Один и тот же день меняет числа,
      и лето приближается к зиме,
      минуя осень...
      Мимо, мимо, мимо!..
      Как снег, мерцает битое стекло.
      И прошлое уже необозримо,
      и кажется, от сердца отлегло...
      Чем дальше, тем прелестней суета.
      Мельканье лиц, чужих и непохожих,
      прохожие бегут среди прохожих,
      спешат занять свободные места
      в автобусах и театральных ложах,
      на кладбищах...
      Святая простота
      на детских ликах и на пьяных рожах!.
      И чудище стозевного метро
      пар выдыхает - вздохи всех влюбленных
      поверх отцов семейств и разведенных
      к Всевышнему летят, как бес в ребро.
      Катками утрамбована дорога.
      Красавец-Йог выгуливает Дога.
      Юродивых не стало на Руси.
      Тяжелый русский рок грохочет в ухо.
      С протянутой рукой стоит старуха
      И грязью обдают ее такси.
      Мы в двух шагах
      И вечность между нами.
      На Красной Пресне шины шелестят
      И спецмашины с красными крестами {Как поет М. Володина}
      на красный свет в Галактике летят
      Всевышний вниз головой
      в бесцветном телевизоре всплывает
      и мирно Человечеству кивает
      один за всех - из бездны мировой.
      Свет на его улыбке не сияет,
      но взгляд, вооруженный до зубов,
      в упор меня не видит, обнимая
      весь этот мир голодных и рабов.
      Астральное физическое тело,
      из пустоты он смотрит сквозь меня
      и он не человек и нет мне дела
      до правды жизни и до злобы дня.
      Я
      лишь одна из квинтэссенций праха,
      я невесомей, может быть, чем прах
      Агенты Государственного Страха
      охотятся за мной в иных мирах.
      Но и посмертно я не застрахован,
      однако для всевидящих небес
      я глух и нем, как Людвиг ван Бетховен.
      и, как никто приветствую прогресс!
      Но я далек от простоты святой
      и у Христа за пазухой не млею
      смешно и скучно флиртовать с судьбой,
      когда нет сил возвыситься над нею.
      Я за себя уже не поручусь
      Слежу за переменами погоды
      записываюсь в очередь, учусь
      не замечать, на что уходят годы.
      Живые деньги, мертвые слова,
      пустых витрин полярное сияние,
      минуя осень, падает листва,
      бегом, бегом - и кругом голова,
      и некогда уже качать права
      и утверждаться через отрицанье.
      А сын Земли,
      любимый небесами
      намного выше низменных страстей,
      и плачет настоящими слезами
      Мать Героиня всех его детей!
      И рядом, он же на другом экране
      в другой витрине и за полцены
      в Орле, Новосибирске, Магадане,
      и музыка в соседнем ресторане
      гудят Отчизны верные сыны.
      Экран старуха крестит через силу
      и сквозь меня бросает мутный взгляд.
      Уходит в ночь, в метро, в народ, в могилу,
      сквозь дождь и снег, бензин и термояд.
      Идет на фронт, на стройки пятилетки
      на смертный бой, на подвиг трудовой
      не к сыну-забулдыге, но к соседке
      на красный свет, на голос роковой:
      "Народы мира!
      Главное - здоровье.
      Покой и воля.
      Если счастья нет.
      Но счастье есть!
      Все больше поголовье
      рогатого скота..."
      Ей триста лет.
      Или хотя бы 80.
      Или...
      Ей все равно.
      Она уже в раю
      Всевышний Космонавт,
      над ней не ты ли
      паришь у мрачной бездны на краю?...
      Внимание!
      Любовь имеет место
      С родной земли в подземный переход
      спускается прекрасная невеста.
      Плохой грузин цветы ей продает.
      Она мурлычет песенку протеста.
      И сумочка в руках ее порхает,
      и сквозь меня плывут ее глаза,
      и нервная система отдыхает,
      и влагу выделяет железа...
      Ты, трепетная, ты проходишь мимо
      и снег цветет и вянет на лету...
      Грядущее уже необратимо.
      Не падай духом, глядя в пустоту!..
      Мы в двух шагах - и космос между нами.
      Спеши, дитя косметики, спеши!
      Дай лицезреть твой лик в универсаме,
      в кафе вечернем, где едят глазами,
      в кошмарном сне, где больше - ни души...
      Спеши любить!
      Бледна, как смерть-старуха,
      проходит жизнь с авоськой умных книг,
      и в испареньях мирового духа
      шумит камыш, как мыслящий тростник.
      Не бойся и не спрашивай:
      что делать?
      Метут метели, и цветут цветы.
      Парад планет начнется ровно в девять.
      Командовать парадом будешь ты!
      Сама невинность, в свадебном наряде,
      во всей своей немыслимой красе,
      ты рождена блистать на том параде,
      откуда возвращаются не все.
      Тебе навстречу в призрачное Завтра
      бредут старухи по святой Руси,
      и тридцать три героя-космонавта
      выходят из маршрутного такси.
      Тебе шофер распахивает дверцу,
      и весь в цветах служебный лимузин,
      и, прижимая деньги ближе к сердцу,
      краснеет от стыда плохой грузин...
      Убийственно веселые картинки!
      И смех, и грех, и слезы лить не смей!.
      Мне одиноко на Центральном рынке.
      на черном рынке юности моей..
      Во времени,
      свободном до предела,
      я в пустоте последний кайф ловлю
      и музыка гремит, и нет мне дела,
      что ты меня не любишь...
      Я - люблю!
      Мне все равно,
      кого ты ждешь в толпе,
      кому из телефона-автомата
      звонишь, звонишь, не зная,
      что в тебе
      могила Неизвестного Солдата.
      Он жив еще.
      И взгляд его хитер.
      Но все вокруг он видит как в тумане
      Чуть что
      он прыгнет в бронетранспортер
      сегодня здесь, а завтра где
      в Афгане?..
      Еще ни разу в жизни не убив,
      мы оба, но по-разному живые...
      Открытый космос и тотальный миф
      лицом к лицу столкнули нас впервые.
      Ты,
      трепетная,
      плачешь?..
      Дай мне руку.
      Я пережил себя.
      Мне сорок лет.
      Ученая!
      Забудь свою науку.
      Ни близких,
      ни далеких
      больше нет!
      Ты одинока?..
      Мы близки по сути.
      Мы далеки до жути.
      Все равно!
      Товарищи!
      Мы все уже не люди!
      Мы все уже товарищи давно!..
      Во времени,
      свободном до предела,
      и, несомненно, в лучшем из миров
      где бренное космическое тело
      сгущается из водяных паров,
      из выхлопных слезоточивых газов
      и прочих отравляющих веществ,
      где царь природы академик Чазов
      единственное из живых существ,
      где, судя по газетам, вор на воре,
      где пол-Москвы разрушил Моспроект,
      я проиграл в естественном отборе,
      но я еще не умер как субъект!
      Ты,
      трепетная,
      это понимаешь?
      Да или нет - неважно!..
      Ангел мой!
      Мне все равно, кого ты обнимаешь,
      куда идешь - к нему или домой!..
      В своем уме свои считая годы,
      смотрю вослед...
      И шины шелестят!..
      Я принимаю твой парад, как роды,
      и пусть меня потомки не простят
      и не поймут великие народы!..
      Я тоже понимаю не всегда
      их вечно грандиозные задачи.
      Я человек - и не могу иначе!
      На том стою.
      Но ты не скажешь "да"...
      Ты движешься по собственной орбите,
      ты замираешь в сладком полусне,
      ты растворишься в муже, в детях, в быте
      по случаю, по счастью, по весне.
      Поблекшая, в толпе, в универсаме,
      привыкшая платить любой ценой,
      ты со старухой встретишься глазами
      и перед электронными весами
      вдруг ощутишь в кармане проездной.
      Ты разведешься с мужем, и другие
      оставят за собой кровавый след
      бездушной сторублевой хирургии
      и раз, и два...
      И ты не скажешь "нет"...
      Но это не сейчас еще - в запасе
      есть время - и свободное вполне!
      и, трепетная, юная, в экстазе
      ты светишься, как истина в вине!
      И пусть тебя заочно осуждают
      Мать-Героиня и Красавец-Йог.
      Товарищи!
      Свобода возбуждает
      и очень возбуждает, видит Бог!..
      Все по боку
      Госстрах и узы брака,
      и Профсоюзмультфильм,
      и Вторчермет.
      Что может быть прекрасней
      в царстве мрака
      бестрепетно шагнуть на красный свет!..
      Как долго исчезает за углом!..
      Все кончено.
      Во времени свободном
      я окружен бетоном, и стеклом,
      и загрязненным воздухом холодным...
      Успехов!
      Миллиарды поцелуев!..
      Машина в парк.
      Работай, шеф!
      Дави!
      Куда угодно
      в Теплый Стан,
      в Чугуев!..
      Держи на лапу,
      душу не трави!
      Железный рубль за мной не заржавеет.
      Бумажных денег куры не клюют.
      По всей стране весенний ветер веет.
      Ключи от счастья роботы куют!..
      Никто,
      ничто,
      не лишний и не третий,
      не на войне, не в классовой борьбе
      я исчезаю в памяти столетий,
      в, природе, в человечестве, в себе.
      Я растворяюсь в сумерках, в эфире,
      в бездействии, в химчистке за углом,
      в борцах за трезвость, в песенной сатире
      в толпе фанатов, прущих напролом!..
      Я распадаюсь на свои запчасти
      и превращаюсь в собственную тень
      Я испаряюсь в коридорах власти,
      диктующей, какой сегодня день...
      Как приговор,
      звучит прогноз погоды.
      Старуха спит в метро и видит сны,
      как в полночь Прогрессивные Народы,
      сжигают Поджигателей Войны.
      Уже на их зловещие фигуры
      плеснул бензином инвалид-вахтер,
      и 20 килограмм макулатуры
      она бросает в праведный костер.
      И член-корреспондент газеты "Правда"
      питает к ней взаимный интерес,
      и тридцать три героя-космонавта
      кивают ей, как ангелы, с небес.
      Весь мир ликует у бензоколонки,
      в слезах от счастья негры бьют в набат,
      и русский витязь в импортной дубленке
      в такси ее отвозит на Арбат.
      И все равно,
      что где-то там, в зените,
      куда не достигает смертный взор,
      летает по неведомой орбите
      Раскольникова каменный топор...
      И 300 000 кладбищ с мертвецами
      в Галактике летят на красный свет.
      Что между нами?
      Мафия? Цунами?
      Оранжевые ливни во Вьетнаме?
      Христос-Спаситель?
      Кришна?
      Магомет?
      Майкл Джексон? Аэробика? Иуда?
      Любовь неразделенная - к себе?
      Госсамиздат? Фальшивки Голливуда?
      Компьютеры? Масоны? И т. п.?..
      В плену религиозного дурмана
      Юродивый целует Красный Крест,
      и три перековавшихся душмана
      летят в Москву на ярмарку невест
      В правительственной ложе стадиона
      Всевышний Космонавт, Старуха, Дог,
      в нирване, на гвоздях - Красавец-Йог,
      над ложей - чудотворная икона:
      Мать-Героиня и ее Дитя,
      играющее знаком интеграла.
      А на трибунах - Автор, то есть Я
      Короче, мы. Нас много или мало.
      Нас тысяч сто. Или хотя бы двести.
      А может быть, и триста - не считал.
      И о Прекрасной Даме, о Невесте
      я никогда в газетах не читал
      Но на моих глазах сгорела Троя,
      и "Челленджер" взорвался надо мной,
      и тридцать три мифических героя
      ушли, как говорится, в мир иной
      И эта сказка стала черной былью!
      Исчерпан век
      и я всегда готов.
      Под радиоактивной снежной пылью
      лежит Генералиссимус Цветов.
      В подземном переходе надпись:
      "ЗОНА".
      С протянутой рукой стоит Госстрах.
      И тридцать три Служителя Закона
      рыдают на ответственных постах
      А на периферии мирозданья,
      где что ни день какой-нибудь бардак,
      по зову сердца и самосознанья
      Публичный Дом пылает, как Рейхстаг!
      Красавец-Йог выходит из нирваны,
      "Товарищи, - кричит, - душа горит!."
      И слышат фешенебельные страны,
      о чем звезда с звездою говорит.
      И слышат эскимосы и этруски,
      Госагропром и Мингромоотвод
      А так как разговор идет по-русски,
      для тех, кто не умеет без закуски,
      даю литературный перевод
      "Не нам ли политические трупы
      заткнули рог селедкой иваси,
      когда мы были молоды и глупы
      и водкой заглушали Би би си!
      Теперь шабаш!. Теперь не время оно.
      Теперь мы знаем вкус одеколона
      и от любви пьянеем без вина!."
      Офелия!
      Джульетта!
      Дездемона!
      Какие роковые имена!
      Какие допотопные примеры!
      Стирает время времени следы.
      На лоне окружающей среды
      прогуливаются пенсионеры.
      К ним льнут собаки.
      Где красавец-дог?
      Он бросил Йога, тот опять в нирване.
      И русский рок,
      тяжелый русский рок,
      как реквием, гремит в Афганистане.
      Где Моцарт и Сальери?
      Где они?
      Где гений и злодейство?
      Все исчезло.
      Остались Ким Ир Сен и Хомейни.
      И гинекологическое кресло.
      Народы мира, пламенный привет!
      Овидий, оцени метаморфозы.
      Как хороши, как свежи были розы!
      Где братья Карамазовы?
      Их нет.
      Ни Дмитрия с Иваном, ни Алеши.
      А вместо них три протокольных рожи
      вещают, что не отдали б Москвы.
      когда б их не споили о детства
      кто же?
      Жиды? Высоцкий? Рокеры с Невы?..
      Смешно и скучно
      И мороз по коже.
      И жутко, до чего на Русь похоже!
      Святая простота!.
      Увы, увы!..
      Так экстрасенс без племени, без роду.
      еще не впавший в старческий маразм,
      испытывая мертвую природу,
      испытывает веру и оргазм.
      Но веры нет - и нет уже давно,
      и не один я это понимаю.
      Несчастную старуху вспоминаю
      и вижу стены, и потолок, окно...
      Что между нами? - Ничего святого
      Абстрактный гуманизм - и вся любовь!
      Счастливейший из смертных просит слова
      и ты, Редактор, мне не прекословь!
      Никто,
      ничто,
      а все-таки порой
      из Царского Села заглянет Муза
      я как-никак Лирический Герой
      и как-никак Советского Союза!..
      А посему - играю днем с огнем.
      А к ночи - не раздевшись, как убитый,
      лицом в тахту - забудусь мертвым сном
      и в шесть проснусь - зеленый, злой, небритый.
      Там, за окном, светает осторожно,
      а ты не спи, лежи, не спи, лежи,
      ты сам не свой, и все, что невозможно,
      становится ненужным для души...
      Смотрю в заиндевевшее окно.
      С кем ты сейчас, очей очаровашка?..
      Мне все равно, ты Милка или Машка,
      хотя, быть может, и не все равно...
      Быть может, нас на свете только двое
      преодолевших страх, забывших стыд,
      не верящих, что мир погубит СПИД,
      и жаждущих любви на поле боя!..
      А может быть...
      Неужто я один?..
      А остальные - слепы? глухи? немы?..
      Нарциссы, гиацинты, хризантемы,
      пионы, гладиолусы, жасмин,
      гвоздики, астры, флоксы, орхидеи...
      Я никогда не продавал цветы.
      А почему?..
      Идея красоты
      смертельный враг любви другой идеи!.
      Цвети, Минкульт!
      Свети, Политпросвет!..
      Куда ни глянь - чернеет море крови.
      И некого ловить на честном слове!..
      Что делать?
      Сохранять иммунитет.
      Я гибну, самому себе чужой,
      и все-таки твержу, как заклинанье:
      кто не торгует собственной душой,
      не знает про ее существованье!
      Добро взывает к Страшному Суду,
      и добрый человек всегда подсуден.
      . . . . . . . . . . . . . . . .
      . . . . . . . . . . . . . . . .
      На что иду, не знаю. Но - иду.
      ...Выходишь из себя в открытый космос
      во времени, свободном и пустом,
      теряешь голос, обретаешь голос
      и говоришь - не то и не о том.
      Имеет смысл и не имеет смысла.
      Как битое стекло, мерцает снег.
      Один и тот же день меняет числа,
      и в человеке плачет человек.
      Один за всех. Во времени свободном.
      Не видя лиц, не слыша голосов,
      в пространстве мертвом
      телом инородным
      душа летит на непонятный зов.
      Живешь и умираешь
      Гром оваций.
      Душа летит,
      куда она летит
      одна
      среди Объединенных Наций,
      конвенций,
      интервенций,
      деклараций
      куда?..
      Кто понимает - тот простит.
      1978-1987
      О. П.
      В гордом одиночестве, в расцвете
      творческих, мужских и левых сил
      процветаю на родной планете
      под надзором всех ночных светил.
      Двадцать лет я обивал пороги
      и, по счастью, не попал в струю.
      На проклятой собственной дороге
      двадцать лет, как проклятый, стою.
      Шаг вперед - и грянет выстрел в спину.
      два назад - и бездна, звезд полна.
      Но границы жизни не раздвину,
      а у смерти нет двойного дна.
      Если век измерен, то не мною.
      Все равно - не быть или не быть.
      Слишком тесен мир перед войною.
      Бескорыстно некого любить.
      1983
      x x x
      Синяя роза, роза ветров!
      Холод наркоза, железо в крови.
      Бледные тени больничных костров,
      в Летнем саду поцелуй без любви.
      Вечная память тем, кто не спит!
      Белая падаль с темных небес
      падает, падает... Время стоит
      наперекор, наперевес.
      В Зимнем дворце никаких перемен.
      Пара гнедых на Кузнецком мосту.
      Черная "Чайка" уносит Кармен
      ночь коротать на высоком посту.
      Дворник листает английский роман.
      Старый развратник зевает в кино.
      Черные негры идут в ресторан,
      белые негры стучат в домино.
      Пива навалом, а водки - вдвойне.
      Чеки не пахнут, как розовый сад.
      Кто не погиб на афганской войне,
      пьет за троих неизвестных солдат.
      Синяя роза, роза ветров!
      Весело дует подземный сквозняк.
      В тусклых глазах выездных фраеров
      нежно мерцает французский коньяк.
      Дмитрий зарезан. Шлагбаум закрыт.
      Хмурое утро Юрьева дня.
      Русский народ у разбитых корыт
      насмерть стоит, проклиная меня.
      Тысяча лет вылетает в трубу.
      В легких свистит отработанный пар
      Все, что я видел во сне и в гробу,
      запоминает районный радар.
      В мирных окопах вечерней Москвы
      синяя роза - ни свет ни заря.
      Медные всадники без головы
      на легендарной земле Октября...
      1982
      СТИХИ ИЗ БЛОКНОТА
      Обогащайтесь! Деньги - не порок.
      И даже их отдельный недостаток
      уже причина, повод и предлог
      для бешенства ночных авиаматок!
      Но это диалектика любви
      всемирной и воинствующей страсти!..
      ...Чужая кровь течет в моей крови,
      чужая кровь мне сердце рвет на части.
      1983
      x x x
      А. Лаврину
      Гроб вылетает в трубу крематория,
      долго и нудно, как спутник, летит
      от моратория до моратория
      мимо заветных шпионских орбит.
      Кто там, в скафандре его деревянном,
      вечность вкушает в текущий момент
      и над чернобыльским меридианом
      тает, как ангел и тайный агент?
      Кто воскресает во мгле под эгидой
      Девы и Рака из чрева земли
      и, воспарив над моей Атлантидой,
      топит от смертной тоски корабли?
      В землях полуденных, в странах полночных
      сорок веков наблюдают за ним,
      сорок наук, беспредметных и точных,
      в сорок очей смотрят глазом одним.
      Жизнь продолжается без передышки,
      то возникает, то сходит на нет.
      Нищим - до лампочки, честным - до вышки,
      прочим терпеть до скончания лет.
      Хор человечества слышу нестройный,
      слышу протесты на всех языках.
      Слепо стою перед силой убойной,
      перед могилой своей в облаках.
      Тайное общество зимних созвездий
      гаснет, как звезды немого кино.
      Тьма белокурых воинственных бестий
      ищет себе послабее звено.
      Сладко и мне обессмысливать слово,
      видя в предчувствии вечной весны
      тень от безвестного трупа живого,
      блудного ангела звездной войны.
      1986
      x x x
      А. Парщинову
      Фигура сойдет с пьедестала без помощи ног.
      В полях под Москвой, где зарыты персоны нон грата
      история учит, и этот открытый урок
      исходит от тех, кто в поля отошел без возврата.
      История тащится - тем ли, другим ли путем.
      Фигура без ног переступит границы столетий.
      Закаты Европы на зубе ее золотом
      блеснут напоследок, и тьма воцарится на свете.
      Фигура без помощи ног обойдет пьедестал,
      пустой без сошедшей на землю фигуры безногой,
      и сквозь пустоту я увижу звериный оскал
      беспомощной жизни, бредущей своею дорогой.
      Природа боится, но не пустоты, а себя.
      Себя, то есть тех, кто собой заполняет природу.
      Фигура без ног заполняет природу, и я
      уже не могу различить пустоту и свободу.
      1986
      x x x
      В. Салимону
      Когда языковой барьер
      преодолеет безъязыкий
      и термоядерный пленэр
      осветит месяц луноликий,
      в потемках музыки и сна
      я побреду на голос крови
      туда, где фряжская стена
      хранит останки русской Трои.
      Доисторическая жуть
      сибирский тракт и звон кандальный,
      последний бой, последний путь,
      блатной некрополь коммунальный...
      Прощай, гражданская война!
      Отныне - горе по колено.
      Свободы красная цена,
      иллюзий траурная пена...
      Но между нами - семь веков,
      а не двенадцать пятилеток.
      Осталась пара пустяков
      забыть и это напоследок.
      Внутри троянского коня
      играют выхлопные газы,
      и в космос хлещет из меня
      источник жизни и заразы.
      1986
      ЛОРЕЛЕЯ
      Не за словом в карман я полезу,
      а за длинным бумажным рублем.
      Но железо стучит по железу,
      как на свалке, в кармане моем.
      Что мне песни твои, Лорелея!
      За душой у меня чистоган.
      Мой карман - филиал Мавзолея,
      не карман, а Мамаев курган.
      Юбилейных и круглых - навалом,
      а бумажных и длинных - увы!..
      Ангел мой! Остановка за малым.
      И не где-нибудь - в центре Москвы.
      Я хочу умереть у фонтана,
      я не знаю любви роковой.
      Лорелея, певец чистогана,
      я за все заплатил головой!..
      Боже правый, как рано темнеет!..
      Дольше века валютная ночь.
      Эти деньги цены не имеют.
      Спи!.. И голову мне не морочь.
      1986
      ГОД КРЫСЫ
      Я лягу и не встану, и встану - и адью!
      Три женщины не вздрогнут, но я любим пятью.
      Две женщины в остатке, в кармане ни гроша.
      От бедности очнется бессмертная душа.
      Очнется, встрепенется, - а вылет запрещен.
      Куда податься в мире, где разум просвещен?
      Серебряная водка да золотой коньяк.
      Давно ли сексуальный, а все-таки маньяк.
      И заиграют скрипки, засветится экран.
      Как буйный Рим, ликует валютный ресторан.
      Ликует и шикует, и все на свете - пшик!
      Кто жизнью не рискует, - не русский, не мужик!..
      В чужом пиру похмелье на склоне лучших дней
      и выпадет в осадок отец двоих детей.
      Три женщины отпрянут, две женщины вздохнут...
      От вечности осталось, быть может, пять минут!..
      Под старость, ближе к ночи, в России и во мгле,
      где телеглаз прикован, как Прометей к скале,
      я лягу и не встану - и встану над собой,
      Миллионер подпольный, красивый и седой.
      На пятом километре Калужского шоссе
      я вытянусь, как лайнер на взлетной полосе!
      Мучительная радость настигнет дурака.
      Я вздрогну и не вспомню, что прожиты века,
      что протекли столетья, а счастья нет как нет...
      - А где здесь для министров отдельный кабинет?.
      Я вольный сын эфира и блудный сын ТиВи!
      Товарищи и дамы! Нет жизни без любви.
      Год Крысы - год рожденья, а смерть пуста, как гол.
      Так мне диктует свыше божественный глагол.
      Но у меня над ухом газеты шелестят,
      и радио вещает уже лет шестьдесят.
      Не слушаю - и слышу: в звенящей тишине
      великие державы беседуют при мне.
      А я большой любитель международных встреч,
      мне душу согревает возвышенная речь!
      Куда впадает Волга - в маразм или в Гудзон?
      Меняю бабье лето на бархатный сезон!
      За вас, народы-братья, несу тяжелый крест.
      На мировой арене стою один как перст!..
      Для вас, народы-сестры, я бросил отчий дом.
      Как мертвая царевна, лежу под колпаком!
      Лежу, раскинув руки, на родине, в лесу,
      и бабочки порхают, и ни в одном глазу!..
      Летит из поднебесья цветочная пыльца.
      Галактики мерцают, и ночи нет конца,
      и пахнет первым снегом и ядерной войной...
      А что всему причина? А кто всему виной?..
      Последний гладиатор, сниму противогаз.
      Всемирного потопа не будет после нас.
      Бумажная салфетка впитает смертный пот,
      и в воздухе повиснет печальный анекдот...
      1984
      x x x
      Кто-то рвется на Северный полюс,
      кто-то стонет под Южным Крестом,
      кто-то слышит неведомый голос,
      долго водит по книге перстом,
      как по нежному, юному лону,
      и, надеясь хоть что-то понять,
      протирает очки и Мадонну
      хочет мысленным взором обнять...
      1986
      x x x
      В. Алексееву
      О, Гималаи!..
      О, Гималаи!..
      Сквозь государственный строй облаков
      белые люди, миклухи-маклаи,
      смотрят в туманные дали веков.
      Может быть, там, за чертой горизонта,
      на расстоянии жизни моей,
      синие волны Эвксинского Понта
      или других благодатных морей...
      Так далеко я отсюда не вижу
      и не затем я на свете живу,
      чтобы однажды представить Парижу
      полный отчет о своих рандеву.
      Бедный дикарь, я прикину на пальцах
      жалкой судьбы световые года.
      Черная дума о звездных скитальцах
      в царстве теней не оставит следа.
      Смутное время на жидких кристаллах
      нервно пульсирует, но не течет.
      Я отстаю от народов отсталых
      и закрываюсь от них на учет.
      Я изуверился в людях и зверях.
      Вся пропаганда добра и любви
      дыбом стоит, как всклокоченный Рерих,
      на просвещенной дворянской крови.
      Все человечество - лишние люди,
      совесть моя перед ними чиста.
      Легче простить христианство Иуде,
      чем допустить иудейство Христа.
      О, Гималаи, Тибеты, Тянь-Шани!..
      О, Пиренеи, Карпаты, Кавказ!..
      Три папуаса в родном Магадане
      мрачно жуют социальный заказ.
      Где не ступала нога человека,
      я прохожу, как Батый по Луне.
      В каменных джунглях XX века
      дети поют о холодной войне.
      1983
      x x x
      Хрюкает богема общепита,
      хлюпает общественное дно,
      харкает в разбитое корыто
      золотое среднее звено.
      Некому смотреть залитым глазом,
      постигая мир своим умом,
      навсегда заходит ум за разум,
      забываясь коллективным сном.
      1986
      x x x
      Море ушло за рубеж,
      и чудовища вышли на сушу.
      Но расцвел гуманизм,
      и пришлось им, беднягам, взлететь.
      И ползучие гады
      запели за милую душу,
      ибо всякая тварь
      на свободе пытается петь.
      А какой интерес
      распевать на голодный желудок
      и на трезвую голову
      слышать призывы "не пей"?
      Мировая война
      разразилась в течение суток,
      и планета Земля
      стала кладбищем мертвых идей.
      Революция видов
      не тронула нас, безголосых,
      не коснулась она
      тех, кто может_ дышать под водой.
      И когда в темноте
      пролетают певцы на колесах,
      я встречаюсь глазами
      с безмолвной Полярной звездой.
      Между нами
      - пространство
      и время,
      и пять силуэтов,
      и казенная буква
      по имени, кажется, "Ять",
      и дешевый кураж
      опаленных талантом поэтов,
      но на трезвую голову
      это умом не понять.
      Персональный компьютер
      бренчит на проклятой гитаре,
      я ему подпеваю
      от имени лишних людей,
      и безумная песня
      гремит на славянском базаре,
      над которым распят
      призывавший к любви иудей.
      1987
      СТАНСЫ
      В беспамятстве юном, в безгласной стране
      посмертные лавры мерещились мне.
      В их сладостном шуме, в их смутной тени
      шутя прожигал я ненужные дни.
      Как бес, имитируя зверскую страсть,
      я спал с дочерями имеющих власть.
      В безвременье зыбком зубами скрипя,
      подпольной любовью я мстил за себя.
      Недвижно среди гробовой тишины
      застыл я над вечным покоем жены.
      В пластмассовой урне твой прах номерной,
      и фото на паспорт - твой облик земной.
      В дали магаданской, хлебнув от людей,
      забудет меня плоть от плоти твоей.
      Я буду лежать перед ней недвижим
      отцом не отцом - ни родным, ни чужим.