Шмыгая носом, она завязала яркий шнурок босоножки. Потом она посмотрела ему в глаза. Несомненно, последствия ссоры начинали сказываться. Глен Тропайл знал, что он полностью может рассчитывать на тот положительный эффект, который приносят размолвки. Она начала сдаваться.
      Украдкой взглянув на Гражданина Бойна, она понизила голос:
      - Что я должна сделать? - спросила она шепотом.
      Через пять минут Гала ушла, оставалось более чем достаточно времени; в запасе у Тропайла было по крайней мере тридцать минут. Сначала они возьмут Бойна, он об этом позаботится. А когда с Бойном покончат...
      Тропайл вырвал одну из трех ножек табурета и сел, с трудом балансируя на двух оставшихся. Он с грохотом бросил сломанную ножку в угол.
      Шаркая ногами, прибежал Охранник Дома Пяти Правил и заглянул в камеру.
      - Волк, что с твоим табуретом?
      Тропайл сделал левой рукой жест, означающий "ничего особенного".
      - Ничего страшного. Плохо только то, что трудно погружаться в размышления, когда пытаешься удержать равновесие и напрягаешь все мускулы.
      Охранник сделал протестующий жест "разреши-помочь-тебе".
      - Идут последние полчаса твоей жизни, Волк, - напомнил он Тропайлу. Я починю тебе табурет.
      Он вошел в камеру, приколотил ножку и вышел, сохраняя на лице выражение вежливого участия. Даже Сын Волка имел право на то, чтобы в последние полчаса перед Жертвоприношением насладиться Медитацией.
      Через пять минут он вернулся, лицо было торжественно и в то же время радостно, как у того, кто принес серьезное, но долгожданное известие.
      - Пришло время первого Жертвоприношения, - объявил он. - Кто из вас...
      - Он, - быстро ответил Тропайл, указывая на Бойна.
      Бойн спокойно открыл глаза и наклонил голову. Он встал, кивнул Тропайлу на прощанье и пошел за Охранником на Жертвоприношение, на смерть. Когда они выходили, Тропайл кашлянул, что означает просьбу о небольшом одолжении. Охранник остановился.
      - В чем дело, Волк?
      Тропайл показал ему пустой кувшин для воды - абсолютно пустой; он сам вылил воду из него за окно.
      - Приношу свои извинения, - покраснел Охранник и быстро вывел Бойна. Он почти сразу же вернулся и налил воды в кувшин. Он даже не подождал, чтобы посмотреть церемонию Жертвоприношения.
      Тропайл наблюдал за ним. Адреналин бурлил в его надпочечниках, как бурлит Хорошо Вызревшая Вода.
      Охранник оплошал. Он небрежно отнесся к своим обязанностям: сломанный стул; пустой кувшин. А Гражданин, с детства приученный быть внимательным и тактичным, неизбежно в таких случаях чувствует себя униженным и старается исправиться.
      Тропайл продолжал закреплять свое превосходство.
      - Подожди, - любезно попросил он Охранника. - Мне бы хотелось поговорить с тобой.
      Раздираемый сомнениями, Охранник колебался. "Жертвоприношение..."
      - К черту Жертвоприношение, - спокойно промолвил Тропайл. - В конце концов, они просто вонзают трубку в позвоночник человека и выкачивают из него все жизненные соки, не так ли? Это убийство, и все.
      Удар! Удар! Еще удар! И Охранник буквально побледнел. Тропайл богохульствовал и не останавливался.
      - Я хочу рассказать тебе о своей жене, - продолжал Тропайл доверительно. - Знаешь, это настоящая женщина. Не из этих замороженных Гражданок, ты понимаешь меня? Ну, она и я, мы обычно... - Он помедлил. Ты ведь человек, умудренный опытом, правда? Я хочу сказать, ты повидал жизнь.
      - Я... думаю, да, - с усилием ответил Охранник.
      - Тогда, я знаю, ты не будешь шокирован. - Тропайл лгал. - Должен сказать, есть много женщин, о которых и не подозревают эти надутые Граждане. Видел ты когда-нибудь женские колени? - Он хихикнул. - Целовался когда-нибудь при свете? - Он подмигнул Охраннику. - Целовался когда-нибудь в большом кресле, и, скажем, женщина у тебя на коленях, вся такая мягкая, тяжелая, теплая, прижата к твоей груди, и... - Он остановился и сглотнул. От собственных слов его тошнило, трудно было говорить такое. Но он заставил себя продолжать: - Видишь ли, она и я, мы занимались этим. Часто. Все время. Вот что я называю настоящей женщиной.
      Он остановился. Его насторожило внезапно изменившееся выражение лица Охранника, его остекленевшие глаза, тяжелое дыхание. Он зашел слишком далеко. Он хотел лишь парализовать старика, вызвать у него отвращение, вывести из строя, но он перестарался; он подскочил к Охраннику и подхватил его как раз в тот момент, когда старик стал падать, теряя сознание.
      Тропайл полил на него водой. Охранник чихнул и неуверенно сел. Он остановил свой взгляд на Тропайле и вдруг покраснел.
      - Я хочу выйти на улицу и посмотреть на Новое Солнце, - сурово произнес Тропайл.
      Просьба была невероятной! Охранник, по-видимому, не имел права давать своим подопечным такую свободу, это противоречило Долгу, ведь Охранник должен Охранять. Но грязные рассказы Тропайла выбили Гражданина Хармейна из колеи.
      Ему было трудно двигаться, он задыхался от тех непристойностей, которых наслушался. Он разрывался между двумя возможными вариантами развития событий, оба строго обязательны, оба абсолютно невозможны. Тропайл находился под арестом в соответствии с Пятым Правилом. И с этим все было ясно, но лишь с одной стороны. Таких, как Тропайл, нельзя было выпускать из помещения, где они содержались; Охранник знал об этом; все это знали, и Тропайл тоже это знал.
      Тропайл просил о невозможном. Это было большей непристойностью, чем даже страшные похотливые истории. Никто и никогда не просил о том, чего нельзя было позволить, потому что никто никогда ни в чем не мог отказать; это было абсолютно немыслимо, неприлично.
      Можно было лишь попытаться пойти на компромисс. Заикаясь, Охранник произнес:
      - Может быть... Может быть, позволить тебе посмотреть на Солнце из коридора? - Даже это полностью противоречило правилу; но он обязан был что-то предложить. Что-то всегда предлагалось. С детства Охранник никогда и никому не отвечал резким отказом. Ни один Гражданин так не поступал. Резкое "нет" вело к неприятным ощущениям, резким словам и, может быть, даже к драке. Единственно мыслимое резкое "нет" было ужасным последним "нет" сумасшедшего. А кроме этого...
      Гражданин предлагал. Гражданин шел на компромисс. Гражданин неизменно испытывал тихую радость, когда его предложение неизменно принималось, компромисс достигался, обе стороны были удовлетворены.
      - Для начала пойдет, - проворчал Тропайл. - Открывай, старик, открывай! Не заставляй меня ждать!
      Охранник, пошатываясь, открыл дверь в коридор.
      - А теперь на улицу!
      - Я не имею права! Не могу! - вырвался крик боли из груди Охранника. Он закрыл лицо ладонями и зарыдал, безнадежно выведенный из строя.
      - На улицу, - безжалостно настаивал Тропайл. Он чувствовал себя смертельно больным. Он шел против всего того, что было и его жизнью, не только жизнью Охранника.
      Но он был Волком.
      - Я буду Волком, - прорычал он и подошел к Охраннику. - Моя жена, произнес он. - Я ведь еще не закончил рассказывать. Иногда она обнимала меня и прижималась ко мне, и однажды, я помню это, она поцеловала меня в ухо. Днем. Было забавно и приятно. Просто невозможно описать.
      Плача, Охранник бросил Тропайлу ключи и, раздавленный, заковылял прочь. Он уже был неспособен что-либо сделать. Да и сам Тропайл чувствовал себя почти так же скверно, разница была лишь в том, что он продолжал действовать. То, что он произносил, как кислотой, жгло ему горло.
      - Они называют меня Волком, - вслух произнес он, держась за стену. Я буду им.
      Он открыл дверь на улицу. Жена уже ждала его. С собой у нее было все то, что он просил ее принести.
      Тропайл произнес слова, которые показались ей странными.
      - Я - сталь и пламя. Я - Волк!
      Она всхлипывала:
      - Глен, ты уверен, что я поступаю правильно?
      Он неуверенно засмеялся и повел ее за руку по пустынным улицам.
      5
      Гражданин Джермин помогал готовить Гражданина Бойна к Жертвоприношению, так как не только имел на это право по статусу и положению, но и был знатоком процедуры. Сделать, фактически, нужно было немного. Но приходилось проводить сложную и долгую процедуру в соответствии с этическими нормами Граждан, ее приходилось затягивать, каждый шаг сопровождался тщательно разработанным ритуалом.
      Жертвоприношение проводилось днем, при свете Нового Солнца. И те из трехсот Граждан Вилинга, которые смогли прийти посмотреть его, расположились во дворе старого Федерального Здания.
      Суть церемонии заключалась в следующем: человек, оказавшийся Волком, или тот, кто в конце концов не выдерживал тягот жизни и сходил с ума, не имел права жить. Его ставили перед толпой сограждан и давали возможность добровольно (или насильно, если это было необходимо) совершить Жертвоприношение Спинномозговой Жидкости. Казнь была убийством, а убийство непозволительно, как гласил благородный кодекс Граждан. Поэтому казни не было. Выкачивание спинного мозга не убивало человека. Процедура вела лишь к тому, что с течением времени организм сдавался и человек умирал - в мучениях.
      После Жертвоприношения проблема, конечно, коренным образом менялась. Страдание само по себе считалось недопустимым. Поэтому, чтобы избавить Приносимого в Жертву от предстоящих мучений, существовал обычай, чтобы самый старый и добрый Гражданин с остро отточенным ножом стоял рядом. Когда Жертвоприношение заканчивалось, голова Приносимого в Жертву отрубалась. Делали это только для того, чтобы предотвратить страдания. Следовательно, казни как таковой не было, просто ускорялся неизбежный конец. Затем около десяти Граждан, чей ранг давал им право помогать в проведении церемонии, торжественно разбавляли спинномозговую жидкость водой, и каждый выпивал свою порцию. В этот момент подобало сложить небольшое стихотворение. В общем для всех присутствовавших это была совершенно уникальная возможность для второй самой чистой и возвышенной Медитации (помимо размышлений о Взаимосвязи).
      Гражданин Джермин - его роль называлась Носитель Катетера - занял свое место рядом с Носителем Иглы, Вещателями и Спрашивающим о Предназначении. Когда он проходил мимо Гражданина Бойна, он помог ему принять традиционную позу; Бойн взглянул на него с благодарностью, и Джермин посчитал, что в этот момент уместна Ободряющая Полуулыбка. Спрашивающий о Предназначении торжественно обратился к Бойну:
      - Тебе выпала честь принести здесь сегодня Жертву. Хочешь ли ты этого?
      - Да, - с восторгом ответил Бойн. Беспокойство прошло; он был полностью уверен, что принесет хорошую Жертву; Джермин всем сердцем одобрял его.
      Вещатели строфами, чередуясь друг с другом, объявили толпе о традиционной паузе для Медитации, и все погрузились в молчание. Гражданин Джермин начал процесс очищения своего мозга, готовясь к великой возможности Принять с благодарностью то, что ждет его впереди. Какой-то звук отвлек его. В раздражении он поднял глаза. Кажется, звук доносился из Дома Пяти Правил, и это был мужской голос. Но его, казалось, никто больше не слышал. Все, кто пришел посмотреть, все те, кто сидел на каменных ступенях, были погружены в Мрачную Медитацию.
      Джермин постарался вернуть свои мысли в нужное русло... Но что-то тревожило его. Он мельком взглянул на Приносящего Жертву - там что-то было...
      Он еще раз сердито взглянул на Гражданина Бойна, чтобы рассмотреть, что привлекло его внимание.
      Да, там что-то было. За фигурой Гражданина Бойна. Тихое, едва видимое мерцание жизни и движение. Ничего осязаемого; казалось, воздух пришел в движение.
      Это было - сердце Джермина разрывалось - это было Око!
      Настоящее чудо Перемещения! Оно вот-вот должно было произойти здесь, сейчас! Перемещение Гражданина Бойна! И никто, кроме него, Джермина, не знал об этом!
      Последнее предположение Гражданина Джермина было ошибочно.
      Действительно, ни один человек не видел того, похожего на стеклянный шар предмета, который искривлял пространство над простертым телом Бойна. Но был в некотором смысле другой свидетель - за несколько тысяч миль отсюда.
      Пирамида на горе Эверест "пошевелилась". Она не двигалась, но что-то в ней подвинулось, изменилось, появилось какое-то излучение. Пирамида осматривала свою... капустную грядку? Часовой завод? Точно столько же смысла было бы, вероятно, в словах "часовая грядка" или "капустный завод"; в любом случае, она наблюдала за тем местом, где для нее росли, созревали и собирались тогда, когда нужно, сложные механизмы, после чего они быстро замораживались и монтировались в цепи.
      При помощи сигналов, которые она принимала, Пирамида поняла, что один из механизмов готов.
      Кровью Пирамиды была диэлектрическая жидкость, ее органами электростатические заряды. Ее философией - "развинти и толкай". Ее мотив выжить.
      Выживание сегодня означало для Пирамиды нечто иное, чем когда-то. Когда-то выживание означало лишь скольжение на подушке отталкивающихся зарядов, движение создавалось за счет потока электронов; достаточно часто она посылала высокочастотные импульсы, которые давали четкую картину; сталкиваясь с препятствием и отталкиваясь от него, они несли в себе изображение этого препятствия.
      Если изображение показывало нечто такое, что могло участвовать в обмене веществ, Пирамида усваивала это. Она делила это "нечто" на молекулы, разбивала его протонами, оставшимися от рассеиваемых электронов, молекулы она усваивала. Иногда усваиваемый объект был Неподвижным, иногда Подвижным; расплывчатая, вольная классификация, основанная на философии, главным принципом которой являлось то, что все разбирается на составляющие.
      Если объект был Подвижным, его иногда приходилось преследовать. Вот и вся разница.
      Основным было выживание, а не пустые различия.
      Однако довольно давно Пирамида узнала, что делать некоторые различия очень полезно. Например, существовало различие между предметами, которые просто участвовали в обмене, и предметами, которые легко, без проблем, усваивались. Много усилий можно было бы сэкономить, если бы предметы можно было просто "вмонтировать" в те участки, где они необходимы, не изменяя их.
      Или почти не меняя.
      На этой планете было много предметов, которые легко усваивать. Эти предметы, как оказалось, хорошо подходят для того, чтобы непосредственно использовать их в сложных устройствах Пирамид; причем почти не требовалось никакой обработки, кроме подавления ненужных "потребностей" и "желаний".
      Именно по этой причине Пирамиды позаботились в первую очередь о том, чтобы украсть планету.
      Итак, Пирамида на Эвересте сидела и ждала.
      Ей не было скучно в изоляции. Ни одна из Пирамид не знала, что значит "скучно". И если на то пошло, она, фактически, не была одинока, так как указания ей шли с планеты-двойника, с которой Пирамида с Эвереста находилась в постоянном контакте, так же, как и другие Пирамиды и Автономные приборы и все прочее. Она посылала высокочастотные отражающиеся и рассеивающиеся импульсы. Она рассеивала их дополнительно после того, как они возвращались. Глубоко внутри собиралось крайне искаженное изображение. Еще глубже оно анализировалось и оценивалось на предмет его значимости для выживания Пирамиды, в том значении, в котором понимала выживание Пирамида. Выживание включало потребность в сложных Компонентах - человек, вероятно, мог бы назвать их "сервомеханизмами", - которые можно было ассимилировать и которые в диком виде росли здесь.
      Планета действительно была очень богата этими Компонентами, которые имели чрезвычайно полезную привычку "созревать", то есть становиться идеальными для использования Пирамидой. Однако созревание происходило нерегулярно. Поэтому Пирамиде на Эвересте приходилось вести наблюдение за всей планетой, ожидая идеального момента для сбора.
      (Разумеется, Компоненты, предназначенные для сбора, не знали о том, что они зреют для кого-то. Часы на полке ювелирного магазина тоже не знают о том, что при
      Фредерик Пол, Сирил Корнблат. Проклятие волков
      ---------------------------------------------------------------------------
      Фредерик Пол, Сирил Корблат. Проклятие волков. Frederik Pohl, Cyril M.Kornbluth. Wolfbane (1959) [rev. 1986 - by Pohl]. ======================================= HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5 ---------------------------------------------------------------------------
      1
      Роджет Джермин, банкир из Вилинга, Западная Виргиния, Гражданин, тихо пробудился от лишенного сновидений сна, которым спали Граждане. Шел третий час времени, отпущенного на подъем, времени, соответствующему тому дню, который в полной мере предстояло оценить.
      Гражданин Джермин облачился в одежду, подобающую великим деяниям, таким, как созерцание развалин Эмпайр Стейт на фоне грозовых облаков с борта маленькой лодки или молчаливая прогулка гуськом по оставшемуся ряду кладки моста "Золотые Ворота", или такому событию, как сегодня; а каждый надеялся, что это случится именно сегодня - созерцание того, как загорится Новое Солнце.
      Джермин с трудом сохранял спокойствие, подобающее Гражданину. Когда разжигание Солнца запаздывало, возникал соблазн начать Медитацию о неподобающих вещах: будет ли на самом деле вновь зажжено Солнце? А что, если нет? Он вновь вернулся мыслями к своей одежде. Прежде всего он надел старый легендарный браслет; это был опознавательный браслет из тяжелых серебряных звеньев и пластинки с надписью: "Джо Хартман Корея 1953".
      Его приятели, из тех, кто понимал толк в драгоценностях, позавидовали бы этому браслету, если бы были способны на такое чувство, как зависть. В Вилинге, как известно, не существовало другого опознавательного браслета, которому было 250 лет. Тончайшая рубашка и легкие брюки плотно облегали его тело, а сверху он надел просторную парку, швы которой были тщательно подпороты. Всякий раз, когда Солнце зажигалось вновь, а это происходило каждые пять лет или около того, было принято с грустным видом снимать парку и грациозно рвать ее - так предписывал этикет, - но не настолько, чтобы ее уже невозможно было сшить вновь. Поэтому швы приходилось подпарывать. Именно на сорок первый день (он подсчитал это) Джермин да и все жители Вилинга облачились в одежды, которые надевались по случаю возгорания нового Солнца. На сорок первый день Солнце, уже не белое и не слепяще-желтое, и даже не ярко-красное, поднималось, и цвет его был коричнево-красным, с каждым появлением оно становилось все темнее.
      Гражданин Джермин подумал, что за всю свою жизнь он не помнил Солнца таким темным и холодным. Может быть, имело смысл рассмотреть его более внимательно? Ведь никогда больше не представится такая возможность посмотреть, как умирает старое Солнце.
      Думая лишь об одежде, гражданин Джермин печально закончил одеваться. Умение Облачаться не являлось его специальностью, но он всегда следил за тем, чтобы это было сделано подобающе, традиционно-плавными жестами, без спешки, всякий раз слегка рассчитывая на успех. И именно потому, что он, и только он сам, шил свою одежду, все было продумано до мелочей.
      Он мягко разбудил жену, положив ладонь ей на лоб. Она лежала, аккуратно свернувшись на женской трети кровати, как это предписывали правила.
      Тепло его руки постепенно пробилось сквозь слои сна, ее глаза приоткрылись.
      - Гражданка Джермин, - приветствовал он ее, делая левой рукой знак приветствия.
      - Гражданин Джермин, - сказала она, наклонив голову в приветствии, что допускалось в тех случаях, когда были закрыты руки.
      Он пошел в свой крошечный кабинет и стал ждать.
      Время было подходящим для того, чтобы погрузиться в размышления о свойствах Взаимосвязи. Гражданин Джермин имел большой опыт в искусстве Медитации, большой даже для банкира. Этот дар он развивал в себе с самого детства. Ему удалось отстраниться от всех внешних звуков, образов и чувств, которые мешали Медитации.
      Он сидел, и его молодое лицо было спокойно. Стройное тело было идеально прямым, но без всякой натянутости или напряжения. Его мозг был почти чист. Он был занят лишь одной, главной проблемой - проблемой Взаимосвязи.
      Позади, где-то над его головой, незаметно для него холодный воздух комнаты, казалось, уплотнился и превратился в шарик - крошечный воздушный шарик.
      У этих шариков было название. Их видели и раньше, они появлялись и в Вилинге, и повсюду на Земле. Это было нечто, связанное с Медитацией по поводу Взаимосвязи. Шарики приходили, парили в воздухе. Затем улетали... и часто улетали не одни.
      Если бы в комнате, где был гражданин Джермин, был еще кто-нибудь, он бы увидел, что шарик, подобно стеклу, линзе или глазу, искажает, искривляет то, что просматривается сквозь него. Их, эти пузырьки, и называли Око.
      Джермин Медитировал... Шарик увеличивался и медленно перемещался. Поток воздуха, который он создал, подхватил обрывок бумаги, закружил его и опустил на пол. Джермин пошевелился, и шарик отпрянул, потому что Медитация Джермина на какой-то момент прервалась.
      Джермин абсолютно непроизвольно заставил себя забыть о том, что мешало его размышлениям, и опять вернулся мыслями к проблеме Взаимосвязи. Шарик парил в воздухе...
      В соседней комнате его жена, как бы прочищая горло, три раза тихо кашлянула. Она давала ему понять, что уже одета. Джермин поднялся, чтобы идти к ней. Его мысли вновь вернулись к реальности.
      На этот раз Медитация была окончена. Око над его головой в течение минуты беспокойно вращалось. Оно нерешительно двигалось взад и вперед, как человек, меряющий шагами платформу вокзала в ожидании попутчика, который запаздывает.
      В нескольких милях восточнее Вилинга в своей квартире проснулся Глен Тропайл, мастер на все руки, втайне мучившийся вопросом: "Человек ли он?"
      Поежившись, он сел на кушетке. Было холодно. Проклятый холод. За окном проклятое солнце было все еще того же проклятого темного цвета. В квартире было промозгло.
      Во сне он сбросил с себя одеяла - ну почему ему никак не удается научиться спать спокойно, как все? Так как на нем не было никакой одежды, он обмотался одеялами, встал и подошел к незастекленному окну.
      Глену Тропайлу не впервой было просыпаться на кушетке. Это случалось потому, что Гала Тропайл была женщиной с характером и имела обыкновение прогонять его из своей постели, если они ссорились. Он знал, что днем, следовавшим за его ночным изгнанием, он возьмет над ней верх. Поэтому ссора имела для него свои положительные стороны. Чтобы взять верх, можно было заплатить любую цену, победа не была победой, если она доставалась без усилий.
      Он услышал, как жена ходит в одной из комнат, и удовлетворенно насторожился. Она не разбудила его. Следовательно, была готова пойти на попятную. Легкий зуд в позвоночнике или мозгу - это не было физическим зудом, поэтому ему трудно было определить, откуда он идет, он просто чувствовал его - мгновенно перестал его беспокоить. Он побеждал в этом соперничестве. Создавать препятствия и преодолевать их было его натурой.
      Осторожно неся кофе, приготовленный из ее тайных запасов, в комнату вошла Гала Тропайл, молодая смуглая женщина с задумчивым взглядом.
      Глен Тропайл сделал вид, что не заметил ее. Его глаза изучали холодный пейзаж. Моря под тонким слоем льда почти не было видно, так далеко оно отступило, пока Солнце, и без того маленькое, все уменьшалось, а разраставшиеся ледники на полюсах все больше и больше поглощали воду морей.
      - Глен.
      Отлично! Глен! Неужто позабыто правило, согласно которому муж здоровается первым? А где требующееся по этикету покашливание, прежде чем войти в комнату? Постепенно он отучил ее от того дотошно расписанного ритуала, в соответствии с которым они воспитывались и который досконально знали. Величайшей из многих его побед над Галой было то, что иногда, как вот сейчас, она сама была зачинщиком и сама первая нарушала формы поведения, предписываемые Гражданам. Порок! Извращение! Иногда они касались друг друга во время, не предназначенное для ласк. Гала сидела на коленях у мужа поздним вечером или Тропайл поцелуем будил ее утром. Иногда он настаивал на том, чтобы она разрешала ему наблюдать за тем, как она одевается. Нет, конечно не сейчас, потому что холод угасающего Солнца делал эту шалость непривлекательной, но раньше она это позволяла; и его власть над ней была такой, что он знал, она позволит это вновь, когда создадут новое Солнце.
      Если, подумал он, если новое Солнце будет создано.
      Он отвернулся от холодного пейзажа за окном и посмотрел на жену.
      - Доброе утро, дорогой! - Она раскаивалась.
      - Неужели? - раздраженно бросил он. При этом демонстративно потянувшись, зевнув и почесав грудь. Каждое его движение было отталкивающим. Гала Тропайл содрогнулась, но ничего не сказала.
      Тропайл плюхнулся на лучший из двух стульев, его голая волосатая нога высунулась из-под одеял, которыми он был укутан. Его жена вела себя безукоризненно, исходя из его представлений о поведении. Она не отвела глаза.
      - Что там у тебя? - спросил он. - Кофе?
      - Да, дорогой. Я подумала...
      - Где это ты его достала?
      Гала отвела в сторону свой задумчивый взгляд. Опять победа, подумал Глен Тропайл. Он был удовлетворен даже больше, чем всегда: снова в поисках съестного она обшарила какой-то старый склад. Этому научил ее он, и, подобно всем запрещенным вещам, которые она узнала от него, это было удобным средством, когда он решал им воспользоваться. Правилами устанавливалось, что Гражданка не должна обыскивать Старые Места в поисках пищи. Гражданин выполняет свою работу, кем бы он ни был - банкиром, булочником или реставратором мебели. Он получает то, что ему причитается, за эту работу, которую выполнил. Гражданин никогда не берет того, что ему не принадлежит, никогда - даже если вещь брошена и может пропасть.
      Это отличало Глена Тропайла от тех людей, среди которых он жил.
      Я победил, ликовал он. Именно это было необходимо ему, чтобы закрепить свою победу над ней.
      - Ты нужна мне больше, чем кофе, Гала, - произнес он.
      Дрожа, она подняла на него глаза.
      - Что бы я делал, - спросил он, - если бы в один прекрасный день, когда ты будешь бродить по бакалейным отделам в поисках съестного, на тебя упадет балка? Как можно так рисковать? Разве ты не знаешь, что значишь для меня?
      Она зашмыгала носом и проговорила, запинаясь:
      - Дорогой, насчет прошлой ночи... Я очень виновата... - И с несчастным видом протянула ему чашку. Он взял ее и задумчиво отпил кофе. Затем поставил чашку. Он взял Галу за руку, взглянул на нее и нежно поцеловал ей руку.
      Он почувствовал, как она дрожит. Затем она посмотрела на него безумным, обожающим взглядом и бросилась ему в объятия.
      В тот момент, когда он целовал ее, отвечая на ее неистовые поцелуи, его власть над ней вступила в новую фазу.
      Глен знал, точно так же, как и Гала, что он взял верх, добился превосходства; указатель; инициатива в ведении огня; азартный игрок, не умеющий проигрывать. Называйте это как хотите, но для подобных Глену Тропайлу в этом заключалась жизнь. Он знал, так же как и она, что, добившись превосходства, он будет постоянно его утверждать, а она все больше и больше будет поддаваться, и так по спирали. Он поступал так, потому что это была его жизнь - достижение превосходства над всяким, кто бы ни встретился на его пути. Потому, что он был Сыном Волка.
      На краю света Пирамида угрюмо захватила место на плоской площадке самого высокого пика Гималаев.
      Ее не построили там. Ни человек, ни его машины не привезли ее туда. Она появилась там во время, которое она сама себе назначила, и потому что она так захотела.
      Проснулась ли она в тот день, та, что стояла на вершине Эвереста? И уж если на то пошло, спала ли она когда-нибудь? Никто не знал. Она стояла, а может быть, сидела там, почти тетраэдр. Ее внешний вид был известен, в основании она составляла 35 квадратных ярдов; из шлака, цвета темной ночи. Люди с неимоверными усилиями поднялись по мрачным склонам Эвереста, но узнали лишь это. Ничего больше не было известно человечеству о Пирамиде.
      На Земле была лишь одна такая, хотя люди думали (не имея достаточно точных сведений), что было больше, может быть гораздо больше подобных ей на незнакомой планете, которая была теперь двойником Земли, раскачивающейся вокруг крошечного Солнца, которое висело в общем для них обеих центре тяжести. Но люди знали очень мало о самой этой планете, только то, что она пришла из космоса и сейчас находилась здесь.
      Было время, когда люди пытались дать имя этому двойнику, - больше двух столетий назад, когда она впервые появилась. "Сбежавшая Планета", "Захватчик", "Возрадуйтесь Мессии, день близок!" Новые названия подчас ничего не означали, они были лишены смысла; они были иксами в уравнении, обозначавшими только то, что есть нечто, им не известное.
      "Планета-беглец" прекратила свой бег, приблизившись к Земле.
      "Планета-захватчик" ни на что не посягала; она просто послала один шлаковый цвета темной ночи тетраэдр на Эверест.
      А "Планета "Возрадуйтесь Мессии" похитила Землю у Солнца вместе с ее вечным спутником Луной, которую она превратила в свое маленькое Солнце.
      Это случилось в те времена, когда люди были многочисленны и сильны или считали себя такими. Их города были огромны, бессчетное число мощных машин было в их распоряжении. Но это не помогло. Новая планета-двойник не проявила никакого интереса ни к городам, ни к машинам. Ее обитатели не заинтересовались и земным оружием - отнюдь, даже тогда, когда оно, самое страшное и разрушительное, было применено против захватчиков. Они просто не обратили на него внимания и занимались собственным делом. Никому не известным.
      Более четырех миллиардов лет Земля с достоинством вращалась вокруг Солнца на испокон веков отведенном ей месте между орбитами Венеры и Марса, сопровождаемая неразлучной с ней Луной. Не было причины менять заведенный порядок.
      И тем не менее он изменился. Пришло Нечто с названной планеты и изменило все. Это "нечто", что бы это ни было, схватило Землю, когда та плыла вокруг Солнца, и Земля, покинув свою древнюю орбиту, последовала за этим "Нечто" вместе с Луной. Вначале движение было очень медленным. Затем оно ускорилось.