Путь армии Сульта на юг пролегал через Сантьяго-де-Компостела, и маршал приказал, чтобы город превратили в опорную базу. Его армия заберет накопленные припасы и устремится на юг. Французская кавалерия рыскала по окрестным долинам, собирая продовольствие и фураж, которые складывались в домах вокруг кафедральной площади.

– Вот видите, – сказал как-то вечером Вивар, когда офицеры как обычно сели за карту, – у вас есть веская причина штурмовать город.

– Веская? – удивился Шарп.

– Можете не говорить своим, что выполняли причуды спятившего испанца. Вы защищали британский гарнизон в Лиссабоне, разрушая коммуникации и запасы противника. Разве не так?

Шарп, однако, не был настроен шутить. Он смотрел на карту города, представляя вглядывающихся в ночь французских часовых.

– Они будут знать о нашем подходе. – Лейтенант не мог отделаться от страха при мысли о подготовке противника.

– Но не могут знать, где и когда мы нанесем удар.

– Если бы там не было д'Эклана...

– По-вашему, императорская гвардия никогда не спит? – насмешливо бросил Вивар.

Шарп пропустил слова майора мимо ушей.

– Он там не для того, чтобы собирать сено. Его задача – забрать хоругвь, и он знает, куда мы ее принесем. Что бы мы ни планировали, майор, он все уже предусмотрел. Он нас ждет! Он готов к нашему приходу!

– Вы его просто боитесь. – Вивар прислонился к стене. За окном у костра испанцы тянули печальную мелодию.

– Я боюсь его, – кивнул Шарп, – потому что он хорошо воюет. Слишком хорошо.

– Полковник силен только в атаке. Оборона – его слабое место. Когда вы штурмовали его засаду и когда я напал на него на ферме, он имел бледный вид.

– Допустим, – согласился Шарп.

– А сейчас он берется защищать город! Он егерь, охотник, он не умеет обороняться. – Вивар не допускал даже мысли о неудаче. – Конечно, мы победим! Победим, благодаря вашим идеям!

Последняя фраза была похвалой Шарпу, который предложил штурм наизнанку. Вместо того, чтобы отвоевывать у французов дом за домом и улицу за улицей, они прорвутся сразу в центр города. Оттуда, разбившись на десять отрядов, по одному на каждую из десяти дорог, лучами расходящихся к окраинам, они вытеснят французов из города.

– Пусть уходят, – сказал Шарп. – Главное, город будет наш.

Если они возьмут город, в чем Шарп сильно сомневался, удержать его удастся не больше чем на тридцать шесть часов. За это время успеет подойти усиленная артиллерией пехота Сульта и мокрого места не оставит от людей Вивара.

– Мне нужен только один день, – задумчиво сказал Вивар. – Мы берем город на рассвете, к полудню выявляем предателей, уничтожаем запасы, а вечером разворачиваем хоругвь. На следующий день со славой уходим.

Шарп подошел к узкому окну. В отблесках пламени метались разбуженные появлением солдат летучие мыши. Холмы были черны. Где-то там, на одном из темных склонов, сержант Харпер вел стрелковый патруль по долгому и извилистому пути. Цель вылазки заключалась не только в том, чтобы определить, где находятся французские разъезды; следовало приучать людей к особенностям ночного марша. Через учебные броски должно было пройти все войско Вивара, включая наполовину обученных добровольцев. Видя, как хаотично и бестолково проходят ночные марши, Шарп внутренне содрогался. Не давала покоя мысль и о невероятном численном превосходстве противника. В Сантьяго-де-Компостела находилось две тысячи французских кавалеристов. Многие окажутся в рейдах и разъездах, но все равно силы будут не равны.

Вивар мог выставить лишь пятьдесят стрелков, сто пятьдесят касадорцев, из которых только у ста были лошади, и около трехсот плохо подготовленных волонтеров.

Безумие.

– Почему вы не хотите подождать, пока французы не уйдут на юг? – повернулся к испанцу Шарп.

– Потому что ожидание не породит легенды, которую будут пересказывать в каждой испанской таверне. Потому что у меня есть брат, который должен умереть. Потому что я поклялся сделать это. Потому что я не верю в поражение. Нет, мы выступаем! Мы очень скоро выступаем. – Глядя на мерцающие внизу огоньки французских костров, майор, казалось, говорил сам с собой. – Подготовим добровольцев и выступаем.

Шарп промолчал. Правда заключалась в том, что он окончательно убедился в безумии штурма. Безумии, которое он сам спланировал и поклялся осуществить.

Трепыхание неоперившегося совенка на чердаке может показаться ребенку шагами чудовища. Так и Шарп ничего не мог поделать с растущими день ото дня опасениями. Он даже не смел поделиться своей уверенностью в провале операции: злить Вивара не хотелось, а кроме как с майором, говорить об этом было не с кем. Харпер слепо уверовал в успех.

– Должен вас предупредить, что майору придется подождать еще неделю, сэр, – произнес подошедший сержант.

Мысль об отсрочке штурма вселила надежду в душу лейтенанта.

– Подождать?

– Из-за волонтеров, сэр. Они не готовы. То есть не готовы совсем. – Взявший на себя обязанности инструктора по стрельбе взводами, Харпер был искренне озабочен.

– Ты предупредил майора?

– Он собирается инспектировать их завтра утром.

– Я тоже приду.

Утром Шарп отправился в долину, где лейтенант Давила и сержант Харпер демонстрировали Вивару результаты первой недели обучения. Моросил дождь, вода капала с деревьев, и камни почернели от влаги.

Это было ужасно. Вивар попросил показать основы огневой подготовки. Трем сотням человек надлежало встать в три ряда и сделать повзводно несколько залпов. Но волонтеры не могли удержать строй, ряды распадались; в результате никакой концентрации мушкетного огня не получалось. Стоявшие в третьем ряду инстинктивно отступали на несколько шагов, чтобы иметь возможность действовать длинными шомполами, центральный ряд тоже пятился подальше от первого, в результате строй распадался. В сражении такое отползание приведет к тому, что через несколько залпов эти люди побегут. Кроме того, люди не получили должной индивидуальной подготовки, поскольку не хватало ни пороха, ни пуль. Они лишь научились исполнять движения с мушкетом. Как отреагирует первый ряд на грохот выстрелов и свист пуль, Шарп старался не думать.

Мушкетами называлось все, что принесли с собой добровольцы. Здесь были старинные охотничьи дробовики, мушкетоны, штуцера и даже одно ружье с фитильным замком. У многих землекопов ружей не было вообще, они принесли с собой кирки. Вне всякого сомнения, эти люди неплохо проявили бы себя в рукопашной схватке, только французы никогда не подпустят их так близко. Они превратят врага в фарш на расстоянии.

Дело было не в храбрости. Уже тем, что они явились, добровольцы доказывали свою отвагу, но солдат из них не получалось. На подготовку пехотинца уходило несколько месяцев. Требовалась железная дисциплина, чтобы солдат держал боевой порядок перед лицом наступающего противника, боем его барабанов и блеском штыков. Природная смелость и отчаянное упорство не могли заменить дисциплины и выучки, что в очередной раз доказал всей Европе император, когда его ветераны размели слабо подготовленные армии противника.

Французская пехотная атака являла собой страшное зрелище. Французы атаковали не цепью, а широкими колоннами. Плотные ряды солдат со сверкающими над головами штыками шли в атаку под бой спрятанных в середине юных барабанщиков. Под огнем с флангов и спереди падали убитые, временами пушечные ядра прокладывали страшные просеки в плотных рядах, но французы тут же смыкались и шли дальше. Зрелище было ужасным, пехота демонстрировала неправдоподобную мощь. Даже храбрейшие не выдерживали этого зрелища и обращались в бегство. Лишь долгие месяцы специальной подготовки могли удержать солдат на месте при виде французской пехотной атаки.

– А нам и не придется иметь дела с пехотой! – Вивар пытался найти хоть проблеск надежды в надвигающейся катастрофе. – Там только кавалерия.

– Нет пехоты? – переспросил Шарп.

– Совсем немного. Она охраняет штаб, – ответил Вивар.

– Но если они так держат строй, – Шарп кивнул в сторону растерянных волонтеров, – то не устоят и против кавалерии.

– Французская кавалерия устала. – Вивар был явно задет пессимизмом Шарпа. – Кони едва стоят на ногах.

– Нам следует подождать, – сказал Шарп. – Подождать, пока они не уйдут на юг.

– Думаете, они не оставят гарнизона в Галисии? – Вивар упорно не хотел откладывать штурм. Он жестом подозвал к себе Давилу и Харпера. – Как скоро вы приведете их в форму?

Давила не был пехотинцем и посмотрел на Харпера.

Ирландец пожал плечами.

– Это безнадежно, сэр. Безнадежно, будь я проклят.

Ответ Харпера настолько не вязался с его обычной веселостью, что произвел впечатление даже на Вивара. Майор хотел, чтобы волонтерам преподали самые основы военного дела, но мрачный ответ ирландца означал задержку на неопределенный срок, если не полный отказ от всей затеи.

Харпер прочистил горло.

– Я одного не могу понять, сэр, зачем вы вообще хотите сделать из них солдат.

– Чтобы выиграть сражение, – ехидно вставил Шарп.

– Если дело дойдет до стычки между этими парнями и драгунами, мы проиграем. – Офицеры молчали, и голос сержанта обрел уверенные нотки, как бывает, когда опытный человек демонстрирует свое искусство любителям. – Но, с вашего позволения, сэр, стоит ли вообще учить их вести бой по всем правилам, если этого от них не потребуется? Ну зачем им повзводный огонь? Этим парням предстоит драться в городе, сэр.

Будет обычная уличная свалка, в которой они заткнут за пояс любого. Надо завести их в город и спустить с поводка. Я бы не хотел столкнуться с такими ублюдками.

– Десять подготовленных человек разметут любую толпу, – хрипло произнес Шарп, почувствовав, что ирландец разрушает надежду на отсрочку.

– У нас есть двести подготовленных человек, Их и направим туда, где будет горячо.

– О, мой Бог! – воскликнул Вивар. – Ты прав, сержант!

– Благодарю, сэр, – пробормотал польщенный похвалой Харпер.

– Ты прав! – Вивар хлопнул ирландца по плечу. – Мне следовало это продумать. Испанию освободит не армия, а народ. Так зачем же делать из народа армию? Мы все время забываем, господа, что на нашей стороне население города. Жители! Они поднимутся на борьбу и будут драться. Нам не придет в голову отвергнуть их помощь из-за того, что они не подготовлены. – Воодушевленный словами Харпера, Вивар торжествовал. – Значит, выступаем в ближайшее время. Господа, час близок!

Теперь, подумал Шарп, даже на подготовке поставили крест.

Вивар смирился с тем, что из волонтеров не выйдет солдат, но потребовал привести их к присяге испанской короне. Церемонию провели священники, имя каждого человека было внесено в список солдат, присягнувших Самому Христианскому Величеству королю Фердинанду Седьмому. Теперь французы не посмеют обращаться с волонтерами как с гражданскими преступниками.

Добровольцам требовалась форма. Яркой ткани не было, как не было ничего из необходимых солдату вещей: киверов, ремней, ранцев, сапог. Зато в избытке имелась грубая коричневая мешковина, из которой Вивар приказал пошить простые накидки. Из женского монастыря, находившегося в двадцати милях от крепости, доставили немного белого полотна; из него сделали кушаки.

Жены волонтеров шили коричневые накидки, а Луиза Паркер помогала стрелкам чинить зеленые куртки. Все было изорвано, изношено, протерто и выжжено, но девушка продемонстрировала непревзойденное владение иглой. Она взяла мундир Шарпа, и к концу дня он был как новый.

– Я даже выжгла насекомых, – сказала она радостно и отвернула подкладку, показывая, что в самом деле уничтожила вшей куском обломанной сабли, который служил ей утюгом.

– Спасибо. – Шарп взял мундир и обратил внимание, что воротник был перешит, рукава заштопаны, дыры залатаны. Придать первоначальный вид и цвет шароварам оказалось невозможным, и Луиза нашила поверх изношенных мест полоски коричневой мешковины.

– Вы похожи на арлекина, лейтенант.

– Дурака?

Это произошло вечером того самого дня, когда Харпер убедил Вивара в бессмысленности подготовки волонтеров. Как и в предыдущие вечера, Шарп с Луизой вышли на прогулку по крепостной стене. Он очень ценил эти моменты. Это были проблески надежды на фоне растущего страха перед поражением. Он любил наблюдать падающий на лицо девушки звездный свет, любил мягкость, временами усмиряющую подвижные черты. Сейчас она была необыкновенно нежна. Облокотившись на парапет, Луиза спросила:

– Как вы думаете, мои дядя и тетя в Сантьяго?

– Возможно.

Девушка завернулась в малиновую шинель касадорца, на голове у нее была аккуратная шляпка.

– Наверное, тетя не примет меня обратно. Она настолько возмущена моим поведением, что мне, скорее всего, будет отказано от дома и церкви.

– Такое возможно?

– Не знаю. – Луиза задумалась. – Иногда мне кажется, я этого и хочу.

– Что? – изумился Шарп.

– Оказаться брошенной в самое замечательное приключение мира. Почему бы и нет? – Луиза рассмеялась. – Когда я была ребенком, мне говорили, что очень опасно переходить через деревенскую поляну – могут утащить цыгане. Ну а если в деревне появлялись солдаты... – Она покачала головой, демонстрируя весь ужас подобной ситуации. – И вот я на войне, окруженная одними солдатами! – Девушка улыбнулась, после чего взглянула на Шарпа с любопытством и нежностью. – Дон Блас говорит, что вы один из лучших солдат из всех, кого он встречал.

Шарп удивился, что она назвала испанца по его христианскому имени, но подумал, что так, очевидно, принято говорить о гидальго.

– Он преувеличивает.

– На самом деле он сказал, – Луиза заговорила медленнее, – что если бы вы были более уверены в себе, вы были бы лучшим. Наверное, мне не следовало вам рассказывать?

Шарп задумался над верностью этого замечания, и Луиза, решив, что он обиделся, начала извиняться.

– Нет, нет, он совершенно прав.

– Вам нравится служба?

– Я всегда мечтал иметь свою ферму. Бог знает почему – понятия не имею об этом деле. Даже не знаю, каким концом сажать репу. – Шарп посмотрел на огни костров в долине; крошечные искорки тепла и света в промозглой тьме. – У меня была бы конюшня с парой лошадей, ручей с рыбой, – он запнулся и пожал плечами, – дети.

Луиза улыбнулась.

– А я всегда мечтала жить в огромном замке. С потайными переходами, темницами и всадниками, приносящими по ночам загадочные послания. Я бы хотела жить во времена королевы Елизаветы. Швырять католических священников в застенки, а испанцев – в пролив. Правда, старые враги стали нашими друзьями, верно?

– Даже священники?

– Они не такие чудовища, как мне казалось. – Девушка помолчала. – Но если тебя воспитали в определенных убеждениях, начинаешь настороженно относиться к врагу, разве не так?

А нас, англичан, всегда учили ненавидеть католиков.

– Меня не учили.

– Вы понимаете, о чем я говорю. Вам интересны французы?

– Не очень.

Луиза нахмурилась.

– А мне стали интересны католики. Я даже чувствую к ним протестантскую симпатию. Представляю, как возмутится мистер Баффорд.

– А он узнает? – спросил Шарп.

Луиза пожала плечами.

– Придется рассказать ему о моих приключениях. А значит, придется признаться в том, что инквизиция не подвергла меня пыткам и не жгла на костре. – Она посмотрела в темную даль. – Придет день, и все это покажется сном.

– Сном?

– Не для вас, – печально произнесла девушка. – А вот мне будет трудно поверить, что все это происходило на самом деле. Я буду миссис Баффорд из Голдаминга, весьма почитаемой и скучной дамой.

– Вы можете остаться здесь, – сказал Шарп и поразился собственной смелости.

– Могу? – Луиза повернулась к лейтенанту. Слева вспыхнул огонек трубки, но они не обратили на него внимания. Луиза отвернулась и принялась изучать невидимый орнамент парапета, – Вы говорили, что британская армия останется в Португалии?

Вопрос удивил Шарпа. Ему было показалось, что разговор принимает наконец более интимный характер.

– Не знаю.

– Мне кажется. Лиссабонский гарнизон уже ушел, – сказала Луиза. – А если и нет, что он сможет сделать с идущей на юг французской армией? Нет, лейтенант, император преподнес нам хороший "урок, боюсь, нам не стоит больше рисковать армиями.

Шарп поразился, откуда у девушки такие серьезные взгляды на стратегию.

– Я не совсем это имел в виду, когда сказал, что вы можете остаться... – неуклюже произнес он.

– Я знаю, простите меня, – перебила его Луиза, после чего наступило неловкое молчание. – Я понимаю, что вы хотели сказать, и это большая честь для меня, но я не хочу, чтобы вы о чем-нибудь меня просили. – Формальная фраза была произнесена очень тихо.

Шарп хотел сказать, что готов предложить ей все, что у него есть, пусть это будет немного, в смысле денег – так и совсем ничего, но он отдаст ей всего себя и будет восхищаться ею, как преданный раб.

Ничего этого он не сказал, хотя Луиза обо всем догадалась по его растерянности и смущению. Шарп почувствовал себя несчастным и отвергнутым.

Догадавшись о его состоянии, Луиза тоже смутилась.

– Я не хочу, чтобы вы о чем-либо просили меня сейчас, лейтенант. Вы согласны подождать, пока мы возьмем город?

– Конечно! – Надежда затеплилась вновь. Одновременно Шарпу стало неловко за свое неуклюжее предложение.

Часовой побрел в обратную сторону, распространяя за собой запах табака. Костер во дворе крепости вспыхнул ярче – кто-то подкинул свежих дров. Луиза следила за улетающими во тьму искрами. Откуда-то из глубины крепости послышался заунывный писк испанской волынки, стрелки Шарпа, как всегда, отреагировали криками ужаса. Она улыбнулась столь дружному протесту, затем строго нахмурилась и обратила взгляд к Шарпу:

– Вы не верите, что дон Блас возьмет город?

– Конечно, я...

– Нет, – перебила девушка. – Я слышала, как вы говорили, что в Сантьяго слишком много французов. А про себя вы считаете дона Бласа сумасшедшим.

Шарп растерялся. Он никогда не говорил о своих опасениях Луизе, между тем она безошибочно обо всем догадалась.

– Это в самом деле безумие, – произнес он наконец. – Даже майор Вивар это понимает.

– Он говорит, это божественное безумие, – мягко поправила его девушка, – то есть нечто другое. Но все получится лучше, если в городе будет меньше французов?

– Гораздо лучше получилось бы, – сухо сказал Шарп, – если бы у меня было четыре батальона хороших пехотинцев, две девятифунтовые батареи и еще сотни две стрелков.

– Предположим... – начала Луиза и замолчала.

– Продолжайте.

– Предположим, французы узнают, что вы перебрались в укромное место неподалеку от города. Там, где вы собираетесь дождаться ночи, чтобы ударить в темноте. Предположим, – она заговорила быстрее, словно опасаясь, что Шарп ее перебьет, – французы узнают, где вы прячетесь? Лейтенант пожал плечами.

– Они вышлют людей, чтобы нас перебить.

– А вы будете находиться в другом месте! – Луиза говорила взволнованно и быстро. – Вы сможете напасть на город, когда их там не будет!

– Это довольно сложно осуществить, – критически заметил Шарп.

– А если я сообщу им об этом?

Некоторое время Шарп молчал. Потом резко покачал головой.

– Не говорите глупостей!

– Нет, правда! Если я попаду в Сантьяго, – Луиза повысила голос, подавляя его протест, – если я попаду в Сантьяго и расскажу им о ваших планах, они мне поверят! Я скажу, что вы не захотели, чтобы я оставалась с вами, и потребовали, чтобы я самостоятельно добиралась до Португалии, а я решила вернуться к тетушке и дяде. Мне поверят!

– Никогда! Майор Вивар уже испробовал эту уловку. Он распространил слух, что идет со мной, из-за чего французы устремились на юг. Второй раз они не клюнут. Даже если они вам поверят, то вышлют кавалерию только после рассвета. А тогда будет поздно атаковать. Если бы удалось расколоть гарнизон ночью... – Шарп пожал плечами, давая понять, что это невозможно.

– Я просто предложила, – задумчиво произнесла Луиза, глядя, как носятся над крепостной стеной летучие мыши.

– Спасибо за желание помочь.

– Я правда хочу вам помочь.

– Вы помогаете мне своим присутствием. – Шарп попытался быть галантным.

Часовой развернулся у дальнего края стены и медленно побрел в их сторону. Шарп чувствовал: девушка может удалиться в любую минуту. Он не мог допустить, чтобы столь многообещающая ситуация завершилась ничем, не подкрепив его пусть самой слабой надеждой. Рискуя попасть в очередное неловкое положение, он спросил:

– Я не обидел вас раньше?

– Даже не думайте об этом! Вы мне польстили. – Луиза смотрела на далекие костры в долине.

– Я не верю, что мы оставим Испанию. – Если Луиза боялась именно этого, причину необходимо было устранить. – Лиссабонский гарнизон получит подкрепление, и мы снова начнем наступать! – Шарп помолчал, потом заговорил снова, на этот раз стараясь подойти как можно ближе к сути дела. – В армии много офицерских жен. Некоторые живут в Лиссабоне, другие путешествуют вслед за армией. Это вполне обычное дело.

– Мистер Шарп, – Луиза прикоснулась к его рукаву рукой в перчатке, – дайте мне время. Я знаю, вы скажете, что надо ловить момент, но я не уверена, что этот момент наступил.

– Простите.

– Вам не за что извиняться. – Она плотнее закуталась в шинель. – Вы позволите мне удалиться? Я устала от шитья.

– Спокойной ночи, мисс.

Самое дурацкое положение, это когда тебе отказывают, думал Шарп. Между тем, убеждал он себя, к нему это не относится. Луиза всего лишь отложила разговор до взятия Сантьяго-де-Компостела.

Охватившее его нетерпение было мучительно. Теперь именно оно поведет его в город, из которого он вернется либо победителем, либо побежденным. Вернется за ответом, которого так ждет.

На следующий день было воскресенье. Во дворе крепости отслужили мессу, а вскоре откуда-то с севера прискакали несколько свирепого вида всадников. С Виваром они обращались с натянутой вежливостью. Позже майор пояснил, что это были rateros – разбойники, временно обратившие свой гнев на французов.

По словам rateros, несколько дней назад они перехватили французского посланника с охраной. При нем находилось закодированное послание. Сама бумага потерялось, но прежде чем офицер умер, из него удалось выбить признание. Император терял терпение. Сульт слишком медлил. Португалия должна пасть, а англичан, если они еще там, следует выбить до конца февраля. Маршалу Нею предписывалось оставаться на севере и блокировать все вражеские силы в горах. Выходило, что даже если Вивар дождется, пока уйдет Сульт, в Сантьяго-де-Компостела все равно останутся французы.

Нападать надо было сейчас, пока основные силы Сульта находились на расстоянии двенадцати лье к северу. Можно было добиться двойного успеха: уничтожить вражеские припасы и развернуть хоругвь.

Вивар поблагодарил разбойников и удалился в часовню, где около часа молился в одиночестве.

Закончив, он разыскал Шарпа.

– Выступаем завтра.

– Почему не сегодня? – спросил лейтенант. – Если уж пошла такая спешка, зачем терять лишних двадцать четыре часа?

Но Вивар был непреклонен.

– Завтра. Завтра на рассвете.

На следующее утро, прежде чем побриться и проглотить кружку горячего горького чая, столь популярного у стрелков, Шарп понял, почему Вивар пожертвовал еще одним днем. Испанец решил еще раз пустить французов по ложному следу. Луизы в крепости не было. Комната ее была пуста, а постель оставалась нетронутой.