Они торопились на северо-восток и сделали ошибку, потому что к полудню оказалось, что они со всех сторон окружены водой. Ее невозможно было перейти вброд. Им придется идти по краю воды на запад, пока они не найдут мост или лодку.
      - Мы можем остановиться и поесть, - сказал Тропайл нехотя, стараясь не поддаваться отчаянию.
      Они тяжело опустились на землю. Сейчас она была теплее. Тропайл почувствовал, что его клонит ко сну все больше и больше. Он резко выпрямился и воинственно огляделся вокруг. Рядом с ним неподвижно лежала его жена, ее глаза были открыты, она смотрела в небо. Тропайл вздохнул и потянулся. Минута отдыха, пообещал он себе. А потом быстро перекусить и вперед. Он крепко спал, когда они пришли за ним.
      Сверху раздался шум крыльев железной птицы.
      Тропайл мгновенно проснулся и вскочил на ноги, почти в панике. В это невозможно было поверить, но это было так. В небе над ним, выгравированный на фоне облака, вертолет. И люди, выглядывающие из него, смотрящие вниз на него, Тропайла.
      Вертолет!
      Но вертолетов не существовало, таких, которые бы летали, - если бы было горючее для них - если бы был кто-нибудь, кто бы умел управлять ими. Это невозможно! И тем не менее он был здесь, и люди смотрели на Тропайла. И невозможная огромная кружащаяся штуковина подлетала все ниже, все ближе.
      Он принялся бежать в водовороте воздуха, идущего от лопастей. Но это было бесполезно. Людей было трое, они были отдохнувшими, а он - нет. Он остановился, принял бойцовскую стойку, которая заложена в человеке, как инстинкт; он был готов сражаться. Они не хотели драться. Они смеялись, один из них сказал дружелюбно:
      - Все плохое позади, малыш. Залезай. Мы отвезем тебя домой.
      Тропайл стоял, озадаченный, кулаки все еще сжаты.
      - Отвезете...
      - Отвезем домой. Да. - Человек кивнул. - Туда, где ты должен быть, Тропайл, понимаешь? Не в Вилинг, если тебя это беспокоит.
      - Где я должен...
      - Где твое место.
      Тогда он понял.
      Изумленный, он влез в вертолет. Домой. Стало быть, был дом у таких, как он. Он не был одинок, ему не нужно жить отшельником вдали от всех, он мог быть вместе с такими, как он сам.
      - Как... - начал он, в голове его роились тысячи вопросов, которые ему необходимо было задать, и он спросил: - Откуда вам известно мое имя?
      Человек засмеялся.
      - Неужели ты считал, что ты единственный Волк в Вилинге? Мы всегда начеку. Мы должны быть начеку, ведь мы Волки. - И продолжал, не дожидаясь, пока Тропайл задаст следующий вопрос: - Если ты хочешь спросить о жене, она, должно быть, услышала, как мы подлетаем, раньше тебя. Кажется, мы видели ее за полмили отсюда, на той тропе, по которой вы пришли. Со всех ног мчалась в Вилинг.
      Тропайл кивнул. В конце концов, так было лучше. Гала не стала Волком, хотя он и приложил все силы к этому.
      Один из людей закрыл дверь, другой делал что-то с рычагами и колесами, лопасти вертолета закружились, он подпрыгнул на шасси, покачнулся и взлетел. Впервые в жизни Тропайл взглянул на землю сверху.
      Они летели невысоко, но Глен Тропайл вообще никогда не летал и даже двести или триста футов высоты вызвали у него слабость и тошноту. Они маневрировали между холмами Западной Виргинии, пролетали над ледяными реками и ручьями, проплывали над старыми опустевшими городками, названия которых уже стерлись из памяти. Людей не было видно.
      До того места, куда они летели, как ему сказали, было немногим более четырехсот миль. Они легко преодолели это расстояние до наступления темноты.
      Тропайл шел по городу вечером. Электричество в домах, мимо которых он шел, слепило белыми и фиолетовыми огнями. Уму непостижимо! Электричество это калории, а калории нужно было экономить.
      На улице были другие прохожие. Эти люди не шаркали ногами, руки их не были безвольно опущены, они не экономили калории. Они буквально сжигали энергию. Они шагали широко, размахивая руками. В его мозгу с детства отпечаталось, что так ходить неправильно, предосудительно, глупо. Такая походка ослабляет, на нее уходит много калорий. Однако эти люди не выглядели ослабленными. Казалось, они не задумываясь тратили калории.
      Городок был самым типичным, очевидно, назывался Принстон. Но он не выглядел временным пристанищем - таким, как Вилинг, или Алтуна, или Гэри; он выглядел, как... в общем, он выглядел так, как будто люди поселились в нем навсегда. Тропайл слышал о Принстоне, но так получалось, что он никогда не проходил его, направляясь на север или на юг. Не было причины, по которой он или еще кто-либо заглянули бы сюда. И однако все, видимо, было подстроено так, чтобы сюда не попали посторонние. Специально подстроено.
      Как любой другой город, он не был полностью заселен, но все же его население было большим, чем в других городах. Занято было каждое пятое жилье. Высокий процент.
      Человека, который шел рядом, звали Хендл, - один из тех, кто был в вертолете. Они немного говорили во время полета и сейчас тоже разговаривали мало.
      - Поешь сначала, - сказал Хендл и привел Тропайла к ярко освещенному, заполненному народом продуктовому киоску. Только это был не киоск. Это был ресторан.
      Этот Хендл. Что с него взять? Он, должно быть, выглядел отвратительно, непристойно, мерзко. Никакого понятия о воспитании. Он не знал Семнадцати Условных Жестов или, по крайней мере, не пользовался ими. Он не позволил Тропайлу идти позади него слева, хотя и был по меньшей мере на пять лет старше Тропайла. Когда он ел, он просто ел. Для него не существовало правил Наслаждения Первым Глотком, Паузы Первого Насыщения, Троекратного Предложения Пищи. Он засмеялся, когда Тропайл хотел дать ему Порцию Старшего.
      Весело, покровительственно этот человек сказал:
      - Если тебе нечем занять время, занимайся этой ерундой. Твоим дуракам-согражданам делать было нечего. Вы бы умерли от скуки без этих идиотских штучек, да у вас и нет возможностей заниматься чем-нибудь более важным. Мне известны Жесты. Семнадцать деликатных способов передачи чувств, которые невозможно выразить словами или слишком опасно. Пусть вся эта ерунда катится к черту. У меня есть язык, и я не боюсь им пользоваться. Экономит время. Ты научишься, мы все научились.
      - Но, - сказал Тропайл, изо всех сил стараясь привести в соответствие свои представления о поведении. - Как же затраты энергии? А что с необходимостью экономить еду? Где вы ее берете?
      - Мы воруем у Овец, - жестко ответил Хендл. - Тебе тоже это предстоит. А сейчас замолчи и ешь.
      Тропайл ел молча и думал.
      Подошел какой-то человек, уселся, с любопытством посмотрел на Тропайла и сказал:
      - Хендл, Соммервильская Дорога. Ручей поддерживал, когда замерзал. Все затопило; плохо, все разрушено.
      Тропайл рискнул:
      - Паводок разрушил дорогу?
      - Дорогу? Нет. А ты, должно быть, тот парень, за которым летал Хендл? Тропайл, так кажется? - Он перегнулся через столик и пожал Тропайлу руку. - Мы отлично перегородили дорогу, - объяснил он, - но паводок все смыл. Сейчас нужно снова перегораживать.
      Хендл ответил:
      - Если нужно, возьми трактор.
      Человек кивнул и ушел.
      - Доедай, - сказал Хендл. - Мы тратим время. Насчет этой дороги. Видишь ли, мы отгородились от них. Зачем впускать и выпускать Овец?
      - Овец?
      - Антиподы Волков, - сказал Хендл.
      Он объяснил:
      - Возьмем десять миллиардов людей. Предположим, что на миллион один, только один, не похож на остальных. Он наделен талантом выживания; назовем его Волком. На десять миллиардов их десять тысяч. Выжимай их, дави, морозь, уменьшай их число. Пусть "Возрадуйтесь Мессии" маячит в жутком небе, пусть она похитила Землю вместе с людьми, пусть они вымирают, пусть их становится меньше, пока не останется лишь горстка замерзших, ошеломленных, но выживших. В мире нет десяти миллиардов людей. Их даже не в тысячу раз меньше. Их, может быть, лишь десять миллионов или около того, перемещающихся в огромном пространстве, созданном предыдущими поколениями. И сколько же среди этих десяти миллионов Волков?
      - Десять тысяч.
      - Ты понял, Тропайл. Мы выживаем. Мне все равно, как ты нас называешь. Овцы называют нас Волками. Мне больше нравится называть нас супермены. Но мы выживаем.
      Тропайл кивнул, начиная понимать.
      - Так, как выжил я в Доме Пяти Правил.
      Хендл с жалостью посмотрел на него.
      - Так, как ты выжил, проведя тридцать лет среди Овец до этого. Пошли.
      Это была своего рода ознакомительная экскурсия. Они вошли в дом, большой, похожий на любой другой большой и заброшенный дом древних; серые каменные стены; окна с осколками стекла. Но внутри он совсем не был похож на другие дома. Спустившись на два этажа вниз, Тропайл вздрогнул и отвернулся от потока фиолетового света, идущего от кварцевой лампы на вершине короткого стального конуса.
      - Не беспокойся, Тропайл, это абсолютно неопасно, - прокричал Хендл. - Знаешь, что это? Атомный реактор. Тепло. Энергия. Энергия, которая нам необходима. Понимаешь, что это значит? - Он внимательно смотрел на сверкающий фиолетовый свет через смотровое отверстие. - Пошли, - резко бросил он.
      Еще одно здание, тоже большое, тоже из серого камня. На потрескавшейся табличке над входом было написано: "...ционный зал. Гуманитарные науки". На сей раз его поразил не свет, а звуки. Стук молотков, скрип, грохот. Люди что-то делали при помощи машин из металла, производя сильный шум.
      - Ремонтная мастерская, - крикнул Хендл. - Видишь машины? Это машины одного из нас, Иннисона. Мы приносили их с разрушившихся заводов, где только находили. Дай Иннисону железку - любой формы, из любого сплава - и одна из этих машин придаст ей какую хочешь форму и превратит практически в любой другой сплав. Просверли, разрежь, выпрями, расплавь, скрепи - скажи ему, что нужно сделать, и он сделает. У нас сделаны детали для шести тракторов и сорока одной машины в этой мастерской. У нас также есть и другие мастерские: авиационные в Фармингдейле и Ваките, оружейные - в Виллингтоне. Не то чтобы нам было не под силу делать кое-какое оружие здесь. Иннисон мог бы сделать и танк с полуторамиллиметровой пушкой, если бы потребовалось.
      - Что такое танк? - спросил Тропайл.
      Хендл лишь посмотрел на него и сказал:
      - Пошли.
      У Тропайла кружилась голова. Все, что он увидел, перемешалось, в это невозможно было поверить.
      Атомный реактор, мастерская, гараж, авиационный ангар. Под трибунами стадиона был склад. И у Тропайла снова закружилась голова, когда он попытался пересчитать ящики с кофе и консервированными супами, виски и бобами. Был еще один склад, который назывался Арсенал. Он был наполнен... огнестрельным оружием. Оружием, которое можно было заряжать патронами, которых тоже было много; оружием, которое, если его зарядить и спустить курок, выстрелит.
      Тропайл сказал, припоминая:
      - Я видел ружье однажды. Но оно было совершенно ржавое.
      - Эти стреляют, Тропайл. Из них можно убить человека. Некоторые из нас убивали.
      - Убить...
      - Не смотри на меня как Овца, Тропайл! Какая разница, как казнить преступника? И потом, преступник - это тот, кто представляет опасность для мира, в котором ты живешь. Мы предпочитаем ружье, а не Жертвоприношение, потому что так быстрее, проще; и потому, что мы не любим пить спинной мозг, не важно, лечебное или символическое значение он имеет. Ты научишься. - Он не добавил "пошли", потому что они уже пришли туда, куда нужно.
      Это была небольшая комнатка в здании арсенала, и в ней, среди прочего, была ружейная стойка.
      - Садись, - сказал Хендл и взял из стойки ружье. Он задумчиво поглаживал его, точно так же, как обреченный Бойн поглаживал корпус часов. Это была одна из последних моделей, выпущенных до нашествия Пирамид, с коротким радиусом действия.
      - Итак, - сказал Хендл, поглаживая ложе ружья, - ты все видел, Тропайл. Ты прожил тридцать лет среди Овец, ты видел, что есть у них и что есть у нас. Мне не нужно просить тебя сделать выбор. Я знаю, что ты выбираешь. Осталось лишь сказать, что мы хотим от тебя.
      У Глена Тропайла что-то едва заметно задрожало внутри.
      - Я знал, что вы к этому подведете.
      - А почему нет? Мы не Овцы. Мы не поступаем так, как они. Помни это, экономь время. Ты увидел quid, теперь перейдем к quo. - Он наклонился. Тропайл, что ты знаешь о Пирамидах?
      - Ничего, - ответил Тропайл сразу же.
      Хендл кивнул.
      - Верно. Они окружают нас повсюду, они довели нас до нищеты. А мы даже не знаем причины. Мы не знаем, что они такое. Ты знаешь, что один из Овец был Перемещен в Вилинге, когда ты бежал?
      - Переместился? - Тропайл слушал с открытым ртом, пока Хендл рассказывал ему о том, что произошло с Гражданином Бойном. - Значит, он все-таки не совершил Жертвоприношения, - сказал он.
      - Может быть, было бы лучше, если бы он его совершил, - ответил Хендл. - Мы не знаем. Однако это дало тебе возможность убежать. Мы узнали - не важно как, главное, узнали, что в Вилинге поймали Волка. Мы полетели за тобой. Но ты уже убежал.
      - Вы, черт возьми, чуть не опоздали, - несколько раздраженно заметил Тропайл.
      - О, нет, Тропайл. Мы никогда не опаздываем. Если бы тебе не хватило сметки убежать, ты бы не был Волком, вот так-то. Ну так вот, о Перемещении. Мы знаем, что оно иногда случается, но мы даже не знаем, что это такое. Мы знаем лишь то, что люди исчезают. В небе каждые пять лет появляется новое Солнце. Кто его создает? Пирамиды. Как? Этого мы не знаем. Иногда что-то плавает в воздухе, и мы называем это "Око". Оно как-то связано с Перемещением, с Пирамидами. Как? Мы не знаем.
      - Мы не знаем многого, - прервал его Тропайл, стараясь ускорить рассказ.
      - Да, многого. - Хендл мотнул головой. - Едва ли кто-либо видел Пирамиду, если уж на то пошло.
      - Едва ли... Вы хотите сказать, что вы видели?
      - О, да. Ты ведь знаешь, на Эвересте есть Пирамида. Это не сказки, это правда. Она находится там, по крайней мере, была там пять лет назад, сразу после последнего Зажжения Солнца. Я думаю, она не сдвинулась с места. Она так и сидит там.
      Тропайл восхищенно слушал. Увидеть настоящую Пирамиду! Он считал их легендой, придуманной для того, чтобы объяснить такие известные физические явления, как Око и Перемещения, как дети объясняют то, что подарки на Эксцесс приносит Крингл-Сэн. Но этот удивительный человек видел ее!
      - Кто-то сбросил водородную бомбу на Пирамиду. Давно, - продолжал Хендл, - и единственный результат - это то, что там, на Норд-Кол, сейчас кратер. Ее нельзя сдвинуть. Ей невозможно нанести вред. Но она живая. Она находится там, живая, в течение двухсот лет; и это все, что нам известно о Пирамидах. Так?
      - Так.
      Хендл встал.
      - Тропайл, вот для чего все это. - Он рукой обвел вокруг. - Ружья, танки, самолеты. Мы хотим знать больше. Мы узнаем больше, а тогда уж будем бороться.
      Прозвучала какая-то фальшивая нота, и Тропайл шестым чувством уловил ее. В чем-то, подсказывали Тропайлу его надпочечники, этот очень уверенный, волевой человек был чуть-чуть не уверен в себе. Но Хендл бешено развивал свою мысль, и Тропайл на минуту утратил бдительность.
      - Пять лет назад мы послали отряд на вершину Эвереста, - говорил Хендл. - Мы ничего не узнали. И за пять лет до этого, и еще за пять лет... всякий раз, когда появляется новое Солнце, когда достаточно тепло для того, чтобы отряд имел возможность подняться по склону. Мы посылаем отряд наверх. Это - трудная и рискованная работа. Мы поручаем ее новичкам, Тропайл. Таким, как ты.
      Вот оно. Ему предлагали атаковать Пирамиду.
      Тропайл колебался, осторожно взвешивая, стараясь уловить скрытую суть этих переговоров. Волк против Волка. Было трудно. Где-то должна быть выгода.
      - Выгода есть, - громко произнес Хендл.
      Тропайл подскочил, но потом вспомнил: Волк против Волка. Хендл продолжал:
      - То, чего мы добиваемся в первую очередь, - это жизнь. Ты понимаешь, что добиться этого сейчас невозможно. Мы не хотим, чтобы Овцы совались в наши дела. И во-вторых, есть большая надежда поживиться. - Он смотрел на Тропайла глазами мечтателя. - Знаешь, мы ведь не посылаем отряды просто так. Мы хотим кое-что получить взамен. Это кое-что - Земля.
      - Земля? - Это попахивало безумием, но Хендл не был безумцем.
      - Настанет день, Тропайл, когда мы поднимемся против них; Овцы не в счет. Волки против Пирамид, и Пирамиды потерпят поражение. И тогда...
      От этого стыла кровь. Этот человек предлагал бороться, и с кем?! С неуязвимыми, подобными богам Пирамидами!
      Он горел, и этот жар был заразителен. Тропайл почувствовал, как его кровь начинает пульсировать. Хендл не закончил фразы, но этого и не требовалось. Было ясно, что... "и тогда мир вернется к тому состоянию, в котором он был, когда впервые появилась блуждающая планета. А потом мы узнаем, как доставить эту старую планету назад, в ее Солнечную систему. И будет покончено с пятилетними периодами холода и голода. А потом... потом мир будет стоить того, чтобы жить в нем. И Волки будут им управлять".
      - О, Боже, Хендл! - закричал Глен Тропайл. - Я верю, что так будет!
      Хендл просто улыбнулся и кивнул.
      - Я пойду на это! - торопливо продолжал Тропайл. - Давай посмотрим. Каждая новая экспедиция на Эверест пробует против Пирамиды какое-нибудь новое оружие, так? О'кей. Мы знаем, что водородная бомба не окажет действия. Думаю, что, если это верно, тогда и никакой химический взрыв не повредит ей. А как кислоты? Сверхнизкие звуковые колебания? А, ну я не знаю, какое-нибудь бактериологическое оружие? Мне, я думаю, захочется поговорить с теми, кто был в предыдущей экспедиции, прямо сейчас...
      Он остановился на полуслове. Улыбка, застывшая на лице Хендла, не нравилась Тропайлу, да и голос звучал уж слишком тепло.
      - Я достану тебе все копии их радиодонесений, Тропайл.
      Тропайл изучающе рассматривал его минуту. Когда он заговорил, его голос был вполне спокоен.
      - Что означает, как я понимаю, - сказал он, - что никто из этих людей не вернулся живым, так? Но вы сказали, что сами видели Пирамиду.
      - Да, видел! - ответил Хендл и добавил, запинаясь: - Через телескоп из лагеря, разбитого в пяти тысячах футов.
      - Понятно, - мягко промолвил Тропайл. Затем он засмеялся.
      Какая, в самом деле, разница? Если вся эта затея была действительно глупостью, она, по крайней мере, что-то новое, над чем стоит подумать. Вполне возможно, ее перспективы несбыточны. Но они могут оказаться и реальными. Или, может быть, можно отыскать нечто реальное среди всех призрачных надежд и самообманов. Глен Тропайл был Волком. Он сделает все возможное и найдет способ получить выгоду в любых обстоятельствах. Если не удастся одно, он попробует другое. Это новое стоило испытать.
      Кроме того, это было единственное дело в городе.
      Тропайл улыбнулся Хендлу.
      - Можешь убрать ружье, дружище. Ты уговорил меня.
      7
      Вновь начался год, год, который по календарю длится тысячу восемьсот двадцать пять дней, сорок три тысячи восемьсот часов. Сначала наступили примерно семьдесят дней весны, в течение которых обновленное Солнце заливало теплом льды, и океаны, и камни, а они с жадностью поглощали его. Льды плавились, океаны нагревались, а камни, наконец, становились приятно теплыми на ощупь, а не ледяными.
      Весна привела в волнение десять миллионов граждан - они снова выжили. - Фермеры снова копались в земле, угольщики торжественно запечатали свои печи и временно занялись плотничным делом или ремонтом дорог, а полторы тысячи приверженцев Культа Льда из всей Северной Америки начали паломничество на Ниагару, посмотреть, как вскрывается река.
      Затем наступало лето, долгое и знойное. Растения быстро созревали, и фермеры быстро готовили землю для новых посадок и вновь собирали урожай, а потом, уже в последний раз, сажали снова. Прибрежные города, как обычно, затоплялись разливающимися потоками воды с полярных шапок, доставляя утонченное удовольствие тем, кто любил Погружения в Воду. Отличный год, говорили они друг другу, виноградный год - плоская вершина Здания-Стрелы исчезла в пламени заката.
      И всю весну и лето Глен Тропайл учился быть Волком.
      Путь лежал, как он, к своему неудовольствию, обнаружил, через детский сад городка-колонии. Это было не то, чего он ожидал, но имело то преимущество, что пока его подопечные учились, он учился тоже.
      Идя на шаг впереди трехлеток, он узнал, что "волки" отнюдь не грабители "овец", между ними существовали гораздо более сложные экологические отношения. Повсюду среди Овец жили Волки, они были закваской, ферментом этого общества.
      Примитивно просто воспитатель объяснял:
      - Сыновья Волка хорошо соображают, когда дело касается чисел и денег. Как и вы, ваши друзья играют на деньги, как только начинают говорить, и вы умеете подсчитать проценты и сложные проценты, когда захотите. Многие этого не могут.
      Верно, подумал про себя Тропайл, читая вслух малышам. Именно так с ним и было.
      - Овцы боятся Сыновей Волка. Те из нас, кто живет среди них, подвергаются постоянной опасности; его могут обнаружить и убить. Хотя обычно Волк может защититься от любого количества Овец.
      Снова верно.
      - Одно из самых опасных поручений, которое может получить Волк, - это жить среди Овец. Но это очень важно. Без нас они бы погибли - от застоя, разложения, в конце концов от голода.
      Дальнейших разъяснений не требовалось. Овцы не могли починить даже свои заборы.
      Проза была до жути проста. А дети были до жути - он споткнулся, подыскивая слово, но ему все-таки удалось придумать его конкурентоспособны. Он обнаружил, что словесные табу продолжали довлеть даже после того, как он преодолел табу в поведении.
      Это несколько угнетало: в том возрасте, когда будущие Граждане учили бы Правила Поведения для Малышей, эти дети учились драться. Вечный спор о том, кто будет Биг Билл Зекендорф в странной игре, которая называлась "Зекендорф и Хилтон", иногда заканчивался разбитыми носами.
      И никто - совсем никто - не размышлял о Взаимосвязи.
      Тропайла предупредили, чтобы и он этого не делал. Хендл мрачно сказал:
      - Мы не понимаем этого. А то, чего мы не понимаем, нам не нравится. Мы подозрительные животные, Тропайл. Когда дети немного подрастают, мы достаточно тренируем их для того, чтобы они могли один раз погрузиться в Медитацию и прочувствовать, что это такое, - или, по меньшей мере, притвориться. Если им придется жить среди Граждан, этого им хватит. Но большего мы не разрешаем.
      "Не разрешаем?" Почему-то это слово раздражало; почему-то его надпочечники начали сокращаться.
      - Не разрешаем! У нас есть некоторые подозрения, а наверняка мы знаем, что иногда во время Медитации люди исчезают. В разговорах Овец о Перемещении достаточно правды. Мы не хотим исчезать. Не погружайся в Медитацию, Тропайл. Слышишь?
      Но позднее он вынужден был поспорить по этому вопросу. Он выбрал минуту, когда Хендл был не занят, вернее, не занят настолько, насколько было возможно для этого человека. Все взрослое население колонии было на площадке, которую они использовали как учебный плац; когда-то это было "футбольное поле", как сказал Хендл. Они занимались строевой подготовкой, которая проводилась регулярно два раза в неделю; лишь небольшая плата за то, что живешь среди свободных и прогрессивных Волков, а не скучных, теплокровных Овец. Тропайл очень запыхался, но бросился на землю рядом с Хендлом, затаил дыхание и проговорил:
      - Хендл, насчет Медитации.
      - Что такое?
      - Ну, может быть, ты не совсем понимаешь. - Он подыскивал слова. Он знал, о чем он хочет сказать. Как может быть плохо то потрясающее ощущение, которое возникает, когда чувствуешь Единство? И в конце концов, Перемещения настолько редки, что вряд ли стоит принимать их во внимание. Но он не был уверен, что сможет разъяснить это Хендлу таким образом. Но попытался:
      - Хендл, когда Медитация удачна, ты - одно целое со Вселенной. Понимаешь, что я хочу сказать? Это чувство ни с чем не сравнимо. Этот покой, красоту, гармонию, спокойствие невозможно описать.
      - Это самый дешевый в мире наркотик, - фыркнул Хендл.
      - Послушай, на самом деле...
      - И самая дешевая в мире религия. Разорившимся идиотам не по карману золоченые идолы, поэтому они созерцают свои собственные пупки. И только. Им не по карману спиртное. Они даже не могут позволить себе напрячь мускулы, чтобы глубоко вздохнуть и основательно провентилировать легкие, чтобы дойти до состояния кислородного опьянения. И что же остается? Самогипноз. Ничего больше. Это все, на что они способны, этому они и учатся, это они считают приятным и полезным, и все довольны.
      Тропайл вздохнул. Хендл так упрям. Неожиданно ему в голову пришла мысль. Он приподнялся на локтях.
      - А не забываешь ли ты кое о чем? А как же Перемещение?
      Хендл сердито посмотрел на него.
      - Это как раз то, чего мы не понимаем.
      - Но, наверняка, самогипноз не объясняет...
      - Наверняка объясняет, - зло передразнил Хендл. - Хорошо. Мы не понимаем всего этого и боимся. Но, умоляю, не говори мне, что Перемещение - это высший Самопроизвольный Акт, Полное Отрицание Двойственности, Соединение с Брахм-Землей и прочую чушь. Ты не знаешь, что это такое. Мы тоже. - Он начал вставать. - Мы знаем лишь то, что люди исчезают, а мы этого совсем не хотим. Поэтому мы не медитируем. Ни один из нас, включая тебя.
      Глупость вся эта муштровка сомкнутого строя. Разве можно победить недосягаемую Пирамиду в Гималаях обходным маневром с флангов?
      Но не совсем глупость. Муштровка и рацион в три тысячи пятьсот калорий в день способствовали тому, что тело Тропайла обрастало мускулами, мясом, а мозг при этом сохранял живость. Он не утратил дар быстро воспринимать все вокруг, своей энергии, всего того, что отличало Волков от Овец. Но в нем появилось и новое чувство. Счастье? Ну, если счастье - это сознание цели и надежды на то, что эту цель можно достичь, тогда счастье. Никогда раньше в своей жизни он не испытывал этого чувства. Всегда лишь секреция надпочечников была причиной того, что он добивался превосходства, это прошло или почти прошло, потому что было позволено в том обществе, в котором он жил сейчас.
      Глен Тропайл пел, когда работал на тракторе, вспахивая оттаивающие поля Джерси. И все же слабое сомнение оставалось. Отряды против Пирамид?
      Тропайл остановил трактор, убавил обороты двигателя и вылез. Было жарко, стояла середина лета пятигодичного цикла, навязанного Пирамидами. Настало время немного отдохнуть, а может быть, и перекусить.
      Он присел в тени дерева, как это делают фермеры, и развернул сэндвичи. Он был лишь в миле от Принстона, но можно было подумать, что он в преддверии ада. Кроме него, не было ни души. Овцы не подходили близко к Принстону - так уж "получалось", специально. Он уловил какое-то движение, но когда встал, чтобы разглядеть получше, что там, в лесу, на другом краю поля, все исчезло. Волк? Настоящий волк? Но это мог быть и медведь. Ходили слухи о волках и медведях в окрестностях Принстона. И хотя Тропайл знал, что большая часть слухов прилежно распространяется людьми, подобными Хендлу, он знал также, что частично они верны.
      Поскольку он уже стоял, он набрал соломы из "прошлогодней" в рост человека травы, набрал под деревьями палок, соорудил небольшой костер и поставил кипятить воду для кофе. Затем он сел и в задумчивости стал есть сэндвичи.
      Возможно, это и было повышением - переход из детского садика на работу в полях. Хендл обещал место в экспедиции, которая откроет, быть может, что-нибудь новое, великое и полезное о Пирамидах, но это еще могло и сорваться, потому что экспедиция отнюдь не была готова.
      Тропайл задумчиво жевал сэндвичи. Почему же работа по подготовке экспедиции так далека от завершения? Было абсолютно необходимо попасть туда в самую теплую погоду - в любое другое время года Эверест был неприступен; поколения альпинистов доказали это. А это самое теплое время быстро уходило.
      Охваченный неприятным чувством, он подбросил еще несколько веток в костер и задумчиво уставился в котелок с водой. Пламя достаточно жаркое, рассеянно заметил он. Вода почти кипит.
      На полпути к краю света, Пирамида в Гималаях почувствовала, услышала или определила на вкус разницу.
      Вероятно, высокочастотные импульсы, которые издавали непрерывное би-би-би, сейчас стали издавать би-бип, би-бип. Может быть, электромагнитный "вкус" инфракрасного был сейчас чуть-чуть приправлен ультрафиолетовым. Словом, каким бы ни был сигнал, Пирамида его узнала.
      Часть урожая, за которым она ухаживала, был готов для сбора.
      Распускающийся бутон имел имя, но Пирамидам нет дела до имен. Человеку по имени Тропайл тоже не было ведомо, что он созревает. Тропайл знал лишь то, что впервые почти за год ему удалось уловить каждую стадию из девяти совершенных состояний закипающей воды в их самой идеальной форме.
      Это было как... как... это было ни с чем несравнимо, и никто, кроме Наблюдателя за Водой, не мог понять этого. Он наблюдал, он оценивал. Он уловил и поглотил мириады тончайших оттенков времени, меняющейся прозрачности, изменения звука, распределения кипения, слабого, слабого запаха пара.
      Когда все закончилось, Глен Тропайл расслабил конечности, и голова его упала на грудь. Это была, подумал он, воспринимая все безмятежно, с кристальной ясностью, редкая и идеальная возможность для Медитации. Он думал о Взаимосвязи. (Над его головой в чистом спокойном воздухе появилось колеблющееся стекловидное уплотнение). В том стертом палимпсесте, который когда-то был мозгом Глена Тропайла, не появилось и мысли об Оке. Не было никаких мыслей ни о Пирамидах, ни о Волках. Вспаханного поля перед ним тоже не существовало. Даже вода, с веселым бульканьем выкипающая из кружки, перестала им восприниматься; он погружался в Медитацию.
      Время шло, а может быть, остановилось; для Тропайла это было безразлично; времени не существовало. Он очутился на пороге Постижения. (Око над ним бешено крутилось.)