…«11.59.49», «12.00.00»…
      Наконец-то! Черные мечи и стилет, слившись, вонзились в цифру двенадцать.
      Человек переводит взгляд на желто-черный шлагбаум у въезда на территорию. Ничего. Смуглый охранник в стеклянной будке лениво зевает. На нем оливковая форма с неким подобием погон.
      Даже самые точные атомные часы в метрологическом центре Женевы не гарантируют от случайностей: автомобильных пробок, аварий, человеческой необязательности, сердечных приступов, наконец… Иногда все действительно решает каждая секунда, сегодня, к счастью, имеется допустимый люфт…
      К шлагбауму подъехало такси. Человек в «Фольксвагене» прильнул к маленькому биноклю и убедился, что рядом с водителем сидит Боло. Охранник кивнул и поднял шлагбаум, такси проехало к рецепции.
      Следом подкатил открытый красный джип «Сузуки». Желто-черный барьер оставался неподвижным до тех пор, пока сидящий за рулем молодой европеец не показал бордовую карточку постояльца «Джейлана», - только после этого «Сузуки» был пропущен на территорию.
      Сразу же за ним в полосатую рейку уткнулась носом серебристая «Дэу Нубира» с тремя усатыми аборигенами. Человек в «Фольксвагене» увеличил резкость своего бинокля. Полный солидный турок, перегнувшись через водителя, показал охраннику какое-то удостоверение. Тот почтительно вытянулся и вздернул шлагбаум так резко, как удачливый рыболов, подсекающий тяжелую дораду. Значит, это и есть те, кто следят за Боло, а толстяк у них старший!
      Человек в «Фольксвагене» удовлетворенно кивнул и перевел бинокль на вход в отель. Боло расплатился с таксистом и неторопливо двинулся в сторону пляжа. На нем был тонкий летний костюм, подобающий крупному чиновнику. И держался он довольно уверенно, как обычно. Молодец!
      Человек посмотрел на часы. Двенадцать ноль три. Операция началась, причем в пределах допустимого «люфта». Наблюдатели запарковали свою «Нубиру», внешне неторопливо выгрузились наружу и неспешно двинулись следом за объектом. По устоявшейся привычке человек вычленил броские приметы внешности каждого и тут же обозначил их прозвищами. Старший - грузный, с заметным брюшком и расширяющимся книзу лицом - Бегемот. Верткий, гибкий, с хищным взглядом и узкими черными усиками - Скунс. Тот, что пониже, - круглые, глубоко посаженные глаза, развитая нижняя челюсть, - конечно, Бульдог!
      Человека в «Фольксвагене» звали Грант Лернер, он был гражданином США, хотя в кармане у него лежал итальянский паспорт на имя Витторио Джотти. Впрочем, его фотографии украшали много паспортов, и сам он вряд ли помнил те имена, под которыми посетил почти все цивилизованные страны. Грант Лернер был специалистом по гриму, фальшивым документам и сложным оперативным комбинациям. Секрет успеха его операций - тщательный подбор «ключа» каждой: совокупности места, времени, обстановки, участников и тщательная проработка деталей. В сегодняшней эксфильтрации он тоже продумал все мелочи, начиная с той, что такси на территорию отеля пропускают беспрепятственно, а другие машины - нет. Он написал партитуру и подобрал состав оркестра. Теперь оставалось ждать окончания концерта… Грант откинулся на спинку сиденья. Он представлял, что должно происходить на арене секретной операции. И надеялся, что так все и происходит.
      Боло неторопливо шел по асфальтовой дорожке к морю. Справа и слева поворачивались автоматические гидранты, непрерывно поливающие ровно подстриженную зеленую траву и цветочные клумбы. Водяная пыль, как легкий туман, висела в раскаленном воздухе. По лужайке со смехом бегали дети. С моря шли девушки в купальниках, которые больше обнажали, чем прятали. Скунс обогнал его и шел впереди, Бульдог почти наступал на пятки, Бегемот держался метрах в десяти сзади.
      Боло было тридцать пять лет, и он находился в отличной физической форме, что учитывалось при выборе способа эксфильтрации. Сейчас смуглое лицо агента покрывали капельки влаги - то ли от нервного пота, то ли от брызг поливальных установок. Но независимо от происхождения капелек он, несомненно, нервничал. Трудно сохранить хладнокровие, когда каждое твое действие находится под контролем, а твое прошлое подвергается тщательному изучению. Настолько тщательному, что рано или поздно найдутся улики, которые могут отправить его в тюрьму на весь остаток жизни. И самое противное, что ничего поделать нельзя - остается только ждать, как ждет в загоне предназначенный для кебаба баран. Деваться ему некуда: наблюдение ведется круглые сутки. Вот и сейчас преследователи взяли его «в клещи»…
      Пляж был широким и чистым, с ровными деревянными дорожками, под грибками лежали загорелые мужчины и женщины, многие бултыхались в море… Слева аниматоры устроили какую-то дурацкую игру: отдыхающие с криками и визгами бегом носили воду в ладонях и наперебой наполняли красные пластмассовые ведра…
      Боло повернул направо. Он шел по деревянному настилу, чтобы песок не набивался в туфли. С одной стороны вытянулись в ряд ступни - большие и маленькие, ухоженные и не очень… С другой - головы: короткостриженые и с замысловатыми прическами, не стоящие на пляже затрат на укладку, но имеющие стратегический прицел на вечернюю дискотеку…
      Боло шел уверенно, привычным широким шагом. Цель его была замотивирована еще вчера вечером: по телефону он договорился с двумя приятелями о дайвинге на Песчаном острове. А утром позвонил самому известному организатору подобных развлечений Ахмеду - инструктору подводного плавания отеля «Интерконтиненталь Джейлан», тот согласился, но запросил триста долларов вперед. Сейчас Боло шел к Ахмеду оговорить детали и выдать ему аванс. И его преследователи все это прекрасно знали. Не знали они только то, что разговоры про дайвинг - обычная легенда прикрытия, камуфляж, дымовая завеса…
      За веревочным барьером черные улыбчивые аборигены устраивали катания на «бананах», выдавали напрокат водные велосипеды и гидроциклы, в большом, открытом с боков шатре сидели над своими аквалангами и гидрокостюмами инструкторы подводного плавания, еще дальше - в самом конце пляжа, любители острых ощущений летали на ярких парапланах.
      Ахмед, как и положено, находился в шатре, именно туда и двигался Боло. Словом, все шло по плану, именно такое развитие событий в наибольшей мере притупляет бдительность наблюдателей. Все трое благодушно любовались красивыми девушками в рискованных купальниках, расслабленно смотрели, как носятся на мощных «Ямахах» любители скоростных морских прогулок, как медленно покачивается на пологих волнах белоснежная яхта «Ориент», и, наверное, мечтали, что после ареста подлого шпиона смогут отдохнуть несколько дней на одном из таких красивых пляжей.
      А Боло не обращал внимания на прелести окружающей жизни, он смотрел на резервную «Ямаху» с желтым флажком, привязанным к длинной антенне. Флажок служил опознавательным знаком. На этой «Ямахе» инструктор Ахмед должен прийти на помощь, если кто-то из клиентов свалится со скутера, или заглохнет двигатель, или произойдет еще какая-нибудь неприятность, от которой не застрахованы даже надежные японские гидроциклы. Но опознавательный знак предназначался не для аварийных случаев, а именно для операции «эксфильтрация». Желтый флажок означал, что, вопреки обычной практике, бензобак скутера залит под завязку, ключ торчит в замке зажигания, а швартовый конец завязан так, что при первом же сильном рывке развяжется сам собой. Позаботиться обо всем этом и должен был Ахмед.
      Когда автомобиль стоит на месте, кондиционер не может работать на полную мощность. Грант Лернер сидел, обливаясь потом, в раскаленном «Фольксвагене», сердце колотилось, он смотрел на часы и прикидывал, подошел ли уже Боло на расстояние решительного рывка… Кроме того, он думал - не напутал ли чего Ахмед, заправил ли он «Ямаху» как надо, проверил ли двигатель, правильно ли завязал веревку… И внимательно ли следят с яхты «Ориент» за желтым флажком, чтобы вовремя среагировать, как предусмотрено планом…
      Как всегда в таких случаях, Грант чувствовал себя дирижером. Конечно, лучше всего, если бы он сам наблюдал, как развивается операция, и руководил ею - кричал в рацию на нерадивых, исправлял ошибки бездарных, подбадривал усердных. Словом, как настоящий дирижер, который мастерски управляет оркестром решительными взмахами тонкой, гладко оструганной палочки. Но так никогда не получалось. Его роль заканчивалась на моменте последнего инструктажа. Потом по его партитуре играли другие люди, и успех операции зависел уже от их способностей, воли, разума, смелости и физической силы, слаженности и умения работать на общий результат, даже если не подозреваешь, каким он должен быть…
      Двенадцать часов, двенадцать минут. На электронном циферблате эти цифры выглядели бы многозначительно, особенно когда количество секунд совпало с количеством часов и минут: «12.12.12» - периодичность, уходящая в бесконечность. По гражданской специальности Грант Лернер был радиофизиком и в студенческих конспектах много раз ставил знак бесконечности - лежащую на боку вытянутую восьмерку, совершенно не задумываясь над ее метафизическим смыслом. Уже занимаясь специальными операциями, он понял, кожей ощутил, что такое бесконечность и вечность: это значит, что тебя не убьют прямо сейчас и ты будешь жить бесконечно долго - практически вечно…
      Магия повторяющихся цифр напомнила, что кроме людей, которые выполняют его волю, всегда есть те, кто этой воле противодействует. Как поведут себя в решающий момент Бегемот, Скунс и Бульдог? Скорей всего, они растеряются и не смогут помешать агенту, именно на этом базируется весь план… А вдруг они схватят Боло или застрелят его при попытке к бегству? Конечно, это маловероятно, но теоретически такая опасность существует! «12.13.50». Вероятней всего, кульминация уже наступила или наступит в течение следующей минуты…
      И точно: то, что должно было произойти, - произошло точно в срок! Совершенно неожиданно для окружающих Боло рванулся к гидроциклу с желтым флажком, прямо в одежде вбежал в воду и, дернув швартовый конец, развязал узел.
      В партитуре Гранта Лернера это не было предусмотрено - лишняя трата времени: следовало сразу оседлать скутер и усилием его мотора освободиться от веревки. Но что сделано, то сделано. Боло потерял на незапланированной операции две секунды, потом, с усилием выпрыгнув из воды, запрыгнул на кожаное мотоциклетное сиденье и запустил двигатель. «Ямаха» взревела мощным мотором и рванулась вперед, оставляя за собой белый бурун взвихренной пены. На часах Лернера Гранта за это время медленно сменились десять цифр, отсчитывающих секунды.
      Но на берегу время текло по-другому: оно летело, как выпущенная из винтовки пуля. Скунс улыбался симпатичной белокожей девушке, явно только сегодня приехавшей, Бульдог застыл словно соляной столб, Бегемот схватился за сердце и медленно открывал рот, чтобы отдать команду, но никакая команда уже не могла изменить ход событий: вцепившийся в руль Боло выжал газ до упора, и скутер на максимальной скорости уходил в открытое море! Как и было рассчитано, никто даже не потянулся за оружием. Когда сотрудники тайной полиции пришли в себя, они схватились за мобильные телефоны, а старший группы нажал кнопку рации прямой связи с дежурной службой. Но это тоже было предусмотрено Лернером.
      Человек на яхте «Ориент» с двенадцати часов следил за желтым флажком и, когда он рванулся с места, включил направленный генератор радиопомех. Полицейские трясли свои радиопередающие приборы, хлопали по ним ладонями и кулаками, снова подносили к лицу: все безуспешно - связи не было!
      Гидроцикл с желтым флажком стремительно мчался к горизонту. Основная масса отдыхающих не обратила внимания на происшествие: они по-прежнему купались, загорали, пили коктейли и прохладительные напитки, флиртовали, играли в карты и нарды, читали книжки - на разных языках, но в одинаковых ярких обложках. Предусмотрительно отошедший в сторону Ахмед делал вид, что полностью увлечен смуглой итальянкой со жгучими, распущенными по плечам волосами и в полностью открывающих ягодицы стрингах. И только Бегемот, Скунс и Бульдог поняли, что произошла катастрофа, что небо обрушилось на землю и что ответственными за эту вселенскую катастрофу являются именно они!
      - Шайтан, куда это он?! Шайтан! Вы что стоите?! - кричал Бегемот, размахивая кулаками, в одном из которых была зажата рация.
      - Давай, поднимай самолеты! - вторил в унисон ему Скунс, только на одну октаву ниже.
      - Лучше вызвать на перехват пограничный катер! - по мере сил проявлял себя и Бульдог. Он был самым младшим по званию, и потому его голос был еще тише. - Но связи нет!
      - Связи нет! - подтвердил Скунс и виновато посмотрел на старшего группы. Но тот исчерпал свои командные возможности и молча смотрел вслед уходящему скутеру. «Ямаха» с желтым флажком все уменьшалась и в конце концов превратилась в почти неразличимую точку.
      - Бегом на рецепцию, там есть телефон! - Бегемот, наконец, вышел из оцепенения. - Хотя по открытой связи нельзя… Ладно, вперед, там разберемся… Никуда он не уйдет, шайтан, никуда!
      Троица полицейских нервной походкой направилась к зданию отеля. Ахмед сделал наконец вид, что обнаружил угон скутера, суетливо бросился в море, забежал по пояс и принялся размахивать руками и изрыгать проклятия. В остальном на пляже шла обычная жизнь. Только молодой турок в легких брюках и расстегнутой до пояса рубахе целенаправленно наблюдал за происходящим, хронометрируя развитие событий по наручным часам. Потом он неспешно двинулся к выходу с пляжа, а через несколько минут сел за руль белого «Фольксвагена» с тонированными стеклами.
      - Все нормально, босс! - почтительно доложил он. - Прошло семь минут, препятствий не замечено. Эти побежали звонить. Какие указания?
      - Спасибо, Абдулла, - сказал Грант Лернер и вытер потное лицо платком. - Давай в аэропорт.
      «Ямаха» развивает скорость восемьдесят километров в час. Через десять минут она выйдет из территориальных вод Турции… Все идет по плану. От Боло требуется только крепко сидеть в седле и держать курс строго на юг. Это просто, к тому же у него есть компас… А главное, что от него требуется, - это, выйдя в нейтральные воды, включить радиомаяк…
      - Они хотят поднять самолет и вызвать пограничный катер! - напряженным тоном сообщил Абдулла. - Сказали - никуда не денется!
      - Не бери в голову, - устало сказал Грант, закрывая глаза. Он не спал три дня. - На все воля Аллаха…
      - Да, это не так-то быстро делается, - вслух рассуждал Абдулла. - Самолет, корабль… Пройдет час, а то и два…
      Грант Лернер одобрительно кивнул. Ему нравилось, когда агент принимает происходящее близко к сердцу. Но Абдулла не знает плана всей операции, не знает и «ключей», в изобилии заготовленных ее разработчиком.
      Конечно, даже в нейтральных водах у беглого преступника мало шансов скрыться. Если он несется на скутере неизвестно куда, полагаясь лишь на судьбу и удачу, то гидросамолет и военные катера перехватят его через несколько часов. А если его подберет какое-нибудь судно? Ведь такое тоже может произойти, тем более что в этом районе очень оживленное судоходство…
      Как раз сейчас в двух милях от морской границы Турции движется на восток греческий сухогруз «Либерти»… А на запад идет русский танкер «Севастополь» с сорока тысячами тонн сырой нефти… Что уж говорить об американском эсминце «Непобедимый», задействованном в операции НАТО по предотвращению морского терроризма… Кстати, «Непобедимый» по случайному стечению обстоятельств именно в эту минуту лег в дрейф на траверзе Кемера, и специально подготовленный человек сидит за пеленгатором, который настроен как раз на частоту радиомаяка, спрятанного за пазухой у Боло… А территория военного корабля - это территория государства, под флагом которого он ходит. Азы международного права в данном конкретном случае подкреплены авторитетом США и орудиями эсминца… Так что волноваться за судьбу Боло нет решительно никаких оснований!
      - На все воля Аллаха, - повторил Грант Лернер и заснул.
      До аэропорта было полтора часа езды, и он хорошо выспался. Через три часа из аэропорта Анталья вылетел в Рим рейсовый «Боинг-747». Среди девяноста восьми пассажиров на борту находился и ничем не примечательный Витторио Джотти. Аккуратный, трезвый, с небольшой сумкой, наполненной обычными для морского отдыха вещами, с заранее заказанным билетом - он ничем не привлекал к себе внимания. И так было всегда.
 

* * *

 
       21 октября 2002 года, ближний космос
      …Прошло еще девяносто три минуты, за которые низкоорбитальный спутник видовой разведки «Лакросс» успел сделать новый виток вокруг земного шара. Там, внизу, за это время умерло чуть меньше шести тысяч землян и родилось чуть больше десяти тысяч, совершено около шестисот краж и зарегистрировано сейсмологическими станциями два землетрясения, к счастью, не превышающих два с половиной балла по шкале Рихтера. В Северной Африке из-за ошибки пилота «Боинга-747» случилась крупная авиакатастрофа, в Приморье вспыхнул широкомасштабный таежный пожар, а в Баренцевом море за эти девяносто три минуты успел сесть на прибрежную банку и развалиться на две части норвежский траулер… И еще много чего произошло на Земле.
      Но «Лакросс» не интересовался широкомасштабными стихийными бедствиями и страшными катастрофами, его внимание не привлекало строительство насыпных островов в Персидском заливе и возведение в Дубае самого высокого небоскреба в мире. Его не интересовали ни мягкий, изысканный Париж, ни строгий, чопорный Лондон, ни романтическая Флоренция, ни уникальная Венеция…
      Зато ровно в 16.32 по московскому времени, когда спутник проходил над широтой никому не известного поселка Колпаково, автоматически включился передатчик, и дежурный оператор Центра космической связи в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли получил через каналы стратегической спутниковой связи подтверждение: активация сканера проведена, сигнал устойчивый, работа идет в штатном режиме.
      Ветеран холодной войны «Лакросс» был размером с автобус «Икарус», весил тридцать тонн, а распахнутые крылья солнечных батарей придавали ему сходство с огромным самолетом и создавали иллюзию, что аппарат парит в безвоздушном пространстве, а не летит, как выброшенный из пращи камень. Со своей стодвадцативосьмикилометровой орбиты он взирал на умирающую подмосковную деревню с таким же самозабвенным интересом, с каким медитирующий буддийский монах рассматривает собственный пупок. Погружающееся в сумерки шоссе Е30, габаритные огоньки пробегающих по нему автомобилей - мощная оптика фиксировала мокрый серо-коричневый, как на полотнах старых голландцев, пейзаж.
      Колпаково - это тридцать пять дворов, половина из которых давно пустует: около полусотни жителей, зеленая будка сельмага, старый заброшенный мехдвор… И все, пожалуй. Со своей высоты «Лакросс» мог бы разглядеть даже двух alkachey, устроившихся с бутылкой самогона в закутке разваленного гаража: один задумчиво закусывал рассыпанными на треснувшей бетонной плите жареными семечками, а другой держал в руках надорванный лист глянцевого журнала, куда, скорее всего, эти семечки совсем недавно были завернуты, и читал вслух. Более того, «Лакросс» был в состоянии даже распознать этот текст, переведя его с русского на английский, попутно определив тип шрифта и способ типографской печати (что было практически недосягаемой задачей для колпаковских индивидов), - но ему и это не было нужно.
      «Лакросс» интересовала лишь спрятанная под шестиметровой толщей земли линия правительственной высокочастотной связи, а точнее - бетонный колодец у шоссе, где сигнал с этой линии снимался уникальным сканером, который в ЦРУ называли «патефоном Кольбана». «Пате- фон» накапливал информацию и по активирующему сигналу импульсно «выстреливал» ее на приемные устройства разведывательного спутника.
      Съем информации произошел практически мгновенно - быстрее, чем алкаш разгрыз и проглотил очередную семечку. Через полторы секунды оператор Центра космической разведки в пригороде Вашингтона отметил в журнале факт благополучного окончания сеанса связи и вышел в герметично закрытый и обеспеченный мощной вытяжкой отсек для курения. Если бы оператор знал, что этот сеанс окажется последним, он бы, возможно, отметил такое событие чем-то более существенным, чем «Мальборо-лайт»…
      А старина «Лакросс», которому, увы, не было никакого дела до колпаковского житья-бытья, выключил приемопередатчик и снова перешел в режим ожидания. О том, что именно его ожидает в самом ближайшем будущем, никто еще не знал.
 

* * *

 
       21 октября 2002 года, деревня Колпаково Московской области
      Основным источником разложения чистых душ по-детски наивных и неиспорченных селян чуть не стал мордатый московский бизнесмен Окорок, который приезжал на громадной, как дом, черной машине, угощал мужиков дорогущим импортным самогоном, купил двадцать соток огорода Феклы-кривоножки и собирался построить усадьбу с бассейном. Потом диковинную машину какие-то враги испортили: изрешетили из автомата, и заодно насмерть порешили самого Окорока, только и остались колпаковцам на память ощерившийся ржавыми арматуринами и заросший бурьяном бетонный фундамент, несколько квадратных бутылок из-под виски да стопка глянцевых журналов с завлекательными картинками и непонятными, будоражащими воображение текстами.
      - «…когда настала очередь малосольной севрюжьей икры в яичной скорлупе. А через десять минут одетый в черное трико официант принес тартар из лосося, горячий торт из камчатского краба и филе Сан Пьер Верди»… Слушай, что такое «тартар»?
      Кулёк поднял глаза и поверх замызганной журнальной страницы пристально посмотрел на Архипыча.
      - Это… н у, дрянь такая, типа томатного соуса, - опытный Архипыч, припоминая, пощелкал пальцами. - В общем отделе продается.
      - Ясно. Так, чё там дальше… «Копченый лосось, приправленный красным луком и каперсами, органично вписывался в русское меню, лишь деликатно напоминая о своем европейском происхождении кусочками корнсалата с оливковой заправкой…» Архипыч, а каперсы - это что?
      - Ну… Это такая… Маленькая. Как килька, - не моргнул глазом Архипыч. - В рыбном отделе.
      - И почему они так пишут? Вроде по-русски, а все непонятно, - покачал головой Кулёк. - А вот еще, слушай: «…Гранд Кюве делается из многочисленных лотов, что дает основания считать его более последовательным носителем традиций ассамблирования, заложенных еще Пьером Периньоном…»
      - Периньон - это гриб, - с ходу признался Архипыч. Он устал от бесплодных разговоров и, достав из-за пазухи бутылку с красной этикеткой «Джонни Уокер», выдернул затычку из плотно скрученной бумаги, бережно разлил жидкость цвета слегка замыленной воды по пластиковым стаканчикам. - Белый такой. Со шляпкой.
      - Не, постой. А тут почему-то написано с большой буквы, - заметил несоответствие Кулёк. И для верности перечитал еще раз: - Пе-ринь-он.
      - Не с большой, а с заглавной, - ловко перевел стрелки Архипыч. - Эх ты, бурлак! Пей вот, не звени.
      Кулёк, кажется, хотел еще что-то возразить, но постеснялся, поскольку Архипыч был полноправным хозяином этого старого мехдвора, имевшего в деревне Колпаково значимость древнеязыческого святилища. Хозяин и верховный жрец. За отсутствием у местных жителей традиции посещения ресторанов, кафе и бистро, все пьяные мистерии в деревне разыгрываются либо на задворках ветхих скособоченных изб, либо здесь, среди руин изгнанного еще в начале девяностых технологического Молоха, которому Демьян Архипович Лысько служил в лучшие свои годы, справляя должность помощника мастера.
      Но и сейчас жизнь продолжается: дымит в закутке самогонный аппарат, выполняющий роль жертвенника, да стоят, укрытые ветошью, канистры с соляркой, которую Архипыч приворовывает, пользуясь старыми связями. Обе жидкости пользуются спросом, и тянутся сюда, на старый мехдвор, клиенты из окрестных сел, подтверждая народную мудрость насчет места, которое пусто не бывает.
      - Слушай, вот ты столько всего знаешь, - подлизывался к нему Кулёк, откладывая в сторону замызганный журнальный лист, где на надорванном колонтитуле еще можно было прочесть: «„Высший свет“, № 11, 2001». - Про каперсы там всякие, филе, про красивую жизнь… Откудова у тебя все это?
      - Ясно, откудова, - проворчал Архипыч. - Связи, люди, окружающий мир… Это ты в навозе копаешься да в стакан глядишь, а я - бизнесом занимаюсь, знакомлюсь со всякими деловиками. А у них жизнь совсем другая, интере-е-е-с-ная! Вот и слушаю, вот и знаю.
      - И что? - прищурился Кулёк. - И сам был в каком-нибудь ресторане, пробовал все это?
      - И был, - согласился Архипыч, - и пробовал. Без этого не обходится. Бизнес-ланч, - небрежно выговорил он. - Знаешь, что такое? А-а, не знаешь. А я позавчера к дружбану в Кукуев ездил, дело одно перетирал. А потом, как положено, он в бар меня пригласил, «Сияние» называется. Знаешь, почему? Не знаешь. Там весь потолок в разноцветных лампочках. Стены тоже в лампочках. И все сияют, переливаются - красотища! И девки городские, безотказные, что твой дизель… - Архипыч подумал еще немного и веско добавил: - В черных колготках. Вот!
      - Ух, ты! - Кулек порылся в стопке потерявших товарный вид журналов, достал «Плейбой» с оторванной обложкой и, пролистнув, показал собутыльнику фото блондинки с обнаженной грудью, широко расставившей длинные ноги в черных колготках и красных туфлях на высоченной «шпильке».
      - Такие?!
      Его многоопытный товарищ посмотрел, прищурившись, подумал, потом все-таки кивнул.
      - Почти…
      Он не упомянул, правда, что с дружбаном они пили не ассамблированный Гранд Кюве, а принесенный Архипычем самогон, закусывая его вчерашними биточками, а также что бар «Сияние» у местных жителей имеет более меткое прозвище «Синяк», и девушек в черных колготках, обретающихся там с утра до вечера, зовут не иначе как «жабы». Но утаивание подробностей не есть ложь, к тому же последние два обстоятельства вполне могли быть Архипычу неизвестны.
      - Ух, ты! - повторил Кулек. - А чем занимается твой дружбан?
      Со странной смесью вожделения и отвращения он выпил еще один стакан мыльной жидкости, высыпал в рот целую жменю семечек и съел их вместе с кожурой.
      Архипыч слегка призадумался и сформулировал:
      - Металлами.
      - В смысле?
      - Ну, медь, свинец. Добыча полезных ископаемых…
      - На экскаваторе, что ли? - поразился Кулёк. - Олигарх?
      - От, бурлак… В скупку сдает! - цыкнул на него Архипыч. - Скупка цветных металлов - слыхал про такую?
      Кулёк, конечно, слыхал.
      - Так ведь… Что сдает - ясно. Где ж он его только берет, этот металл?
      - А где, ты думаешь? Под ногами валяется, где еще!
      Кулёк удивился, захлопал наивными пьяными глазами.
      - О, смотри!
      Архипыч наклонился к нему и подергал за полы замызганной ватной куртки, которые за неимением пуговиц были скреплены между собой куском проволоки.
      - Это что, по-твоему? А?
      - Ну, в общем… Проволока, - признался Кулёк.
      - Для тебя это проволока, а для деловых людей - алюминий! - гремел Архипыч. - Где взял?
      - Поднял, - моргнул несколько растерянно Кулёк. - Из магазина шел… Смотрю - лежит, вот и взял…
      - То-то и оно! Я ж и говорю: под ногами валяется!
      - А-а…
      - Ну!
      Что означало это «ну», не знал, пожалуй, и сам Архипыч. Из-под полуопущенных век он смотрел на своего собеседника, пока тот не отвел глаза в сторону. Кулёк внимательно рассмотрел кирпичную перегородку, которая когда-то являлась частью ремонтной мастерской, была выбелена и даже украшена плакатами по технике безопасности: «Пьянство на рабочем месте - главная причина травматизма!»
      А потом посмотрел вверх, в темнеющее пасмурное небо, где высоко за тучами проплывал американский спутник-шпион. Спутник он, правда, не заметил, но обратил внимание на линию электропередачи, проходившую в непосредственной близости от мехдвора.
      - А ведь и над головой тоже висит, - удивился Кулёк.
      - Что висит? - не понял Архипыч, успевший выйти из контекста беседы. Пока Кулёк смотрел в небо, он аккуратно пропустил по пищеводу свои двести пятьдесят и бросил в рот горсть нечищеных семян.
      - Говорю, не только под ногами валяется, - уточнил Кулёк, ткнув пальцем в Т-образный силуэт столба электролинии. - Металл, в смысле. Вон сколько проводов понавешено…
      Архипыч посмотрел на его палец, мысленно выстроил замысловатую и идеологически выдержанную фразу, которую тут же и озвучил:
      - Бурлачина ты, Куль. В тебе, я вижу, советское воспитание убило хозяина. Это ж электричество, оно в нашу деревню текёт.
      - А нам какое дело? - усмехнулся Кулёк. - Раньше при лучине сидели, и ничего. Песни пели разные… народные. Никто не жаловался… Зато мы с тобой килограммов двести оттуда снимем, как с куста. - Он заговорщически подмигнул: - В Кукуеве-то, в баре этом твоем, как его… лампочки-то все равно гореть будут.
      Архипыч покачал головой. В логических построениях его собеседника зияли явные пустоты.
      - А телевизор, он раньше тоже от лучины работал? - спросил он.
      - Так при чем здесь телевизор? - удивился Кулёк. - Так ведь не было раньше телевизоров, слышь…
      - Зато сейчас - есть! - вдруг гаркнул Архипыч. - У меня дома стоит! «Аншлаг»! Саша Белый с «Бригадой»! Футбол! Послезавтра «Спартак» с «Валенсией» играют! Ты что, охренел совсем?
      Кулёк, в котором советская власть убила хозяина, наморщил лоб.
      - Верно, Архипыч, - сдался он под шквалом неопровержимых доводов. - Погорячился я. Это неправильно.
      Стемнело, сеялся мелкий дождик, alkachi сдвинулись под остатки крыши и зажгли керосиновую лампу. В полном молчании Архипыч откупорил еще одну заморскую бутылку, наполненную «спиритус инферналисом» собственного производства; разливая его в пластиковый стакан, он покачнулся и остервенело выругался. Дрожащий свет спички, от которой Кулёк присмолил свою «примину», осветил величественную, как Колизей, руину старого мехдвора.
      - То, что к нам текет, оно пусть себе и текет, - рассуждал Архипыч, любуясь игрой лунного света в мутной жидкости. - На это рот не разевай. Не наглей. Оберегай и пользуйся. А вот ежели текет мимо нас…
      Он поднял голову и устремил взгляд вдоль шоссе Е30, по которому уносились в направлении Москвы размытые дождиком огни автомобильных фар.
      - …То надобно сделать так, чтоб текло опять-таки в нашу сторону, - закончил он. - Первый закон Ломоносова. Вдоль трассы электричество куда идет? На Москву? А нам до нее какое дело?