Алексей Яковлевич Корепанов

Новый город

На свою обычную змейку Даник опоздал, потому что проснулся с трудом, да еще слишком долго хлебал воду из-под крана, восстанавливая водный баланс в организме после вчерашнего. Пока умывался-причесывался, пока ждал лифт, пока спускался со своего сто пятнадцатого, все рабочие смены уже покинули квартал и до станции пришлось добираться в одиночку. А шагать в колонне, где впереди прут самые крепкие, сметая всех на своем пути, и лавировать-протискиваться-проскальзывать между праздношатающейся публикой одному, без поддержки – это две большие разницы, как любит говорить Соломон с восемьдесят второго этажа. Им-то что, они стоят себе да языки чешут, или играют в разные игры, или просто глазеют туда-сюда от нечего делать; им на работу не надо спешить – не хватает на всех работы. Но ведь он-то пока при деле, он-то должен попасть на свою стройку вовремя, а как тут попадешь вовремя, если к станции не пробиться…

И ведь совсем немного и опоздал! Когда взбежал на перрон, еще слышно было, как громыхает вагонами в воздухе удаляющаяся змейка. Да толку с того, что слышно… Потому что меру нужно было соблюдать, не хватать через край – тогда бы и не проспал… Да уж больно хорошо шла настоечка, и пил-то не потому, что залиться хотел по уши, а потому что выиграл ее на тараканьих бегах, и не у кого-нибудь, а у самого Роджера из четырнадцатого квартала, тараканщика отменного, настоящего профессионала. А у него, Даника, и тараканов своих не было – одолжил у Франсуазы. Видно, его это был день.

Но тот день прошел, и сменился новым – и змейка умчалась к далекой окраине без него, Даника, и вот-вот там закипит работа… а ему придется искать другую работу, потому что целыми днями болтаться по кварталу, убивая время, – слишком пресно, он уже так болтался, и не раз…

Даник стоял на пустой платформе, досадливо теребил обеими руками сразу свои белые, только позавчера обновленные одежды и безнадежно взирал на уходящие к горизонту ряды многоэтажных зданий, за которыми исчезла змейка. Над зданиями простиралось обычное серое пустое небо, и Даник подумал, что оттуда, с вышины, можно, наверное, охватить одним взглядом весь Эсджей – от старинного центра до окраинных новостроек. Население города множилось и множилось – и в который уже раз приходилось переносить на другое место его стены вместе с воротами, и достраивать, растягивать эти стены, потому что городской периметр становился все больше. И он, Даник, должен был сейчас работать там, в девятьсот сорок втором квартале, у восьмых ворот, а не торчать здесь, на платформе, под пустым неизменным небом. Когда теперь еще раз удастся попасть в такую бригаду… Определят в дворники или садовники, или грузчики, если вообще куда-нибудь определят – а ему так нравилось участвовать в очередном воссоздании городских стен. Растет Эсджей, растет, расползается по свету – и будет так вовеки веков.