Юрий КОРОЛЬКОВ
      ЧЕЛОВЕК, ДЛЯ КОТОРОГО НЕ БЫЛО ТАЙН
      Анонс
      Имя бесстрашного антифашиста и борца "невидимого фронта" Рихарда Зорге известно всему миру.
      В продолжение многих лет, не скрывая своего имени, Зорге - официально в качестве немецкого журналиста - жил и работал в Японии, выполняя важнейшие, ответственейшие задания советского разведывательного Центра. В ноябре 1964 года товарищу Рихарду Зорге за выдающиеся заслуги перед Родиной и проявленные при этом мужество и героизм посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
      Автор предлагаемой вниманию читателей книги писатель Юрий Корольков в течение нескольких лет работал над темой, посвященной Рихарду Зорге. Он совершил поездку в Японию, где побывал на местах минувших событий, встречался с людьми, знавшими славного советского разведчика.
      ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
      АДЪЮТАНТ ИМПЕРАТОРА
      Горели архивы, умирали люди - и все для того, чтобы сохранились тайны... Он старался идти прямо, военным шагом, каким ходил всю жизнь, но плечи опускались сами, будто под непосильным грузом, и деревянные гета едва отрывались от мостовой. Он выглядел совсем дряхлым в своей церемониальной одежде, которую надел по такому необычайному поводу. Ему было страшно. Он шел умирать...
      Когда-то Хондзио мечтал умереть за императора - потомка богов, - то было в юности, теперь он стар и у него нет желания уходить из жизни. Но он должен умереть, потому что так решил клан, к которому он принадлежал.
      Старому японцу казалось, что все на него смотрят. Поэтому он свернул в глухую улочку. Скрипнули ржавые петли, и человек очутился в заброшенной части сада. Он вошел в сад через калитку, о существовании которой едва ли кто знал из новых хозяев, и, вероятно, поэтому его никто не задержал. Узкая тропинка в зарослях кустарника вела к серому зданию, похожему на казарму. Прежде здесь была Академия генерального штаба, теперь помещение заняли американцы, открыли институт по изучению проблем оккупации. Кому нужен такой институт? Человек в церемониальной одежде не понимал этого. Великая Япония, потомки богини Аматэрасу Омиками потерпели поражение в войне, ее оккупировали чужие солдаты. Что же им еще изучать?..
      Человек вышел на открытое место. Вот знакомое дерево с хвоей, похожей на зеленые метелки риса. Человек знал его молодым. Криптомерия стала громадной, а тогда, он легко доставал рукой нижние ветви. Под сенью этого дерева они давали друг другу клятву верности, клятву крови - он, Хондзио, и Доихара Кендзи. Итагаки тоже... Когда это было? Лет сорок назад... Теперь Доихара первым сказал: тебе надо умереть, чтобы сохранить тайну. Потом Итагаки, Тодзио. Они тоже сказали: да, надо умереть - империя превыше всего, таков закон самураев. Нет выше чести, чем умереть за микадо... Только почему он? Почему не Итагаки, не Тодзио, не Иосахара... Но теперь об этом поздно раздумывать. Он поступит так, как повелевает закон Бусидо...
      На газоне у входа в здание большое темное пятно от костра, на траве черный пепел, прибитый дождем. Здесь тоже сжигали архивы, чтобы сохранить тайны... Скоро и его сожгут, словно кипу бумаг с надписью "Кио ку мицу" - "Совершенно секретно, при опасности сжечь".
      "Кио ку мицу!"...
      Он с трудом поднялся по каменной лестнице. Распахнутая дверь, коридор, ведущий в конференц-зал. Здесь тоже не обратили внимания на старого человека в черной церемониальной одежде. Дверь в конференц-зал была закрыта. На дверных створках висел замок, рядом клочок бумаги с надписью: "Вещевой склад. Посторонним не входить!"
      "Почему английская надпись? - подумал пришелец. - Почему не написано японской катаканой. Никто здесь не обязан понимать английский язык..." Но человек в церемониальной одежде понял: идти дальше некуда, здесь конец пути. Так пусть же свершится, что предначертано!.. Есть рыбы, которые возвращаются умирать туда, где родились, - в Саргассово море. Для него академия Саргассово море. Он умрет у этого порога, через который шагнул в жизнь, в армию совсем молодым офицером... Пусть свершится, что предначертано!..
      Его обнаружил американский сержант, шедший в вещевой склад. Старый японец еще подавал признаки жизни. Он открыл глаза и глухо сказал:
      - Я адъютант благословенного императора... Это случилось 20 ноября двадцатого года эры Сева, что соответствует 1945 году европейского летоисчисления, - через три месяца после капитуляции Японии. В Токио, в здании бывшей Академии генерального штаба покончил самоубийством генерал-лейтенант японской армии Сигеру Хондзио, бывший главный адъютант императора Хирохито.
      Сигеру Хондзио совершил харакири в здании военной академии, где провел лучшие годы, откуда вышел в жизнь, сулившую успех и победы. Карьера не подвела барона Хондзио - он командовал Квантунской армией, состоял членом Тайного совета империи, был кавалером всех восьми степеней ордена "Восходящего солнца", был удостоен высшего ордена "Священного сокровища" и многих других регалий. Он занимал почетные должности при дворе императора на протяжении многих лет. Находился в центре больших государственных событий. И вот финал самоубийство по приказу военной клики, к которой принадлежал сам императорский адъютант.
      В черном портфеле, что хранился в бомбоубежище личной резиденции генерала, лежало завещание Хондзио, составленное еще за два месяца до смерти. Под диктовку своих единомышленников Хондзио написал на бумаге "хоосе", приличествующей такому случаю:
      "Хотя меня уже нет в живых, я, который в течение многих лет занимал важные военные посты, испытываю чувство страха потому, что я привел империю в состояние, близкое к разрухе, которой еще не знала история. Свою вину я могу искупить, только умерев десять тысяч раз, так как виноват только я и никто больше. Я никогда в своих действиях не получал никаких указаний правительства или высшего японского командования. Я поступал только по велению своего разума.
      Оставляя этот мир и сознавая личную ответственность за все совершенное, я молюсь от всего сердца за здоровье императора, за возрождение империи, которой я посвятил свою жизнь.
      Сентябрь двадцатого года Сева. Хондзио Сигеру".
      В "лирическом отступлении", приложенном к завещанию, генерал написал:
      "Когда птица чувствует приближение смерти, она поет лучше, а человек, стоя на краю могилы, раскрывает душу и говорит только правду".
      Адъютант императора хотел, чтобы ему поверили. Генерал Хондзио, знавший многие государственные тайны, безропотно согласился с решением своих единомышленников - унести в могилу сокровенные тайны, к которым был как-то причастен. Он приносил себя в жертву, брал на себя вину, чтобы выгородить остальных.
      Конечно, генерал преувеличивал степень собственной ответственности. Но он действительно знал многое. Среди тайн, которые Хондзио хранил долгие годы, было и убийство китайского маршала Чжан Цзолина, правителя Маньчжурии, и подготовка японской оккупации этой провинции. Захват Маньчжурии дал возможность вывести японские войска к границам Советской России и Внешней Монголии. С этими событиями тоже было связано немало тайн японских милитаристов. А похищение китайского экс-императора Пу-и, ставшего токийской марионеткой, "главой" марионеточного государства Маньчжоу-Го, а секретные укрепления на отдаленных тропических островах Тихого океана, дворцовые перевороты в Токио, заговор против России, союз с Берлином. Тайны, тайны, тайны...
      Среди множества тщательно охраняемых государственных тайн была еще одна тайна падения правительственного кабинета принца Коноэ осенью 1941 года. В ночь на 17 октября в императорском дворце было созвано экстренное заседание дзусинов - членов Тайного совета высших советников империи. Явились семь бывших премьер-министров, председатель Тайного совета и хранитель государственной печати. Девять старцев олицетворяли мудрость Страны восходящего солнца. Именно они должны были обсудить совершенно неслыханное событие в истории Японии.
      После ночного заседания Тайного совета принц Коноэ внезапно подал в отставку вместе с членами своего кабинета. Новым премьер-министром Японии стал главарь военной клики генерал Тодзио, тот самый Тодзио Хидеки, который лет десять назад служил в Маньчжурии под началом будущего императорского адъютанта Сигеру Хондзио. Хондзио командовал тогда Квантунской армией, а Тодзио был у него начальником полевой жандармерии. Потом их пути расходились, скрещивались и снова расходились, но тайны, связывавшие их, оставались. И вот главный жандарм Квантунской армии стал премьер-министром.
      Хондзио знал, как это произошло. Но главному адъютанту императора Хирохито даже ценой своей смерти не удалось сохранить в тайне причины внезапного правительственного кризиса, как, впрочем, и многие другие государственные тайны.
      Кабинет Коноэ в полном составе подал в отставку в тот самый день, когда японская контрразведка - кемпейтай - арестовала личного советника и секретаря премьер-министра Ходзуми Одзаки Его обвинили в тайной связи с иностранной державой. Но дело было не только в Одзаки. Сотрудники кемпейтай после многолетних бесплодных поисков обнаружили наконец след действовавшей в Японии тайной группы "Рамзай", долго остававшейся неуловимой. Даже название группы удалось узнать лишь незадолго до ареста Одзаки. В течение шести лет японская контрразведка не могла раскрыть тайну секретных радиопередач, которые велись из Японии. В архивах кемпейтай хранилась целая кипа непонятных радиограмм опытнейшие дешифровщики не могли расшифровать ни одной строки. А таинственный передатчик появлялся то там, то здесь, и его тоже не могли обнаружить. То ночью, то днем в эфир летели группы загадочных цифр. Было ясно: из Японии уходят какие-то таинственные сообщения, но кто их передает, каково их содержание, кому они адресованы, никто не знал. Решили, что, по всей вероятности, передачи ведутся с неизвестных подводных лодок у берегов Японии. Но это было совсем не так.
      Арест советника премьер-министра Одзаки послужил началом бурных событий, которые привели к острому правительственному кризису. Министр юстиции Ивамура, представший перед членами Тайного совета, сообщил, что во главе раскрытой организации "Рамзай" стоит Рихард Зорге, немецкий корреспондент и ближайший доверенный сотрудник германского посла в Токио. По данным, полученным кемпейтай, Рихард Зорге в продолжение многих лет является советским разведчиком.
      Министр Ивамура доложил далее, что, учитывая сложившуюся обстановку - в этом деле замешан сотрудник посольства дружественной державы, - он, Ивамура, не осмелился подписать ордер на арест Зорге и просит кабинет дать ему необходимые указания. Что же, касается Ходзуми Одзаки, то связь его с Зорге доподлинно установлена. Как выяснено, он оказался человеком коммунистических убеждений.
      В правительственных кругах арест Одзаки произвел впечатление разорвавшейся бомбы: недавний секретарь и советник Коноэ, непременный участник всех интимных завтраков с премьером - советский разведчик! В высших сферах Японии молниеносно распространился слух, будто не только Одзаки, но и сам принц Коноэ был связан с русским агентом, и что уже издан указ о его аресте...
      Никто не знал, какие тайны японской империи Ходзуми Одзаки передал доктору Зорге, но, будучи личным другом премьера, Одзаки всегда был посвящен в самые сокровенные дела и планы японского правительства. Следовательно, о них мог знать и Рихард Зорге, корреспондент газеты "Франкфуртер цайтунг", пресс-атташе германского посольства и.... советский разведчик в Японии.
      Событие, потрясшее правительственные круги Японии, произошло на исходе 2601 года существования империи. Раньше, на протяжении всей японской истории не было случая, чтобы иностранец проник в хранилище тайн Страны восходящего солнца. Таким иностранцем оказался Рихард Зорге - стойкий боец невидимого фронта, убежденный антифашист, человек, ненавидевший войну и отдавший жизнь за то, чтобы предотвратить военные преступления. Он стал человеком-легендой. На Западе до сих пор Рихарда Зорге называют "крупнейшим разведчиком XX века". И по сей день там задают вопрос. "Кто вы, доктор Зорге?" Спрашивают - и не находят ответа.
      1. ВПЕРЕДИ - ЯПОНИЯ...
      Курортный город Карлсбад, которому сейчас вернули его древнее название Карловы Вары, лет тридцать назад выглядел почти так же, как и теперь. Раскинутый в зеленом ущелье по берегам торопливой, весело журчащей реки, он будто застыл, окаменел в позднем средневековье. Здесь все что-то напоминает: вот строения ганзейских поселений, это улица старой Праги, а там вычурные французские виллы с амурами на фасаде, опоясанными венками каменных роз. А православный собор петровских времен будто перенесли из русского Суздаля. Знаменитую прогулочную колоннаду, где расположены целебные источники, построили в древнегреческом стиле; ее каменные изваяния точь-в-точь такие, как на крышах готических храмов. Даже лесистые горы, нависшие над долиной, напоминают Кавказ в миниатюре...
      Здесь все что-то напоминает, но в то же время город имеет неповторимое, столетиями сохраняющееся лицо.
      Война пощадила Карлсбад. Американские летчики не нашли его среди гор и сбросили бомбы на рабочий пригород. Главной потерей курорта во время войны оказалась колоннада над горячим гейзером, изображенная на всех старинных гравюрах, но в этом не были повинны бомбежки или артиллерийский обстрел.
      Когда Геринг приехал в оккупированный Карлсбад, местные фашисты генлейновцы <Генлейн - агент Гитлера, руководивший нацистской партией Судетской области Чехословакии.> "преподнесли" ему эту колоннаду, чтобы переплавить металл для нужд войны. Прекрасную колоннаду разрушили. Но оказалось, что сплав негоден для военного производства. А колоннады уже не было. Потом генлейновцы оправдывались - война требует жертв.
      Однако все это произошло значительно позже тех событий, о которых идет речь.
      Если от горячего гейзера пойти мимо костела с темными, будто графитовыми куполами и подняться наверх по каменным ступеням, сразу же очутишься в лабиринте маленьких, пустынных, горбатых улочек с булыжными мостовыми. Здесь и сейчас еще стоит трехэтажный дом с потускневшей золоченой надписью - названием пансиона.
      В самом конце лета 1933 года старомодный экипаж с откинутым верхом остановился перед подъездом этого дома, и услужливый извозчик снял с козел серый клетчатый чемодан под цвет макинтоша его владельца. Прибывший был человеком средних лет, высокого роста, с крупными чертами лица, которое оживляли внимательные серо-голубые глаза. Широкие, приподнятые брови вразлет придавали его лицу выражение восточного воителя. На нем был светлый дорожный костюм, отлично сидевший на его широкоплечей спортивной фигуре, и галстук темно-вишневого цвета.
      Откинув рукой прядь темных, с каштановым отливом волос, человек, прихрамывая, вошел в дом.
      - Я приехал ненадолго, - сказал он владелице пансиона. - Хорошо бы поселиться на солнечной стороне, и обязательно нужна тихая комната. Не выношу шума.
      Приезжий протянул хозяйке свой паспорт. Она раскрыла его.
      - Господин Рихард Зорге?
      - Да, Рихард Зорге. Но меня знают больше как Джонсона. Вы слышали о таком журналисте? Это мой литературный псевдоним - Александр Джонсон. Впрочем, называйте меня как вам нравится...
      Элегантный иностранец, умеющий держать себя просто и непринужденно, произвел выгодное впечатление на хозяйку пансиона. Она проводила гостя на второй этаж и распахнула перед ним дверь.
      Гость бегло осмотрел комнату и как будто остался доволен. Был послеобеденный час, и в комнату лились потоки света. Зорге подошел к окну и взглянул на открывшуюся панораму: буро-оранжевые черепичные крыши, почерневшие трубы, рядом с костелом резная колоннада, увенчанная открытым куполом, из-под которого тянулись белесые струйки пара от горячего гейзера. Еще дальше виднелась часть набережной, аллея каштанов, и все это на фоне зеленых круч, нависших над городом. Зеленый цвет листьев нарушался малиновыми, желтыми даже лиловыми мазками подступающей осени.
      В тот день Зорге никуда не выходил и попросил принести ему ужин наверх. Только совсем поздно, когда на улицах схлынула толпа отдыхающих, он вышел подышать свежим воздухом. По лестнице с железными перилами спустился к костелу и сквозь высокие, как в храме, двери прошел внутрь колоннады. Рихард остановился перед гигантской каменной чашей, в которой бились пульсирующие струи гейзера, постоял перед статуей богини здоровья и отправился дальше. Он перешел через мост на тесную площадь, прошелся вдоль набережной и возвратился в пансион.
      Вечерняя прогулка освежила его. Рихард запер дверь, сбросил пиджак и прилег на тахту под окном. Облегченно вздохнул: все сделано! Осталось только ждать парохода. С улицы тянуло прохладой, было приятно лежать и наслаждаться покоем. Рихард подумал: все же хорошо, что он сможет здесь отдохнуть несколько дней. Говоря по правде, он чертовски устал за последние недели, хотя еще и не начинал работать по-настоящему.
      Рихард любил этот курорт, он бывал здесь, когда еще жил в Германии, и теперь охотно заглянул сюда перед отъездом в Японию. Конечно, дело не в отдыхе, отдохнуть можно было бы и на море, в пути, но лучше никому не мозолить глаза перед отъездом, - Паспорт готов, - ответил Зорге. - Билет я заказал на Ванкувер. Предпочитаю ехать через Канаду. Пароход уходит в субботу из Гамбурга.
      Он говорил лаконично, собранно, хорошо зная, что разговор может быть неожиданно прерван.
      - Вы едете корреспондентом?
      - Да... Об этом я уже сообщил в Центр. Вероятно, еще не дошло. Аккредитован корреспондентом "Франкфурте? цайтунг" и еще буду представлять две, возможно, три небольшие газеты... Уже заказал визитные карточки.
      Зорге с усмешкой достал визитную карточку и протянул ее Людвигу:
      "Доктор Рихард Зорге.
      Корреспондент в Японии.
      Газеты "Франкфуртер цайтунг"
      (Франкфурт-на-Майне)
      "Берзен курир" (Берлин)
      "Амстердам ханделъсблад" (Амстердам)".
      - "Франкфурте? цайтунг" - это наиболее солидная газета, - говорил Зорге. Негласно ее поддерживают директора "ИГ Фарбен". Она распространена среди немецкой интеллигенции. Геббельс пока оставляет газету в покое. Считаю, что получилось удачно, но от заключительного визита в министерство пропаганды я уклонился. Это могло бы вызвать дополнительную проверку моей персоны... Точно так же и со вступлением в нацистскую партию Я сделаю это в Токио, там это проще, а главное, подальше от полицейских архивов.
      Зорге рассказал о своей работе в последние месяцы. Людвиг, видимо, хорошо был информирован о делах разведчика - понимал с полуслова, а порой даже прерывал его сухими, короткими фразами:
      "Я знаю... Знаю... Я это читал у вас..."
      Прожив несколько лет по заданию Центра в Китае, Зорге вернулся в Москву и оттуда уехал в Германию - вскоре после фашистского переворота. В последний день января 1933 года Гитлер захватил власть, и страшный террор обрушился на Германию. А в мае советский разведчик Рихард Зорге был уже в этом пекле, где царил фашистский разгул, где охотились за коммунистами, социал-демократами, профсоюзными функционерами, за любым демократически настроенным немцем, бросали их в концлагеря на муки, на смерть. Вполне возможно, что в полиции сохранилось досье и на коммунистического редактора, партийного активиста Рихарда Зорге, участника кильского, гамбургского, спартаковского и саксонского восстаний, с 1925 года жившего в Советском Союзе, в Москве. В этих условиях уже сам приезд Зорге в фашистскую Германию под своей фамилией, под своим именем был поступком героическим. И он пошел на это, коммунист Зорге.
      Конечно, было величайшей дерзостью прибывшему из Москвы коммунисту пойти к редактору респектабельной буржуазной газеты и предложить свои услуги в качестве иностранного корреспондента. Но Старик именно в такой дерзости видел успех операции. Старик - это Ян Карлович Берзин, он же Павел Иванович, человек легендарный, стоявший уже много лет у руля советской разведки.
      Рихард отчетливо помнил, как все произошло. Берзин встретил его в тесном коридоре старого особняка в Знаменском переулке и сказал: "Зайди, потолкуем". А когда пришли в кабинет, спросил: "Что ты думаешь относительно Гитлера?"...
      Рихард много размышлял об этом. Гитлеровцы у власти - это приближение войны, в первую очередь войны против Советской России. Он резко обрушивался на тех, кто воспринимал фашизм как временное, недолговечное явление. Партийный работник и социолог, отлично разбиравшийся в политической обстановке Германии, Зорге глубоко анализировал положение и делал вывод - дальнейшие события могут привести к объединению международной реакции, прежде всего Германии, Японии, Италии. Нужно предвидеть, что силы фашизма несомненно готовятся к широкому наступлению против демократии...
      - Я думаю, - сказал Рихард, - что фашизм усиливается, наступает, и это намного повышает угрозу войны против Советского Союза.
      Ян Карлович согласился с этими соображениями Зорге.
      - А это значит, - добавил Берзин, - что нам надо знать планы вероятных противников, проникать в их организации... Не так ли? Это наш вклад в оборону страны. -Узнать мысли противника - значит сорвать его агрессивные планы или во всяком случае упредить их... Отвести угрозу войны - вот главное.
      - Именно так! - воскликнул Зорге. - И я просил бы, Ян Карлович, послать на эту работу меня. У меня есть некоторые соображения в пользу собственной кандидатуры.
      - Для этого я и пригласил тебя, - сказал Берзин. - Давай подумаем...
      И они стали думать - руководитель советской разведки и боец незримого фронта Рихард Зорге.
      Было много встреч в кабинете Яна Карловича Берзина. Как в шахматах, Берзин и Зорге прикидывали различные варианты, отбрасывали их, возвращались к ним, выдвигали новые, и постепенно складывался план, получивший название "Операция Рамзай".
      А время не ждало. Захват Гитлером власти до предела осложнил обстановку. Фашисты - эти цепные псы германского империализма - задолго до поджога рейхстага вынашивали мысль о разбойничьем походе на Советскую страну. Их главарь открыто писал об этом.
      Как-то раз, беседуя с Рихардом, Ян Карлович подошел к шкафу, взял с полки книгу в коричневом переплете и принялся ее листать. Это был перевод мракобесной книги Гитлера "Майн кампф". Берзин нашел нужное место и прочитал:
      "Мы переходим к политике завоеваний новых земель в Европе. И уж если желать новых территорий в Европе, то в общем и целом это может быть достигнуто только за счет России. К этому созрели все предпосылки".
      Ян Карлович швырнул книгу на стол.
      - Видишь, на что они замахиваются! - сказал он. - История не простит нам, если мы упустим время, притупим бдительность. Мне кажется, мы решаем правильно: через Германию проникнуть в Японию и там добывать информацию об агрессивных замыслах фашистской Германии. Именно там!
      Потом, по привычке ударяя кулаком в открытую ладонь другой руки, Берзин остановился перед Рихардом и добавил:
      - В нашем деле расчет, самая дерзкая смелость, трезвый риск должны сочетаться с величайшей осторожностью. Вот наша диалектика!.. Понимаешь?
      Да, Рихард понимал этого человека, которого уважал, любил, считал своим учителем. Он преклонялся перед Яном Карловичем - представителем старшего поколения революционной России.
      Ян Берзин, человек с молодым лицом и неугомонным характером, был умудрен большим житейским и революционным опытом. Уже в шестнадцать лет, поротый казачьими шомполами, трижды раненный н схватке с жандармами, приговоренный к смерти, замененной потом пожизненной каторгой, Петер Кюзис сделался совершенно седым. Когда он бежал из далекой Якутии и тайком, среди ночи прибрел домой, мать не узнала его. Он усмехнулся:
      - Так и должно быть... Теперь я Берзин, Ян Берзин, а Петрика не существует. Он пропал без вести где-то в Сибири, в тайге... Знаешь, мама, я взял себе имя отца. Я никогда не посрамлю его, никогда!..
      Эту клятву Ян никогда не нарушал. В феврале, в июльские дни семнадцатого года, в Октябрьскую революцию Ян Берзин - на революционном посту, он сражается с юнкерами, участвует в вооруженном восстании в Петрограде, потом в Латвии...
      - Вот откуда моя седина! Жандармы и охранка научили меня уму-разуму. Учился шесть лет в школе и почти столько же провел в тюрьме. Хорошо, что удалось сократить эту науку - бежал с каторги...
      Когда Зорге и Берзин уставали, Ян Карлович предлагал сыграть партию в шахматы - "просветлить мозги". Пили чай, крепкий до коричневой черноты, и снова принимались раздумывать вслух о предстоящей "Операции Рамзай", и снова, как бы между делом, Ян Карлович говорил о характере и целях советской разведки, о качествах разведчика.
      Рихарду вспомнилась одна фраза Берзина, которую бросил он в разгаре шахматной партии:
      - Ты знаешь, Рихард, что должен я тебе сказать? Требуется всегда быть начеку, а в противнике видеть не глупого, не ограниченного человека, но изощренного, умного врага. Побеждать его надо мужеством, дерзостью, находчивостью и остротой ума... Извини меня за такие сентенции, но вот смотри - ты приезжаешь в Берлин...
      И снова оставлены шахматы, стынет чай, забытый на столе. Уже сложился план операции, нужно только отшлифовать детали - ведь каждая деталь может быть причиной поражения или успеха.
      - В нашем деле, в советской разведке, нужно иметь горячее сердце патриота, холодный рассудок и железные нервы, - говорил Берзин. - Мы люди высокого долга и своим трудом должны сделать все, чтобы предотвратить войну, и в частности войну между Японией и Советским Союзом. Это основное задание твоей группе. Но, конечно, ты должен знать и главное - планы врага номер один - фашистской Германии... Все это трудно, чертовски трудно, но это нужно сделать, Рихард. Понял меня?..
      Такая уж была привычка у Берзина - спрашивать, понял ли его собеседник, сотрудник, единомышленник.
      Когда идея "Операции Рамзай" была ясна, начали обдумывать оперативную сторону дела. Прежде всего нужно внедряться не в Германии, а в Токио, но проникнуть туда через Германию. Бить на два фронта. Прикрываться нацистской фразеологией, войти в доверие. Для этого Зорге должен использовать старые связи в деловом мире, связи, установленные им еще в Китае. Как это сделать практически? Берзин полагался на самого Зорге - у него есть партийная хватка, навык, наконец, интуиция, присущая опытному разведчику.
      Лучше всего, если бы для этого представилась возможность поехать в Японию корреспондентом солидной немецкой газеты. Ян Карлович согласился с Зорге, который предложил использовать "Франкфурте? цайтунг" - там сохранились некоторые связи. На том и порешили. Берзин просил держать его постоянно в курсе дела. Связь обычная, но если понадобится - через специального человека.
      Прощаясь, начальник разведки вынул из сейфа две американские пятидолларовые бумажки и одну из них протянул Зорге.
      - Другую получишь в обмен, когда приедет наш человек. Можешь доверять ему, как мне, знай твердо: это я послал доверенного человека.
      И вот пошел третий месяц, как Зорге покинул Москву. Берзин послал к нему своего связного, и Рихард рассказывал ему о том, что удалось сделать за это время.
      Они поднимались все выше по отлогой тропе, вышли на северную сторону лохматой горы. Видимо, солнце редко сюда проникало, и тропинка, как малахитом, была покрыта темным зеленым мхом. Людей здесь не было. Сели на уединенную, грубо сколоченную из жердей скамью перед обрывом, круто спускающимся к реке.
      - Доложите Старику, - продолжал Рихард Зорге, - что мне удалось получить рекомендательное письмо к германскому послу в Токио Герберту фон Дирксену. Написал его директор химического концерна "ИГ Фарбен" из Людвигсхафена. Это дальний родственник посла фон Дирксена и его покровитель. Директор позвонил и в редакцию. После этого передо мной открылись многие двери...
      Когда-то в Китае, где Зорге официально изучал экономические проблемы банковское дело и емкость китайского рынка, он оказал коммерческую услугу химическому концерну. Это закрепило деловые отношения доктора Зорге с дирекцией "ИГ Фарбен". Да и сама поездка была осуществлена через немецкое химическое общество, членом которого состоял Зорге. Общество химиков и газета "Франкфурте? цайтунг" находились под негласным руководством могучего концерна, дирекция которого тоже находилась во Франкфурте-на-Майне. Все это как нельзя лучше способствовало планам Рихарда Зорге.
      Редактором "Франкфурте? цайтунг" оставался не чуждый либеральных настроений человек, которого нацисты еще не успели сменить. Он предупредительно встретил Зорге, расспросил его о Китае, внимательно выслушал пожелание доктора заняться корреспондентской работой и без долгих раздумий пригласил его сотрудничать в газете.
      - Я уже слышал о вас, господин доктор! Редакция "Франкфурте? цайтунг" будет рада видеть вас своим сотрудником. Мне говорили о вас весьма почтенные люди. Иных рекомендаций не требуется.
      Представьте, вы попали в самое удачное время - наш токийский корреспондент намерен вернуться в Европу. Его место остается вакантным...
      Теперь Рихарду Зорге предстояло обойти еще одно серьезное препятствие в лице амтслейтера - особого уполномоченного нацистской партии в редакции газеты. Такие представители появились во всех немецких учреждениях после гитлеровского переворота. Без них никто не смел и шагу шагнуть, они же решали вопросы благонадежности отъезжающих за границу.
      Зорге явился к амтслейтеру во второй половине дня. За столом сидел начинающий тучнеть молодой человек с покатой спиной и тяжелой челюстью. Шрамы, которыми было иссечено его лицо, - следы многочисленных студенческих дуэлей придавали ему свирепое выражение. Было жарко, и амтслейтер сидел в расстегнутом эсэсовском кителе.
      Еще с порога Зорге крикнул: "Хайль Гитлер!" - и вытянул руку в фашистском приветствии. Затем Рихард без обиняков начал деловой разговор:
      - Моя фамилия Зорге, - сказал он, развалясь в" кресле. - Из-за дерьмового режима Веймарской республики я восемь лет прожил за пределами фатерланда. Теперь вернулся, хочу служить фюреру и возрожденному им рейху. Мне предлагают уехать в Японию корреспондентом газеты. Нужен совет: как поступить?
      Зорге хорошо усвоил несложную терминологию гитлеровцев, их примитивные идеи и лозунги и легко сошел в разговоре за убежденного нациста, желающего послужить фюреру. Через час они были с амтслейтером на "ты", а вечером сидели в "Кайзергофе", излюбленном месте сборищ франкфуртских наци, пили водку и пиво, стучали по столу кружками, пели песни, ругали евреев и коммунистов.