Кобура никак не расстёгивалась, руки его тряслись, а я не хотела, чтобы он выходил на свет, где Пол мог увидеть меня и то, что я сделаю с этим подонком. В тот момент, когда он наконец выхватил пистолет, между его глаз вонзился клинок из моей туфли, которую я сняла и метнула в него. Теперь меня смело можно было объявлять врагом государства за убийство работников его службы безопасности, если, конечно, те таковыми являлись, в чем я лично сильно сомневалась.

Надев туфлю и тщательно вытерев о рубашку палача руки, я появилась перед Полом. Увидев меня, испачканную кровью, он ещё больше побледнел и замотал головой, не понимая, что происходит.

— Все хорошо, мистер Кейди, — улыбнулась я через силу. — Только не задавайте вопросов. Нам нужно бежать, пока никто не появился.

Найдя на столе ключи от наручников, я освободила ему руки, и он уже сам вытащил изо рта полотенце. Схватив за локоть, чтобы он не вздумал заглянуть за стол, я потащила его, отупевшего и растерянного, к двери. Только там он смог выговорить:

— Что случилось, Мария? Что они там делают?

— Я вколола им снотворное, лошадиную дозу, — протараторила я, приложив ухо к двери. — У меня всегда с собой пара шприцев в лифчике. Забудьте о них, нужно выбираться отсюда.

Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Потом отодвинул меня, прислушался, осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там было пусто. Показав мне большой палец, он выскользнул наружу. Я последовала за ним.

В обе стороны уходили запутанные части лабиринта.

— Вы помните, как мы пришли сюда, мистер Кейди? — прошептала я.

— У меня феноменальная память на такие вещи, — с улыбкой шепнул он. — Но мы сейчас не пойдём к выходу — сразу накроют. Мы сделаем ход конём.

— Как это?

— Сейчас увидишь.

Он посмотрел на мои ноги.

— У тебя туфли в крови, следы оставляешь. Сними. Я послушно сняла туфли и осталась босая. Пол подошёл к железной двери с глазком, расположенной почти напротив той, откуда мы вышли, заглянул в глазок, затем тихонько отодвинул засов, открыл дверь, вошёл внутрь и махнул мне рукой. Как только я забежала за ним, он прикрыл дверь, и стало почти темно.

Мы оказались с ним в самой настоящей тюремной камере-одиночке. Это был натуральный бетонный склеп размером со шкаф для одежды. Только сбоку к стене были прикреплены железные нары, а в углу рядом с дверью находилась параша, которой уже давно никто не пользовался. Видимо, эти знаменитые на весь мир подвалы не стали ломать или переделывать после известного периода нашей истории, а решили оставить до лучших времён, когда им вновь найдётся применение. А значит, были ещё люди, которые рассчитывали, что такие времена наступят. И они скорее всего спокойно сидели сейчас наверху, считай, в самом центре Москвы, и, злорадно взирая из окон на проходивших мимо свободных людей новой России, думали, что до этого времени не так уж и далеко.

Сев на нары, я сразу почувствовала себя не в своей тарелке. Пол остался стоять у двери, заглядывая сбоку в глазок. Пока ничьих шагов слышно не было.

— А нас здесь не поймают? — без всякой надежды спросила я тихо.

— Не должны. Это мой излюбленный трюк, — довольно пояснил он. — Они подумают, что мы сразу куда-то рванули, и побегут ловить нас по всему зданию. А мы спокойно отсидимся, а потом как-нибудь выберемся, когда они решат, что мы сбежали, и все утихнет.

— Но если это ваш излюбленный трюк, то им, наверное, известно про это?

Они же вас знают, — забеспокоилась я.

— Я его ещё никогда не применял… Тс-с-с. — Он прижал палец к губам, и я услышала приближающиеся звуки шагов.

Встав на цыпочки, я подошла и пристроилась к глазку с другой стороны. В камере было темно, и нас вряд ли можно было заметить из коридора. Шаги раздались совсем близко, и я увидела тучного пожилого прапорщика. Он был похож на тюремщика и спокойно шёл по коридору, по-хозяйски поглядывая на двери камер, словно его мучила тоска по славным прошлым денькам и он время от времени спускался сюда, чтобы проверить, в порядке ли его опустевшие владения. Не успела я подумать о самом ужасном, как его внимательный взгляд заметил открытый засов нашей двери, и он направился к ней, осуждающе качнув головой, мол, непорядок в войсках, дорогие граждане. Отстранившись от глазка, мы затаили дыхание. Свет из глазка на мгновение исчез, видимо, он заглянул в него, а потом громыхнул засов, и вновь послышались его неторопливые шаги. Вскоре они стихли в другом конце коридора.

Мы посмотрели друг на друга и лишь горько усмехнулись.

— Похоже, ваш излюбленный приём сработал, — ехидно прошептала я.

— А что, не так уж и плохо, — весело улыбнулся он. — Теперь они нас точно не найдут.

— Чему вы радуетесь, не пойму? Нас ведь замуровали. Теперь не только они, но и вообще никто не найдёт. Сгниём здесь заживо…

— Ничего, как-нибудь выберемся. Ты лучше скажи, чем ты тому жлобу горло перерезала…

— Шприцем. Стоп, кажется, опять кто-то идёт… Мы скосили глаза в круглое окошко. На этот раз слышался прямо-таки топот. Тяжёлые и уверенные шаги быстро приближались. Это оказался Индус. За ним шёл Бэн и ещё один из тех, что были в нашем офисе. Жирный подошёл к двери напротив, взялся за ручку, но тут взгляд его упал на пятна крови от моих туфель на полу.

— Быстро работают, однако, — довольно проговорил он, кивнув на пол. — Старая школа. Давно надо было его сюда притащить, — и без стука вошёл внутрь.

Остальные ввалились следом.

Мы не видели, что там происходило, зато все было отлично слышно.

— Ни хрена себе! — раздался то ли восхищённый, то ли испуганный возглас Индуса. — Это ещё что за дребедень?!

— Где американец?! — взвизгнул Бэн. — Это все он, я его знаю! Козлы позорные!

— Урою всех! Гниды вонючие! — закричал третий.

Они что-то расшвыривали в комнате, кого-то пинали и крыли трехэтажным матом всех на свете. Потом Бэн с друганом выскочили и бросились куда-то по коридору, а Индус встал в проёме двери и, поглядывая по сторонам, начал взволнованно кричать в сотовый телефон:

— Перекройте все выходы! Немедленно! Двое сбежали из-под стражи!

Мужчина и девушка, особо опасные преступники! Не выпускать никого вообще!

Передайте на все посты!

Потом набрал другой номер и виноватым тоном проговорил:

— Леонид Маркович, у нас неприятности… Не волнуйтесь, никто не слышит, я здесь один. В общем, они умудрились сбежать от вашего Кравчука… Да, он мёртв, и его помощники тоже… Уверен, это американец опять свои штучки выкидывает… Не знаю, как он это сделал… Оба в наручниках были. Но ничего, отсюда им не выбраться, сами знаете, сейчас поймаем, я уже тревогу поднял…

Кстати, товарищ генерал, все хотел спросить, да возможности не было: а вы уверены, что там вообще что-то есть? А то, может, зря людей гоняем… А ваш папаша, извините, не мог ничего перепутать? Почему так думаю? Да потому, что тот грузин в Штатах больно уж на психа смахивал, а не на… Всегда был таким, вот оно что, как и Хозяин… Почему ускорить?.. Кто это копать начинает? Что-то пронюхали?.. Кем оказался?! Да вы что, не может такого быть! А с виду обычная ищейка. Так это из-за него весь сыр-бор?.. Не мог он уйти, я там своих людей оставил. И телефон мы ему отрезали. Только что мне доложили, что он ещё в своей будке сидит, с ментами разбирается… Уже здесь? Это не он, точно вам говорю…

Виноват, товарищ генерал, постараемся к утру все сделать… Буду держать в курсе.

Он сунул трубку в карман своих необъятных штанов, посмотрел задумчиво в точку на стене около нашей камеры, удивлённо хмыкнул, качнув головой, и уже собрался войти в комнату пыток, как послышались торопливые шаги и появился запыхавшийся Бэн.

— Ну что?

— Кранты, их никто не видел! Как сквозь землю провалились. Охрана говорит, что и муха не пролетала.

— Ищите быстрее. К утру его нужно раскусить — ситуация усложнилась.

— Почему?

— Знаешь, кем тот хер, детектив из трансформаторной будки, оказался?

— Кем?

— Не поверишь. Он…

В этот момент я неожиданно для самой себя громко чихнула. Гром небесный не так прозвучал бы здесь, как мой проклятый чих! Бандиты вздрогнули и разом посмотрели на нашу дверь. Мы присели. Пол покрутил пальцем у виска, я виновато скривилась и побила себя по носу.

— Ты слышал? — раздался недоуменный голос жирного.

— А ты как думал? Это оттуда.

— Уверен?

— Не глухой.

— Думаешь, это они?

— Заключённых здесь сейчас нет.

— Но там же заперто, не видишь?

— Все равно надо проверить. Кто-то же чихнул, и по-моему, баба.

Кто-то подошёл к двери и погремел засовом.

— Закрыто, слушай, — озадаченно проговорил Бэн прямо за дверью. — Не могли же они сами себя запереть.

— Проверь, мудак! — рявкнул Индус, и мы услышали характерные щелчки пистолетных затворов. — От этого янки всего можно ожидать. Только медленна открывай и сразу в сторону — я наготове. Давай!

На глазок упала тень.

— Слушай, нет там никого.

— Я тебе что сказал!

— Да что ты сказал, тут засов весь в масле! — зло выругался Бэн. — Охота мне руки пачкать…

Засов наконец загремел, и дверь, от которой мы уже отодвинулись и спрятались за стеной у параши, начала медленно открываться, заливая камеру светом. Пол стоял, заслоняя меня своим большим телом, и я ничего не видела, кроме своих туфель, которые оставила около нар, прямо посреди камеры. Они так и заблестели на свету, заиграли своими лакированными боками, чтоб им пусто было!

Бандит радостно присвистнул и, отскочив в сторону, прокричал:

— Здесь они, голубчики! Ну-ка, выползайте оттуда! И без шуток, а то изрешетим сразу!

— Ты уверен? А почему их не видно? — спросил Индус, приблизившись.

— Они у параши стоят, за углом…

— Так закрой дверь, болван!!! — провопил жирный, но было уже поздно.

Я даже не успела ничего сообразить. Американец вдруг присел и снизу стремительно выкатился им под ноги. Затем перекувыркнулся и выбил оружие из их рук. Лёжа на спине, он сильно и точно ударил ногами обоих. Все произошло в одно мгновение. Оба ублюдка согнулись. Ещё два удара — и они валялись на полу. Вот это, я понимаю, настоящий американский супермен! Теперь мне стало ясно, как он умудрился уйти от них и почему они предпочли оставить его в покое и наблюдать издали. К такому и вправду лучше не приближаться. Пока он поднимался, я подобрала пистолеты, отдала один ему и пошла за своими злосчастными туфлями.

Пол начал заталкивать обалдевших негодяев в комнату пыток, они громко сопели, держась за низ живота, и не сопротивлялись.

Теперь нужно было как-то выбираться наружу.

— Ну что, идём отсюда? — весело спросил Пол, выйдя из комнаты. — Эти голубчики нам уже не помешают. — Он запер дверь на ключ и положил его в карман.

— Что вы с ними сделали?

— Вырубил на время, — довольно пояснил он.

— А как мы убежим? — уныло спросила я. — Сейчас вся охрана на ногах — нас ищут.

— Не дрейфь, старушка, как-нибудь пробьёмся. — Он обнял меня и заглянул в глаза. — Что ты за человек, Мария? Что у тебя там внутри?

— Лучше не спрашивайте. — Я опустила глаза и мягко отстранилась, успев, однако, почувствовать приятное тепло его прикосновения. — И вообще, лучше заправьте рубашку, а то вид у вас совсем не американский.

Взглянув на вылезшую из брюк сорочку, он смущённо заправил её, пригладил ёжик на голове и серьёзно проговорил:

— Ну теперь я тебе нравлюсь?

— Да вроде ничего.

Я тихонько рассмеялась. Этот человек обладал каким-то нечеловеческим обаянием, с ним мне было легко и просто. Влюбчивое сердце моё слегка дрогнуло от его тёплого взгляда, и я подумала, что неплохо было бы познакомиться с ним поближе, когда выберемся из этой кутерьмы. В конце концов, хорошие люди на дороге не валяются. У меня даже мелькнула шальная мысль: а не бросить ли Родиона и не пойти ли секретаршей к этому американцу?

Но я тут же её отбросила как несостоятельную и вредную в данной ситуации.

— Ну, пора двигаться, — он покрутил головой в разные стороны. — Только вот куда?

— Предлагаю туда, куда пошёл тот толстый прапорщик, что закрыл нас.

Если мы попросим его хорошенько, он нас выведет, как думаете?

— Соображаешь.

Мы быстро пошли в сторону, обратную той, откуда нас привели. Едва мы повернули за угол коридора, как за нашими спинами послышался топот. Потом он замер у двери комнаты, где были заперты наши мучители, затем раздался громкий стук и крики:

— Товарищ капитан, откройте! Индус, ты здесь? Алле, вы что, вымерли, на хрен?

— Это Клинч, — прошептал мне американец. — Видать, потерял своих дружков. Идём быстрее.

Мы прибавили шагу и вскоре уже перестали слышать какие-либо звуки, кроме собственных шагов. Двери камер все тянулись и тянулись стройными рядами вдоль бесконечных коридоров, и нигде не было видно ни души. Минут через десять мы упёрлись в большую деревянную дверь в торце коридора. Это был тупик. На двери красовалась табличка: «Комендант». Мы переглянулись, и Пол легонько постучал. Тишина. Он постучал громче. Опять никто не ответил. Тогда он попробовал открыть дверь. Она чуть приоткрылась. За ней густела темнота. Пол осторожно просунул голову внутрь, покрутил ею, осматриваясь, и вошёл в комнату.

Я тут же нырнула вслед, притворила дверь и закрыла её на задвижку.

В кромешной тьме едва слышалось ровное дыхание спящего человека.

Нащупав выключатель на стене, Пол зажёг свет. Прапорщик лежал животом кверху на чёрном кожаном диване, сложив руки на груди, и мирно дрых. У дальней стены стоял огромный стол, на нем были аккуратно разложены папки, ручки, настольный календарь и чёрный телефон. Зеленые стены были аскетически голыми, только над столом висела икона Богородицы с младенцем на руках. Рядом с диваном стоял большой деревянный шкаф, в углу железная вешалка, на ней форменная фуражка и портупея с пустой кобурой. А прапорщик все спал.

Осмотревшись, Пол подошёл к вешалке, снял портупею, отбросил кобуру, приблизился к телу на диване и, недолго думая, начал деловито связывать прапорщику жирные руки. Комендант сразу проснулся.

— Эй, в чем дело, гражданин? — испуганно спросил он, не шевелясь и тупо глядя на американца. — Вы кто такие?

— Долго объяснять, товарищ прапорщик.

— Так вы не русские?! — в ужасе прошептал он, услышав акцент. — Это захват?

— Да, мы из иностранной разведки, — подтвердила я. — Только пикни — и сразу умрёшь. — Я помахала перед его носом пистолетом. — Вся Лубянка окружена, председатель КГБ взят в плен, в России переворот, ясно?

Он молча кивнул, глаза его закатились, а лицо начало наливаться кровью.

— Ну-ну, ты не пугайся так, — усмехнулся Пол, — а/ то ещё умрёшь ненароком. Ты нам ещё нужен.

— Зачем? — пролепетал прапорщик.

— Мы заблудились в ваших казематах, — пояснила я. — Пошли искать туалет и заблудились. Ты выведешь нас отсюда?

— Вы не иностранные шпионы, — простонал он. — Вы — преступники. Вас поймают.

— Не поймают, если ты нам поможешь, — уверенно проговорил Пол, уселся на диван рядом с ним и похлопал его по толстым щекам. — А ты просто обязан нам помочь, иначе мы будем вынуждены тебя убить. Ты хочешь умереть?

Тот помотал головой.

— Вот и хорошо. Отсюда есть ещё выход? Кроме того, скажи, где стоит охрана?

— Нет, больше нет, только через верх, а там всюду охрана. Отпустите меня, — он плаксиво скривился, — у меня семья, внуки…

— Выведи — отпустим, — жёстко сказала я. — Наверняка здесь есть какая-нибудь лазейка, и ты её знаешь.

— Нет, вы что, это же Лубянка! — вскричал он, но тут же сбавил тон и опять зашептал:

— Это вам даже не тюрьма — здесь все гораздо строже. Я сам отвечаю за это, мне за это зарплату платят.

— Тогда пиши завещание своим внукам. Если нас схватят — ты умрёшь. У нас нет иного выхода. Думай, голова.

Пол встал, подошёл к двери и прислушался. За ней пока было тихо. Вдруг на столе громко зазвонил телефон. Мы все вздрогнули и посмотрели на аппарат.

Тот продолжал трещать. Комендант испуганно таращился на нас и не шевелился, — Может, пусть поговорит? — неуверенно предложила я.

— А если проболтается? — возразил американец, подойдя к столу.

— Тогда сразу и убьём, чтоб не мучился.

— Логично. Ты все понял, товарищ комендант? Тот послушно кивнул. Взяв со стола аппарат, Пол поднёс его к лежащему на диване прапорщику, снял трубку и приставил к его уху. Мы тоже наклонились и стали слушать.

— Алло, прапорщик Власов слушает, — хрипло проговорил он.

— Какого черта! — громко раздалось в трубке. — Опять дрыхнешь в своей норе?

— Никак нет, товарищ майор! — Прапорщик взял себя в руки и заговорил нормальным голосом:

— Несу боевое дежурство!

— Ладно, не глумись. Ты слышал, что тревогу объявили?

— Тревогу? Какую тревогу? Нет, ничего не слышал.

— Я же говорю: дрых! Тут двое подследственных сбежали, мужик с бабой.

Вооружены и очень опасны. Так что ты там закройся на всякий случай, а то вечно дверь нараспашку. Если начнут к тебе ломиться — сразу звони мне. Понял?

— Так точно, товарищ майор.

— Но ты не бойся, до тебя они вряд ли доберутся — в той стороне им делать нечего. У тебя камеры все закрыты?

— Обижаете. Час назад лично все проверял.

— Лады. А теперь закрывайся. Садись к двери и прислушивайся. Как женский голос услышишь — сразу звони.

— Есть! — по-военному ответил комендант, но на том конце уже положили трубку.

— Да ты просто артист! — похвалил Пол, возвращая аппарат на место. — Тебе в цирке выступать, а не пустые камеры охранять. Ну теперь ты все про нас знаешь, так что соображай побыстрее, пока я не рассвирепел.

Прапорщик задумчиво поник. По лицу было видно, что он соображает не о том, как вывести нас отсюда, а как половчее выкрутиться, чтобы и нас сдать, и самому живым остаться. Я решила пресечь это на корню:

— Запомни, если надуешь, то даже пожалеть об этом не успеешь.

— А я что? Я ничего, думаю, — пробормотал он, оправдываясь. — Есть, конечно, один вариант, но я не знаю…

— Чего ты не знаешь? — хором спросили мы, склонившись над ним.

— Ну, там уже закрыто все давно за ненадобностью.

— Что закрыто?

— Все.

— Не нервируй меня, — простонала я. — Объясни толком.

— А чего объяснять, все равно без меня не найдёте. В общем, подъёмник там раньше стоял. На нем поднимали эти, как их… — он стыдливо отвёл глаза.

— Кого?

— Ну трупы, в общем… Из расстрельного бункера. Специально сделали, чтобы по этажам не таскать. Трупов ведь много было. Их наверх поднимали и сразу на грузовик. Там, наверху, над нами, раньше большой двор был, а теперь здание жилое построили.

— Господи, так где же это мы находимся? — прошептала я. — Мы ведь вроде на Лубянке были.

— Ну да, так оно и есть. Только подвалы-то далеко тянутся, почитай, под всем центром Москвы. И вглубь, и вширь, так сказать. Сейчас уже многое изменилось, подвалы городские власти поотбирали, но эти ещё остались — своего часа ждут, — он тихонько хихикнул.

— К делу давай! — поторопил его Пол.

— Ну вот, я и говорю, что подъёмник потом закрыли вместе с бункером.

Там уже настолько все кровью пропиталось, что не отмоешь, и пользоваться нельзя. Так и стоит заколоченный.

— А как же мы через него выберемся? — озадаченно спросила я.

— Может, пусть поговорит? — неуверенно предложила я.

— А если проболтается? — возразил американец, подойдя к столу.

— Тогда сразу и убьём, чтоб не мучился.

— Логично. Ты все понял, товарищ комендант? Тот послушно кивнул. Взяв со стола аппарат, Пол поднёс его к лежащему на диване прапорщику, снял трубку и приставил к его уху. Мы тоже наклонились и стали слушать.

— Алло, прапорщик Власов слушает, — хрипло проговорил он.

— Какого черта! — громко раздалось в трубке. — Опять дрыхнешь в своей норе?

— Никак нет, товарищ майор! — Прапорщик взял себя в руки и заговорил нормальным голосом:

— Несу боевое дежурство!

— Ладно, не глумись. Ты слышал, что тревогу объявили?

— Тревогу? Какую тревогу? Нет, ничего не слышал.

— Я же говорю: дрых! Тут двое подследственных сбежали, мужик с бабой.

Вооружены и очень опасны. Так что ты там закройся на всякий случай, а то вечно дверь нараспашку. Если начнут к тебе ломиться — сразу звони мне. Понял?

— Так точно, товарищ майор.

— Но ты не бойся, до тебя они вряд ли доберутся — в той стороне им делать нечего. У тебя камеры все закрыты?

— Обижаете. Час назад лично все проверял.

— Лады. А теперь закрывайся. Садись к двери и прислушивайся. Как женский голос услышишь — сразу звони.

— Есть! — по-военному ответил комендант, но на том конце уже положили трубку.

— Да ты просто артист! — похвалил Пол, возвращая аппарат на место. — Тебе в цирке выступать, а не пустые камеры охранять. Ну теперь ты все про нас знаешь, так что соображай побыстрее, пока я не рассвирепел.

Прапорщик задумчиво поник. По лицу было видно, что он соображает не о том, как вывести нас отсюда, а как половчее выкрутиться, чтобы и нас сдать, и самому живым остаться. Я решила пресечь это на корню:

— Запомни, если надуешь, то даже пожалеть об этом не успеешь.

— А я что? Я ничего, думаю, — пробормотал он, оправдываясь. — Есть, конечно, один вариант, но я не знаю…

— Чего ты не знаешь? — хором спросили мы, склонившись над ним.

— Ну, там уже закрыто все давно за ненадобностью.

— Что закрыто?

— Все.

— Не нервируй меня, — простонала я. — Объясни толком.

— А чего объяснять, все равно без меня не найдёте. В общем, подъёмник там раньше стоял. На нем поднимали эти, как их… — он стыдливо отвёл глаза.

— Кого?

— Ну трупы, в общем… Из расстрельного бункера. Специально сделали, чтобы по этажам не таскать. Трупов ведь много было. Их наверх поднимали и сразу на грузовик. Там, наверху, над нами, раньше большой двор был, а теперь здание жилое построили.

— Господи, так где же это мы находимся? — прошептала я. — Мы ведь вроде на Лубянке были.

— Ну да, так оно и есть. Только подвалы-то далеко тянутся, почитай, под всем центром Москвы. И вглубь, и вширь, так сказать. Сейчас уже многое изменилось, подвалы городские власти поотбирали, но эти ещё остались — своего часа ждут, — он тихонько хихикнул.

— К делу давай! — поторопил его Пол.

— Ну вот, я и говорю, что подъёмник потом закрыли вместе с бункером.

Там уже настолько все кровью пропиталось, что не отмоешь, и пользоваться нельзя. Так и стоит заколоченный.

— А как же мы через него выберемся? — озадаченно спросила я.

— Это уж ваше дело, господа преступники, — проворчал он. — Другого выхода нету.

— Но ведь там дом наверху!

— Ну и что? Шахта лифта в подвал того дома как раз и выходит. Там уже меня не волнует. Я вас, как просили, отсюда выведу, а дальше уже не моя забота — за ту территорию я не отвечаю.

— А подъёмник ещё работает? — задумчиво спросил Пол.

— Понятия не имею. Я на нем не катаюсь. А если честно, то не работает.

Даже тросы и все несущие поснимали.

— И далеко это отсюда?

— Да не так уж…

— Но мы сможем пройти туда незаметно? — спросила я.

— А чего бы я тогда об этом говорил? — хмыкнул осмелевший комендант.

— Ладно, тогда вставай и веди, — сказал Пол, подойдя к двери, за которой по-прежнему все было тихо.

— Не встану, — нагло заявил прапорщик.

— То есть как это? — опешила я. — Ты же обещал…

— А так. Дверь в бункер за этим шкафом, — он показал глазами на шкаф у стены. — А в этой комнате расстрельная команда спирт пила для храбрости. Тут ведь потом переделывали все…

Мне стало страшно. Жуткая атмосфера прошлого вдруг навалилась на меня, и голова слегка закружилась. Интересно, сколько спирта здесь было выпито? Уж, наверное, не больше, чем пролито крови… Страшные картины расстрелов возникли у меня перед глазами, искажённые ужасом лица замученных жертв, истошные крики и мольбы о пощаде пронеслись, будто наяву, в моей голове, и мне стало плохо…

— Только уж вы меня не убивайте, как обещали, — донеслись до меня слова прапорщика, и я вернулась к жизни. — Вы меня так вот и оставьте, связанным, чтобы с работы потом не выгнали. Сегодня, сами знаете, с работой тяжело…

Пол, не обращая на него внимания, уже отодвигал тяжеленный шкаф в сторону. За ним показался контур замазанной извёсткой двери. Имелась и ручка.

Он тронул её, и дверь открылась.

— О, а говорил, забито! — удивлённо воскликнул американец.

Комендант как-то съёжился и часто заморгал. Потом пробормотал:

— Да это я иногда от нечего делать захожу туда, посмотреть, так сказать… Честное слово, просто от нечего делать, вы не подумайте…

Но мы уже не слушали бессвязных речей помешанного на кровавых картинах прошлого прапорщика, а вошли в бункер и стали осматриваться. Света там не было, но того, что падал из двери, было достаточно, чтобы увидеть довольно большое помещение из бетона. Там виднелись ещё несколько тёмных дверных проёмов. На полу валялся какой-то мусор, а все стены были в неопределённого цвета размывах и брызгах. Я не стала особо всматриваться. Мы сразу пошли к открытому люку подъёмника, который виднелся в нише слева от входа. Там даже ещё сохранились кнопки, приводящие его в действие. Пол попробовал нажать на одну, но глухое безмолвие из пустой шахты было нам ответом. Сам подъёмник находился где-то ниже этажом. Заглянув внутрь. Пол посмотрел вверх и весело проговорил:

— Там ничего не видно! Но залезть можно. Тут к стене лестница прикреплена.

Он высунулся из шахты и вопросительно посмотрел на меня:

— Ну ты как, готова к взятию вершины?

— Чего уж там, — вздохнула я. — Только бы побыстрее отсюда убраться, — и осмотрелась кругом. — Господи, ужас какой. Давай я первой полезу.

— Как скажешь. А я тылы прикрывать буду. Кстати, может, его усыпить на время? — Он кивнул в сторону комнаты с комендантом. — А то как бы шум раньше времени не поднял.

Я лишь пожала плечами. Он быстро вышел, и почти сразу там раздался глухой удар. Через мгновение Пол вернулся.

— Усыпил?

— Легко. Полчаса у нас есть. Вперёд. И ничего не бойся, малышка, — я с тобой.

Забравшись в шахту, я увидела ржавую лестницу, прикреплённую к стенке, вцепилась в неё и начала карабкаться вверх, в темноту, ничего не видя перед собой. Пол стал подниматься вслед за мной.

В шахте стояла страшная вонь, и чем выше я поднималась, тем невыносимее она становилась. Видимо, она поднималась снизу вверх, а там не было для неё выхода, и она скапливалась в течение нескольких десятков лет, пока страшный бункер бездействовал. Пальцы и ноги в туфлях скользили по покрытым холодной плесенью перекладинам лестницы, и я изо всех сил убеждала себя, что это только плесень, а не что-нибудь другое, например, красного цвета. Пол, тяжело дыша и поминутно чертыхаясь, цеплялся за мои пятки и один раз даже чуть не сорвал меня вниз, но все обошлось. Лезть в полной темноте неведомо куда — не очень приятное занятие, особенно если знаешь, что тебя в любую минуту могут поймать и убить. Я не знала, сколько прошло времени и какую высоту мы преодолели, но по меньшей мере метров двадцать. Наконец моя рука, потянувшись за очередной перекладиной, наткнулась на голую стену. Ощупав её руками, я поняла, что лестница кончилась.

Вверх уходила пустота.

— Что такое, почему остановилась? — обеспокоенно спросил Пол снизу. — Устала?

— По-моему, мы приехали — лестница кончилась.

— А шахта?

— Шахта — нет.

— Шутишь? — сразу охрип американец. — Пощупай там хорошенько, должен быть край или что-нибудь в этом роде.

— Уже щупала. Сколько хватает руки — сплошная стена вверх. Я боюсь.

— Не нужно. Дай подумать.

— Что тут думать? Нужно спускаться. Не помирать же здесь…

— Помолчи, радибога, — попросил он. — Нам можно или вверх, или уже просто броситься вниз и разбиться, чтобы избежать встречи с этими подонками.

— Кажется, я уже готова это сделать.

— Я тебе дам готова. Не вздумай. Нужно нам как-нибудь местами поменяться. У меня руки длиннее, может, я достану до края. Не верю, что лестница просто оканчивается посередине стены. Хотя у вас, русских, все может быть…

— Если мы начнём меняться, то я точно свалюсь. Лестница очень уж узкая, и не видно ни зги.

— Дурацкая ситуация! Этот прапорщик небось знал, что тут творится, потому и сказал про это, сволочь! Ладно, вцепись в лестницу сбоку изо всех сил и держись, а я все-таки попытаюсь пролезть.

— Это бесполезно, — мой голос дрогнул. — Наверное, лестницу просто сломали, чтобы никто сюда сверху не лазил. Нам конец…

— Только не плачь, умоляю, — проворчал он, карабкаясь мимо меня. — Сейчас посмотрим…

Я спустилась немного ниже, чтобы не мешать ему, С минуту он пыжился, кряхтел и шуршал по стене руками, а потом неуверенно проговорил:

— Кажется, я что-то нащупал.

— Не может быть! — у меня отлегло от сердца.

— Да, по-моему, это конец какого-то троса… Да, это металлический трос. Наверное, на нем был подвешен подъёмник, пока не сломали. Я почти достаю до него кончиками пальцев.

— Только кончиками? — мне опять стало плохо. — И не сможете по нему залезть?

— Смог бы, но не дотянусь — слишком высоко. Проклятье! Это духи посылают мне эти испытания! Золото своё берегут, будь оно трижды неладно…

— А может, попробовать допрыгнуть?

— С ума сошла? Чтобы прыгнуть, нужно отпустить руки, а если я не поймаю трос в темноте? Соображаешь? Я ведь упаду…

— А вдруг поймаете? Кажется, кто-то грозился меня защитить.

— Это не в счёт. Впрочем, ладно, попробую. Только ты прижмись к стене, а то, если буду падать, ещё тебя сшибу, чего доброго. Если что, передашь от меня привет Индусу. Или Родиону. Как повезёт. Все, прыгаю. Прощай на всякий случай…

Я ощутила резкий толчок лестницы и зажмурилась. Прошла вечность, прежде чем до меня дошло, что я не слышу свиста пролетающего мимо меня вниз тела американца.