Доктор основательнейшим образом обследовал нашего репортера. Однако это еще больше убедило ее в том, что она имеет дело с шарлатаном. За все время, что наш репортер готовилась к этой операции, с ней не проделывали ничего подобного. Потом доктор взял у своей белокурой помощницы формуляр, пошептался с ней и сказал нашему репортеру: „У вас, моя милая, повышенная активность щитовидки и какой-то непорядок в левом легком – ничего серьезного, но я хочу выяснить, в чем там дело“.

Он взял с доски инструмент, известный нашему репортеру, как „расширитель“ – напоминающий ножницы инструмент, которым раздвигают ушные, носовые и прочие полости. Однако нашему репортеру показалось, что инструмент этот слишком велик для обследования носовой или ушных полостей, и слишком мал для других целей. Наш репортер собралась было спросить доктора, для чего предназначен этот инструмент, но белокурая помощница сказала: „Мы придерживаемся правила при обследовании легких завязывать пациентам глаза. Вы не возражаете?“ Удивленная, она позволила завязать себе глаза безупречно чистой повязкой и не без тревоги ожидала, что за этим последует.

Она и сейчас не может точно сказать, что происходило с ней, пока у нее были завязаны глаза, но рентген подтвердил ее подозрения. Сначала она почувствовала прикосновение холодного предмета к ребрам слева, потом холод, как ей показалось, проник вовнутрь. Потом раздался щелчок и ощущение холода пропало. � тут же она услышала голос доктора Фулла: „У вас рубцовые изменения в левом легком. Вреда от них нет, но вы деятельная женщина и вам не стоит лишаться необходимого вам кислорода. Лежите спокойно, я сейчас этим займусь“.

Наш репортер опять почувствовала холод, но тут это ощущение длилось дольше. „Гроздь альвеол и немного сосудистого клея“, – услышала наш репортер голос доктора Фулла. Помощница споро выполнила указания доктора. Потом ощущение холода пропало и помощница развязала ей глаза. Доктор сказал ей: „Все в порядке. Фиброз ваш мы удалили, вы нас за это не раз поблагодарите, и подсадили вам несколько гроздьев альвеол, – это такие штучки, через которые кислород попадает в кровь. А вашу щитовидку трогать не стоит. Вы привыкли к определенному самочувствию, и если бы вдруг оно изменилось, вас бы скорей всего это выбило из колеи. Что же касается болей в спине, обратитесь в окружное медицинское общество, они порекомендуют вам надежного психоневролога или психиатра. Но остерегайтесь шарлатанов: их здесь полным-полно“.

Однако внимательно оглядев себя, наш репортер не обнаружила у себя на теле никаких швов.

Уверенные манеры доктора поразили нашего репортера. Она спросила, сколько она ему должна, и доктор сказал, что ей следует заплатить его помощнице 50 долларов. Наш репортер медлила с уплатой – ей хотелось, чтобы доктор выписал ей счет, где были бы перечислены все процедуры. Против ее ожиданий, доктор тут же написал: „За удаление фиброза в левом легком и подсадку альвеол“, – и поставил свою подпись на счете.

Едва покинув стены лечебницы, наш репортер отправилась к специалисту по легочным заболеваниям, который обследовал ее перед серией статей. Наш репортер считала, что, сравнив рентгеновский снимок, сделанный в день так называемой „операции“, и предыдущие снимки, он разоблачит доктора Фулла, как неслыханного шарлатана.

Специалист-легочник, хотя весь день у него был расписан по минутам, выбрал время для нашего репортера, к чьей серии статей он выказывал с самого начала живейший интерес. Наш репортер явилась в солидный кабинет специалиста на Парк-авеню и рассказала ему о тех странных процедурах, которым она подвергалась. Специалист расхохотался, но когда он сделал рентгеновский снимок грудной клетки нашего репортера, проявил его, высушил и сравнил с теми, что были сделаны ранее, он перестал смеяться. В этот день легочник сделал еще шесть рентгеновских снимков и получил те же результаты. Опираясь на научный авторитет специалиста, наш репортер заявляет, что рубцовые изменения в ее левом легком, запечатленные на рентгеновском снимке 18 дней назад, бесследно исчезли, а на их месте появилась здоровая легочная ткань. Специалист заявил, что такого случая медицинская практика не знает. Однако он не разделяет мнения нашего репортера, что это дело рук доктора Фулла.

Наш репортер, однако, утверждает, что иначе и быть не может. По ее мнению, доктор Баярд Фулл – каково бы ни было его прошлое – талантливый, хоть и применяющий несколько необычные методы, врач-практик, и наш репортер ему полностью доверяет.

Далеко не так обстоит дело с достопочтенной Анни Димзворт – злобной гарпией, под видом исцеления „молитвой“ выманивающей деньги у невежественных страдальцев, стекающихся за помощью в ее грязный „целебный салон“. Благодаря деньгам этих несчастных счет достопочтенной Анни в банке ныне достиг суммы в 58238 долларов и 24 цента. Завтра из нашей статьи, к которой будут приложены фотокопии банковского счета достопочтенной Анни и свидетельских показаний, данных под присягой, вы узнаете…»

Ответственный секретарь перевернул последнюю страницу «Фланнери. Конец – Медицина» и, стараясь собраться с мыслями, постучал карандашом по зубам. Потом сказал заву: «Выкиньте к чертовой матери эту статью. Дай один анонс в рамке», – оторвал последний абзац о «достопочтенной Анни», вручил заву, и тот уныло затрусил назад.

В комнате снова вертелся верстальщик. Он приплясывал от нетерпения, стараясь привлечь к себе внимание ответственного секретаря. На внутреннем телефоне загорелся красный огонек – ответственного секретаря вызывали главный редактор и издатель. У ответственного секретаря мелькнула было мысль – дать большую серию статей о докторе Фулле, но потом он решил, что вся эта история слишком недостоверна, да и к тому же вряд ли вероятно, чтобы Фулл оказался честным человеком. � повесив статью на гвоздь, куда подкалывались непошедшие материалы, ответственный секретарь снял трубку внутреннего телефона.

Доктор Фулл привык к Энджи. Девчонка цивилизовалась по мере того, как росла его популярность – сначала к нему стали стекаться все больные их квартала, потом он снял хорошую квартиру в более богатом квартале и, наконец, перебрался в лечебницу. Развивалась и девчонка. Конечно, думал доктор, у нее есть свои недостатки…

К примеру, она слишком жадна до денег. Ее мечта: специализироваться на косметической хирургии – удалять морщины у богатых старух и тому подобное. Она не понимает, что черный чемоданчик с его чудодейственным содержимым вверен им лишь на время, что он никак не может считаться их собственностью.

Правда, бухгалтерские книги она ведет аккуратно, ну и потом, она честолюбива – подстегивает его, не дает успокоиться на достигнутом. Это она заставила его перебраться из трущоб в район побогаче, она заставила завести лечебницу. Нельзя не признать, что здесь они могут принести гораздо больше пользы. Пусть девчонка тешится норковыми шубами и роскошными автомобилями, он к этому равнодушен: его занимают куда более важные вещи, да к тому же он стар. Прежде всего ему надо искупить свое прошлое.

� тут доктор Фулл предался приятным мечтам о Великом плане. Девчонке его план, конечно, не понравился. Но ей придется смириться с ним. Они должны передать людям свою чудесную находку. Энджи не врач, и хотя инструментарий, можно сказать, работает сам, во врачебном деле важен не только навык. Не зная древнейших канонов врачебного искусства, далеко не уйдешь. � когда Энджи в этом убедится, она примет его план и простится с их сокровищем: черный чемоданчик должен стать достоянием человечества.

Он, пожалуй, преподнесет чемоданчик хирургическому колледжу – никакой шумихи ему не нужно, но скромная церемония, разумеется, была бы желательна, и, конечно же, ему бы хотелось получить какой-нибудь сувенир в память об этом событии – кубок или, скажем, приветственный адрес в рамке. Да, отдав черный чемоданчик, он, пожалуй, почувствует облегчение, и пусть корифеи медицины решают его судьбу. А Энджи со временем его поймет. У нее доброе сердце.

Его радует, что в последнее время она заинтересовалась хирургией – расспрашивает об инструментах, читает часами пластмассовую карточку с инструкциями, даже практикуется на морских свинках. Если он сумеет передать Энджи свою любовь к человечеству, думал сентиментальный доктор Фулл, значит жизнь прожита не зря. Энджи не может не сознавать, что та таинственность, которой им приходится окутывать свою деятельность, мешает использовать черный чемоданчик в полную меру.

Доктор Фулл предавался размышлениям в своем кабинете, когда к крыльцу подкатил желтый автомобиль Энджи. Энджи стремительно взбежала по ступенькам. За Энджи, пыхтя, ковыляла грузная дама, наглая и вульгарная. А ей-то что от них нужно?

Энджи открыла входную дверь и прошла в кабинет, грузная дама последовала за ней. «Доктор, – торжественно объявила Энджи, – разрешите представить вам миссис Коулмен».

– Мисс Эквелла мне столько рассказывала о вас, доктор, и о вашем замечательном методе! – захлебывалась дама.

Но Энджи не дала доктору и рта раскрыть.

– �звините нас, пожалуйста, миссис Коулмен, – сказала она быстро, – мы на минутку должны вас покинуть, – и взяв доктора под руку, Энджи увела его в приемную. – Знаю, доктор, вы на меня будете сердиться, но мне подвернулся такой случай, что просто грех было бы его упустить. Я познакомилась с этой старушенцией на уроке гимнастики в школе Элизабет Бартон. С ней там никто знаться не хотел. Она вдова. Муж ее нажился на черном рынке, и денег у нее куры не клюют. Я ей нарассказала с три короба про ваш метод удаления морщин путем массажа. Я думаю, мы сделаем так: завяжем ей глаза, разрежем шею кожным ножом, впрыснем в мышцы «упругит», соскребем жиры специальной кюреткой и спрыснем шов «укрепитом». Когда мы снимем повязку, она увидит, что морщины разгладились. Как нам это удалось, ей ни за что не догадаться. Она тут же положит пятьсот долларов. � не возражайте, доктор. На этот раз пусть будет по-моему. Ведь я вам всегда помогала, разве нет?

– Ладно, будь по-твоему, – сказал доктор. Скоро он откроет ей свой Великий план. А на этот раз придется пойти ей навстречу.

Тем временем миссис Коулмен обдумывала предложение Энджи. Не успел доктор войти, как она подозрительно спросила:

– А ваш метод удаляет морщины насовсем?

– Разумеется, – отрезал доктор. – Теперь попрошу вас лечь сюда. Мисс Эквелла, достаньте стерильную повязку и завяжите миссис Коулмен глаза, – и желая избежать лишних разговоров доктор повернулся к толстухе спиной и сделал вид, что возится с лампой. Энджи завязала толстухе глаза, доктор вынул необходимые инструменты, передал Энджи два крючка и сказал:

– Когда я начну резать, введешь крючки в надрез.

Глаза Энджи испуганно округлились, она кивнула на толстуху. Доктор понизил голос: «Хорошо. Введешь крючки и растянешь ткани. Потом я тебе скажу, что делать дальше».

Доктор Фулл поднес кожный нож поближе к глазам, отметил на шкале деление «3 см в глубь» и вспомнив, что в последний раз этим самым ножом он вычищал неоперабельную опухоль горла, вздохнул.

– Все будет хорошо, – сказал он, склонившись над миссис Коулмен, и сделал пробный надрез. Миссис Коулмен заерзала:

– Доктор, у меня такое странное ощущение, может, вы не в ту сторону трете?

– В ту, миссис Коулмен, в ту, – устало сказал доктор. – Пожалуйста, не разговаривайте во время массажа.

Он сделал знак Энджи, державшей крючки наготове. Нож проник на три сантиметра вглубь, он чудодейственно разрезал ороговевшие ткани подкожного слоя и живые ткани кожи, загадочным образом отстранял крупные и мелкие кровеносные сосуды, мышечные ткани и, не задев ничего на своем пути, прямиком направился к тому органу, на который он и был – если так выразиться – настроен. Доктор не мог отделаться от чувства неловкости, используя замечательный инструмент по такому недостойному назначению. Он вытащил нож, Энджи тут же ввела крючки и растянула края надреза. Надрез раздвинулся, обнажив мышцу, уныло повисшую на серовато-голубых связках. Доктор взял шприц номер IX, поставил его на деление «1» и поднес к глазам. Кончик иглы на миг окутала дымка и тут же испарилась. Конечно, с таким инструментарием можно не бояться эмбола, но к чему рисковать? Он ввел один кубик «а» – так обозначался на карточке «укрепит» – в мышцу. Мышца тут же упруго прильнула к горлу…

Когда доктор разложил инструмент по местам, Энджи сняла повязку с глаз миссис Коулмен.

– Вот и все! – весело объявила она. – А теперь пройдите в приемную, полюбуйтесь в зеркало…

Миссис Коулмен не пришлось повторять приглашения дважды. Недоверчиво пощупав подбородок, она со всех ног бросилась в приемную и вскоре оттуда донесся ее ликующий вопль. Доктор, услышав его, скривился, а Энджи, натянуто улыбаясь, сказала: «Я сейчас возьму у нее деньги и выставлю вон. Вы ее сегодня больше не увидите».

Энджи удалилась в приемную к миссис Коулмен, а доктор опять предался мечтам. Да, да, пусть устроят церемонию – он, безусловно, ее заслужил. Далеко не каждый захочет расстаться с таким верным источником дохода ради блага человечества. Правда, в его возрасте деньги значат все меньше, к тому же, когда вспомнишь о своем прошлом и о том, как могут истолковать некоторые твои поступки, одним словом, а что если судный день и впрямь… Доктор не верил в бога: но на пороге смерти поневоле задумаешься над такими вещами…

Его размышления прервал приход Энджи. «Пятьсот долларов, – бросила она небрежно. – Да вы понимаете, что с нее за каждый клочок кожи можно брать по 500 долларов?»

– Я давно собирался поговорить с тобой, – сказал доктор.

В глазах девушки промелькнул испуг.

– Энджи, ты умная девочка. Ты понимаешь, что мы не имеем права оставлять у себя чемоданчик.

– Оставьте этот разговор, – отрезала Энджи. – Я устала.

– Нет, нет, меня уже давно преследует чувство, что мы и так слишком долго держим чемоданчик у себя. �нструменты…

– Замолчите, доктор, – зашипела девчонка, – замолчите, не то как бы вам не пожалеть… – На лице ее появилось выражение, напоминавшее о той злобной замарашке из трущоб. Несмотря на весь лоск, наведенный школой хороших манер, в ней жила подзаборница, в младенчестве знавшая лишь вонючие пеленки, в детстве – игры в грязных закоулках, а в юности – тяжкий труд да подозрительные сборища в темных подворотнях.

Доктор тряхнул головой, стараясь отогнать от себя неприятное видение.

– Я тебе сейчас все объясню, – начал он, – помнишь, я тебе рассказывал о семье, которая изобрела акушерские щипцы. Они передавали этот секрет из поколения в поколение, хотя могли сразу сделать его всеобщим достоянием, верно?

– А то они без вас не знали, что им делать, – отрезала подзаборница.

– Ладно, перейдем прямо к делу, – раздраженно сказал доктор. – Я принял решение. Я передам инструменты Хирургическому колледжу. Заработанных денег нам вполне хватит на обеспеченную жизнь. Ты сможешь купить себе дом. А я хочу переехать в теплые края.

Доктор сердился на девчонку – невоспитанное существо, не может без сцен. Однако таких последствий доктор не предвидел.

Энджи с перекосившимся лицом подхватила черный чемоданчик и кинулась к двери. Доктор рванулся за ней, вне себя от ярости скрутил ей руку. �зрыгая проклятия, Энджи свободной рукой царапала ему лицо. В этой кутерьме один из них случайно дотронулся до замка – и чемоданчик распахнулся. Засверкали ряды инструментов, больших и маленьких. Штук пять вывалились из гнезд и упали на пол.

– Видишь, что ты наделала, – напустился доктор на девчонку. Энджи не выпускала ручки чемодана, но доктор преградил ей путь. Девчонку трясло от ярости. Доктор нагнулся и кряхтя стал подбирать выпавшие инструменты.

Глупая девчонка, горько думал он, к чему такие сцены…

Тут что-то больно стукнуло доктора в спину, и он упал. В глазах у него потемнело. «Глупая девчонка, – прохрипел он. � еще: – Как бы там ни было, они знают, что я хотел…»

Энджи поглядела на распростертое на полу тело доктора; из спины его торчала рукоятка термокаутера №6. «…Проходит через все ткани. Употреблять для ампутаций, предварительно спрыснув Ре-Гро. В непосредственной близости от жизненно важных органов, основных кровеносных сосудов и нервных стволов соблюдать особую осторожность…»

– Я этого не хотела, – тупо сказала Энджи, похолодев от ужаса. Ей тут же представилось, как в лечебницу является неумолимый сыщик и восстанавливает сцену преступления. Она будет ловчить, изворачиваться, хитрить, но сыщик выведет ее на чистую воду и отдаст под суд. Ее будет судить суд присяжных, адвокат произнесет речь в ее защиту, но присяжные все равно признают ее виновной; в газетах появятся шапки: «Белокурая убийца понесет наказание». � вот она пойдет по пустынному коридору, пылинки будут плясать в снопах солнечного света, в конце коридора она увидит железную дверь, а за ней – электрический стул. К чему тогда все шубы, машины, наряды и даже красавец-жених, встречи с которым она так ждала.