– Они его разрушили!
      Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что она говорит не о планете.
      – Прости, – сказал я, – я не смотрел на экран.
      Кстати, она тоже на него не смотрела. Мы пользуемся экраном только по привычке. Когда нам нужно хорошенько на что-то взглянуть, нам легко непосредственно использовать сенсоры «Истинной любви». Так что я подключился к ним и увидел то, что увидела Эсси.
      На общей орбите находилось гораздо больше пяти предметов, даже не считая флотилию крейсеров ЗУБов, которые все время беспокойно перестраивались. В ЗУБы стекались люди, а их корабли находились на причальных орбитах. Вероятно, тут было не менее десятка шаттлов, но Эсси говорила об огромной сморщенной пленке. Мне потребовалось какое-то время, чтобы узнать ее.
      Когда-то это был двигатель межзвездного фотонного парусного корабля. Я видел такой в исправном состоянии, он переносил экипаж лежебок к какой-то другой звезде.
      – Почему он в таком состоянии? – спросил я у Хулио Кассаты.
      Он раздраженно посмотрел на меня. Работал на каналах связи, и раздражал его не я. Дежурный офицер ЗУБов, и не было смысла раздражаться, потому что он не человек. Кассата сказал:
      – Повторяю, это двойник генерал-майора Хулио Кассаты. Я требую немедленного разрешения на посадку. Проклятые машины, – рявкнул он, посмотрев вначале на Альберта, потом на меня. Потом: – Вы имеете в виду корабль-парусник? Но ведь ваш проклятый Институт привел его сюда для изучения. Что, по-вашему, мы должны сделать с парусом? Тащить его к себе, когда солнце отталкивает его от нас?.. Да, спасибо, – сказал он в микрофон и кивнул Алисии Ло, чтобы она вводила нас в док.
      Это оказалось нелегко.
      Мы направлялись к той части ЗУБов, которая называется Дельта. Это банка от мыла массой в сорок тысяч тонн. Сразу понятно, что это главный спутник. Для удобства военных шишек и вообще плотских людей он вращается быстрее остальных. Это дает плотским лучшую возможность ориентироваться, но для Алисии Ло это совсем не преимущество.
      Тем не менее она аккуратно втиснула нас в док. Виртуозное исполнение, и она заслужила лучшую аудиторию, чем мы с Эсси. Мы даже не смотрели на нее. Смотрели на флот акулоподобных крейсеров ЗУБов, явно готовых к действиям – к любым действиям. Я пробормотал:
      – Надеюсь, они не предпримут ничего глупого.
      – Все, что они предпримут, – серьезно ответила Эсси, – будет глупо. Не глупых действий с их стороны быть не может.
      И мы оказались на борту спутника ЗУБов.
      Мы с Эсси входим на борт космического корабля или спутника, просто подключаясь к его сетям; после этого мы можем проникнуть всюду, куда идут провода, и даже несколько дальше. На Дельте-ЗУБы мы проникли до шлюзовой камеры и здесь остановились. Здесь не было устройств связи, по крайней мере таких, куда мы бы имели доступ. Дежурный офицер, программа с внешностью неопытного молодого лейтенанта, сказал с военной вежливостью, но твердо:
      – Генерал Кассата может пройти, сэры и мадам, но остальные должны остаться в зоне безопасности.
      Конечно, нам этого не хотелось, совсем не хотелось. Не для того я явился на спутник ЗУБов.
      Если бы Кассата задержался хоть на мгновение, я бы попросил у него объяснений. Но так как он не задержался, пришлось объясняться самому. Лейтенант вежливо выслушал и затем предпринял необходимые действия. Обратился к высшему руководству.
      Высшее руководство оказалось низкорослой плотной женщиной по имени Мохандан Дар Хавандхи. Появившись, она так долго смотрела на нас, что я решил, будто она плотский человек, но это просто такие манеры. Когда она открыла рот, оказалась, что она так же записана машиной, как и все остальные, но открыла она рот, только чтобы сказать:
      – Нет.
      – Но, коммандант Хавандхи, – замурлыкала Эсси, – ведь это мистер Робинетт Броадхед.
      – Я знаю это, – ответила коммандант.
      – Тогда вы должны знать, что мистер Робинетт Броадхед возглавляет Фонд Броадхеда и имеет неограниченный доступ ко всем экстрасолнечным материалам.
      – Это верно, – сказала коммандант, – но мы в Красном состоянии. Разрешения мирного времени ликвидированы. Конечно, – она улыбнулась, продемонстрировав золотые зубы – как мы верны бываем своим плотским оригиналам! – если хотите, вам не обязательно находиться в зоне безопасности.
      – Ну, что, – улыбнулся я, прощая, – в таком случае мы просто...
      – Вы можете вернуться на свой корабль, – сказала она и больше не уступила.
      Военные мозги! С ними невозможно спорить. Конечно, мы попытались. Мы указали, что ограничения по причинам безопасности смехотворны, хоть сейчас и Красное состояние, потому что единственный враг, кого нужно опасаться, находится в пятидесяти тысячах световых лет отсюда, в кугельблитце. Она не позаботилась ответить нам, что это неправда, потому что передача шла из гораздо более близкого места. Она просто покачала головой. Мы пытались угрожать, сказали, что обратимся к маршалам и главам государств. Она ответила, что, конечно, мы можем это сделать, если хотим, как только будет снят запрет на штатские передачи. Она не говорила, когда это может произойти. Мы пытались быть с нею дружелюбными. Спросили, что делают все эти космические корабли у ЗУБов. Она совсем не ответила; нет, от нее мы никаких военных тайн не узнаем.
      Впрочем, все это длилось совсем не вечность – всего несколько тысяч миллисекунд, потому что вернулся Хулио Кассата, вернее, его двойник. Как ни удивительно, Кассата выглядел довольным.
      – Мой плотский парень на совещании, – сказал он нам, – так что пройдет некоторое время, прежде чем я... гм... увижусь с ним, – он одарил нас улыбкой, но не всех поровну: большая ее часть досталось молодой женщине Алисии Ло. – Чем бы вы хотели заняться в ожидании? Хотите осмотреть ЗУБы?
      – Мы не можем, – сказал я, указывая на комманданта.
      – Конечно, можете, – ответил он, сознавая свой ранг. И обратился к ней: – Коммандант Хавандхи, я освобождаю вас от ответственности за этих гостей. Я лично проведу их по базе.
 
      Пять спутников ЗУБов составляют почти двести тысяч тонн массы, и их населяют примерно тридцать тысяч человек, плотских и записанных. Два спутника представляют собой центры связи и обработки информации. Там смотреть нечего. Гамма – сплошное оборудование, военное оборудование. Там полно бомб и машин хичи для прорытия туннелей, преобразованных для проделывания дыр в корпусах вражеских кораблей. Мы не думали, что нас пропустят туда, к тому же Альберт и так знал всю эту артиллерию. На Альфе помещаются квартиры сотрудников и помещения для отдыха, и у нас не было причин отправляться туда: их идеи об отдыхе и развлечениях нам не нужны.
      Тем не менее, когда электронные барьеры, не допускающие на ЗУБы машинные разумы без соответствующего разрешения, сняли, меня все равно раздражало, что мы вынуждены ограничиться Дельтой. Кассата пытался смягчить меня.
      – Простите старушку, – сказал он, улыбаясь. – Она была еще сменным офицером здесь в Высоком Пентагоне и считает, что с тех пор все пришло в упадок. – Он взглянул на часы – такие же несуществующие, как и мои. – У нас не менее десяти тысяч миллисекунд, а тут масса интересного – лежебоки, квейнисы, свиньи вуду, не говоря уже об обычном штате. Ну, я имею в виду тех, с кем вам разрешено видеться. Что хотите посмотреть?
      Я ответил:
      – Ничего не хочу. Я сюда не для двухдолларового тура явился. Мне нужно поговорить с людьми! Я должен узнать, что происходит...
      – В таком случае, – ответил Кассата, – вы захотите сами принять участие в действиях.
      Я гневно пожал плечами. За время пребывания в «зоне безопасности» у меня в голове скопился под высоким давлением пар, и Кассата не способствовал его выпуску. Я многое хотел сказать, но ограничился одним словом:
      – Да.
      Кассата и сам нервничал. Плотский оригинал дал ему отсрочку, но и только. Он сказал:
      – Вы причиняете неприятности, Броадхед.
      – У меня есть для этого все возможности, – согласился я.
      Он суженными глазами посмотрел на меня, потом пожал плечами.
      – Не мне решать, – сказал он. – И никогда я этого не решал. Правила здесь устанавливает Объединенное Командование. Так чем займемся? Двухдолларовым туром? Или вернемся в зону безопасности?
 
      Мы с Эсси бывали на спутнике ЗУБов, когда Объединенное Командование с несколько большим уважением относилось к главе Фонда Броадхеда. Альберт тоже бывал. Гораздо интереснее было Алисии Ло. Для нее это одно из тех тайных мест, о которых слышишь, но не надеешься сам побывать когда-нибудь, вроде Форта Нокс или храма мормонов в Солт Лейк Сити.
      Понимаете, мы на самом деле никуда не «идем». Кассата подключает нас к коммуникационной системе ЗУБов, и мы видим то, что он хочет нам показать. Он оказался вежливым хозяином и поэтому сделал даже больше: создал для нас офицерскую гостиную, где в одном конце в очаге горел огонь и стоял стол, уставленный напитками и закуской. А в другом располагалось то, что он собирался нам показать.
      Когда Кассата небрежно предложил взглянуть на гнездо лежебок, Алисия пришла в возбуждение. Конечно, он на это и рассчитывал.
      Лежебоки исторически «первые» для человечества, потому что это первая чуждая разумная раса, представителя которой увидел человек. Точнее говоря, не «увидел». Почувствовал. Оди Уолтерс, дурачась с кушеткой для снов, несколько десятилетий назад обнаружил в межзвездном пространстве их огромный медлительный корабль-парусник.
      Это было очень значительное событие, но привело оно к гораздо более значительным, потому что лежебоки тоже обнаружили Оди. И сообщили хичи, что мы вышли в Галактику, а это вывело хичи, пинающихся и орущих, из их убежища в черной дыре в центре Галактики.
      – Я думала, хичи отправили корабль лежебок назад на их планету, – сказала Алисия.
      – Да, – подтвердил Кассата, – но старина Броадхед вернул его сюда для изучения. Вернее вернул его Институт. Впрочем, лежебокам все равно. Они должны были еще тысячу лет находиться в полете. Их парус на орбите возле спутников ЗУБов...
      – Видели. Он выглядит серьезно поврежденным, – свирепо сказала Эсси.
      – Да, но что нам было с ним делать? Растянуть? Да в этой проклятой штуке сорок тысяч километров в длину! Ну, он им все равно больше не нужен. Хотите посмотреть на них или нет?
      – О да! – сказала Алисия Ло, вмешиваясь в спор. Кассата махнул рукой, и они появились.
      Лежебоки не очень привлекательны. Некоторые утверждают, что они похожи на какой-то тропический цветок. Другие считают их похожими на глубоководные существа со множеством щупалец; трудно сказать, что они напоминают на самом деле, потому что они не похожи ни на что на Земле. Самцы гораздо крупнее самок, но это не единственная проблема самок. У самок вообще ничего, кроме проблем нет, потому что лежебоки не знают, что такое права женщин. Но самки лежебок об этом и не беспокоятся, потому что у них нет разума. Их жизнь целиком посвящена воспроизведению рода. Ребенок появляется каждый цикл – цикл занимает чуть меньше четырех месяцев. Если леди повезло и ее в нужное время навестил самец, у нее рождается самец. Если нет – самка. Самцы лежебоки не очень сексуальны (глядя на самок лежебок, их нельзя в этом винить), и обычно самка не удостаивается сексуального внимания самца.
      Поэтому рождается бесконечное количество самок.
      Впрочем, они не пропадают зря. Время от времени самец выбирает особенно толстую и привлекательную самку. И съедает ее.
      Можно предположить, что самкам это не нравится. Впрочем, ни одна самка лежебок еще не жаловалась. Они не могут жаловаться. Они вообще не умеют говорить.
      Самцы, с другой, стороны, болтают непрерывно – вернее, поют. Во всяком случае всю жизнь они производят звуки. Впрочем, если вы садите рядом с кричащим самцом, вы этого все равно можете не узнать. Конечно, если сможете сидеть, потому что лежебоки живут в холодной плотной атмосфере, ядовитой для людей. Вы можете уловить легкое пульсирование, словно тяжелый грузовик прошел рядом с вашим домом. Улитки медлительны. Это их голоса: самое высокое колоратурное сопрано у слизняков достигает от двадцати до двадцати пяти герц. Так что вы все равно не услышите, что они поют.
      В грязном месиве внутри своего космического корабля плавало несколько десятков лежебок, самцов и самок. Один самец находился в небольшом изолированном помещении. Остальные – в общей цистерне, окруженные разнообразными плавающими приспособлениями: мебелью и различными устройствами. Вероятно, по стандартам лежебок это уютное помещение, но я мог отличить лежебок от мебели только потому, что видел раньше их фотографии. Я не видел никаких движений. И в другом отношении они выглядели странно. Я точно не помнил, какова естественная окраска лежебок, но, похоже, их раскрасил кто-то, тоже этого не помнивший.
      – Один движется! – воскликнула Эсси.
      Как ей удалось это заметить? Тот, что в отдельном помещении, медленно вытягивал щупальце. Ужасно медленно даже по меркам плотских людей (не говоря о моих!). Но по мнению лежебок, он был очень возбужден и двигался стремительно; видна была легкая рябь вокруг него, он создавал волны давления.
      – Это один из новых, – сказал Кассата. – Первоначальный экипаж кончили опрашивать, и с планеты слизняков несколько недель назад прилетели новые.
      – А почему он один? – спросила Алисия Ло.
      – Он в энергетически подвижном состоянии, чтобы его можно было опрашивать. Они при этом сильно бьются. И он мог бы все разрушить в их помещении.
      Альберт профессорским тоном заметил:
      – Я отмечаю, что мы наблюдаем за ними не в видимом свете.
      – Конечно, нет. Это томография, потому что видимый свет не проходит через слизь, в которой они живут. Хотите услышать, о чем он поет?
      Он не стал дожидаться ответа, но включил радио. Конечно, слышали мы не самого лежебоку, а машинный перевод. Радио провозгласило:
 
      Огромные сверкающие обжигающие чудища
      Бились и причиняли вред сильной кавитацией
      И много вызвали смертей и болезненных ран...
 
      – Это его последняя строфа, – объяснил Кассата. – Он начал только час назад. Нам приходится предоставлять им отдых между сессиями. Они не выдерживают подвижное состояние очень долго, а в нормальном состоянии мы не можем с ними общаться. Хотите посмотреть на них немного?
      Я сказал:
      – Я хочу, генерал Кассата, поговорить с кем-то из руководителей. Сколько нам еще ждать?
      Но Эсси положила мне на губы свою мягкую сладкую руку.
      – Генерал даст нам знать, как только это будет возможно, верно, Хулио? Так что ничего лучше у нас нет.
      «...а также самкам», – закончился перевод, и я подумал о том, чтобы самому причинить смерть и болезненные раны.
 
      И вот мы захвачены в несоответствие между гигабитным и плотским временем.
      Не думаю, чтобы я был особенно терпеливым человеком, но какому терпению научил меня мой машинный аналог! Особенно в делах с плотскими людьми. Не говоря уже о той особенно невыносимой и необыкновенно косной части плотских людей, которая называется военными.
      Я изложил Хулио Кассате свои взгляды на этот вопрос. Он только снова улыбнулся. Ему нравилось положение. Конечно, с его точки зрения, чем дольше мы ждем, тем дольше он будет «жить» – то есть «жить» будет двойник, а этот двойник явно не торопился быть уничтоженным. Я только удивился, что он не предложил хорошенькой Алисии Ло посмотреть что-нибудь отдельно от нас. Я хорошо представлял себе, какие зрелища он имеет в виду. Он, может быть, и добился бы своего, если бы не Альберт, предложивший новую идею.
      Альберт вежливо кашлянул и сказал:
      – Мне кажется, генерал Кассата, лежебоки не единственные представители чужаков здесь.
      Кассата приподнял брови.
      – Вы имеете в виду свиней вуду?
      – Да, свиней вуду. А также квейнисов. Институт предоставил для изучения колонии тех и других. Может, заодно взглянуть и на них?
      Если и есть что-то менее интересное, чем квейнисы, так это свиньи вуду, но, конечно, пока не попробуешь, не узнаешь.
      – О, Хулио, – воскликнула Алисия Ло, – можно?
      Конечно, можно.
      Кассата пожал плечами и сменил сцену. Мы увидели бассейн в скалах; вода серо-зеленого цвета, и в ней с десяток существ, похожих на больших рыб, греются в светло-оранжевом свете. Услышали и звук – хрюканье, каким квейнисы разговаривают друг с другом.
      Так как я уже насмотрелся на квейнисов, я повернулся к столу с закусками. Дело не в голоде – я не был «голоден». Просто хотел побыстрее покончить с этим.
      Обратился к своему огромному опыту в терпении. Мне это не нравится, но альтернативы я не вижу. Плотский Кассата еще на совещании, а двойник Кассата старается быть гостеприимным хозяином – конечно, прежде всего по отношению к своей новой девушке. Но небо рушится, и сейчас не время прогуливаться по зоопарку.
      Пока официант в белом переднике передавал мне сэндвич с рубленой цыплячьей печенью и луком – все, разумеется, имитация, включая самого официанта. – Альберт присоединился ко мне.
      – Доброе немецкое пиво, пожалуйста, – сказал он официанту и улыбнулся мне. – Не хотите послушать, о чем разговаривают квейнисы, Роб?
      – Квейнисам нечего нам сказать. – Я откусил сэндвич. Очень вкусно, но мне не это нужно.
      – Да, вероятно, разговор с ними – напрасная трата сил, – согласился Альберт, принимая кружку с темным пивом. – Приходится признать, что квейнисы более или менее разумны, потому что у них есть язык. Чего у них нет, так это рук. Живут они в море, и их крошечные плавники приносят им не больше пользы, чем тюленям. Если бы они не дышали воздухом, мы бы, вероятно, никогда не узнали об их существовании, потому что у них нет городов, инструментов и, что особенно важно, письменности. Поэтому у них нет и письменной истории. У лежебок ее тоже нет; но продолжительность их жизни так велика (хоть сама жизнь и медленна), что эдды их бардов не менее достойны доверия, чем, скажем, Гомеровы поэмы. – У меня есть новости, которые могут заинтересовать вас, – сказал Альберт, делая первый глоток пива.
      Добрый старый Альберт!
      – Кончай пиво, и я куплю тебе новое! – воскликнул я.
      – И рассказывай!
      – Ничего особенного, – сказал он, – но, разумеется, у меня по-прежнему есть доступ к базам данных «Истинной любви». Там есть некоторое количество файлов, которые, по моему мнению, имеют отношение к нынешней ситуации. Мне потребовалось время, чтобы просмотреть их все, и в первых нескольких тысячах полезных данных почти не было. Но потом я проверил иммиграционные записи за последние несколько месяцев.
      – Ты нашел что-то, – сказал я, чтобы помочь ему. Не только плотские люди научили меня терпению.
      – Нашел, да, – согласился он. – Большая часть детей, эвакуированных со Сторожевого Колеса, вы помните, отправились на Землю. Согласно иммиграционным записям, по крайней мере семеро из них находятся в области, обслуживаемой западнотихоокеанской коммуникационной сетью. Именно из этой сети было отправлено сообщение в кугельблитц.
      Я пораженно и недоверчиво посмотрел на него.
      – Зачем человеческому ребенку работать на Убийц?
      – Не думаю, чтобы они это делали, – сказал Альберт, задумчиво принимая вторую кружку, – хотя совсем исключать такую возможность нельзя. Но мы знаем, что дети присутствовали на Колесе, когда наблюдателям показалось, что они что-то обнаружили, а теперь дети на Земле. По крайней мере возможно, что Убийцы прибыли с ними.
      Я почувствовал, что дрожу.
      – Надо сообщить ЗУБам.
      – Да, конечно, – кивнул Альберт. – Я уже сделал это. Боюсь, что это продлит совещание, которое сейчас завершает плотский генерал Кассата.
      Я сказал:
      – Дерьмо.
      – Однако, – Альберт улыбнулся, – не думаю, чтобы задержка была очень длительной, потому что я уже подытожил все данные и представил то комманданту Хавандхи для передачи на совещание.
      – Так что мне делать? Смотреть на квейнисов?
      – Я думаю, – сказал Альберт, – что остальные тоже утрачивают интерес к квейнисам и готовы перейти к свиньям вуду.
      – Я видел свиней вуду!
      – Но ничего лучше все равно нет. – Он поколебался. – Я хотел бы, чтобы вы осмотрели резьбу свиней вуду. Мне кажется, она представляет особый интерес.
 
      Гладя на свиней вуду, я не мог решить, что в них Альберт считает особо интересным. Сам я испытывал только отвращение – конечно, не считая нетерпения, которое я с таким трудом сдерживал. Свиньи вуду живут в грязи. Никогда не мог понять, как они не тонут в собственных отходах, но им как будто все равно.
      Они настоящие свиньи, эти свиньи вуду. И не в том дело, что они похожи на свиней, Нет, больше всего они похожи на синекожих муравьедов; спереди и сзади их тела заострены. И все же они настоящие свиньи. То, в чем они живут, нельзя назвать клеткой. Это свинарник.
      Они живут в собственном дерьме. И окружает их не просто грязь пополам с дерьмом. В ней, как изюм в пудинге из гнилых фруктов и экскрементов, сидят украшения. Это и есть резьба, которую упомянул Альберт.
      Так как Альберт заговорил об этом, я принялся внимательней разглядывать резьбу свиней вуду. И не увидел, что так заинтересовало его. Эта резьба есть во всех музеях. Я даже сам держал ее в руках – держал неохотно, потому что вонь свинарника сохранилась, несмотря на кипячение и полировку. Просто кусочки обработанной древесины, или кости, или зуба. От десяти до двенадцати сантиметров в длину, и если статуэтки вырезаны из зуба, то это не зубы самих свиней вуду. У этих свиней вообще нет зубов. У них есть очень твердые режущие поверхности на кончике носа – или рыла, или хобота, в зависимости от того, как вы предпочтете их описать. А зубы принадлежат животным, которыми питаются свиньи дуду. Когда основали колонию, вместе со свиньями дуду привезли и несколько десятков таких животных. То, что они используют зубы животных, вовсе не свидетельствует о какой-то чувствительности: свиньи вуду используют для резьбы и кости, только кости эти принадлежат их убитым и съеденным дорогим усопшим близким. Да и «резьба» не совсем подходящее слово. Свиньи выгрызают свои статуэтки, потому что никаких инструментов для резьбы у них нет. И языка у Них тоже нет.
      В сущности, у них ай-кью [IQ, так называемый «коэффициент интеллекта»] суслика...
      Но они создали и одержимо продолжают создавать множество предметов искусства.
      «Искусство» тоже, может быть, слишком сильно сказано, потому что все эти статуэтки изображают одно и то же. Они похожи на кукол. Насколько могу описать, изображается шестиногое существо с телом льва и головой и торсом гориллы, и ничего даже отдаленно похожего на планете вуду нет.
      – Так что в них особенного? – спросил я Альберта.
      Он ответил:
      – Как вы думаете, почему свиньи продолжают вырезать их?
      Остальные приняли участие в игре в догадки.
      – Религиозные объекты, – сказал Кассата.
      – Куклы, – сказала Алисия Ло. – Им нужно чем-то играть.
      – Посетители, – сказала моя дорогая портативная Эсси.
      И Альберт одобрительно улыбнулся ей.
 
      Как часто бывает у меня с Альбертом, я понятия не имел, что у него на уме. Было бы интересно проследить за его мыслью, но тут Кассата выпрямился.
      – Сообщение, – сказал он. – Прошу прощения. – И тут же исчез.
      Назад он не вернулся. А мы перестали видеть и слышать маленькое убежище, которое он для нас создал. И слышали только голос. Вначале не его голос. Вначале мы услышали продолжение перевода песни лежебоки:
 
      Огромны были они и болезненно горячи,
      И все живое в страхе билось друг о друга.
 
      А потом возбужденный голос Кассаты:
      – Идемте! Вы можете присутствовать на заседании штаба! – Тут появился сам Кассата, сияя от счастья, как солдат, увидевший перспективу схватки. – Они это сделали, друзья! – воскликнул он. – Проследили источник послания Убийцам. И закрыли весь сектор, и мы движемся туда!

13. ДЕТИ В ПЛЕНУ