Чувствительные нервы глазных век были давно удалены, иначе его и днем и ночью пронизывала бы мучительная боль. Он все равно чувствовал, что с ним делают, если не в форме боли, то как раздражающее сознание: кто-то ковыряется острыми инструментами в очень чувствительных частях его тела. В таких случаях его зрение переключали в пассивное состояние, и потому видел он только туманные тени. Этого было вполне достаточно. Он ненавидел это. Он лежал так уже больше часа. Вейднер и компания колдовали над регуляторами, записывали показания приборов и общались между собой на языке технарей, то есть цифрами. Когда поле зрения наконец было признано удовлетворительным, и ему разрешили встать, Вилли чуть не грохнулся. - Гаавно, - рявкнул он. - Ссснова голова кружжитсся. - Ладно, давай еще раз проверим равновесие, - ответил Вейднер, сбитый с толку и обеспокоенный. И еще одна получасовая задержка, пока вестибулярная команда исследовала его рефлексы. В конце концов Хартнетт взорвался. - О Госсссподи, да отвяжжитессь выы! Я могу просссстоять на одной ножжжке сследующщщие ссссутки, ну и шшто иззз этого? Ему все равно пришлось отстоять свое на одной ноге, пока ассистенты измеряли, на сколько он сможет свести кончики пальцев с выключенной зрительной системой. Результаты удовлетворили вестибулярную команду, но не Вейднера. Такое головокружение уже случалось и раньше, но точной причины так и не удалось выяснить. То ли нужно было искать во встроенном автогоризонте, то ли в примитивных, естественных косточках стремечка и наковальни в ухе. У Вейднера было подозрение, что дело в медиаторе, за который отвечал конкретно он, но с другой стороны, может быть, дело и не в этом... Скорее бы Брэд вернулся с этого чертовски длинного обеда, взмолился он. В это же время на другой стороне земного шара находились два китайца, по имени Синь и Сунь. Это имена не из анекдота, их и на самом деле так звали. Прадед Синя погиб на стволе русской пушки после неудавшегося восстания боксеров. Увы, "Кулак Справедливости и Согласия" не смог изгнать белых дьяволов из Китая. Отец произвел Синя на свет во время Великого Похода, а сам погиб еще до его рождения, в бою с солдатами союзного с Чан Кай-ши генерала. Самому Синю было уже девяносто. Он пожимал руку товарищу Мао и поворачивал Желтую реку для его преемников, а теперь руководил крупнейшим в своей карьере гидротехническим проектом в австралийском городе Фицрой Кроссинг. Это была его первая длительная поездка за пределы Новой Народной Азии, и он связывал с ней три желания: посмотреть настоящий порнофильм, выпить бутылку шотландского виски родом из Шотландии, а не из народной провинции Хонсю, и попробовать пиццу. Для начала он со своим товарищем Сунем неплохо приложились к виски, потом узнали, где можно посмотреть кино для взрослых, а теперь вот приценивались к пицце. Сунь был намного моложе, ему еще не исполнилось сорока. Этот страдал от чрезмерного уважения к возрасту своего товарища. Вдобавок Сунь стоял на несколько ступеней ниже в общественной иерархии, хотя безусловно считался восходящей звездой промышленно-технического крыла партии. Сунь целый год провел в картографической экспедиции, в Большой Песчаной Пустыне, и только что вернулся. Там был не просто песок. Там была почва - добрая, плодородная почва. Ей не хватало лишь небольших добавок кое-каких микроэлементов - и воды. Сунь как раз и нанес на карту химический состав почвы на площади трех миллионов квадратных километров. Карта, составленная Сунем, и огромный акведук Синя с четырнадцатью мощными ядерными насосными станциями по пути равнялись новой жизни для этих миллионов квадратных километров пустыни. Химические добавки + вода далекого океана, опресненная с помощью солнечной энергии = десять урожаев ежегодно для ста миллионов новоавстралийцев китайского происхождения. Проект был тщательно изучен, и в нем было только одно слабое место. Старые новоавстралийцы, продукт послевоенного смешения народов, не хотели видеть на этой земле новых новоавстралийцев. Они считали эту землю своей. Итак, входя в пиццерию Дэнни, что на главной улице Фицрой Кроссинг, Сунь с Синем наткнулись на выходивших оттуда двух старых новоавстралийцев, некоего Костянко и некоего Градечека, которые на свою беду узнали Синя по фотографии из газеты. Прозвучало несколько непечатных выражений. Китайцы почуяли пивной перегар, и решив, что хулиганы всего лишь перебрали лишнего, попытались войти. Но в Костянко и Градечеке взыграл боевой дух старых новоавстралийцев, они выбросили их обратно за двери и - череп девяностолетнего Синь Си-Цина раскололся о тротуар. Тут Сунь выхватил пистолет, на который у него не было разрешения, и застрелил обоих нападавших. Обычная пьяная драка. Полиция Фицрой Кроссинг справлялась с тысячами гораздо худших преступлений, и справилась бы и с этим, если бы ей дали такую возможность. Но на этом дело не кончилось, потому что одна из официанток, новая новоавстралийка родом из Юнаня, узнала Суня, выяснила, кем был Синь, подняла трубку и позвонила в прессагентство Нового Китая при консулате в Лагранже, на побережье, сообщив, что зверски убит один из крупнейших китайских ученых. Десятью минутами позже спутниковая сеть разнесла эту не совсем точную, но зато весьма колоритную версию происшедшего по всему миру. Не прошло и часа, как посольство Новой Народной Азии в Канберре потребовало встречи с министром иностранных дел, с целью вручения ему ноты протеста. В Шанхае, Сайгоне, Хиросиме и нескольких других городах разразились спонтанные демонстрации. С полдюжины разведспутников маневрировало на орбитах, передвигаясь к северозападному побережью Австралии и Зондским островам. В двух милях от порта Мельбурн на поверхности моря всплыла огромный серая туша; двадцать минут она тихо покачивалась на волнах, не отвечая ни на какие сигналы. Потом туша представилась, как подводная атомная лодка ННА "Багряный Восток", направляющаяся с официальным визитом вежливости в дружественный порт. Известие пришло как раз вовремя, чтобы приказ атаковать неопознанный корабль, отданный королевским ВВС Австралии, отозвали, но до атаки оставалось совсем немного. Под Пуэбло, штат Колорадо, президента Соединенных Штатов вырвали из послеобеденной дремоты. Он сидел на краю кровати, с отвращением прихлебывая черный кофе, когда вошел помощник по связям с министерством обороны, с донесением о ситуации и известием, что объявлено состояние боевой готовности. Ответные меры давным-давно были запрограммированы в сети командования обороной Северной Америки НАДКОМ. У офицера были снимки со спутников, рапорт с места происшествия от военного представителя в Фицрой Кроссинг, он уже знал о появлении подводной лодки "Багряный Восток", но еще не знал, что атака с воздуха отозвана. Суммировав эту информацию, он добавил: - Теперь только стрелять, или не стрелять, сэр. НАДКОМ готов к атаке с возможностью отбоя в течение пятидесяти минут. - Я неважно себя чувствую, - буркнул президент. - Чего они намешали в этот чертов суп? В этот момент Дэшу было вовсе не до Китая; ему как раз снился негласный опрос общественного мнения, который показал падение его популярности до семнадцати процентов, включая как оценки "отлично", так и "удовлетворительно", при шестидесяти одном проценте считающих его администрацию "слабой" или "в высшей степени неудовлетворительной". Увы, это был не сон. Именно этому вопросу было посвящено утреннее политическое совещание. Президент отпихнул в сторону чашку и мрачно задумался над решением, которое теперь зависело только от него, единственно от него одного. Запустить ракеты по крупнейшим городам Народной Азии? Теоретически это было обратимое решение: полет боеголовок можно в любой момент (до входа в атмосферу) прервать, отключить взрыватели, позволить головкам безвредно упасть в море. Но на практике станции ННА обнаружат запуск ракет, и черт его знает, что тогда устроят эти свихнувшиеся сукины дети? В животе у него бурчало так, будто он вотвот родит двойню, и все шло к тому, что его сейчас стошнит. Первый секретарь укоризненно заметил: - Доктор Стассен советовал вам не есть капусты, сэр. Мы дадим указание повару, чтобы он больше не готовил капустный суп. - Хватит меня учить. Ладно, слушайте. Оставаться в состоянии боевой готовности и ждать моих дальнейших указаний. Никакого запуска. Никаких ответных мер. Понятно? - Да, сэр, - с сожалением ответил представитель министерства обороны. - Сэр? У меня несколько конкретных вопросов, от НАДКОМ, от программы Человек Плюс, от главнокомандующего флотом в юго-западной части Тихого океана... - Ты слышал, что я сказал? Никаких ответов. Все остальное - в действие. Первый секретарь разъяснил этот вопрос за президента. - Наша официальная точка зрения такова: инцидент в Австралии внутреннее дело, не затрагивающее национальных интересов Соединенных Штатов. Наши планы не претерпят никаких изменений. Мы задействуем все наши системы, но не предпримем никаких действий. Я правильно вас понял, господин президент? - Да, - хрипло ответил Дэш. - А теперь постарайтесь десять минут обойтись без меня. Мне нужно в сортир.
      Брэду даже не пришло в голову, что неплохо бы позвонить и проверить, как идет операция "Око за око". Душ вдвоем доставлял ему огромное наслаждение: самое интересное начинается, когда намыливаешь друг друга. Тем более, что арсенал ванной в отеле "Шеро-Стрип" включал в себя банное масло, пенные ванны и волшебные пушистые полотенца. Только к трем часам он наконец решился вспомнить о том, что пора бы и к работе вернуться. Увы, было уже слишком поздно. Вейднер попытался получить у директора разрешение на перенос испытаний, тот не стал брать этого под свою ответственность и спихнул вопрос в Вашингтон, а там связались с секретариатом президента и получили ответ: "Нет, вы не можете, повторяю, не можете переносить эти, а также и любые другие испытания". Человек, давший этот ответ, был первый секретарь президента, который как раз в этот момент, сидя в кабинете президента, смотрел на экран с графиком вероятности военных действий. Пока он говорил в трубку, широкая черная кривая все ближе подползала к красной черте. Поэтому Вейднер, нервно поджав губы и нахмурившись, все-таки начал испытания. Все шло очень хорошо, пока не пошло очень плохо. Роджер Торравэй пребывал мыслями где-то далеко, когда услышал крик киборга. Он прошел сквозь шлюз, одетый в высотный компенсационный скафандр, в кислородной маске, и ступил на рыжий песок. - Что случилось, Вилли? Большие рубиновые глаза повернулись к нему. - Я... Я тебя не вижжжжу, Роджжжер! - запищал киборг. - Я... я.... Он покачнулся и упал на песок. Просто упал. Прежде чем Роджер успел сделать хоть шаг в его сторону, он почувствовал, как в спину с ревом ударил воздушный молот, и спотыкаясь, полетел на распростертое уродливое тело. Дон Кайман вбежал из комнаты с давлением, соответствующим двум с половиной километрам, прямо в марсианскую камеру, не дожидаясь шлюзования. Он оставил обе двери открытыми. Сейчас он был уже не ученым. Над скорченными останками того, что было Вилли Хартнеттом, склонился священник. Роджер, не отрываясь, смотрел, как Дон Кайман касается рубиновых глаз, чертит знак креста на синтетическом челе, шепчет что-то неслышное. Он не желал знать, что шепчет Кайман. Но он знал, что. У него на глазах происходит соборование первого кандидата на роль киборга. Основным дублером был Вик Фрайберт. Вычеркнут из списка по указанию президента. Вторым - Карл Маццини. Исключен из-за поломанной ноги. Третий дублер и новый герой - он сам.
      Глава 6
      СМЕРТНЫЙ В СМЕРТЕЛЬНОЙ ТРЕВОГЕ
      Живому человеку из плоти и крови нелегко смириться с сознанием того, что часть этой плоти будет содрана и заменена - сталью, медью, серебром, алюминием, пластмассой и стеклом. Мы видели, что Роджер ведет себя иррационально. Он бросился прочь от марсианской камеры. Он метался по коридорам, словно торопясь по неотложному делу. У него не было никаких дел, кроме одного: поскорее удрать отсюда. Коридор казался ловушкой. Если кто-нибудь подойдет к нему и скажет несколько сочувственных слов о Вилли Хартнетте, или о новом положении самого Роджера, он не выдержит. Проходя мимо мужского туалета, он остановился, огляделся по сторонам - никто не обращал на него внимания. Войдя внутрь, он застыл над писсуаром, вперив остекленевший взгляд в сияющую хромом раковину. Когда кто-то толкнул дверь, Торравэй устроил целый цирк с застегиванием ширинки и спуском воды, но это оказался всего лишь парень из машбюро, который равнодушно скользнул по нему взглядом и направился в кабинку. За дверями туалета Роджера поймал заместитель директора. - Чертовски неприятная история, - начал он. - Ты, наверное, знаешь, что ты... - Знаю, - ответил Торравэй, приятно удивленный своим спокойным голосом. - Нам нужно выяснить, что случилось, и как можно быстрее. Собираемся у меня в кабинете через девяносто минут. К тому времени мы получим результаты аутопсии. Я хочу, чтобы ты тоже был. Роджер кивнул, посмотрел на часы и ловко скользнул мимо. Самое главное - не стоять на месте, подумал он, сделать занятой вид, чтобы никто его не останавливал. К несчастью, ему никак не приходило в голову, чем же заняться, или хотя бы притвориться, что занят, чтобы избавиться от расспросов. Нет - поправил он себя - не от расспросов. Он хотел избавиться от мыслей, от мыслей о себе. Он не боялся и не проклинал судьбу. Он просто был не готов взглянуть в лицо последствиям, вытекающим из смерти Вилли Хартнетта лично для него, пока еще не готов... Он поднял голову: кто-то звал его по имени. Джон Фрилинг, ассистент Брэда по системам восприятия, в поисках своего шефа. - Нет, нет, - ответил Торравэй, обрадовавшись, что может говорить о чем-то другом, а не о смерти Вилли или своем собственном будущем. Я не знаю, где он. Должно быть, вышел пообедать. - Два часа назад. Если я не найду его до совещания у замдиректора, ему дадут прикурить. Не знаю, смогу ли я ответить на все их вопросы, а идти искать его тоже не могу, потому что киборга как раз переносят ко мне в лабораторию и я должен... - Я его найду, - поспешил ответить Торравэй. - Я позвоню ему домой. - Я уже пробовал. Пустой номер. Он не оставил даже телефона, где его искать. Торравэй почувствовал неожиданное облегчение: наконец-то он нашел себе занятие. Он подмигнул Фрилингу: - Ты же знаешь Брэда. Бабник еще тот. Уж я-то его найду. Он вызвал лифт, поднялся на административный этаж, прошел два поворота по коридору и постучал в дверь с табличкой "Отдел статистики". Люди, работавшие за этими дверьми, имели весьма отдаленное отношение к статистике. Дверь открылась не сразу, сначала прошуршала заслонка дверного глазка. - Полковник Торравэй по неотложному делу. - Минуточку, - ответил девичий голос. Что-то звякнуло, заскрежетало, дверь отворилась, и девушка впустила его. В комнате сидели еще четыре сотрудника, все в штатском, и все - весьма неприметного вида, как им и положено. У каждого был старомодный письменный стол со шторками, закрывающей столешницу; весьма неожиданный выбор мебели для современного космического института. Шторки можно было мгновенно задернуть, спрятав от чужих глаз все, что лежит на столе, и все они как раз были задернуты. - Я насчет доктора Александра Брэдли, - начал Роджер. - Он срочно потребуется буквально через час, а его сотрудники не могут его найти. Командор Хартнетт умер и... - Мы знаем о командоре Хартнетте, - ответила девушка. - Вы хотите, чтобы мы отыскали доктора Брэдли? - Нет, я сам этим займусь. Я надеялся, что вы подскажете мне, откуда начать. Насколько я знаю, вы ведь присматриваете за каждым из нас, чем мы занимаемся после работы и тому подобное... На этот раз он не стал подмигивать и строить глазки, но эти глазки были прекрасно слышны в его голосе. Девушка внимательно посмотрела на него. - Сейчас он скорее всего... - Постой, - неожиданно резко скомандовал мужчина, сидевший за столом у нее за спиной. Девушка мотнула головой, даже не обернувшись. - Проверьте в отеле Шеро-Стрип, - продолжала она. - Обычно он регистрируется под именем Беквит. Попробуйте позвонить туда. Может быть, лучше мы сами позвоним, учитывая... - Нет, нет, - беззаботным тоном ответил Торравэй, решительно настроенный не принимать ничьей помощи. - Я сам должен с ним поговорить. - Доктор Торравэй, позвольте нам самим... - настойчиво повторил молодой мужчина за столом. Но он уже пятился за двери, кивая головой и не слушая. Он решил, что не станет возиться с телефоном, а сам поедет в этот мотель - по крайней мере это был повод вырваться из института и собраться с мыслями.
      За стенами кондиционируемых зданий института становилось все жарче и жарче. Солнце палило даже сквозь затемненное лобовое стекло машины, несмотря на отчаянные усилия встроенного кондиционера. Торравэй вел вручную, так неумело, что на поворотах рулевые колеса шли юзом. Мотель - пятнадцатиэтажная стеклянная башня - целил сфокусированным лучом солнечного света прямо в него, словно один из воинов Архимеда, защищающий Сиракузы. Выбравшись из машины на подземной стоянке, Роджер с облегчением вздохнул и поднялся на эскалаторе в фойе. Фойе оказалось той же высоты, что и все здание. Номера ярусами висели вдоль стен, в паутине переходов и галерей. Дежурный клерк даже не слышал о докторе Александре Брэдли. - Проверьте имя Беквит, - посоветовал Торравэй, подсовывая банкноту. - Он иногда забывает собственную фамилию. Все напрасно, клерк либо не мог найти Брэдли, либо не хотел. Роджер выехал с автостоянки, притормозил на самом солнцепеке и задумался, что делать дальше. Невидящими глазами он уставился на зеркало бассейна, служившего еще и теплопоглотителем в системе кондиционирования отеля. Наверное, надо ловить Брэда по телефону в его квартире. Нужно было позвонить, пока я был в отеле. Снова возвращаться в отель не очень хотелось. Звонить из машины - тоже. Телефон в машине - радиопередатчик, нет, лучше, чтобы они поговорили с глазу на глаз. Можно поехать домой и позвонить оттуда, прикидывал он, это не больше, чем пять минут езды... Тут Роджер впервые подумал, что надо бы рассказать о случившемся своей жене. Эта мысль не вызывала особого энтузиазма. Если рассказывать Дори, неизбежно придется изложить все это и самому себе. Впрочем, Роджер знал, как надо относиться к неизбежным (пусть и неприятным) вещам, а потому направил машину к дому и Дори, по пути стараясь думать о пустяках. К несчастью, дома Дори не оказалось. Он окликнул ее еще в прихожей, заглянул в столовую, потом в бассейн за домом, проверил обе ванные. Дори не было. Должно быть, пошла по магазинам. Досадно, но ничего не поделаешь. Он уже собрался было оставить ей записку и соображал, что же написать, когда увидел в окно, как она подъезжает в своем двухместном мини. Не успела она подняться на крыльцо, как он открыл дверь. Роджер ожидал, что она будет удивлена. Но он не думал, что она замрет, как вкопанная, что ее красивые брови взметнутся вверх и застынут, а лицо превратится в неподвижную маску, лишенную всякого выражения. Сейчас, застыв в полушаге, она напоминала собственное фото. - Я хотел с тобой поговорить, - начал он. - Я только что приехал из Шеро-Стрип, потому что речь идет о Брэде, но... Дори ожила и вежливо перебила его: - Может быть, ты разрешишь мне войти и сесть? Все с тем же лишенным выражения лицом она остановилась в прихожей, глянула в зеркальце, смахнула какую-то соринку со щеки, поправила волосы, вошла в гостиную и уселась, не снимая шляпки. - Жуткая жара, правда? - заметила она. Роджер тоже уселся, пытаясь собраться с мыслями. Самое главное - не перепугать ее. Когда-то он смотрел телепрограмму о том, как сообщать плохие вести. Выступал какой-то психоаналитик, с умным видом несший полную ерунду в надежде хоть кого-то залучить в свою пустую приемную (судя по всему, банальных зазывал с плакатами на спине он нанимать боялся, опасаясь упреков в нарушении профессиональной этики). Никогда не бейте прямо в лоб, советовал он. Дайте человеку приготовиться. Сообщайте ему постепенно, понемногу. Тогда это показалось Роджеру забавным. Он вспомнил, как смешил Дори: "Милая, у тебя с собой кредитная карточка?... Отлично, тебе понадобится черное платье... Черное платье на похороны... Мы должны идти на похороны, и тебе нужно выглядеть, как положено, учитывая, кем тебе приходилась покойная... В конце концов, она была уже не молода... Полицейский сказал, что когда пикап вмазался в стену, она ничего даже не почувствовала... Твой отец держится молодцом..." Тогда они оба страшно смеялись. - Ну, я слушаю, - посмотрела на него Дори, потянувшись за сигаретой. Когда она прикуривала, Роджер увидел, как пляшет газовый огонек, и с удивлением понял, что у Дори дрожат руки. Он был и поражен и немного обрадован: она явно готовилась к каким-то плохим новостям. Она всегда была очень наблюдательна, подумал он с уважением. Раз уж она уже приготовилась, Роджер решил пойти напролом. - Речь идет о Вилли Хартнетте, дорогая. Сегодня утром с ним что-то стряслось и... Он помолчал, давая ей возможность осмыслить его слова. Она почемуто показалась ему не столько озабоченной, сколько озадаченной. - Он умер, - коротко добавил Роджер. Дори задумчиво кивнула головой. Она не понимает, с болью подумал Роджер. Она еще не понимает. Вилли был славным парнем, но она не плачет, не кричит, вообще не проявляет никаких чувств. Махнув рукой на деликатность, он довел свою мысль до конца. - Это значит, что теперь моя очередь, - он старался не торопиться. - Остальные вышли из игры, помнишь, я говорил тебе. Так что.. ммм.. готовить к полету на Марс теперь будут меня. Выражение ее лица снова поразило его. Несмелое, испуганное, словно она ожидала чего-то худшего и все еще не могла поверить в то, что это худшее прошло стороной. - Ты понимаешь, о чем я, радость моя? - спросил он нетерпеливо. - Понимаю, понимаю... Это значит, что ты... это трудно сразу вот так воспринять... Роджер с удовлетворением кивнул головой, а Дори продолжала: - Я запуталась. Сначала ты что-то говорил о Брэде, о Шеро-Стрип? - Ох, извини, я сразу вывалил тебе все вместе. Да. Я был в этом мотеле, искал Бреда. Видишь ли, кажется, Вилли погиб именно из-за того, что отказала зрительная система. А эта система - детище Брэда. И как назло, именно сегодня у него получился такой затянувшийся обед... нет, наверное, не стоит говорить о Брэде. Он, должно быть, закатился куда-нибудь с одной из медсестер. Но не хотел бы я оказаться на его месте, если он не успеет на совещание. Он глянул на часы. - Ого, мне тоже пора ехать. Я просто очень хотел сам рассказать тебе обо всем. - Спасибо, милый, - машинально ответила Дори, отвлеченная какой-то мыслью. - А не проще ли будет ему позвонить? - Кому? - Брэду, конечно. - А. Да, конечно, только это конфиденциально. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь нас подслушал. Мне и так пришлось зайти в Безопасность, выяснить, где он может находиться. Неожиданно у него промелькнула мысль: Дори нравится Брэд. Он знал это, и с полсекунды думал, уж не расстроена ли она его аморальным поведением. Впрочем, эта мысль тут же исчезла, и Роджер с восхищением заметил: - Любовь моя, должен сказать, что ты прекрасно приняла это. С любой другой женщиной уже случилась бы истерика. Она пожала плечами. - Что ж теперь рвать на себе волосы. Мы оба были готовы к этому. - Теперь я буду выглядеть не очень красиво, Дори, - забросил он удочку. - И еще, физическая сторона нашего брака... ээ... на некоторое время об этом придется позабыть. Не говоря уже о том, что меня полтора года не будет на Земле. Кажется, Дори собралась что-то сказать, но передумала, посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Потом поднялась и крепко обняла. - Я буду гордиться тобой, - прошептала она. - А когда ты вернешься, мы будем жить вместе долго и счастливо. Однако от ответного поцелуя увернулась, шутливо добавив: - Никаких, никаких, тебе пора возвращаться. А что ты собираешься делать с Брэдом? - Ну, я могу вернуться в мотель... - Не надо, - решительно перебила Дори. - Пусть сам выпутывается. Раз уж он сам влез в эту историю, это его проблемы. Возвращайся на твое совещание и... Ой, слушай! Конечно! Мне еще нужно кое-куда съездить, и я буду проезжать мимо мотеля. Если увижу там машину Брэда, оставлю ему записку. - Мне это даже и в голову не приходило, - ответил Роджер, глядя на нее влюбленными глазами. - Значит, ни о чем не волнуйся. Я не хочу, чтобы ты думал о Брэде. Когда впереди такое, мы должны думать о тебе!
      Джонатан Фрилинг, доктор медицины, член Американского Общества Хирургов и Американской Академии Космической Медицины.
      Джонни Фрилинг занимался авиакосмической медициной так давно, что отвык от покойников. И уж особенно непривычно было вскрывать останки товарища. Умирая, астронавты вообще не оставляли после себя тел. Если они гибли при исполнении служебного долга, о вскрытии, как правило, не могло быть и речи: те, что погибали в космическом пространстве, там и оставались, а те, что умирали поближе к дому, испарялись в кислородно-водородном пламени. В любом случае на операционный стол класть было нечего. Трудно было представить, что перед ним на столе лежит Вилли Хартнетт. Это больше походило, скажем, на разборку винтовки, чем на вскрытие. Он сам помогал собирать его: здесь платиновые электроды, там микросхемы в черной коробочке. Теперь пришло время разобрать все это. Если бы не кровь. Несмотря на все изменения, внутри покойного Вилли Хартнетта было полно обыкновенной, мокрой человеческой крови. - Заморозить и препарировать, - он протянул ошметок на предметном стекле санитарке. Она приняла стекло и кивнула головой. Санитарку звали Клара Блай. На ее симпатичном черном личике было написано огорчение, хотя трудно сказать, думал Фрилинг, трудно сказать, что ее огорчало больше - смерть киборга или то, что пришлось прервать свой девишник. Он приподнял и вытянул окровавленную металлическую струну, деталь зрительных цепей. Завтра Клара собиралась выйти замуж, и палата реанимации за стеной была все еще украшена бумажными цветами. У Фрилинга еще спросили, наводить там порядок или нет. Конечно, это было ни к чему, в той палате никого не будут реанимировать. Он поднял глаза на вторую ассистентку, стоявшую там, где во время обычной операции должен стоять анестезиолог, и прорычал: - Брэд нашелся? - Он уже тут. Тогда какого черта он до сих пор не здесь, подумал Фрилинг, но говорить этого не стал. По крайней мере Брэд нашелся. Что бы из всего этого не вышло, Фрилингу уже не придется отдуваться одному. Чем дальше он продвигался, прощупывал и извлекал, тем больше ничего не понимал. В чем ошибка? Что убило Хартнетта? Электроника, кажется, была в полном порядке. Каждую извлеченную деталь он тут же отправлял спецам в лаборатории, где ее немедленно проверяли. Все было в порядке. Общая структура мозга тоже пока ничего не объясняла... Но ведь не может быть, чтобы киборг умер совершенно без причины? Фрилинг выпрямился, чувствуя, как под жарким светом рефлекторов по лбу стекает пот, и стал ждать, пока подоспеет операционная сестра с салфеткой. Потом сообразил, что операционной сестры здесь нет, и сам вытер лоб рукавом. Снова склонился над столом, старательно отделяя систему зрительных нервов, вернее, то, что от нее осталось: большинство элементов были удалены вместе с глазными яблоками и заменены электроникой. И тогда он увидел. Сначала сгусток крови под мозолистым телом. Потом, когда аккуратно раздвинул и приподнял ткани - бледно-серую, скользкую артерию, вздутую и разорванную. Лопнувшую. Обычный сердечно-сосудистый приступ. Инсульт. На этом Фрилинг и остановился. Остальное можно сделать потом, или вообще не делать. Может быть, даже лучше оставить то, что осталось от Вилли Хартнетта, в непотревоженном виде. И пора было переодеваться на совещание.
      Конференц-зал служил еще и читальным залом медицинской библиотеки, а потому, когда собирались совещания, сидевших над справочниками выгоняли. Четырнадцать мягких кресел за длинным столом были уже заняты, остальным пришлось устраиваться на складных стульчиках, где придется. Два пустых кресла ждали Брэда и Джона Фрилинга, которые в последний момент удрали в лабораторию, как они сказали - за последними результатами анализов. На самом деле Фрилингу пришлось вводить шефа в курс событий, случившихся после того, как Брэд ушел "обедать". Все остальные были уже на месте. Дон Кайман и Вик Самуэльсон (произведенный в дублеры Роджера и не особенно довольный этим), старший психоаналитик Телли Рамес, вся сердечно-сосудистая команда, тихо шепчущаяся между собой, шишки из административного отдела - ну, и две звезды. Первой был Роджер Торравэй, беспокойно ворочавшийся рядом с местом замдиректора, и с приклеенной улыбкой прислушивавшийся к разговорам, а второй - Джед Гриффин, президентский человек номер один по преодолению препятствий. Формально он был всего лишь старшим советником президента по административным вопросам, но даже заместитель директора смотрел на него, как на папу римского. - Мы можем начинать, господин Гриффин, - обратился к нему заместитель директора. Гриффин судорожно усмехнулся и покачал головой: - Мы не начнем, пока не появятся эти двое. С появлением Брэда и Фрилинга все разговоры оборвались, словно обрезало. - Вот теперь мы можем начинать, - процедил Гриффин с явным раздражением в голосе. Остальные вполне понимали и разделяли это чувство. Мы тоже нервничали, конечно. Гриффин и не думал скрывать своего раздражения, тут же излив его на присутствующих: - Вы даже понятия не имеете, - начал он, - как мы близки к завершению всей программы. Не через год или через месяц, не к переносу сроков, не к сокращению, а к полной и немедленной отмене. Роджер Торравэй оторвал глаза от Брэда и уставился на Гриффина. - Полной отмене, - повторил Гриффин. - Ликвидации. Кажется, он получает от этих слов удовольствие, подумал Роджер. - И единственное, что спасло программу, - продолжал Гриффин, - это вот эти бумажки. И он грохнул о стол зеленым рулоном компьютерных распечаток. - Американское общественное мнение требует продолжения программы. Внутри у Торравэя что-то сжалось. Только в это мгновение он понял, каким неожиданной и настойчивой была надежда, которую он только что ощущал. Словно помилование перед казнью. Заместитель директора откашлялся. - Мне казалось, - начал он, - что эти опросы показывают значительное... ээ, равнодушие к нашей работе. - Первоначальные результаты - да, - кивнул Гриффин. - Однако если все просуммировать и пропустить через компьютер, то получается мощная общенародная поддержка. Вполне вещественная. С точностью в квадрате, так, кажется, у вас говорят. Американцы хотят, чтобы гражданин Америки жил на Марсе. - Однако так было до сегодняшнего фиаско. Одному Богу известно, что будет, если это выплывет наружу. Правительству не нужен очередной тупик, за который им придется оправдываться. Правительству нужен успех. У меня нет слов, чтобы выразить, как много от этого зависит. Зам. директора обернулся к Фрилингу.