Пьер Корнель
      Гораций
      Трагедия
      Перевод Н. Рыковой
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      Тулл, римский царь.
      Старый Гораций, благородный римлянин.
      Гораций, его сын.
      Куриаций, альбанский дворянин, возлюбленный Камиллы.
      Валерий, благородный римлянин, влюбленный в Камиллу.
      Сабина, жена Горация и сестра Куриация.
      Камилла, возлюбленная Куриация и сестра Горация.
      Юлия, благородная римлянка, наперсница Сабины и Камиллы.
      Флавиан, альбанский воин.
      Прокул, римский воин.
      Действие происходит в Риме,
      в одном из покоев дома Горация.
      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Сабина, Юлия
      Сабина
      Увы! Слабеет дух, и скорби я полна:
      Оправдана в таком несчастии она.
      Ведь нету мужества, которое без жалоб
      Под веяньем грозы подобной устояло б,
      И самый сильный дух, как бы он ни был строг,
      Непоколебленным остаться бы не смог.
      Измученной души не скроешь потрясенья;
      Но не хочу в слезах излить ее смятенье.
      Да, сердцу не унять глухой тоски своей,
      Но стойкость властвует: глаза покорны ей.
      Над женской слабостью поднявшись хоть немного,
      Мы жалобам предел наметим волей строгой.
      Довольно мужества обрел наш слабый пол,
      Когда мы слез не льем, сколь жребий ни тяжел.
      Юлия
      Довольно - для людей обыденных, быть может:
      В любой опасности их смертный страх тревожит.
      Но благородные не устают сердца
      И сомневаясь - ждать успешного конца.
      Противники сошлись у городской твердыни,
      Но поражения не ведал Рим доныне.
      О нет, мы за него страшиться не должны
      К победе он готов, готовый для войны.
      Ты ныне римлянка, отбрось же страх напрасный,
      На доблесть римскую живя надеждой страстной.
      Сабина
      Гораций - римлянин. Увы, обычай прав.
      Я стала римлянкой, его женою став.
      Но мне б супружество жестоким рабством было,
      Когда бы в Риме я о родине забыла.
      О Альба, где очам блеснул впервые свет!
      Как нежно я ее любила с детских лет!
      Теперь мы с ней в войне, и тяжки наши беды;
      Но для меня разгром не тяжелей победы.
      Пусть на тебя, о Рим, восстанет вражий меч,
      Который ненависть во мне бы смог зажечь!
      Но рать альбанская с твоей сразится ратью,
      В одной из них мой муж, в другой родные братья,
      Посмею ли богам бессмертным докучать,
      Преступно их моля тебе победу дать?
      Я знаю: молода еще твоя держава,
      И укрепит ее воинственная слава,
      И ей высокий рок переступить велел
      Латинской вотчины завещанный предел.
      Судили боги нам: господство над вселенной
      Ты утвердишь войной и доблестью военной,
      И не скорбя, что твой богам послушный пыл
      Тебя на гордый путь отныне устремил,
      Хотела б видеться, что вот непобедима
      За Пиренеями и власть и сила Рима.
      Пускай до Азии дойдут твои полки,
      Пускай увидит Рейн их славные значки,
      И скал Геракловых поставь предел походам
      Но город пощади, откуда Ромул родом:
      Ты семени его царей обязан, Рим,
      И мощью стен своих, и именем своим.
      Рожденный Альбою, ужель не понимаешь,
      Что в сердце матери ты острый меч вонзаешь?
      Иди в чужой земле разить и побеждать,
      И счастью сыновей возрадуется мать;
      И если ты ее не оскорбишь враждою,
      Она тебя поймет родительской душою.
      Юлия
      Мне странной кажется такая речь: с тех пор
      Как с Альбою возник у Рима грозный спор,
      О прежней родине ты вовсе не страдала,
      Как будто римлянам родной по крови стала.
      Ты ради милого в суровый этот час
      От близких и родных как будто отреклась,
      И я несу тебе такие утешенья,
      Как если б только Рим сейчас имел значенье.
      Сабина
      Покуда слишком мал в сраженьях был урон,
      Чтоб гибелью грозить одной из двух сторон,
      Пока еще на мир надежда оставалась,
      Я только римлянкой всегда себе казалась.
      Досаду легкую, что счастлив Рим в борьбе,
      Тотчас же подавить умела я в себе;
      И если иногда в игре судеб случайной
      Успехи родичей приветствовала тайно,
      То, разум обретя, печалилась потом,
      Что слава нас бежит и входит в отчий дом.
      Теперь же близок час, назначенный судьбою:
      Не Рим падет во прах, так Альбе стать рабою.
      И нету за чертой сражений и побед
      Преграды для одних, другим - надежды нет.
      В безжалостной вражде была бы я с родными,
      Когда бы в эти дни томилась лишь о Риме,
      Моля богов его прославить на войне
      Ценою крови той, что драгоценна мне.
      К чему стремится муж - меня тревожит мало:
      Я не была за Рим, за Альбу не стояла,
      Равно о них скорблю в борьбе последних дней:
      Но буду лишь за тех отныне, кто слабей.
      Когда же победят другие в ратном споре,
      От славы отвернусь и буду там, где горе.
      Среди жестоких бед, о сердце, уготовь
      Победе - ненависть, поверженным - любовь.
      Юлия
      Поистине, всегда среди такой напасти
      Несхожие кипят в несходных душах страсти!
      Подобный твоему Камилле чужд разлад.
      Твой брат - ее жених, а твой супруг - ей брат;
      С той ратью - связь сердец, а с этой - связь по дому,
      Задачу же она решила по-иному.
      Ты душу римлянки возвысила в себе,
      Ее ж - в сомнениях и внутренней борьбе
      Страшили каждый бой и стычка небольшая;
      Победы никому и славы не желая,
      Она печалилась о тех, кто потерпел,
      И вечная тоска была ее удел.
      Но вот, когда она услышала, что скоро
      Сраженье закипит, исход решая спора,
      Нечаянный восторг блеснул в ее очах...
      Сабина
      Столь резкий поворот во мне рождает страх!
      С Валерием она приветлива чрезмерно
      И брату моему теперь не будет верной;
      Всем, что поблизости, легко увлечена,
      О разлученном с ней не думает она.
      Но родственной любви простительны волненья
      Заботясь лишь о нем, страшусь ее решенья,
      Хоть истинных причин для опасений нет:
      Любовью ли играть в часы жестоких бед,
      Покорствовать мечтам изменчивым и праздным
      И душу отдавать неведомым соблазнам?
      Но быть, подобно ей, мы также не должны
      И слишком веселы и чересчур нежны.
      Юлия
      Мне тоже и темно и непонятно это,
      И на загадку я не нахожу ответа.
      Довольно стойкости - предвидеть близкий гром
      И ждать, чтоб он сразил, и не скорбеть о том.
      Но радость проявлять - кому тогда под силу?
      Сабина
      Взгляни - к нам добрый дух привел сюда Камиллу!
      Вы в дружбе: от тебя ей нечего таить,
      Ты убедишь ее свободно говорить.
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Камилла, Сабина, Юлия
      Сабина
      Останься с Юлией, Камилла. Не должна я
      Смущать вас, мрачностью унылой докучая.
      А душу, что больна от тысячи невзгод,
      К уединению печальному влечет.
      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
      Камилла, Юлия
      Камилла
      Меня зовут сюда для дружеской беседы!
      Да разве мне грозят не те же злые беды?
      Да разве ныне я, чей жребий так суров,
      Роняю меньше слез и меньше скорбных слов?
      Такой же страх несет моей душе мученье;
      Обоих лагерей мне горько пораженье,
      За честь своей страны мой друг падет в бою,
      А если победит, то победит мою!
      Одно лишь от меня жених получит милый:
      Не злую ненависть, так слезы над могилой.
      Юлия
      Увы! Сабине мы всю жалость отдадим;
      Возлюбленных - найдешь, супруг - незаменим.
      Прими Валерия, как милого встречая,
      И с Альбой связь твоя порвется роковая,
      Ты нашей целиком останешься тогда,
      И горем для тебя не станет их беда.
      Камилла
      Как за такой совет не брошу я укора?
      Сочувствуй горестям, не требуя позора.
      Хоть нету сил нести мне бремя мук моих,
      Я предпочту терпеть, чем стать достойной их.
      Юлия
      Как! Называешь ты разумное постыдным?
      Камилла
      А ты предательство считаешь безобидным?
      Юлия
      Когда пред нами враг - что может обязать?
      Камилла
      Мы клятвой связаны - ее не развязать.
      Юлия
      Скрывать пытаешься, - но стоит ли усилий?
      Ведь вы с Валерием еще вчера дружили
      И разговор такой друг с другом повели,
      Что в сердце у него надежды расцвели.
      Камилла
      Я с ним была нежна, как с самым лучшим другом,
      Не из любви к нему, не по его заслугам.
      Веселья моего причиной был другой.
      Послушай, Юлия, рассказ подробный мой.
      Мне Куриаций друг, жених пред целым светом,
      Я не хочу прослыть изменницей обетам.
      Когда сестру его Горацию вручил
      Счастливый Гименей, он тоже полюбил,
      И мой отец, к его влеченью благосклонный,
      Пообещал отдать ему Камиллу в жены.
      Тот день - не помню дня отрадней и мрачней,
      Два дома сочетав, поссорил двух царей.
      Зажег пожар войны и факел Гименея,
      Надежду пробудил и вмиг покончил с нею,
      Блаженство посулил и отнял в тот же час
      И, наш скрепив союз, врагами сделал нас.
      О, как же сердце нам терзали сожаленья!
      Какие небесам он посылал хуленья!
      И не было конца рыданиям моим:
      Ты видела сама, как я прощалась с ним.
      И с этих пор в душе, смятению подвластной,
      Надеждою на мир любовь пылала страстно,
      А слезы горькие струились из очей
      О женихе моем, о родине моей.
      И вот решила я под гнетом ожиданья
      Оракулов узнать святые предсказанья.
      Скажи мне, услыхав полученный ответ,
      Должна ли я еще терзаться или нет?
      Тот грек, вещающий на склонах Авентина,
      Какие жребии готовит нам судьбина,
      Его ль не одарил правдивой речью бог?
      Стихами этими блаженство не предрек:
      "Пускай назавтра Рим и Альба ждут иного:
      Врагам даруя мир, пробьет желанный час.
      Ты с Куриацием соединишься снова,
      Чтоб горькая судьба не разлучала вас".
      В душе рассеялась малейшая тревога,
      А прорицание сулило мне так много,
      Что большей радости, без меры, без конца,
      Счастливые, в любви не ведали сердца.
      С Валерием всегда мне тяжки были встречи;
      Но тут я слушала взволнованные речи,
      Докучные в устах того, кто нам не мил,
      Совсем не думая, кто их произносил.
      Валерий не ушел, презрением гонимый:
      Во всем вокруг меня мне чудился любимый,
      Все, что ни скажут мне, - любимый говорит,
      Что ни скажу сама - к любимому летит.
      Сегодня - грозный день последнего сраженья,
      Вчера я эту весть узнала без волненья,
      Затем что разум мой, как в самый сладкий сон,
      Был в мысли о любви и мире погружен.
      Но сладостный обман развеян этой ночью:
      Мне ужасы во сне предстали как воочью;
      Виденья - груды тел поверженных и кровь
      Веселье отняли и в страх повергли вновь.
      И кровь и мертвецы... Внезапно исчезая,
      Мелькали призраки - рассеянная стая,
      И лики без конца сменявшихся теней
      От этой смутности казались мне страшней.
      Юлия
      Но сны толкуются всегда в обратном смысле.
      Камилла
      Покой могу найти я только в этой мысли,
      И все же новый день, прогнавший злые сны,
      Не мирный день торжеств, а грозный день войны.
      Юлия
      Положит ей конец последнее сраженье.
      Камилла
      Болезни тягостней такое излеченье!
      Пусть Альба сражена, пускай повержен Рим
      Любимому, увы, уже не стать моим.
      Супругом никогда не будет у Камиллы
      Ни победитель наш, ни пленник римской силы.
      Но кто сюда идет, но кто явился к нам?
      Ты, Куриаций, ты? Не верю я глазам!
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Куриаций, Камилла, Юлия
      Куриаций
      Не бойся: предстаю пред взорами Камиллы
      Ни победителем, ни жертвой римской силы.
      Не бойся: рук моих не сделали красней
      Ни гордых римлян кровь, ни тяжесть их цепей.
      Ведь были бы тебе равно невыносимы
      И победитель ваш, и жалкий пленник Рима.
      И вот, страшась теперь малейших перемен,
      Что принесли бы мне победу или плен...
      Камилла
      Довольно, милый друг. Теперь мне все понятно:
      От битвы ты бежал, как от судьбы превратной,
      И сердце, до конца предавшееся мне,
      Руке твоей не даст служить родной стране.
      Другие стали бы тебя хулить, наверно,
      Твою любовь сочтя безумной и чрезмерной,
      Но я, влюбленного не смея осудить,
      За этот знак любви сильней должна любить.
      Чем неоплатней долг перед страной родимой,
      Чем больше жертвуешь, тем ты верней любимой.
      Скажи, ты виделся уже с моим отцом?
      Скажи, он разрешил тебе войти в наш дом?
      Ведь он сильней семьи державу Рима любит
      И, Риму жертвуя, детей своих погубит!
      Боюсь, упрочено ли счастье наше? Как
      Ты принят был отцом - как зять иль смертный враг?
      Куриаций
      Во мне приветствовал он будущего зятя,
      Как родичу открыв отцовские объятья.
      Но не изменником предстал я перед ним,
      Чтоб осквернить ваш дом бесчестием своим.
      Как должно, до конца родному верен краю,
      Камиллу я люблю, но чести не мараю.
      Покуда шла война, я был среди своих
      И добрый гражданин, и любящий жених,
      Отчизну и любовь я сочетать стремился,
      Я о тебе мечтал, когда за Альбу бился.
      И я готов еще, покорствуя судьбе,
      Сражаться за нее, томиться по тебе.
      Да, сколь ни сладостно желаний страстных пламя|
      Не прекратись война, я был бы там, с войсками;
      Но, к счастью, это мир меня привел сюда,
      Чтоб нас соединить, Камилла, навсегда.
      Камилла
      О, как поверю я, что есть конец страданью?
      Юлия
      Камилла, ты должна поверить предсказанью.
      Но как же было нам даровано судьбой,
      Что мир принес тот час, который звал на бой?
      Куриаций
      Да, кто подумал бы? Уже, готовы к бою,
      Двух станов воины, равно горя враждою,
      Грозя очами, шли и ждали, что взметнет
      Их боевой призыв и устремит вперед,
      Когда альбанский вождь, не начиная дела,
      У вашего царя вниманья просит смело
      И, выйдя, говорит пред войском: "Что творим?
      И для чего должны с тобой мы биться, Рим?
      Пусть разум озарит наш дух, враждой смущенный,
      Соседи! Дочерей мы вам давали в жены,
      И мало ли теперь - союза нет тесней
      У вас племянников средь наших сыновей?
      Народ один двумя владеет городами,
      Зачем усобицы возникли между нами?
      Недолго ликовать тому, кто победит:
      Разгром соперника бедой ему грозит.
      Ведь наши недруги уже спешат по следу
      У победителя отнять его победу.
      Он им достанется, лишенный прежних сил
      И помощи от тех, кого он сокрушил.
      Пусть распри наши их не радуют. Пора нам
      Подняться против них, идя единым станом.
      Пускай утихнет спор, что превратить готов
      В преступных родичей столь доблестных бойцов.
      И если в эти дни слепая жажда власти
      Внушила вам и нам убийственные страсти,
      Пусть, кровью малых жертв легко утолена,
      Уже не разведет, а сблизит нас она.
      Назначить надо нам на поединок славный
      Борцов за честь страны и блеск ее державный.
      Их смертная борьба решит судьбу сторон,
      И подчинятся те, кто будет побежден;
      Но войску доблестных пускай в исходе боя
      Не рабство предстоит, а подданство простое:
      Без унижения они идти должны
      За победителем в суровый час войны.
      Да будут общими - держава, рать и знамя!
      Он смолк - и вот конец раздора между нами.
      И каждый рад узнать: то не, враги стоят
      В рядах сомкнувшихся, - то шурин, друг и брат.
      И странно каждому - его ли это руки
      Друзьям и родичам сулили смерть и муки?
      И всех о битве мысль ужасная гнетет,
      И мирный все уже приветствуют исход.
      Желанным каждому явилось предложенье,
      И принято теперь согласное решенье:
      По трое с двух сторон сразятся за своих,
      Вожди верховные должны назначить их.
      Ваш царь пошел в сенат, наш вождь к себе в палатку.
      Камилла
      О, как речам таким душа внимает сладко!
      Куриаций
      Теперь должно пройти не боле двух часов
      Решит судьбу племен судьба шести бойцов.
      Пока же - полная свобода допустима.
      Рим - в нашем лагере, а наши - в сердце Рима;
      И все, стремясь забыть о распрях поскорей,
      Спешат увидеть вновь родных или друзей.
      Меня ж моя любовь сюда влечет, Камилла,
      В твой дом она вошла и сразу победила:
      Отец твой обещал недавнему врагу,
      Что завтра я тебя женой назвать смогу.
      Тебе не тягостно отцовское желанье?
      Камилла
      Для дочери закон извечный - послушанье.
      Куриаций
      Иди же выслушать родительский приказ,
      Чтоб стал еще светлей счастливый этот час.
      Камилла
      Да, я иду с тобой: пускай родные братья
      Мне тоже подтвердят, что снято с нас проклятье.
      Юлия
      Ступайте же к отцу, а я пойду во храм
      Смиренную хвалу воздать за вас богам.
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Гораций, Куриаций
      Куриаций
      Конечно, гордый Рим в ином не сыщет месте
      Сынов, которые такой достойны чести.
      Три брата избраны, что доблестней других,
      И ныне в вас обрел он трех бойцов своих.
      Дерзает славный Рим, своей судьбой влекомый,
      Один лишь дом его встает на наши домы.
      Вся доблесть римская досталась вам сейчас,
      И Альбе кажется - нет римлян, кроме вас.
      Могли бы три семьи гордиться величаво,
      Увенчаны в веках непреходящей славой,
      Но лишь одной семье - торжественная честь,
      Что ныне трем могла бессмертие принесть.
      А если мне дано и страстью и судьбою,
      К вам в дом введя сестру, от вас уйти с женою,
      Все, что связало нас и что должно связать,
      За родичей меня заставит ликовать,
      Но радости порыв неполон и непрочен;
      Иными судьбами я горько озабочен:
      Вы так прославлены все трое на войне,
      Что в этот грозный час за Альбу страшно мне,
      Раз вы идете в бой, победы ей не будет.
      Вас отмечает рок и счастье вам присудит,
      И вот, предчувствуя, сколь приговор суров,
      Я данником себя уже считать готов.
      Гораций
      За Альбу не страшась, жалеть о Риме надо:
      Из римлян лучшие обойдены наградой.
      Так много доблестных мечтали об одном,
      Но худо выбрал Рим в пристрастье роковом.
      Есть тысячи средь нас достойнейших, которых
      Верней он мог избрать защитой в ратных спорах,
      Но, пусть мне даже смерть назначена в бою,
      Я, полный гордости, хвалю судьбу свою.
      Уверенность во мне отныне тверже стала,
      И доблесть малая дерзнет свершить немало.
      И что бы ни судил неотвратимый рок,
      Я б данником себя сейчас признать не мог.
      Я должен, выбором отмеченный нежданным,
      Победу одержать иль пасть на поле бранном.
      А чтоб верней достичь победного венца,
      Не думай ни о чем и бейся до конца.
      Нет, не увидит Рим хозяев над собою,
      Покуда я не пал поверженный судьбою!
      Куриаций
      Увы! Меня ль тогда не следует жалеть?
      Что нужно родине, то дружбе не стерпеть.
      Вы одолеете - позор моей отчизне;
      Она прославится - ценою ваших жизней.
      Ведь всех ее надежд свершеньем стать бы мог
      Лишь горький ваш конец, последний тяжкий вздох!
      О, как мне избежать смертельного разлада,
      Когда и тут и там скорбеть и плакать надо,
      Когда и тут и там стремленья не вольны!
      Гораций
      Что? Сожалеть о том, кто пал за честь страны?
      Удел высоких душ - такой кончины слава,
      И горевать о них мы не имеем права.
      И я бы смерть в бою, приняв, благословлял,
      Когда бы меньше Рим от этого терял.
      Куриаций
      Но близких и друзей пойми же опасенья,
      Сейчас они одни достойны сожаленья:
      Вам - слава навсегда, им - горестные дни,
      Вас обессмертит то, о чем скорбят они.
      А от потерь таких не заживает рана.
      Но вижу я, ко мне прислали Флавиана.
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Гораций, Куриаций, Флавиан
      Куриаций
      Что ж, Альба выбрала защитников своих?
      Флавиан
      Несу об этом весть.
      Куриаций
      Так назови же их.
      Флавиан
      Ты с братьями.
      Куриаций
      Кто?
      Флавиан
      Три навеки славных брата!
      Но взгляд твой сумрачен и губы крепко сжаты...
      Ты недоволен?
      Куриаций
      Нет; меня смутила весть.
      С моей ничтожностью несоразмерна честь.
      Флавиан
      Так что ж, диктатору я принесу известье
      О том, что мало ты польщен высокой честью!
      Я мрачности твоей холодной не пойму.
      Куриаций
      Ни дружба, ни любовь - ты передашь ему
      Трем Куриациям не помешают боле
      На трех Горациев с мечами выйти в поле.
      Флавиан
      На них? Сказал мне все ответ короткий твой.
      Куриаций
      Вождю его неси и нас не беспокой.
      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
      Гораций, Куриаций
      Куриаций
      Пускай же небеса, земля и силы ада
      На нас обрушатся отныне без пощады,
      Пусть люди, божества, и рок, и самый ад
      Неотвратимым нас ударом поразят.
      Пускай мы в эти дни добычей легкой будем
      И року, и богам, и демонам, и людям,
      Пускай же счета нет и бедам и скорбям
      Всего страшнее честь, оказанная нам.
      Гораций
      Судьбою нам дано высокое заданье,
      И твердость наших душ взята на испытанье.
      А беды эти рок поставил на пути,
      Чтоб меру доблести могли мы превзойти.
      В нас необычные провидя мощь и волю,
      Нам необычную он предназначил долю.
      Сражаться за своих и выходить на бой,
      Когда твой смертный враг тебе совсем чужой,
      Конечно, мужество, но мужество простое;
      Нетрудно для него у нас найти героя:
      Ведь за отечество так сладко умереть,
      Что все конец такой согласны претерпеть.
      Но смерть нести врагу за честь родного края,
      В сопернике своем себя же узнавая,
      Когда защитником противной стороны
      Жених родной сестры, любимый брат жены,
      И в бой идти скорбя, но восставая все же
      На кровь, которая была своей дороже,
      Такая доблесть нам недаром суждена:
      Немногих обретет завистников она.
      И мало есть людей, которые по праву
      Столь совершенную искать могли бы славу.
      Куриаций
      Да, нашим именам вовек не отблистать,
      И этот дар судьбы не должно отвергать.
      Геройства редкого мы возжигаем светы,
      Но в твердости твоей есть варварства приметы.
      Кто б, самый доблестный, возликовал о том,
      Что к славе он идет столь роковым путем?
      Бессмертье сладостно в дыму ее чудесном,
      Но я бы предпочел остаться неизвестным.
      Во мне, ты видеть мог, сомнений также нет:
      Не колебался я, когда давал ответ.
      Ни дружба, ни родство, ни даже голос страсти
      Ни в чем меня своей не подчинили власти.
      Мне выбор показал, что Альбою ценим
      Не меньше я, чем вас надменный ценит Рим.
      Я буду ей служить, как ты - своей отчизне;
      Я тверд, но не могу забыть любви и жизни.
      Твой долг, я знаю, в том, чтоб жизнь мою пресечь,
      А мой вонзить в тебя неумолимый меч.
      Готов жених сестры убить, как должен, брата
      Во имя родины, но сердце скорбью сжато.
      Исполнить страшный долг во мне достанет сил,
      Но сердцу тягостно, и свет ему не мил.
      Жалею сам себя, и думать мне завидно
      О тех, что смерть в бою прияли непостыдно,
      Но если бы дано мне было выбирать,
      Я, скорбной честью горд, не стал бы отступать,
      Мне дружбы нашей жаль, хоть радует награда.
      А если большего величья Риму надо,
      То я не римлянин, и потому во мне
      Все человечное угасло не вполне.
      Гораций
      Хоть ты не римлянин, но будь достойным Рима:
      Пускай увидят все, что в стойкости равны мы.
      Суровым мужеством я неизменно горд,
      И требует оно, чтоб сердцем был я тверд.
      Нельзя готовому для подвига герою,
      Вступив на славный путь, назад глядеть с тоскою.
      Постигла нас теперь горчайшая из бед,
      Все это вижу я, но страха в сердце нет.
      Кого бы ни сразить за град родной и землю,
      Я с радостью слепой такую честь приемлю,
      И, если дан тебе почетнейший приказ,
      Все чувства прочие да сгинут в тот же час;
      А тот, кто об ином раздумывает долго,
      Не слишком ревностно идет путями долга.
      Ничто в священный час не может нас связать;
      Вот Рим избрал меня, - о чем же размышлять?
      Я, муж твоей сестры, теперь иду на брата,
      Но гордой радостью душа моя объята.
      Закончим разговор бесцельный и пустой:
      Избранник Альбы, ты - отныне мне чужой.
      Куриаций
      А мне ты все же свой, - тем горше я страдаю,
      Но мрачной доблести твоей не принимаю.
      Как в наших бедствиях, достигнут в ней предел,
      Я чту ее, но все ж она - не мой удел.
      Гораций
      Да, мужества искать не стоит против воли.
      Когда отраднее тебе стенать от боли,
      Что ж, облегчать ее ты можешь без стыда.
      Вот и сестра моя рыдать идет сюда.
      К Сабине мне пора - внушить супруге милой,
      Чтоб запаслась она и твердостью и силой,
      Чтоб не кляла тебя, коль я паду в борьбе,
      И чувства римские хранила бы в себе.
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Камилла, Гораций, Куриаций
      Гораций
      Сестра, ты знаешь ли? Высокое заданье
      Жених твой получил.
      Камилла
      О, новые терзанья!
      Гораций
      Достойной воина яви себя сестрой,
      И, если я умру, сражен его рукой,
      Ты жениха встречай не как убийцу брата,
      Как мужа честного, что долг исполнил свято,
      Что, родину свою столь доблестно любя,
      Для всех героем стал и заслужил тебя.
      И счастья вашего я, мертвый, не разрушу.
      Но если из него мой меч исторгнет душу,
      Победному венцу ты должное воздай,
      За гибель милого меня не упрекай.
      Ты плачешь, грудь твою тоска сжимает властно;
      Поддайся слабости, кляни в тревоге страстной
      Богов, людей и рок, но, овладев собой,
      О павшем не тужи, когда решится бой.
      (Куриацию.)
      Останься с ней на миг, чтобы со мною вместе
      Идти затем на зов неумолимой чести.
      ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
      Куриаций, Камилла
      Камилла
      Любимый, эта честь ужель тебе нужна
      И счастья нашего ужель ценней она?
      Куриаций
      Чем бой ни кончится, но я умру, сраженный
      Рукой Горация иль горем сокрушенный.
      Как будто бы на казнь, иду на подвиг я,
      И ненавистна мне - увы! - судьба моя.
      Я то в себе кляну, что родина почтила.
      До преступления доходит страсти сила:
      Богов она винит, вступая в спор с судьбой.
      Тебя мне жаль, себя, - но я иду на бой.
      Камилла
      Нет, удержать тебя должны мои рыданья!
      А власть моя - ужель тебе не оправданье?
      И прежней доблести достаточно твоей:
      Ведь Альбе отдал ты все то, что должен ей.
      Кто был в опасный час ей лучшею подмогой?
      Никто у нас бойцов не истребил так много.
      Славнее стать нельзя. Могуч, непобедим,
      Доволен будь и дай прославиться другим.
      Куриаций
      Чтоб в этот день другой победоносный воин
      Венчался лаврами, которых я достоин?
      Чтоб я услышать мог от родины моей,
      Что вот, не выйдя в бой, победы не дал ей?
      И чтоб, не одолев любовную истому,
      Свершитель гордых дел пришел к стыду такому?
      Нет, Альба, связана со мной судьба твоя:
      Падешь иль победишь - виновник буду я.
      Меня почтила ты - тебе воздам я скоро:
      Вернусь - так без стыда, погибну - без позора.
      Камилла
      Ужель не видишь ты, что изменяешь мне?
      Куриаций
      Пусть верен я любви - еще верней стране.
      Камилла
      На брата своего ты поднимаешь руку;
      Он муж твоей сестры!
      Куриаций
      Мы примем нашу муку.
      Вся нежность отнята - о, жребий наш суров!
      У слов: сестра и брат, когда-то нежных слов.
      Камилла
      Жестокий! Думаешь, Камиллы сердце радо
      За голову его тебе служить наградой?
      Куриаций
      Отныне должен я об этом позабыть.
      Надежду отметя, я обречен любить.
      Ты плачешь?
      Камилла
      Ах, слезам противиться нет сил!
      Ведь гибели моей бездушно хочет милый,
      И брачный факел наш, едва он был зажжен,
      Меня ввергая в ночь, жестоко тушит он;
      В упорной слепоте свою невесту губит
      И в грудь вонзает нож, еще твердя, что любит.
      Куриаций
      Слезам возлюбленной легко осилить нас;
      Неотразим сквозь них огонь прекрасных глаз!
      Над сердцем в этот миг так властны сожаленья,
      И твердость восстает без воодушевленья.
      Не сокрушай, молю, страданием своим
      Мой дух. Пускай оно умолкнет перед ним.