Через пятнадцать минут после того, как Мачо перешагнул порог ресторана, они подозвали самурайшу и расплатились. Самурайша передала им бумажный пакет с надписью «Chiang Mai Restaurant» и два тяжелых кожаных плаща. Блондины встали, обнаружив без малого по два метра росту на брата. Теперь они напоминали героев голливудского боевика «Харлей Дэвидсон и ковбой Мальборо»: те носили похожие плащи, от которых отскакивали пули. Только в реальной жизни ни рост, ни пулезащитная одежда, ни физическая сила, ни боевые навыки не могут спасти от внезапной атаки разъяренного гремучника.
      Мачо сделал еще глоток. Чай густо отдавал сливочным маслом и дымом бамбука.
      Блондины вышли на улицу и, остро осмотревшись по сторонам, сели в черный «Мерседес» и выехали со стоянки. Мачо прервал чаепитие, положил на стол деньги и выскочил к своему зачуханному «Форду».
 

* * *

 
      Все пошло не совсем по плану, но так бывало почти всегда, и Мачо к этому привык. По плану оба дружка-блондина из «Чанг Мэй» уже должны были примерять смоляные робы в аду. Но они еще жили, и жили неплохо… По их собственному, конечно, разумению. Вначале долго кружили по городу, заходя в разные офисы и мелкие фирмы либо встречаясь с какими-то людьми, которые выходили прямо к «Мерседесу» и подавали что-то в проем окна, над приспущенным тонированным стеклом. Потом заехали за довольно потрепанной, но броско одетой девицей, потом за другой, такой же. В палатках у метро накупили водки и закуски.
      Мысленно вычерчивая маршрут, который они вместе проделали по городу за последние два с лишним часа, Мачо видел бессмысленные петли, росчерки и зигзаги… Как будто кто-то расписывал ручку на карте Москвы. Или обеспокоенный гремучник кружил по песку пустыни Мохаве… А может, гремучник рыскал по Москве? Ведь в мире все так перепутано… Но вот постепенно линия спрямилась, протянувшись на юго-запад. У гремучника появилась цель. Скорость «Мерседеса» возросла, Мачо с трудом удерживался «на хвосте».
      На подъезде к Юго-Западу «Мерседес», не снижая скорости, свернул с проспекта Вернадского вправо, между высотками, выстроенными еще в начале восьмидесятых. «Форд» гудел, скрипел и натужно дрожал. Вряд ли он долго выдержит эту гонку.
      И точно – банка глушителя отвалилась на «лежачем полицейском». Мачо видел в зеркале заднего обзора, как проржавевший кусок железа, подпрыгивая и высекая искры из асфальта, покатился к разделительной линии. Серая «Волга», что шла в нескольких метрах позади, притормозила, клюнув решеткой радиатора, и опасно вильнула задней частью.
      – Упс-с, – пробормотал Мачо и придавил педаль акселератора. Под днищем, где-то под самым сиденьем, яростно загрохотали отработанные газы.
      …Его догнал раздраженный сигнал «Волги», но Мачо больше не отвлекался. Друзья-блондины мчались, как пожарные на вызов. Дома расступались и снижали этажность – наверняка скоро здесь все снесут, и грянет большая стройка.
      На кривоватой кустарной стрелке с надписью: «Гаражный кооператив „Калина“» – вороной штутгартский жеребец резко взял вправо и съехал с раздолбанного асфальтового покрытия на желтую, укатанную тырсу, будто приехал в дачный поселок. На неровной дороге ему пришлось сбросить скорость, а Мачо вообще остановился перед поворотом, чтобы блондины не увидели его в зеркале. Через пару минут, отпустив «Мерседес» на приличное расстояние, он двинулся следом.
      Вскоре Мачо понял, что тырсовая дорога ведет в типичный для крупного российского города «кар-виллидж» – эдакий трущобный поселок из приземистых кирпичных, железных и бетонных коробок гаражей. Здесь течет своя жизнь, здесь с утра до ночи копаются во внутренностях изношенных, но любимых «Жигулей» пенсионеры, здесь зашибают трудовую копейку карбюраторщики, электрики, кузовщики и прочие автоспециалисты узкого и широкого профиля. Здесь играют в карты и домино, пьют водку с пивом, сюда привозят проституток и нетребовательных любовниц, здесь перебивают номера угнанных автомобилей, прячут оружие и краденые вещи, а иногда и скрывают заложников.
      Проехав поднятый шлагбаум, «Мерседес» остановился у напоминающего крепость двухэтажного бетонного гаража рядом с вагончиком, над которым было написано «Шиномонтаж». Из гаража выскочил парень, почти такой же комплекции, как блондины. Он расцеловался с приехавшими братанами, похлопал по задницам не очень возмущающихся дам. Мачо медленно проехал мимо, чуть опустив стекла и безразлично глядя перед собой. Но увлеченные встречей блондины не обращали внимания на прекрасно вписывающийся в окружающий пейзаж убитый «Форд».
      – А где ребята?
      – Слон с Валерой снизу поднимутся, да и Славянин обещал подтянуться…
      – С телками?
      Больше Мачо ничего не услышал. В зеркальце он видел, как, выгрузив из багажника спиртное и закуску, все скрылись в бетонной крепости. Он проехал до конца гаражной улицы, где возле остова двадцать первой «Волги» ожесточенно спорили четверо крепко выпивших небритых мужиков. Потом развернулся, на первой передаче прокрался назад и, прижавшись вправо, припарковался у запертых ворот скромного железного гаража. Отсюда, не привлекая внимания, можно было наблюдать за воротами находящейся в полусотне метров двухэтажной крепости. Гремучник занял место за спиной охотников.
      Мачо осмотрелся. В сотне метрах слева тянулся бетонный забор гаражного массива с проволочной оплеткой поверху, над ним виднелись погружающиеся в сумерки силуэты многоэтажек. На пространстве до забора царил первозданный хаос из высохшей жесткой травы, чахлых топольков и мусора. Рядом с самой большой мусорной кучей стояла неожиданная здесь обшарпанная трансформаторная будка. Неподалеку вытарчивала на метр из земли грязно-серая бетонная коробка с высокой горловиной колодца наверху. Мачо не знал, что это заброшенный тепляк магистральной теплотрассы из центра, отключенной в конце восьмидесятых, когда на Юго-Западе отгрохали новую ТЭЦ.
      Откинувшись на спинку скрипучего сиденья, Мачо вынул из карманов две гранаты «Ф-1» со следами ржавчины на ребристых осколочных рубашках. Осколки «эфки» разлетаются на двести метров, и это Мачо хорошо знал. В замкнутом пространстве бетонной коробки эффект должен быть ужасающим. Скоро эти ржавые чугунные квадратики нашпигуют сильные тела членов таинственной «Десятки» и выпустят из них кровь, выпитую водку, неиспользованную, а может, оставшуюся сексуальную энергию, жизненную силу и вредоносную эмана– цию, присущую тому образу жизни, который они выбрали. И случайные девушки попадут под раздачу, но это не имело никакого значения – при решении серьезной задачи с осложнениями не считаются. Как здесь говорят: «Лес рубят – щепки летят!»
      Мачо вспомнил Фоука – начальника русского отдела: тот тоже знал много поговорок страны, против которой работал всю жизнь. И подумал, что его нынешняя, неожиданная командировка совершенно не подготовлена. Он уже давно отошел от дел, он забыл тонкости разговорной русской речи, он отстал от происшедших здесь за прошедшие годы перемен, перед заброской он даже не прошел необходимой шестимесячной подготовки… По большому счету, это была чистая авантюра!
      Он отогнал ненужные мысли: сейчас они только мешали и отвлекали от главного. А главным было устранить людей, мешающих Лешему, войти к нему в полное доверие и с его помощью проникнуть под Кремль!
      Положив гранаты под руку, Мачо расслабился и приготовился ждать, пока веселье и спиртное расслабят блондинов и их друзей – именно тогда наступит подходящий момент… Краем глаза он заметил какое-то движение слева: между мусорными кучами и хилыми топольками от бетонного тепляка шли два человека. В камуфляжных натовских комбинезонах, высоких ботинках, с рюкзаками за спиной – они были похожи на охотников или геологов, только без ружей или молотков на длинных ручках… Откуда они взялись?
      Но тут размышления Мачо прервал какой-то шум. Мимо, крича и ругаясь, пробежали несколько мужиков. На глазах ошарашенного американца преследователи догнали преследуемого, и в нескольких метрах от «Форда» закрутилось колесо пьяной драки. Мачо насторожился: это похоже на традиционную ловушку контрразведки… Но все быстро кончилось: двое дерущихся, с разбитыми в кровь лицами, побежали обратно, а третий остался стоять, прижимая руки к животу и бессмысленным взглядом рассматривая торчащую между ладонями рукоятку ножа. Потом он ничком повалился на пыльную тырсу.
      Из вагончика с надписью «Шиномонтаж» выскочили два человека, они показывали пальцами прямо на Мачо, один лихорадочно звонил по телефону. Откуда-то появились мужчина и женщина средних лет, наклонились над раненым, потом женщина подбежала к «Форду», нервно постучала кольцом по стеклу:
      – Аптечку! Дайте, пожалуйста, аптечку! – По ее возбужденному лицу стекали капли пота, губы мелко дрожали.
      – У меня нет аптечки, – сдержанно ответил Мачо.
      – Как нет?! Должна быть! Как же вы техосмотр прошли?! – возмутилась женщина. – Ведь Петя может умереть!
      Вокруг собирались люди. Многие неодобрительно смотрели на прижимистого хозяина «Форда».
      – Откройте багажник! – настаивала женщина.
      – Открывай, не жмотничай! – поддержал ее угрюмый мужчина с густыми черными бровями.
      – Давай, а то сами откроем! – тоненьким голосом рявкнул низкорослый человечек в замызганной кепке.
      Обстановка накалялась.
      – Что ж, посмотрите, если не верите…
      Мачо вылез из машины и открыл багажник. Аптечки там действительно не было. Зато лежали пять вырванных «с мясом» автомагнитол.
      – Ух, ты! – охнули стоявшие полукругом автолюбители. – А это что у тебя?
      – Я чиню магнитофоны, это мой бизнес, – поспешно сказал Мачо и уселся за руль. – Сейчас я привезу врача, тут один живет рядом…
      Он медленно тронул с места и аккуратно объехал собравшуюся толпу.
      – Стой! – всполошился чернобровый. – Знаем мы таких бизнесменов! У меня на той неделе всю панель раскурочили и новенький «Пионер» свистнули! Показывай, что у тебя там!
      Мачо нажал акселератор. Двое в комбинезонах как раз заходили в двухэтажный гараж. Оттуда вырывались веселая музыка, смех и женское повизгивание. Впереди выла сирена и мигал синий маячок милицейской машины. Мачо увеличил скорость.
 

* * *

 
       24 октября 2002 года, Москва
      Они никуда не торопились. Да и вопросов у них было не так уж много. Хорь молчал, настороженно рыская взглядом по сторонам. Говорил Леший. Он знал, что это может оказаться последняя речь в его жизни, и старался говорить ярко и убедительно. Он подробно описал абандонд, где спрятаны николаевские рубли… а также четыре царскосельские иконы в золотых и серебряных окладах и чья-то заначка военной поры с двадцатью тремя золотыми коронками, которую он обнаружил прошлой осенью в Башиловской промоине…
      Неверов переглянулся со своими. У него было погрузневшее тело атлета, бледное лицо и губы цвета сырого мяса. Здоровенный блондин по прозвищу Самокат, сидевший у сдвижной дверцы и заталкивающий в рот последний кусок кальмара из тайского ресторана, многозначительно кивнул. Второй блондин, по кличке Ломоть, прищурился. Башиловскую промоину они хорошо знали.
      Хорь мало что расслышал, но у него все равно отвалилась челюсть. Он ничего не знал про их план, который Миша назвал «Удар гремучника». И чего ему дался этот гремучник? Где он его видел? Впрочем, ладно, сейчас не до того…
      Их взяли у дома Лешего. Точнее, Леший подставился у своего дома. Потом, когда их затащили в наглухо зашторенный микроавтобус, он задумался: правильно ли он сделал?
      Не выйдет ли эта хитрость боком? Играя в поддавки, легко проиграть, особенно если противник настроен на выигрыш без всяких правил…
      – Я вас проведу и открою тайник, – добавил Леший. – И конечно, вы должны дать слово, что… Короче, что мы останемся в живых!
      Три здоровяка переглянулись. Они могли натянуть ему на голову пакет, и он бы подробно и обстоятельно расписал, где именно находится абандонд, и даже схемку бы точную набросал. Но неверовцы вели себя на удивление корректно. Может, оттого, что пакет можно накинуть и в абандонде, а может, им еще что-то от него нужно. Они даже изобразили удивление: да, конечно, о чем разговор, мы и не собирались! Мы что, похожи на убийц? Гы-гы-гы. Живите на здоровье, пацики!
      Сознание Лешего (или подсознание?… или – что там находится под ложечкой?) лихорадочно металось, пытаясь угадать на лицах Неверова со товарищи хоть слабые приметы того, что эти тираннозавры говорят правду. Нет, не чистую правду, конечно, но хотя бы на пятьдесят процентов. Что им с Хорем не пустят по пуле в затылок, сразу, как только они спустятся под землю. Но их старший настроен вроде бы миролюбиво…
      – У меня к вам еще одно дело. – Неверов наклонился вперед и заглянул Лешему прямо в глаза. – Меня интересует четвертый уровень. И я знаю, что вам известна точка перехода.
      Вот в чем дело! Леший никак не отреагировал и продолжал слушать.
      – Если вы покажете точку перехода, то я прощу вам кражу наших монет. Можете вообще оставить их себе: и монеты, и иконы, и все остальное…
      То, что билось под ложечкой, провалилось куда-то вниз. Эти люди мало похожи на меценатов… Значит, решили их убить и сейчас усыпляют бдительность… Успеет ли Миша вмешаться?
      – Покажу, – кивнул Леший, ничем не выдавая охватившего его смятения. – Это недалеко от тайника. Только там спуск тяжелый. Да и глубина запредельная, дышать почти совсем нечем.
      Детали придают достоверность любому рассказу. Неверовцы переглянулись, в глазах блеснул интерес.
      – Ничего, мои парни тренированные, – сказал Неверов. – Поехали на «закидку».
      – А чего ехать? – пожал плечами Леший. – Тут и закинемся. Из моего подвала!
      Хорь надсадно закашлялся, уставившись на друга вытаращенными глазами: мол, ты что, совсем с катушек съехал?!
      Неверов усмехнулся.
      – Вот почему ты нам не попадался… Хитроумный пацик… – но тон у него был не уважительный, а снисходительно-презрительный. Дескать, как ни хитрил, а попался, никуда не делся!
      Первым из микроавтобуса выпрыгнул Неверов, потряхивая огромными ляжками и оглядываясь по сторонам. Темная улица была пустынной. Рядом стояли еще два бойца с широкими лицами, округлыми плечами и в свободных куртках.
      – Берите сумки и вперед! – приказал он, потом повернулся лицом к дверному проему, и, словно подчиняясь его мысленному приказу, из салона выкарабкался Хорь с заплывшим глазом и скотчем на запястьях. Он выпрямился и покачнулся.
      – Идем, пацик, идем… Только без глупостей!
      Неверов жестко взял его под руку, упер в бок острие длинного ножа с обоюдоострым клинком и повел к подъезду.
      – Следующий пусть выходит! – приказал он напоследок.
      – Слыхал, гном? Пошел! – приказал Самокат.
      Леший, чьи руки тоже были обмотаны скотчем, передвинул зад к краю сиденья, выбросил ноги наружу. В этот момент Самокат сильно ударил его каблуком по почкам.
      Леший вылетел на асфальт и некоторое время мог только беззвучно корчиться от боли. Первой мыслью, которая пришла, когда боль отпустила, было: «Распаляются. Значит, будут убивать». Люди Амира тоже не убивали сразу, на раз-два… Сперва делали «обкатку». Безоружного человека убить не так уж просто, надо сперва разозлить себя, уверить, что этот скулящий, доставучий кусок говна не заслуживает ничего, кроме смерти. И только потом…
      Он видел, что Самокат с Ломтем, два белоглазых крепыша, похожие друг на друга, как братья-близнецы, стоят рядом наготове, ждут, когда он начнет подниматься. Но лежать смысла нет, не отлежишься… И он поднялся – сперва в партер, потом на колени. Потом кое-как выпрямился. Они так и не ударили.
      – Зачем деретесь? – громко спросил он. – Вас пятеро, нас двое. И все идет по плану, как договорились. Зачем ногами махать?
      Это было сказано для Миши. В кармане у Лешего лежал включенный мобильник, и на другом конце связи Миша слышал каждое произносимое здесь слово. Теперь он знает, что «закидка» пойдет через подвал и что противников пятеро. Только что толку с этого знания? Миша ему не сват, не брат и не родственник, даже не армейский дружбан, с которым полпуда соли съели. Так, случайный знакомый… И проще всего ему сейчас спокойно свалить в сторону, оставив шапочного знакомого один на один со своими проблемами. Раньше эта простая и логичная мысль не приходила ему в голову. А теперь пришла. И от этой мудрой мысли Леший похолодел.
      Впереди маячили Хорь и Неверов, похожие на мирно беседующих приятелей. Заходя в подъезд, Неверов обернулся и что-то крикнул. Лешего подхватили под руки и потащили к колодцу. Еще двое несли огромные сумки с «залазной» одеждой.
      Вообще-то Миша производит впечатление серьезного человека. И глаза у него стальные, и с оружием он обращается уверенно… Тогда получается, что Леший ведет всех этих олухов на убой, как козел-провокатор на мясокомби– нате… Это не открытый бой, это изощренное коварство, как у тех, в горах…
      – Думаешь, я ее не натянул? – гаденьким шепотом вдруг дунул в ухо Самокат.
      Леший, не поворачивая головы, осторожно скосил на него глаза – спятил, что ли? – и увидел расплывчатое грязно-розовое пятно, напомнившее ему подбрюшье какой-то домашней скотины.
      – …Думаешь, он тоже в сторонке стоял? – Самокат показал на Ломтя, и Ломоть с готовностью осклабился. – Так знай, козлик… Два часа, по очереди, в два смычка… Она чуть наизнанку не вывернулась… даже обоссалась! Понял? То-то…
      Тут до Лешего дошло, что Самокат, видно, просто перепутал его с Хорем… и толкует о Ритке, Хоревой подруге.
      «Ладно, – подумал Леший. – Ладно. Распаляйтесь, гады, дрочите на свои воспоминания. Хорошо, что перепутали. Хорь никогда ничего не узнает – и то польза…»
      Если его и начинали мучить угрызения совести, то сейчас они бесследно исчезли.
      В подвале неверовцы распаковали сумки и накинули поверх обычной одежды оранжевые, с черными разводами, комбезы. Высокие шнурованные ботинки они носили всегда.
      – Давайте руки, – приказал Неверов и острым ножом, тем самым, что упирал Хорю в бок, разрезал скотч на руках диггеров. Те тоже надели комбинезоны и взяли фонари.
      – Значит, так, – сказал Неверов, когда все сгрудились у узкого лаза в тоннель теплоцентрали. – Я вас, гномов, хорошо знаю. Поэтому идти тихо, не дергаться, не шуметь. Подлянок не готовить, в метановые мешки не заводить. Шутить с вами не буду. Бомжей дохлых находили? То-то! Если что – пальну в брюхо и оставлю подыхать под землей. Все ясно?
      – Да, – сказал Леший.
      Неверов повернулся к Хорю. У того вытянулось лицо, видимо, он представлял, каково это – лежать в сыром тоннеле с простреленным брюхом.
      – Чего ж тут неясного, – очнулся Хорь. – Конечно, ясно!
      Неверов презрительно сплюнул. Он был очень доволен.
      «Вот и замкнулся круг, свилась веревочка. Как говорится, правосудие восторжествовало… Егорка Сивый, гнида, сволочь… и кассир группы по совместительству, видно, думал, что объегорил всех, закрыл навсегда за собой дверь… когда в одно прекрасное утро исчез, испарился, прихватив с собой богатую казну „Десятки“. Мама родная, там серебра одного только было тысяч на шестьдесят долларов – и это если считать на чистый вес, без учета коллекционной ценности!… Никто уже не узнает, куда он собирался рвануть со всем этим добром, какому идиоту собирался сбагрить его…»
      Неверов сплюнул и растер плевок тяжелым ботинком с рифленой подошвой.
      «Из Москвы Сивый, видимо, так и не уехал: сесть в самолет на Франкфурт, имея при себе полцентнера драгметаллов, согласитесь, довольно сложно… И ни один из московских скупщиков не позарился на его сокровища, – да иначе и быть не могло, кому ж охота наживать себе проблемы? Какое-то время Неверов поджидал его в коллекторе на Малой Пироговской, где у Сивого в незапамятные времена был личный тайник, поджидал, да не дождался… И уже поверили было, что удалось иуде каким-то образом ускользнуть, выкрутиться… Но оказалось, есть справедливость на свете – не ускользнул. Раз объявились все-таки „николашки“ на Пироговке… Так ведь? Сколь веревочке ни виться, а конец будет. И любой, кто наложит лапу на казну „Десятки“, не уйдет, сгинет, как сгинул Сивый, как сгинут вскоре эти два придурка. Только они должны открыть лаз на четвертый уровень. Это куда важней всего остального…»
      – Раз ясно – дышите носом, только тихо. Двинули. Таран и Косой первые, затем Ломоть…
      Четыре фигуры в нарядных комбезах умело ввинтились в узкий черный лаз.
      – Теперь вы оба, – сказал Самокат.
      Увидев, как вдруг замер, оценивая обстановку, Леший, как напрягся Хорь, Самокат ухмыльнулся и покачал пистолетом на уровне их лиц.
      – А вдвоем на одного – нече-естно… Лезьте вперед, гномы!
 

* * *

 
      Мачо шел без света, лишь на минимум включив инфракрасную подсветку. Сквозь тяжелые очки были видны голубоватые стены, неровный пол тоннеля, темные фигуры впереди с яркими голубыми шарами фонарей. Когда расстояние сократилось, он стал ступать осторожнее. Тяжелый ППШ болтался за спиной, на кулак был намотан прочный синтетический шнур… Пятеро противников – это много. Тем более, четверо идут впереди диггеров. Значит, надо на ходу менять план и ждать удобного момента.
      Через полкилометра трасса начала разветвляться, он едва не потерял из виду свет фонарей. Когда группа дважды свернула на коротком участке, он понял, что медлить нельзя.
      Мачо остановился у последней развилки, поднял камешек и швырнул вслед уходящим. Из тоннеля донесся отчетливый сдвоенный стук. Шаги впереди стихли. После нескольких мгновений настороженной тишины послышались возбужденные голоса. Спорят. Сейчас одно из двух: либо попытаются скрыться, либо будут выяснять, в чем дело. Вот только с двумя заложниками не очень-то скроешься… Так что и нечего спорить.
       Идите к папочке.
      Прошла минута. И еще минута.
      Мачо застыл. Ухо уловило тонкие колебания воздуха на самой грани слышимости: оттуда, из сопрягающегося тоннеля, кто-то приближался, крался на цыпочках, кто-то очень осторожный, кто-то очень опасный. Точнее, это он сам считал себя осторожным и опасным. Мачо прижался спиной к стене и чуть заметно улыбнулся: этот «кто-то» явно не хлебал желтой воды Меконга и не охотился за «героиновыми менеджерами» в сиракузских каменоломнях. Он размотал шнур и свернул его петлей.
 

* * *

 
      – Ну, и где он? – негромко поинтересовался Неверов.
      Самокат еще раз нажал кнопку вызова, словно все дело было именно в кнопке. Мощный переносной ретранслятор, установленный в микроавтобусе, до сих пор верой и правдой служил им, обеспечивая бесперебойную связь на расстояниях и глубинах в несколько раз больших, чем здесь. Но сейчас Ломоть не отвечал.
      – Не знаю. – Самокат добросовестно потряс трубку и даже врезал по ней ладонью. Не помогло.
      – Ломоть!! – крикнул он уже по-простому, без всяких раций.
      – Заткнись, – так же негромко приказал Неверов.
      Его фонарь освещал грязную, в выщербинах, кишку тоннеля, по которому Ломоть пять минут назад ушел, чтобы определить источник странного звука. Свет отражался от мутного ручейка грунтовых вод, стекающих сюда через разломы и трещины в бетонной скорлупе, рисовал на камне быстрые нервные линии. Очень быстрые и очень нервные.
      Дело в том, что Ломоть был одним из самых опытных бойцов «Тоннеля»… он натаскивал таких сопляков, как этот Самокат, он кулаком и сапогом вбивал им простые и сложные подземные истины… Он…
      Да, и у него был с собой ПМ.
      Он не мог пропасть без звука.
      Разве что глотнул окиси углерода или провалился в промоину.
      – Таран, найди Ломтя! Аккуратно, приготовь оружие!
      Таран расставил напружиненные руки и, выставив вперед пистолет, механической походкой двинулся в темноту. Сейчас он был похож на робокопа. Неверов направил фо– нарь в его напряженную широкую спину. Но луч не бесконечен, и вскоре вооруженная машина для убийства растворилась в темноте. Только тревожно прыгающее пятно света обозначало его местоположение. Но вдруг и оно исчезло. Наступила зловещая тишина.
      – Таран! – крикнул Косой.
      – А-а-а-н… – откликнулось безразличное эхо.
      Неверов внимательно слушал, но больше ничего не услышал. Тогда он схватил Хоря за шиворот, подсечкой сбил на колени, вцепившись в волосы, задрал ему голову и упер пистолет в темя.
      – Эй, там!! – проревел он в пустоту. – Сейчас я вашему пацику вышибу…
      Что именно он собирался вышибить Хорю, никто не узнал.
      Леший с криком: «Мочи!» – внезапно повалился на холодный сырой бетон. Раздался непрерывный грохот, будто заработал проходческий щит или включился авиационный двигатель. Тьма, только что поглотившая Ломтя и Тарана, расцветилась яркими крестообразными вспышками красно-желто-зеленого огня. Плотный рой желтых, красных и зеленых светлячков со свистом помчался по тоннелю.
      Неверов вздрогнул и запнулся. Самокат, который стоял чуть сбоку и сзади, придерживая Лешего, почувствовал, как ему в щеку ударилось что-то мягкое и горячее, какая-то слизь… которая, быть может, хранила в себе окончание фразы. Лязгнуло железо, послышался негромкий всплеск – упал пистолет. Неверов покачнулся, как пьяный, выбросил вбок руку и, шаркнув по бетону ногтями, рухнул на спину. Самокат услышал плотный звук, с каким голова Неверова врезалась в пол.
      Самокат не мог поверить.
      Нет, так не бывает… Его бывший командир, нынешний босс и атаман, человек из легированной стали – лежит в грязной воде с черной дыркой во лбу, словно куча хлама… Самокат, все еще находясь в ступоре, повернулся к Лешему, словно хотел прочесть у него в глазах ответ: так это все на самом деле или я просто сплю?
      Но, повернувшись, он Лешего почему-то не увидел. Зато увидел Косого, голова которого медленно разлеталась на куски, как арбуз, по которому сильно ударили бейсбольной битой. А в следующее мгновение на затылок ему обрушился страшный удар. Сквозь огненно-оранжевый всплеск боли перед глазами Самокат с удивлением увидел, как стремительно приближается дно грязного ручейка, окрашенного бурыми змейками крови, которая гораздо, гораздо чернее любой самой грязной грязи.
      Тьма продолжала грохотать, а свистящие светлячки продолжали лететь, щелкая об стены и с визгом рикошетируя. Потом все смолкло.
      Хорь, как и Леший, лежал в мокрой грязи, закрыв голову руками. Когда наступила тишина, он снова стал на колени и замер, словно актер в немой сцене, тараща глаза в темноту зала. Леший встал, отряхнулся и содрал с головы Самоката заляпанный кровью «коногон».
      Луч света выхватил приближающуюся фигуру – с маской на лице и огромными глазами, торчащими вперед, как объективы фотоаппаратов. Под мышкой был зажат автомат ППШ.
      – Твою мать! – выругался Хорь. – Это что такое?!
      – Здорово, Миша! – радостно воскликнул Леший и бросился навстречу фигуре. – Отлично сработано!
      Фигура сняла инфракрасные очки, и они с Лешим крепко обнялись.
      – Ты что, Лешак, умом тронулся?! – еще громче выругался Хорь. – Кто это такой?!
      – Кто, кто! Партизан из аджимушкайских каменоломен! – с нервным смешком произнес Леший.
 

* * *

 
       26 октября 2002 года, Москва
      С утра старшего оперуполномоченного Евсеева вызвал к себе полковник Кормухин. Не сказать, чтобы неожиданно, – Юра чувствовал, что тучи сгущаются и начальник от– дела вот-вот затеется чинить расправу. Когда случаются ЧП, руководители всегда отыгрываются на подчиненных – «спускают пар», компенсируя собственные унижения от вышестоящего начальства и успокаивая нервы после перенесенных стрессов. Закон жизни. И смерти, кстати… Именно поэтому начальники и живут дольше подчиненных. Выпустил пар, успокоил нервную систему – и опять как огурчик! А тот, кому негативные эмоции выпускать некуда, накапливает их в себе, носит в сердце, бесконечно повторяет в памяти, зацикливается, переживает… Бац! – и готов инфаркт, инсульт, язва желудка или еще какая-нибудь гадость…
      Сейчас момент для расправы настал самый подходящий. Лубянка четвертые сутки стоит на ушах, с тех самых пор, как оборвалась чечетка во втором акте «Норд-Оста», на сцену выбежали террористы с автоматами и начался совсем другой спектакль. Такого ЧП еще не было!
      Три дня Контора напоминала проснувшийся вулкан: все клокотало, пахло жареным, коридоры то наполнялись возбужденными, охрипшими людьми, то вдруг пустели, вымирали, до вечера, когда проводились оперативные совещания на всех уровнях – начиналось с обсуждения у Президента, а потом волна тревоги, новостей, «накачек» и скорректированных планов скатывалась вниз: захлестывала штаб антитеррористической операции, падала на Коллегию и директора, потом на начальника Управления и, наконец, обрушивалась на отделы, то есть непосредственных исполнителей.
      Ранним утром 24-го, кажется, числа Юра неожиданно встретил в уборной Иосифа Кобзона – хмурого, в непривычных свитере и джинсах, яростно трущего намыленные руки над умывальником. Юра поздоровался, Кобзон поднял глаза в зеркале, молча кивнул. Дежавю какое-то…
      Вечером двадцать третьего октября, когда информация о захвате Театрального центра еще не попала в СМИ, но сотрудники уже получили оружие и бронежилеты и ожидали приказов, не зная, во что выльется беспрецедентная бандитская акция, Юра позвонил завзятой театралке Шурочке. Дома ее не оказалось, трубку подняла мама, от которой добиться чего-то было невозможно. На вопросы «где?» и «с кем?» отвечать она не стала, ядовито заметив, что считает это негигиеничным, и вообще собиралась швырнуть трубку.
      – Дозвонитесь ей обязательно! – крикнул обеспокоенный Юра. – Слышите? Пусть возвращается домой и никуда не выходит. И пусть позвонит мне! Обязательно!
      – Это что-то новое, молодой человек! – холодно ответила несостоявшаяся теща. – Почему вы вдруг позволяете себе командирский тон?! Лучше постарайтесь осилить Кафку. Это нужно не нам, а вам самому…
      – Да потому…
      Капитан Евсеев осекся. Никаких разъяснений он делать не мог. Поэтому постарался компенсировать умолчание многозначительными интонациями.
      – То, о чем я прошу, тоже нужно не мне, а вам, – самым солидным и веским тоном, на какой был способен, сказал он, надеясь, что до родительницы дойдет вся серьезность положения. Ведь после размолвки он ни разу не звонил бывшей будущей родственнице. – Пусть Шурочка возвращается домой и сразу со мной свяжется!