Шарп (№4) - Трафальгар стрелка Шарпа

– Просто я мерзну, сэр, – солгал Шарп.

– Мерзнете? – фыркнул капитан. Он поставил ногу на щель между деревянными досками палубы, а когда поднял ее, за подошвой потянулась расплавленная смола. – Скорее уж вы обливаетесь потом, мистер Шарп! Ступайте за мной. – Капитан развернулся и повел Шарпа на шканцы. Пассажиры, наблюдавшие за стрельбами, расступались перед ними. Внезапно Шарп ощутил аромат духов леди Грейс, но продолжал идти за Кромвелем. Капитан отпер дверь своей каюты и жестом велел Шарпу заходить. – Мое жилище, – буркнул Кромвель.

Шарп ожидал, что капитанская каюта окажется не меньше пассажирских апартаментов с их широкими окнами, но, вероятно, расчетливый Кромвель рассудил, что лучшие каюты выгоднее сдавать, а сам предпочел ютиться в небольшом закутке по левому борту. Впрочем, жилище капитана выглядело довольно уютным. Над койкой висели книжные полки, стол был завален скатанными в рулоны картами. Кроме карт на столе стояли три фонаря и лежала пара длинноствольных пистолетов. Дневной свет лился через иллюминатор, на покрашенном белой краской потолке плясали отблески волн. Кромвель отпер небольшой шкаф и вытащил барометр и неизвестный прибор, напоминавший массивные карманные часы. – Триста двадцать девять гиней, – похвастался капитан.

– У меня никогда не было часов, – сказал Шарп.

– Это не часы, мистер Шарп, – раздраженно заметил Кромвель, – а хронометр. Чудо науки. Сомневаюсь, что с тех пор, как мы покинули Англию, его погрешность составила более двух секунд. Этот прибор, мистер Шарп, показывает, где мы находимся. – Капитан сдул пылинку с циферблата, постучал по барометру и аккуратно закрыл шкаф.– В отличие от вас я берегу свои сокровища, мистер Шарп.

Шарп не ответил, и капитан жестом велел ему присесть в единственное кресло.

– Садитесь, мистер Шарп. Вас не удивляет мое имя?

Шарп неловко опустился в кресло.

– Имя? – Он пожал плечами. – Довольно необычное, сэр.

– Избранное[1], – промолвил Кромвель и невесело рассмеялся. – Мои родители, мистер Шарп, были ревностными христианами и нашли его в Библии: «Ибо ты народ святый у Господа, Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые есть на земле». Второзаконие, глава четырнадцатая, стих второй. Непросто жить с таким именем, мистер Шарп. Из-за имени мне изрядно доставалось! – с негодованием воскликнул капитан. Шарп, притулившийся на краешке кресла, про себя удивился: кому могло прийти в голову подшучивать над таким громогласным и взрывным человеком, как капитан Пекьюлиа Кромвель?

Капитан уселся на койку, положил локти на стол и заглянул Шарпу в глаза.

– Меня посвятили Создателю, мистер Шарп, и тем обрекли на одинокую жизнь. Лишили возможности получить настоящее образование. Сверстники отправлялись в Оксфорд и Кембридж, а меня отослали в море, чтобы избавить от земных искушений. Однако я занялся самообразованием, мистер Шарп. Читая книги, – капитан показал рукой на книжные полки, – я открыл, что на самом деле у меня счастливое имя. Да-да, мистер Шарп, я избранный. Таково мое глубочайшее убеждение.– Капитан печально покачал головой.– Вокруг я вижу людей образованных, разумных, но главное, не мыслящих себя вне общества. Однако никто из них не способен на великие дела. Одиночество – лишь в нем заключено истинное величие! – Кромвель поморщился, словно на его плечи давило слишком тяжкое бремя. – Думаю, вы тоже человек избранный, – продолжил капитан. – Фортуна высоко вознесла вас, подняв с самых низов. И поэтому, – тут Кромвель подался вперед и наставил палец на Шарпа, – вам тоже суждено жить в одиночестве.

– Я никогда не испытывал недостатка в друзьях. – Шарп ощущал неловкость от этого странного разговора.

– Доверяйте только себе, мистер Шарп, – воскликнул Кромвель, словно не заметив возражения, – ибо больше никому на свете верить нельзя! Избранные – такие, как мы, – обречены издали взирать на обычных, неособенных людей. Однако ныне я прошу вас отбросить недоверчивость, мистер Шарп. Я требую, чтобы вы доверились мне!

– В чем, сэр?

Заслышав скрежет штуртроса, капитан взглянул на компас и продолжил:

– Корабль – это особый мирок, мистер Шарп, и я поставлен управлять им. На этом судне я – сам Господь Бог и волен казнить и миловать. Однако я не стремлюсь к власти, мистер Шарп. Моя цель – порядок. Порядок! – Капитан с силой стукнул рукой по столу.– И на моем корабле я не потерплю воровства!

Шарп возмущенно выпрямился.

– Воровства? Что вы имеете…

– Нет! – перебил Кромвель.– Разумеется, я вас ни в чем не обвиняю. Но кража непременно свершится, если вы и дальше будете выставлять свои сокровища напоказ!

Шарп улыбнулся.

– Я простой прапорщик, сэр. Вы сами сказали, что я поднялся из самых низов. Откуда взяться сокровищам?

– Тогда ответьте, что блестит в швах вашего мундира?

Шарп не ответил. Его трофеи были зашиты в швы камзола и пояса, запрятаны в носках сапог. Однако в последнее время камни действительно стали просвечивать сквозь ветхую красную ткань.

– Да будет вам известно, матросы – зоркие ребята, мистер Шарп! – рявкнул капитан.

Раздался орудийный залп, и Кромвель сморщился, словно грохот помешал его раздумьям.

– Матросы – зоркие ребята, – повторил он, – а у меня хватает мозгов, чтобы сообразить, где прячут свои трофеи простые солдаты. К тому же вы никогда не снимаете мундира. Однажды ночью, мистер Шарп, когда вы отправитесь в гальюн или просто решите подышать воздухом на палубе, какой-нибудь излишне зоркий матрос подкрадется сзади, проломит вам череп и столкнет за борт! – Капитан улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы, затем коснулся одного из пистолетов на столе. – А если сейчас я пристрелю вас, оберу и выброшу за борт, кто станет опровергать мою правдивую историю о том, что вы напали первым?

Шарп промолчал. Рука Кромвеля все еще покоилась поверх пистолета.

– У вас в каюте есть сундук?

– Есть, сэр.

– Однако вы справедливо не доверяете моим матросам. Вы прекрасно понимаете, что им не составит труда взломать замок.

– Верно, – вздохнул Шарп.

– Но они не посмеют взломать мой! – воскликнул Кромвель, показав на обитый железом тиковый сундук. – Я хочу, чтобы вы отдали мне ваши сокровища, мистер Шарп. Я напишу расписку и обязуюсь сохранить их в целости и сохранности. Когда мы достигнем места назначения, вы получите их обратно. Это самая обычная процедура. – Кромвель убрал руку с пистолета и потянулся за шкатулкой с бумагами. – У меня хранятся деньги лорда Уильяма Хейла. – Капитал показал Шарпу расписку на сто семьдесят гиней в местной валюте. Бумага была подписана Пекьюлиа Кромвелем и, по поручению лорда Уильяма, Малахией Брейсуэйтом, магистром гуманитарных наук Оксфордского у ниверситета. – Я также храню сбережения майора ДЭлтона, – капитан предъявил Шарпу другую расписку, – и драгоценности барона фон Дорнберга, а также адвоката мистера Фазакерли. Это, – Кромвель пихнул сундук ногой, – самое безопасное место на судне, и если кто-нибудь из моих пассажиров имеет при себе драгоценности, я хочу, чтобы эти драгоценности не смущали ничьи умы. Я выразился достаточно ясно, мистер Шарп?

– Да, сэр.

– Однако вы по-прежнему мне не доверяете?

– Так точно, сэр.

– Да говорю же вам, – пророкотал капитан, – это совершенно обычная процедура!, Вы доверяете мне свои драгоценности, а я, капитан на службе Ост-Индской компании, выдаю расписку. Если ваши драгоценности пропадут, Компания возместит убытки. Вы можете потерять ваши сокровища, только если корабль потонет или в случае нападения неприятеля. Тогда вам следует обратиться за страховкой. – Кромвель улыбнулся, отлично понимая, что драгоценности Шарпа не застрахованы.

Шарп по-прежнему хранил молчание.

– Значит так, мистер Шарп, – низким голосом промолвил капитан. – Советую вам уступить, иначе я буду настаивать.

– В этом нет нужды, сэр, – отвечал Шарп. Кромвель прав, любой остроглазый матрос заметит сокровища, спрятанные так неумело. Каждый день драгоценные камни, вшитые в шов мундира, всей своей тяжестью давили на Шарпа. Он понимал, что успокоится, только когда доберется до Лондона и продаст их. Очень заманчиво переложить эту тяжесть на плечи Компании.

Кроме того, Шарпа убедила расписка Полмана. Уж если такой пройдоха, как этот ганноверец, доверил драгоценности Кромвелю, то ему и подавно не след сомневаться.

Капитан дал Шарпу маленькие ножницы, и тот выпорол камни из швов мундира. Шарп не тронул драгоценности, спрятанные в ботинках и поясе, но и без них на столе образовалась внушительная горка рубинов, бриллиантов и изумрудов.

Кромвель разделил камни на три кучки, при помощи крошечных весов взвесил каждую, затем аккуратно записал результат, запер камни в сундук и подал Шарпу расписку.

– Благодарю вас, мистер Шарп, – торжественно промолвил капитан, – вы сняли тяжесть с моих плеч. Эконом найдет кого-нибудь, кто заштопает вам мундир, – добавил капитан, вставая.

Шарп тоже встал и тут же пригнулся под низкой потолочной балкой.

– Благодарю вас, сэр.

– Надеюсь увидеть вас за ужином. Кажется, барон души в вас не чает. Вы давно его знаете?

– Встречался пару раз в Индии, сэр.

– Непростой человек ваш барон. Чтобы аристократ замарал свои руки торговлей? – Кромвель пожал плечами. – Видно, у них в Ганновере все по-другому устроено.

– Вполне возможно, сэр.

– Благодарю вас, мистер Шарп. – Капитан сунул ключ в карман и кивнул Шарпу, давая понять, что аудиенция закончена.

На шканцах Шарпа дожидался майор Далтон.

– Никто так и не смог превзойти вас, Шарп! – воскликнул шотландец. – Я горжусь вами! Вы – честь британской армии!

Леди Грейс бросила на прапорщика один из своих холодных взглядов и равнодушно отвернулась.

– Скажите, сэр, стали бы вы доверять капитану ОстИндской компании?

– Если такие люди не заслуживают доверия, Шарп, значит, мир катится в тартарары! – А ведь нам с вами этого совсем не хочется, верно?

Шарп снова посмотрел на леди Грейс. Она стояла на слегка накренившейся палубе рядом с мужем, опираясь о его руку. Как кошка с собакой, вспомнил Шарп. Кошки скребли у него на душе.

Глава третья

Пассажиры «Каллиопы» изнывали от скуки. Некоторые читали. Шарп взял у майора Далтона несколько книг, но чтение давалось ему с трудом. Шотландец писал воспоминания о войне с маратхами.

– Вряд ли когда-нибудь их прочтут, Шарп, – добродушно признавал майор, – и все же обидно, если победы нашей армии забудутся. Вы чрезвычайно обяжете меня, если поделитесь особенно памятными эпизодами.

Мужчины убивали время, затевая шутливые дуэли на шпагах и саблях, и до изнеможения гоняли друг друга по верхней палубе. Во вторую неделю плавания среди пассажиров возник необычайный интерес к стрельбе по бутылкам из корабельных мушкетов, но спустя пять дней капитан запретил это невинное развлечение, заявив, что стрельба истощила пороховые запасы «Каллиопы». Один матрос клялся, что на рассвете видел сирену, и целый день пассажиры в тщетной надежде пялились за борт. Лорд Уильям насмешливо отвергал существование этих морских созданий, но майор Далтон уверял, что в детстве ему довелось видеть русалку.

– Ее показывали в Эдинбурге, – рассказывал шотландец Шарпу, – бедняжку выбросило на скалы. Помню темную комнату и какое-то лохматое существо. Очень грязное. От русалки отвратительно пахло, но хвост я видел точно. К тому же она была весьма щедро одарена природой… э… выше пояса. – Майор покраснел. – Бедняжка не выдержала заточения и умерла.

Однажды, вызвав всеобщее возбуждение, на горизонте показался неизвестный парус, но принадлежал он арабскому одномачтовому судну, которое держало курс на Кохин и не могло представлять угрозы для конвоя Ост-Индской компании.

Богатые пассажиры играли в вист. Пассажиры третьего класса тоже не гнушались картами, но Шарп не знал правил, к тому же азарт был чужд ему. На кон ставились приличные суммы, и хотя официально азартные игры на корабле запрещались правилами Компании, капитан Кромвель закрывал глаза на их нарушение.

– Он выигрывает, – жаловался Полман Шарпу, – он вечно выигрывает!

– А вы проигрываете?

– Случается, – равнодушно пожимал плечами Полман.

Полман восседал на стволе пушки. Он часто приходил, чтобы поговорить с Шарпом об Ассайе.

– Ваш Уильям Додд клялся, что сэр Артур – генерал осторожный. Как бы не так! – Ганноверец всегда называл Додда «вашим Уильямом Доддом», подчеркивая, что предатель, как и Шарп, был красномундирником.

– Уэлсли упрям как бык, – одобрительно заметил Шарп, – и никогда не упустит удобного случая.

– Наверняка он уже в Англии?

– Отплыл в прошлом году, – ответил Шарп. В соответствии со своим высоким рангом сэр Артур возвратился в Англию на «Трайденте» – флагмане адмирала Рейнера.

– Там ему придется поскучать.

– Поскучать?

– Наш суровый капитан Кромвель прав. Британия не может противостоять французам в Европе. Возможно, на задворках мира сэру Артуру и нашлась бы работа, но не на континенте. Французская армия, Шарп, – это целая орда, британцам до нее далеко. Их армия не зависит от арестантов, неудачников и пьяниц. Французы набирают рекрутов.

Шарп усмехнулся.

– Этим арестантам, неудачникам и пьяницам удалось поджарить вам перышки.

– Не стану отрицать, – нисколько не обиделся Полман, – но им не устоять перед громадной армией Наполеона. Никому не устоять. А когда французы озаботятся постройкой настоящего флота, друг мой, весь мир запляшет под их дудку.

– А вы? – спросил Шарп. – Где будете плясать вы?

– Возможно, в Ганновере, – пожал плечами Полман. – Куплю большой дом, набью его девками и буду себе посиживать у окошка. Или поселюсь во Франции. Француженки самые аппетитные, Шарп. Главный урок, который я извлек из этой жизни, – все бабы любят деньжата. Как вы думаете, почему леди Грейс вышла замуж за лорда Уильяма? – Германец мотнул головой в сторону шканцев, где ее светлость прогуливалась в сопровождении служанки. – Кстати, как продвигается ваша военная кампания?

– Какая кампания? – буркнул Шарп, не желая понимать намеков.

Полман рассмеялся.

– Тогда, может быть, позволите пригласить вас на ужин?

Шарп и сам знал, что одержим леди Грейс. С думами о ней он засыпал вечером и просыпался поутру. Она казалась такой неприступной, такой бесстрастной и нелюдимой, и это делало одержимость Шарпа еще сильнее. Ее светлость разговаривала с Шарпом лишь однажды и, когда Шарп пытался спросить ее о чем-нибудь во время ужина, надменно отворачивалась.

Шарп думал о леди Грейс постоянно, все время высматривал ее на палубе, одновременно стараясь не выдать своих чувств. Думы о предмете страсти заполняли пустые часы плавания. Попутный ветер наполнял паруса «Каллиопы», и каждый день лейтенант Тафнелл докладывал о продвижении конвоя вперед: семьдесят две мили, шестьдесят восемь, семьдесят.

Несмотря на сухую и солнечную погоду, корабль, казалось, гнил изнутри. Вода проникала сквозь щели орудийных портов нижней палубы. Палуба, на которой жил Шарп, никогда не бывала сухой, да и вся «Каллиопа», как бы ярко ни палило тропическое солнце, сочилась гнилой вонючей жидкостью, кишела крысами и покрывалась плесенью. Матросы постоянно откачивали воду при помощи четырех корабельных помп, но ее все прибывало. По деревянным желобам вода попадала в трюм, откуда низвергалась за борт, и так без конца.

На четвертую ночь плавания козы заболели и почти все передохли, поэтому обитатели нижней палубы лишились молока. Свежие продукты закончились, и пассажирам приходилось довольствоваться пересоленными, жесткими и прогорклыми. Дурно пахнущая вода годилась только для крепчайшего чая. С помощью фильтра Шарпу удавалось немного отсеять грязь, но вкус от этого нисколько не улучшался. Спустя две недели фильтр окончательно засорился, и Шарпу пришлось выбросить чудо-машину за борт. Он пил арак и кислое пиво, а за ужином в капитанской каюте вино – кислое, словно уксус.

Завтрак подавался в восемь утра. Пассажиров нижней палубы делили на группы по десять человек, которые отправлялись на камбуз к котлу с густой овсянкой. Варево представляло собой смесь толокна и ошметков мяса или жилистой сушеной рыбы, плававших в пригорелой и комковатой массе. По воскресеньям подавали соленую рыбу и галеты – твердые как камни. Перед едой пассажиры долго стучали ими об стол, чтобы выбить долгоносиков. Эти галеты можно было жевать целый день, а иногда на зубах скрипели особенно упрямые насекомые. Чай полагался в четыре пополудни, но только пассажирам, которые путешествовали на корме. Прочим оставалось ждать ужина, который состоял все из той же сушеной рыбы, галет и жесткого сыра, в котором красные черви проделывали причудливые туннели.

– Человеческие существа не должны так питаться, – вздрагивая, жаловался Малахия Брейсуэйт после одного особенно отвратительного ужина.

Он стоял рядом с Шарпом на верхней палубе, любуясь великолепным закатом.

– Разве вам это впервой? Чем вы питались на пути в Индию?

– Тогда я состоял секретарем при одном лондонском коммерсанте, – величественно отвечал Брейсуэйт, – который кормил меня в своей каюте. Однако лорд Уильям рассуждает иначе, – отвечал секретарь обиженно.

Бедный, но гордый Брейсуэйт был к тому же крайне самолюбив. Дни он проводил в каюте лорда Уильяма, который сочинял отчет для Ост-Индской компании. Отчет содержал предложения по будущему управлению Индией, и Брейсуэйт с удовольствием отдавался работе, однако вечером секретарь вынужден был спускаться вниз. Он стыдился того, что путешествует на убогой нижней палубе, ненавидел вонючий котел на камбузе и пушечные стрельбы. Брейсуэйт считал, что его нельзя ставить на одну доску с камердинером лорда Уильяма и служанкой леди Грейс.

– Я – оксфордский выпускник, – гордо заявил он Шарпу.

– Как вы поступили на службу к лорду Уильяму? – спросил Шарп.

На мгновение Брейсуэйт задумался, словно искал в вопросе подвох, но, не найдя его, отвечал:

– Предыдущий секретарь умер в Калькутте от укуса змеи. Лорд Уильям взял меня на его место.

– Теперь вы жалеете об этом?

– Вовсе нет! – горячо возразил Брейсуэйт. – Его светлость – человек выдающийся. На короткой ноге с самим премьер-министром, – продолжал Брейсуэйт доверительным тоном. – На самом деле отчет, который мы составляем, предназначен не для Компании, а для самого Питта! От предложений лорда Уильяма зависит очень многое. Возможно, вскоре ему предложат министерский портфель, а года через два его светлость вполне может занять пост министра иностранных дел. Как думаете, что ждет тогда его секретаря?

– Лорд Уильям по горло загрузит вас работой, – предположил Шарп.

– А я надеюсь, что стану весьма влиятельным человеком, – признался Брейсуэйт, – наверняка у его светлости будет один из самых блистательных домов в столице, а леди Грейс станет хозяйкой блестящего салона.

– Если станет немного разговорчивее, – заметил Шарп. – Со мной она едва ли обмолвилась парой слов.

– А чего вы хотели? – сердито воскликнул Брейсуэйт. – Леди Грейс привыкла к самым утонченным беседам. – В надежде увидеть ее светлость Брейсуэйт поднял глаза на шканцы. – Ах, она просто ангел, Шарп! – неожиданно выпалил секретарь. – Мне еще не приходилось встречать женщину из высшего света, подобную ей! А как умна! Я закончил Оксфорд, но «Георгики» она цитирует куда свободнее меня.

Знать бы, о чем это он, тоскливо подумал Шарп, но, желая продолжить разговор о леди Грейс, заметил лишь:

– Ее светлость – очень красивая женщина.

– Красивая? – саркастически переспросил секретарь. – Да она просто образец женских добродетелей, ума и красоты!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.