- А этот твой источник случайно не обмолвился о том, был ли найден червонный валет в джипе Деборы Харви?
      - Ты имеешь в виду карту? - спросила Эбби, неторопливо помешивая кофе.
      - Шутки тут неуместны, - предупредила я.
      - А я не шучу. - Затем, глядя мне в глаза, она попыталась объясниться: - Была ли найдена карта внутри джипа или в каком-либо другом месте, мне неизвестно. Совершенно очевидно, что это очень важная деталь, поскольку она может быть связана с продолжением серии убийств предыдущих пар. Поверь мне, я очень стараюсь найти эту связь, хотя не очень уверена, что она существует. И если она действительно существует, что это все значит?
      - И какое ко всему этому имеют отношение работники службы ФБР? спросила я неохотно, поскольку совсем не хотела услышать ее ответ.
      - Все эти случаи убийств обратили на себя их пристальнейшее внимание почти с самого начала, Кей. Их участие в этом деле не ограничивается лишь обычной помощью ВИКАПа. ФБР давно уже знает об уликах в виде карт. Когда червонный валет был найден на панели приборов внутри "камаро", машины, на которой ехала первая убитая пара, никто не обратил на это особого внимания. Когда пропала вторая пара и на сиденье, рядом с водительским, нашли точно такую же карту, Бентон Уэсли, узнав об этом, начал контролировать события. Он быстро отправился в округ Глоусестер, где предупредил следователя держать в тайне информацию о найденной на сиденье "камаро" карте с червонным валетом. Точно так же он предупредил следователя, взявшегося за выявление обстоятельств гибели второй пропавшей пары. Каждый раз, когда находили новую пустую машину, принадлежавшую очередной пропавшей паре, он тут же начинал звонить новому следователю.
      Остановившись, она изучающе посмотрела на меня, как будто пытаясь прочесть мои мысли.
      - Неудивительно то, что ты об этом ничего не знала, - добавила она. Для полиции, я думаю, не составляет никакого труда скрыть от тебя тот факт, что в каждом рассматриваемом случае внутри машины находили ту же самую карту.
      - Действительно, скрыть этот факт не составляет для них большой сложности, - ответила я. - Вот если бы карты находили рядом с трупом, было бы совершенно другое дело. Тогда бы они уже вряд ли смогли скрыть от меня этот факт.
      Даже в момент, когда я произносила эту фразу, меня с новой силой стали одолевать прежние сомнения. Почему полицейские часами выжидали, прежде чем пригласить меня на место, где были обнаружены трупы? К моменту моего прибытия в назначенное место там уже находился Уэсли, а тела Деборы Харви и Фреда Чини были потревожены якобы с целью найти какие-либо личные документы.
      - Думаю, на этот раз ФБР опять промолчит, - продолжала я приводить свои доводы. - Ведь эта деталь может сыграть решающее значение при ведении расследования.
      - Меня просто тошнит, когда я слышу такую ерунду, - со злостью выпалила Эбби. - Такая деталь, когда убийца оставляет так называемую визитную карточку, имеет решающее значение для расследования лишь в том случае, если этот убийца сам придет с повинной и признается в том, что именно он оставлял карты в машинах своих жертв. Ведь этот факт может быть известен только ему, если он действительно совершал эти преступления. И я не думаю, что ФБР так тщательно скрывает эту важную деталь для пользы дела.
      - Но в чем же тогда причина? - с тревогой в голосе спросила я.
      - Да в том, что речь идет не о серии убийств и не о каком-то маньяке, который сделал объектом кровавых замыслов влюбленные пары. Здесь пахнет политикой. Политические убийства, и ничего другого я предположить не могу.
      Замолчав, она уловила остановившийся на ней взгляд официантки. Эбби не проронила ни единого слова до тех пор, пока та не расставила на столе вновь заказанные напитки. Подвинув к себе бокал, она стала пить принесенное вино мелкими глоточками.
      - Кей, - продолжала она на этот раз гораздо спокойнее, - тебя не удивило то, что Пэт Харви беседовала со мной в тот мой последний приезд в Ричмонд?
      - Если честно, то удивило.
      - Ты ни разу не задумывалась, почему она дала свое согласие на это интервью?
      - Вероятно, только потому, что готова была пойти на все, лишь бы вернуть свою дочь, - предположила я. - Ведь иногда с помощью опубликованных в печати материалов можно добиться очень многого.
      Эбби отрицательно покачала головой.
      - Когда я разговаривала с Пэт Харви, она мне рассказала массу вещей, которые я не сочла нужным опубликовывать. И это была отнюдь не единственная наша встреча с Пэт Харви.
      - Я ничего не понимаю, - сказала я, почувствовав легкое головокружение от небольшого количества выпитого мною вина.
      - Тебе известно о крестовом походе, который развернули против нелегальных благотворительных обществ?
      - Я имею весьма смутное представление об этом.
      - А источником частной информации, которая так возбуждала Пэт Харви, первоначально явилась я сама.
      - Ты?!
      - В прошлом году я начала работать над большой статьей, в которой исследовала вопросы продвижения грузов с наркотическими веществами. По мере проводимых мною расследований я раскрывала многие вещи, которые требовали проверки и подтверждения, и именно тогда мне на помощь пришли всякого рода мошеннические благотворительные общества. Рядом с Уотергейтом находятся апартаменты Пэт Харви, куда я и отправилась однажды вечером, чтобы взять у нее интервью и подкрепить свой новый материал еще несколькими цитатами. Мы долго беседовали, а в конце я попросила ее подтвердить некоторые голословные заявления, о которых я слышала раньше. Вот с этого-то все и началось.
      - О каких именно голословных заявлениях идет речь?
      - Ну, например, об АСТМАДе, - ответила Эбби. - Заявления о том, что некоторые объединенные в целях борьбы с наркотиками благотворительные организации на самом деле являются лишь ширмой для нелегальной деятельности крупнейших, связанных с наркобизнесом организаций Центральной Америки. Я сообщила ей о том, что из достаточно достоверных источников мне стало известно, что миллионы долларов ежегодных пожертвований попадают потом в карманы таких людей, как Мануэль Норейга, о преступной деятельности которого становится известно только после его ареста. Существует мнение, что фонды АСТМАДа или других так называемых благотворительных организаций используются для покупки сведений от американских агентов, что облегчает провоз героина через панамские аэропорты и таможни и торговлю им на Дальнем Востоке, США и в Южной Америке.
      - А разве Пэт Харви ничего об этом не слышала, пока ты к ней не пришла?
      - Нет, Кей, я не думаю, что у нее была такая информация, поскольку, выслушав меня, она пришла в неописуемую ярость. Она начала расследование этих дел, а затем выступила перед Конгрессом с докладом на эту тему. Была создана специальная подкомиссия для ведения расследования, в которой она выполняла роль консультанта, о чем, как я думаю, ты уже слышала. По-видимому, она собрала достаточно веский материал, а слушания были назначены на нынешний апрель. Некоторым официальным лицам, включая членов Департамента юстиции, очень не по нутру предстоящие слушания.
      Наконец-то до меня начал доходить смысл происходящих событий.
      - В деле участвуют агенты-осведомители, которыми богаты такие организации, как ФБР, ЦРУ и Управление по экономическим вопросам. Какими методами они действуют, тебе уже давно известно. Они приложат максимум усилий, чтобы Конгресс остался совершенно безучастным к докладу Пэт Харви. Как только эти информаторы начнут давать показания на слушаниях Конгресса, можно будет считать, что игра закончена. У Департамента юстиции не будет повода для судебных преследований обвиняемых Пэт Харви лиц.
      - Ты хочешь сказать, что Департамент юстиции не очень-то поощряет активные попытки Пэт Харви по разоблачению деятельности мнимых благотворительных организаций?
      - Я хочу сказать, что главе Департамента юстиции тайно намекнут, что некоторым высокопоставленным лицам угодно, чтобы все проведенные Пэт, Харви исследования не подтвердились.
      - Директор Национальной комиссии по наркотикам, или "царица наркотиков", - сказала я, - подчиняется министру юстиции, который командует ФБР и Управлением по экономическим вопросам. Если миссис Харви пойдет на конфликт с Департаментом юстиции, почему министр юстиции не сможет предложить ей кресло?
      - Потому что у нее проблема не с министром юстиции, Кей. Она делает все возможное, чтобы и он, и Белый дом сохранили свою безупречную репутацию. Их "царица наркотиков" хочет разоблачить преступников наркомафии. Но ведь среднему обывателю никогда не понять того, что, пока в деле участвуют ФБР и Управление по экономическим вопросам, результаты слушаний Конгресса не могут быть впечатляющими. Самое большее, что может произойти во время слушаний, - это разоблачение истинной деятельности отдельных благотворительных организаций с названием их настоящих имен. Органы гласности дискредитируют и поставят вне закона такие организации, как АСТМАД, но настоящие акулы наркобизнеса отделаются лишь легким испугом. Агенты так обтяпают дело, что не последует никаких серьезных отставок. Плохие люди не перестанут совершать гнусные поступки. Это все равно что закрывать притон. Запретишь в одном месте, а он возьмет и через две недели откроется на другом углу.
      - И все-таки я никак не возьму в толк, как все вышесказанное связано с убийством дочери Пэт Харви, - снова повторила я свой вопрос.
      - Ну подумай сама. Если у тебя есть противоположные ФБР намерения, начала объяснять Эбби, - или ты, чего доброго, затеяла с ними распри, как ты будешь себя чувствовать, если вдруг твоя дочь исчезнет, а раскрытием преступления будет заниматься ФБР?
      Вопрос был не из легких.
      - Обоснованно или не совсем, я бы чувствовала себя очень уязвимой и перестала бы кому-либо доверять.
      - Ты только что очень точно описала тот калейдоскоп чувств, который испытала Пэт Харви. Думаю, она Считает, что кто-то использовал смерть дочери для того, чтобы заткнуть ей рот, и Дебора является жертвой не случайного, а преднамеренного убийства. И еще она не совсем уверена, что в этом деле не замешано ФБР...
      - Попросту говоря, - перебила я, - ты хочешь сказать, Пэт Харви подозревает ФБР в убийстве ее дочери и Фреда?
      - Ну наконец-то до тебя дошло, что в деле замешано ФБР.
      - Ты сама пришла к такому выводу?
      - Я уже многое научилась понимать сама.
      - Ну надо же. Боже мой! - прошептала я, тяжело вздохнув.
      - Я знаю, как все это мне аукнется. Но без колебания скажу о том, что ФБР обладает информацией о подробностях совершенного преступления и, скорее всего, там знают имя убийцы, именно поэтому я для ФБР - как кость в горле. ФБР совсем не хочет, чтобы я совала нос в это дело. Они обеспокоены тем, что вдруг я докопаюсь до истины.
      - Но если дела обстоят таким образом, - сказала я, - то, на мой взгляд, "Пост", наоборот, должна повысить тебя в должности, а не предлагать освещать в печати фильмы. Мне всегда казалось, что такую солидную газету, как "Пост", не так-то просто запугать.
      - Я же не Боб Вудворд, - с горечью заметила Эбби. - Я не так давно работаю в редакции, а работая в полицейской патрульной службе, занималась всякими мелкими делами, вроде поимки каких-нибудь мелких жуликов. Если Директор ФБР или кто-нибудь из Белого дома затеет тяжбу с руководством газеты относительно моего пребывания в "Пост", им совсем не обязательно приглашать меня на это обсуждение или сообщать мне об этом.
      "Пожалуй, в этом Эбби была действительно права", - подумала я про себя. Если и в отделе новостей она вела себя так же, как сейчас, вряд ли кто-либо захотел с ней поддерживать отношения. Теперь меня не очень удивлял факт ее отстранения от любимой работы.
      - Извини, Эбби, - сказала я. - Дело Деборы Харви как-то еще можно увязать с политикой, ну а другие случаи? Другие четыре пары никак не вписываются в предполагаемое тобой политическое убийство. Ведь они исчезли более двух с половиной лет назад, то есть гораздо раньше Деборы и Фреда.
      - Кей, - горячо ответила она. - Я и сама не знаю на это ответа. Но я могу поклясться самим Господом Богом, что-то здесь скрыто. Что-то, что и ФБР, и правительство упорно скрывают от общественности. Помяни мое слово, даже если убийства прекратятся, причина их так и не будет найдена, поскольку в этом не заинтересовано ФБР. Но ведь и ты, и я, мы против этого. - Опустошив свой бокал с вином, она добавила: - Может быть, само по себе это и неплохо, если убийства прекратятся. Но вся проблема заключается в том, когда же они прекратятся? Может быть, они хоть сейчас остановятся?
      - Зачем ты мне все это говоришь? - спросила я резким тоном.
      - Ведь речь идет об убийстве ни в чем не повинных молодых людей. А уж если быть до конца откровенной, я признаюсь, что очень тебе доверяю. Может быть, мне очень нужен близкий друг.
      - Ты собираешься продолжать работу над книгой?
      - Да, конечно. Осталось дописать последнюю главу.
      - Пожалуйста, будь осторожна.
      - Поверь мне, - ответила она, - я постараюсь. Когда мы вышли из бара, на улице было холодно и темно. Я шла по наводненному людскими толпами тротуару, и мысли мои путались. И даже за рулем автомобиля, по дороге в Ричмонд, я продолжала находиться в водовороте своих чувств и мыслей относительно нашего с Эбби разговора. Мне очень хотелось поговорить с Пэт Харви, но я бы не осмелилась прийти к ней. Мне также хотелось побеседовать с Уэсли, но я была уверена, что он не раскроет мне свои секреты, если таковые действительно существовали. Теперь меня еще больше стали одолевать сомнения по поводу искренности нашей с ним дружбы.
      Как только добралась до дома, я позвонила Марино.
      - Ты не можешь мне сказать точный адрес, по которому проживает Хильда Озимек в Северной Каролине? - поинтересовалась я.
      - А что? Что-то удалось выяснить в Смитсоньене?
      - Сначала ответь, - пожалуйста, на мой вопрос.
      - Она живет в каком-то захолустном городишке под названием Шесть миль.
      - Спасибо.
      - Послушай, прежде чем попрощаться со мной, может быть, ты мне все-таки скажешь, что интересного происходит сейчас в федеральном округе Колумбия?
      - Только не сегодня вечером, Марино. Если я не найду тебя завтра, сам позвони мне.
      Глава 7
      Без четверти шесть утра ричмондский международный аэропорт был совершенно пуст. Рестораны были закрыты, газетные стопки лежали рядом с закрытыми еще автоматами, дворник выкатывал мусорный бак, какой-то лунатик ходил рядом, подбирая обертки от жвачек и сигаретные окурки.
      Войдя в здание аэропорта, я увидела Марино, который, подложив пальто под голову, дремал, закрыв глаза, в душной, залитой дневным светом комнате с пустыми стульями и пятнистым ковром голубого цвета. С минуту я глядела на него глазами совершенно постороннего человека, и сердце мое дрогнуло от умиления и печали. Только сейчас я заметила, как постарел Марино.
      Я проработала всего лишь несколько дней на моей новой работе, когда впервые встретилась с ним. Стоя в морге на вскрытии, я вдруг увидела, как в комнату вошел крупный мужчина. Остановившись по другую сторону моего рабочего стола, он стал наблюдать за мной с совершенно бесстрастным выражением лица. Я очень хорошо помню его холодный, испытующий взгляд и это жуткое чувство неловкости, когда мне казалось, что он рассекает меня взглядом так же тщательно, как и я лежащего на столе мертвеца.
      - Итак, вы и есть наш новый главврач, - сказал он. Эта фраза прозвучала как вызов или как официальное уведомление о том, что я занимаю должность, которую никогда раньше не занимала женщина.
      - Я - доктор Скарпетта. Полагаю, вы живете в Ричмонде? - спросила я.
      Он тихо произнес свое имя и стал молча наблюдать за тем, как я извлекла несколько пуль из тела убитого. Я отдала их ему, поскольку именно ему было поручено это дело. Он вышел из комнаты, не поблагодарив меня и не сказав, хотя бы из приличия, дежурной фразы: "Был очень рад с вами познакомиться". Вот так мы и стали коллегами по работе. Я поняла, что он меня недолюбливает исключительно из-за моей принадлежности к женскому полу. Я же, в свою очередь, отвечала ему тем же, считая его болваном с мякиной вместо мозгов. По правде говоря, он сильно меня раздражал тогда.
      А сейчас, глядя на Марино, мне было так странно вспоминать о том, что когда-то я находила его очень грозным. Теперь он выглядел постаревшим, подавленным, с большим животом. На голове клоками торчали непослушные волосы, а опущенные брови придавали сердитое выражение испещренному глубокими морщинами лицу, хмурое выражение которого было следствием хронического напряжения и недовольства жизнью.
      - Доброе утро, - поприветствовала я его, слегка дотронувшись до плеча.
      - Что там у тебя в портфеле? - пробормотал он, не открывая глаз.
      - Мне показалось, ты спишь, - удивленно сказала я. Потягиваясь и зевая, он встал.
      Усевшись рядом с ним, я достала из портфеля пластмассовые чашечки для кофе и булочки с плавленым сыром, которые приготовила в микроволновой печи еще дома, с вечера, перед тем, как отправиться в путь.
      - Я полагаю, ты ничего не ел? - спросила я, протягивая ему салфетку.
      - Да это настоящие булочки с сыром!
      - Да, ты угадал, - ответила я, разворачивая свою порцию.
      - Кажется, ты мне говорила, что самолет вылетает в шесть часов.
      - В шесть тридцать. Я абсолютно уверена, что назвала тебе именно это время. Надеюсь, тебе не пришлось меня долго ждать.
      - Пришлось. И достаточно долго.
      - Извини.
      - С билетами все в порядке?
      - Да, они находятся в моей сумке, - ответила я. Временами мы с Марино разговаривали, как супруги, прожившие вместе долгие годы.
      - Если хочешь знать мое мнение, я вовсе не уверен, что ты поступаешь правильно. Я бы ни за что не стал тратить на эту поездку деньги, даже если бы они у меня были. Меня огорчает, что ты здорово потратилась, доктор. Мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что ты хотя бы попыталась возместить свои убытки.
      - От этого мне легче не станет. Однажды мы уже сталкивались с такой проблемой. Я не буду возвращать чек, да и тебе не стоит этого делать. Для того чтобы компенсировать затраты, потребуется написать и составить миллион разных бумаг. И кроме того, - добавила я, потягивая кофе, - я могу себе позволить, у меня есть деньги.
      - Если бы мне предоставилась возможность сэкономить шестьсот долларов, я бы написал такое количество бумаг, которым можно было бы выложить дорогу до самой Луны.
      - Да ладно тебе. Ты гораздо лучше, чем хочешь казаться, поэтому не говори чепухи.
      - Действительно, я несу околесицу. Да все это, вместе взятое, такая дрянь! - Положив несколько кусочков сахара в чашку, он сказал: - Мне кажется, Эбби Торнбулл хорошо запудрила твои мозги.
      - Благодарю тебя, - коротко ответила я.
      Зал стали заполнять другие пассажиры, и удивительно было, как Марино умел воздействовать на людей. Он занял специально отведенное для некурящих место в зале, затем, подойдя к стойке, вытащил из стопки одну пепельницу и поставил ее рядом со своим стулом. Это послужило своеобразным приглашением остальным полусонным курильщикам, которые незамедлительно уселись возле нас, некоторые даже со своими пепельницами. К моменту нашего отлета в отведенном для курящих пассажиров месте едва ли можно было найти хотя бы одну пепельницу, многие были в растерянности, не зная, куда им следует садиться. Я почувствовала себя неловко и не решилась вытащить из своей сумочки пачку сигарет.
      Марино, ненавидевший так же, как и я, любые авиаперелеты, спал вплоть до города Шарлот. Здесь мы пересели на самолет с турбовинтовым двигателем, при виде которого я сразу же с неудовольствием подумала об эфемерности преграды между хрупким человеческим телом и огромной воздушной стихией. По роду работы мне часто приходилось бывать на местах авиакатастроф, и я-то знала, какое жуткое зрелище представляет собой картина разбросанных на протяжении многих миль человеческих тел. Я заметила, что на борту самолета отсутствовало место для отдыха и принятия напитков. Как только включили двигатель, самолет лихорадочно затрясся. Я отчетливо помню начало нашего перелета: переговаривающихся друг с другом пилотов, которые, потягиваясь и зевая, пропускали проходивших между рядами стюардесс, и неожиданный, резкий толчок, в результате которого попадали шторки иллюминаторов. Атмосфера становилась все беспокойней, наш самолет дрейфовал в тумане. Когда самолет во второй раз вдруг внезапно потерял высоту, сердце мое ушло в пятки, а Марино с такой необычайной силой схватился обеими руками за подлокотники кресел, что побелели суставы его пальцев.
      - Господи Иисусе, - пробормотал он, и в этот момент я пожалела о том, что накормила его завтраком. У него был такой вид, как будто его сейчас стошнит. - Если это корыто приземлится целым и невредимым, я напьюсь от радости.
      - Я сделаю то же самое, - сказал, обернувшись, сидевший впереди нас мужчина.
      В этот момент Марино наблюдал за странным явлением, происходившим в проходе. Прямо перед нашими глазами из находившейся рядом с краешком ковра металлической полоски вдруг неожиданно появилось похожее на привидение облако. Прежде, во время моих предыдущих полетов, мне ничего подобного видеть не приходилось. Создавалось впечатление, будто облака маленькими струйками просачивались в салон самолета. Когда Марино, выругавшись, указал на это стюардессе, она оставила его вопрос без внимания.
      - В следующий раз я насыплю в твой кофе фенобарбитал, - процедила я сквозь зубы.
      - В следующий раз, если у тебя вдруг снова появится желание посетить гадалку, попроси, чтобы тебя сопровождал кто-нибудь другой.
      Когда через полчаса мы уже летели над Спартанбургом, испытывая тряску и проваливаясь в воздушные ямы, мелкий холодный град начал барабанить по стеклам. Из-за тумана мы не могли приземлиться, и теперь я реально осознала возможность нашей гибели. В этот момент я стала вспоминать маму, свою племянницу Люси, пожалела о том, что не поехала домой на рождественские праздники, будучи поглощена своими собственными заботами, да и помимо этого, не очень хотелось отвечать на вопросы, касающиеся наших с Марком отношений. Я помню, как в ответ на приглашение я ответила матери, что очень занята и, пожалуй, я не смогу выбраться.
      - Но это же Рождество, Кей! - громко крикнула мать. Мне было тяжело вспомнить, когда в последний раз я слышала свою мать кричащей на кого-либо. Но я знала: когда она начинала сердиться, голос ее казался очень странным, а слова произносились с большими паузами. - Люси будет очень огорчена, сказала она. Я же, предварительно выслав чек на достаточно крупную сумму, позвонила затем Люси, поздравив с наступающим Рождеством. Она очень скучала по мне, но я тосковала по ней еще больше.
      Неожиданно сквозь развернувшиеся облака выкатилось солнце, яркими лучами осветив иллюминаторы самолета.
      В одну минуту все пассажиры, включая меня, стали вслух благодарить Всевышнего, бурно аплодируя при этом пилотам. Наше возрождение было отмечено громкими возгласами и задушевными разговорами с сидевшими в соседних рядах пассажирами, словно мы знали друг друга долгие годы.
      - Наверное, чародейка Хильда помогла нам, - с сарказмом заметил Марино, лицо которого вспотело от волнения.
      - Вполне возможно, - ответила я, глубоко и облегченно вздохнув, поскольку в этот момент самолет наконец приземлился.
      - Обязательно передай ей от меня огромное спасибо.
      - Мог бы и сам ее поблагодарить.
      - Конечно, - ответил Марино, зевнув и приободрившись.
      - По-моему, она очень милая женщина. Может быть, хоть раз в жизни ты поговоришь открыто.
      - Конечно, - снова повторил он.
      Выяснив в справочной службе номер телефона Хильды Озимек и позвонив ей, я ожидала услышать настороженный голос очень практичного человека, взвешивающего каждое слово своего оппонента на денежных весах. Вместо этого я услышала мягкий, удивительно доверчивый женский голос. Она не задавала никаких вопросов и не требовала доказательств подтверждения моей личности. Только один раз в голосе ее прозвучало беспокойство, когда она предупредила, что не следует встречаться в аэропорту.
      Поскольку я оплачивала поездку, а роль шофера предстояло выполнять Марино, я поручила ему выбрать машину на свой вкус. Подобно шестнадцатилетнему мальчишке, стремящемуся впервые показаться на людях за рулем нового автомобиля, он выбрал блестящий, черный, с солнцезащитной крышей, магнитофоном, автоматически открывающимися окнами и одноместными кожаными сиденьями новенький "кадиллак". Мы ехали в западном направлении с откинутой крышей, но по мере моего подробного рассказа о поездке в Вашингтон и встрече с Эбби в салоне автомобиля становилось все жарче.
      - Я знаю, что тела Деборы - Харви и Фреда Чини двигали, - пояснила я. - Сейчас я поняла, зачем.
      - А я не понял, - ответил Марино. - Не можешь мне сразу толком все объяснить?
      - Ты и я прибыли на место стоянки в зоне отдыха еще до того, как кто-либо осмотрел внутренности джипа, - начала я. - Однако мы не увидели червонного валета ни на приборной доске, ни на сиденье, ни где-нибудь в другом месте.
      - Ты хочешь сказать, что карта находилась в бардачке или в каком-то другом месте, и полицейские не могли никак ее обнаружить до тех пор, пока к делу не подключились ищейки. - Включив авторегулятор скорости, он добавил: - Об этих карточных делах я слышу впервые. Правда ли это?
      - Давай предположим, что это правда, а затем выслушаем аргументы в пользу этой правды.
      - Слушаю тебя.
      - Уэсли прибыл на стоянку зоны отдыха после нас, поэтому и он не мог обнаружить карту. Позже, когда джип обыскали полицейские, можешь быть уверен, Уэсли либо находился поблизости, либо позвонил Морелю, поинтересовавшись у него, было ли что-то найдено в джипе. Если он узнал, что ничего подобного в машине не обнаружили, в чем я совершенно уверена, то это привело его к глубокомысленным раздумьям. Ему предстояло выяснить: либо убийство Деборы и Фреда не связано с убийствами предыдущих пар, либо, если все обстояло совершенно иначе, на этот раз карта могла находиться на месте убийства, рядом с трупами.
      - Ты думаешь, именно по этой причине они передвинули тела до твоего приезда? Полицейские искали карту?
      - Бентон точно искал. Именно это я и имею в виду. Иначе какой мне смысл говорить об этом. И Бентону, и полицейским было строго-настрого запрещено прикасаться к телам убитых до приезда врача медицинской экспертизы. Но ведь Бентону тоже не очень хотелось, чтобы карта с червонным валетом отправилась в морг вместе с трупами. Ему совершенно не нужно, чтобы я или кто-то другой узнал об этой находке.
      - Но ведь куда разумнее просто попросить нас держать язык за зубами, вместо того чтобы заниматься такою ерундой на месте найденных трупов, возразил Марино. - Ведь он находился в лесу Не один. Рядом было полно других полицейских. Они бы заметили найденную Бентоном карту.
      - Очевидно, ты прав, - сказала я. - Но ведь он тоже понимал, что, чем меньше людей знают об этой находке, тем лучше. А если бы карта была найдена мною среди других личных документов Деборы и Фреда, то все эти факты должны были быть освещены в моем письменном отчете. Со временем адвокаты, врачи-криминалисты, семьи, страховые компании и ряд других людей должны познакомиться с этими отчетами.
      - Ну ладно, согласен, - нетерпеливым голосом перебил Марино. - Что из этого следует? Какой вывод ты можешь сделать?
      - Не знаю. Но если предположения Эбби действительно верны, то эта карта является очень крупной для кого-то уликой.
      - Не обижайся, доктор, но я никогда и в грош не ставил эту Эбби Торнбулл, даже когда она работала в Ричмонде. Не думаю, что у нее лучше идут дела в газете "Пост".
      - Но она никогда не была врушкой, - возразила я.
      - Ну конечно, ты же ее так хорошо знала.
      - Упоминание об игральных картах я нашла в копии отчета следователя из Глоусестера.
      - А может быть, и Эбби об этом когда-то пронюхала. Теперь она кричит на каждом углу, что это ее заслуга, что она раздобыла сведения о картах. Все ее усилия устремлены на написание книги.
      - Она очень изменилась, не похожа на себя. Очень напуганная, озлобленная. Но все-таки я не могу согласиться с тобой по поводу ее характера.
      - Ну конечно, - сказал Марино. - Она приезжает в Ричмонд с видом появившейся после долгой разлуки подруги, уверяет тебя в том, что ей абсолютно ничего от тебя не нужно. Но сразу же после ее отъезда из газеты "Нью-Йорк тайме" ты узнаешь о том, что она пишет какую-то дурацкую книгу об убийствах этих парочек. Да, это настоящая подруга, доктор.
      Закрыв глаза, я слушала тихонько звучавшую по радио деревенскую песенку. Пробивавшиеся через ветровое стекло солнечные лучи пригревали мои коленки, а после столь раннего утреннего подъема я чувствовала себя так, будто приняла крепкую дозу спиртного. Я не заметила, как задремала. Тем временем наша машина медленно двигалась вдоль немощеной дороги посреди одному Богу известного места.
      - Добро пожаловать в славный город Шесть миль, - торжественно произнес Марино.
      - Какой город?
      На горизонте не было видно ни единого магазинчика или автозаправочной станции. Тротуары так тесно засажены деревьями, а видневшиеся на фоне окутанного дымкой далекого горного хребта Блу Ридж убогие домишки находились на таком большом расстоянии друг от друга, что даже если бы грянул пушечный выстрел, его вряд ли бы услышали в соседних домах.
      Хильда Озимек, работавшая психологом для ФБР и пророком для ЦРУ, жила в крошечном, с белыми ставнями, домике. Во дворе лежала выкрашенная в белый цвет шина от колеса, внутри которой весной, очевидно, цвели тюльпаны и анютины глазки. Напротив крыльца валялись засохшие кукурузные стебли, в стороне стоял проржавевший "шевроле" с плоскими фарами. Паршивый пес, страшный, как смертный грех, начал свирепо облаивать нас, заставив остановиться около машины. Быстро проскочив мимо собаки, мы увидели, как со скрипом открылась входная зашторенная дверь и на пороге, слегка щурясь от ярких, но холодных лучей утреннего солнца, появилась хозяйка дома.
      - Спокойно, Тутти, - сказала она, потрепав пса по шее. - Ну иди, иди на место. - Свесив голову и виляя хвостом, пес поковылял на задний двор.