Йогин и медитация прозрения в учении Сунлуна-саядо

Сегодня вечером я предлагаю вам принять практический подход к медитации. Я рассмотрю дело с точки зрения йогина, с точки зрения естественных склонностей и стремлений, с точки зрения его встреч с проблемами и трудностями выполнения задачи, с точки зрения его мелких забот и привязанностей, его тонких самообманов. Проводя эту беседу, я для иллюстрации попытаюсь свои положения сплести с учением Сунлун-саядо о практике випассаны.

Первая существенная принадлежность йогина – это сосредоточенный ум. Ибо только сосредоточенный ум является очищенным умом. И только тот ум, который очищен от пяти земных элементов чувственного желания, злобы, лености, возбуждения и сомнения, способен функционировать надлежащим образом, чтобы осуществить прозрение випассаны.

Для начала процесса очищения нормальному, повседневному уму требуется объект, на котором он должен утвердиться. Этот объект может принадлежать одному из двух типов: он может быть внешним по отношению к телесно-психической системе йогина или принадлежать ей. Те объекты, которые являются внешними по отношению к йогину, являются принадлежностью окружающей обстановки; таковы цветные диски, трупы, пища, которую он ест каждый день. Объекты, принадлежащие телесно-психической организации йогина, – это его тело и мысли. Любой из этих объектов можно взять в качестве предмета медитации для установления сосредоточенности.

Например, можно воспользоваться цветными дисками. Скажем, йогин берет цветной диск или точку и помещает её на соответствующее расстояние – около трех ярдов от себя. Он садится, скрестив ноги под собой, и обращает лицо к диску. Выпрямив туловище, он глядит на диск; глаза раскрыты не слишком широко и не слишком узко. Он дает возможность уму с серьезностью удерживаться на диске, чтобы приобрести устойчивость. Йогин продолжает это упражнение до тех пор, пока, даже закрыв глаза, не станет воспринимать в уме окрашенный диск. Это будет приобретенным знаком, или образом. По мере того, как он продолжает направлять внимание на этот образ, может возникнуть более ясный противообраз. Такой противообраз появляется вместе с сосредоточенным умом. Если йогин желает видеть его вдали, он видит его вдали; если он желает видеть его вблизи, он видит его вблизи, справа, слева, внутри, снаружи, сверху, снизу – словом, соответствующим образом. После приобретения противообраза йогин охраняет его с почтением, совершая постоянные усилия. Благодаря этому он приобретает способность к практике, а после должной практики достигает высокой и контролируемой сосредоточенности. За этим следует устойчивая поглощенность медитацией. Подобные упражнения могут вызвать все стадии устойчивой медитации.

Точно так же он может практиковать медитацию об элементе земле, об элементе воде, об огне и так далее. Одно из благотворных последствий, приобретаемых с помощью усердной медитации о земле, заключается в том, что такой человек достигает сверхъестественной силы и способен ходить по воде как по земле. Или же он приобретает сверхъестественную силу благодаря практике медитации о воде: он может вызвать дождь или заставить воду изливаться из своего тела. Если он приобретает сверхъестественную силу благодаря практике медитации об огне, он оказывается способным производить дым и пламя. Но в наши дни приобрести эти силы не так-то легко. Сунлун-саядо однажды сказал, что времена сейчас неблагоприятны. Возможно, человек сумеет приобрести сосредоточенность на уровне поглощенности при помощи такой практики; но вряд ли при этом будут приобретены сверхъестественные силы и их благотворные последствия. Скажем, йогин практикует упражнения с элементом земли. Он приобретает власть над знаками; скажем, он идет к пруду, садится около него и пробуждает элементы медитации о земле. Затем, глядя на воду пруда, он старается превратить её в землю, так чтобы ему можно было ходить по ней. Возможно, в других странах есть йогины, которые делают это лучше; но я полагаю, нам можно принять за общее правило, что приобретение полных благотворных последствий упражнений в медитации об элементах и цветах в наше время остается труднодостижимым.

Другим набором предметов медитации могут быть объекты, вызывающие отвращение, например, трупы или смерть. Эти упражнения не свободны от некоторого риска, как это можно видеть из пересказа анекдота о Сунлун-саядо и одном монахе. Монах имел обыкновение переходить ручей, отделявший монастырь от места погребения, чтобы медитировать о трупах. Как-то утром Сунлун-саядо встретил его в то время, когда он устраивался для медитации в течение целого дня. Суплун-саядо с улыбкой сказал: «Упражнение в дыхании анапана лишено опасности». Монах не стал действовать в соответствии с этим намеком, а продолжал свою практику созерцания трупов. Но вот однажды вечером он вернулся в свою келью, открыл дверь и, заглянув внутрь, испустил вопль ужаса: он увидел, что на полу лежит труп. На самом деле этот труп был только приобретенным образом его объекта медитации. Когда Сунлун-саядо услышал эту историю, он улыбнулся и сказал: «Медитация о дыхании лишена опасности».

Можно практиковать медитацию при помощи анализа четырех элементов. Сущность земли есть природа твердости, силы, плотности, неподвижности, устойчивости, опоры. Сущность воды – это природа пропитывания, сырости, текучести, природа струи, проникновения, возрастания и сцепления в потоке. Сущность огня – это природа жара, теплоты, испарения, созревания, поглощения и усвоения. Сущность воздуха есть природа опоры, холода, входа и выхода, легкости движения, достижения низа и усвоения. Йогин усваивает элементы быстро и детально благодаря их рассмотрению и размышлению. Но, как будет отмечено при перечислении существенной природы каждого из четырех элементов, различать их внутри тела трудно; трудно их усвоить непосредственно; к ним приходится подходить косвенным путем, повторяя устно, словесно, их существенные и характерные особенности и совершая усилия для понимания их природы. В нормальной обстановке такое понимание имеет место прежде всего в сфере понятий. И йогин, приходящий к этому пониманию, часто сам оказывается слишком уверен в том, что это и есть наивысшее требование практики. Конечно, такое мнение ошибочно. Здесь требуется понимание не того, какими элементы сделаны для нас, а понимание их такими, каковы они есть в своей сущности, каковы они есть в самих себе. И эта их сторона, их природа, находится за пределами сферы понятий и логического мышления.

Хорошими предметами медитации могут быть позы тела; медитация о них ведет к установлению надлежащей сосредоточенности. Йогин пытается относиться с полным вниманием к ходьбе, стоянию сиденью, лежанью, сгибанью, вытягиванию, к еде, питью, жеванью, вкушению, к испражнению и мочеиспусканию. Позы динамичны; протекание процессов безошибочно; когда позы усвоены по-настоящему, как то, что они есть, можно считать, что ум вполне очищен. Однако йогин должен решить, каким предметом медитации лучше служат эти позы – первичным или вторичным; последний применяется в те моменты сравнительного расслабления, когда первичный объект на некоторое время отставлен в сторону.

Все упомянутые предметы являются традиционными буддийскими предметами медитации; все они содержатся или в перечне сорока предметов для сосредоточения, или в «Великой проповеди об осознании» («Маха-сатипаттхана-сутте»), большей же частью в обоих трактатах. Все они ведут йогина к установлению сосредоточенности, некоторые в большей степени, другие – в меньшей. Йогин законно может применять их для приобретения нужной ему сосредоточенности. Но, пожалуй, для него будет разумным подходом постараться использовать и практиковать такое упражнение, которое приведет его к самой последней цели, поставленной им для себя, – к освобождающему знанию, к прозрению випассаны.

Итак, существует две формы практики культуры психики. Они называются саматха, или практика сосредоточенности, и випассана, или практика прозрения. Саматха ведет к спокойствию и тишине ума, а випассана – к интуитивному познанию мира, истинной природы явлений, и к конечному освобождению. Саматха занята вселенной, какой она является нам; випассана занята вселенной, какова она есть в себе. Поскольку область саматха – это вселенная, какой она является нам, объекты медитации, приводящей к саматха, – это соответственно те объекты, которые мы создали для себя сами. Так, цветной диск для визуализации есть нечто, созданное нами для себя; мысль об отвращении есть нечто, выращенное нами внутри себя; устойчивость земли, сцепление воды, зрелость огня, преграда воздуха – всё это качества четырёх элементов, которые были нами концептуализированы с целью помочь нам овладеть ими. Даже мысль о ходьбе в акте ходьбы, мысль о сгибании в акте сгибания, мысль о прикосновении в акте прикосновения – суть идеи, созданные нами в своих умах, чтобы мы могли лучше приблизиться к действительным позам, каковы они есть. Но всё, что составляет вселенную для нас, ведёт к саматха; любой созданный нами предмет, любая идея, образ, мысль или понятие, создаваемые нами, ведут к саматха. В саматха, самом по себе, нет ничего ошибочного; практика саматха законна; существует много причин, по которым её следует рекомендовать. Но сосредоточенность – это не прозрение. Поэтому тот, кто предпочитает плоды сосредоточенности, может заниматься практикой сосредоточенности; но тот, кто желает получить плоды прозрения, должен практиковать прозрение. Это ему придётся сделать рано или поздно, или после практики сосредоточенности, или прямо вместе с ней, подбирая такое упражнение, которое сразу поставит его на прямую дорогу к прозрению. Пожелает ли он теперь практиковать сосредоточенность лишь для того, чтобы позже подключиться к випассане, или, наоборот, пожелает начать практику випассаны немедленно, – дело его личного выбора. И мне, как практиковавшему випассану, не следует слишком подталкивать изучающего в этом выборе. Сунлун-саядо однажды сказал: «Человек делает то, что ему нравится; и, делая то, что ему нравится, он не будет беспокоиться».

Возникают вопросы: если мы в нормальных условиях концептуализируем четыре элемента, чтобы овладеть ими; если мы обыкновенно создаём мысли о ходьбе, о сгибании, о вытягивании и прикосновении, чтобы эти мысли помогали нам лучше справляться с действиями; если наши умы всегда так склонны к созданию образов и идей, – возможно ли нам вообще пытаться подойти к процессам, каковы они есть в себе? Разве не придётся нам браться за эти процессы в перчатках понятий и идей? Вот ответ на это: если бы действительно было необходимо браться за эти процессы в перчатках понятий и идей, если бы мы никогда не могли подойти к ним непосредственно, тогда не существовало бы пути к свободе, не существовало бы освобождающего знания. Но поскольку имеется возможность подойти к жизненным процессам непосредственно, имеется возможность увидеть их такими, каковы они есть в себе, существует и випассана, завоевание интуитивного освобождающего знания. Возьмём, например, в качестве упражнения осознание вдоха и выдоха. Говорят, что это упражнение оказывается подходящим для всех типов личности. Практикуя внимательность по отношению к дыханию, мы достигаем мирной жизни и создаем условия для преодоления дурных и нездоровых состояний. Тогда прекращаются колебания тела и ума. Практикующий осуществляет четыре основания внимательности и семь факторов просветления, осуществляет мудрость и свободу. Внимательность к дыханию практиковал Будда. Далее, в писаниях говорится, что наблюдение за дыханием является незапятнанным; чтобы достигнуть в нём совершенства, не требуется никаких дополнений.

Это упражнение можно практиковать просто в виде сосредоточенности (саматха) или так, чтобы осуществить прозрение, випассана. Вдохните и выдохните. Когда дыхание входит внутрь и выходит наружу, оно коснётся кончика ноздрей, или верхней губы, или каких-то других участков в этом районе. Удерживая ум на этой точке прикосновения, считайте вдохи и выдохи. Таков один метод. Опять вдохните и выдохните. Удерживайте ум на точке прикосновения дыхания; удерживайте его таким образом, знайте короткое дыхание – коротким, а продолжительное – продолжительным. Это второй метод. Ещё раз вдохните и выдохните. Удерживая ум на месте соприкосновения с дыханием, следите за входящим и выходящим дыханием. Делая это, вы не должны следовать за дыханием до углубления над желудком или выходить за ним за пределы тела. Нужно только ощущать, как тело дыхания входит и выходит. Это похоже на пилу: зубья пилы всегда находятся в одном пункте соприкосновения с деревом, но этот пункт дерева ощущает всю длину пилы, потому что через него пила как раз проходит всей своей длиной. Таков третий метод.

Обратите внимание на то, что во всех этих трех методах йогин следит за вдохами и выдохами только в пункте прикосновения и более нигде. Это справедливо также и для четвертого метода. Вдохните и выдохните. Задержите ум на точке прикосновения дыхания. Осознавайте это прикосновение. Не считайте дыхания; не обращайте внимания на степень продолжительности, не следите за вхождением и выходом дыхания.

Из этих четырех методов внимательности к дыханию первые три являют собой простые упражнения в сосредоточенности, тогда как четвертый оказывается упражнением в прозрении. В первом методе налицо счёт, а числа суть понятия. Во втором отмечается форма дыхания, а форма – это образ. В третьем методе отмечается вход и выход дыхания; это достигается благодаря созданию некоторой идеи. Понятия, образы, идеи принадлежат вселенной, какой она существует для нас, а потому все они относятся к саматха. Только четвертый метод, где берется одно лишь обнаженное прикосновение, выполняет практику прозрения. Однако даже эта практика может оказаться запятнана сосредоточением. Если вместо осознания прикосновения в его голой действительности, вместо сохранения этого осознания при помощи внимательности, йогин отмечает его в уме, тогда в этот самый момент он скатывается к старой привычке формирования понятия или идеи – и вместо предполагаемой випассаны практикует саматха.

Отметки в уме имеют наклонность совершаться в гораздо более медленном темпе, нежели действительный процесс явлений. Таким образом, вместо способности воспринимать эти процессы такими, каковы они есть, отметки в уме проявляют стремление соскальзывать к прошлому, где процессы перестраиваются в силу вмешательства рассудка. Для того, чтобы иметь возможность не отклоняться от естественных процессов, йогину необходимо только быть внимательным. Выполнить это нетрудно. Первоначальное требование для этого – осознание. Осознавайте прикосновение, ощущение. Затем сохраняйте это осознание и наблюдайте за ним внимательно. Когда осознание охраняется при помощи внимательности, мысли оказываются запертыми; они не могут вторгнуться в ум. Для формирования понятий, образов или идей не представляется никакой возможности. Благодаря этому мы подходим к процессам непосредственно в самый момент их формирования и протекания, мы видим их такими, каковы они есть в себе, без искажающего действия мысли. Это и есть подлинная практика прозрения.

Мысли всегда стремятся вторгнуться в ум. Идеи и образы стоят у самого порога, готовые войти при малейшей возможности, при первом ослаблении внимательности. Единственный способ сохранить связь с процессами, быть внимательными к ним – это проявлять бдительность благодаря суровым усилиям. Вот почему в своём девизе Сунлун-саядо говорит: «Будьте неуклонно внимательными к осознанию прикосновения».

Он подчеркивал необходимость неуклонности в качестве существенного элемента, потому что понимал психологию йогина. Йогин в значительной степени склонен сидеть свободно, медитировать с удобством, без напряжения; он склонен заботиться о себе и любит раздумывать и размышлять о задаче, которую ему надо выполнить, вместо того, чтобы прямо выполнять её. Забота о себе проявляется в смысле симпатии к себе, в большой осторожности, в стремлении не перенапрягаться и не испытывать боли. Йогин очень любит себя и поэтому предпочитает давать волю своим мыслям, разрешает им плыть по течению вместо того, чтобы взять себя в руки. А для того, чтобы взять себя в руки, требуется усилие, и для йогина это является проклятьем. Вот почему, когда ему говорят, чтобы он дышал более напряженно, он готов цитировать нужную главу или стих из писания, доказывая, что ему нет необходимости перенапрягаться. Он может для этого воспользоваться несколькими строками из знаменитого пособия по медитации «Висуддхи-магга», где сказано: «Йогин не должен стараться слишком усердно; если он стремится чересчур усердно, он становится беспокойным».

Это утверждение правильно; йогин, проявляющий чрезмерные усилия, становится беспокойным. Но почему же он становится беспокойным? Потому что вместо внимательности к прикосновению или ощущению йогин направляет свой ум на совершаемое им усилие. Недопустимо, когда усилие отвлекает внимание от объекта медитации. Для того, чтобы удерживать внимание на объекте и всё же порождать усилие, йогин прежде всего должен удостовериться, что внимание действительно удерживается на объекте. Когда объект схвачен с полным осознанием, когда это осознание сохраняется при помощи внимательности, йогину необходимо увеличить усилия. Продолжая практику таким образом, он обнаружит, что порождённое им усилие служит более удерживанию внимания на объекте, нежели отвлечению его на само усилие. Далее, благодаря возросшему усилию будет развита большая напряжённость ума.

Полный текст приведённого выше отрывка из «Висуддхи-магга» гласит:

«Он (йогин) должен быть внимателен; не следует ему допускать, чтобы ум отвлекался. Он не должен совершать усилия ни слишком усердно, ни чересчур беззаботно. Если он старается без особых усилий, он погружается в неподвижность и вялость. Если он стремится чересчур усердно, он становится беспокойным».

Это значит, что усилие должно быть как раз достаточным для цели внимательности и познания. Но сколько это – «достаточно»? По-моему, это Уильям Блейк сказал: «Мы никогда не знаем, сколько будет достаточно; мы не знаем этого, пока не узнаем, сколько будет более, чем достаточно». Мера достаточного, пожалуй, может заключаться в словах Будды, когда он говорит, как монаху следует совершать усилие:

«Монахи, если бы его тюрбан или волосы были охвачены пламенем, он проявил бы сильное желание, усилие, старание, напряжение, борьбу, полноту внимания, внимательность, чтобы погасить огонь. Точно так же им должны быть проявлены сильное желание, усилие, старание, напряжение, борьба, полнота внимания, внимательность, чтобы прекратить всякое дурное и ошибочное состояние».

Зная, как много усилий требуется для практики, будучи знакомым со склонностью йогина к беззаботности, Сунлун-саядо наставлял: «Будьте строго внимательны». Проявлять строгую внимательность – это значит мобилизовать все свои ресурсы, чтобы овладеть процессами, каковы они есть, не думая, не размышляя. Строгость пробуждает элемент энергии, или правильное усилие.

Другая склонность йогина – шевелиться. Ему нравится менять положение, чесаться. Когда он дышит, ему нравится делать остановки, затем снова начинать, снова останавливаться. Это признаки рассеянности; они указывают на то, что внимательность не вполне установлена. Чтобы напоминать йогину о необходимости избегать отвлечения и успокаивать возбуждение, Сунлун-саядо наставлял: «Не чешитесь, когда чувствуете зуд; не шевелитесь, чувствуя судороги; не делайте перерыв при усталости». Он требует от йогина, ощущающего зуд, судороги или утомление, чтобы тот дышал более напряжённо, если он практикует дыхание, или погружал ум глубже в ощущение, если он наблюдает за ощущением, – чтобы таким путем увеличить внимание к выполнению задачи и развить более интенсивную внимательность. Пособие по медитации «Висуддхи-магга» говорит, что поднявшись с места и этим прервав медитацию, практикующий должен начинать её сначала, йогин, который садится медитировать, а затем встает, чтобы пройтись и рассеять ощущение сиденья, ещё через час садится, чтобы размышлениями прогнать ощущения, вызванные ходьбой, продолжает нарушать позу. Какое бы ощущение ни возникло в сидячей позе, его необходимо наблюдать в этой же позе, сидя, пока оно не угаснет. Точно так же, какое бы ощущение ни возникло в положении стоя, его необходимо наблюдать в положении стоя, пока оно не угаснет.

Когда мы остаемся спокойными, приковав внимание к осознанию прикосновения или иного ощущения, мы этим вызываем к действию элемент внимательности. Правильная внимательность – существенный элемент практики.

Есть и третья характерная черта в поведении йогина. После того, как были устранены низшие помехи, йогину являются огоньки, цветные пятна, геометрические фигуры. С одной стороны, эти явления представляют для йогина очарование, ибо раньше он не видал ничего подобного; с другой – такие огоньки, цветные пятна и фигуры обладают привлекательностью. Под воздействием этих двух сил йогин начинает обращать внимание на такие огоньки и фигуры, глядит на них, пребывает в них – и в результате отвлекается от объекта медитации и оставляет свою первоначальную цель.

Подобным же образом после некоторого периода практики, когда йогин в какой-то мере очистил свой ум, он начнет переживать чувство известного мира и спокойствия. А поскольку он никогда раньше не чувствовал такого покоя ума, он полагает, что здесь лучший плод практики. Вследствие своей высокой оценки этого переживания и привлекательности достигнутой начальной ступени мира и спокойствия йогин начинает утверждаться в этом чувстве, вполне упиваться им. Ему нравится погружаться в чувство мира, ему ненавистно усилие, которое необходимо проявить, чтобы вернуться на правильный путь. Сунлун-саядо иллюстрирует это положение примером из бирманской жизни. Берег реки Мьинджан покрыт слоем песка шириной в целую милю. Путешественник, шагающий к реке, находит, что песок под ногами чрезвычайно горяч; а с неба палит яростное полуденное солнце. По пути он подходит к дереву и решает на момент отдохнуть под его тенью. Но когда этот момент проходит, он обнаруживает, что не в состоянии заставить себя встать и выйти из прохладной тени опять в палящую жару, которая бушует под ногами и над головой. Поэтому он продолжает сидеть в прохладе; но поможет ли это ему когда-то достичь берега? Место назначения может быть достигнуто только в том случае, если он опять выйдет на жару и заставит себя и своё тело двигаться вперёд. Вот почему мастера медитации предупреждают йогина, чтобы он не давал возможности увлечь себя меньшим состояниям мира и спокойствия, которые он находит на пути.

Жил однажды такой йогин, который привык плыть по течению в пространство покоя, и не желал даже шевельнуться, чтобы выйти оттуда. Сунлун-саядо говорил о нём: «Этот человек продолжает задирать хвост и хлопать по спине пойманную им маленькую игуану». Я надеюсь, что достойные йогины не удовлетворятся всего лишь игуаной.

По мере дальнейшего нарастания ясности и чистоты ума йогин иногда становится более восприимчивым к сверхчувственным явлениям. Он не достигает подлинного божественного зрения и слуха, однако у него появляется сила, в чём-то на него похожая; и благодаря ей йогин становится способным видеть то, чего не в состоянии видеть другие, слышать то, чего не слышат другие. Люди приходят к нему за советами, и его предсказания оправдываются; он становится как бы шаманом. Итак, он выродился из йогина випассаны до шамана. Но спустя некоторое время, когда отвлекающие факторы этого нового призвания становятся более разнообразными, а практика медитации – менее интенсивной, его ответы оказываются всё менее и менее точными; постепенно клиенты уходят от него и никогда не возвращаются; а йогин остается со своей прерванной практикой.

Многочисленны случаи, когда йогин уступает самообману. Хотя ему следует интенсивно практиковаться, он обманывает себя, полагая, что цель освобождения можно завоевать без усилий. Хотя ему нужно сидеть неподвижно, он обманывает себя, утверждая, что слабое движение или перемена положения не приносят вреда практике. Возможно, он прав по отношению к начальным, грубым моментам практики; но в периодах наивысшего напряжения в каждой фазе практики даже малейшее колебание внимательности может снизить всю структуру медитации, и тогда потребуется заново возводить всё её здание. Поскольку йогин способен обманывать себя в этих вопросах, связанных с телом, насколько большим будет самообман в более тонких, психических процессах? У йогина существует сильная склонность принимать первые признаки прогресса на пути за указания на более высокие его ступени. Например, его может внезапно охватить неприятное ощущение; это крайне неприятное ощущение длится одно мгновение; а в следующее мгновение это ощущение уже ушло, погасло; на его месте воцаряется глубокое чувство мира и спокойствия. Йогину часто хочется верить, что здесь действует постпсихическое знание просветления; и он отмечает этот случай как принадлежность одной из четырех ступеней просветления.

Эта неверная установка фаз практики может быть произведена также и потому, что сам мастер медитации недостаточно сведущ в таких предметах, или же потому, что его наставления и учения, переданные в книгах, не были правильно поняты. Как бы там ни было, йогину нравится относить себя к числу достигших, по крайней мере, первой или второй ступени просветления; держа в уме эту мысль, он бродит вокруг в поисках подтверждения своей уверенности. И горе тому мастеру медитации, который даже мягко и окольным путём указывает ему на его ошибочные представления. Сунлун-саядо никогда никого не осуждал несмотря на то, что тот или иной йогин мог действительно и не достигнуть указанной фазы или ступени. Его единственным замечанием было: «Может быть, может быть…» Во всяком случае, подлинное достижение не нуждается в подтверждении из другого источника. Йогин узнает это сам. Точно так же не требуется развенчивать ложное чувство достижения; йогин сам поймет это.

Главная опасность подобной формы самообмана заключается в ложном чувстве достижения, которое она придает йогину. Испытывая удовлетворение в том, что, по его мнению, было прогрессом, он ослабляет практику и таким образом отклоняется от пути, не достигнув прогресса, имеющего реальную ценность.

Есть одна вещь, постоянно ненавистная для йогина; это – неприятные ощущения. Если у него возникнут слабые чувства судорог, жара или мускульного напряжения, он в течение некоторого времени постарается быть к ним внимательным. Но дайте ему испытать боль, пронизывающую его до мозга костей, жгучее ощущение острой и мучительной боли в членах, и он оставит эти ощущения через несколько минут. Как обычно, он готов найти себе оправдание в соответствующей главе или шлоке, готов приводить оттуда цитаты. Позвольте узнать, кто это говорит, что нужно делать неприятное ощущение предметом медитации? Разве йогин не в состоянии достичь того, что надлежит достичь, работая над приятными ощущениями? Кто говорит, что нужно терпеть такие страдания? Разве это не будет самоумерщвлением?

Ответ на это таков. Если йогин имеет столь благословенную карму, что может двигаться по приятному пути, тогда он может работать над приятными ощущениями. Но для подавляющего большинства из нас, как мы можем это заметить, нет иного выбора, кроме движения по пути неприятного ощущения, ибо мы не обладаем благословенной кармой.

На самом же деле здесь не должно быть причин для сожаления. Неприятное ощущение – это действительный предмет медитации, который прочно ставит йогина на путь к достижению конечной цели. Сам тот факт, что йогин в нормальных условиях не любит неприятных ощущений, может быть им использован для того, чтобы установить более глубокую и напряженную внимательность. Вынужденный работать с предметом, который ему не нравится, он вспомнит о том, как пробудить необходимое рвение, чтобы преодолеть неприятное ощущение. Совсем иначе обстоит дело с приятным ощущением. Поскольку оно нравится ему, он будет склонен погрузиться в него, пропитаться его приятным действием, не пытаясь быть внимательным по отношению к нему. Когда йогин будет поступать таким образом, его подавят алчность и чувственность, скрытые в приятном ощущении. Йогин не сумеет придерживаться ощущения как ощущения; это ощущение унесет его вперед к порождению следующего звена желания в цепи, ведущей к дальнейшим рождениям.

Это похоже на то, как если бы пловца, который плывет в быстром потоке, попросили схватить на финише букет цветов. Если он плывет по течению и вытянет руку, чтобы схватить цветы, и промахнется, сила течения унесет его дальше нужного пункта. А если бы он плыл против течения и промахнулся, протягивая руку за цветами, он оказался бы всё ещё ниже них и таким образом имел бы возможность снова предпринять сознательную и обдуманную попытку. Йогин, который пользуется приятным ощущением, подобен пловцу, который плывет по течению. Если он не будет способен проявлять внимательность к приятному ощущению, он окажется привязан к нему, и оно унесёт его. Йогин, который пользуется неприятным ощущением, подобен пловцу, плывущему против течения. Если он неспособен быть внимательным к неприятному ощущению, каково оно есть в себе, он всё же будет осознавать его и сможет пробудить свою энергию и внимательность для завершения своей миссии.