Одним словом, Иероним ван Акен по прозвищу Босх - подлинный богоотступник и слуга Антихриста.
      Когда наконец мы увидим его на костре, ваше преосвященство?
      Бишкиль.
      Приказ начальника штаба - доноси! - поставил героя в самое затруднительное положение, и я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы через два дня, ранним мартовским утром, в разгар весеннего половодья, застеклившего небесными лужами уральскую грязь, под грай воронья весь штаб дисциплинарного батальона во главе с комбатом Охальчуком не был - бабах! отстранен от работы.
      В дисбат нагрянула оперативная бригада военной прокуратуры.
      Пять следователей во главе с самим полковником Парновым!
      На трех машинах и взводом охраны в автобусе.
      Письмо заключенных солдат, под которым поставили подписи пятьдесят человек, о хлорных издевательствах Стонаса долетело наконец птицей в руке демобилизованного ходока в Москву, до приемной Президиума Верховного Совета СССР, и Военная прокуратура СА дала команду молнией навести порядок.
      Стонаса арестовали первым и тут же заперли в камере на родной гауптвахте, после того как шлангами воды смыли всю хлорку со стен.
      Батя и его верный Супруг оказались фактически под домашним арестом. При обыске в присутствии понятых в сейфе начштаба был найден мой рапорт о пытках, и после обеда меня уже допрашивали сразу два следователя.
      Этот рапорт о хлорке, с учетом моего поднадзорного положения, пожалуй, спас лейтенанта от печальных последствий.
      Но главное не в этом.
      Не скрою, мне преподали серьезный урок, оказалось, что все-таки справедливость в стране зла может существовать. Опешив, я видел, как под взмахами следствия восстанавливается правота жизни и достоинство человека. Пусть даже на один только час!
      Следственная группа вызывает меня на очную ставку со Стонасом.
      Мы встречаемся на гауптвахте в комнате для свиданий с арестованными.
      Когда старшину вводят в комнату, я долю секунды не могу его узнать. Бог мой, он был весь черен от синяков, обрит наголо и с кривой улыбкой растирал руки от снятых наручников.
      В тот час, когда его после ареста привели на гауптвахту и оставили под присмотром дневальных, солдаты из роты охраны намеренно оставили дверь камеры незакрытой и выпустили из-под замка всех, кого еще не успели отправить в больницу. Отравленные хлоркой, полумертвые от мучений узники ползли червями по полу, чтобы доползти до изверга и расправиться с живодером. Выломав ножки от табуретки, Стонас зверем отбивался от налипшей кодлы, которая могла только царапаться и кусать. Кто-то из штрафников догадался позвонить в санчасть за подмогой, и на гауптвахту - убивать Стонаса - побежали больные зеки. Все оружие несчастных были только градусники. Они б, наверное, прикончили изверга, набили б рот крошевом стекла и плевками ртути, если б бегущих солдат не увидела охрана лагеря.
      Автоматы с плеча.
      Ложись!
      Через полчаса вся гауптвахта была пуста, всех отравленных солдат увезли в военный госпиталь. Стонас один остался в камере, к которой поставили караул из нейтральных солдат, из тех, что сопровождали налет прокуратуры. Только так ему удалось уцелеть от расправы.
      Так вот, я вижу, что Стонас несказанно рад видеть меня.
      Он даже пытается протянуть руку для дружеского рукопожатия.
      Но это только начало моих изумлений, старшина зачем-то решительно выгораживает чужака, вытаскивает лейтенанта из топи лагерных мерзостей.
      Сумма его слов приблизительно такова - лейтенант небожитель, поэтому надо оставить его в покое. Он практически ничего не знает о том, как живет зона и весь дисбат, потому что не захотел держать сеть осведомителей, чтобы быть в курсе происходящего. Он живет в мире книжек и фантазий и не хочет видеть ничего вокруг.
      Оставьте его... и отказался подписывать протокол очной ставки, вообще выводя меня за рамки следствия.
      Небожитель...
      Литовский крестьянин одним взмахом серпа проник в душу пижона, который павлином стоит на вершине башни слоновой кости посреди моря бишкильской кровищи, устремив взор из СССР в даль средневековья.
      Бригада прокуратуры через месяц интенсивных допросов начертила карту бишкильского стойла. Оказалось, что гауптвахта Стонаса была далеко не самым жестоким бесовским бичом насилия.
      Лагерь был в кровь истоптан конницей злобы.
      Из закрытого доклада, который мне выдали на час под расписку для чтения, я узнал про то, что власть в зоне держал садист рядовой Фрунджян и его банда, от жестокостей которых тоже страдали десятки солдат.
      Шутки Фрунджяна:
      облить спящего бензином и поджечь, а потом набросить одеяло и сбить пламя с кожи, чтобы она не успела обгореть, или вбить незаметно в стул вахлака иглу и усадить на укол, или помочиться в графин и заставить пить шурика до состояния рвоты, или затея "чмок": тебе завязывают глаза и требуют целовать все, что поднесут к лицу, задницу, член или высохший кал на тарелке. Почему высохший? - чтобы ты не учуял запаха.
      Настоящим филиалом Аида оказалось подсобное хозяйство дисбата, оттуда же в зону поступал пластилин, наркотик, который соскребается ложкой с голого потного тела, после того как наркоман нагишом побегает среди конопли, пачкая кожу пыльцой. Они умудрились вырастить втихаря делянку отменной густой конопли.
      Но мимо.
      По представлению прокурора были сняты со своих постов практически все командиры арестантских рот, начальник штаба и замполит, Стонас был увезен в городскую тюрьму и отдан под трибунал. Карающий меч навис над самим Охальчуком, он понуро поехал в Свердловск с повинной головой к командующему УРАЛВО и - бац! - вернулся на коне, раздувая ноздри от торжества. Ему влепили выговор с занесением в учетную карточку коммуниста, но оставили на посту исправлять допущенные ошибки.
      Яро собрав в кабинет новых ротных дисбата и обновленный штаб, полковник гневно начал бессвязную речь о дисциплине, вскинул бессильно кулак, затем уронил голову на грудь и захрапел, - он был мертвецки пьян.
      На этой свистящей ноте летящего лассо совещание оборвалось.
      Черту аресту старшины сверхсрочника Стонаса и разгону батальонного штаба подвел капитан Самсоньев, который словно провалился сквозь землю и не появлялся в штабе все долгих два месяца, пока шла работа прокурорской бригады.
      Мы увиделись с ним только в июне, золотым закатным вечером на проселочной дороге от лагеря к военному городку.
      Капитан пылил к зоне на белой "Волге" и, увидев меня, просигналил.
      Вышел из машины.
      За эти два месяца он хорошо отдохнул, посвежел, нагулял животик. Сменил мужской одеколон "Спорт" на новый запах, более сладкий. Впервые он сам вел машину, а не вручил руль загадочной диве в погонах младшего лейтенанта. Кажется, он был в новенькой форме с парой золотых танков на бархатных лычках кителя. Особисты носили чекистский щит и меч только на парадной одежде.
      Вот уж не ожидал, товарищ капитан, увидеть вас в прежних погонах, начал я.
      Самсоньев легко подхватил принятый между нами иронический тон легких уколов.
      Вы думали, меня повысят?
      Вижу, вас никак не задели наши страсти.
      Ошибаетесь, лейтенант, если б не вы, меня, может быть, и поперли как замполита и начштаба в шею пинками. Но сочли, что у нас хороший контакт.
      Вы мне льстите, капитан. Впрочем, это в духе компетентных органов: делать из мухи слона, чтобы заработать хороший паек. Вынужден вас огорчить, вся ваша полочка в столовой пуста. Деликатесами потчевали прокуратуру.
      Легкая тень набежала на лик гурмана.
      Я это предусмотрел и кое-что захватил с собой.
      Самсоньев иронично кивнул на заднее сиденье машины, где уютно покоилась внушительная коробка, придавленная сверху круглой жестяной банкой отборной астраханской селедки.
      Не обольщайтесь, лейтенант, ничего не изменилось и не изменится, на место Стонаса найдутся новые химики. Вы думаете, что метла прокурора вымела дочиста?
      Бросьте, капитан. Конечно, нет. Уверен, в зоне сменили лишь маскировку.
      Правильно, все стало хуже. В зоне после изгнания фрунджянских волков власть захватила мелочь, саранча, крысы и гнус. А от гнуса нигде не спрячешься.
      Я промолчал, потому что понимал - особист прав: любое дробление зла только увеличивает площадь гнета. Недаром Босх рисовал падших ангелов в виде комариного роя кровососущей нечисти. От оводов и мошкары грешному стаду спасения нет.
      Единственная перемена, капитан, - полковник перестал приходить в штаб с любимым спаниелем. Бедняга Джерри скучает под присмотром домашних.
      Завтра вас ожидает еще один собачий сюрприз. Мы убираем из охраны овчарок и закрываем псарню.
      Товарищ капитан, Советский Союз давным-давно подписал международную конвенцию о запрете использовать собак при охране лагерей.
      Одно дело наверху подписать, другое дело внизу приказать.
      Что ж, эта новость стала еще одним знаком перемены злобной погоды над зоной, и я, пожалуй, впервые допустил в разговоре с Самсоньевым человеческую нотку.
      Но, скажите, капитан, откуда такая ярость среди солдат? - сказал я почти про себя, только вслух... Еще пару лет назад все они были школьниками. Почему сверстники в зоне общей беды терзают друг друга, как одержимые бесом гиены?
      Почему?
      Признаюсь, ответ капитана Самсоньева я долгие годы практически не встречал ни в одной книге по этике и думаю, что честь этой формулы принадлежит его личному размышлению. Хотя отчасти его кредо было уже изложено в знаменитой работе австрийского биолога, лауреата Нобелевской премии Конрада Лоренца в 1963 году, за семь лет до нашей памятной встречи на проселочной дороге моей юности.
      (Сама книга Лоренца "Das sogenannte bose" - "Агрессия или так называемое зло" - выйдет на русском языке только спустя сорок лет, в 2002 году).
      Уловив смену иронии в голосе лейтенанта, Самсоньев помолчал, закурил и сказал:
      Все дело в том, что человек не должен жить, как стадо, как скопище стойла и рынка. Нормальная единица гуманности - это большая семья. Тут гнездо милосердия и доброты, ласки к детям и почитания старших. Все, что свыше большой семьи, - шаг к взаимной ненависти. Община еле-еле выдерживает перегрузки, а город просто скопище всякой вони. Озлобление всех против всех началось в городах. Человек, как и приматы, биологически не выносит приближения к себе на расстояние ближе двух метров. Человек стоит на правилах львиного прайда или гарема горилл. Стоит только нарушить это кольцо обороны, как он превращается в волка. Шерсть встает дыбом на холке. Лагерь худший вариант такого вот скотского скопища. Совесть не выживает в сортирах, где все сидят орлами над дырками. Невозможно остаться наедине с собой. Люди притиснуты друг к другу, как крысы в клетке, их злость друг на друга естественна для одиноких царей.
      Капитан помолчал.
      Только расселив людей из коммуналок любых государств, мы можем уменьшить агрессию обороны и потребовать от них следовать голосу совести.
      Ого, да вы анархист, мой капитан, подумал я, но ничего не сказал.
      Тем временем капитан садится за руль и пылит на машине в вечернюю даль в сторону зоны, к заходящему солнцу, которое горой тусклого золота еще милосердно заливает мир уральских полей и лесов.
      Конрад Лоренц:
      "Есть веские основания считать внутривидовую агрессию наиболее серьезной опасностью, какая грозит человечеству в современных условиях".
      Стонас прислал мне единственному два письма из тюрьмы (его приговорили к четырем годам лишения свободы).
      В первом письме в конце лета он жаловался на тяготы тюрьмы, на тесноту в камере, писал, что ему снится хутор, сестры, мать и отец, цинично намекал, что нашел дружка, который скрашивает скуку. Вспоминал с тоскою дисбат, о-ля-ля! Карты и охоту на уток, когда я, окликнув, случайно спас Стонаса от пьяной дроби капитана Бакрадзе, который жахнул в кусты, целя в селезня, и дробь жадно просвистела над нами свинцовым плевком.
      А в конце листочка сделал приписку: ты не думай, мой друг вовсе не жопник, а рассказывает по часу в день классный роман про французского графа Монте-Крысу, который был капитаном на корабле, хотел жениться на испанке, но его подставили в доносе дружки. И вот он нашел клад в тюряге, в камере одного психа-священника, и сейчас лежит вместо него на кровати в похоронном мешке, спрятав кисет брильянтов во рту...
      Стонас спрашивал, что это за французский роман и не врет ли баюн, может, сам все сочинил?
      Второе письмо пришло уже через год, под Рождество. Старшина писал в куцей новогодней открытке, что справедливость восстановлена, опыт губы пригодился, его сделали в тюрьме начальником изолятора для штрафников, и теперь уж он отольет гнусу хлоркой за все свои унижения. Пойми, подчеркнул он ручкой, ворье надо давить, исправит вора только позор.
      Ни на одно из его странных посланий я не ответил.
      Столько лет прошло, но для меня этот застенчивый изверг остался загадкой. Возможно, он втайне желал, чтобы книгочей-лейтенант объяснил ему самого себя, объяснил и нашел пути для спасения полуслепой души, которая кромсает грешников с ненавистью шяуляйского хуторянина, который, взяв в руки вилы, без трепета закалывает в курятнике воровскую выдру, вспарывает залезшего в хлев волчонка или приканчивает дикого кабана, который забрался в огород нажраться вдоволь дармовой картошки. Крестьянское сердце не признавало воровское скопище в зоне за людей, а лесное лихое зверье литовские топоры не щадят.
      Хертогенбос.
      (Исповедь расколдованной собаки.)
      Рассказывают, что в городе, на паперти собора Св. Иоанна была поймана большая говорящая собака, которая слезно просила у прихожан милостыню. Исчадье ада отвезли в монастырь антонитов под городом, где два монаха, братья Антоний и Иаков, обладали искусством изгнания бесов и следствий над ведьмами.
      Окропив пса святой водой из купели после крещения в той купели семи новорожденных, они долго пытали собаку, но, не добившись от нее ни слова, присудили принародно сжечь черную бесовку на площади перед церковью.
      Только один Босх попытался вмешаться в глупое аутодафе и предъявил толпе хозяина собаки, местного нищего, который, прилюдно покаявшись, сказал, что это он говорил за собаку, вещая собственным чревом, и тут же произнес утробой несколько слов за собаку: подайте Христа ради, и даже заквакал, как это обычно делают нищие.
      Тогда монахи, отложив сожжение пса, приказали схватить этого нищего и после пыток обвинили в том, что тот сговорился с ведьмой, которая и родила этого говорящего пса.
      Взволнованные горожане кинулись искать отродье и нашли среди нищих молодую беременную нищенку, которая под пытками рассказала о том, что стакнулась однажды с дьяволом ночью у паперти, который предстал перед ней в образе прекрасного щедрого юноши. Тот положил в ее миску для подаяний много золотых монет и накинул на шею драгоценное ожерелье. Потом стал тянуть за ожерелье под землю, где на ложе в гробу среди костей покойника превратился в огромного черного пса, который ее изнасиловал.
      Та смоляная собака и есть плод их мерзкой подземной случки.
      Монахи пытались обвинить девушку в том, что художник по прозвищу Босх был также пособником дьявола, но девица была так тупа, что не понимала намеков и твердила, что мессир Иероним никогда не подавал милостыню, а, наоборот, гнал нищих от храма, чем нечаянно спасла Босха от обвинений в еретической порче.
      Зато она призналась в том, что дьявол недавно снова утащил ее в гроб под городской площадью, где она опять предалась похоти, и сейчас должна родить свинью с головой ребенка.
      Пойманную ведьму отвезли в Реймс, в резиденцию святой инквизиции, где бесовку сожгли, а вот собака сдохла в Хертогенбосе задолго до казни чертовки. Мертвую псину выбросили за стену монастыря, где собаку подобрали все те же нищие и с пьяными песнями понесли на носилках хоронить за городской стеной на берегу речки Аа. Ведь чудом той говорящей собаки они щедро кормились почти целый год.
      Им на пути попался художник, который выкупил у нищей братии мертвое тело и отдал пса мастеру, чтобы сделать из шкуры хорошее чучело.
      Это чучело черной собаки Босх поставил в углу своей мастерской с надписью: в назидание глупцам.
      Извлечение камня глупости
      Глупцы растут без полива.
      (английская поговорка)
      Хертогенбос.
      Один пьяный глупец ночью мочился возле водосточной трубы во время дождя. Слушая, как густо льется струя воды, и, принимая в темноте излияние трубы за собственное журчание, он в полном изнеможении простоял на углу всю ночь с расстегнутыми штанами, пока дождь не перестал литься.
      Хертогенбос.
      Два глупых брата, желая сорвать с дуба груши, решили, что один из них влезет на дерево и, раскачивая ствол, будет сбрасывать груши вниз, а другой станет их собирать под деревом. Глупец битый час раскачивал дерево, но ни одна груша не упала на землю. Тогда стоящий под дубом простофиля стал жаловаться, что брат втихаря слопал все груши и ничего ему не оставил. Тот же, кто был наверху, принялся проклинать дурня за то, что он сожрал все груши, упавшие вниз. От спора дубины перешли к драке, и братьев еле-еле разняли.
      Бишкиль.
      Самая большая глупость, в которой я принял участие, началась с пропажи кур в военном городке, которых держали советские офицеры в личных курятниках.
      За неделю кто-то утащил с десяток курей, не соблюдая ни выслуги лет, ни званий. Наконец, сперли курицу у самого командира трубного батальона, полковника Семейкина, на этом долготерпение армии кончилось - полковник собрал срочное совещание комсостава.
      Что делать? И кто, черт возьми, виноват? Поставил вопрос ребром командир.
      Одна часть офицеров божилась, что это дело пришлых лисиц, другая - что воруют кур бродячие собаки, каковых расплодилось в военном городке превеликое множество.
      Полковник Семейкин колебался, чью сторону надо принять.
      Тут на совещание вбежал старшина и, говорят, предъявил собранию петуха с ободранным крылом и клялся, что отбил пернатого друга из зубов бродячей... лисицы. Скорее всего, это вымысел, а вот за верность дальнейших событий я уже отвечаю.
      С этим пора кончать! Встал на дыбы командир части.
      С этими словами - внимание! - полковник Семейкин приказал выдать офицерам и старшинам трубного батальона мелкокалиберные винтовки для охоты на лис.
      Одну из винтовок получил лейтенант Грудин, у которого рыжие воры утащили в один присест сразу двух куриц.
      Первая неделя прошла спокойно, ни одному из охотников на прицел не попалось ни одной лисы.
      Охота здесь одно удовольствие.
      Летние вечера на Урале светлы, как петербургские ночи, месяц пригашен, глазу просторно и легко оглядывать заколдованные светлым сумраком улицы спящего городка, сладостно озирать небеса, исколотые звездной штопкой, окидывать взглядом поля и леса, где без труда заметен перелет каждой совы с одной сосны на другую.
      Я только заснул - звонок.
      Кто говорит?
      Носорог.
      Что случилось?
      Беда, беда,
      Бегите скорее сюда...
      Товарищ лейтенант! ЧП! Срочно в штаб! Воскликнул голос дежурного. Машина уже ушла.
      И бросил трубку.
      На часах скоро полночь.
      Что стряслось?
      Выбегаю из домика навстречу летящим фарам ошалевшего газика.
      Что там?
      Джерри ранен! Вскричал шофер начштаба отчаянным криком Помпеи, угодившей под гнев Везувия.
      Как? Мое сердце ухнуло в пропасть.
      Поднять руку на любимого спаниеля полковника Охальчука?
      Во всем подлунном мире не было более страшного преступления!
      Он жив?
      При смерти! Отвезли в Челябинск в ветеринарную клинику!
      Штабной шофер был бледен от ужаса, машину тоже трясло как в лихорадке. Да и у месяца в небесах стучали вставные челюсти.
      Тут надо взять паузу, иначе пропадет весь соус трагедии.
      В тот вечерний час у комбата шло позднее совещание.
      Вдруг звонок, Охальчук поднимает трубку.
      Папа, в Джерри стреляли! Крикнула дочь в трубку и разрыдалась.
      Представьте себе картину Репина "Не ждали", когда появление знакомой фигуры на пороге дома вызывает шок среди близких.
      Подобное смятение случилось и в Бишкиле.
      ...Полковник Охальчук был единственным, кто сохранил в тот миг трезвую голову: кто стрелял, мать-перемать?!
      Грудин из трубного батальона!
      Где он?
      Побежал в сторону части!
      Выскочив из-за стола, Охальчук кинулся из кабинета к машине, где дремал шофер, - жми прямо к трубному. Полями!
      Он понимал, что должен успеть перехватить мерзавца до того момента пока Грудин добежит до контрольно-пропускного пункта и скроется за крепостной стеной охраняемой зоны.
      Это же понимал и бегущий по дороге заяц трусохвостик.
      Короче, поняв, что машину не перегнать, Грудин не стал бежать до КПП, а лисой поднырнул под колючую проволоку и спрятался в части. Охальчук ворвался на КПП и едва не пустил в ход оружие. Кто знает, чем бы все кончилось, если бы следом не примчал на мотоцикле зять Охальчука, с новой депешей:
      Джерри жив, но истекает кровью.
      Комбат помчался к собаке.
      Я вошел в кабинет полковника в первые минуты после его возвращения из ночной поездки в город в ветеринарную клинику. Настенные часы глухо пробили полночь. Полковник тучей сидел за столом, разложив перед собой карту-план военного городка.
      Он был абсолютно трезв, что не предвещало ничего хорошего.
      Садись, ты уже в курсе?
      Да в курсе, товарищ полковник.
      Этого говнюка будем сажать. Вот смотри.
      Полковник взял карандаш и ткнул в план.
      Это крыльцо, где находилась точка стрельбы.
      Он написал "говнюк".
      Это (он нарисовал жирный кружок) Джерри. (Он сначала написал "Джерри", но подумал и густо зачеркал "Джерри".) Нет. Это огневая цель.
      И написал с густым нажимом:
      Огневая цель.
      Говорить полковнику в сей миг величайшего приступа ярости о том, что посадить лейтенанта Грудина из-за раненого спаниеля - утопия, было не столько бесполезно и опасно, сколько бесчеловечно.
      Пусть перегретый паровозный котел выпустит пар.
      Смотри, тут находилась моя дочь.
      Полковник нарисовал квадратик и подписал:
      Свидетель преступления № 1.
      Подумал и добавил крупным нажимом:
      Цель № 2.
      Тут находилась детская коляска старшины Цаплина с ребенком.
      Он нарисовал второй квадратик и написал крупно-крупно:
      Ребенок!
      И вообще, лейтенант, в песочнике было много детей.
      И он нарисовал овал, который густо истыкал точками.
      И надписал:
      Дети!
      На моих глазах вечерний двор превращался в пионерский утренник.
      Вот сектор обстрела.
      И полковник отвел от точки, которая изобличала Грудина, влево и право длинные тараканьи усы, которые густо заштриховал и надписал печатными буквами боевой задачи:
      Сектор обстрела.
      Кошмарный луч пальбы захватывал весь двор и даже слегка изгибался, вправо прижимаясь к окнам соседнего дома.
      По ходу слово "говнюк" было сокращено до одной буквы "Г".
      Грудин.
      Посмотрев критически на картину побоища, полковник решительно увеличил площадь обстрела. Теперь штриховкой было накрыто полгородка, словно Грудин палил из автомата, а не из мелкокалиберной винтовки. И не с крыльца, а из дота.
      Сам видишь, откинулся полковник на спинку стула, отшвырнув карандаш.
      Этот мерзавец угрожал своей пальбой десятку детей!
      Цаплин обнаружил дробь в коляске!
      Моя дочь, наверное, тоже чудом не ранена!
      Вот ее рапорт.
      На листе, вырванном из тетрадки, я успеваю заметить:
      Полковнику Охальчуку от дочери Охальчук.
      Папа, я гуляла во дворе с Джерри в 20.10, когда попала под прямой перекрестный огонь...
      Полковник отнимает листок и вычеркивает все упоминания о спаниеле.
      При чем здесь Джерри? Собаку вообще не упоминай!
      И накладывает резолюцию:
      Лейтенанту Королеву!
      Возбудить уголовное дело по факту стрельбы в военном городке против говнюка лейтенанта Грудина.
      И подпись:
      Полковник Охальчук.
      Смех смехом, а прекратить этот абсурд под силу только военному прокурору, да и то не сейчас, а только в тот момент, когда я приеду с законченным делом и поставлю Парнова перед фактом.
      Короче, утро в тот день над батальоном так и не наступило, ни единый луч солнца не проник сквозь кучу мировой мглы, которая легла полковничьим брюхом на окрестности Бишкиля.
      Сам полковник уехал навсегда в город, чтобы быть поближе к любимцу.
      Тем временем ко мне в кабинет трусливой цепочкой шли старшины и офицеры из числа тех, у кого были дети и которые жили в домах вокруг двора, где разыгралась трагедия. Все в один голос клялись, что в тот поздний час двор кишел детьми, которых пришлось чуть ли не спасать от фашиста, который де был пьян, безобразно матерился, нарушая общественный порядок, стрелял в детей не из одной, а, кажется, сразу из двух мелкашек и, по словам жены сержанта Цаплина, был в черных сатиновых трусах и делал непристойные намеки... Она же прикатила к штабу вещдок - детскую коляску, тент которой дробь продырявила с такой густотой шила, что оставалось только развести руками, каким чудом уцелел краснощекий бутуз.
      Его густой рев был тоже мне предъявлен вместе со справкой, которую подписал наш трус военврач Иванков с диагнозом: "нервное перевозбуждение младенца".
      Если бы я был своим, каждый бы дал понять: "Да вру я, вру; пиши, что надо, а я подпишу", но я был чужак, университетский подкидыш, и потому приходилось лезть из кожи, лгать из необходимости, преодолевая стыд и понимая по моим глазам (взятым напрокат у Станиславского): не верю.
      Хертогенбос.
      Один человек был любовником жены пекаря. Как-то ночью он был у нее в постели и увидал, что домой возвращается муж. По совету любовницы (притворись свиньей!), он поспешно бросился в свиной хлев, который находился под лестницей, но замешкался. Войдя в дом, муж услышал подозрительный шум в хлеву и спросил испуганно: кто это? Тогда любовник стал хрюкать по совету любовницы, но хрюкал так неестественно, что пекарь недоверчиво спрашивал все испуганней: кто это? кто это? кто это?!
      Тогда любовник сам, теряя от страха голову, простонал как можно жалобнее: "Это я - жалкая свинья". Пекарь так испугался, что в ужасе кинулся вон из дома к соседям, крича о том, что в его свинье спрятался дьявол. Тем временем любовник благополучно сбежал.
      Бишкиль.
      (Продолжение глупости.)
      Иду в расположение трубного батальона допрашивать Грудина.
      У вражеской части все приметы войны.
      Напротив КПП демонстративно стоит наша штабная машина с раскрытыми дверцами, где за рулем дремлет на солнцепеке зять Охальчука, здоровенный санитар медсанчасти, на лице которого написан сплошной мат-перемат. Тут же загорают солдаты, не меньше десяти человек, правда, без оружия. Не хватает только переносной петли для суда линча и знойных техасских прерий времен ку-клукс-клана, чтобы повесить мазурика.
      В трубном батальоне тоже объявлена повышенная боевая готовность. На вышках торчат по два автоматчика. Ворота наглухо заперты. Офицер с вышки наблюдает за мной в бинокль, солнце вспыхивает на окулярах.
      Предъявляю документы на КПП и попадаю прямо к командиру части полковнику Семейкину, который нехотя вызывает бедолагу для допроса.
      Явление героя.
      Грудин - тщедушного облика человек с куриной грудью, почему-то вызывает у меня исключительно куриные аллюзии.
      Он заметно напуган.
      Он в домашней пижаме и спортивных тапочках на босу ногу, то есть в том, в чем настигла судьба.
      Его рыжий хохолок напоминает свисший вниз петушиный гребень, а сам он побитого метлой петушка.
      Успокаиваю беднягу.
      Не думаю, что прокуратура примет ваше дело к производству, но все-таки инцидент налицо, расскажите обстоятельства дела, и мы вместе напишем объяснительную записку.
      Несчастный переводит дыхание.
      Показания, которые дает лейтенант, рисуют следующую картину.
      Выйдя вечером с винтовкой наперевес прогуляться по городку, Грудин уже с крыльца заметил на детской площадке наглую огненно-рыжую лису, которая принюхивалась к запаху кур. Недолго думая он вскинул винтовку к плечу и уложил лису наповал залпом шрапнели. Ай, молодец!
      Но можно себе представить его ужас, когда к телу рыжей лисицы кинулась дочь полковника Охальчука с поводком в руке и заголосила на весь двор:
      Папа, Джерри убили!
      Слегка заступаясь за лейтенанта, замечу, что он был близорук.
      Поняв, что вместо лисы он убил всем известного рыжего ирландского спаниеля, любимца полковника, коменданта военного гарнизона, беспощадный нрав которого был не менее знаменит, Грудин кинулся сначала в дом, но тут же сообразил, что спастись от расправы сможет только в родной части, и, переменив направление, рванул туда по дороге от городка. Бежать пятнадцать минут.
      Стой, гад! Страшно закричала хозяйка собаки, но кинулась не догонять беглеца, а в дом, к телефону.
      Звонить в часть отцу.
      Что ж, Грудин сразу догадался, кто гонится за ним наперерез через ночное свекольное поле в газике с парой пылающих фар.
      Отмечу, что бежал лейтенант в спорттапочках с винтовкой в руках.
      Трубный батальон, наверное, самое простое сооружение в мире. Это всего лишь колоссальная груда труб разного диаметра, окруженная прямоугольником колючей проволоки с двумя вышками охраны на противоположных углах. Плюс казарма, штаб, столовая и солдатская баня. Задача батальона так же проста, как этот прямоугольник, - беречь проклятые трубы на случай войны, когда потребуется ремонтировать разрушенные противником нефтяные и газовые магистрали.
      Поняв, что опередить машину ему не под силу, Грудин - была, не была! нырнул под сетку периметра, окружавшего трубы, и сразу попал в луч прожектора, которым освещается запретная полоса. Черную тень нарушителя с винтовкой в руках заметил охранник с ближайшей вышки и дал вверх автоматную очередь.