесстрастной улыбкой японского генерала и дипломата. Осима снова работал в Берлине, теперь он был японским послом в Германии, стал генерал-майором императорских вооруженных сил.
      Зорге отметил для себя эту существенную деталь - руководство политикой все больше переходит в руки военных. Генерал Тодзио из главного, квантунского жандарма сделался военным министром, Доихара Кендзи стал главным военным советником правительства, Итагаки работал в генеральном штабе... Что же касается принца Коноэ, снова возглавившего кабинет, и министра иностранных дел Мацуока, то они отличались крайне националистическими взглядами, были сторонниками самых тесных связей с фашистской Германией.
      Пока внешне ничто будто бы не давало повода для особой тревоги, но Зорге всем своим существом ощущал напряженность политической атмосферы, как перед близкой грозой, когда начинают ныть старые раны и непонятная тяжесть затрудняет дыхание. Теперь Рихард хорошо разбирался почти во всем, что его окружало. Он знал, о чем говорили на секретных заседаниях Тайного совета, ему были известны доверительные разговоры в генеральном штабе, настроения в правительстве, в германском посольстве. Ему доверяли настолько, что сделали его пресс-атташе, предложили стать руководителем нацистской партийной организации в районе Токио - Иокогама и даже.., предложили наблюдать за послом германского рейха - теперь уже генерал-майором Эйгеном Оттом.
      Такое предложение сделал полицейский атташе германского посольства оберштурмбанфюрер СС Йозеф Майзингер, с которым Зорге иногда встречался за карточным столом. Рихард сумел расположить к себе эсэсовца-контрразведчика, войти к нему в доверие, - правда, для этого приходилось иногда проигрывать Майзингеру в покер...
      Как-то вечером они играли в посольстве. Майзингеру бешено везло. На радостях оберштурмбанфюрер крепко выпил. После игры, когда встали из-за стола, Майзингер пошел было провожать Рихарда к машине, но по дороге предложил на минуту завернуть к нему в кабинет - есть разговор.
      Эсэсовец поставил перед Зорге бутылку кюммеля и сказал Рихарду:
      - Послушай, Ики, что я тебе скажу... Послушай и забудь, - будто ничего не слышал... Ты хорошо знаешь нашего посла генерала Отта?.. Знаешь!.. А то, что он путался с генералом Шлейхером тоже знаешь?.. Верно! Курт Шлейхер участвовал в путче против нашего фюрера, его застрелили, как собаку... Ты, оказывается, все знаешь. Послушай, иди к нам работать!.. Не хочешь? Жаль!
      Оберштурмбанфюрер СС Иозеф Майзингер, человек двухметрового роста с кулачищами-кувалдами, внушал страх всем сотрудникам посольства. Женатый на секретарше Гиммлера, друживший с начальником гестапо Мюллером, с руководителем шпионско-диверсионной работой за границей Гейдрихом, Майзингер приехал в Токио по их заданию, чтобы возглавить полицейскую слежку в посольстве, установить связь с японской контрразведкой <В Токио Майзингер приехал в 1940 году из Варшавы, где работал в городской комендатуре и "прославился" жестокими расправами с польскими патриотами. После войны был повешен в Варшаве, как военный преступник.>. И вот с этим человеком оказался "дружен" Рихард Зорге.
      - Я не люблю кого? - бормотал Майзингер. - Интеллигентов, евреев, коммунистов... Вот кого! - Он забыл, о чем только что говорил, и перешел на другое. - Ну, а ты согласился стать нашим руководителем? Каким? Верховодить национал-социалистской организацией в Японии! Всех их надо держать... - Он поднял кулак. - Отказался?! А почему отказался?
      - Да так, не хочу... Я предложил устраивать собрания в кабаке "Фледермаус" и чтобы у каждого нациста сидели на коленях по две японки, а они не согласились. Ну, я и отказался...
      Майзингер захохотал.
      - Правильно! На каждого по две японки - вот это собрание национал-социалистской партии!.. Зря ты не пошел.
      С течением времени сотрудник всесильного управления имперской безопасности оберштурмбанфюрер Майзингер проникался к доктору Зорге полнейшим доверием.
      Теперь следует ненадолго перенестись на противоположную сторону нашей планеты - в Германию конца 1940 года. Как сохранила память немногих свидетелей и официальные записи, 29 июля на станцию Рейхенгалле, где располагались штабные отделы верховного главнокомандования, прибыл специальный поезд советника Гитлера генерал-полковника Иодля. Уже само по себе появление Иодля в Рейхенгалле было огромным событием. Старожилы-штабники не помнили случая, чтобы столь высокая персона снисходила до посещения места их службы. Иодль приказал, чтобы к нему явились начальники отделов - их было четыре, - и без предисловий, лаконично сказал, что фюрер решил готовить войну против России. Иодль добавил, что рано или поздно война с Советским Союзом обязательно вспыхнет и поэтому Гитлер решил провести ее заодно с начавшейся войной на Западе, тем более что Франция побеждена, а судьба Британии предрешена тоже. Генерал Иодль именем фюрера распорядился начать подготовку к восточной кампании.
      В тот же день начальник штаба сухопутных войск генерал Гальдер сделал запись в своем рабочем дневнике, первую запись о подготовке войны на Востоке:
      "Для доклада явился генерал Маркс, начальник штаба 18-й армии, командированный сюда для специальной разработки планов операции на Востоке. После соответствующего инструктажа о поставленных перед ним задачах я пригласил его на завтрак".
      Будущая операция еще не имела своего названия, и Гальдеру приходилось называть вещи своими именами. Несколькими днями позже Гальдер записал в своем дневнике:
      "Совещание в ставке фюрера. Россия должна быть ликвидирована... Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл только в том случае, если одним стремительным ударом мы разгромим государство ".
      В кабинете начальника штаба появляются все но-" вые представители германского командования, а в его дневнике - новые записи. Обсуждаются детали войны. Гальдер стоит в центре событий, к нему сходятся все нити подготовки войны. Но нити тайные, и ни одна душа, кроме приобщенных к тайне мрачного заговора, не должна знать о том, что происходит за стенами военных кабинетов, что спрятано в сейфах и папках с предупреждающей надписью:
      "Гехайме фершлюссзахе!" - "Тайное дело под замком". Это высшая степень секретности, строжайшая государственная тайна.
      В конце ноября Гальдер записывает: "Россия остается главной проблемой в. Европе. Надо сделать все, чтобы с нею рассчитаться".
      И в это самое время, еще за месяц до того, как Гитлер утвердил план "Барбаросса", когда план нападения на Советский Союз только начинали разрабатывать и он носил условное название "Фриц", из Японии в Москву поступило первое предупреждение, что фашистская Германия начала подготовку к войне против Советского Союза. Шифрованное донесение было датировано 18 ноября 1940 года. Клаузен передавал его, лежа в постели. Сердечный приступ свалил радиста с ног, но он не сдавался.
      Этот далеко идущий вывод об угрозе нападения на Страну Советов Рихард сделал из отрывочных, много раз перепроверенных фактов. В Токио постоянно кто-то приезжал из Европы - дипломатические курьеры, сотрудники посольства; возвращались из отпуска деловые люди. Отдельные их замечания вряд ли могли иметь значение для разведчика, но, сопоставив их, можно было сделать некоторые выводы. Дочь посольского привратника папаши Ридела писала, что сын, слава богу, вернулся домой, их распустили после похода во Францию. Ну и что из этого? Однако Анита Моор, веселая, беззаботная щебетунья, тоже побывавшая в фатерланде, рассказала иное: ее племянник также вернулся из Франции, но домой его отпустили временно, обязав вернуться в свой полк по первому требованию.
      Помощник военного атташе сказал Рихарду по секрету, что в Лейпциге формируют новую резервную армию в составе сорока дивизий.