— Один раз я чуть было не расстался с жизнью…
      — Тебя хотели убить?
      — Вроде этого…
      — Белые?
      — Рыжий! — рассмеялся дядя.
      — Какой рыжий? Разве были рыжие?
      — Рыжий кабан!
      — Ну дядя же!
      — Слушай! — сказал дядя. — Я не шучу. Это было давно, жил я тогда с родителями на Северном Кавказе, в городе Елисаветполе. Мне было тринадцать лет, но я уже ходил с отцом на охоту…
      — С моим дедом?
      — С твоим дедом. Твой дед был прирождённый охотник. Его страсть к охоте перешла ко мне по наследству. Доннерветтер, что это был за охотник! — Дядя выпустил облако дыма. — В жизни я не видывал лучше охотника!
      — А ты?
      — Я ему в подмётки не гожусь! — крикнул дядя. — Не гожусь в подмётки!Хотя и я неплохой охотник. Так вот… Мы часто ходили с отцом на охоту, на диких кабанов. В нашей местности была тьма кабанов. Мы охотились в горах. Твой дед был дитя этих гор! Он двигался по горным тропам, как по этой вот комнате. Он всё время смотрел в землю, потому что был следопыт. Он читал на земле, как в книге. Каждый перевёрнутый камень или сломанный сучок рассказывали ему целую поэму. Он всегда знал, кто прошёл впереди нас — человек или зверь. Он знал, давно ли они прошли, в каком направлении, бодрые или усталые.
      Один раз мы вышли в горы на рассвете. Мы долго шли по извилистой тропе, пока отец не напал на след кабана. Отец стал останавливаться через каждые сто шагов, чтобы определить направление ветра: он скоблил ножом ноготь большого пальца — тончайшая пыль, падавшая с ногтя, указывала нам, куда дует ветер. Надо было подойти к кабану с подветренной стороны, чтобы кабан не почувствовал нашего приближения. Шли мы совершенно бесшумно, объясняясь одними условными знаками. Внезапно отец скорчил мне страшную рожу…
      — Какую? — спросил я.
      Дядя скорчил такую рожу, что я чуть не упал со стула от хохота. Дядя втянул голову в плечи, прищурил глаза так, что остались одни узкие щёлки, сморщил нос и выпятил губы наподобие свиного пятачка — дядя стал похож на свинью!
      — Вот какую рожу, — сказал дядя и выпустил облако дыма. — Это значило, что рядом кабан. Дикие кабаны очень свирепы. А хитры, как бестии! Они могут пронзить тебя своими клыками в мгновение ока! Самое страшное — это раненый кабан, даже раненный смертельно — такой всего опаснее. Поэтому в кабана надо стрелять без промаха: надо попасть ему в шею за ухом, чтобы уложить его одним ударом.
      После того как отец скорчил мне свою рожу, мы стали бесшумно передвигаться от дерева к дереву, держа наизготовку свои ружья. И тут я увидел его! Кабан стоял ко мне боком, копаясь рылом в сухих листьях и выискивая там что-то съедобное. Я прицелился и выстрелил… Кабан упал и покатился…
      — Здорово! — сказал я.
      — Совсем не здорово! — крикнул дядя. — Я оказался в дураках! Я не перезарядил ружьё, потому что подумал, что кабан убит, и пошёл его разыскивать. Вдруг я увидел, что кабан несётся прямо на меня! Он нёсся, как танк… как сумасшедший танк! Острые клыки торчали из его пасти, как кривые пулемёты… До сих пор помню его свирепую рожу!
      Дядя опять скорчил рожу, но я уже не смеялся.
      — Всё совершилось в одно мгновение! Не знаю уж как, но я отпрыгнул, и кабан пронёсся мимо меня. Он пронёсся так близко, что обрызгал меня кровью с ног до головы. Позади меня рос большой дуб, и кабан врезался в этот дуб своими клыками сантиметров на пять… Тут подбежал отец и прикончил его ударом ножа! И попало же мне тогда от отца!
      — За что?
      — Как — за что? За то, что промазал! Не убил наповал! И за то, что не перезарядил ружьё! Отец здорово наказал меня! Мне было очень неприятно!
      — Он поставил тебя в угол?
      — В какой там угол! Меня никогда не ставили в угол! Отец просто посмотрел на меня, не говоря ни слова, вот так.
      И дядя такна меня посмотрел, что душа моя сразу ушла в пятки. Почему она ушла в пятки? Потому что душа всегда уходит в пятки, когда вам очень страшно. Уж не знаю почему, но когда вам страшно, душа всегда скрывается в пятках — она там прячется. Там у неё укромное местечко. Так объяснил мне дядя.
      — Не смотри на меня так, — сказал я.
      — То-то… — улыбнулся дядя.
      — А хуже были неприятности? — спросил я.
      — Тебе этого мало?
      — Не мало, но это же так… с кабаном… А с белыми?
      — С какими белыми?
      — Ну с разными… с белыми, с врагами!
      — Хватало! — сказал дядя.
      — Ну расскажи! Расскажи мне какую-нибудь особую неприятность… революционную.
      Дядя задумался, попыхивая трубкой.
      — Был однажды случай… — сказал дядя. — В тринадцатом году. Я шёл на явку и плохо замёл след. За мной увязался филёр…
      — Какой филёр?
      — Шпик!
      — Какой шпик? Шпик — это же сало…
      — Вот-вот, — сказал дядя. — Такой же липкий, как сало! Шпик, или филёр, — это сыщик. Сыщиков нанимало царское правительство — следить за революционерами. Нас выслеживали, чтобы поймать и посадить в тюрьму. Если тебя поймают одного — это ещё не так страшно. Главное — не раскрыть организацию…
      — Партию?
      — Ячейку партии, в которой ты состоишь. Если попадёшься один, можно всё скрыть. Молчишь, и всё. Или наврёшь с три короба…
      — А ты молчал?
      — Как рыба!
      — Тебя пытали?
      — Особенно нет… Просто били.
      — И тебе было больно?
      — Ещё бы! Но дело не в этом. Дело в том, что я шёл на явочную квартиру. Это была квартира зубного врача. Помнится, фамилия его была Ципперштейн. На парадной двери у него висела табличка: «Зубной врач Ципперштейн». А на самом-то деле это была явочная квартира. Там собирались мы — большевики-подполыцики. И обсуждали партийные дела. А иногда мы прятались там от полиции. Ясно?
      Я кивнул. Дядя опять затянулся трубкой.
      — Один раз я шёл туда на собрание, но плохо замёл следы, — продолжал он.
      — А как ты заметал следы?
      — Как лиса! — закричал дядя. — Я всегда заметал их, как лиса! Но на этот раз мне не повезло! Помнится, я вышел из дому — я жил тогда в Москве у Земляного вала, — вышел из дому и заметил, что за мной следят. За мной шёл шпик. Ну и рожа, скажу я тебе!
      — Как у кабана?
      — Хуже! — Дядя скорчил совсем особую рожу — такой рожи я сроду не видывал!
      Я засмеялся.
      — Тебе смешно, — сказал дядя, — а мне тогда было совсем не до смеха! Я стал заметать следы. Я пошёл пешком к центру. Квартира Ципперштейна была на Разгуляе, совсем в другой стороне, но я нарочно пошёл к центру. Я прошёл всю Маросейку до самой Лубянки. Шпик шёл за мной. Я вскочил в конку. Шпик тоже вскочил в конку. Это такой трамвай, который тянули лошади… Мы доехали до Манежа. Я опять выскочил. И шпик выскочил. Я пошёл на Кудринку. И шпик тоже! Я пытался замешаться в толпе. Но это мне не удалось. Как назло, было мало народу. Я прошёл один квартал, потом второй, потом свернул в переулок, вошёл во двор, прошёл его, вышел в другой переулок, свернул за угол, опять вышел из-за угла — шпик шёл за мной!Я очень волновался. Меня ждали товарищи, я должен был передать им прокламации, чтобы они разбросали их на Пресне рабочим. Я катастрофически опаздывал! Наконец я схитрил: я шмыгнул у Кудринки в подворотню — и был таков! Когда я оглянулся, шпика уже не было! Я прошёл на Садовую, сел в конку и доехал до Сухаревки. А оттуда пошёл на Разгуляй. Я шёл медленно, всё время оглядываясь, — шпика не было!
      — Молодец! — сказал я.
      — Ворона! — крикнул дядя.
      — Где ворона? — не понял я.
      Я посмотрел в окно.
      — Я ворона! — заорал дядя. — Жалкая, глупая ворона! Шпик шёл за мной — я его просто не замечал! Это была опытная сволочь! Я заметил его, только когда поравнялся с домом Ципперштейна… — Дядя пыхнул дымом прямо в лицо мне. — Квартира Ципперштейна была на первом этаже, понимаешь?
      — Понимаю! — сказал я, хоть мне совсем не было понятно, какое это имеет значение.
      — Надо было их предупредить! — крикнул дядя. — У нас был условный знак: если дело плохо, постучать три раза в окно…
      — И ты постучал?
      — Доннерветтер! Как же я мог постучать, если шпик шёл за мной! Но я всё же предупредил…
      — Как? — еле выдохнул я.
      — Я стал орать! — сказал дядя. — Я заорал прямо перед окном: «Держите вора! Держите вора!» — несколько раз, пока не заметил в окне голову Ципперштейна, его лысую лукообразную голову… Тогда я кинулся по улице, не переставая кричать, прямо на шпика, сбил его с ног и помчался дальше. За мной побежали… Шпик засвистел… Он тоже кричал: «Держите! Держите!..» И меня поймали…
      — А прокламации?
      — Я успел их бросить в корзину какой-то торговке.
      Дядя опять затянулся…
      — Да-а! — сказал он. — Нехорошо получилось… Прокламации не попали по назначению. Меня арестовали. А главное — сорвалось важное мероприятие!
      — Какое мероприятие?
      — Важное!
      — Какое важное?
      —  Этвас! — улыбнулся дядя.
      — Ну, дядя!
      — Когда-нибудь узнаешь, — сказал дядя. — Это долго рассказывать… Вот, видишь… — Он нагнулся и открыл ящик стола.
      В ящике стола ровными пачками лежали тетрадки. Совсем обыкновенные. Даже какие-то старенькие. Тетрадок было много — штук сто. А может, и больше. Все они были перевязаны верёвочками в отдельные пачки.
      — Что это?
      — Мои воспоминания. И дневники, — сказал дядя. — Я их дал почитать твоему отцу.
      — А мне дашь почитать?
      — Непременно!
      — Когда? Когда мне будет тринадцать?
      — Попозже, — сказал дядя.
      — А это что?
      На тетрадках лежал пузатый синий конверт.
      — Это фотографии… и послужной список.
      — Какой послужной?
      — Список прохождения службы. Тут указано, где и когда я служил. С семнадцатого по тридцать пятый год.
      Мне прямо жарко стало! Мне очень хотелось посмотреть этот список…
      — Хочешь посмотреть список? — спросил дядя.
      — Хочу! — сказал я чуть слышно.
      Дядя достал конверт и вынул из него сложенную вчетверо бумагу. Дядя развернул бумагу и протянул её мне.
      Я стал читать затаив дыхание. А дядя сидел, попыхивая трубкой.
      Вот он, этот список! Потом я его переписал.
 
       Выписка из послужного списка Законодательного отдела управделами Реввоенсовета Республики
 
       Фамилия, имя, отчество .......... ФЕДЕНКО Пётр Иванов.
       Когда и где родился .......... 1887 год, 10 декабря, г. Елисаветполь.
       Партийность .......... член ВКП(б) с 1905 г.
 
       Прохождение службы
 
      Назначен на должность военного следователя в РВТ Республики (Революционный Военный Трибунал) приказ по полевому штабу № 57 .......... 1917 16 декабрь
      Поступил добровольцем в Красную гвардию .......... 1918 февраль
      Находился на излечении в госпитале .......... 1918 авг.-дек.
      Откомандирован в распоряжение НКИД (Народный комиссариат иностранных дел) .......... 1918 декабрь
      Откомандирован в постпредство в город Берлин .......... 1919 январь
      Делегат с решающим голосом от пленума Моссовета на 2-м Объединённом съезде Советов Москвы и Московской губернии .......... 1920 декабрь
      Откомандирован в постпредство в город Гельсингфорс .......... 1921 апрель
      Откомандирован в Туркестанский военный округ в распоряжение особого отдела по борьбе с басмачами .......... 1924 июль
      Находился на излечении в госпитале .......... 1924 нояб.-дек.
      Откомандирован в Хопёрский округ, Нижне-Поволжской волости, в связи с кампанией по сплошной коллективизации для организации групп бедноты .......... 1929 январь
      Откомандирован в распоряжение СТО (Совет Труда и Обороны) .......... 1929 июль
      Откомандирован на строительство Магнитогорского металлургического комбината .......... 1930 май
      Откомандирован на строительство Днепровской гидроэлектростанции (Днепрогэс) .......... 1932 апрель
      Откомандирован в распоряжение ГЛАВСЕВМОРПУТИ .......... 1935 сентябрь
       Выписка верна: старший научный сотрудник ЦГАКА Рославцева
 
      — Хороший список! — сказал я.
      Я задумался…
      Доннерветтер! Так вот какой человек был мой дядя. Я, конечно, всегда знал, какойон человек, но я не думал, что он такойчеловек! Подумать только, в каких дядя побывал переделках! А ещё говорят, что мой дядя выдумывает! Где же он выдумывает? Ничего он не выдумывает! Вот вам список, прочтите! Ах, вы его уже прочли? Очень хорошо! Прекрасно! Теперь вы догадываетесь, что такое этвас?И что значит пройти огонь, воду и медные трубы? Вот именно! Совершенно верно! Совершенно правильно! Очень хорошо! Благодарю вас за внимание!..
      Я посмотрел на дядю. Он сидел задумавшись, опустив лохматую голову на грудь, на расстёгнутый ворот рубахи. Потухшая трубка свисала у него с губ, между усов, на крутой подбородок. Руки лежали на ручках кресла. И тут я увидел, что дядя очень похож на Тараса Бульбу. Я видел Тараса Бульбу в книжке — точно мой дядя! Как я об этом раньше не думал!
      — Дядя! — позвал я шёпотом. — Дядя!
      Дядя вздрогнул. Он поднял голову и несколько раз причмокнул мундштуком своей трубки. Но трубка погасла.
      Дядя взял спичку, зажёг её и стал раскуривать трубку, громко посапывая. Дядина голова сразу окуталась клубами дыма.
      — О чём ты сейчас думаешь? — спросил я.
      — О неприятностях, — сказал дядя.
      — О кабане?
      — И о кабане…
      — И о шпике?
      — И о шпике…
      — А ещё о чём?
      — Мало ли ещё о чём!
      Дядя посмотрел мне в глаза. У него были очень грустные глаза, у моего дяди.
      — Это всё чепуха! — сказал он.
      — Что — чепуха?
      — Кабан. И шпик. Это всё чепуха. Бывало похуже…
      — Что — похуже?
      — Узнаешь! Вот прочтёшь эти тетрадки и всё узнаешь… Когда-нибудь…
      — Жаль, что я маленький! — сказал я. — И что я не был тогда с тобой! Я бы тебе помогал, и у тебя было бы меньше неприятностей…
      — Это очень хорошо, что ты маленький! — сказал дядя. — Это прекрасно! В этом преемственность! Преемственность поколений! Ясно?
      — Не ясно! — сказал я.
      — Преемственность поколений — в этом вечная жизнь! — громко сказал дядя. — Ты — моя смена!Ты понимаешь, что ты — моя смена?
      — Понимаю, — сказал я.
      — Ведь ты же большевик у меня, не правда ли?
      — Большевик, — сказал я.
      — Вот именно! — крикнул дядя. — И ты продолжишь моё дело! Ради которого я жил и боролся! И ради которого готов умереть!
      — Ты никогда не умрёшь! — сказал я тихо.
      — Может быть! — сказал дядя. — Но я останусь вдали за рекой, а ты пойдёшь вперёд.
      — Где вдали за рекой?
      — В прошлом! — сказал дядя. — А теперь пойдём погуляем. Подышим воздухом. — И дядя встал.
      Так я ничего и не сказал дяде о своих неприятностях. О Витьке и о дохлой крысе… Да и что было об этом рассказывать! И так всё ясно. Главное — быть находчивым и вовремя давать сдачи. А остальное всё чепуха!

ВАЛЯ + МИША = ЛЮБОВЬ!

Бальзам «Мэри Пикфорд»