Это был день, час мгновение весеннего равноденствия на Земле... и вдруг ближайшие звезды на мгновение погасли.
Целая их дюжина мигнула одновременно. Сверкающий Сириус и его сверхплотный спутник-карлик. Ярко-желтые близнецы Альфы Центавра. Тусклая красная точка Проксимы... далекие огоньки Эты Эридана и 70-А Змееносца... и само яркое Солнце.
Могучие космические моторы объявили о перерыве в своем вращении: в синтезе более крупных ядер из мелких, трансформации избытка массы в энергию, просачивании этой энергии сквозь слои бушующего газа, излучении энергии ядер в пространство.
На берегах земных океанов, в кратерах Луны, в песчаных пустынях Марса, на спутниках Сатурна и за космической завесой на самих Рифах все миллиардоголовое человечество вздрогнуло, зашевелилось и познало страх. По всей Галактике пронесся фотонный шепот, летя со скоростью света:
— ДИТЯ ЗВЕЗД!
Так все началось.
Мигание ближайших звезд продолжалось всего несколько секунд, и сначала его заметили на Рифах, ближайших к данной звезде. Потом медлительный Плутон поймал подмигивание 70-А Змееносца. Тем временем Нептун, не спеша крутившийся по своей погруженной во мрак орбите по другую сторону, первым заметил потускнение белого накала Сириуса. На Землю, где старый растолстевший Планирующий сидел, хихикая, в своем золотом кресле, все пульсации тьмы прибыли одновременно.
Планирующий перестал хихикать. Его обрюзгшее лицо помрачнело. Когда астрономы доложили о случившемся, он взорвался гневом.
Первые доклады пришли из подземной обсерватории в зоне терминатора на планете Меркурий, где на дне кратера с зазубренными краями медленно раздвинулись бетонные плиты, открывая ствол шахты.
Из шахты медленно выдвинулся в блеск близкого Солнца серебряный купол. Из-под громадной полусферы выползли стволы дюжины оптических и радиотелескопов, пирометров, телекамер. Над ними сияли бронзовые литеры:
НАИМОГУЩЕСТВЕННЕЙШИЙ НАГРАЖДАЕТ НАИВЕРНЕЙШИХ
Внутри бронированной, охлаждаемой, термоизолированной обсерватории три астронома напряженно следили за сотней индикаторов и циферблатов. Они ждали.
Потому что были предупреждены.
Старший вахтенный офицер поднял глаза от циферблата хронометра и проворчал:
— Пять минут!
Двое остальных молча следили за своими приборами. Поседевший капитан Технокорпуса взглянул на них в бледном свете экрана, который заглушал отсветы шкал и индикаторов. На экране плавало изображение Солнца, золотого, распухшего, медленно протягивающего толстые щупальца сверхраскаленного газа. Солнце висело над ощерившимися пиками скал горизонтом Меркурия.
— Ну же, — проворчал он наполовину сам себе. — Мы готовы.
Самым младшим членом вахты был худощавый молодой тех-кадет, честолюбивый юноша, уже познавший на себе тяжелую реальность службы и продвижения в Технокорпусе. Он осмелился заметить:
— Готовы — но к чему? По-моему, это идиотский блеф.
Старший офицер повел в его сторону желтоватым глазом, но ничего не сказал.
— Разве? — проворчал третий астроном. Это был невысокий полноватый тех-лейтенант, недавно повышенный в звании и поэтому склонный к оптимистическому взгляду на мир. — Значит, задание Машины — тоже идиотское?
— Нет, постой! Я не имел в виду...
— Понятно. Но ты забыл и подумать заодно. Машина следит за всем Планом, мы исполняем только частные задания. Если Машина уделяет внимание этому забавному существу, называемому Дитя Звезд, то мы не можем подвергать сомнениям ее мотивы.
Тех-кадет показал на огромный солнечный шар и сердито воскликнул:
— Посмотри! Что может погасить
его? Тех-лейтенант пожал плечами, а старший офицер сказал только:
— Осталось четыре минуты.
Военная дисциплина кадета успела обветшать за время их долгой вахты. Сердито нахмурившись, он взглянул на показатели телеметрических пирометров.
— И с места не двигается! Мы здесь уже три недели, и мы ничего не увидели.
— Мы останемся еще на три года, если прикажет Машина, — пророкотал капитан. — Машина не совершает ошибок. Она была построена, чтобы управлять Планом, и она предохранена от человеческих оплошностей.
— О, да, сэр. Но мы ведь совсем ничего не обнаружили! — воскликнул кадет. — Никаких детей звезд. Никаких крупных пятен — или что бы мы там ни должны были увидеть.
— Упражняй терпение, — посоветовал ему толстый капитан. — Или тебе придется послужить Плану более непосредственным образом. В орган-банке всегда нужны запасные органы. Осталось три минуты.
Кадет немедленно умолк. Все трое сидели, пристегнувшись, в креслах наблюдателей, следя за большим золотистым изображением Солнца. Закутанное в красные потоки короны, испещренное в средних широтах оспинами мелких черных пятен, оно висело над темным горизонтом, словно глаз бога. Приборы в кабине пощелкивали и попискивали.
— Я видел, — сказал наконец тех-лейтенант словно самому себе, — как Солнце ничем не отличалось от других звезд. Даже не ярче Веги.
— Вы были там, в Рифах? — возбужденно воскликнул кадет.
— Две минуты, — проворчал капитан, но взгляд его был обращен к молодому лейтенанту.
Тот кивнул.
— Искал... парня моей сестры. Или жениха? Его звали Бойс Ганн. А он искал Дитя Звезд. И мы не нашли ни первого, ни второго.
— Я никогда не видел Рифов, — только и сказал кадет.
— Очень красиво там, сказал лейтенант. — Шипастые силиконовые растения, сверкающие собственным светом. Как драгоценные камни, и такие острые, что запросто проткнут скафандр. Еще встречается растение, у него такие наросты из чистого серебра, напоминают по форме черенки, а также штуки вроде цветов — они из чистого алмаза.
Дыхание кадета вдруг стало шумным, и седой капитан обернулся, посмотрев на него. Все недавнее презрение исчезло, уступив место тоске — и некоторому страху.
— Займись своим делом, парень, — проворчал он отрывисто. — Рифы — опасная тема!
— Да, сэр, — с серьезным видом согласился тех-лейтенант. — Там опасно. Я видел громадного монстра величиной с лошадь, с туловищем скорпиона...
— Молчи, болван! Рифы опасны для Плана Человека. Мы однажды уже едва не погибли из-за этих Рифов. Если Дитя Звезд настоит на своем...
Тут он прервал себя и сказал только:
— Одна минута!
Тех-лейтенант покраснел.
— Прошу прощения, сэр. Я совсем не хотел начинать непланированный разговор. Я даже не предполагал представить эти орды дикарей, скитающихся за Космическим Заслоном, как что-то стоящее внимания, даже если они верят, будто Дитя Звезд — сверхчеловек...
— Следи за приборами. — Капитан подал пример, отвернувшись от товарищей и уставясь на экран, на ряды циферблатов и указателей на панели перед собой. Какая-то заблудившаяся мысль вдруг заставила его вспомнить о светловолосой девушке-общительнице, которая первая прошептала ему эти два слова: «Дитя Звезд».
Что случилось с ней потом? Попала в орган-банк?
Но времени на воспоминания не оставалось. До срока всего тридцать секунд. Несмотря на работу рефрижераторов и идеальную изоляцию купола, в кабине вдруг стало душно. Капитан почувствовал, как по спине стекают струйки пота.
— Двадцать секунд!
Глаза капитана прикипели к бегущей черной стрелке хронометра, догонявшей красную. Когда черная соединится с неподвижной красной, наступит момент весеннего равноденствия на Земле. И угроза Звездного Дитя окажется пустым блефом... или не окажется.
— Десять секунд!
Скрытые в полу лампы погасли. Теперь только свет циферблатов соперничал с фосфорическим сиянием изображения Солнца на экране.
— Пять секунд... четыре... Три!..
Двадцать катушек с лентой быстро закрутились в темноте. Дыхание вырывалось из легких людей, словно всхлипы.
— Две... Одна!..
— НОЛЬ!
Капитан сглотнул и протер глаза.
Изображение Солнца гасло. Потом были убраны фильтры, вспышка яркости — и темнота.
Свет вдруг погас. Полностью. Изображение Солнца на экране словно смахнуло рукой. Он услышал, как кто-то из его людей громко вздохнул, потом закричал:
— Дитя Звезд! Это он!
— Мы ослепли! — всхлипнул второй.
* * *
И это тоже было началом. Но это еще не все.
Круги по воде от брошенного в тихий пруд камня — волна тьмы разошлась от Солнца во все стороны. Три минуты спустя после момента весеннего равноденствия она достигла щелкающей в куполе на Меркурии камеры, невидимая для потерявших способность видеть глаз.
Немногим менее трех минут после этого волна поразила наблюдателей на орбитальных станциях вокруг вечно раскаленной, закутанной в облака Венеры. Их накрыла тень ужаса, они побледнели, но продолжали видеть свет приборов и не были, казалось, ослеплены последней вспышкой яркости Солнца, как люди на Меркурии.
Пройдя путь в восемь минут, волна темноты омыла Землю. На всей солнечной стороне планеты внезапно наступила кромешная тьма. В ошеломлении люди застывали на месте, пока спустя несколько секунд не оживали городские огни. Ужас пронизывал тех, кто слышал об угрозе Звездного Дитя. На ночной стороне Земли и на Луне астрономы заметили, как погасли на мгновение знакомые звезды-соседи, и многие из них побледнели. Кое-кто из них слышал о Звездном Дитя и о Требовании Освобождения. Остальные просто увидели вдруг, что в узоре световых пятнышек, отраженном от огромных вакуумных зеркал или преломленном линзами, глядевшими в небо на высочайших горах Земли, вдруг пропали так хорошо знакомые световые точки.
Потом они снова возникли...
Но Солнце не загорелось. Пока. Пока не прошло полчаса и даже больше. Тем временем началась паника.
Новость достигла Планирующего, восседавшего в золотом кресле, и он позабыл о своем вчерашнем приятном расположении духа. Его дряблое толстое лицо побелело от страха.
О том, что происходит, человек по имени Бойс Ганн узнал косвенным путем — он услышал, как охрана камеры в недрах Машины, где он был заключен, начала перешептываться:
— Дитя Звезд!
К девушке с отрешенным взглядом, разговаривавшей с бусинками-сонарами перед консолью Машины, эта весть донеслась в словах языка, изобретенного не человеком, языка, который мало кто мог бы понять. Имя девушки было Дельта Четыре, и она не испытывала страха, ей было все равно...
Таким образом это началось для них всех, а потом волна темноты унеслась дальше, в бесконечное пространство. Через двенадцать минут она нахлынула на Марс, приостановив новый грандиозный проект извлечения кислорода и воды из мертвой коры планеты. Заместитель Планирующего на Марсе, плохо спланированный человек, который своими глазами видел Требование Освобождения, выхватил у охранника лазерный пистолет и застрелился.
В течение следующей четверти часа тень омыла астероиды, напугав нескольких, оставив остальных равнодушными. Поскольку они не знали о происходящем, погрузившись в шахты, прорытые в богатых драгоценными материалами недрах крохотных планет. Или же были настолько утомлены и отуплены непрерывной тяжкой борьбой за жизнь и трудом, что испугать их уже ничто не могло.
Мчащаяся впереди волна темноты достигла разбросанных по спутникам Юпитера станций Плана. Она заставила погаснуть кольца Сатурна, поглотила спутники Урана и Нептуна. Она упала на Командный комплекс Космического Занавеса, расположенный на далеком Плутоне, где ее заметили только те, чьи глаза случайно обратились к Солнцу — но и они испугались.
Волна затопила и сам Космический Заслон — скорее сеть, чем стену, сеть разбросанных с большими промежутками станций, лазерные излучатели и патрульные корабли которых следили за малоисследованными бесконечными пространствами вне пределов Системы, готовые защитить План Человека от пришельцев из Рифов или от таких врагов, как Дитя Звезд.
Волна неожиданного страха заставила команды тысячи медленно вращающихся космических фортов послать аварийные вызовы патрульным кораблям, на которых взвыли десять тысяч аварийных сирен. Замигали лазерные лучи, передавая миллионы сигналов, несущих замешательство и ужас.
Через сутки пути, за орбитой Плутона волна достигла границ Солнечной Системы, снежно-ледяных протопланет из твердого метана и аммиака. На слишком дальнем расстоянии от Солнца его гравитационные руки не смогли собрать их в настоящие планеты.
И наконец, спустя дни после прохода последнего погруженного в панику форпоста Плана, волна начала заливать Рифы Космоса.
* * *
Но там, на Рифах, на этих живых астероидах, выросших за века работы микроскопических организмов, фузоритов, поглощавших разреженные моря межзвездного водорода, эта волна темноты не означала ничего ужасного. Она стала еще одним событием в жизни, полным опасностей и чудес.
На одном из маленьких рифов одинокий старатель с раздражением взглянул в ту сторону, где только что было Солнце. Потом он порылся в рюкзаке, отыскал светящийся кристалл фузоритного алмаза, снова и снова принялся сверлить породу.
На другом Рифе проповедник Церкви Звезды посмотрел на часы, потом на небо. Он не испугался, увидев, что Солнце исчезло. Он ждал этого.
Он повернул лицо к голубому сверкающему Денебу; опустился на колени, прошептал несколько слов благодарности и мольбы. Потом он вернулся к работе, заканчивая космосапог, потому что по профессии он занимался изготовлением обуви.
Тень прошла над могилой, но ее никто не увидел. Там никого не было, даже трупа — могила была пуста.
Волна тени легко пронеслась над городом решительных закаленных беглецов из мира Плана Человека — большим скоплением Рифов, где строилась великая космическая армада из фузоритной стали. Девушка по имени Карла Снег смотрела, как гаснет Солнце, и в глазах ее ярко отблескивали слезы.
На другой живой скале пастух внимательно охранял принесшего детенышей члена своего стада от нападения хищного пиропода. Притаившись за выступом органического железа, посматривая время от времени на разрешающегося от бремени пространственника, он искал среди звезд бронированных убийц, стараясь отпугнуть их короткими вспышками из лазерного пистолета. И он не заметил, что Солнце вдруг погасло.
Вот как все это началось для всех — для всех живущих мужчин, женщин и детей.
* * *
И тридцать девять минут спустя Солнце снова принялось изливать мощный поток света и тепла, но волна сияния, прокатившаяся по Солнечной Системе, увидела уже изменившийся мир.
Атомные моторы Солнца снова вращались. Водород синтезировался в гелий через углеродный цикл. Энергия просачивалась к поверхности Солнца. Радиация устремлялась в пространство.
Три минуты спустя волна излучения ударила в термоизолированный купол на Меркурии. Это зарегистрировала щелкающая камера, данные проанализировали тысячи автоматических приборов. Всхлипывая от радости — или ужаса — ослепленные астрономы послали на Землю сигнал лазерным лучом: «Солнце ожило!»
Но свет самого Солнца достиг Земли раньше сообщения.
Первые лучи возродившегося Солнца коснулись горы, где сидел в золотом кресле Планирующий. На плече его устроился серый металлический сокол, бросавший по сторонам сердитые взгляды красных светящихся глаз, шелестя сильными крыльями. Планирующий глядел на лист кремового цвета пергамента, в заголовке которого значилось: «ТРЕБОВАНИЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ».
Пергамент был доставлен Планирующему одним из личных охранников, который обнаружил свиток у дверей кабинета. В документе говорилось:
«Дитя Звезд требует освобождения всех своих последователей, которые удерживаются на службе Плана с помощью воротников безопасности.
Звездное Дитя требует, чтобы все его последователи, направленные в орган-банки, были приведены в первоначальный вид и тоже освобождены.
Наконец дитя Звезд требует, чтобы препятствие, называемое Космической Завесой, было демонтировано и был разрешен свободный доступ к Рифам Космоса и от Рифов Космоса к планетам Системы.
Дитя Звезд сознает, что План Человека мнит себя неуязвимым, и поэтому подготовил предупреждающую демонстрацию своих возможностей. В момент весеннего равноденствия на Земле Солнце будет погашено. Двенадцать ближайших звезд мигнут.
Если Планирующий откажется пойти навстречу требованиям Звездного Дитя после этой демонстрации, то будут приняты дальнейшие меры. Следствием окажется уничтожение Плана Человека.»
— Непланированная чушь! — застонал Планирующий. — Наглость! Предательство!
Высокий полковник Технокорпуса сказал с неловкостью:
— Сэр, мы должны принять меры...
— Меры... — проворчал Планирующий, а его стальной сокол тем временем со звоном ударил крылом о крыло. — Что говорит Машина?
— Нет данных, сэр, — ответила девушка в халате с капюшоном. Голос ее звучал, как далекая музыка, выражение лица было безмятежным.
— Нет данных! Найдите мне данные! Узнайте, кто такой Дитя Звезд! Объясните, как он это сотворил... и как мне помешать ему сделать то же самое еще раз!
Тех-полковник кашлянул.
— Сэр, уже несколько лет мы получаем донесения о Церкви Звезды. Это новая религия, возникшая, по всей видимости в Рифах...
— Опять Рифы! Их нужно было уничтожить двадцать лет назад!
— Да, сэр. Но мы этого не сделали. И колонисты, то есть, сэр, бродяги, живущие среди Рифов, изобрели новое суеверие. Они поклоняются, кажется, звезде Денеб. Она же Альфа Лебедя, верхушка Северного Креста. Они воображают, что на ее планетах находится рай. Они желают переселиться туда, по крайней мере, некоторые из них желают, хотя при максимуме возможностей современного космолета, — продолжал полковник серьезным голосом, — способного развить одну сотую скорости света, учитывая четыреста световых лет расстояния до Денеба, путешествие займет не менее сорока тысяч...
— Ближе к делу! — раздраженно окрикнул Планирующий. — Что такое этот Дитя Звезд?
— Э-э, сэр, исследуя этот новый культ, мы наткнулись на слухи о такой личности. Несколько лет назад мы послали... гм, особого уполномоченного, чтобы провести расследование по этому делу. Имя уполномоченного было Бойс Ганн, сэр, м...
— Приведите его ко мне! Он здесь, на Земле?
— Да, сэр. Но... видите ли, сэр, он вернулся неожиданным образом. Фактически... — лицо полковника представляло полную картину замешательства, — я
должен признаться,сэр, что не знаю точно, каким образом он к нам вернулся.
— Болван! — закричал Планирующий. — Приведите его ко мне! Мало ли чего вы не знаете! Доставьте мне Бойса Ганна!
* * *
И это тоже было начало. Но практически многое началось еще раньше.
* * *
Для Бойса Ганна все началось за много месяцев до того, когда он был шпионом.
Для Бойса Ганна все началось на станции Поларис — большом металлическом обруче, плавающем в ледяном пространстве за Плутоном, который служил одним из звеньев завесы, отделявшей планеты Плана Человека от Рифов.
Бойсу Ганну было всего двадцать шесть лет, и он был уже оператор-майором.
Он имел шесть футов росту, каштановые волосы, голубые глаза. Он был широк в плечах и строен в талии. Он двигался с грацией веселого кота. У него был вид человека, умеющего за себя постоять, и таким он был на самом деле.
Он прибыл на борт станции Поларис с веселой улыбкой и обезоруживающим взглядом ярко-голубых глаз.
— Докладывает Бойс Ганн, сэр, — обратился он к вахтенному офицеру. — Тех-кадет Ганн прибыл в ваше распоряжение.
Это была жизнерадостная ложь. Он не был кадетом, но в шпионской школе на Плутоне офицеры-инструкторы решили дать ему это новое звание, чтобы облегчить выполнение задачи. Оператор-майор — важная персона. За ним будут наблюдать. А кадет мог ходить где угодно и делать все, что угодно.
Вахтенный офицер выдал ему предписание на место в каюте, помог расположить вещи в багажном отсеке, пожал руку, приветствуя нового члена команды, и приказал явиться к коменданту станции машин-полковнику Мохаммеду Зафару.
В задание Ганна входило расследование по поводу слухов о странной анти-Плановой деятельности на станции Поларис. Ганн был солдатом Плана и едва ли мог вообразить анти-Плановость иначе, как нечто прогнившее насквозь, мерзкое, злобное и вредное. Прибыв на станцию, он ожидал увидеть беспорядок и развал, встретить экипаж, превратившийся в угрюмых оппозиционеров.
Но дисциплина оказалась в порядке. Люди выглядели вполне опрятно. По пути через пластиковые коридоры кольца станции, высоко подпрыгивая в слабом поле тяготения, он отметил, что все металлические части ярко начищены. Но у него была задача, и он знал, как с ней справиться.
Он постучал в дверь кабинета коменданта и получил разрешение войти. Вытянувшись по стойке «смирно», Ганн отдал честь по всем правилам.
— Тех-кадет явился по предписанию, сэр!
Машин-полковник, как и положено, отдал честь. Это тоже слегка удивило Ганна, но он не позволил удивлению выдать себя сквозь военную выправку и симпатичную улыбку. Машин-полковник Зафар оказался невысоким смуглым человеком в тщательно выглаженной белоснежной форме. Вид он имел такой же прочный и непоколебимый, как сам План.
— Добро пожаловать на борт, кадет, — сказал он. — Передайте мне ваше предписание, пожалуйста.
— Есть, сэр! — Предписание Ганна тоже было подделкой. В соответствии с ним он являлся оператором лазерных устройств, только что прибывшим с Земли. В документе не упоминалось его настоящее звание, так же, как и интенсивная подготовка на Плутоне. Комендант внимательно прочел предписание, потом кивнул.
— Кадет Ганн, — мы рады вашему прибытию на станцию Поларис. Как вам известно, эта станция является важным звеном Завесы. Нашей первейшей обязанностью является обнаружение и предотвращение незаконной коммуникации между Планом Человека и районами за Плутоном, так называемыми Рифами Космоса. Вторая обязанность — следить по мере возможности за активностью в самих Рифах. Радарные, лазерные и оптические системы — сердце этих двух задач. Поэтому, кадет Ганн, вы исполняете наиболее ответственную часть нашей работы. Не подведите нас.
— Сэр! — торжественно сказал Ганн. — Я не подведу! Я служу Плану Человека без сомнений и отдыха.
Он отдал честь и вышел.
Но прежде чем выйти, он уронил свои документы и тут же подобрал их, сверкнув в сторону полковника извиняющейся улыбкой.
Он вышел с высоко поднятой головой. Потому что в тот момент, когда он поднимал предписание и находился вне поля зрения коменданта, он прикрепил подслушивающее устройство — «жучка» — к внутренней стороне стола машин-полковника Зафара.
* * *
В течение следующего часа Ганну на шею был одет воротник безопасности.
Он ждал этого. В таком уязвимом и важном устройстве, как станция, каждый член команды носил железные воротники. Таким образом он мог быть уничтожен в любой момент и в любом месте. Иного пути не было. Сошедший с ума космонавт, предатель, пробравшийся к запасам топлива, пьяный оружейник у пульта мощных ракет станции — любой из них мог нанести столько вреда, что необходимо было иметь постоянный контроль за каждым человеком на борту.
И все же чувство было неприятное. Ганн притронулся к кольцу, и улыбка покинула его жизнерадостное лицо. Было трудно сохранять спокойствие, зная, что кто-то или что-то — Машина на далекой Земле, или один из ее ближайших сателлитов-трансляторов, или офицер безопасности на Плутоне, или комендант станции Поларис — могут одним радарным импульсом включить взрыватель, и заряд мгновенно обезглавит Ганна.
Соседом по каюте Ганна оказался высокий худощавый нигериец, тех-кадет по имени М'Буна. Прогуливаясь у двери в отсек Службы Безопасности, поджидая Ганна, он увидел невольный жест последнего и засмеялся. Когда они оба направились к своему служебному посту, М'Буна сказал:
— Щекочет нервы, а? Ты не волнуйся, если он вдруг сработает, ты об этом даже не узнаешь!
Ганн усмехнулся. Ему понравился М'Буна. Уже при первой встрече он понял, что найдет в нем внимательного и умного товарища. Но он сразу поспешил ответить:
— А кому нравится воротник? К тому же... — он сделал паузу, оглянулся по сторонам. — Я слышал, что имеются в одном месте люди, которые умеют избавлять от них. Там, в Рифах. Они знают секрет — как снять воротник.
— Я такими вещами не интересуюсь, — напряженным голосом сказал М'Буна. — Вот наш отсек.
Ганн кивнул и продолжать разговор не стал. Но четко отметил один факт, очень важный факт, которого не заметил М'Буна. В намеке Ганна имелся призыв к анти-Плановому поступку, предательству Плана. Обязанности М'Буны были очевидны: он должен был оборвать Ганна на месте, потребовать немедленных объяснений — на что он намекал? — и потом немедленно доложить о словах Ганна.
* * *
Огромная, как океанский лайнер, хрупкая, как воздушный змей-дракон, станция Поларис представляла собой большое колесо из пластика. Вращение создавало центробежную силу, достаточную, чтобы суп в обеде не вылетел из тарелки, а тарелка держалась на столе. Ступица же колеса была неподвижна. На одном ее конце находился купол радарно-лазерной следящей системы, на другом — воздушные шлюзы.
Станция была запущена в этот район более четверти века назад, чтобы исследовать скопление Рифов непосредственно к северу — в галактических координатах — от Солнца. Скопление аммиачного снега, снабдившего старые ядерные ракеты реактивной массой, по-прежнему находилось в поле зрения радаров, вращаясь в сотне миль от станции по их общей орбите. Теперь в реактивной массе не было необходимости, но снеговое скопление могло еще послужить. Оно превратилось в космический мусорник, сборник отходов станции, которые доставлялись на его поверхность после каждой вахты, чтобы частицы мусора, вращаясь по свободным орбитам, не мешали следящим системам станции и не вызывали ложных тревог.
За сорок восемь часов своего пребывания на станции оператор-майор Бойс Ганн установил «жучков» в кабинетах коменданта, старшего помощника, интенданта и начальника Службы Безопасности. Каждый такой миниатюрный приборчик передавал на тайной волне каждое слово, произнесенное в этих святая святых. Ганн лично прослушивал передачи, когда время позволяло. В остальное время сигналы записывались специальными устройствами на Плутоне, затем передавались на Землю, в подземную цитадель Планирующей Машины как таковой.
Но «жучки» ничего не помогли ему выяснить.
Ганну был дан более чем ясный приказ: ИСКАТЬ И ВЫЯВИТЬ ВРАГОВ ПЛАНА. Все остальное относилось к категории слухов. Какие-то крупномасштабные контрабандные операции, перевозка ценных стратегических материалов с внутренних планет Плана в Рифы. Какой-то странный новый культ — грозящий объединением всех Рифов против внутренних планет. Предводитель его, призывающий к бегству в Рифы... Утечка информации в системе безопасности... Но была ли здесь доля истины — если вообще могла быть — этого Ганну не сказали. Не в правилах Безопасности было разъяснять детально агентам, что они должны искать. Считалось, что время свое они используют наиболее продуктивным способом, идя по собственному следу — или нескольким следам.
Но здесь вообще не было следов — никаких.
Во всяком случае, действительных следов. Несколько неосторожных реплик за столом. Какие-то запасные части к лазерным батареям исчезли без надлежаще убедительного объяснения. Даже за меньшие промахи люди попадали в орган-банки. Это были анти-Плановые беспорядки. И со станции Поларис кое-кто тоже отправился на утилизацию, потому что Ганн аккуратно зафиксировал имена и данные. Но он был уверен, что должен искать что-то гораздо более серьезное и опасное, чем ошибки небрежного офицера.
За неделю Ганн убедился, к своему удовольствию, что если и существует крупное анти-Плановое подполье, то не на станции Поларис.
Искать нужно было в другом месте.
Но в каком?
Он успел побывать там дважды, пока сообразил, где может находиться это «другое место».
* * *
Как член младшего персонала Ганн вносил свою долю в КВ — камбузную вахту, а также в команду по уборке, избавлению от отходов и так далее. Как правило, такая работа была не из обременительных. Высококачественные духовки и киберуборщики исполняли почти всю работу. Людям оставалось только убедиться, что все автоматы работают как следует. И даже короткий рейс со станции на снеговую мусорку был приятным разнообразием в рутинной жизни.
Он отправился в мусорный рейс вместе с М'Буной, и они коротали время за отрывочными разговорами у пульта «шаланды» — нереактивного космического тягача — пока контейнеры с мусором самостоятельно опорожнялись и возвращались на место. М'Буна никогда не возвращался к первоначальной реплике Ганна о воротниках безопасности. И Ганну тоже не удавалось навести его на разговор на неплановую тему, он даже оставил попытки. Они разговаривали о доме. Обсуждали проблемы продвижения по службе. А также достоинства девушек.
У Ганна была одна девушка. Ее звали Джули Мартин.
— Маленькая такая, — серьезным голосом говорил Ганн, — и с такими красивыми черными глазами. Она меня ждет. Когда я вернусь...
— Правильно, — сказал М'Буна. — Так вот, эта девушка, которая была у меня в Лагосе...
— Ты говоришь об
этойдевушке, — сказал Ганн, — а Джули была не эта, она была моя девушка. Единственная, все остальные не в счет.
— Отчего же ты никогда не получаешь от нее писем? — спросил М'Буна.
Ганн замер.
— Она не любит писать письма, — сказал он после секундной паузы, ругая себя. Какой глупейший промах! Он не получал писем от Джули Мартин по одной весьма существенной причине — письма эти накапливались на Плутоне, ожидая его. Он был в этом уверен — сюда их не могли переслать. Слишком велик был риск, что кто-нибудь прочтет одно из писем и по косвенным замечаниям догадается, что Ганн — не простой техник-лазерщик, каким кажется.
При первой же возможности Ганн сменил тему разговора.
— Слушай, — сказал он, — что это на экране?