Мы отыскали его в Голубом Аду. Эсси с улыбкой схватила меня за руку. Кассата сидел за маленьким столиком с выпивкой в руке, одновременно лапая молодую женщину, которую я никогда раньше не видел.
      Но и в этот раз я ее не очень разглядел, потому что как только Кассата нас заметил, он тут же все изменил. Гости, девушка и Голубой Ад исчезли (мы находились в кабинете генерала на спутнике ЗУБов). Волосы у него коротко острижены, воротник плотно застегнут, и он сердито смотрел на нас из-за своего стального стола. Указал на два металлических стула.
      – Садитесь, – приказал он.
      Эсси спокойно ответила:
      – Кончайте нести чепуху, Хулио. Вы хотели поговорить с нами. Отлично, давайте поговорим. Но не здесь. Здесь слишком уродливо.
      Он бросил на нее взгляд, каким генерал-майор смотрит на младшего лейтенанта. Потом решил быть хорошим парнем.
      – Как хотите, моя дорогая. Выбирайте сами.
      Эсси фыркнула. Посмотрела на меня в нерешительности, потом убрала военный кабинет. Мы оказались в своей привычной «Истинной любви», в окружении диванов, бара и негромкой музыки.
      – Да, – Кассата согласно кивнул, одобрительно оглядываясь. – Так гораздо лучше. У вас тут очень неплохо. Не возражаете, если я налью себе? – И он, не дожидаясь разрешения, направился к бару.
      – Оставьте этот вздор, – сказала Эсси. – Выкладывайте, Хулио. Вы конфискуете корабль, верно? Почему?
      – Только временное неудобство, моя дорогая. – Кассата подмигнул, наливая себе «Шивас» [дорогое шотландское виски двенадцатилетней выдержки] без добавок. – Мне просто хотелось быть уверенным, что я смогу поговорить с вами.
      Даже отвлечение может действовать раздражающе. Я сказал:
      – Ну, так говорите.
      Эсси бросила на меня быстрый предупредительный взгляд, потому что услышала мой тон. Я держал себя в руках. Но настроения для разговора с Хулио Кассатой у меня не было.
      Некоторые считают, что записанные машиной никогда не бывают взвинчены или польщены, потому что мы всего лишь биты информации, организованные в программу. Это неправда. По крайней мере по отношению ко мне, и особенно не в такой момент. Я испытывал одновременно возбуждение и упадок духа. Прежде всего, меня настроил сам прием. Слушая рассказ Сияния, я возбуждался и успокаивался. Встреча в Кларой вызвала во мне сотни противоречивых чувств. И поэтому мне совсем не нравилось разговаривать с Кассатой.
      Конечно, мне всегда не нравится разговаривать с Кассатой. И не знаю того, кому бы это нравилось. Его обычные гамбиты в разговоре – приказы и оскорбления; он не говорит, он провозглашает решения. Он совсем не изменился. Сделав большой глоток шотландского, он посмотрел мне в глаза и заявил:
      – Вы паразит, Броадхед.
      Не очень ободряющее замечание. Эсси, готовившая мне майтай [коктейль из рома и ликера кюрасао с фруктовым соком], дернулась и едва не пролила его. Она встревоженно посмотрела на меня. Политика Эсси заключается в том, чтобы принимать огонь на себя, когда ситуация этого требует. Она считает, что я слишком возбудим.
      На этот раз я обманул ее ожидания. Я вежливо ответил:
      – Простите, если я причинил вам какие-то неудобства, Хулио. Не будете ли добры объяснить, почему вы это сказали?
      Какой невероятный самоконтроль я продемонстрировал! Гораздо больше, чем заслуживает эта деревенщина. Гораздо больше, чем я проявил бы, если бы в самый последний момент не понял, что его стоит пожалеть.
      Я понял, что над ним навис смертный приговор.
 
      Мы давно знакомы с генерал-майором Хулио Кассатой. Нет смысла подсчитывать годы: арифметика подводит, когда речь идет о гигабитном времени. У нас было множество встреч, и далеко не все мне нравились.
      Сам он не записанный разум. Вернее, обычно не записанный. Подобно многим другим плотским людям, которым приходится иметь с нами срочные дела, он создает двойника и посылает его разговаривать с нами. Это не совсем то же, что разговаривать лицом к лицу в реальном времени, но разница чисто психологическая. Ну, конечно, болезненно психологическая. Он вкладывает себя в записанный машиной разум и отправляется на поиски нас – с тем из нас, с кем хочет поговорить. Иногда со мной. Он говорит, что хочет сказать, выслушивает ответ, продолжает разговор в форме бестелесного существа в гигабитном пространстве, словно мы плотские люди, сидящие за столом. Нет, не совсем так. Гораздо лучше, во всяком случае гораздо быстрее. Затем плотский Хулио вызывает своего двойника бестелесного Хулио и выслушивает его отчет обо всем случившемся.
      Это достаточно просто и совсем не болезненно. И очень эффективно. Боль начинается позже.
      Двойник спрашивает именно то, что спросил бы плотский Кассата, возражает там, где бы возразил он, говорит именно то, что сказал бы он. Конечно, он и не может по-другому: ведь он и есть Кассата. Это не то же самое, что отправить посла и ждать его возвращения, потому что даже лучший посол, даже считая что он проделает работу не хуже двойника, потребует на это очень много времени. Двойник делает это за секунды, если встреча происходит на планетарных расстояниях. Конечно, если тот, с кем хочет поговорить плотский человек, на другом конце Галактики, времени потребуется больше. Прежде чем плотский человек успеет подумать, как проходит встреча, двойник уже явится и начнет докладывать.
      Это все хорошо.
      Потом начинается то, что нехорошо. Потому что – что вы станете делать с двойником, когда его работа кончена?
      Конечно, его можно сохранить. В гигабитном пространстве достаточно места, и еще одна записанная личность ничего не меняет. Но некоторым не нравится то, что у них есть двойники. Особенно таким, как Кассата. Он военный, и у него военный мозг. Для него двойник, знающий все, что знает он сам, не просто раздражение. Это риск для безопасности. Кто-нибудь может отыскать его и допросить! Угрожать ему! (Каким образом?). Пытать его! (Как?). Поднести огонь к его ногам (если бы у него были ноги) – ну, не знаю точно, что происходит в сознании Хулио Кассаты, и слава Богу, что не знаю.
      Все это, конечно, очень глупо, но двойники принадлежат Кассате, а когда он думает, что какой-то воображаемый враг может узнать от них его служебные тайны, его ничто не остановит. Он сменный командующий ЗУБов, Звездного Управления Быстрого реагирования. Это означает, что он распоряжается всей оборонительной программой, созданной на случай выхода Убийц из кугельблитца. Ему необходимо проводить различные совещания и встречи на расстоянии, он делает это ежедневно, что означает, что если бы он оставлял своих двойников в записи, сейчас вокруг находились бы сотни и тысячи генерал-майоров Хулио Кассат.
      Поэтому он их не сохраняет. Он убивает их.
      Вот что должен испытывать сам Кассата. Уничтожая двойника, он чувствует себя так, словно убивает брата-близнеца.
      А самое плохое в этом то, что двойник – он сам, черт побери! – знает, что произойдет.
      Иногда это делает наши разговоры очень мрачными.
 
      Вот почему я не разорвал Хулио Кассату на имитированные кровавые куски за его наглость. Он был удивлен не менее Эсси. Развернул свежую, сигару, глядя на меня.
      – С вами все в порядке? – требовательно спросил он.
      «Все в порядке» даже близко не подходит к верному диагнозу, потому что я думал, насколько близко мой двойник подошел к Кларе и как она будет на него реагировать, но ничего подобного я Кассате не сказал. Просто ответил:
      – Все будет в порядке, когда вы мне объясните, что происходит.
      Я был очень вежлив, но Кассата никогда не разделял теорию, что вежливость должна быть взаимной. Он зубами отгрыз кончик сигары и выплюнул отвратительный комок табака на пол, внимательно глядя на меня. Потом сказал:
      – Вы не так уж важны, как вам кажется, Броадхед.
      Я продолжал улыбаться, хотя температура начала подниматься.
      – Вы считаете, что конфискация только из-за вас. Неверно. Как вы знаете, корабль хичи прибыл прямо из ядра.
      Я не знал этого. Но не видел, какая разница, и так и сказал.
      – Закрытый материал, Броадхед, – проворчал Кассата.
      – Эти Древние Предки хичи, они слишком много болтают. Их предварительно следовало допросить в ЗУБах.
      – Да, – ответил я, кивая. – Это имеет смысл, потому что события полумиллионнолетней давности особенно важны для сохранения военной тайны.
      – Не полмиллиона лет назад! Они знают все о нынешнем состоянии готовности ядра! К тому же тут плотские хичи и вдобавок этот парень Уолтерс, который там был и все сам видел.
      Я глубоко вздохнул. Мне хотелось спросить его, от кого он пытается сохранить эти тайны. Но это означало бы продолжение старого спора, а я уже устал от Кассаты. Поэтому я просто вежливо сказал:
      – Вы говорите, что я паразит, но я не вижу, каким образом с этим связан корабль хичи.
      К этому времени он уже зажег сигару. Выпустил на меня дым и ответил:
      – Никак. Это совсем другое дело. Я явился сюда из-за корабля, но хотел также сказать вам, чтобы вы держались подальше.
      – Подальше от чего и почему? – спросил я и почувствовал, как беспокойно заерзала Эсси. Она устала поражаться моему самообладанию и с трудом сохраняла свое.
      – Потому что вы штатский, – объяснил он. – Вы вмешиваетесь в дела ЗУБов. Вы путаетесь под ногами, а дела развиваются таким образом, что мы больше не можем позволить штатским вмешиваться.
      Я начинал догадываться, что его беспокоит. Улыбнулся Эсси, чтобы заверить ее, что не собираюсь убивать этого нахального генерала. И действительно не собирался – пока.
      – Маневры прошли неудачно, – высказал я догадку.
      Кассата подавился сигарным дымом.
      – Кто вам это сказал?
      Я пожал плечами.
      – Это очевидно. Если бы они прошли успешно, ваши пресс-атташе были бы во всех новостях. Вы не хвастаетесь. Следовательно, вам нечем хвастаться. Таким образом, люди, от которых вы хотите сохранить тайну, это те, кто оплачивает ваши счета. Вроде меня.
      – Задница! – рявкнул он. – Если вы еще что-нибудь подобное скажете, я лично займусь вами.
      – А как вы собираетесь это сделать?
      Он снова взял себя в руки, весь образцово военный, сплошная выправка и ограниченность, включая ум.
      – Для начала я отзываю ваше разрешение на полеты, выданное ЗУБами. Запрет вступает в действие немедленно, – сказал он.
      Для Эсси это было слишком.
      – Хулио, – выдохнула она, – вы что, спятили?
      Я успокаивающе положил на нее руку. И сказал:
      – Хулио, у меня сейчас на уме множество дел, и среди них нет ЗУБов. По крайней мере не в начале списка. Я не собирался в ближайшем будущем никого в ЗУБах тревожить. Пока вы не ютись со своим высокомерным запретом. Теперь, конечно, придется проверять, чем занимаются ЗУБы.
      Он взревел:
      – Я прикажу арестовать вас!
      Я начинал наслаждаться ситуацией.
      – Нет, не арестуете. Потому что у вас не хватит власти. И политического влияния. Потому что у меня Институт.
      Это заставило его призадуматься. Институт Броадхеда для исследований за пределами Солнечной системы – одна из моих лучших идей. Я основал его очень-очень давно совсем по другим причинам. Говоря откровенно, я сделал это из-за налогов. Но я много вложил в него. Позволил ему заниматься чем угодно за пределами Солнечной системы и был достаточно предусмотрителен, подбирая совет директоров, так что теперь в нем люди, которые делают то, что я скажу.
      Кассата оправился быстро.
      – К дьяволу политическое влияние! Это приказ!
      Я задумчиво улыбнулся. Потом позвал:
      – Альберт!
      Он возник, мигая в мою сторону поверх трубки.
      – Передавай мое сообщение, – приказал я. – Начиная с этой минуты, все отделы Института должны прекратить всякое сотрудничество с Звездным Управлением Быстрого реагирования и отказывать персоналу ЗУБов в доступе к любой информации и базам данных. Укажи причину: прямой приказ Хулио Кассаты, генерал-майора, ЗУБы.
      Кассата выпучил глаза.
      – Минутку, Броадхед! – начал он.
      Я вежливо повернулся к нему.
      – У вас есть какие-то комментарии?
      Он вспотел.
      – Вы этого не сделаете, – голос его звучал странно – наполовину просьба, наполовину рычание. – Мы ведь все в этом заинтересованы. Враг – это наш общий Враг.
      – Ну как же, Хулио, – ответил я. – Я рад это слышать от вас. Мне казалось, что Враг – ваша личная собственность. Не волнуйтесь. Институт не перестанет действовать. Работа продолжится; разведывательные корабли будут собирать сведения; мы по-прежнему будем накапливать данные о Враге. Мы просто больше не будем делиться ими с ЗУБами. Немедленно. Ну, что, отправлять Альберту сообщение или нет?
      Генерал с ошеломленным видом стряхивал пепел с сигары.
      – Не нужно, – пробормотал он.
      – Простите. Я не расслышал, что вы сказали.
      – Нет! – Он в отчаянии покачал головой. – Он обломает об меня палку.
      Единственный «он», кого он мог иметь в виду, был плотский генерал Кассата. То есть, конечно, и он сам.
 
      – Он сказал «он», – обратился я к Эсси, когда Кассата мрачно удалился.
      Она серьезно ответила:
      – Это интересно, я согласна. Двойник Хулио начинает считать плотского Хулио отдельной личностью.
      – Шизофрения?
      – Страх, – поправила она. – Он осознал, что время его жизни ограничено. Жалкий маленький человек. – Потом сказала почтительно: – Дорогой Робин. Я понимаю, что твои мысли в другом месте...
      Я не подтвердил, потому что это было бы невежливо; но и не стал отрицать, потому что это правда. Даже споря с Хулио Кассатой, я продолжал поглядывать на сцену в Центральном парке. Мой двойник наконец дошел до Клары и поздоровался, и она только начинала говорить:
      – Робин! Как при...
      – ...но можно мне сделать предложение?
      – Конечно, можно, – ответил я в замешательстве. Если бы у меня были кровеносные сосуды, от которых краснеет лицо (кстати, было бы и само лицо, которое может покраснеть), я, вероятно, вспыхнул бы. Может, я и так это сделал.
      – Предложение успокоиться, – сказала она.
      – Конечно, – ответил я, кивая. Я сказал бы «конечно» в ответ на любое ее предложение. – А теперь, если не возражаешь, я хотел бы...
      – Я знаю, чего бы ты хотел. Но возникают проблемы в несовпадении временных шкал, верно? Так что тебе особенно торопиться некуда, дорогой Робин. Может, немного поговорим вначале?
      Я сидел неподвижно. (Клара только что кончила «...ятно...», и губы ее начали складываться для произнесения «снова тебя увидеть»). К этому времени я испытывал сильное замешательство. Нелегко сказать одной женщине, что вы очень хотите поговорить с другой, когда совесть у вас нечиста. А мне всегда казалось, что у меня по отношению и к моей дорогой жене Эсси, и к давно утраченной возлюбленной Джель-Кларе Мойнлин нечиста совесть.
      С другой стороны, Эсси абсолютно права. Торопиться некуда. Она с любовью и заботой смотрела на меня.
      – Трудная для тебя ситуация, дорогой Робин?
      Я мог только ответить:
      – Я очень люблю тебя, Эсси.
      Она выглядела не любящей, а раздраженной.
      – Да, конечно. – Пожала плечами. – Не меняй тему. Ты любишь меня. Я люблю тебя, мы оба в этом не сомневаемся; к настоящему обсуждению это не имеет отношения. Мы обсуждаем, что ты испытываешь по отношению к очень хорошей женщине, которую ты тоже любишь, – Джель-Кларе Мойнлин. Какие при этом возникают осложнения.
      Когда она это высказала, прозвучало еще хуже. И нисколько меня не успокоило.
      – Мы обсуждали это миллион раз! – простонал я.
      – Почему бы тогда не обсудить миллион первый? Успокойся, дорогой Робин. У тебя еще пятнадцать, может быть, восемнадцать миллионов миллисекунд, прежде чем Клара кончит говорить, как ей приятно снова тебя увидеть. Так что мы вполне можем поговорить, конечно, если ты этого хочешь.
      Я подумал и сдался. Сказал:
      – Почему бы и нет? – И действительно, никакой причины, чтобы не поговорить, не было.
      И не было причины беспокоиться. Как сказала Эсси, мы обговаривали это много раз, однажды говорили целую ночь и закончили на следующий день. Это было очень давно – миллиарды секунд назад, и я говорил с реальной Эсси, той, что из плоти и крови. (Конечно, сам я тогда тоже был из плоти и крови). Мы тогда недавно поженились. Сидели на веранде своего дома, прихлебывали чай со льдом, смотрели на лодки в Таппановом море, и это был по-настоящему приятный, полный любви разговор.
      Очевидно, Эсси тоже вспомнила этот давний разговор плотских людей, потому что организовала такую же удобную обстановку. О, не «реально», в физическом смысле. Но что теперь значит для нас «реально»? Тем не менее я увидел парусные лодки, а вечерний ветерок с моря был приятным и теплым.
      – Как хорошо, – сказал я одобрительно, чувствуя, как начинаю расслабляться. – У бестелесных баз данных есть свои преимущества.
      Эсси удовлетворенно согласилась. С любовью взглянула на наш старый дом и сказала:
      – В последний раз мы при этом пили чай. Хочешь сейчас чего-нибудь покрепче, Робин?
      – Коньяк с имбирным элем, – сказал я, и мгновение спустя появилась наша верная старая служанка Марчеза с подносом. Я сделал большой глоток, думая.
      Думал я слишком долго для терпения Эсси. Она сказала:
      – Выкладывай, дорогой Робин! Что тебя тревожит? Боишься говорить с Кларой?
      – Нет! То есть... – я подавил свое негодование. – Нет. Дело не в этом. Мы уже разговаривали, когда она прилетела на корабле Вэна.
      – Совершенно верно, – уклончиво ответила Эсси.
      – Нет, правда! С этим все в порядке. Мы обговорили самое плохое. Я не думаю сейчас, что она винит меня в том, что я бросил ее в дыре, если ты это имеешь в виду.
      Эсси откинулась и серьезно взглянула на меня.
      – То, что я имею в виду, Робин, – терпеливо сказала она, – совершенно неважно. Мы хотим выяснить, о чем ты думаешь. Дело не в противоречиях между тобой и Кларой, верно? Может, ты тревожишься, что мы с ней выцарапаем друг другу глаза? Этого не произойдет. К тому же тут возникает техническая трудность: она плоть, а я только душа.
      – Нет, конечно, нет. Я тревожусь не из-за твоей встречи с Кларой.
      – А из-за чьей же?
      – Ну... что если с ней встретится реальная Эсси?
      Портативная Эсси некоторое время молча смотрела на меня, потом задумчиво глотнула.
      – Реальная Эсси?
      – Ну, ведь это только мысль, – извинился я.
      – Я это понимаю. Хотела бы понять еще лучше. Ты спрашиваешь у меня, не появится ли реальная Эсси на Сморщенной Скале?
      Я задумался. Это не совсем то, что я имел в виду. И совершенно не собирался говорить об этом.... конечно, как обычно говорил мне старина Зигфрид фон Психоаналитик, то, о чем я не собираюсь говорить, обычно самое важное.
      И, конечно, есть здесь действительно щекотливое обстоятельство. Портативная Эсси – только двойник. По-прежнему жива и здорова настоящая, плотская Эсси.
      Она к тому же человек. Конечно, ей уже много лет, но с Полной Медициной и всем остальным она по-прежнему очень красивая, сексуальная, нормальная женщина.
      К тому же она моя жена (или была ею).
      Жена мужа, который, скажем так, не в состоянии предоставлять ей радости супружества.
      Все это добавляется к другим моим тревогам, о которых Зигфрид (и Альберт, и портативная Эсси, и все прочие мои знакомые) говорит, что мне не стоит из-за них тревожиться. Их советы особого добра мне не приносят: по-видимому, я не могу по-другому. Но есть кое-что еще. Плотская Эсси – точный дубликат портативной Эсси – или, если сказать точнее, она оригинал того точного дубликата, каким является портативная Эсси, моя верная жена, возлюбленная, советчик, друг, доверенное лицо и такой же, как я, конструкт в гигабитном пространстве.
      Так что я знаю ее очень хорошо. И что гораздо хуже, она знает меня хорошо, лучше, чем я ее, потому что, помимо всего того, о чем я только что упомянул, она еще мой создатель.
      Поскольку в определенных кругах Эсси больше известна как доктор С.Я.Лаврова-Броадхед, один из ведущих мировых специалистов в области обработки информации, она сама написала большинство наших программ. Когда я говорю, что копия точна, я и имею в виду – точна. Эсси даже вносит в себя поправки, то есть реальная Эсси время от времени пересматривает портативную Эсси, чтобы та более точно ей соответствовала. Так что моя Эсси ничем не отличается от плотской, или реальной, Эсси. Я таких отличий не обнаруживаю.
      Но я никогда не вижусь с плотской Эсси. Не могу этого выдержать.
      Назовите причину как угодно. Такт. Ревность. Глупость. Как хотите. Признаю тот жизненный факт, что никогда не вижусь с плотским оригиналом моей дорогой жены. Я не очень хорошо представляю себе, что бы узнал, если бы с нею увиделся. В данных обстоятельствах она либо имеет любовника, либо она не так нормальна, как я считал.
      Я готов признать, что это происходит. Я даже готов признать, что это справедливо. Но я не хочу об этом знать.
      Поэтому я сказал портативной Эсси:
      – Нет. Не думаю, чтобы плотская Эсси ревновала, если бы оказалась здесь, да и Клара не стала бы. Во всяком случае я не хочу знать, где Эсси и что она делает – даже в отрицательном смысле, – быстро добавил я, видя, что Портативная Эсси открыла рот, – так что не говори мне, что она делает, даже если бы это мне и понравилось. Дело совсем не в этом.
      Эсси с сомнением посмотрела на меня. Снова отхлебнула. Такой вид у нее бывает, когда она пытается установить, какова сейчас архитектура моих мыслительных процессов.
      Потом пожала плечами.
      – Хорошо, примем твое утверждение, – решительно сказала она. – Не это сейчас делает тебя глупым. Так в чем же причина? Любопытство относительно Клары Мойнлин, что она делала все эти годы, почему с ней Дейн Мечников?
      Я поднял голову.
      – Ну, я думал...
      – Не нужно думать. Все очень просто. Встретившись с тобой, Клара захотела куда-нибудь улететь. И долгое время блуждала повсюду, побывала во многих местах. Все в более далеких. Вернулась в черную дыру, из которой спаслась, и спасла остальную группу, включая Мечникова.
      Я сказал:
      – О!
      Почему-то это не удовлетворило Эсси. Она раздраженно взглянула на меня. Потом медленно сказала:
      – Я думаю, ты говоришь правду, Робин. У тебя на уме не Клара. Но совершенно очевидно, что в последнее время ты расстроен. Не можешь ли сказать, в чем дело?
      – Если ты не знаешь, откуда знать мне? – сердито ответил я.
      – Ты хочешь сказать, – вздохнула она, – что я как автор программы могу легче пересмотреть ее, убрать мусор, снова сделать тебя счастливым?
      – Нет!
      – Конечно, нет, – согласилась она. – Мы давно договорились оставить программу старого Робинетта Броадхеда в покое, вместе со всем ее мусором. Так что остается только старомодный метод избавления от него. Выговориться. Выговорись, Робин. Скажи первое, что приходит в голову, как в старину, Зигфриду фон Аналитику!
      Я набрал полную грудь воздуха и посмотрел в лицо тому, на что очень долго избегал смотреть. И выдохнул:
      – Смертность!
 
      Несколько тысяч миллисекунд спустя я вернулся в Центральный парк, посмотрел, как Джель-Клара Мойнлин выпускает своих спутников и движется ко мне-двойнику. При этом я думал, почему так сказал.
      Я не собирался говорить это. И не собираюсь описывать долгую беседу с Эсси после этого, потому что никакого удовольствия мне это не доставило. Разговор ни к чему не привел. И не мог привести. Мне нечего беспокоиться о смертности, потому что, как мудро заметила Эсси, может ли беспокоиться о смерти тот, кто уже умер?
      Странно, но это меня совсем не подбодрило.
      Не подбодрил и вид Клары, так что, ожидая, пока Клара или мой двойник скажут что-то интересное в своем ледниково-медленном разговоре, я поискал других развлечений. Для меня было новым, что Оди Уолтерс Третий тоже на Скале, и я поискал его.
      Это оказалось не лучше.
      Он находился здесь, конечно, или почти находился. Будучи плотской личностью, он как раз прибывал. Выгружался. И было совсем неинтересно наблюдать, как он медленно, п-о-с-т-е-п-е-н-н-о вытаскивает себя из люка и опускается на пол причала.
      Чтобы не молчать, я сказал Эсси:
      – Он не изменился.
      Он действительно не изменился. Все то же лягушачье лицо с доверчивыми глазами. Тот же самый человек, каким был тридцать или больше лет назад, когда я в последний раз видел его.
      – Естественно. Он ведь был в ядре, – ответила Эсси. Она не смотрела на него. Смотрела на меня – проверяла, не собираюсь ли я снова стать глупым, вероятно. И несколько мгновений соображал, кого из нас она имеет в виду, когда она добавила: – Бедняга.
      Я уклончиво хмыкнул. Мы были не единственными присутствующими; здесь собрались даже плотские люди, чтобы взглянуть на корабль, который побывал там, где бывали немногие. Я наблюдал за ними и за Оди. Это так же возбуждающе, как следить за ростом мха. И я начал нервничать. Оди меня совсем не интересовал. Интересовала меня Клара. И Эсси. И Хулио Кассата, а больше всего интересовали меня собственные тревожные внутренние беспокойства. И мне больше всего хотелось отвлечься от того, что меня тревожило. И то, что я стоял среди всех этих статуй, мне не помогало.
      – Я хотел бы выслушать его рассказ, – сказал я.
      – Давай, – пригласила Эсси.
      – Что? Ты хочешь сказать, что мне нужно создать двойника и тот...
      – Не двойника, глупый, – сказала Эсси. – Видишь? У Оди капсула. В ней, несомненно. Древний Предок. А Древний Предок – это не плоть, а записанный разум, почти такой же, как мы с тобой. Спроси у Предка.
      Я с любовью посмотрел на свою любовь.
      – Какая ты умница, Эсси, – ласково сказал я. – Как ты восхитительна. – И я потянулся к капсуле. Потому что мне и на самом деле хотелось услышать, что происходило с Оди во время его отсутствия. Почти так же сильно, как хотелось узнать – узнать, чего же я на самом деле хочу.

7. ИЗ ЯДРА