Слабеет мужество, и я его теряю,
      Любимой верен я, себе же изменяю.
      Ужели, с дружбою борьбой утомлено,
      Любви и жалости не победит оно?
      Но выход есть: тебя, любимая, обидеть,
      Чтоб легче ты меня смогла возненавидеть,
      Тогда в борьбе с собой избегну лишних мук.
      Знай, ты отвергнута, и я тебе не друг.
      Отмсти обидчику за оскорбленье это.
      Ужель он не найдет достойного ответа?
      Тебе, отвергнутой, твой враг, как прежде, мил...
      Скажи мне, кто тебя больнее оскорбил?
      О горе: мы должны идти на преступленье,
      Чтоб наше мужество не ведало сомненья!
      Камиллa
      Не совершай греха иного, и тебя
      За этот я прощу, сильней еще любя.
      Братоубийственной не похваляйся славой
      И дорог будешь мне, неверный и лукавый.
      Зачем стране одной не служим я и ты?
      Тебе готовила бы лавры и цветы,
      В тебя вливала бы уверенность и силу,
      С тобою говоря, как с братом говорила.
      О, как такой слепой я нынче быть могла?
      Моля ему побед, тебе желала зла!
      Он возвращается. Ужель его супруга
      Бессильна перед ним, как я пред волей друга?
      ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
      Гораций, Сабина, Куриаций, Камилла
      Куриаций
      О боги, для чего Сабина с ним? Увы!
      Невесте помогать сестру прислали вы,
      Чтоб жалобы ее мой дух поколебали
      И победить она могла в своей печали?
      Сабина
      Нет, брат мой, у тебя не стану на пути
      Хочу тебя обнять, сказав тебе "прости".
      Ты - крови доблестной, и верь в нее спокойно;
      Ты не свершишь того, что храбрых недостойно.
      Когда бы дрогнуть мог теперь один из вас,
      Я от супруга бы, от брата отреклась.
      Но мужа славного, но брата дорогого
      Лишь об одном просить и умолять готова:
      Хочу я, чтоб не стал преступным этот бой,
      Чтоб эта честь была и чистой и святой,
      Чтобы ее пятнать не смело преступленье,
      И вы врагами стать могли без сожаленья.
      Лишь я виновница священных ваших уз.
      Когда исчезну я, исчезнет ваш союз.
      Как повелела честь, прервется связь меж вами.
      И, чтобы ненависть вас сделала врагами,
      Пусть горький мой конец сегодня все решит:
      Того желает Рим, и Альба так велит.
      Один меня убьет, другой, возжаждав мести,
      Во гневе праведном придет на подвиг чести,
      И меч поднимет он, оправданный вполне
      Иль местью за сестру, иль скорбью о жене.
      Но что я говорю! И так вы слишком правы:
      Не должно замутнять высокой вашей славы.
      Всю душу отдали вы родине своей.
      Чем крепче ваша связь, тем с нею вы щедрей.
      На алтаре страны заклать вам должно брата,
      Не медлите, завет осуществляйте свято:
      Сперва в его сестру вонзите острый меч,
      Сперва его жену заставьте мертвой лечь,
      Начните же с меня, когда своей отчизне
      Столь дорогие мне вы отдаете жизни.
      В бою назначенном тебе противник - Рим,
      Ты - Альбе смертный враг, а я обоим им!
      Иль вы желаете, бездушны и суровы,
      Чтоб я увидела, как тот венок лавровый,
      Что принесет герой сестре или жене,
      Дымится кровию, родной и близкой мне?
      Как должное воздать и жертве и герою,
      Быть нежною женой и любящей сестрою,
      Живому радуясь, над умершим тужить?
      Решенье лишь одно: нельзя Сабине жить.
      Я смерть должна принять, чтоб не изведать муки:
      Сама себя убью, коль слабы ваши руки,
      Жестокие сердца! Что удержало вас?
      Я своего добьюсь потом, коль не сейчас.
      Едва сойдетесь вы с подъятыми мечами,
      Возжаждав гибели, я брошусь между вами.
      Чтоб одного из вас упала голова,
      Сабину поразить придется вам сперва.
      Гораций
      Жена!
      Куриаций
      Сестра!
      Камилла
      Смелей! Они должны смягчиться!
      Сабина
      Как! Вы вздыхаете? Бледнеют ваши лица?
      Что испугало вас? И это - храбрецы,
      Враждебных городов отважные бойцы?
      Гораций
      Что я свершил, жена? Какие оскорбленья
      Заставили тебя искать такого мщенья?
      Чем провинился я! Кто право дал тебе
      Мой дух испытывать в мучительной борьбе?
      Ты удивить его и восхитить сумела;
      Но дай мне завершить мое святое дело.
      Ты мужа превзошла; но, если он любим
      Женою доблестной, не торжествуй над ним.
      Уйди, я не хочу победы слишком спорной,
      Что защищаюсь я - и то уже позорно.
      Позволь мне умереть, как повелела честь.
      Сабина
      Не бойся, у тебя теперь защитник есть.
      ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
      Старый Гораций, Гораций, Куриаций, Сабина, Камилла
      Старый Гораций
      Как, дети? Чувства здесь возобладали властно,
      И время подле жен вы тратите напрасно?
      Готовясь кровь пролить, слезами смущены?
      Нет, жен рыдающих оставить вы должны.
      Вас жалобы смягчат и, нежностью лукавой
      Лишивши мужества, толкнут на путь неправый.
      Лишь бегство победит противников таких.
      Сабина
      Тебе они верны: не бойся же за них,
      Как ни страдали здесь Камилла и Сабина,
      Ты можешь чести ждать от зятя и от сына;
      И если ропот наш отважных мог смягчить,
      Сумеешь, верно, ты в них доблесть укрепить.
      Не будем проливать напрасных слез, Камилла,
      Пред этой твердостью ничтожна наша сила
      Лишь в безнадежности покой мы обретем.
      Сражайтесь, хищники! От скорби мы умрем.
      ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
      Старый Гораций, Гораций, Куриаций
      Гораций
      Отец, не уступай неистовству такому
      И жен, молю тебя, не выпускай из дому.
      Слезами, воплями их горькая любовь
      Да не смущает нас, когда польется кровь.
      Так наша связь тесна, что можно без сомненья
      В постыдном сговоре нам бросить обвиненье;
      Но дорого бы честь избранья обошлась,
      Когда бы в низости подозревали нас.
      Старый Гораций
      Все сделаю мой сын. Ступайте к братьям, дети,
      И знайте: есть у вас один лишь долг на свете.
      Куриаций
      Как я с тобой прощусь и что могу сказать...
      Старый Гораций
      Не надо чувств моих отцовских пробуждать!
      Мне не хватает слов тебе внушить отвагу.
      Я в помыслах нетверд, и ощущаю влагу
      На старческих глазах, и сам рыдать готов.
      Боец! Исполни долг и жди суда богов.
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Сабина
      Сабина
      Так чем должна я стать, убита долей злою?
      Женою любящей иль преданной сестрою?
      Принять решение отныне надо мне
      И твердо быть на той иль этой стороне.
      Что ж изберет душа, унынием объята?
      Кого назвать врагом - супруга или брата?
      Страсть к одному влечет, с другим - связует кровь.
      К обоим властная живет во мне любовь.
      Нет, с ними в доблести мне следует сравняться
      И этому женой и тем сестрой остаться,
      Всегда твердить себе: их честь - ценней всего
      И не пристало мне страшиться ничего.
      Когда падут они, то смертью столь прекрасной,
      Что ныне весть о ней не может быть ужасной.
      Покорствуя судьбе, я знать одно должна:
      Не кто принес им смерть, а лишь - за что она.
      Приму вернувшихся, горда победной славой,
      Что родичам несет их подвиг величавый,
      Не думая о том, ценою крови чьей
      Так высоко вознес он доблестных мужей.
      С любой из двух семей торжествовать должна я,
      В одной из них жена, в другой же дочь родная,
      С любой столь прочная меня связала нить,
      Что только близкий мне и может победить.
      Какое б горе мне судьба ни слала злобно,
      В нем радость обрести я все-таки способна
      И видеть грозный бой, не устрашась его,
      Смерть - без отчаянья, без гнева - торжество.
      О обольщения, о сладкие обманы,
      Огнем нечаянным, мерцавшим из тумана,
      Надежду тщетную вы в сердце мне зажгли,
      Но сразу он померк, мгновенно вы прошли!
      Как молнии, во тьме внезапно пламенея,
      Мелькнут, чтоб стала ночь потом еще темнее,
      Мне в очи брызнули вы трепетным огнем,
      Чтоб гуще и мрачней нависла тьма кругом.
      Вы облегчили мне страданье и тревоги,
      Теперь пора платить: ревнивы наши боги,
      И сердце скорбное удары поразят,
      Которыми сражен супруг мой или брат.
      О смерти их скорбя, я думаю с тоскою,
      Не для чего он пал, но чьей сражен рукою.
      И в мыслях о венце прославленных мужей
      Страдаю об одном - ценою крови чьей?
      С семьею павшего рыдать теперь должна я,
      В одной из них жена, в другой же дочь родная.
      И так связует кровь, и так связал закон,
      Что только близкий мне и будет побежден.
      Вот вожделенный мир! Его я так желала
      И сила вышняя моленья услыхала.
      Как беспощаден ты во гневе, грозный бог,
      Когда, и милости даруя, столь жесток!
      И как безжалостно караешь преступленье,
      Когда к невинному не знаешь сожаленья!
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Сабина, Юлия
      Сабина
      Свершилось, Юлия? Так что же мне грозит?
      Сражен ли милый брат? Любимый муж убит?
      Иль, обе стороны победой удостоив,
      Преступные мечи заклали всех героев,
      Чтоб я в отчаянье не проклинала тех,
      Кто победил в бою, а хоронила всех?
      Юлия
      Того не знаешь ты, что всем известно стало?
      Сабина
      Дивиться этому не следует нимало:
      Ведь мне с Камиллою - забыла ты о том?
      На время битвы стал тюрьмою этот дом.
      Нас держат взаперти: не то, в тоске о братьях
      И о возлюбленных, мы бросимся разнять их,
      Поставить и любовь и скорбь на их пути,
      Чтоб жалость в лагерях обоих обрести.
      Юлия
      Ни слез для этого не нужно, ни объятий:
      Один их вид смутил враждующие рати.
      Едва пройти вперед успели шесть бойцов,
      Как ропот пробежал вдоль сомкнутых рядов.
      Увидев, что друзья, что родичи готовы
      Нести друг другу смерть, храня завет суровый,
      Тот состраданием, тот ужасом объят,
      А эти славят их, безумствуют, кричат,
      Кто восхищается столь яростным усердьем,
      Кто дерзостно зовет его жестокосердьем,
      Но все в конце концов согласны меж собой,
      Когда хулят вождей за выбор роковой
      И, возмущенные столь нечестивым боем,
      Бросаются вперед, не дав сойтись героям...
      Сабина
      Какую вам хвалу, бессмертные, воздать?
      Юлия
      Не рано ли еще, Сабина, ликовать?
      Надежда ожила, слабеют опасенья,
      Но есть еще, увы, причины для волненья.
      Как ни стараются беду предотвратить,
      Безумцев доблестных, увы, не убедить.
      Им драгоценна честь высокого избранья,
      Честолюбивые ласкают их мечтанья.
      Мы все за них скорбим; но, гордости полны,
      Подобной жалостью они оскорблены.
      Смятение в войсках на них пятном ложится,
      С той ратью и с другой они готовы биться,
      И смерть от рук друзей им легче перенесть,
      Чем уступить сейчас, отвергнув эту честь.
      Сабина
      Как? Этих душ стальных упорство безнадежно?
      Юлия
      Да, но войска шумят и требуют мятежно
      Вести на битву всех иль, вверившись богам,
      Вручить судьбу опять шести другим бойцам.
      Вождей своих они почти не замечают,
      Речей не слушают, приказам не внимают,
      В смущенье царь. Едва надеясь на успех,
      "Раздор, - он говорит, - лишил рассудка всех.
      Так спросим же богов. Их милости священной
      Мы угодить могли б решенья переменой?
      И кто осмелится восстать, когда о том
      По внутренностям жертв смиренно мы прочтем?"
      Он смолк. Его слова простые чудотворны:
      Им даже шестеро избранников покорны.
      Стремленье к подвигу, что ослепляло их,
      Как ни неистово, но чтит богов благих.
      Почтеньем ли к царю иль страхом пред богами
      Смирил его совет порывов гордых пламя,
      И ратям речь его звучала как закон,
      Как будто он уже владыка двух племен.
      Решит же суд богов и жертвоприношенье.
      Сабина
      Богам не может быть угодно преступленье.
      На них надеюсь я: уже отложен бой,
      И не изменит нам их промысел благой.
      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
      Камилла, Сабина, Юлия
      Сабина
      Отрадной новостью хочу я поделиться.
      Камилла
      Ее, мне кажется, я слышала, сестрица.
      Когда пришли к отцу, я находилась там.
      Но что хорошего она приносит нам?
      Отсрочена беда - потом сильней страданья,
      Томительнее страх и муки ожиданья.
      И только одного теперь мы вправе ждать:
      Что позже час придет над павшими рыдать.
      Сабина
      Но в ратях правый гнев зажжен веленьем божьим!
      Камилла
      Богов, по-моему, напрасно мы тревожим.
      Ведь выбор горестный был ими же внушен,
      И не всегда народ богами вдохновлен.
      Не снисходя к толпе, им подобает боле
      Владык одушевлять своей священной волей:
      Неоспоримые земных царей права,
      Их власть разумная - лишь отблеск божества.
      Юлия
      Чем обрекать себя на тщетные мученья,
      Читай в оракулах небесные решенья.
      Ведь если от судьбы ты доброго не ждешь,
      Ответ того жреца - тебе обман и ложь.
      Камилла
      Слова оракула всегда, увы, невнятны;
      Чем кажутся ясней, тем менее понятны;
      Когда же думаешь, что в них загадки нет,
      Еще таинственней обманчивый ответ.
      Сабина
      Нет, верить мы должны, хотя бы лишь отчасти,
      Хотя б надежды нас терзали, как напасти.
      Пусть только слабый луч сошел от вышних сил,
      Кто не надеется - его не заслужил.
      Мы сами для богов помеха роковая,
      Заране милость их неверьем отвергая.
      Камилла
      Помимо нас, увы, решают небеса,
      И наши жалкие бессильны голоса.
      Юлия
      Вас боги ввергли в страх, но сжалятся над вами.
      Прощайте, я пойду за новыми вестями.
      Не лейте слез. Когда я вас увижу вновь,
      Наверно, принесу и радость и любовь,
      И весь остаток дня пройдет под знаком мира,
      В приготовлениях для свадебного пира.
      Сабина
      Надежду я храню.
      Камилла
      Во мне она мертва.
      Юлия
      Сама признаешь ты, что я была права.
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Сабина, Камилла
      Сабина
      И от меня, сестра, прими упрек нестрогий:
      Не слишком ли теперь ты поддалась тревоге?
      А если бы твоей была судьба моя
      И ты терзалась бы, как нынче мучусь я?
      А если б ты ждала, над самой бездной стоя,
      Таких же бед, как я, от рокового боя?
      Камилла
      Должна бы ты сама о них судить трезвей:
      Чужая боль не то, что боль души своей.
      В назначенное мне по вышнему веленью
      Вглядись - и твой удел предстанет легкой тенью.
      Лишь участь милого должна тебя смущать:
      Не можем братьев мы к супругу приравнять.
      Нас вводят в новый дом законы Гименея,
      И с отчим домом связь становится слабее.
      По-разному теперь и думаешь о них,
      А мужа полюбив, забудешь о родных,
      Но если милого отца признал как зятя
      Хотя не муж, для нас не меньше он, чем брат!
      И их по-прежнему мы любим, и его,
      Но предпочесть - увы! - не в силах никого.
      Сабина, можешь ты, и мучась и страдая,
      Лить одного хотеть, о прочем забывая,
      Но если вышний суд угрозы не смягчит,
      Мне нечего желать и все меня страшит.
      Сабина
      Так рассуждать нельзя. Судьба для всех сурова:
      Один ведь должен пасть - и от руки другого.
      Хотя по-разному мы думаем о них,
      К супругу уходя, нельзя забыть родных.
      Не все вольны стереть заветы Гименея,
      И мужа любим мы, о близких сожалея,
      Природа властвует над нами с детских лет,
      И кровным родичам ни в ком замены нет.
      И муж и родичи - душа твоя и тело.
      Все горести равны, достигшие предела.
      Но суженый, по ком ты нынче без ума,
      Он для тебя лишь то, что ты творишь сама.
      Причуды ревности, дурное настроенье
      И часто он забыт, забыт в одно мгновенье.
      Трудней ли разуму влеченье побороть?
      Но связи вечные - родная кровь и плоть.
      Того, что скреплено обдуманным союзом,
      Нельзя предпочитать родства священным узам,
      И если вышний суд решенья не смягчит,
      Мне нечего желать и все меня страшит.
      А ты - тебе дано, и мучась и страдая,
      Лишь одного хотеть, о прочем забывая.
      Камилла
      Поистине, тебе не волновало кровь
      Пустое для тебя и чуждое - любовь.
      Сначала в силах мы сопротивляться страсти,
      Пока она своей не показала власти,
      Покуда наш отец, ее впустивши в дом,
      Не сделал дерзкого захватчика царем.
      Приходит - кроткая, царит же - как тиранка.
      Но раз твоей душе понравилась приманка,
      Преодолеть любовь душа уж не вольна
      И хочет лишь того, что повелит она.
      Мы крепко скованы, но сладкими цепями.
      ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
      Старый Гораций, Сабина, Камилла
      Старый Гораций
      Я прихожу сюда с недобрыми вестями,
      О дочери мои! Но незачем скрывать
      То, что вы можете от каждого узнать.
      Свершился суд богов, и бьются ваши братья.
      Сабина
      Да, не таких вестей могла бы ожидать я,
      Казалось мне всегда, что правый суд богов
      К нам должен быть не так безжалостно суров.
      Не утешай же нас. Так тягостно несчастье,
      Что жалки все слова и ни к чему участье.
      С мученьями теперь покончить мы вольны,
      А смерти жаждущим несчастья не страшны.
      Легко могли бы мы, храня на людях гордость,
      Свое отчаянье изобразить как твердость.
      Но если слабыми сейчас не стыдно быть,
      К чему же пред людьми храбриться и хитрить?
      Мужчинам свойственно подобное искусство,
      А мы - на женские мы притязаем чувства
      И вовсе не хотим, чтоб с нами клял судьбу
      Суровый муж, всегда готовый на борьбу.
      Встречай же не дрожа губительные грозы
      И слез не проливай, на наши глядя слезы.
      Ну, словом, я молю - в жестокий этот час
      Храни свой гордый дух, не осуждая нас.
      Старый Гораций
      Слезам и жалобам не нахожу упрека,
      Ведь я с самим собой боролся так жестоко,
      Что, может быть, теперь не смог бы устоять,
      Когда бы столько же страшился потерять.
      Врагами для меня твои не стали братья.
      Как прежде, всем троим готов раскрыть объятья;
      Но с дружбой не сравнить ни страстную любовь,
      Ни ту, что вызывать должна родная кровь.
      Мне не дано познать тоску, что истомила
      Сабину - о родных, о женихе - Камиллу.
      Я видеть в них могу врагов страны моей
      И полностью, стоять за милых сыновей.
      Хвала благим богам, они достойны Рима,
      И их избрание для всех неоспоримо;
      А жалость отметя, что устремлялась к ним,
      Они вдвойне себя прославили и Рим.
      Да, если б, духом пав, ее они искали
      Иль уступили ей и отвергать не стали,
      То от моей руки на них бы пала месть
      За рода моего поруганную честь.
      Но раз, не внемля им, других избрать хотели,
      Я к той же, что и вы, тогда склонялся цели,
      И если б до богов донесся голос мой,
      Других бы доблестных послала Альба в бой,
      Чтоб, кровью братскою не оскверняя славу,
      Стяжали торжество Горации по праву
      И чтобы не в таком неправедном бою
      Теперь родимый град обрел судьбу свою.
      Но нет! Бессмертные судили по-иному.
      Мой дух покорствует решению святому,
      И жертвы он готов любые принести
      И в счастье родины блаженство обрести.
      Мужайтесь же, как я, - не так вам будет больно.
      Вы обе римлянки - и этого довольно.
      Ты - стала римлянкой, ты - остаешься ей,
      И нету имени почетней и славней.
      Оно по всей земле от края и до края
      Пройдет, как божий гром, народы устрашая,
      Чтоб утвердить везде единый свой закон
      И высшей честью стать царям чужих племен.
      Энею было так обещано богами.
      ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
      Старый Гораций, Сабина, Камилла, Юлия
      Старый Гораций
      Ты, Юлия, пришла с победными вестями?
      Юлия
      Нет, горестен исход сраженья для страны,
      И сыновья твои - увы! - побеждены.
      Из трех остался жив один супруг Сабины.
      Старый Гораций
      О, роковой исход, о, горькая судьбина!
      Отныне Альбе град родимый подчинен,
      А родине своей не отдал жизни он?
      О нет, не истину узнала ты о бое,
      И Рим не побежден, иль сражены все трое.
      Я знаю кровь мою, она свой долг блюдет.
      Юлия
      Глядели с наших стен и я, и весь народ.
      Мы восхищались им. Когда же братья пали
      И против одного сражаться трое стали,
      Он бросился бежать, чтобы спастись от них.
      Старый Гораций
      И римляне его оставили в живых?
      Предателя они прикрыли преступленье?
      Камилла
      О, братья!
      Старый Гораций
      Не о всех печалиться тебе:
      Двух доблестных сынов завидую судьбе.
      Да будет лаврами покрыта их могила.
      Меня же слава их с утратой примирила.
      За верность добрую сынам дано моим
      Пока дышать могли, свободным видеть Рим,
      Лишь римскому царю, как должно, подчиненным,
      Но не чужим вождям и не чужим законам.
      Оплакивай того, кто горестным стыдом,
      Неискупаемым, покрыл наш гордый дом.
      Оплакивай позор Горациева рода:
      Нам не стереть его из памяти народа.
      Юлия
      Но что же должен был он сделать?
      Старый Гораций
      Умереть
      Иль в дерзновении предсмертном - одолеть.
      Он мог жестокое отсрочить пораженье,
      Беду отечества, - хоть на одно мгновенье,
      И смертью доблестной со славой павший сын
      Не опозорил бы родительских седин.
      Та кровь, что в час нужды не отдана отчизне,
      Позорное пятно на всей грядущей жизни,
      И каждый лишний миг, что он еще живет,
      Его и мой позор пред всеми выдает.
      Суровое мое решенье непреклонно:
      Старинным правом я воспользуюсь законно,
      Чтоб увидали все, как власть и гнев отца
      За трусость жалкую карают беглеца.
      Сабина
      Молю тебя, отец, во гневе благородном
      Несчастье общее не делай безысходным.
      Старый Гораций
      Да, сердцу твоему утешиться легко.
      Ведь ранено оно не слишком глубоко,
      И павшего на нас избегла ты проклятья:
      Судьбой пощажены и твой супруг, и братья.
      Мы - подданные, да, но града твоего,
      И муж твой предал нас, но братьям - торжество.
      И, видя славы их высокое сиянье,
      Стыду Горациев не даришь ты вниманья.
      Но так любим тобой преступный твой супруг,
      Что не избегнешь ты таких же слез и мук.
      Не думай страстными спасти его слезами.
      Еще до вечера - я в том клянусь богами
      Рука, рука моя, свершая приговор,
      И кровь его прольет, и смоет наш позор.
      Сабина
      Скорей за ним! Ведь он сейчас на все способен.
      Неужто лик судьбы всегда жесток и злобен?
      Зачем должны мы ждать лишь горя и тоски
      И вечно трепетать родительской руки?!
      ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Старый Гораций, Камилла
      Старый Гораций
      В защиту подлого твои напрасны речи.
      Пусть, от врага бежав, с отцом страшится встречи.
      Хоть жизнь ему мила, но он ее не спас,
      Когда не поспешил с отцовских скрыться глаз.
      Пускай жена его заботится об этом.
      Я ж небесами вновь клянусь пред целым светом...
      Камилла
      Смягчись, отец, смягчись! Ведь так неумолим
      Не будет к беглецу и побежденный Рим.
      Простит великий град и в самом тяжком горе
      Того, кто одолеть не смог в неравном споре.
      Старый Гораций
      Что мне до этого? Пусть римляне простят
      Заветы старины иное мне велят.
      Я знаю путь того, кто стал по праву славным:
      Непобежденный, он падет в бою неравном;
      И мужеская мощь, бесстрашна и тверда,
      Хоть сокрушенная, не сдастся никогда.
      Молчи. Я знать хочу, зачем пришел Валерий.
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Старый Гораций, Валерий, Камилла
      Валерий
      Отцу, скорбящему о тягостной потере,
      Царь утешенье шлет...
      Старый Гораций
      Не стоит продолжать,
      И незачем меня, Валерий, утешать.
      Двух сыновей война скосила слишком скоро,
      Но мертвые, они не ведают позора.
      Когда за родину дано погибнуть им,
      Я рад.
      Валерий
      Но третий сын - кому сравниться с ним?
      Ведь он - замена всем, как лучший между ними.
      Старый Гораций
      Зачем не сгинул он, а с ним и наше имя!
      Валерий
      Один лишь ты грозить решаешься ему.
      Старый Гораций
      И покарать его мне должно одному.
      Валерий
      За что? За мужество, достойное героя?
      Старый Гораций
      Какое мужество - бежать во время боя?
      Валерий
      За бегство ловкое - он славою покрыт.
      Старый Гораций
      Во мне еще сильней смущение и стыд.
      Поистине, пример, достойный удивленья:
      От боя уклонясь, достигнуть прославленья.
      Валерий
      Чего стыдишься ты, скажи мне наконец?
      Гордись! Ты нашего спасителя отец!
      Он торжество и власть принес родному граду,
      Какую можешь ты еще желать награду?
      Старый Гораций
      Что слышу от тебя? Где торжество и власть?
      Под руку недругов нам суждено подпасть!
      Валерий
      Об их победе речь странна и неуместна.
      Возможно ль, что тебе еще не все известно?
      Старый Гораций
      Я знаю - он бежал и предал край родной.
      Валерий
      Он предал бы его, на том закончив бой;
      Но бой не кончился, и вскоре все узрели,
      Что бегством он сумел достичь победной цели.
      Старый Гораций
      Как, торжествует Рим?
      Валерий
      Спеши теперь узнать,
      Что доблестного ты не вправе осуждать,
      Один вступил в борьбу с тремя. Но волей рока
      Он - невредим, а те - изранены жестоко.
      Слабее всех троих, но каждого сильней,
      Он с честью выскользнет из роковых сетей.
      И вот твой сын бежит, чтоб хитрость боевая
      Врагов запутала, в погоне разделяя.
      Они спешат за ним. Кто легче ранен, тот
      Преследует быстрей, а слабый отстает.
      Настигнуть беглеца все трое рвутся страстно,
      Но, разделенные, не действуют согласно.
      А он, заметивши, что хитрость удалась,
      Остановился вдруг: победы близок час.
      Вот подбежал твой зять. Объятый возмущеньем,
      Что враг стоит и ждет с надменным дерзновеньем,
      Наносит он удар, но тщетен гордый пыл:
      Ему, чтоб одолеть, уже не хватит сил.
      Альбанцы в трепете, беда грозит их дому.
      На помощь первому велят спешить второму.
      Изнемогает он в усильях роковых,
      Но видит, добежав, что брата нет в живых.
      Камилла
      Увы!
      Валерий
      Едва дыша, он павшего сменяет,
      Но вновь Горация победа осеняет.
      Без силы мужество не выиграет бой:
      За брата не воздав, уже сражен второй.
      От воплей небеса дрожат над полем брани:
      Те - в ужасе кричат, мы - в мощном ликованье.
      Увидел наш герой, что близко торжество,
      И гордой похвальбой приветствует его:
      "Я братьям тех двоих уже заклал для тризны,
      Последний же падет на алтаре отчизны,
      Свою победу Рим на этом утвердит",
      Сказал он - и уже к противнику летит.
      Сомнений больше нет: твой сын у самой цели.
      Тот, обескровленный, тащился еле-еле,
      На жертву, к алтарю влекомую, похож,
      Казалось, горло сам он подставлял под нож.
      И принимает смерть, почти не дав отпора.
      Отныне наша власть не вызывает спора.
      Старый Гораций
      О милый сын! О честь и слава наших дней,
      Оплот негаданный для родины своей!
      Достойный гражданин, достойный отпрыск рода,
      Краса своей страны и лучший сын народа!
      Хочу, обняв тебя, в объятьях задушить
      Ошибку, что меня успела ослепить!
      О, поскорее бы счастливыми слезами
      Омыть чело твое, венчанное богами!
      Валерий
      И ласкам и слезам ты скоро волю дашь:
      Сейчас его к тебе пришлет властитель наш.
      Молебствие богам и жертвоприношенье
      Мы завтра совершим по царскому решенью.
      Сегодня же за все, что благость их дала,
      Во храме им воздаст короткая хвала.
      Там царь, и с ним твой сын. Меня ж сюда послали
      Счастливым вестником и вестником печали.
      Но мало этого для милости царя:
      Он сам к тебе придет, за все благодаря.
      Чтоб должное воздать прославленному роду,
      Он сам придет сказать, что за свою свободу
      И торжество - тебе обязана страна.
      Старый Гораций
      Чрезмерна эта честь - меня слепит она.
      Твоими я уже вознагражден словами
      За все, свершенное моими сыновьями.
      Валерий
      Так мало римский царь не чтит больших заслуг.
      Твой сын его венец из вражьих вырвал рук,
      И вот - любая честь, по мненью властелина,
      Бледней заслуг отца и доблестного сына.
      Я ухожу. Но царь узнает от меня,
      Что ты, достойные обычаи храня,
      Готов ему служить и ревностно и верно.