Когда Вэн был с Джанин, Пол всегда оказывался рядом. Если Пол являлся типичным представителем мужчин, Вэн не стал бы гордиться тем, что сам мужчина. — Я бывал в золотых много раз, — еще раз похвастал он, — из-за книг и фруктоягод или просто наблюдал за их поведением. Они такие забавные! Но не такие уж глупые. Я знаю, как пройти безопасно. Один человек может. Возможно, двое. Но если мы пойдем все, они нас обязательно увидят.
      —  И что тогда? — спросила Ларви.
      Вэн пожал плечами. Он не знал, что ответить на вопрос, помнил только, как этого боялся отец.
      —  Они не интересные, — вдруг сказал он, сам не понимая, что противоречит себе.
      Джанин бросила пустую кожицу фруктоягоды к основанию куста и облизала пальцы.
      —  Вы задаете несущественные вопросы, — вздохнула она. — Вэн, куда доходят эти Древние?
      — До края золотых — всегда. Иногда — в голубые коридоры или зеленые.
      — Если они любят фруктоягоды и ты знаешь место, куда они за ними приходят, почему бы там не установить камеру? Мы бы их увидели. А они нас нет.
      —  Конечно! — торжествующе ответил Вэн. — Видишь, Ларви, совсем не обязательно ходить туда! Джанин права. Только... — он заколебался... — а что такое камера?
      По дороге Ларви пришлось подбадривать себя на каждом перекрестке, она не могла удержаться и со страхом заглядывала во все коридоры. Но они ничего не слышали и не видели никаких движений. Было тихо, как на Пищевой фабрике, когда они впервые вошли в нее, и так же необычно, вернее, гораздо необычнее. Полосы света на стенах, маленькие оазисы растительности вдоль стен и прежде всего — ужасающая мысль, что где-то совсем рядом находятся живые хичи.
      Когда они установили камеру в том месте, где встречаются хичи, то есть на пересечении зеленого, синего и золотого коридоров, Вэн потребовал уйти оттуда и повел своих спутников в комнату Мертвецов. Это была единственная возможность по радио связаться с миром. Даже если этот мир представляет старый Питер, беспокойно расхаживающий по Пищевой фабрике. Если это им не удастся, поняла Ларви, тут вообще нечего делать. Придется вернуться на корабль и отправиться домой. Не имело смысла исследовать станцию хичи, когда не можешь сообщить о результатах.
      Храбрость Вэна увеличивалась пропорционально расстоянию, отделявшему их от Древних. Он провел их вначале по зеленым коридорам, потом по нескольким уровням голубых и подвел к широкой синей двери.
      — Посмотрим, правильно ли она работает, — важно проговорил он и ступил на широкую металлическую полоску перед дверью. Дверь недолго поколебалась, затем как будто вздохнула и со скрипом открылась. Вэн, довольный, ввел всех внутрь.
      Помещение, казалось, принадлежит людям. Хотя и выглядело несколько странным. Пахло в нем человеком. Несомненно, благодаря Вэну, который провел здесь немало часов за свою короткую жизнь.
      Ларви взяла у Пола одну из микрокамер, установила у себя на плече и включила. Прибор начал фиксировать все, что происходило в восьмиугольном помещении с тремя вилообразными сиденьями хичи, два из которых были варварски разбиты. Здесь же находилась и грязная стена с приборами, понятными только хозяевам станции. На незнакомой панели управления мерцали многочисленные разноцветные огоньки. За стеной изредка слышалось пощелкивание и едва различимое гудение. Вэн взмахом указал на стену.
      — Здесь живут Мертвецы. Если «живут» правильное слово, — добавил он и рассмеялся.
      Ларви направила камеру на сиденья и узловатые кнопки перед ними, потом на какой-то механизм у загаженной стены. Он имел металлический панцирь и много отростков, которые безжизненно свисали вниз. Высотой механизм был по грудь, стоял на расплющенных цилиндрах и, очевидно, мог передвигаться.
      —  Что это, Вэн? — поинтересовалась Ларви.
      —  Этим меня иногда ловят Мертвецы, — ответил мальчик. — Не часто. Эта штука очень старая и ненадежная. Если ломается, то чинит себя целую вечность.
      Пол осторожно осмотрел машину и на всякий случай отодвинулся от нее.
      —  Включи своих друзей, Вэн, — попросил он.
      —  Пожалуйста. Это нетрудно, — по-хозяйски ответил Вэн. — Смотрите внимательно, и вы поймете, как это делается. — Он привычно сел на целое сиденье и посмотрел на приборы. — Вызову Крошечного Джима, — вслух сообщил Вэн и принялся нажимать на кнопки. Огоньки на грязной стене замигали и поплыли, и только тогда мальчик обратился к одному из Мертвецов: — Просыпайся, Крошечный Джим. К тебе кое-кто пришел.
      Но Мертвец не откликнулся на зов. Вэн нахмурился, оглянулся через плечо и еще раз приказал:
      —  Крошечный Джим! Отвечай немедленно! — Когда он в сердцах плюнул на стену, Ларви поняла происхождение многочисленных грязных пятен на ней, но ничего не сказала.
      Наконец усталый голос над их головами произнес:
      —  Здравствуй, Вэн.
      — Так-то лучше, — торжествующе улыбаясь, проговорил Вэн и победно взглянул на своих гостей. — Послушай, Крошечный Джим! Расскажи моим друзьям что-нибудь интересное или я снова плюну на тебя.
      — Я бы хотел, чтобы ты проявлял больше уважения по отношению ко мне, — со вздохом ответил голос и продолжил: — Ну хорошо. Посмотрим, чем тебя можно развлечь. На девятой планете звезды Саиф существует древняя цивилизация. Правит там класс уборщиков дерьма. Власть свою они проявляют очень своеобразно, убирая экскременты только из домов честных, предприимчивых, умных и вовремя платящих налоги граждан. Во время их главного праздника, который они называют праздник святого Гаутамы, самая младшая девушка каждой семьи купается в подсолнечном масле, берет в зубы лесной орех и ритуально...
      —  Крошечный Джим, — бесцеремонно прервал его Вэн, — ты рассказываешь правду?
      —  В некотором смысле, — после короткой паузы угрюмо ответил Крошечный Джим.
      — Ты идиот, — оскорбил Вэн Мертвеца, — и мне стыдно перед моими друзьями. Обрати внимание, Крошечный Джим. Здесь Дорема Хертер-Холл, которую ты можешь называть Ларви, и ее сестра Джанин Хертер. И Пол. Поздоровайся с ними.
      Последовала еще одна, на этот раз долгая пауза.
      —  Здесь есть еще живые люди? — с сомнением спросил голос.
      —  Я ведь тебе только что сказал!
      —  Прощай, Вэн! — печально произнес голос. После этого Крохотный Джим больше не отзывался, как бы громко ни приказывал Вэн и как бы яростно он ни плевал на стену.
      —  Боже! — проворчал Пол. — Он всегда такой?
      — Нет, не всегда, — с досадой ответил Вэн. — Но бывает и хуже. Может, попробовать кого-нибудь другого?
      — А они лучше?
      —  Нет, — признался Вэн. — Крошечный Джим лучше всех.
      Пол в отчаянии закрыл глаза, потом многозначительно посмотрел на Ларви.
      —  Как глупо, — пробормотал он. — Знаешь, что я думаю? Я начинаю понимать, что твой отец был прав. Нам нужно было оставаться на Пищевой фабрике.
      — Но мы там не остались, — глубоко вздохнув, ответила Ларви. — Мы здесь. Подождем сорок восемь часов, а потом... потом будем решать, что делать дальше.
      Сорока восьми часов еще не прошло, а Ларви с Полом уже приняли решение остаться. По крайней мере на время. Слишком многое обнаружили они на Небе хичи, чтобы отказываться от исследования станции.
      Прежде всего их побудило к этому то, что они связались с Питером по радио-быстрее-света. В самом начале никто не подумал спросить у Вэна: если он с Пищевой фабрики может связаться с Небом хичи, то действует ли связь в противоположном направлении? Оказывается, Вэн никогда не пробовал. Ему просто не нужно было — на фабрике никто не ответил бы ему.
      Ларви с Джанин отправились на корабль за пищей и некоторыми необходимыми принадлежностями. По пути они, как могли, уговаривали друг друга, что все будет хорошо, и тем не менее обе испытывали похожие чувства: беспокойство за отца и страх за свое будущее. Но вернувшись, они увидели гордого Пола и торжествующего Вэна. В отсутствие женщин, те установили связь с Пищевой фабрикой.
      —  Как он? — сразу спросила Ларви.
      — Ты об отце? Все в порядке, — ответил Пол. — Правда, ворчит как всегда. На корабль пришел миллион сообщений. Пейтер пропустил их через ускоренное воспроизведение, а я записал. Нам потребуется не меньше недели, чтобы все прослушать. — Пол порылся в том, что принесли Ларви с Джанин, и вытащил оттуда нужные приборы. Затем он присоединил цифровой передатчик изображений, чтобы использовать радио-быстрее-света, которое до сих пор передавало лишь голоса. — Мы сможем передавать только отдельные кадры, — пояснил он. — Но если мы тут задержимся, возможно, я установлю ускоренную передачу. А пока что у нас есть голос и... да, старик велел вас поцеловать.
      —  Значит, мы остаемся, — сказала Джанин.
      — Тогда нам нужно еще кое-что перенести с корабля, — подхватила ее старшая сестра. — Вэн, где мы будем спать?
      Пока Пол возился с передатчиком, Вэн и женщины переносили самые необходимые вещи в комнаты, которые располагались в районе красных коридоров.
      Вэн гордо показывал гостям свои владения. Там оказались и койки, гораздо большие, чем в корабле. Они были настолько большие, что на них мог устроиться даже Пол. Правда, для этого ему пришлось сгибать ноги.
      Был здесь и туалет, не очень похожий на человеческий, хотя небольшое отверстие в полу, над которым приходится орлом сидеть на корточках, отдаленно напоминало туалеты в Восточной Европе.
      Ко всеобщей радости было в этих комнатах даже место для купания — нечто среднее между ванной и неглубоким плавательным бассейном. Со стены стекала вода — то ли душ, то ли небольшой водопад. Когда кто-то входил в бассейн, он наполнялся тепловатой водой.
      После ванны все стали пахнуть значительно лучше. Особенно часто мылся Вэн — иногда он начинал раздеваться, когда у него на шее еще не просохли капли от предыдущего купания. Крошечный Джим когда-то рассказывал ему, что регулярные купания — привычка цивилизованных культурных людей. К тому же Вэн заметил, что Джанин делает это не меньше двух раз в день. По этому поводу Ларви со смехом вспоминала, как трудно было загнать Джанин в ванну на долгом пути от Земли до Пищевой фабрики.
      Как опытный пилот и, следовательно, капитан, Ларви возглавляла экспедицию. Она назначила Пола главным связистом. С помощью Вэна он должен был также общаться с Мертвецами. Джанин она отвела различные хозяйственные заботы, вроде стирки одежды в теплой воде. Помогали ей в этом сама Ларви и Вэн.
      Вэну капитан поручила слежение за Древними, получение материалов, добытых с помощью камер, и передачу их через Пейтера на Землю. Обычно Вэна сопровождала Джанин. Когда кто-то еще был свободен, за молодыми людьми присматривали, но это случалось редко.
      Джанин не возражала против подобного мягкого контроля. Она еще не миновала стадию возбуждения от одного присутствия Вэна и не слишком торопилась переходить к следующей стадии — кроме тех случаев, когда он до нее Дотрагивался или когда она видела, как он на нее смотрит. Иногда Джанин замечала, как вздувается на Вэне юбочка. Но даже в этом случае фантазии и мечты заменяли ей следующую стадию, по крайней мере на время. Джанин играла с Мертвецами, жевала фруктоягоды, выполняла свою долю работы и ждала, когда еще немного подрастет.
      Ларви не была против, если младшая сестра большую часть времени бездельничала и развлекалась. Она сама позаботилась так распределить поручения, чтобы они нравились исполнителям. Капитану же досталось скучное чтение посланий с далекой Земли и ежедневное выслушивание упреков и уговоров Пейтера.
      Связь оказалась не слишком надежной. Ларви не очень ценила корабельную Веру, пока та была у нее под рукой. Сейчас она не могла приказать передавать в первую очередь самые важные сообщения, потому что не было компьютера для их оценки. Приходилось перенапрягать собственную голову. Послания приходили в беспорядке, и когда Ларви отвечала на них для дальнейшей передачи на Землю, у нее не было полной уверенности, что они дойдут.
      Мертвецы, по-видимому, были лишь записью воспоминаний погибших пилотов. Они могли вступать в контакт, но в ограниченных пределах. Их цепи оказались спутаны, так как эти записи пытались использовать для целей, к которым они не предназначались. Например, для связи с Пищевой фабрикой. Правда, непонятно было, для чего все-таки они были уготовлены? И главное — кем?
      Вэн хвастал и красовался как эксперт, а затем признался, что Мертвецы больше не делают того, что делали раньше. Иногда он вызывал Крошечного Джима, а отвечала Генриетта или даже бывший преподаватель английской литературы по имени Уиллард. А однажды Вэн услышал голос, дрожащий и шепчущий, говорящий на пределе слышимости, который раньше никогда не проявлялся.
      — Иди в золотой коридор, — хныкала Генриетта, и без всякой паузы в разговор вступал тенор Крошечного Джима:
      — Они убьют тебя. Они не любят потерпевших крушение!
      Это пугало. Особенно потому, что Вэн утверждал, будто Крошечный Джим раньше был самым разумным и отзывчивым из Мертвецов.
      Ларви удивлялась, что не очень боится предостережений и угроз Мертвецов, но вокруг было столько поводов для страха и беспокойства, что она вскоре привыкла. Ее «цепи» тоже оказались спутанными. Как, собственно, и послания с Земли от Нижней Веры. Всего за пять минут ускоренной передачи Пол записывал их на четырнадцать часов. Там были бесчисленные приказы вроде: «Сообщите все данные приборов челночного корабля». «Добудьте образцы тканей Древних». «Заморозьте и сохраните плоды, листья и ветви фруктоягод». «Проявляйте крайнюю осторожность». Затем полдесятка различных сообщений от Пейтера, что он мучается от одиночества, плохо себя чувствует — он не получает должной медицинской помощи, потому что они забрали биоанализатор. Пейтеру все время досаждают безапелляционные распоряжениях Земли.
      Далее шли информационные сообщения с Земли о том, что их первые сообщения получены, проанализированы и интерпретированы, и теперь последовали бесконечные предложения исследовательских программ, по которым они должны были работать. Им предлагалось расспросить Генриетту относительно упоминаемых ею космологических феноменов — корабельную Веру они привели в крайнее возбуждение, а Нижняя Вера не могла общаться в реальном времени, Пейтер же недостаточно знает астрофизику, поэтому все придется решать им, и только им. Им следовало расспросить всех Мертвецов, что они помнят о Вратах и своих полетах — если они, конечно, что-то помнят. Надо было попытаться установить, каким образом живые старатели превратились в компьютерные программы. Они были должны... они должны все! И немедленно. И почти все, что от них требовали, выполнить было невозможно, вроде взятия образцов живых тканей хичи. Вот уж поистине бред! Когда же сообщение оказывалось простым и ясным или личным, Ларви воспринимала его как сокровище.
      Иногда случались сюрпризы. Среди писем от кумиров Джанин и повторных мольб отыскать какие-нибудь свидетельства о корабле Триш Боувер было и личное письмо Ларви от Робинетта Броудхеда.
      «Дорема, я знаю, что вы в трудном положении, — писал он. — С самого начала ваш полет представлялся чрезвычайно важным и очень рискованным, а теперь все это возросло в миллион раз. Я надеюсь, что вы со всем справитесь. У меня нет власти, чтобы отменить приказы Корпорации «Врата». Я не могу изменить ваши цели, но я хочу, чтобы вы знали: я на вашей стороне. Узнавайте, что можете. Старайтесь не попадать в такое положение, из которого нет выхода. А я сделаю все возможное, чтобы вы были вознаграждены справедливо и щедро. Я это пишу абсолютно серьезно, Ларви. Даю вам слово».
      Послание выглядело странным и удивительно трогательным. Ларви показалось поразительным, что Броудхед знает ее прозвище. Они не были близко знакомы. Когда решался вопрос о подборе экипажа для полета на Пищевую фабрику, они несколько раз встречались с Броудхедом. Но это были отношения монарха и подданного, и никаких дружеских связей при этом не возникало. Да и не очень он ей тогда понравился. Откровенный и достаточно дружелюбный, высокопоставленный миллионер с небрежными манерами, но аккуратно считающий каждый доллар, вложенный в предприятие, и внимательно следящий за любыми изменениями в проектах, которые он финансирует. Ей не нравилось быть наемником у своенравного финансового воротилы.
      Ларви не могла избавиться от легкого предубеждения. Она слышала о Робинетте Броудхеде задолго до того, как он начал играть заметную роль в ее жизни. Когда Ларви сама была старателем, ей пришлось участвовать в полете с пожилой женщиной, которая некогда летала с Джель-Кларой Мойнлин. От этой женщины Ларви узнала историю последнего полета Броудхеда, того самого, который сделал его мультимиллионером. В этом полете было нечто сомнительное. Девять его участников погибли при самых загадочных обстоятельствах. Единственным выжившим оказался Броудхед. А одна из погибших — Клара Мойнлин — была в любовных отношениях с Робинеттом Броудхедом. Возможно, личный опыт Ларви, опыт участия в полете, большая часть экипажа которого погибла, окрашивал ее чувства в такие мрачные тона. И она ничего не могла с этим поделать.
      Любопытно, что слово «погибли» не совсем применимо к жертвам этого полета. Клара Мойнлин и все остальные члены экспедиции были захвачены черной дырой. Возможно, они по-прежнему живы — пленники замедлившегося времени, — может, за все эти годы они постарели всего на несколько часов.
      Так каков же тайный смысл письма Броудхеда? Может, он хочет с ее помощью найти возможность проникнуть в тюрьму Джель-Клары Мойнлин? Понимает ли он это сам? Ларви не могла судить об этом, но впервые подумала о своем нанимателе как о живом человеке. И мысль эта показалась ей трогательной.
      Ларви не стала бояться меньше, зато почувствовала себя менее одинокой. Когда она принесла последнюю стопку сообщений в комнату Мертвецов — там Пол должен был передать их ускоренно. — она обняла Пола и прижалась к нему. Чем его очень удивила.
      Когда Джанин возвращалась из очередного исследовательского рейда с Вэном в комнату Мертвецов, что-то подсказало ей идти потише. Она заглянула внутрь и увидела сестру с Полом. Они удобно сидели у стены, краем уха прислушивались к бессвязной болтовне Мертвецов и ласково разговаривали друг с другом. Джанин повернулась к своему спутнику, прижала палец к губам и отвела Вэна подальше.
      —  Мне кажется, они хотят побыть наедине, — объяснила она. — А я устала. Отдохнем?
      Вэн пожал плечами.
      Они нашли удобное место на пересечении коридоров, и Вэн задумчиво сел рядом.
      —  Они соединяются? — спросил он.
      —  Вздор, Вэн. У тебя только одно на уме. — Но Джанин не была раздражена и позволила ему приблизиться, пока он не положил одну руку ей на грудь. — Убери, — спокойно сказала она. Вэн разочарованно убрал руку.
      — Ты чем-то обеспокоена, Джанин? — недовольно спросил он.
      — Отвали от моей спины, — сказала она. Но когда он на миллиметр отодвинулся, Джанин сама придвинулась к нему ближе. Она была вполне удовлетворена тем, что Вэн ее хочет, и твердо верила, что когда главное случится — а то, что рано или поздно оно произойдет, Джанин была убеждена, — это свершится только по ее желанию. За два месяца знакомства с Вэном она привыкла к нему, он ей нравился, Джанин даже начала доверять ему, в таком случае остальное могло подождать. Сейчас же она наслаждалась его близостью. Даже когда он капризничал.
      —  Ты неправильно соперничаешь, — пожаловался он.
      —  С кем я должна соперничать, скажи ради Бога?
      —  Поговори с Крошечным Джимом, — строго ответил Вэн. — Он научит тебя лучшему поведению в воспроизведении рода. Роль мужчины он мне объяснил, и я уверен, что вполне могу соперничать. Конечно, у тебя другая роль. Вообще-то ты должна позволить мне совокупляться с тобой.
      —  Да, ты это уже говорил. Знаешь что, Вэн? Ты слишком много говоришь.
      Некоторое время Вэн в замешательстве молчал. Он не мог ни снять, ни защититься от этого обвинения. За всю свою жизнь Вэн постиг лишь один способ взаимодействия — разговоры. Он начал вспоминать все, чему учил его Крошечный Джим. И тут лицо его прояснилось.
      —  Я понял. Ты хочешь сначала поцеловаться, — сказал он.
      — Нет. Я не хочу целоваться «сначала», и убери колено с моего мочевого пузыря.
      Вэн неохотно освободил ее.
      — Джанин! — воскликнул он. — Тесный контакт очень существен для любви. Это справедливо для всех животных, не только для людей. Собаки обнюхивают друг друга, приматы копаются в шерсти у представителей противоположного пола. Пресмыкающиеся сплетаются друг с другом. Даже розы вырастают вблизи других кустов, хотя Крошечный Джим сомневается в сексуальном значении этого факта. Но ты проиграешь в соревновании производителей, если будешь себя так вести, Джанин.
      —  Кому я проиграю? Старой Генриетте? — хихикнула Джанин. Но когда Вэн нахмурился, она его пожалела и сказала: — У тебя глупые мысли. Последнее, чего я хочу — даже если мы доберемся до твоего проклятого соединения, — это залететь в таком месте.
      —  Залететь? — не понял Вэн.
      —  Ну, забеременеть, — объяснила она. — Выиграть в соревновании воспроизводства. Быть проколотой. О, Вэн, — Джанин подула на его макушку, — ты просто ничего не понимаешь. Бьюсь об заклад, что рано или поздно мы с тобой «соединимся», и, может, даже поженимся, и выиграем это глупое соревнование. Но пока ты всего лишь сопливый ребенок, и я тоже. Ты не должен хотеть воспроизводства себе подобных. Ты должен мечтать о любви.
      —  Ну, это правда, но Крошечный Джим...
      —  Ты не мог бы забыть о Крошечном Джиме? — Джанин поднялась и некоторое время смотрела на Вэна, а потом сказала: — Вот что я тебе скажу. Сейчас я пойду в комнату Мертвецов. А ты почитай немного, чтобы остыть.
      — Это глупо, — усмехнулся Вэн. — Тут нет ни книги, ни Устройства для чтения.
      —  О, ради Бога! Тогда иди и погуляй, пока не успокоишься.
      Вэн посмотрел на девушку, потом на свою свежевыстиранную юбку. Вздутия не было заметно, зато виднелось свежее мокрое пятно. Он улыбнулся.
      —  Пока я в этом не нуждаюсь, — сказал он.
      К их возвращению Пол и Ларви больше не ворковали, но Джанин видела, что настроение у обоих вполне мирное. Ларви же не могла уловить, как настроены ее сестра и Вэн. Она задумчиво посмотрела на молодых людей, хотела спросить, чем они занимались, но потом передумала.
      Пол же был возбужден своими последними открытиями.
      — Ребята, вы только послушайте! — воскликнул он. Пол набрал номер Генриетты, подождал, пока она поздоровается, и спросил: — Кто ты?
      — Я компьютерный аналог, — неожиданно твердо произнесла Генриетта. — Когда я была живой, меня звали миссис Арнольд Митчем, семьдесят четвертая орбита, девятнадцатый день полета. Я бакалавр наук, у меня докторский диплом Тулейна и диплом доктора философии Пенсильванского университета, моя специальность — астрофизика. После двадцати двух дней полета мы состыковались с артефактом, и нас захватили его обитатели. Ко времени моей смерти мне было тридцать восемь лет, и я была на два года моложе... — тут голос задрожал, — нашего пилота Дорис Филгрен. — Снова послышались колебания в голосе. — Которая... с которой мой муж... с которой у него связь... и... — Генриетта начала всхлипывать, и Пол отключил ее.
      —  Ну, хоть немного, — удовлетворенно проговорил он. — Хоть что-то. Наша тупая старая Вера установила все-таки, чему Генриетта соответствует в реальности. И не только она. Хочешь узнать, как звали твою мать, Вэн?
      Мальчик смотрел на него широко раскрытыми глазами.
      —  Имя моей матери? — пронзительно спросил он.
      —  Или кого-нибудь другого. Например, Крошечного Джима. Это пилот воздушной лодки на Венере. Ему удалось добраться до Врат, а оттуда сюда. Зовут его Джеймс Корнуэлл. Уиллард — это английский учитель. Он растратил деньги студенческого фонда, чтобы попасть на Врата. Впрочем, это не принесло ему удачи. Первый же полет привел его сюда. Компьютеры на Земле выработали программу для Веры, она занимается ею, и... в чем дело, Вэн?
      Мальчик облизнул губы.
      —  Имя моей матери? — словно сомнамбула повторил он.
      —  О, прости, — извинился Пол, напоминая себе, что с сиротой нужно быть помягче и повнимательнее. До сих пор ему не приходило в голову, что подобный разговор может затронуть чувства Вэна и расстроить его. — Ее звали Эльфера Заморра. Но среди Мертвецов ее как будто нет, Вэн. Не знаю почему. А что касается твоего отца... это интересно. Твой истинный отец погиб до того, как твоя мать попала сюда. Человек, которого ты считаешь своим отцом, должно быть, кто-то другой, но я не знаю кто. Может, ты что-нибудь знаешь? — Вэн неопределенно пожал плечами. — Почему твоя мать и твой отчим не оказались в компьютере? — Вэн развел руками.
      Ларви придвинулась к нему ближе.
      —  Бедный ребенок! — Повинуясь порыву, она обняла его за плечи и сказала: — Для тебя это тяжелое испытание, Вэн. Я уверена, мы узнаем еще многое. — Она показала на ряд записывающих аппаратов и процессоров, которые заполнили комнату. — Все, что мы выясняем, тут же сообщается на Землю.
      Вэн вежливо посмотрел на нее, не совсем понимая, чего она от него хочет, а Ларви тем временем старалась объяснить ему, как действует обширная система информационных машин на Земле, которая мгновенно систематически анализирует, сравнивает, сопоставляет и интерпретирует любой обрывок сведений с Пищевой фабрики и Неба хичи, не говоря уже о всех других данных. Наконец в эту бессмысленную лекцию вмешалась Джанин.
      — Оставьте его в покое, — сказала она. — Вэн все понимает. Ему только нужно это пережить. — Она порылась в мешке с припасами, достала оттуда завернутый в зеленое пакет и небрежно заметила: — Кстати, чего эта штука гудит?
      Пол прислушался и бросился к своим приборам. Монитор, связанный с портативной камерой, издавал слабые гудки: бип, бип, бип. Негромко бранясь, Пол развернул экран так, чтобы все могли видеть изображение. Это была камера, оставленная ими у куста фруктоягод. Она терпеливо регистрировала неизменную сцену — если что-то менялось, камера должна была подать сигнал.
      На этот раз изменилось. С экрана на них смотрело лицо, и Ларви почувствовала приступ ужаса.
      —  Хичи! — выдохнула она.
      Но если это было и так, то на лице хичи почему-то не наблюдалось ни следа разума, с помощью которого этот древний народ способен был колонизировать Галактику. Казалось, существо стоит на четвереньках, беспокойно рассматривая камеру. За ним виднелось еще четыре или пять подобных особей. Подбородка у них не было. Лоб полого спускался от мохнатого скальпа. Но на лице волос было больше, чем на голове. Если бы череп имел затылочный гребень, он походил бы на череп гориллы. В целом же, существа напоминали компьютерное изображение, подготовленное Верой, но в жизни выглядели более грубыми, с более отчетливыми чертами животного. Однако они не были животными. Лицо отодвинулось, и Ларви увидела, что жители золотого коридора, собравшиеся у куста, одеты. Присутствовало даже что-то похожее на моду: в разных местах на их нарядах виднелись разноцветные латки, на обнаженных участках кожи нечто напоминавшее татуировку, а на шее у одного из самцов висели бусы из ягод с острыми концами.
      —  Похоже, со временем даже хичи могут деградировать, — потрясенно сказала Ларви. — А у них было много времени.
      Камера повернулась.
      —  Проклятие! — с досадой воскликнул Пол. — Он не настолько деградировал, чтобы не заметить камеру. Пытается ее сорвать. Вэн! Как ты думаешь, они знают, что мы здесь?
      Мальчик равнодушно пожал плечами.
      —  Конечно, знают. Они всегда все знают. Но им просто все равно.
      У Ларви замерло сердце.
      — Что это значит, Вэн? Ты уверен, что они не попытаются нас схватить?
      Изображение снова выровнялось. Древний, который сорвал камеру, протягивал ее своему сородичу. Вэн взглянул на экран и сказал:
      — Я вам уже говорил, что они почти никогда не заходят в голубые коридоры. И никогда в красные. И им незачем ходить в зеленые. Там ничего не работает: ни пищевые краны, ни водяные. Они почти всегда остаются в золотой части. Иногда только, если съедают там все фруктоягоды и хотят еще.
      Звуковая система монитора донесла мяукающий звук, и изображение снова повернулось. На мгновение показалось лицо одной из самок — она сосала палец. Потом протянула руку к камере. Камера повернулась, и экран погас.
      —  Пол! Что они сделали? — спросила Ларви.
      —  Наверное, сломали ее, — ответил он, пытаясь восстановить изображение. — Вопрос в том, что делать нам. Не достаточно ли с нас? Не пора ли возвращаться домой?
      Ларви думала об этом же. Все думали. Но как они ни Допрашивали Вэна, мальчик упрямо отвечал, что никакой опасности нет. Древние никогда не беспокоили его в красных коридорах. Он никогда не видел их в зеленых, хотя, надо признать, сам редко бывал там. И очень редко — в синих. И да, конечно, они знают о присутствии людей: Мертвецы рассказали ему, что у Древних есть машины, которые слушают и смотрят, и эти машины действуют. Просто Древним все безразлично.
      —  Если мы не будем ходить в золотые, они нас не тронут, — уверенно заявил он. — Конечно, если не выйдут оттуда.
      —  Вэн, — недовольно проворчал Пол, — не могу тебе сказать, какую уверенность ты в меня вселил.
      Но, казалось, Вэн был прав в своей оценке.
      — Я часто хожу в золотые коридоры для забавы, — хвастал он. — И за книгами. И меня никогда не могли поймать.
      —  А что, если хичи тоже захотят книг или забавы? — спросил Пол.
      —  Книги! Что они с ними будут делать? — удивленно проговорил Вэн. — За фруктоягодами, может быть. Иногда они приходят с машинами. Крошечный Джим говорит, что они чинят то, что выходит из строя. Но не всегда. И машины работаю плохо. К тому же их можно услышать издалека.
      Все некоторое время сидели молча, поглядывая друг на друга. Потом Ларви сказала:
      — Вот что я думаю. Дадим себе неделю. Не стоит слишком испытывать судьбу. У нас осталось — Пол, я права? — пять камер. Разместим их здесь, свяжем с монитором и оставим. Если постараемся, может, удастся так их замаскировать, что хичи не увидят. Мы исследуем красные коридоры, потому что они безопасны, а также синие и зеленые, сколько сможем. Соберем образцы. Заснимем все... мне бы хотелось взглянуть на эти ремонтные механизмы. А когда сделаем все, что удастся, посмотрим, сколько у нас останется времени. И тогда примем решение, идти ли в золотые коридоры.