4

На следующий день, мобилизовав всю свою храбрость, я направился к Фаулеру Шокену. Мне было необходимо получить ответ, и никто, кроме Фаулера не мог его дать. Он мог, конечно, вышвырнуть меня за дверь, однако попытаться все же стоило.

Но, кажется, момент для этого я выбрал явно неудачный. Только я приблизился к двери кабинета, как она с треском отворилась, и из нее выскочила Тильди Матис. Лицо ее странно подергивалось. Она уставилась на меня, но, готов поклясться, она меня не узнала.

– Переделать заново! – исступленно взвизгнула она. – Работаю как каторжная на эту старую крысу и что же? Переделайте! Текст хорош, но ему, видите ли, нужен отличный! Переделайте! Вы только послушайте! «Пусть текст засверкает, заискрится! Мне нужна теплота человеческих чувств, восторг, трепет и печаль вашего нежного женского сердечка!» И все это извольте уложить в пятнадцать слов! Я покажу ему пятнадцать слов! – всхлипнула она и промчалась мимо. – Медоточивый ханжа и кривляка, мелочный придира, пустозвон несчастный, кровожадный спрут, старый…

С шумом захлопнувшаяся дверь помешала расслышать последний из эпитетов, о чем я очень пожалел, ибо не сомневался, что на этот раз Тильди подобрала самый подходящий.

Я откашлялся и, постучавшись, вошел к Шокену. В улыбке, с которой он меня встретил, не было и намека на только что разыгравшуюся сцену. Розовое лицо Фаулера и его безмятежный взгляд, казалось, вообще исключали что-либо подобное. Однако я не забыл, что вчера в меня стреляли.

– Я всего на одну минутку, Фаулер, – начал я. – Скажите, вы в последнее время не вели грубую игру с фирмой «Таунтон»?

– Я всегда играю грубо. Грубо, но чисто, – ухмыльнулся он.

– Я имею в виду очень грубую и очень грязную игру. Например, вы, случайно, не собирались подстрелить кого-нибудь из ее сотрудников?

– Ну, знаешь ли, Митч!

– Я спрашиваю потому, что вчера в меня стреляли с вертолета, – упрямо продолжал я. – Не представляю, кто бы это мог сделать – разве только Таунтон.

– Таунтон исключается, – категорически сказал Шокен.

Я собрался с духом.

– Фаулер, – произнес я, – скажите честно, вы не получали предупреждения? Возможно, я перехожу дозволенные границы, но я должен знать правду. Речь идет не только обо мне. Речь идет о проекте «Венера».

Румяные, словно яблоки, щеки Фаулера побледнели. По его глазам я понял, что моя карьера и положение служащего высшей категории висят сейчас на волоске.

– Митч, я сделал тебя сотрудником высшей категории прежде всего потому, что считал – ты способен взять на себя такую ответственность. Мне нужно не только умение работать. Работать ты умеешь, я знаю. Но мне казалось, что ты знаешь и кодекс нашей профессии.

Однако я не сдавался.

– Да, сэр.

Шокен сел и закурил сигарету «Старр». После умело рассчитанного секундного колебания он пододвинул ко мне пачку.

– Митч, ты еще молокосос, стал служащим высшей категории совсем недавно. Но в твоих руках теперь немалая власть. Твои несколько слов – и через недели или месяцы судьба полумиллиона потребителей, мужчин и женщин, может полностью измениться. Это власть, Митч, безграничная власть. Ты знаешь старинную поговорку: власть возвышает. Безграничная власть возвышает безгранично.

– Да, Сэр, – снова сказал я. Что-что, а все старинные пословицы и поговорки были мне хорошо известны. Теперь я не сомневался, что он ответит на мой вопрос.

– Ах, Митч, – вздохнул Шокен, мечтательно размахивая сигаретой, – у нас есть права, есть обязанности, но не обходится и без профессиональных неприятностей. Одно немыслимо без другого. Без острой конкурентной борьбы и соперничества вся наша система утратила бы равновесие и полетела вверх тормашками.

– Фаулер, – опасливо прервал я его. – Вы же знаете, я не жалуюсь на систему. Она действует, и это все, что от нее требуется. Знаю, что и конкуренция необходима. И вполне согласен, что мы должны свято блюсти кодекс торговли, даже если Таунтон и затевает что-то против нас. Знаю, что об этом надо помалкивать, иначе вместо того, чтобы работать, заведующие отделами только и будут заботиться о безопасности собственной персоны. Но проект «Венера» у меня в голове, Фаулер. Так мне удобней. Если я стану все записывать, когда же мне работать?

– Разумеется, – согласился он.

– Но, допустим, вы получили предупреждение и, допустим, Таунтон решил первым убрать меня, что будет с проектом «Венера»?

– Ты прав, – согласился Фаулер. – Хорошо, я тебе отвечу. Я не получал предупреждения.

– Спасибо, Фаулер, – воскликнул я искренне. – Однако в меня стреляли. А затем этот случай на аэродроме – может быть, вовсе не случайность. Как вы считаете, Таунтон способен действовать без предупреждения?

– Я не давал ему повода, а ни с того, ни с сего он не решится. Он падок на дешевку, методы его нечестны, но правила игры он знает. Убийство в результате коммерческой конкуренции – это преступление. Убийство без предупреждения – грубейшее нарушение кодекса торговли. А может, ты приударил за чужой женой, Митч?

– Нет, я веду примерный образ жизни. Все это просто непонятно. Должно быть, какая-то ошибка. Мне повезло, что этот парень оказался никудышным стрелком.

– Очень рад за тебя, Митч. А теперь займемся делами. Ты виделся с Джеком О'Ши? – Моя история больше не интересовала его.

– Да. Он приезжает сегодня. Будем работать вместе.

– Прекрасно. Если умело взяться, кое-что от его славы перепадет и нам. Пошевели-ка мозгами, Митч. Не мне тебя учить.

Я понял, что аудиенция окончена.

О'Ши уже ждал меня в приемной. Судя по всему, ожидание не было для него тягостным. Вое девицы из моего отдела плотным кольцом окружили Джека, восседавшего на краешке стола. Грубоватым и самодовольным тоном он что-то рассказывал им. В глазах девушек нетрудно было прочесть: даром что Джек мал ростом, но у него деньги и слава. Именно это мы усердно рекламируем и вбиваем в головы рядовому потребителю. Джек мог выбрать любую из этих девиц. Интересно, сколько их у него было после триумфального возвращения на Землю?

Порядки у меня в отделе строгие, но пришлось довольно громко кашлянуть, прежде чем девицы наконец разбежались по местам.

– Доброе утро, Митч, – приветствовал меня Джек. – Ну как, оправились от потрясения?

– Еще бы. Уже успел пережить новое. Кто-то пытался подстрелить меня. – И я рассказал ему, что произошло вчера вечером Он задумчиво хмыкнул.

– Может, вам обзавестись телохранителем?

– Я уже думал об этом. Но, пожалуй, не стоит. Это какое-то недоразумение.

– Как и тот случай на аэродроме?

Я ответил не сразу.

– Не будем говорить об этом, Джек. Мне и так не по себе.

– Ладно, не будем, – широко улыбнулся он. – Займемся лучше делами. Итак, с чего мы начнем?

– Прежде всего нужны слова. Нужны такие слова о Венере, чтобы они задели людей, встряхнули их, заставили мечтать о переменах, о космосе и новых мирах. Надо, чтобы люди вдруг почувствовали неудовлетворенность и им захотелось бы чего-то нового, захотелось представить себе, какими они могли быть. Нужны слова, которые заставили бы их гордиться тем, что они умеют мечтать, а отнюдь не стыдиться этого. Слова, которые должны пробудить у них чувство гордости за то, что существуют «Индиастрия», «Старзелиус» и «Фаулер Шокен» и негодование по поводу того, что есть на свете «Юниверсал продактс» и «Таунтон».

Джек уставился на меня, разинув рот.

– Вы это серьезно? – наконец вымолвил он.

– Теперь вы с нами, Джек, – ответил я прямо. – И вам следует знать, что мы работаем именно так. Ведь и вас мы заполучили в потребители только таким образом.

– Не понимаю.

– Вы, кажется, носите костюм и обувь фирмы «Старзелиус». Значит, нашей рекламе все же удалось вас поймать. С одной стороны, вас пытались обработать «Юниверсал Продактс» и «Таунтон», с другой – «Старзелиус» и «Фаулер Шокен». Вы выбрали «Старзелиус». Мы исподволь проникли в ваше подсознание и убедили вас, что есть что-то особенно хорошее в товарах фирмы «Старзелиус» и что-то особенно скверное в товарах «Юниверсал продактс».

– Да я никогда не читаю рекламных объявлений! – запротестовал Джек.

Я улыбнулся.

– Лучшей похвалы нашей работе не придумаешь.

– Даю слово, – воскликнул Джек, – как только вернусь в гостиницу, выброшу все свои пожитки в мусоропровод.

– И чемоданы? – спросил я. – И чемоданы фирмы «Старзелиус»?

Он испуганно взглянул на меня, потом твердо сказал:

– И чемоданы. А по телефону закажу себе все новое у фирмы «Юниверсал». И вам не удастся мне помешать.

– А мы и не собираемся, Джек. Нам это только на руку. Слушайте, что произойдет потом. Вы закажете себе полный комплект одежды у фирмы «Юниверсал». И чемоданы тоже. Какое-то время вы будете носить вещи и пользоваться чемоданами марки «Юниверсал». Но вас не будет покидать смутное чувство неудовлетворенности. Оно пагубно отразится на вашей мужской полноценности, ибо наша реклама, хотя вы и утверждаете, что игнорируете ее, давно убедила вас, как небезопасно для настоящего мужчины пользоваться товарами любой другой фирмы. Ваше самолюбие будет ущемлено, где-то в глубине души вы будете знать, что пользуетесь не самым лучшим. И наконец, вы подсознательно решите, что больше так продолжаться не может, и вдруг начнете «терять» одну за другой вещи, проданные вам фирмой «Юниверсал». Случайно вы обнаружите, как трудно попасть ногой в штанину брюк, купленных у фирмы «Юниверсал», а ее чемоданы покажутся вам невместительными и неудобными. И тогда у вас вдруг отшибет память, вы помчитесь в магазины и снова купите себе полный комплект одежды и чемоданов нашей фирмы «Старзелиус», черт возьми.

Джек О'Ши растерянно улыбнулся.

– И всего этого вы добились при помощи слов?

– Слов, графических изображений. Воздействуя на зрение, слух, обоняние, вкус, осязание. Но прежде всего при помощи слов. Вы читаете стихи?

– Боже сохрани, конечно, нет! Кто в каше время их читает?

– Я не имеют в виду современные. Здесь вы безусловно правы. Но стихи Китса, Суинберна, Уайли – великих поэтов-лириков.

– Почитывал в свое время, – осторожно признался Джек. – Ну и что из этого?

– Я хочу предложить вам провести несколько часов в обществе одной из величайших лирических поэтесс современности. Тильди Матис сама не подозревает, что она поэтесса, и считает себя простым сочинителем рекламы. Не разубеждайте ее. Зачем делать человека несчастным?

Вот и она могла бы писать так, если бы не жила в век рекламы. Что поделаешь, расцвет рекламы – это закат лирической поэзии. Прямая зависимость. Людей, способных находить слова, звучащие как музыка, волнующие сердца, не так уж много. Когда работа в рекламном агентстве стала делом прибыльным, поэты ушли туда, а лирическую поэзию отдали на откуп бездарным писакам, которые вынуждены кривляться и кричать, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание.

– Зачем вы мне все это говорите? – спросил Джек.

– Я уже сказал, – вы теперь свой человек в рекламе, Джек. Власть – это также и ответственность. Представители нашей профессии владеют душами людей. Мы добиваемся этого, умело используя таланты. Никому не дано права играть жизнями, если только игра не ведется во имя высокой цели.

– Понятно, – промолвил он тихо. – Пусть вас не беспокоят мои побуждения. Меня не интересуют ни деньги, ни слава. Я согласен работать с вами лишь для того, чтобы люди получили хоть немного свободного пространства, чтобы человек мог снова вернуть себе утраченное достоинство.

– Вот именно, – сказал я, придав лицу выражение Номер Один. Но на душе у меня было прескверно. Ведь «высокая цель», которой я служил, обозначалась одним словом: «продавать».

Я вызвал Тильди.

– Побеседуйте с ней, – предложил я Джеку. – Ответьте на ее вопросы. Сами расспросите. Пусть это будет хорошая дружеская беседа. Дайте Тильди почувствовать все, что бы пережили. И вот увидите, она создаст из ваших переживаний лирическую поэму, которая затронет сердца наших читателей. Доверьтесь ей во всем.

– С удовольствием, Митч. А она мне доверится?

В эту минуту он напомнил мне танагрскую статуэтку, изображавшую юного сатира, выслеживающего нимфу.

– Да, – торжественно заверил я его. Ибо доверчивость Тильди была известна всем.

В этот день впервые за четыре месяца Кэти сама позвонила мне.

– Что случилось? – спросил я взволнованно. – Тебе что-то от меня нужно?

Кэти засмеялась.

– Ничего не случилось, Митч. Просто мне захотелось сказать тебе «здравствуй» и снова поблагодарить за тот чудесный вечер.

– Можем повторить его, – решил я поймать ее на слове.

– А ты не хочешь пообедать у меня сегодня?

– Еще бы, конечно хочу. Какого цвета платье ты наденешь? Я куплю живых цветов.

– О, Митч, цветы – это ужасно дорого. Надеюсь, ты не собираешься снова делать мне предложение. А я и так знаю, что денег у тебя куры не клюют. Но у меня к тебе просьба, Митч.

– Все, что прикажешь.

– Приведи с собой Джека О'Ши. Можешь это устроить? По телевидению передавала, что он приехал сегодня утром. Ведь он будет работать у тебя, не так ли?

Это было ушатом холодной воды. Так вот почему она позвонила.

– Да, он здесь. Я свяжусь с ним и сообщу тебе. Ты будешь в госпитале? – Я не мог скрыть разочарования.

– Да. Спасибо, Митч. Мне так хочется с ним познакомиться.

Я разыскал Джека по телефону. Он был у Тильди.

– Вы заняты сегодня вечером? – спросил его я.

– Гм… Мог бы, если бы захотел, – ответил он. Очевидно, его отношения с Тильди развивались успешно.

– У меня есть предложение. Обед в спокойной домашней обстановке со мной и моей женой. Она недурна собой, превосходная хозяйка, первоклассный хирург и интересная собеседница.

– Согласен.

Я позвонил Кэти и сказал, что ровно в семь доставлю ей эту светскую знаменитость.

В шесть, недовольно ворча, Джек вошел в кабинет.

– Я заслужил хороший обед, Митч. Ваша мисс Матис занятная штучка. Действует как наркотик. Интересно, она всегда витает в облаках или когда-нибудь спускается и на землю?

– Сомневаюсь, – сказал я. – Да и зачем? Даже в прежние времена, как известно, встреча с реальностью не сулила поэтам ничего хорошего. Вспомните Китса, Байрона, Суинберна. Могу, если хотите, продолжить.

– Нет, не стоит. Скажите, а что представляет собой ваш брак, Митч?

– Это все временно, – ответил я с неожиданной горечью.

Джек слегка поднял брови.

– Возможно, у меня старомодные взгляды, но, ей-богу, нынешние браки мне не по душе. Они могут вызвать только негодование.

– Согласен с вами, – вздохнул я. – По крайней мере в моем случае есть от чего негодовать. Если Тильди еще не успела просветить вас, сообщаю, что моя очаровательная и талантливая супруга не хочет, чтобы наш брак стал постоянным. Мы не живем вместе, и если в ближайшие четыре месяца мне не удастся переубедить ее, пожалуй, расстанемся навсегда.

– Тильди действительно не успела меня просветить, – ответил Джек. – Вам порядком тошно, насколько я понимаю.

Я чуть было не поддался охватившему меня острому чувству жалости к самому себе и уже готов был рассказать Джеку, как мне тяжело, как я люблю Кэти, а она так несправедлива ко мне. Однако я вовремя сообразил, что буду рассказывать все это карлику, который, если женится, наверняка станет беспомощной игрушкой в руках жены, а то и предметом ее насмешек.

– Хватит об этом Джек, – сказал я. – К тому же нам пора. Времени только-только, чтобы пропустить по стаканчику и успеть на поезд метрополитена.

Никогда еще Кэти не была такой обворожительной, и я пожалел, что послушался ее и не истратил двухдневный заработок на букет живых цветов. Когда она поздоровалась с О'Ши, он тут же без стеснения заявил:

– Вы мне нравитесь. В ваших глазах нет эдакого огонька, который говорил бы: «Ну, разве он не прелесть?» или «Черт побери, он, должно быть, богат и несчастен» или «Девушка имеет право немножко поразвлечься». Короче говоря, я нравлюсь вам, а вы – мне.

Как вы уже догадываетесь, он был немного пьян.

– Вам кофе, мистер О'Ши? – спросила Кэти. – Я буквально разорилась, чтобы достать настоящие свиные сосиски и натуральное яблочное пюре, и вы обязательно должны их отведать.

– Кофе? Я пью только Кофиест, мадам. Пить кофе нелояльно по отношению к великой фирме «Фаулер Шокен», где я теперь работаю. Не так ли, Митч?

– На сей раз фирма вам простит, Джек, – сказал я. – Кроме того, Кэти не верит, что наркотики в Кофиесте безвредны.

К счастью, Кэти занялась обедом в дальнем углу комнаты, служившем ей кухней, и стояла к нам спиной; она или не слышала моих слов, или сделала вид, что не слышит. В свое время у нас с ней по этому поводу была ужасная перепалка. В ход пускались такие слова, как «отравитель младенцев», «сумасшедший торгаш» и другие, короткие, но не менее выразительные.

Кофе несколько отрезвил Джека О'Ши. Обед был превосходный. После него атмосфера стала гораздо непринужденнее.

– Вы, должно быть, уже побывали на Луне? – спросила Кэти у Джека.

– Нет еще. Собираюсь на днях.

– Ну и зря, – вмешался я. – Только время убьете и деньги потратите. Луна – это замороженные капиталовложения. Мне кажется, мы занимаемся ею, только чтобы накопить опыт, который может пригодиться на Венере. Несколько тысяч человек работает в рудниках – вот и все.

– Прошу меня извинить, – Джек поднялся и вышел.

Я решил воспользоваться случаем.

Кэти, дорогая, как мило, что ты пригласила меня. Это что-нибудь означает?

Она потерла друг о друга большой и указательный пальцы правой руки, и я уже знал – что бы она сейчас ни сказала, все будет неправдой.

– Возможно, Митч, – деликатно солгала она. – Но ты не должен меня торопить.

Я решил уличить ее.

– Ты лжешь, – возмутился я. – Ты всегда делаешь вот так, – я повторил ее жест, – когда собираешься сказать мне неправду. Не знаю, как ты ведешь себя с другими.

Она рассмеялась коротким смешком.

– Откровенность за откровенность, – сказала она с горечью. – А когда ты говоришь неправду, то задерживаешь дыхание и смотришь мне прямо в глаза. Не знаю, как ты ведешь себя в таких случаях с клиентами и подчиненными.

О'Ши вернулся и сразу же почувствовал, что атмосфера накалилась.

– Ну, мне пора, – объявил он. – Вы идете, Митч?

Кэти кивнула, и мне ничего не оставалось, кроме как сказать «да».

После обычного обмена любезностями у порога Кэти поцеловала меня на прощанье. Это был долгий и нежный поцелуй, с которого я предпочел бы начать вечер. Я почувствовал, как у Кэти учащенно забилось сердце, однако это не помешало ей преспокойно выставить меня за дверь.

– Вы так и не наняли телохранителя? – укоризненно спросил Джек.

– Стоит ли? Все это било чистейшим недоразумением.

– Может, зайдем к вам, выпьем? – словно невзначай предложил он.

Я был тронут тем, как крохотный Джек О'Ши решил взять на себя сегодня роль моего телохранителя.

– Конечно, – сказал я, и мы спустились в метрополитен.

Он первым вошел в квартиру и зажег свет, но ничего не произошло. Потягивая слабый виски с содовой, он медленно обошел комнату и проверил оконные задвижки.

– Этому стулу лучше стоять здесь, – указал он; «здесь» означало подальше от окна и револьверных пуль. Я переставил стул.

– Берегите себя, Митч, – сказал он, прощаясь. – Если с вами что-нибудь случится, ваша очаровательная женушка и ваши друзья будут очень огорчены.

Но в этот вечер я всего лишь сильно ушиб ногу, раскладывая кровать, что, кстати, случалось со мной почти каждый вечер. Даже Кэти с сеточными скупыми движениями хирурга не смогла уберечься от боевых шрамов – следов жизни в тесной городской квартире. На ночь вы раскладываете кровать, утром убираете ее, затем устанавливаете столик для завтрака, потом его надо убрать, иначе вам не протиснуться к двери. Немудрено, что некоторые ограниченные обыватели с тоской вспоминают о старых временах, когда было много простора, подумал я, и с наслаждением растянулся на постели.

5

Всю неделю дела шли хорошо. Ренстед был занят разрешением конфликта с Институтом гинекологии и не мешал мне. Я полностью взял бразды правления в свои руки.

Девочки и мальчики из департамента Тильди дали первые образцы рекламы. Эти темпераментные юнцы то целый день просиживают над одной строкой, то, словно одержимые, строчат страницу за страницей. Тильди руководила всей работой, редактировала и вообще задавала тон. Отобрав лучшее из лучшего, она передавала мне тексты для девятиминутных рекламных передач, для афиш и плакатов, статьи, короткие заметки, объявления, наметки тем для кампании слухов, остроты, шуточки и каламбуры (как приличные, так и неприличные), которым предстояло потом облететь всю страну.