- Тогда послушай-ка это! Эти двое, Сэм, они
бывшие.Все это знают. Они жулики! Джонни Карсон больше даже не пародирует их в монологах. Кому нужны двое ведущих, над которыми все смеются?
- Они прямо сейчас в студии, и над ними никто не смеется, Олег, - весело возразил Сэм. - Ты слышал, что я сказал? Они прямо сейчас выступают в радиошоу Джонни Трубы, это же престижно, ты сам можешь их послушать!
- Сэм, Сэм, - устало сказал агент. - Что ты считаешь престижным? «Сегодня» престижно. Шоу Донахью престижно. Вечерние новости Си-Би-Эс престижны. А участие в передаче какой-то пятиваттной УКВ-станции, транслирующей свои передачи из клетушки - не престижно. Отстань от меня, Сэм. Почему ты не пытаешься найти верный путь?
Мрачно повесив трубку, Сэм сразу же отмел мысль о верном пути. Во всем происходящем здесь что-то было. Это можно было увидеть. Почти ощутить запах. Он чувствовал, что это нечто вроде большой сделки с заурядными людьми всего мира, людьми, которые, как видел Сэм, не имели ни гроша на жизнь, независимо от того, прилетели ли марсиане или нет.
Он непонимающе уставился на окружавших его людей, таких воодушевленных, таких радостно возбужденных. Он задумался. Как же отразить это… как же это назвать… эти
чистые эмоции!В сценарии фильма? В телесериале? Может, так он и сам сможет хотя бы немного ощутить эти эмоции?
Но дело в том, что он не знал - как.
На маленьком экранчике телевизора Сэмпсона они увидели минутную панораму огромных трибун для ОВП. Они стояли втроем - Сет и Эванджелина обнимали друг друга за талию, рядом с ними улыбался Сэмпсон.
- Это он! - вскричала Эванджелина.
Сет посмотрел - действительно, он. Он появился на экране только на какой-то миг, но это был Преподобный собственной персоной - единственный на трибуне, кто сидел, в то время как все вокруг него то и дело вскакивали, всматриваясь в небо. Он ел сандвич с сосиской и вовсе не казался святым. У негр не стоило бы покупать даже подержанный автомобиль, не то что надежду на вечное спасение. Это был просто маленький пожилой человечек, который никак не может до конца понять, чего это тут все так радуются.
- Бедный старый Преподобный, - спокойно сказала Эванджелина.
Сет нежно посмотрел на нее. Затем он наклонился и прошептал ей на ухо:
- Эванджелина, я хочу жениться на тебе.
Она подняла на него взгляд. Казалось, это ее не удивило. Она смотрела на него тепло и слегка насмешливо:
- Сет, милый, - сказала она, - а ты знаешь, что до вчерашнего дня мы с тобой и пяти минут не разговаривали друг с другом?
- А мне больше и не нужно. Я и так знаю. Доктор Сэмпсон говорит, что на время, пока я буду заканчивать учебу, он даст мне работу на полставки в своем институте… а еще я получил шесть тысяч восемьсот долларов в наследство от тети Элен. Если, конечно, не считать серебряного чайного сервиза. Правда, он не полностью серебряный, но вроде трижды посеребренный, увесистая штука…
Он замолчал, увидев, что она смеется над ним. Дружески, может, даже любя. Но прежде, чем он окончательно разобрался, толпа взревела. Все, кто был рядом с портативным телевизором или приемником, услышали одно и то же:
- Вот они!
На маленьком экране телевизора Сэмпсона они увидели «Алгонкин-9», маленькую точку в небе среди светлых легких перистых облаков где-то над Мексиканским заливом.
- Ребята, они летят! - орал с экрана голос Тома Брокоу. - Как сообщают из Космоцентра имени Кеннеди, примерно через семь минут корабль коснется новой взлетно-посадочной полосы, проложенной специально для этого случая!
Сет, Эванджелина и Сэмпсон обнимали друг друга. Сет удивился, увидев, что щеки доктора Сэмпсона мокры от слез. Тот коснулся своего лица, усмехнулся.
- Понимаете, - сказал он извиняющимся тоном, -право же, так забавно видеть всех этих людей, таких счастливых… я хочу сказать, вы же знаете, каковы люди.
У них свои заботы и маленькие секреты, свои подлости… и вдруг случается нечто вроде этого. И тогда хотя бы на миг…
- Я понимаю, - сказала Эванджелина. - В конце концов, люди не так уж и плохи, правда?
Там, за рекой, президент Соединенных Штатов отодвинул от своего лица руки визажистки.
- Хватит, хватит, - проворчал он, поднимаясь с кресла.
- Еще минуточку - я поправлю вашу прическу, -взмолилась она, но он покачал головой.
- Пора выходить, - сказал он, тоскливо оглядывая комнату.
Это было его личное убежище под огромными трибунами, со своим телетайпом и красным телефоном и еще четырьмя помощниками. Он страшно не хотел выходить отсюда, но выбора у него не было. Когда откроется дверь корабля, он должен быть там, наверху, на своем месте. Там, наверху, были люди из разведки и газетчики. Там, наверху, была огромная трибуна, где в президентской ложе уже сидели пятьдесят Самых Важных из Очень Важных Персон. Он бросил взгляд на телемонитор, на котором заходил на посадку над мысом «Алгон-кин-9».
- Теперь на нас повесят еще и марсиан - вместе с этими гаитянами, вьетнамцами, кубинцами и русскими евреями, - сказал он с кислой миной. - Этот чертов Сирселлер! Сначала он прошляпил всю экспедицию, а теперь тащит с собой этих чудищ, с которыми нам придется возиться. Мне бы этого сукиного сына под трибунал надо отдать! Какого черта он не оставил их там, где нашел?
Марсианин по имени Кристофер ощутил тошнотворные толчки корабля, входившего в атмосферу Земли. Ему было больно и страшно, но он переносил их со спокойствием, выработанным тысячами поколений, чьей главной задачей было выжить.
Он с тоской подумал о тех кратких мгновениях, когда он и самка, которую земляне называли Гретель, прикасались друг к другу. Кристоферу не приходило даже в голову, что то, что они с Гретель делали, могло показаться землянам оскорбительным. Почему? Он кротко удивлялся, почему их так долго держали отдельно друг от друга в этих гамаках. Ему это казалось совершеннейшей дикостью. Неужели земляне думают, что они смогут долго прожить в одиночестве, лишенные общения друг с другом? Неужели они думают, что марсиане общаются только с помощью звука? Ведь при этом теряется богатейший и полный оттенков язык движений и прикосновений, ухаживания и сексуального наслаждения, ощущения запаха и вкуса? Кристофера это немного удивляло, но не слишком. Марсиане были существами, не слишком склонными к удивлению.
Марсиане были существами терпеливыми. У них в данном случае выбора не было. Какими бы ни были их древние предки, те, что прокладывали туннели и пытались приспособить окружающую среду к своим нуждам, эти их последние потомки были другого склада. Нетерпение в них давным-давно выродилось. Нетерпение ни к чему хорошему не приведет. Нетерпение не поможет их водорослевой пене вырасти хоть на миг быстрее, поскольку ритм их жизни полностью зависит от медленного подъема пищи со дна их вертикальных морей к поверхности, где они могли ее подобрать и съесть. Вот что в понятиях марсиан означало «зарабатывать себе пропитание». Им не нужно было строить дома, потому что они больше не жили в домах, они ничего не производили, потому что им ничего не было нужно. И потому у них было полно времени для того, что они выше всего ценили - для долгих бесед - один на один, или втроем, вчетвером, вдвенадцатером - мыча и постанывая, все равно каким образом, щекоча и серьезно толкаясь, вопросительно покусывая и дружески полизывая. Люди могли бы это понять, если бы попытались. Некоторые люди - особенно молодые, или влюбленные, или коллеги - могли проговорить так всю ночь и считали эти минуты лучшими в своей жизни. Но затем людям приходилось снова окунаться в повседневность, возвращаясь к учебе или работе. Марсианам не к чему было возвращаться. И потому вся их жизнь состояла из лучших минут… за исключением этого бесконечного полета, когда люди держали их слишком далеко друг от друга, чтобы прикоснуться, ощутить вкус. Даже запах едва можно было уловить - совершенно невозможно поговорить об интересных вещах.
Это было воистину прискорбно.
Это было совершенно неожиданно. Тот первый человек, который вошел в их туннель, вроде бы понимал, как разговаривают культурные существа. Он принял уютные объятия марсиан, обнаруживших его. Он даже почтил их тем, что умер у них на руках. Почему же другие не похожи на него?
Сейчас они по очереди смотрели в «Квестар», и за свои законные десять секунд Сет смог увидеть слабый отблеск солнца, отражавшегося от коротких крыльев поворачивающего «Алгонкина». Он и не подумал передавать теле-скоп Сэмпсону. На экране сейчас все равно лучше видно. Сейчас не было никакого хвоста ракетного выхлопа. «Алгонкин» скользил по инерции. На последнем этапе возвращения сверкающего космического корабля скорость регулировал капитан, осторожно снижая ее с помощью клапанов и спойлеров.
Когда корабль коснулся земли, толпа в один голос издала какой-то невообразимый звук - не то крик, не то вздох, не то хрип. Это было что-то вроде звуковых помех - без формы и содержания. Это был просто одновременный удовлетворенный выдох миллионов легких.
Корабль приземлился четко и правильно. Когда он прорвал тридцать тормозных щитов, установленных на посадочной полосе, ошметки пластиковых сетей и тросов полетели во все стороны. Некоторые из них волочились за кораблем, пока он окончательно не остановился в какой-то сотне ярдов от красной отметки «X» на взлетно-посадочной полосе. Там уже стояли наготове автоцистерны. В одно мгновение команды с брандспойтами стали поливать охлаждающей пеной и горячей водой тормозные двигатели, чтобы окончательно устранить ядовитый пар.
Толпа оглушительного заорала. Волна за волной накатывались приветствия, перекрывавшие рев ракетных двигателей, и конца этому не было. Толпа продолжала шуметь, пока бригады делали свою работу. Сет вдруг осознал, что он тоже радостно кричит. Он осекся, ощутив руки Эванджелины на своих плечах и осознав, что она шепчет ему на ухо.
- Что? - проорал он, полуобернувшись к ней.
- Я говорю, - сказала она, - что мне всегда хотелось иметь в своем доме настоящий серебряный чайный сервиз.
Он поцеловал ее, едва заметив, как выехал открытый лимузин президента и как наземные команды подкатили трап к входу корабля. И затем они оба, обняв друг друга, радостно завопили вместе со всей толпой, когда медленно открылась дверь корабля и измученный капитан Сирселлер высунул наружу голову, чтобы посмотреть, какой прием его ожидает.
«Алгонкин-9» был дома.
В пригороде Чикаго дюжина выдающихся покровителей Национального Природного Заповедника имени Джорджа Джеймса Одубона также рукоплескала космическим путешественникам. Но не доктор Мариетта Мариано, вытиравшая бегущие по щекам слезы. Она просто стояла позади них, улыбаясь сквозь слезы. Она знала, что по крайней мере еще полчаса никто из них не вернется на свое место, чтобы продолжить сегодняшнюю важную церемонию - официальное открытие Мемориальной Тропы Соломона Сэйра.
На экране президент прикреплял к грязному комбинезону капитана Сирселлера медаль Свободы.
- Этот героический подвиг, это великое достижение американского мастерства и отваги, - вещал президент, -заслуживает благодарственной молитвы и признательности каждого из нас, каждого представителя человеческой расы, - казалось, он начал воодушевляться. Доктор Мариетта Мариано полагала, что президент проговорит по крайней мере еще минут десять, потом Бог знает что еще произойдет, прежде чем гости вернутся к тому, ради чего они сюда приехали. Это протянется еще довольно долго.
Но она охотно подождет. Тропа была уже закончена. Она носила имя Сола. Он не будет совсем забыт. Солу она бы понравилась, доктор Мариано знала это, как понравился бы ему весь этот чудесный день.
Доктор Мариетта Мариано ощущала мир в душе.
И каким-то чудом, по крайней мере, этот один-единственный день весь мир тоже жил мирно.
Глава девятнадцатая. День после пришествия марсиан
В каждой комнате мотеля на Какао-Бич стояло по две раскладушки сверх обычного количества кроватей. Управляющий, мистер Мандала, хотел избавиться от всех сразу.
Это было не так просто, поскольку большинство комнат были все еще заняты. Прошло двенадцать часов, и миллионный поток приезжих, хлынувший во Флориду для встречи марсиан, повернул обратно. Все шоссе были забиты, поезда, самолеты и автобусы перегружены. Для того, чтобы вывезти всех сразу, транспорта по-прежнему не хватало. Всякие томы брокоу, сенаторы, главы иностранных государств давно уже улетели в своих личных или зафрахтованных самолетах. Но не они жили в мотеле мистера Мандалы. Здесь жили звукооператоры и третьеразрядные репортеры третьеразрядных радиокомпаний, те, кто был счастлив, что удалось раздобыть хоть какую постель. И все они понимали, что им придется подождать, пока настанет их очередь ехать домой.
Самой сложной проблемой для мистера Мандалы сейчас было решить, что делать с раскладушками, которые он поставил в номерах, пока был этот дикий наплыв посетителей. Он попытался заставить своих чернокожих посыльных освободить багажную комнату и свалить там раскладушки. Они отказались.
- Нет, мистер Мандала, - сказал главный посыльный, перекрывая шум в холле, где несколько задержавшихся репортеров терпеливо ожидали своих автобусов, - вы сами знаете, если бы мы могли, мы бы это сделали. Но мы не можем, потому что у нас больше нет ни одной комнаты, считая и ту, где вы приказали сложить запасы на случай урагана.
- Мы не можем это выбросить, Эрнест. Может случиться еще один ураган, и тогда нам понадобятся брезент, фонари и прочее.
Эрнест кивнул.
- Это уж точно, мистер Мандала, но раскладушкам там, где они сейчас стоят, не место.
- Тогда куда мы их денем, Эрнест? - спросил мистер Мандала.
- Вы можете вернуть их, мистер Мандала.
- Нет. О нет. За них мне пришлось выложить наличные, только так мне удается что-нибудь достать. Они не вернут мне денег.
- Да вы уже и так сделали деньги на этих раскладушках, мистер Мандала. Выкиньте их, и все.
Мистер Мандала горько посмотрел на него.
- Вы спорите со мной, Эрнест, - недовольно сказал он. - Я же говорил вам, чтобы вы не спорили со мной. -Он побарабанил пальцами по регистрационному столу и окинул холл сердитым взглядом. Там все еще было, по меньшей мере, человек сорок, которые разговаривали, читали, играли в карты или дремали. Некоторые смотрели стоявший в холле телевизор, где шел повтор вчерашнего приземления, а также все прочие кадры об экспедиции Сирселлера, которые все уже видели сотни раз. На экране марсианка по кличке Дорис смотрела в камеру непонимающим взглядом и плакала большими вязкими слезами.
Мистер Мандала повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, что главный посыльный тоже смотрит на экран.
- А ну-ка прекратите, Эрнест, - приказал он. - Я вам плачу не за то, чтобы вы смотрели телевизор. Выносите раскладушки и складывайте их во внутреннем бассейне.
- Постояльцам не понравится, что они теперь не смогут поплавать, мистер Мандала.
- Постояльцы не
обязаныпользоваться внутренним бассейном. Повесьте на дверь объявление, что он закрыт на ремонт. Постояльцам и во внешнем бассейне будет неплохо, так ведь? Здесь же Флорида. Давайте, Эрнест. И вы тоже, Би-Джи, - приказал он другому посыльному.
Он мрачно смотрел, как они уходят в служебное помещение. Как бы он хотел так же легко отделаться от всей этой толпы подзадержавшихся постояльцев, торчавших в холле! Им же вовсе не обязательно сидеть именно здесь. Пошли бы посидели на солнышке, вместо того, чтобы толпиться в его холле… По мнению мистера Мандалы, еще лучше было бы, если бы они покупали выпивку в баре мотеля и обедали бы в здешнем кафе, но он знал, что вряд ли кто из них это сделает. Теперь, после приземления, они жили здесь за собственный счет, а значит, больше не будет больших доходов.
Судя по регистрационным бланкам, почти все они были из газет, радио- и телестанций и компаний. Едва ли кто-нибудь из них платил из собственного кармана. Почти на каждое забронированное место приходилось выписывать специальный счет для Эн-Би-Си или «Вашингтон пост» или на какую-нибудь зарубежную компанию. Мистер Мандала нахмурился, подумав обо всей этой дополнительной бухгалтерии, если, конечно, не учитывать того, что все инструкции ставили условием не включать в общий счет счета бара, поэтому все ресторанные чеки придется пересматривать один за другим.
Мистер Мандала был очень доволен тем количеством долларов, которое олицетворяли его постояльцы, но сейчас поток долларов иссяк, и теперь он хотел, чтобы они уехали.
По телевизору
только что закончили передавать торжественный проезд космонавтов по Бродвею - нет, напомнил себе мистер Мандала, по бульвару Генри Стигмена. Героев космоса - по крайней мере, тех из них, что были в состоянии все это выдержать, - согнали на торжественный обед с мэром Нью-Йорка и кардиналом местной епархии. Пока телестудии ожидали начала речей, на экране показывали прямую передачу из Космического центра имени Кеннеди, где под наблюдением лучших НАСовских специалистов почти не существующей еще науки экзобиологии, проводили свою первую ночь на Земле марсиане. Когда показывать стало нечего, стали передавать старые, весьма невысокого качества, кадры о крушении при посадке грузового корабля «Алгонкин-8». Их никто не стал смотреть. Напоминание о катастрофе просто казалось уже неуместным, но когда на экране появился марсианин, похожий на печальную таксу, с удлиненными ластами тюленя вместо лап, один из игроков в покер вдруг дернулся и крикнул:
- Эй! Я придумал анекдот о марсианах!
- О черт, - простонал кто-то. - Еще один…
- Хороший анекдот, - настаивал игрок. - Слушай. Почему марсиане не плавают в Атлантическом океане?
- Твой ход, - сказал сдающий. Больше никто ничего не сказал.
- Потому, что они над ним летают! - сказал репортер, складывая свои карты и оглядываясь вокруг. Никто не засмеялся, даже мистер Мандала. Про себя он подумал, что некоторые из их анекдотов весьма забавны, но он уже начал от них уставать. Как и от репортеров в холле… как и от всего остального.
Мистер Мандала облокотился о регистрационный стол, подпер руками подбородок и стал смотреть на экран. Он спрашивал себя, почему же миллион человек приехали на мыс, чтобы посмотреть на этих тварей, а миллионы других прилипли к телеэкранам. Кому, на самом деле, интересно, что этот парень Генри Стигмен нашел на Марсе какой-то вид животных? Когда впервые была назначена дата посадки и владельцы отелей взвинтили ради этого случая цены, мистера Мандалу не удивило бы, если бы не нашлось ни одного желающего снять комнату. Но когда потоком хлынули заказы на номера, мистер Мандала понял, насколько он ошибался. Он был этим доволен, но марсиане интересовали его только в этом аспекте.
Телеэкран потемнел, и на нем появилась надпись: «Сводка новостей Эн-Би-Эс».
Игроки мгновенно забыли о покере. В холле воцарилась почти полная тишина, когда невидимый диктор передавал новости НАСА:
«Доктор Хьюго Бэйч, профессор ветеринарной медицины из Техасского центра Сборки и Обслуживания, вызванный в Национальное Управление по Аэронавтике и Космонавтике, составил предварительный отчет, который только что был представлен полковником Эриком Т. Передачу из НАСА ведет Счастливчик Уингертер».
- Прибавь звук! - завопил электрик. В холле возникла судорожная толкотня вокруг телевизора. На секунду звук пропал совсем, затем телевизор оглушительно заорал:
«Марсиане - существа позвоночные, теплокровные, и, скорее всего, млекопитающие. Внешний осмотр показывает очень низкий уровень метаболизма, хотя доктор Бэйч утверждает, что, возможно, это явилось следствием их тяжелого 137-миллиономильного путешествия в тесном помещении для образцов на борту «Алгонкина-9». Переломы, которые получил марсианин Гретель, судя по данным рентгеновского обследования, успешно заживают, и нет, повторяю, нет никаких свидетельств о наличии какой-либо болезни, передающейся контактным путем, хотя обычные карантинные предосторожности все еще…»
- Какого черта, - закричал микрофонщик из «Эн-Би-Эс ньюс», - мы брали интервью у парня из клиники Майо, и он сказал…
- Заткнись! - взревела в ответ дюжина голосов, и снова стало возможно слушать телевизор.
«…теперь перенесемся туда»: На экране было помещение, почти такое же, как зал Центра Управления Полетом в Хьюстоне или, по крайней мере, как операторская в телестудии. Техники в белых халатах и в наушниках осматривали столы, проверяли печатающие устройства, следили за экранами, на которых вспыхивали и извивались синусоиды. А за ними была огромная стеклянная стена, по другую сторону которой…
- Зоопарк! - вскричал кто-то.
- Это не зоопарк. Как раз здесь они держат марсиан, - поправил его кто-то другой. Полдюжины человек закричали в один голос:
- Да заткнитесь же!
С экрана телевизора слышался голос ветеринара: «…крови и биопсия были сделаны практически безболезненно медицинскими специалистами в стерильных костюмах с антибактериальным покрытием. Марсиане могут довольно свободно передвигаться по своему помещению с помощью строп, прикрепленных к рамам на колесах, несмотря на то, что их вес сильно возрос. Также в помещении устроен пруд, содержащий их водорослеобразную пищу. В нем поддерживается такая же температура, как и в их собственных так называемых океанах, чтобы они могли в нем плавать и для еще большего уменьшения тяготения…»
Ветеринару не нужно было рассказывать обо всем этом. На экране сквозь стеклянную стену было видно марсиан, флегматично передвигавшихся внутри с помощью опоясывавших их холщовых строп. Медик в комбинезоне с капюшоном вводил одному из них ректальный термометр, поглаживая его, чтобы успокоить. Марсианин с изумлением посмотрел на него, затем попытался перекинуть через него ногу.
На этом трансляция закончилась. Пока диктор, читавший сводку новостей, закруглялся, кто-то из игроков в покер сказал:
- Они же озабоченные, эти дьяволята! Придется им это дать!
Затем диктор нашел нужное место во вспомогательном сценарии и усталым, но боевым голосом дал резюме полудюжины предыдущих сюжетов. Игроки снова принялись за покер, пока комментатор рассказывал об интервью «Новостей» с доктором Сэмом Салливэном из Института Лингвистики при университете штата Индиана и о его выводах насчет того, что звуки, издаваемые марсианами, действительно могут оказаться формой выродившегося языка.
- Что за куча чепухи, - пробормотал мистер Мандала принтеру для кредитных карточек. - Тоже мне, язык, Господи помилуй! Всем же ясно, что они животные.
Кто-то засмеялся. Он возмущенно обернулся.
- Вы не могли бы потише? - спросил он. Репортеры едва посмотрели в его сторону.
- Да-да, - бросил через плечо один из них, - минутку. Мне одну. Как по-марсиански «высотный дом»?
- Сбрасываю, - сказала рыжеволосая девушка из «Мэгэзин».
- Двадцать семь подвальных этажей!
- Идет, - со смешком ответила девушка, - но я тоже возьму одну. Почему марсианская религия предписывает женщине закрывать глаза во время полового акта? - Она немного подождала, затем раскрыла смысл анекдота: - Не дай Бог увидеть, как наслаждается ее муж!
- Мы играем в покер или нет? - проворчал один из игроков, но он оказался в меньшинстве. Шутки так и сыпались со всех сторон.
- Кто выиграет марсианский конкурс красоты? Никто!
- Как заставить марсианку отказаться от секса? Жениться на ней!
Мистер Мандала поймал себя на том, что громко смеется над этой шуткой, и когда один из репортеров подошел попросить у него огоньку, он дал ему целый коробок спичек.
- Ну что, - сказал репортер, дымя своей трубкой, -небось, радуетесь, что уезжаем, да?
- Ну, я буду рад когда-нибудь снова всех вас увидеть,-сказал мистер Мандала, как мог изображая радушие. Но улыбка его была неподдельной, поскольку человек бросил ключи на стол, а за ним к столу направлялась женщина с чемоданом и кейсом для кратковременных поездок. Еще двое выписываются - двумя отнимающими у него время бездельниками меньше. Мистер Мандала полез за своей папкой. Мужчина повернулся к женщине.
- Куда сейчас? Домой, в Чикаго? - спросил он. Она кивнула. Он продолжил: - Шутки в сторону, тебе не кажется, что это огромное потрясение?
- Как это? - оценивающе посмотрела она на него.
- Ну, все эти люди, понимаешь? - сказал репортер. -То, что с ними всеми случилось, ну, как это описать? Они же почти прилично вели себя друг с другом! Ты знаешь, что полиция Флориды за весь день произвела только четыре ареста среди всех людей, что были на берегу реки?
- Может, полиция просто плохо работала, - ответила женщина.
- Нет, правда же, - настаивал мужчина. - Здесь творилось что-то необычное. Я ощущал нечто вроде… назовем это чувством братства. Что-то вроде этого. Ты чувствовала это?
- Я
ничегоне чувствовала, - решительно сказала женщина. - Ты что, мечтатель? Ты же видел подобные вспышки и раньше. Ребенок, которого вытащили из колодца, или параплегик, который летит через Атлантику, и - Господи Иисусе, на минуту все вокруг становятся такими хорошими. Затем это кончается. Это никогда не длится долго. Завтра они снова начнут рвать друг другу глотки, и… ой, мистер Выписыватель, рассчитайтесь со мной поскорее, там меня машина ждет!
По телевизору четвертый раз за этот час крутили запись приземления. Мистер Мандала безучастно смотрел на экран и зевал. Один из игроков рассказывал долгую, запутанную историю о марсианском эквиваленте бар-митцвы. Мистер Мандала с отвращением посмотрел на него. Он не особенно любил евреев, но очень хорошо знал, что управляющему отелем невыгодно проявлять какую-либо предвзятость по отношению к ним. Или по отношению к кубинцам, или к выходцам с Востока, или даже по отношению к чернокожим - по крайней мере, по отношению к тем из них, кто твердо забронировал место, и у кого была действующая кредитная карточка. Те, кто у него работает - другое дело.
Однако где-то в безразличном и, большей частью бездеятельном мозгу, мистера Мандалы засело смутное ощущение, что не надо рассказывать анекдоты, в которых марсиан ставят на одну доску пусть даже с евреями. Марсиане ведь не люди, разве не так? Так с чего же весь этот сыр-бор? Он уставился на этих тварей на экране сейчас их показывали, перечисляя выживших - не в силах представить, кому они нужны. Архивная лента показывала, как они неуклюже ползали по своему загону на борту «Алгонкина-9» на своих длинных слабых лапах, похожих на вытянутые тюленьи ласты, глядя своими длинными глупыми глазами. Они вовсе не казались Достойными внимания.
- Тупые маленькие педики, - сказал оператор репортеру «Темз Телевижн», курившему трубку. - Знаете, что я слышал? Мне говорили, что капитан Сирселлер держал их в заднем отсеке корабля потому, что они воняли.
- Возможно, они даже и не замечали своего запаха у себя дома, на Марсе, - рассудительно заметил тот. -Разреженный воздух, понимаете ли.
- Замечали? Бьюсь об заклад, он им нравится! -Оператор бросил долларовую бумажку на стол мистера Мандалы. - Не разменяете ли - я хочу выпить кока-колы из автомата.
Мистер Мандала молча отсчитал двадцатипятицентовики, хотя даже не был уверен, что это зарегистрированный постоялец. Ему не приходило в голову, что марсиане могут плохо пахнуть, но только потому, что он не слишком о них думал. Он именно так бы и подумал, если бы вообще о них думал.
Мистер Мандала выудил несколько монет для себя самого и вместе с газетчиком пошел к аппарату. На экране были кадры, отснятые экспедицией Сирселлера прямо на Марсе. На них была странная угловатая подземная пещера со стеллажами и колоннами, которую назвали марсианским «универмагом». Изображение сменилось угловатыми туннелями и пещерами, в которых жили марсиане.
- Не знаю, - сказал наконец оператор. - Как по-вашему - они разумны?
- Трудно сказать наверняка, - сказал человек с «Темз», вынув трубку изо рта. Он выглядел, как англичанин, он и был типичным англичанином, таким, каким представляет себе английского сквайра американец - широколицый, краснощекий. - Все же они строят жилища.
- Гориллы, между прочим, тоже что-то такое строят,-ответил оператор, который однажды ездил со своей группой снимать вымирающих среброспинок.
- Несомненно, несомненно, - согласился англичанин. Затем он вдруг просиял. - О, мне тут кое-что пришло в голову, - сказал он, - правда, мы это обычно рассказываем об ирландцах. Прилетает как-то на Марс корабль -скажем, следующий после «Алгонкина», все равно - и видят, что все марсиане подхватили оспу от каких-то сирселлеровых шмоток. Вся раса вымерла, кроме одной старой самки. Те, которые на Земле, тоже умерли. Осталась только она одна. Ну, «Гринпис» и все в этом роде поднимают страшный шум, требуют от ООН принять закон против геноцида и сделать что-нибудь, чтобы восстановить марсианскую расу. Понимаете? Ну, Америка выделяет в виде компенсации двести миллионов долларов, чтобы нанять мужика, который пойдет на то, чтобы спариться с этой выжившей марсианкой.
- Дерьмо, - сказал человек из «Тайм», смотревший во время рассказа на экран, где показывали марсиан.
- Да-да. Значит, пришли тогда к старику Пэдди О'Шонесси, без гроша в кармане и малость того, и говорят ему: «Давай-ка, Пэдди, залезай в эту клетку. Там тебя ждет вот эта самочка, и всего-то надо, чтобы ты сделал ей ребенка. Понимаешь?» Тут О'Шонесси говорит: «Да, а что я с этого буду иметь?» Ну, они дают ему тысячу фунтов. Он, конечно, сразу соглашается. Но, когда он открывает дверь в клетку и видит эту красотку, его оттуда сразу выносит. - Англичанин смял банку из-под колы и бросил ее в корзину, скорчив физиономию, чтобы изобразить отвращение Пэдди. - И говорит он тут: «Святые угодники! Я не думал, что тут будет такое. Я бы лучше с гризли переспал». И тут…
- У нас тут один уже воевал с гризли, - заметил один из картежников. - Помнишь? Максимилиан Морген-штерн. Что с ним стало?
- Он проиграл, - сказал кто-то еще.
- Ну, слушайте же! - недовольно сказал англичанин. -Вы хотите дослушать до конца или нет? Короче, он не хочет этого делать. «Но тысяча фунтов, Пэдди!» - говорят ему. Тут ему показывают бутылку, смотрит он и облизывается. «Ладно, - говорит, - но только при одном условии». «Какое условие?» - спрашивают его. «Вы дадите мне слово, что детей будут воспитывать в лоне церкви».
