- Доброе утро, - сказал Марино, тяжело поднимаясь по деревянным ступенькам.
      Хорошо, хоть начал вежливо, ведь я на это совершенно не надеялась.
      - Правда, прекрасное утро, - начала Хильда Озимек. На вид этой совершенно деревенской женщине было около шестидесяти. Черные рейтузы из полиэстера обтягивали ее широкие бедра, бежевый пуловер застегнут на все пуговицы, вплоть до горла, а ноги обуты в толстые носки и мокасины. У нее были светло-голубые глаза, а волосы подвязаны какой-то старой красной косынкой. Во рту не хватало нескольких зубов. Глядя на нее, у меня создалось впечатление, что она никогда не смотрела на себя в зеркало и не обращала внимания на свое физическое естество. Может быть, в повседневной жизни она и делала это в исключительных случаях, когда, например, испытывала боль или ухудшение здоровья.
      Нас пригласили в небольшую гостиную с обветшалой мебелью и книжными шкафами. Всюду в беспорядке были разбросаны книжные фолианты с очень странными названиями. Я увидела книги по религии, психологии, биографические и исторические сочинения, неожиданный набор романов моих любимых писательниц: Алисы Уо-кер, Пэт Конрой и Кери Хюльм. О необычных наклонностях нашей хозяйки можно было догадаться лишь по нескольким сочинениям Эдгара Кэйса, разложенным на столах и полках, и полудесятку кристалликов. Марино я устроились на стоявшей рядом с керосиновым обогревателем кушетке, а Хильда уселась на мягкий стул напротив. Солнечные лучи, пробиваясь через висевшие на окнах жалюзи, чертили на ее лице белые полоски.
      - Надеюсь, вы хорошо добрались; мне так жаль, что я не могла вас встретить, но я больше не вожу машину.
      - У вас в городе очень четкие указатели, - бодро начала я. - Мы достаточно просто нашли ваш дом.
      - Вы не обидитесь, если я задам вам вопрос по поводу того, как вы тут живете? Я на целую милю в округе не встретил хотя бы подобия какого-нибудь магазинчика, - сказал Марино.
      - Многие приезжают сюда просто почитать или поговорить. Как бы там ни было, я всегда куплю то, что мне нужно, уж если очень понадобится, съезжу на автомобиле.
      В комнате напротив зазвонил телефон, сигналы которого тут же заглушил автоответчик.
      - Чем могу быть вам полезна? - спросила Хильда.
      - Я привез фотографии, - ответил Марино. - Доктор говорит, вы хотели взглянуть на них. Но сперва мне бы очень хотелось выяснить кое-какие детали. Только, пожалуйста, без обид, миссис Озимек. Я никогда не относился серьезно к таким вещам, как чтение мыслей на расстоянии. Может быть, вы мне поможете получше понять этот феномен.
      Для меня было совершенно непривычно слышать от Марино такие прямолинейные и одновременно лишенные малейшего намека на агрессивность вопросы; и я взглянула на него, слегка оторопев. Он изучающе смотрел на Хильду широко открытыми глазами, и на лице его отражалась странная смесь любопытства и меланхолии.
      - Ну, первое, о чем я должна вам сказать, это то, что я не угадываю мысли на расстоянии, - ответила Хильда деловым тоном. - И надо сказать, что я испытываю неловкость, когда меня называют ясновидящей, но за неимением более подходящего для меня термина меня называют, да и я называю себя сама именно так. Все мы обладаем каким-то даром. Взять, например, шестое чувство, которое является проявлением способностей мозга, очень редко используемым кем-либо из нас. Я называю это повышенной интуицией. По биотокам, которые исходят от людей, я передаю лишь смоделированные в моем мозгу впечатления.
      - Именно то же происходило с вашим сознанием, когда вы общались с Пэт Харви? - предположил Марино.
      Она подтвердила это предположение, утвердительно кивнув головой.
      - Сначала она привела меня в комнату Деборы, где показала мне фотографию пропавшей дочери, после чего отвезла меня на место стоянки зоны отдыха, где был найден джип.
      - И какое же у вас создалось после этого впечатление? полюбопытствовала я.
      Отвернувшись от нас, она с минуту напряженно думала.
      - Но ведь я же не могу припомнить все случаи. Вот в чем дело. Это то же самое, когда я что-то предсказываю. Люди, возвращаясь ко мне, рассказывают мне обо всем, что я им говорила, включая произошедшие с той поры события. И я не всегда вспоминаю, что я говорила, если мне не напомнить об этом.
      - Вы не помните, что вы говорили миссис Харви? - разочарованным голосом спросил Марино.
      - Когда она показала мне фотографию Дебби, я сразу же поняла, что девушки уже нет в живых.
      - А что вы можете сказать о парне, друге Деборы? - продолжал Марино.
      - Я видела его фотографию в газете и уверилась в том, что он тоже мертв. Я знала, что они оба мертвы.
      - Вы прочли об этих случаях исчезновения молодых людей в газетах? спросил Марино.
      - Нет, - ответила Хильда. - Я не выписываю газет.
      Но фотографию того парня я видела, потому что у миссис Харви была вырезка из газеты, чтобы показать мне. У нее не было настоящей фотографии парня, а была лишь фотография дочери, понимаете?
      - А не могли бы вы получше объяснить, как БЫ поняли, что этих молодых людей уже нет в живых?
      - Это я просто почувствовала. У меня сразу возникло такое ощущение, как только я потрогала их изображения.
      Залезая в задний карман своих брюк и достав оттуда кошелек, Марино спросил:
      - Если я вам дам сейчас фотографию одного человека, сможете ли вы проделать то же самое? Ну, поделиться со мной своими впечатлениями?
      - Я попробую, - сказала она, забирая у Марино фотографию.
      Закрыв глаза, круговыми движениями кончиков пальцев она водила по поверхности фотографии. Уже через минуту она начала свои объяснения.
      - У меня возникло сильное чувство вины. Сейчас я не могу сказать, присутствовало ли это чувство вины в момент съемок фотографии или меня одолевают эти чувства в настоящее время. Но это я ощущаю достаточно сильно: какой-то конфликт, кругом чувство вины. Она решилась на какой-то сомнительный поступок очень быстро, но зато все оставшееся время сомневалась в правильности содеянного. Все время.
      - Она жива? - спросил Марино, откашливаясь.
      - Я чувствую, она жива, - ответила Хильда, продолжая гладить поверхность снимка. - У меня в голове возникла картина больничной обстановки. Что-то, связанное с медициной. Сейчас я не знаю, больна ли она сама или кто-то из ее близких. Но проявление какой-то заботы, оказание медицинской помощи, все это присутствует или обязательно будет иметь место в недалеком будущем.
      - Еще что-нибудь можете сказать?
      Закрыв глаза, Хильда опять потерла пальцами о поверхность фотографии.
      - Существует какой-то конфликт, - повторила она. - похоже на чье-то прошлое, но ей тяжело преодолеть это чувство. Боль. И все равно она чувствует, что у нее нет выбора. Это все, что я могу сказать, - закончила она, взглянув на Марине.
      Когда он забирал фотографию, лицо его покрылось ярким румянцем. Молча положив кошелек в свой карман, он вытащил из него диктофон и большой конверт с серией ретроспективных фотографий, начиная с заваленной лесной дороги в округе Нью-Кент и кончая лесным массивом, в котором были обнаружены тела Деборы и Фреда. Разложив эти снимки на кофейном столике, гадалка провела по каждому кончиками пальцев. В течение долгого времени Хильда не произносила ни слова, сидя с закрытыми глазами и не реагируя на сигналы звонившего в соседней комнате телефона. Каждый раз включался автоответчик, а она сидела совершенно отрешенная. В этот момент мне казалось, что Хильда гораздо одареннее других ясновидящих.
      - А вот сейчас мною начинает овладевать страх, - быстро начала она. Я не знаю пока, то ли этот страх овладел человеком во время съемок этого кадра, то ли точно такое же чувство он испытал здесь, только какое-то время назад. Везде страх. - Не открывая глаз, она продолжала кивать головой. - От каждой фотографии определенно веет каким-то страхом. Да, все фотографии пронизаны очень сильным чувством страха.
      Подобно незрячему, Хильда, двигая пальцами от одной фотографии к другой, читала то, что казалось ей таким же осязаемым, как черты человеческого лица.
      - А здесь я чувствую смерть, - произнесла она, ощупывая три другие фотографии. - Очень сильно это чувствую. - Это были фотографии той просеки, где найдены трупы. - Но смерть находится в другом месте. - И ее пальцы стали передвигаться в сторону фотографий с изображением заваленной ветками дороги и участка лесного массива, где я, мокнув под дождем, бродила, с трудом выбравшись на просеку.
      В этот момент я бросила взгляд на Марино. Он сидел, подавшись корпусом вперед, опершись локтями на колени и устремив пристальный взгляд на Хильду. Пока что она не сделала каких-либо драматических для нас открытий. Ни Марино, ни я не считали, что Дебору и Фреда убили на лесной дороге, мы и до встречи с Хильдой предполагали, что убийство произошло где-то рядом с просекой, там, где были найдены тела.
      - Я вижу мужчину, - продолжала Хильда. - Легкой комплекции, не очень высокого, но и не маленького, среднего роста и стройного, но не костлявого. Я не знаю, кто он, но, поскольку сейчас у меня нет абсолютно четкого представления о происходивших там событиях, этот человек, предположительно, встречался с этой парой. Я чувствую дружественную обстановку, слышу чей-то смех. Похоже, что он очень дружелюбно отнесся к молодым людям. Возможно, они где-то встретились с ним, и я не могу объяснить причину, но меня одолевает такое предположение, что они все вместе смеются. Доверяют ему.
      Тут заговорил Марино:
      - Можете ли вы рассказать об этом человеке поподробнее? Как он выглядел?
      Продолжая водить по поверхности фотографии, она рассказала:
      - Я вижу что-то темное. Вполне возможно, что у него была черная борода или что-то темное на лице. Может быть, на нем была темная одежда. Но совершенно очевидно для меня, что он имел непосредственное отношение к этой паре и к представленному на фотографии месту.
      Открыв глаза, она пристальным взглядом уставилась на потолок.
      - Я вижу, что вначале их встреча носила очень миролюбивый характер. Ничто не предвещало беспокойства. А затем возникает страх. Это место, деревья - все пронизано страхом.
      - А еще что? - спросил Марино, с таким напряжением следивший за рассказом ясновидящей, что вздулись жилы на его шее. Если бы он наклонился еще хотя бы на полдюйма вперед, он, несомненно, слетел бы с кушетки.
      - Два обстоятельства, - продолжала она. - Может быть, они не настолько существенны, но у меня они все-таки вызывают кое-какие ассоциации. У меня возникает образ другого, не представленного на фотографии места, и у меня есть чувство, что это место каким-то образом связано именно с девушкой. Возможно, ее отвезли или отвели в какое-то место. Вот сейчас это место может быть где-то рядом, а может быть, это и не оно. Точно я не знаю, но у меня есть чувство, что там было слишком много каких-то цепляющихся предметов. Здесь была паника, шум, движение. Отсюда веет чем-то нехорошим. Затем происходит какая-то потеря. Я вижу какой-то металлический, военный предмет. Здесь я больше ничего не ощущаю, ничего плохого, и предмет сам по себе совсем безвредный.
      - А кто потерял эту металлическую штуку? - спросил Марино.
      - У меня складывается впечатление, что этот человек все еще жив. Передо мной нет образа этого человека, но я чувствую, что это мужчина. Он осознает, что эта вещь не очень нужная, и не очень тревожится об этом, проявляя лишь слабое беспокойство по этому поводу, только время от времени вспоминая об этой утерянной вещице.
      Зазвонил телефон, и она снова умолкла.
      - Вы об этом рассказали Пэт Харви, когда встречались с ней прошлой осенью?
      - Когда она захотела встретиться со мной, - ответила Хильда, - тела еще не были обнаружены и у меня не было этих фотографий.
      - Поэтому тогда у вас отсутствовали какие-либо впечатления?
      Она стала напряженно вспоминать.
      - Она привезла меня на стоянку зоны отдыха, указав мне на место, где был найден джип. Я постояла там немного. Да, я помню, что там был нож.
      - Какой нож? - спросил Марино.
      - Я видела нож.
      - Какой нож? - спросил он, и тут я вспомнила, как хозяйка собаки, Гейл, попросила у Марино швейцарский армейский нож для того, чтобы вскрыть дверцы джипа.
      - Длинный нож, - ответила Хильда, - похожий на охотничий или военный. Кажется, у ножа была какая-то необычная рукоятка, черного цвета и резиновая, с лезвиями, способными прорезать поверхность таких твердых вещей, как дерево.
      - Я не совсем хорошо вас поняла, - произнесла я, хотя до меня очень четко дошел смысл сказанных ею слов. Мне не хотелось торопить ее.
      - У ножа были зубчики, как у пилы. Я хочу сказать, лезвия зазубрены, ответила Хильда.
      - Такая картина предстала в вашем воображении, когда вы находились на остановке зоны отдыха? - спросил Марино, изумленно глядя на нее.
      - У меня не было тогда чувства, что там было что-то пугающее, сказала она. - Увидев нож, я поняла, что нож был оставлен в джипе уже после того, как исчезла пара. Я чувствовала, что их не было на стоянке зоны отдыха, их там никогда не было. Она замолчала, снова закрыв глаза и нахмурив брови. - Я помню, меня охватила тревога, возник образ какого-то очень обеспокоенного и спешащего человека. Передо мной была картина кромешной темноты и спешащего в ночи человека, образ которого мне не удалось уловить.
      - А сейчас вы видите этого человека? - спросила я.
      - Нет, я его не вижу.
      - Его! - сказала я. Она снова замолчала.
      - У меня такое ощущение, что это мужчина. На этот раз Марино заговорил первым:
      - Вы обо всем этом сказали Пэт Харви, находясь там на стоянке зоны отдыха?
      - Только некоторые детали, - ответила Хильда. - Я не помню всего, что я говорила.
      - Мне надо немного походить, - пробормотал Марино, поднимаясь с кушетки. Казалось, Хильда вовсе не удивилась и не забеспокоилась, увидев, как Марино вышел, с грохотом закрыв за собой входную дверь.
      - Хильда, - обратилась к ней я, - когда вы встречались с Пэт Харви, у вас не создалось какого-то особенного впечатления? Чувство того, что она, может быть, предполагает, что могло приключиться с ее дочерью?
      - Было очень сильное ощущение вины и ответственности этой женщины за все случившееся. Но этого и следовало ожидать. Имея дело с родственниками пропавших или убитых, я всегда ощущаю, присутствие чьей-то вины. Вот только аура у нее была не совсем обычная.
      - Аура?
      Я хорошо была знакома с медицинским понятием "аура", означающим предчувствие начинающегося приступа. Но мне казалось, что Хильда вовсе не это имела в виду.
      - Для многих людей аура невидима, - объяснила она. - Я вижу ауру в различных цветовых гаммах. Стоит человек, а его окружает аура или какой-то цвет. Аура Пэт Харви была серой.
      - А что это значит?
      - Серый цвет означает что-то среднее между жизнью и смертью, объяснила она. - Я связываю этот цвет с болезнью; когда у человека болит тело и душа, то в определенной степени страдает мозг. Так, как будто бы что-то делает ее жизнь совершенно бесцветной.
      - Это становится понятным, учитывая ее эмоциональное состояние в тот момент, - подчеркнула я.
      - Может быть, и так. Но я также хорошо помню, что у меня было очень нехорошее ощущение какой-то серьезной для нее опасности. Энергию, исходившую от нее тот момент, нельзя было назвать ни здоровой, ни положительной. Я чувствовала, что она находилась в беде только потому, что равнодушно отнеслась к какому-то пагубному делу, а может быть, и сама участвовала в нем, причинив себе огромный вред.
      - А вам раньше приходилось видеть серую ауру?
      - Очень редко.
      Не удержавшись, я спросила:
      - А вокруг меня какая аура?
      - Желтая с небольшими коричневыми вкраплениями.
      - Как интересно, - удивилась я. - Я никогда не носила одежду желтого цвета. Мне кажется, что у меня даже дома нет ни одной желтой или коричневой вещи. Но я очень люблю солнечный свет и шоколад.
      - Аура человека не имеет ничего общего с любимыми продуктами, улыбнулась Хильда. - Желтый цвет означает духовность, а коричневый у меня ассоциируется с практичностью и здоровьем. Аура человека, столкнувшегося с реалиями действительности. Вы очень духовный, но и весьма практичный человек. Только запомните, что это мое собственное толкование. Для каждого отдельного человека цвет означает совершенно различные вещи.
      - А что вы скажете о Марино?
      - Вокруг него я вижу тонкую оболочку красного цвета, - сказала она. Красный цвет означает злость. Но, по-моему, еще немного красного цвета ему не помешает.
      - Вы шутите, - заметила я. Только сейчас я подумала о том, что в характере Марино как раз недостает злости.
      - Людям инертным я всегда говорю о том, что им необходимо побольше красного цвета в жизни. Это прибавляет энергии, помогает доводить начатое дело до конца, бороться с возникшими на пути трудностями. Красный цвет может оказаться настоящим благом, будучи направленным в правильное русло. Но у меня складывается впечатление, что он боится собственных чувств, а это расслабляет его.
      - Хильда, вам когда-нибудь показывали фотографии других пропавших пар?
      Она положительно кивнула головой:
      - Миссис Харви показала мне вырезанные из газет фотографии убитых пар.
      - Вы так же трогали пальцами эти карточки, пытаясь понять и прочитать происходившие там события?
      - Конечно.
      - И что вам удалось узнать?
      - Узнала о смерти. Все молодые люди были мертвы.
      - А как насчет этого молодого человека с легкой комплекцией и предположительно черной бородой или каким-то темным пятном на лице?
      Помолчав, она ответила:
      - Я не знаю. Но я помню, что тогда у меня тоже возникло чувство какой-то дружеской атмосферы, о которой я уже говорила. Человек, с которым они встречались, не представлял никакой угрозы. У меня сложилось впечатление, что ни один из молодых людей поначалу не был им напуган.
      - А сейчас я хочу вас спросить по поводу карты, - сказала я. - Вы упомянули о том, что можете гадать по картам. Имеются в виду игральные карты.
      - Можно использовать любые виды карт. Например, гадальные карты и хрустальные шарики. Это не имеет большого значения. Они лишь предметы, которые помогают сосредоточиться. Но, отвечая на ваш вопрос, я говорю, что применяю карточную колоду.
      - И как, выходит?
      - Я обычно прошу человека срезать колоду, а затем, вытаскивая карту, я рассказываю о том, какие у меня возникают ощущения.
      - А когда вы рассматриваете карту с червонным валетом, у. вас не возникает какого-то особого чувства? - спросила я.
      - Все зависит от человека, с которым я имею дело, от той энергии, которая исходит от этого человека. Но червонный валет - это то же самое, что и рыцарь с кубком в гадальных картах.
      - Это хорошая или плохая карта?
      - Это зависит от того, что изображено на карте и как этот образ соотносится с образом того человека; которому я гадаю, - ответила она. Например, в гадальных картах изображение кубка всегда надо рассматривать в связи с любовными переживаниями человека, в то - время как изображение мечей и других воинственных атрибутов помогает разобраться в деловых и денежных вопросах. Червонный валет - карта, выражающая эмоциональный порыв и любовь. И это само по себе очень здорово. Но эта карта может также иметь резко отрицательное значение, если любовь озлобила человека, сделала его мстительным, полным ненависти.
      - А в чем отличие червонного валета, например, от червонной десятки или, скажем, дамы червей?
      - На карте с червонным валетом изображено лицо, - пояснила она. - Я бы сказала, что эта карта олицетворяет собой мужчину. Хотя, например, на карте с червонным королем тоже изображено лицо, но все-таки личность короля ассоциируется с властью; он сам, да и все его окружение считают его руководителем, начальником, возможно, даже отцом, боссом или кем-нибудь в этом роде. Валет, так же как и рыцарь, может представлять собой солдата, защитника, борца. Это может быть человек, который ведет яростную борьбу, чтобы преуспеть в бизнесе. Увлеченно занимаясь спортом, он может составить серьезную конкуренцию своему противнику. Он может быть кем угодно, но поскольку черви - это знак чувств, любовных переживаний, то я должна обязательно подчеркнуть, что, какую бы сторону характера ни представляла эта карта, она всегда является выразителем эмоционального состояния человека, независимо от того, о чем идет речь: о работе или о деньгах.
      Снова зазвонил телефон.
      Повернувшись ко мне, она сказала:
      - Не всегда верьте тому, что приходится иногда слышать, доктор Скарпетта.
      - Что вы имеете в виду? - спросила я, немного оторопев.
      - То, чему вы придаете такое большое значение, приносит вам несчастье и печаль. Я имею в виду одного человека с очень романтическим характером. Он либо ваш друг, либо член вашей семьи, я точно не знаю, но этот человек определенно для вас много значит. Когда вы слышите его речи, то начинаете давать волю своему воображению. Будьте очень внимательны, не верьте его словам.
      "Марк, - подумала я, - а может быть, Бентон Уэсли". Не удержавшись, я все-таки поинтересовалась:
      - Он и сейчас находится со мной рядом? Это кто-нибудь, с кем не приходится сейчас встречаться?
      Подумав немного, она ответила:
      - Так как я чувствую какое-то смущение и многое, что мне совершенно неизвестно, я должна сказать, что с этим человеком вы не сталкиваетесь ежедневно. Я чувствую расстояние, знаете, не географическое, а эмоциональное. Вот это существующее между вами пустое пространство мешает тому, чтобы вы доверяли ему. Я советую оставить все так, как есть, и не предпринимать никаких действий в настоящий момент. Решение придет само собой, правда, я не знаю, когда это случится. Вам было бы неплохо расслабиться. И если в душе у вас настанет смятение, не надо предпринимать какие-то необдуманные поступки. И еще один момент, - продолжала она. - Надо взглянуть на расстоянии, чтобы увидеть рядом с собой что-то, о чем я не имею ни малейшего представления. Это то, что вы совершенно не замечаете, и то, что связано с прошлым, с каким-то очень важным событием, которое произошло в прошлом. Именно оно поможет вам понять правду, но вначале вы даже не поймете истинное значение этого события, пока не захотите этого сами. Пусть ваша вера приведет вас к истине. Мне было очень интересно, чем занимается Марино, поэтому, поднявшись, я выглянула в окно.
      * * *
      Марино выпил две порции виски с содовой в аэропорту "Шарлотта", а затем добавил еще одну, уже находясь на борту самолета. Во время нашего перелета он почти все время молчал. Приземлившись в Ричмонде, мы направились к находившимся на автостоянке автомобилям. Я была первой, кто решил прервать эту затянувшуюся паузу.
      - Нам надо поговорить, - сказала я, доставая ключи от машины.
      - Я очень устал.
      - Сейчас почти пять часов. Почему бы тебе не пойти ко мне поужинать?
      Щурясь от яркого солнца, он неотрывно смотрел на место парковки машин. В этот момент было очень трудно понять, то ли он охвачен приступом сильного гнева, то ли готов разрыдаться. Мне было понятно только одно: в таком ужасном состоянии я его никогда раньше не видела.
      - Ты сердишься на меня, Марино?
      - Нет, доктор. Но сейчас мне необходимо побыть одному.
      Застегнув верхнюю пуговицу своего пальто и пробормотав "пока", он ушел.
      Я приехала домой, совершенно промокшая. Вяло слоняясь по кухне, я вдруг услышала звонок в дверь. Заглянув в глазок, с удивлением увидела в дверях Марино.
      - Это я нашел у себя в кармане, - сразу начал он, как только я открыла дверь. Он вручил мне неиспользованный билет и какую-то совершенно ненужную бумагу о взятой напрокат машине.
      - Тебе это может понадобиться для твоего финансового отчета или еще для чего-нибудь.
      - Спасибо, - поблагодарила я, зная, что он пожаловал ко мне совершенно с другой целью. У меня была квитанция об истраченных на поездку деньгах, поэтому все, что он дал мне, было совершенно ненужными бумажками. Я как раз начала готовить ужин.
      - Оставайся и подожди, пока я закончу. Раз уж ты все равно пришел.
      - Я посижу у тебя немножко, - ответил он, не поднимая на меня глаз. Потом мне нужно будет уйти и заняться делами.
      Пройдя на кухню, он сел за стол, а я стала дорезать красный сладкий перец, добавляя его к жарящемуся на оливковом масле рубленому луку.
      - Ты знаешь, где стоит спиртное, - сказала я, продолжая помешивать лук.
      Он встал и направился к бару.
      - Раз уж ты рядом с баром, достань мне шотландское виски с содовой, крикнула я ему вслед.
      Промолчав, он вернулся на кухню и поставил бутылку виски на соседний столик.
      Я высыпала лук и перец в. сковородку с тушившимися томатами, а затем стала поджаривать сосиски.
      - У меня еще не готово второе, - извинилась я, продолжая готовить.
      - Не обращай на меня внимания, обойдемся и без второго.
      - Неплохо бы сейчас отведать молодого барашка, телячью грудинку или жареного поросенка, запивая белым вином, - сказала я, ставя на плиту кастрюлю с водой. - Я очень люблю мясо молодого барашка, но сейчас не могу предложить тебе ничего, кроме дежурного блюда.
      - Может, тебе хватит резать трупы, могла бы открыть свой собственный ресторан.
      - Спасибо за комплимент.
      - Пожалуйста. С бесстрастным лицом он зажег сигарету. - Как называется это блюдо? - спросил он, указывая глазами на плиту.
      - Это блюдо называется "Желто-зеленая лапша со сладким перцем и сосисками", - ответила я, выкладывая на тарелку сосиски. - Но чтобы по-настоящему поразить тебя, я назову это блюдо его настоящим именем, которое звучит следующим образом "le papardelle del Cantun-zein"<Итальянское название блюда.>.
      - Не беспокойся, ты меня и без того поразила.
      - Марино, - спросила я, заглянув ему в глаза. - Что произошло сегодня утром?
      На мой вопрос он ответил вопросом.
      - Ты кому-нибудь говорила о вашем разговоре с Весси насчет рубленой раны, сделанной с помощью зазубренного лезвия ножа?
      - Пока что я сказала об этом только тебе.
      - Трудно представить, как это Хильде Озимек удалось точно описать охотничий нож с зазубренным лезвием во время пребывания на стоянке зоны отдыха, куда ее привезла Пэт Харви.
      - Это очень трудно понять, - согласилась я, выкладывая в кипящую воду томатную пасту. - В жизни есть много вещей, Марино, которые очень трудно понять и объяснить.
      На приготовление свежей пасты не требуется много времени, и я вылила ее в стоявшую в духовом шкафу теплую миску. Добавив соус, я перемешала полученное блюдо с маслом и натертым свежим сыром, после чего пригласила Марино к столу.
      - У меня в холодильнике есть артишоки вместо салата. Пойду достану хлеб из морозилки.
      - Вот это все, что мне нужно, - ответил он. Очень здорово. Действительно очень вкусно.
      Я почти не дотронулась до еды, в отличие от Марино, который за несколько минут опустошил тарелку и сидел в ожидании добавки второго. Казалось, что Марино целую неделю был голодным. Он совершенно за собой не следил, и это было очень заметно. Галстук давно уже пора отнести в химчистку, кромка на одной штанине брюк окончательно замахрилась, а рубашка на локтях была в желтых пятнах. Всем своим обликом он будто хотел сказать, что он очень нужный, но, к сожалению, никем не востребованный человек. С одной стороны, это действовало на меня отталкивающе, с другой же - вызывало очень сильное беспокойство. Мне было непонятно, как взрослый и интеллигентный мужчина мог так опуститься, махнув на себя рукой. Но мне было также известно, что жизнь его пошла на самотек, дав серьезную трещину, и с этим он не мог ничего поделать.
      Поднявшись из-за стола, я достала с полки красное вино "Мондави".
      - Марино, - сказала я, наполняя наши бокалы вином, - чью фотографию ты показывал Хильде? Своей жены?
      Облокотившись на спинку стула, он сидел, не поднимая на меня глаз.
      - Если тебе не хочется, можешь мне об этом не рассказывать. Но ты сидел тогда сам не свой, и это было очень заметно.
      - То, что она мне сказала, просто выбило меня из колеи, - ответил он.
      - Ты имеешь в виду Хильду?
      - Да, то, что она мне сказала.
      - Может быть, ты все-таки мне расскажешь об этом?
      - Я никому об этом не рассказывал, - ответил он, потянувшись за вином. Лицо его в этот момент было напряженным, пристыженным. - В прошлом ноябре она уехала обратно в Джерси.
      - Ты когда-нибудь говорил мне, как ее зовут?
      - Господи, ну какое это имеет значение? - пробормотал он.
      - Имеет, имеет. Не слишком ли много у тебя тайн?
      - А я всегда был таким. Полицейская служба сделала меня еще более скрытным. Мне так часто приходилось слышать этих полицейских сукиных сынов, жалующихся на своих жен, подружек, детей. Они рыдают на твоем плече, а ты искренне веришь им, как своим братьям. А потом, когда у тебя вдруг возникли какие-то трудности и ты тоже, не подумав, поделился с ними своими проблемами, на следующий же день весь твой разговор становится достоянием всего полицейского департамента. Поэтому я давно научился держать язык за зубами.
      Немного помолчав, он достал кошелек, вытащив оттуда фотографию.
      - Ее зовут Дорис, - сказал он, протягивая мне снимок, который показывал Хильде Озимек сегодня утром.
      У Дорис было очень милое лицо и приятная, слегка округленная фигура. Одетая в строгий наряд, она застенчиво и напряженно улыбалась, неподвижно застыв перед камерой. Мне показалось, что я видела это лицо тысячи раз, поскольку в мире много таких женщин. Молодые и милые, они, сидя на крылечке под волшебным звездным небом, вдыхали аромат летнего воздуха, погрузившись в любовные мечтания. Они, как зеркала, отражали образы тех значительных людей, которых встретили на своем пути. Они совершенно забывали о том, как много было сделано их стараниями, не - унывая при мысли, что многим желаниям так и не суждено сбыться. Но однажды наступало прозрение, и они просыпались взбешенные, как после дурного сна.
      - В этом июне должно было исполниться тридцать лет нашей совместной жизни, - пояснил Марине, забирая у меня фотографию. - Вдруг она почувствовала себя совершенно несчастной. Стала недовольна тем, что я много работаю, никогда не бываю дома. Она же совершенно не знает, какие авралы случаются на работе. Это дело с парочками. Но ведь я же не маленький, понимаю, что причина вовсе не в этом.