— Нет, не только за этим, — хмыкнула Галя. — У меня есть свой интерес — пиковый, — она хитро прищурила глаза. — Димы не будет часа два. Ну, в крайнем случае, часа полтора уж точно. За это время я хочу кое-что сделать для себя…

— Ну так делай, только оставь меня в покое, — презрительно бросила я. — И вообще, я уже залежалась тут. Давай, короче, или стреляй, или ослабь проволоку у меня уже конечности отнялись…

— Они тебе все равно уже не понадобятся, ха-ха-ха! — Она рассмеялась звонко и искренне, как дитя. Или как душевнобольная. — Ой, не могу, как смешно!

— Смеяться будешь в аду — говорят, там все смеются, — усмехнулась я.

— А мне все равно — я в эти сказки не верю, — заявила она. — Есть только одна жизнь, здесь, на земле, и её нужно прожить, невзирая ни на что, ни на какие нормы, правила и законы, придуманные некогда рабами, чтобы ограничить свободу хозяев. Нужно успеть взять себе все, что нравится и чего хочется душе.

Любой ценой. И взять сегодня, сейчас, а не завтра, потому что никакого завтра может и не быть — человек слишком уязвим. Вот это и есть истинная свобода в моем понимании. Врубаешься, детка?

Я промолчала, разглядывая её и пытаясь понять, что творится у неё в голове. С виду вроде нормальная девчонка, без сумасшедшего блеска в глазах, слюна по подбородку не стекает, тело не дёргается, почти не смеётся без причины, а творит невесть что.

Она отошла от стола и присела около меня, с любопытством изучая моё лицо пытливым взглядом своих холодных голубых глаз. Делала она это так, словно рассматривала карту города, в который собралась поехать в первый раз. Поскольку я не могла ничего возразить, то просто закрыла глаза, чтобы не видеть её слишком серьёзного и сосредоточенного лица.

— Да-а, подружка, — задумчиво протянула она, — что-то в тебе явно есть.

А ну-ка давай глянем на остальное…

Не успела я понять, что она задумала, как, схватив мой плащ за воротник, она «расстегнула» его рывком, повыдирав все пуговицы. Затем то же самое проделала с моей блузкой, а потом и с юбкой. В результате я осталась лежать перед ней в ворохе собственной изуродованной одежды, со связанными за спиной руками, ощущая себя совершенно голой. Впрочем, так оно почти и было.

— Ух ты! — восхищённо пробормотала она, уставившись на мою грудь. — Надо же, какая, оказывается, она бывает красивая! А я и не подозревала…

Тут она протянула руку и стала ощупывать мою грудь так, будто перед ней лежала каменная статуя, а не живой человек. Затем перешла на живот.

— Убери руки, скотина, — процедила я, сгорая от гнева и содрогаясь от омерзения под её холодными пальцами, — или я за себя не отвечаю.

Она презрительно усмехнулась и опять принялась за грудь.

— Ну что ты можешь мне сделать, дурочка? Ты ведь всего лишь смазливая и глупая девка…

— Если бы не проволока, я бы тебе показала, что я могу сделать, — зло бросила я сквозь зубы. — Ты бы сейчас визжала от страха и молила о пощаде, тварь ты сумасшедшая… Убери руки, сказала!

— У-у, какие мы грозные! — удивлённо проговорила она и поднялась. — Хочешь сказать, что сможешь справиться со мной, если я тебя развяжу? Да я ж тебя, куколка, изуродую так, что родная мама не узнает.

— А ты развяжи — и посмотрим, — хмыкнула я с презрением. — А то треплешься тут… А боишься — так и скажи.

Её губы расплылись в довольную улыбку, в глазах мелькнул интерес, она положила пистолет на стол, вернулась ко мне и заявила:

— Только потом не говори, что я тебя не предупреждала, договорились?

Жалеть я тебя не буду. Ты — дура, понимаешь? Ты, может, и красивей меня, но не сильней — это уж точно. Вот мы тебе красоты-то и поубавим. И спеси тоже поубавим. Считай, что сама напросилась. Сейчас ты увидишь, какой должна быть настоящая женщина…

Сердце моё подпрыгнуло от радости, когда она начала распутывать проволоку на моих лодыжках.

— Ты только не бросайся на меня сразу, — усмехнулась я, — а то ещё прикончу от злости — потом в суд тащить будет некого.

— Нет, вы только посмотрите на неё, — пробормотала она, — наглости нет предела! Это ты от страха, что ль, так хорохоришься?

— Нет, от счастья, что смогу тебе сейчас мозги на место вставить, — язвительно парировала я.

— Перевернись…

Я перевернулась на живот, и Галя освободила мне руки. И тут же отошла к столу, взяла пистолет, потом, подойдя к двери, закрыла её на ключ.

— Это чтобы ты не сбежала, — пояснила она со смехом, — а то по всей даче за тобой гоняться мне как-то не в кайф.

Я уже поднялась, скинула плащ и стояла, разминая затёкшие запястья.

Теперь, когда Галя сама себя загнала в ловушку и даже дверь заперла, мне уже можно было ни о чем не волноваться — она была в моих руках, осталось лишь препроводить её в милицию. В том, что я это сделаю в ближайшие полчаса, я не сомневалась ни мгновения.

— Ты что же, с пистолетом будешь драться? — спросила я со смехом. — Тогда понятно, почему ты такая смелая…

Она сочувственно вздохнула, посмотрев на меня как на наивное дитя, отошла к стульям, вынула обойму, положила её на стул, а пистолет бросила на пол.

— Так будут понадёжнее, — пояснила она, возвращаясь и останавливаясь в трех шагах от меня. — Ну давай, что ли, начнём? — В глазах её блуждала все та же самоуверенно-презрительная усмешка. — Только предупреждаю: у меня чёрный пояс по айкидо. Извини, что не сделала этого раньше. Как тебе такая новость?

— Ничего, пойдёт и айкидо, — буркнула я. — Мне все равно…

— Ну ты и наглая! — Глаза её вспыхнули бешенством. — Я же тебя искалечу сейчас!

— А чего тогда стоишь? Начинай…

Не обращая на неё внимания, я отошла к стене и встала, скрестив руки на груди и насмешливо глядя на неё, одновременно прикидывая, как бы её так зало-мать, чтобы не сильно покалечить. Хотя мне очень хотелось не только покалечить, а просто пришибить эту озверевшую суку на месте. Драться с ней я не собиралась даже для виду — игры закончились. И тут, издав боевой вопль, Галя бросилась ко мне, подпрыгнула и, целясь в лицо, выкинула ногу вперёд. Все эти приёмы я изучала ещё в первом классе. Поймав двумя руками в воздухе её здоровенную, почти мужскую, твёрдую, как железо, ступню, я резко крутанула её и тут же отпустила. Что-то треснуло, и Галя с криком упала на пол у стены, на то место, где я только что стояла. Пусть теперь на одной ноге попрыгает. Забыв о её существовании, я побежала к стульям, где лежал пистолет. Это был единственный способ утихомирить Галину, которая, судя по всему, умирать пока не собиралась. Но добежать не успела — сумасшедшая, каким-то образом догнав меня, запрыгнула мне на спину, обхватив ногами и руками, повалила на пол и стала выдавливать пальцами глаза, издавая при этом какие-то страшные звуки. Она была очень тяжёлой и невероятно сильной, эта девушка. И приёмчики знала, запрещённые в приличных секциях. И умела ими пользоваться. Зажатая в её стальные тиски, я не могла даже вздохнуть, не то что вырваться, а её длинные пальцы, впившиеся в мои глазницы, причиняли мне адскую боль. Поняв, что ведь так и ослепнуть можно и сама она меня ни за что уже не отпустит, пока не изувечит, я воткнула свой указательный палец ей между рёбер. Она закричала, разжала руки, и я, выскользнув из-под неё, вскочила на ноги. Галя вертелась на полу, зажимая ладонями окровавленное на боку платье, крутила головой, таращила глаза от боли и дико рычала. Ей было очень больно, потому что я не просто воткнула палец, а ещё и, поддёв им ребро, слегка дёрнула, вырвав его из мышечных тканей. Если она сумасшедшая, то утихомирить её можно было только таким варварским способом — это было моё личное мнение. Все лицо моё было изодрано и ужасно саднило. Решив, что не стоит больше рисковать, я пошла за проволокой, которая валялась около матраса на другом конце комнаты. Теперь её нужно было хорошенько связать, уложить на моё место, закрыть и звонить боссу с докладом об успешном завершении дела. Он там небось уже с ума сходит, разыскивая мой труп по всему городу…

Я наклонилась, чтобы взять куски проволоки, и услышала, как щёлкнула вставляемая в пистолет обойма. И с ужасом обернулась. Мегера, держась одной рукой за повреждённый бок, с которого на пол капала кровь, стояла, жутко скалясь, около стульев и целилась в меня из мужниного пистолета.

— Ну что, стерва, — прохрипела она, язвительно ухмыляясь, — думала, что взяла меня, да? А вот и нет. Ну-ка ложись на пол лицом вниз! И попробуй только дёрнуться!

«И как только она эту адскую боль терпит? — изумлённо думала я, покорно опускаясь на пол. — В старину людей таким образом пытали, выдёргивая крюками ребра, а этой хоть бы хны. Одно слово — сумасшедшая…»

— Теперь возьми проволоку и свяжи себе ноги, — приказала она.

Я послушно связала и опять улеглась.

— А сейчас я тебе устрою праздник жизни, — Галя нервно хихикнула и, прыгая на одной ноге, потому что другая ступня была свёрнута набок и нелепо болталась в воздухе, направилась к двери. — Я тебя сейчас тоже покалечу, сожгу на хер…

Не спуская с меня глаз, она открыла дверь и выпрыгнула в комнату, где виднелся диван со столиком, ковры на стенах и краешек стойки бара, уставленного бутылками. Там она остановилась, посмотрела на меня долгим взглядом и грозно прошипела:

— Попробуй только пошевелиться. Я сейчас вернусь.

И ускакала куда-то вправо. Я услышала, как она, сделав три прыжка, остановилась и, бормоча себе под нос, начала чем-то греметь. Три прыжка обратно — это три секунды. За это время я, конечно, не успею распутать проволоку на ногах. А если не успею, значит, не смогу защититься от пуль, которые непременно полетят в меня, когда она увидит, что я пытаюсь освободиться. Поэтому я предпочла остаться на месте и ждать более подходящего случая. К тому же из неё быстро вытекала кровь, и я надеялась, что очень скоро она ослабеет и потеряет сознание. Главное сейчас не спешить и не делать ошибок…

— Ты там не дёргаешься, Мария? — предупреждающе крикнула она. — Смотри мне! Я ведь теперь не могу тебя просто так убить, сама понимаешь. Так что подожди немного, пока кочерга раскалится. Я тебе глазёнки твои наглые выжгу, хи-хи! Ты, кстати, чем занималась, каким видом, я что-то не поняла, а? Что молчишь? Ау!

Она припрыгала к двери, убедилась, что я лежу на месте со связанными ногами, и сказала:

— Какая умная девочка. Я так поняла, ты по индивидуальной программе у какого-то ниндзи обучалась? Что ж ты сразу-то не сказала? Я бы тебя лучше пристрелила. А теперь я даже трахнуться с Димочкой не смогу, ой! — Она поморщилась от боли. — И мне придётся и его убить, хоть я и не собиралась…

Это все ты виновата, — в её голосе зазвучала ненависть. — Сволочь ты после этого. — Она посмотрела вправо. — Так, наверное, уже нагрелась.

И ускакала, смешно взмахивая пистолетом. Я лежала головой к дверям, держа руки на затылке, и была уверена, что сейчас эта мегера притащит из камина горячую кочергу и начнёт тыкать ею мне в глаза. А если я начну сопротивляться — убьёт. Что-то тоскливо заныло в моей душе, по телу прошёл неприятный холодок от .сознания того, что я недооценила физические возможности соперницы и опять попалась в её лапы. Я начала оглядываться в поисках какого-нибудь орудия защиты. На глаза попался кусок медной проволоки, которым были связаны мои руки.

Быстро схватив его, я лихорадочно отломала небольшой кусочек и спрятала его между пальцами. В этот момент в дверях снова появилась Галя. В левой руке у неё был пистолет, а в другой — длинная кочерга с дымящимся загнутым концом.

— Ты не смотри, что она не красная, — виновато пояснила она, глядя на кочергу, — просто остыла уже. Но тебе хватит. А главное, больно не будет.

Смотри… — Задрав платье, она посмотрела на окровавленную рану в боку и, неловко выгнувшись, приложила к ней конец кочерги. Там сразу все зашипело, и я отвернулась. Ничего более омерзительного я ещё в жизни не видела.

— Не нравится? — хихикнула она. — Ничего, сейчас понравится.

И запрыгала в мою сторону, балансируя обеими руками. Ждать больше не было смысла. Повернув голову, . я посмотрела на неё и щелчком послала свою маленькую пульку ей в глаз, надеясь, что та попадёт не плашмя, а остриём. Не знаю, куда уж и как она там ей попала, только Галина сразу споткнулась и со всего маху грохнулась на пол передо мной. Кочерга со звоном отлетела в сторону, но пистолет эта стерва не выпустила. Более того, перевернувшись на спину, зажимая ладонью правый глаз и тоненько визжа, она начала из него палить куда-то вверх. С потолка посыпалась штукатурка, пули со свистом носились по комнате, отскакивая от бетонных стен, но я уже не обращала ни на что внимания — мне хотелось только сбежать от этой психически неуравновешенной женщины, которой попал в руки пистолет. Встав на карачки, подтягивая сразу обе связанных ноги, я быстро добралась до выхода, вытащила ключ, захлопнула и закрыла дверь на замок.

Выстрелы уже прекратились. И вдруг Галя душераздирающим голосом закричала, видно, только сейчас почувствовала боль от пульки в глазу. Но она была жива, а большего мне было и не нужно.

Размотав проволоку на ногах, я выскочила из комнаты в коридор, потом на крыльцо и, как была, в разорванной на груди кофточке и наполовину уцелевшей юбке, побежала по узкой асфальтовой аллейке между голыми фруктовыми деревьями к забору, где под фонарным столбом стояла красная «девятка». Не помня себя, я запрыгнула в неё, дрожащими руками нащупала ключ, чудом оказавшийся в замке, завела мотор, вдавила педаль газа до упора и вырвалась на свободу вместе с хлипкими воротами, разлетевшимися в разные стороны…

Не успела я добраться до выезда с территории дач, до которого было минут пять езды по узким улочкам, как увидела въезжающую в центральные ворота чёрную машину, показавшуюся мне в темноте «Кадиллаком». Ослепив меня фарами, она остановилась, перегородив ворота, и я едва успела затормозить, чтобы не врезаться в неё. Что ещё за шуточки?! Тут правая дверца открылась, из неё выскочил босс в своей любимой шляпе и с пистолетом, с другой стороны вывалился Дима, и они оба бросились ко мне, причём босс недвусмысленно держал пистолет двумя руками, целясь в меня через лобовое стекло. Я выключила фары, чтобы он мог меня рассмотреть, и тоже выскочила из машины.

— Это ты?! — поражённо воскликнул Родион.

— А где Галя?! — почти одновременно с ним крикнул Дима.

— Ты что здесь делаешь? Где Алексей? — Босс подбежал ко мне и заглянул в машину. — Он что, уже прикончил её?

Я ничего не могла понять и стояла перед ними, раскрыв рот от удивления, в разорванной на груди одежде, и только хлопала глазами. Осмотрев машину, босс повернулся ко мне и легонько ударил ладонью по щеке.

— Эй, очнись! Что там произошло? — Он кивнул за мою спину в сторону дач. — Где остальные?

— Слушай, Родион, оставь её, и поехали быстрее! — нервно проговорил Дима. — Чует моё сердце, там что-то неладно…

— Какой Алексей? — наконец обрела я дар речи. — Там одна Галя…

— Да? А кто же тебя тогда так уделал? — подозрительно прищурился Родион, осматривая мою одежду.

— Да брось ты её, поехали! — в отчаянии прокричал Дима, уже стоя около своей тачки. — Там Галя погибает! Ну же!!!

— Так. Садись к нам в машину, — коротко бросил босс уже на ходу, и я посеменила за ним.

Когда мы тронулись, босс повернулся ко мне с пассажирского сиденья и, внимательно заглянув в глаза, тихо спросил:

— Значит, Алексея там не было?

— Не было.

— А кто же тогда?

Я глянула на бледного, как смерть, Диму, с трудом удерживающего руль на колдобинах дачной дороги, и не решилась сказать правду.

— Я не знаю, — пробормотала я. — Я только Галю видела… А вы зачем здесь?

— Родион сказал, что брат наверняка знает про дачу и непременно убьёт и Галю, — сипло пояснил Дима. — И мы решили рвануть сюда, пока не поздно. Так что там произошло, черт возьми?! Можешь толком сказать?

— Не кричите на меня — я сейчас очень нервная, — насупилась я. — Приедете — сами все увидите. Но никакого вашего Лёши там нет. Он вообще здесь ни при чем…

— А ты откуда знаешь? — удивился босс. — По моим расчётам…

— Забудьте про свои расчёты, босс, — буркнула я. — Вашу голову пора в ремонт отдавать…

— Эй, что там происходит? — испуганно проговорил Дима, и мы все посмотрели вперёд.

В окнах первого этажа Диминой дачи почему-то мигал свет. Выломанные мною ворота валялись посреди дороги.

— Так она жива или нет?! — снова закатил истерику Дима, резко тормозя около забора. — Хоть это ты можешь сказать, дура бестолковая?

— А за дуру вы мне ещё… — гневно начала я, но босс перебил:

— Хватит уже! Сиди в машине и не высовывайся! Идёмте, Дмитрий.

— Она вооружена, босс, и наверняка будет стрелять в вас, как только увидит, — скороговоркой проговорила я. — Я закрыла её в комнате, но она, видать, дверь сломала — там у неё кочерга оставалась…

— Какая кочерга? — Босс застыл, высунув одну ногу из машины.

— Которой она хотела мне глаза выжечь…

— Не понял, кто, Галя хотела? — обалдело переспросил Дима. — Ты что несёшь, идиотка, хоть сама понимаешь?!

— Подождите, клиент, — сухо бросил босс и повернулся ко мне. — Так это она все натворила?

Бросив виноватый взгляд на ошалевшего Диму, я лишь робко пожала плечами и опустила голову.

— Тогда все ясно, — босс решительно передёрнул затвор пистолета и вышел. — Все оставайтесь здесь, я с ней сам разберусь…

Дима вздрогнул всем телом, словно очнулся от шока, быстро выбрался из машины и подошёл к боссу.

— Не нужно, Родион. Давайте я сам. Я не верю, что это она, но если даже так, то я уговорю её сдаться. Меня она не тронет…

— Вас она тронет в первую очередь! — заверила я его, высунувшись из двери. — После меня вы были следующим на очереди.

— Ничего не понимаю, — Дима застыл, глядя на продолжающие мигать окна своей дачи. — Этого не может быть…

— Ладно, потом все расскажешь, — сказал босс. — Сейчас я пойду туда, а вы…

И тут в доме прозвучал выстрел. Одно стекло разлетелось со звоном вдребезги, и с Родиона, словно ветром, сдуло шляпу. Он сразу присел, схватившись за голову, махнул нам рукой, мол, прячьтесь, и, пригибаясь, побежал к деревьям.

Ни секунды не раздумывая, я выскочила из машины и поспешила за ним, отодвинув в сторонку уже переставшего что-либо соображать несчастного Диму. В этот момент в доме раздался Галин смех. Это был в прямом смысле слова демонический смех — дикий и нечеловеческий. Мне стало жутко и почему-то сразу расхотелось туда идти. Но бросить босса на растерзание этой страшной бабе я не могла. Почему-то я была уверена, что и раненная она без труда справится с ним.

Я догнала его уже около дома. Он стоял, прячась за большим грушевым деревом. И тут свет в доме совсем погас.

— Димочка!!! — вдруг весело закричала Галя. — Ты хочешь меня, мой зайчик? Так иди же ко мне, я тебя не трону, ха-ха-ха!

— Галя, что с тобой случилось?! — заорал в ответ Дима из-за ближайшего дерева — он тоже, оказывается, пошёл за нами. — Прекрати стрелять, слышишь?!

Отдай мне пистолет! Это я, твой котик!

— Так иди и возьми его у меня, любимый! — выкрикнула она. — И меня возьми, если хочешь, ха-ха! Трахните меня все — я не против! Педики вы несчастные!

Босс жестом показал Диме, чтобы тот продолжал заговаривать ей зубы, а сам двинулся к входной двери. Я присела под разбитым окном, пытаясь определить, где она находится. Дима продолжал кричать:

— Разве я тебя хоть раз обидел, моя сладкая? Чего тебе ещё не хватало в жизни?

— Всего мне хватало, Димочка! Я получила все, что хотела, и даже больше, ха-ха! Я любила тебя всю свою жизнь, дурачок, и ты стал моим мужем, ха-ха! — Её смех стал немного как бы горчить. — Так что, если хочешь, отгони этих ментов, а сам иди ко мне! Я поцелую тебя в последний раз, а потом умру. С тобой или без тебя — как захочешь!

Я увидела, как босс бесшумно исчез за дверью, и, подобрав камушек, запустила его в разбитое окно, чтобы отвлечь её внимание. Камень попал во что-то металлическое и громко звякнул. В ответ сразу же раздалось два выстрела и испуганный Галин визг:

— Не заходите сюда, подонки!!! Слышите?!! Дима, защити меня от них!

— Никто тебя не трогает! — срывающимся голосом прокричал бедный Дима. — Будь умницей, выкинь в окно пистолет, и мы поговорим! Соседи уже милицию вызвали, а те разговаривать не станут — сразу изрешетят! Слышишь, Галя?! Умоляю тебя, не дури! Брось пушку…

Тут из другого конца комнаты прозвучал ещё один оглушительный выстрел, отличный по звуку от предыдущих, и я поняла, что Родион увидел цель. Галя громко вскрикнула, что-то тяжёлое упало на пол, она застонала, и тут же послышался топот Родионовых ботинок. Я впрыгнула в окно, и в этот момент в комнате загорелся свет.

Галя стояла на коленях посреди комнаты с камином и диваном, на котором ещё совсем недавно занималась любовью с Димой, и с ужасом смотрела своим единственным глазом на сквозную дыру в ладони. Пистолет валялся у окна. Лицо её с вытекшим правым глазом, искажённое болью и страхом, было совершенно неузнаваемым и страшным — какие-то глубокие багровые полосы пересекали его вдоль и поперёк, словно ожоги, и все это вызывало лишь отвращение и ничего более. Платье уже почти все пропиталось кровью, и всюду, где она прыгала, на полу виднелись кровавые следы.

Босс стоял у двери, держа руку на выключателе, и с интересом смотрел на девушку-убийцу. Потом прошёл, оттолкнул ногой пистолет и начал осматривать комнату. Тут ворвался Дима и застыл на пороге, уставившись на свою жену совершенно безумными глазами.

— Господи, — прошептал он, — что с тобой случилось?

— Это уже неважно, — сердито проговорил босс. — Главное, что она больше никого не убьёт.

— А убивать уже и некого, — тоскливо вздохнула я. — Со всеми расправилась.

Родион опустился на корточки перед безмолвно стоявшей все в той же позе Галей, глянул на неё и задумчиво пробормотал:

— Странно… Не мог я ошибиться. По всему выходило, что на её месте должен был быть Алексей. Да, промашка вышла…

Она подняла на него глаз, в котором было столько муки и боли, что он отшатнулся.

— Ты, что ли, детектив Родион? — хрипло вырвалось из неё.

— Да, я.

— Дурак ты, а не детектив, — горько усмехнулась она.

— Почему, интересно?

— Потому что я и есть… Алексей…

Все началось с того, что в один прекрасный день на молодую замужнюю женщину, возвращавшуюся поздно вечером с работы, напала шайка обкуренных малолетних бандитов, затащила её в подвал и там надругалась над ней самым жестоким и извращённым способом. Почти всю ночь её насиловали и били, а потом, решив, что она умерла, бросили там и сбежали. Их так и не смогли поймать. Почти месяц она пролежала в больнице. Там же выяснилось, что она беременна. Врачи сказали, что если сделать аборт, то детей у неё больше не будет.

Посоветовавшись с мужем, она решила рожать, тем более что плод был здоровым, без всяких патологий. Так появился на свет Лёша, младший брат Димы. Эту тайну мы узнали уже позже от Ангелины Степановны, которая, услышав правду о своём младшем сыне, разрыдалась, а потом покаялась, считая, что она сама виновата в том, что он сотворил. Дима понятия не имел, от кого на самом деле его братик, и никогда не спрашивал, почему у него, например, другие волосы, принимая все как должное. Он очень любил Лёшу, как и родители, и ничуть ему не завидовал. Всех подкупали доброта и кротость Лёши, его ласка и нежность, и никто никогда не задумывался над тем, что в мальчике с самого детства жила глубоко ранимая девичья душа. Но, увы, и не только это. Он рос совершенно нормальным, развитым ребёнком, но, видать, обстоятельства и психологическое состояние матери в момент зачатия с самого начала заложили в его мозгу что-то нездоровое, ненормальное, какую-то скрытую патологию замедленного действия, которая впоследствии проявила себя таким страшным образом. Лёша не помнил, когда именно влюбился в своего брата и стал испытывать к нему физическое влечение. Изо дня в день находясь рядом с ним, видя так близко предмет своей извращённой страсти и не имея возможности проявить свои чувства, он, конечно же, очень страдал, стыдясь признаться в этом кому бы то ни было. Он ненавидел девчонок, жутко ревновал, когда Дима приводил домой подружек или рассказывал ему о своих мужских подвигах. Вместе с любовью к старшему брату в нем усиливалось презрение ко всему женскому полу, включая и мать. Видимо, он подсознательно чувствовал, что она виновна в его ненормальности, но не мог ничего спросить, и только потом, когда уже совсем перестал контролировать себя, эта давняя злоба вышла наружу и вылилась в желание убить родную мать. К счастью, я ему помешала…

Ради того, чтобы постоянно находиться с братом, он пожертвовал своей любовью к живописи, не стал поступать в художественное училище, а сделал вид, что поддался на уговоры Димы заняться бизнесом. Кто знает, может быть, так бы оно все и продолжалось до конца жизни, если бы в один прекрасный день Диме не захотелось сделать из Лёши мужчину. Он напоил его до чёртиков, подмешав в спиртное возбуждающие таблетки, и попросил свою подружку Лену, с которой в тот момент крутил роман, помочь ему в этом щекотливом вопросе. Лена согласилась и полночи с ужасом смотрела в совершенно безумные Лешины глаза. Он хрипел на ней, как раненый жеребец, стонал и плакал, но не мог остановить действие огромной дозы препарата. Наутро он понял, что в нем что-то изменилось, сломалось навсегда и что рана, нанесённая ему любимым человеком, то есть братом, уже не заживёт никогда. Помимо всего, оказывается, в нем жило какое-то болезненное целомудрие — он не мог допустить и мысли, чтобы изменить любимому. А тот поступил с ним так жестоко… Теперь ему стало ясно, что брат никогда не станет целовать его так, как целует женщин. И он решил стать женщиной. Ему были хорошо известны вкусы и наклонности Димы, он примерно знал, какой тип женщин ему нравится, поэтому начал искать подходящую кандидатуру. И ещё стал изучать женское тело и самих женщин, их манеры и повадки. Он попросил Лену попозировать ему, якобы для картины, а сам изучал её. Потом уговорил её найти ему других натурщиц, что она с удовольствием и сделала, думая, что Димин братик наконец-то одумался и увлёкся женщинами, ибо подозревала, что он вообще «голубой». В это же время Лёша навёл справки и выяснил, где и за сколько можно сделать операцию по смене пола и изменению лица. В принципе, с этим не было проблем, но возникал вопрос с документами. Официально он не мог лечь в больницу — тогда бы его сразу вычислили во время розыска. Ему же не хотелось, чтобы Дима когда-либо понял, что перед ним не девушка, а младший брат. Поэтому Лёша решил действовать по-другому: Алексей Коломейцев исчезнет совсем, и появится незнакомая девушка.

Как-то раз, будучи в командировке в Туле, он познакомился с Галиной Дымовой.

Лицо у неё было очень красивым, как раз таким, какие нравились брату. Лёша разговорил девушку, подкупив её своей искренностью и добротой, и выяснил, что, на его счастье, Галя сирота, выросла в детском доме, у неё нет родных и близких, в Тулу она приехала недавно после училища и только-только начала работать. Взяв её фотографию, Лёша приехал в Москву и показал снимок Диме. Тому Галя понравилась, и Лёша начал действовать. Договорился за большие деньги с левым врачом об операции, а затем поехал в Тулу. Там, не вызвав никаких подозрений, пригласил Галю прогуляться вечерком по парку, завлёк её на какую-то стройку и убил. Чтобы её никто не смог опознать, ему пришлось изуродовать её лицо камнем.

Но этого ему показалось мало, тогда он разрезал осколками бутылки её тело на части и зарыл в разных местах стройки, чтобы её уже никогда не нашли и не собрали воедино, раскрыв таким образом страшную тайну его перерождения. Он трудился всю ночь, но зато утром у него был Галин паспорт. Теперь ему оставалось лишь добыть деньги. Это оказалось легко, поскольку он знал, что скоро будет нужно расплачиваться чёрным налом с поставщиками. В нужный день и в нужный час он сел в машину с кучей денег, и все, больше Лёшу Коломейцева никто не видел…

Почти два месяца он пролежал в больнице, где ему сначала сделали операцию по смене пола, нарастили силиконовую грудь, а потом провели пластическую операцию лица, вылепив на его черепе очень похожие черты лица Галочки Дымовой. Надо отдать должное доктору, хоть он и работал по фотографии, сходство получилось очень сильным. Впрочем, сходство нужно было лишь для фотографии в Галином паспорте, чтобы никто не усомнился в том, что Лёша и есть гражданка России Дымова. Специальными гормонами ему остановили рост волос на лице и изменили структуру гортани, чтобы и голос стал похож на женский. В общем, через два месяца, когда зажили и исчезли все швы, на улицах Москвы появилась обновлённая Галя Дымова со стройной фигурой, красивой грудью и симпатичным лицом. Чтобы проверить себя, он поехал в Тулу, пришёл в паспортный стол и написал заявление о том, чтобы его выписали. Там никто не усомнился в подлинности стоящей перед ними девушки, и он, выслушав, что без наличия заявления о прописке в другом месте выписать её не могут, окрылённый уехал в Москву. И сразу же позвонил своему любимому, о котором все это время не забывал ни на минуту. И стал девушкой его мечты, влюбив его в себя в одно мгновение, ибо знал все его пристрастия и легко подстроился под них. Ничего не подозревающий Дима, которому недавно стукнуло тридцать и которого родители уже заели просьбами подарить им внука, решил жениться на тульской красавице. В первую брачную ночь, когда выяснилось, что его жена ещё девственница, он был покорён окончательно. А Лёша, испытав сильнейший оргазм, почувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Теперь у него было все и даже больше. На радостях он даже сказал «мужу», что забеременел, хотя никак не мог этого сделать. И так бы могло продолжаться неизвестно сколько времени, если бы через две недели у него не начались сильные боли в паху и не стала чесаться кожа на лице. Он бросился к своему левому доктору, тот сделал анализы и без зазрения совести заявил своему пациенту, что он обречён: у него рак кожи и необратимое нарушение функций женских половых органов — последствия подпольной операции.

Лёша, который перед операцией давал расписку, что никаких претензий иметь не будет, ничего уже не мог поделать, кроме того, что взять да и воткнуть доктору в сердце его же скальпель.