Генералом он не стал, и лоска папочки-генерала не приобрел. Тусклые глаза, перхоть в редких волосах, похоже, даже былые амбиции истлели в нездоровом теле.
      – Да нет, почему… Просто раньше ты другим был. Помнишь, я тебя Игоруней называла. Игрался все, все игрался… И генералом обещал стать!
      – Знаю, знаю, что непохож. Так жизнь сложилась. А ты ни капли не изменилась. Жаль, что, когда я сватался, ты отказала… Все бы по-другому вышло…
      Света встрепенулась, убрала его руку с талии, отодвинулась, посмотрела удивленно сверху вниз:
      – Подожди, подожди, это когда ты ко мне сватался? В ванной, когда двумя руками под юбку залез? Когда я тебе по морде нахлопала? Ну, ты даешь! Разве это сватовство? Это по-другому называется!
      – Да нет, все не так, ты неправильно поняла…
      У Максимова был вид написавшего на ковер котенка. Светлана издевательски рассмеялась.
      – Занудой ты стал, Игоруня, а не генералом! Скучно с тобой. Раньше хоть веселиться умел!
      – Что вы все меня генералом попрекаете… Лучше о себе расскажи. Жизнью довольна?
      – Конечно! Сережа мой на ответственной должности, зам у генерала, может, еще и сам генерала получит. Дом у нас хороший, машина, прекрасный сын. Да ты сам на меня посмотри…
      Света изящно подняла руку и сделала пируэт, как балерина. Максимов только сглотнул слюну. И тут же Игорь Катранов подхватил красавицу за талию, закружил, затерялся с ней в толпе танцующих - и уже не отпускал до самого последнего аккорда.
      Генеральский сын постоял потерянно с опущенными по швам руками и побрел назад к своему столику.
      Через несколько минут он с супругой незаметно покинул ресторан. Но этого никто не заметил, а если и заметил, то не обратил внимания. Во всяком случае, его уход настроения никому не испортил.
      Натанцевавшись, Носков обходил столы, здоровался с бывшими курсантами, перекидывался ничего не значащими словами, выпивал и закусывал. В компании Мигунова он особой расположенности не встретил, но как ни в чем не бывало поцеловал ручки дамам, опрокинул пару стопочек за благополучие их семей, поел селедочки с картошечкой, рассказал очень старый политический анекдот, сам же посмеялся и двинулся дальше.
      Вечер катился по наезженной колее дружеской пирушки. Ракетчики от души веселились. Пили, закусывали, танцевали, слушали музыку. И будто слова песни, будто сложный многослойный речитатив, звучали под нежную мелодию Мишеля Леграна признания, намеки, вопросы и ответы, хохмы и анекдоты, сплетни и прочий словесный мусор:
      – …и мне почему-то кажется, что я знаю вас, Люся, давным-давно, много лет…
      – …немного отдает пошлостью, а?… Провинциально, провинциально! И - грустно, дорогая моя!
      –  …я очень люблю настоящий китайский фарфор. Он прямо светится изнутри! Сейчас такого не достать…
      –  А мой как раз привез чайный сервиз: тонкий, как яичная скорлупа, прозрачный, а на просвет видна фигура императора! Просто прелесть!
       - Точно китайский? Ты же знаешь, сколько сейчас подделок!
       - Исключено! Он оке его не в Лужниках купил. В Китае подарили, причем на солидном уровне…
      – …а в «Стоуне», между прочим, танцзал отделан зебровыми и антилопьими шкурами, и там как-то по-настоящему расслабляешься…
      – …может, в пятницу? У Васьки как раз баня по пятницам… А то он такой ревнивый!…
      – …будто у членов ЦИК Каменева и Зиновьева была на двоих одна любовница, руководитель драмкружка при фабрике «Рот Фронт»…
      – Сережа, послушай: я своему архитектору так и сказала, чтоб на даче все сделал строго по «фэншую»…
      –  …Закусывай лучше, а то тебя развозит! Вот, пельмешками, это наша, исконно русская еда! А китайцы всякие змей едят, лягушек… Я прочел, у них фирменное блюдо для почетных гостей - «Битва трех драконов»: из ядовитых змей и мяса дикой кошки… Как можно такую гадость в рот брать?
       -…Да ел я его. Вроде даже вкусно. А когда узнал, из чего готовят! Бр-р-р! Нет, больше не притронусь, пусть обижаются…
      – …и оба - оба, заметьте! - из всего множества позиций выбирали всегда позицию оппортунизма и штрейкбрехерства, ха-ха-ха!
      – Внимание, товарищи офицеры! - рявкнул Бакен, перекрывая многоголосый шум и гам.- Прошу налить, выпить за ракетные войска и спеть нашу песню! «Шестнадцать тонн» - ура!
      Он сделал знак рукой, и негодный к военной службе плоскостопый музыкант ударил по клавишам, басы ударили по барабанным перепонкам, сработав, как команда «Запевай!»
 
На фюзеляже трефовый туз,
А в бомболюке - опасный груз
Шестнадцать тонн, помилуй, Бог…
И мы летим бомбить Нью-Йорк!
 
      Нестройно орали сорок семь грубых, только что обожженных водкой, офицерских глоток. Видавшие виды военные почувствовали себя курсантами на студенческой пирушке: у них по-молодому блестели глаза и приготовленные таблетки но-шпы и нитроглицерина на время были забыты.
 
Нью-Йорк сверкает, как алмаз.
Там миллионеры слушают джаз,
Там виски лакают из хрусталя,
Но город не стоит уже ни рубля!
 
      Тяжелые басы били по нервам, девяносто три руки и один протез отбивали рваный ритм по воображаемым барабанам, так что подскакивали и жалобно звенели тарелки. Прогибались и опасно вибрировали столы, кое-где слетали на пол приборы. Метрдотель выскочил было, чтобы пресечь безобразие, но оценил обстановку и, как бывший врач, проявил благоразумие: остался стоять в стороне, наблюдая за немолодыми вояками, которые на несколько минут превратились в мальчишек из 1972 года.
 
Ведь над Нью-Йорком - советский «Ту»,
Шестнадцать тонн - хау ду ю ду?
Пусть мы едим лаптями борщ,
Но все небоскребы оценим в грош!
 
      Девяносто четыре ноги тоже отбивали ритм, причем семьдесят шесть были обуты в тяжелые форменные полуботинки, сшитые по неизвестно кем и с кого снятому лекалу, из жесткой кожи, уродующие ноги мозолями, но привычные, а главное, выдаваемые бесплатно.
      Пол сотрясался и скрипел, но это только добавляло всем куражу. Предваряя последний куплет, старшие офицеры стали со смехом показывать на раскрасневшегося Ардона, который пел вместе со всеми, вместе со всеми колотил по столу и отбивал ритм ногами в армейских ботинках.
 
Ведь над Нью-Йорком - майор Ардон,
А в каждой бомбе - шестнадцать тонн.
Шестнадцать тонн, прости меня, Бог,
И как свеча горит Нью-Йорк!
 
      После взрыва смеха и аплодисментов самим себе ракетчики выпили за Дубу, который и сочинил эту песню, увековечив имя капитана первого ранга Марка Ардона на века. Впрочем, нет, не на века: современные курсанты «Шестнадцать тонн» не пели. Другие времена, другие песни…
      – Молодец, Дуба! - кричал изрядно пьяный Семаго.- Качать его! Качать!
      – Бедный Мерл Тревис,- с усмешкой сказал Мигунов.
      – А это еще кто? - спросил Катранов. Он тоже изрядно поднабрался, но держал себя в руках.
      Мигунов засмеялся.
      – Он и сочинил «Шестнадцать тонн», а вовсе не Дуба… Катранов встал и упрямо покрутил головой.
      – Не знаю я никакого твоего Тревиса. А Николая Павловича Дубинина - нашего героя, знаю! Твое здоровье, Николай!
      Но за поднявшимся шумом его никто не услышал. Градус компании дошел до нужного уровня, и веселье стало непринужденным и неуправляемым.
      Мигунов отодвинул тарелку и наклонился над карманным компьютером размером с записную книжку. Прибор мигал оранжевым и голубым огоньками.
      – Что делаешь, Мигун? Шифровку в Центр передаешь? - удивленно спросил Семаго и в очередной раз выпил.- Смотрите, ребята, Игорешка в ЦРУ донесение строчит - дескать, порядок в ракетных войсках, выпить могут много, боевой дух крепок!
      – Почему обязательно в ЦРУ? В «Интелледженс Сервис» - отозвался Мигунов и, выключив компьютер, спрятал его во внутренний карман.
      – Все в порядке? - спросила мужа Светлана.
      – Да. Освещение вдоль забора почему-то не работало. Видно, фотоэлемент барахлит. Ну, я включил да температуру в спальне снизил. Душно сегодня…
      Время текло незаметно. В начале одиннадцатого официанты стали выкатывать в зал тележки с десертом. Бакен ходил по залу, заглядывал в каждую тележку, зорко следя, чтобы всюду был полный боекомплект: шоколад, бисквит, сыр, ликер.
      Осоловелый Семаго клевал носом, время от времени засыпал и ронял нижнюю челюсть на грудь. Варя хлопала его по щекам, Света пыталась напоить горячим кофе, Ирон хохотала. Когда Катранов, Рыбаченко и Мигунов произносили очередной тост, Сёмга лишь отрицательно качал головой и что-то рисовал пальцем в воздухе. Но, вернувшись за столик после очередного танца, они с удивлением обнаружили Сёмгу мокрого - видимо, сунул голову под кран в туалете - и почти трезвого. В руках у него была полная рюмка.
      – Хочу выпить за Дрозда,- сказал он, глядя перед собой.- За него одного… Дурак он был, конечно. Но мы еще дурнее оказались… За тебя, Пашка.
      Он выпил, не дожидаясь остальных. Ирон хмыкнула и вопросительно посмотрела на мужа. Катранов, нахмурившись, разлил мужчинам водку, Свете, Ире и Варе сунул по бокалу вина, все молча выпили, не чокаясь. За столиком Зубатовых, судя по громким Васькиным выкрикам, назревала ссора. Бакен, ослабив галстук, отправился туда.
      – Объясните мне, мужики,- произнес в стол Сёмга.- Почему мне так хреново? Не просто хреново, а - хре-но-во?!… Молчите? Тогда я сам скажу. Мне хреново из-за Дрозда. Все тридцать лет хреново. А тебе, Катран,- хреново?
      – Ему очень хреново,- поспешила заверить Ирон.- Ты бы, Сережа, сходил…
      – Мы ни разу об этом не говорили,- перебил ее Сёмга.- С того самого лета в семьдесят втором. Почему? Объясняю: из большого уважения к нашему большому горю…
      – Ладно тебе тельняшку рвать,- жестко оборвал Катран.- Нам всем досталось. Дрозд погиб, а мы ничем не смогли ему помочь. Это тяжелее всего. Нужна была бы кровь - отдали бы. Нужна была бы жизнь - думаю, тоже отдали бы. А так мы могли только донести его гроб до вертолета. И все.
      – Не, не так! - с пьяной загадочностью ухмыльнулся Сёмга.- Надо говорить: и этот гроб мы продолжаем нести все эти тридцать лет, несем в своем сердце… типа. А потом сделать так!…
      Он резко приподнялся и вытянул вперед голову, едва не воткнувшись носом в лицо Катрана.
      – Вот, вот, видишь? А? - крикнул он, оскалившись.- Надо желваками делать вот так и челюстью двигать взад-вперед! Так страдают настоящие мужчины!
      Катран выпятил челюсть, взял Сёмгу пятерней за подбородок и несильно толкнул. Сёмга потерял равновесие и грузно осел на стул, не спуская с Катрана бешеных глаз.
      – Ой, мальчики, может, нам пора уже… - испуганно пробормотала Ирон.
      – Щас кому-то будет пора,- процедил Сёмга, пытаясь подняться. Варя обняла его сзади за плечи.
      – Расслабься, старый…
      Мигунов тоже приподнялся было, но Сёмга заорал:
      – Всем сидеть, сказал! У меня пистолет!
      Шум мгновенно стих, и вокруг образовалось пустое пространство. В этой компании знали много поучительных историй про пистолеты, внезапно оказавшиеся там, где не надо.
      – Прекрати, Сережа,- тихо и решительно сказала Света.- Ну-ка, Варя, давай отведем его умыться…
      Она встала и, обойдя столик, подошла к Сёмге. Наклонилась, обняла его за талию, что-то приговаривая на ухо, помогла встать, быстро провела рукой по поясу, под мышками.
      – Нет у него ничего, не бойтесь!
      Варя подхватила бывшего супруга с другой стороны, и они увели дебошира в сторону уборной. У Сёмги вдруг разом прошел весь его боевой пыл. Он стал похож на большого нашкодившего сенбернара- обвис, понурил голову и покорно следовал между хозяйками.
      – Чего-то раскис господин бизнесмен,- неодобрительно сказал Мигунов.
      – А Светка у тебя молодец,- Катранов, не обращая внимания на насторожившуюся вдруг Ирон, проводил чужую жену долгим взглядом.- На нее во всем можно положиться…
      – Это точно,- согласился Мигунов.
      Через минуту вернулся Бакен с изрядно пьяным Носковым, который еле держался на ногах, и то благодаря тому, что вцепился в железное предплечье командира учебного взвода. Бакен тоже был крепко выпимши, но посторонний человек этого бы ни за что не заметил.
      – Только одних растянул, а тут другие в драку лезут! Чего вы-то не поделили, старые друзья? - Он с силой провел ладонью по лицу, сгоняя то ли опьянение, то ли усталость. А может, и то и другое.
      Катранов махнул рукой.
      – Да из-за Пашки Дроздова…
      К столику, вытирая платочком мокрые руки, подошла Света.
      – Мокнет Сёмга, дышит жабрами. Он еще обиделся, почему его как частицу ракетного щита не назвали,- Света села за столик, жадно выпила фужер нарзана.
      – А при чем здесь Пашка? - целенаправленно расспрашивал бывший комвзвода.- Или вы при чем? Ну, несчастный случай, всяко бывает…
      Носков осмотрел стол и чужой вилкой принялся есть салат.
      – На полигоне слухи ходили, будто Пашка сам на себя руки наложил,- нехотя произнес Катранов.- У них с Сёмгой накануне, из-за ерунды, конфликт вышел, обменялись парой ударов. Вот Сёмга и думает, что как-то виноват…
      Бакен хлопнул себя несколько раз по коленям, прищелкнул пальцами и только потом смог выговорить:
      – Ерунда какая! Там же служебное расследование проводилось, все точки над «и» расставлены! Какие могут быть слухи?
      – Случай препоганый, в самом деле,- поморщился Катранов.- Родные Дрозда из его последних писем поняли так, что его там с утра до вечера ногами футболили. И мы с Серегой в том числе.
      Он замолчал. Бакен не нашелся что ответить и только переводил взгляд с Катрана на Мигунова и обратно.
      – Так что там случилось? Вы можете толком рассказать?
      Катранов махнул рукой и отвернулся.
      – У нас на плацу статуя Ленина стояла. Чугунная.- Мигунов облокотился на стол, взял вилку, возможно собираясь наколоть кусочек ветчины, но вилка так и застыла в воздухе.- Ее как раз реставрировали, ну, нам троим приказали кое-что подварить, подкрасить. Рядом провод-времянка висел, чтобы можно было вечером работать. Провод оборвался. Замкнул на статую.
      Мигунов положил вилку место, откинулся на спинку стула и приобнял Свету.
      – Катран был в это время на земле. И я был на земле. А Пашка наверху возился. Вот так судьба распорядилась…
      – А давайте выпьем за Пашеньку! - предложил Носков, и первым поднял рюмку.- Я его помню, толковый паренек был. Царствие небесное…
      Не чокаясь, все выпили.
      – Если бы вас троих тогда убило, никому не стало бы легче,- тоном, подводящим черту под всем сказанным, сказал Бакен.
      Он взял бутылку, чтобы наполнить рюмки, обнаружил, что та пуста, и знаком подозвал официанта. Вместо официанта подлетел администратор, принес запотевшую бутылку «Кремлевской», сам наполнил рюмки. Бакен подождал, когда он уйдет, и сказал:
      – Мы уже пили сегодня за ушедших. Давайте теперь выпьем за нас - за пришедших. За тех, кто здесь. Кто несмотря ни на что продолжает жить, любить и надеяться. За ваших прекрасных жен. За ваши семьи. За нашу дружбу. За третье плечо… За вторую совесть. За то, что потерять страшно. Потому что, потеряв, не простишь себе и не успокоишься вовеки… Выпьем.
      Света Мигунова с тревогой посмотрела на Бакена, потом на мужа.
      – Давайте, мальчики,- проговорила Ирон.- Выпьем и… Как-то все это неприятно. И забудем…
      – Если получится! - Сёмга вернулся с мокрыми волосами, мокрым лицом, мокрым впереди пиджаком и почти трезвый. При виде его Носков мгновенно сполз со стула и бочком отполз в сторону. Сёмга плюхнулся на освободившееся место, Варя стала сзади, прижалась, погладила по мокрой голове, обняла за плечи, посмотрела жалостливо сверху вниз.
      – Как мальчишка, честное слово!
      – В Дичково и сейчас странные дела творятся,- сказал Бакен, оглянувшись и понизив голос- Нехорошие дела, прямо скажем…
      Он оглянулся еще раз. Вокруг были все свои. Носков, покачиваясь, уже стоял у соседнего столика и говорил дежурный тост очередным слушателям. Его напряженная спина была превращена в огромное ухо, хотя заметить это мог только специально подготовленный человек. Но как раз сейчас человек с такой подготовкой был сосредоточен на рассказе Бакена и не контролировал окружающую обстановку.
      – Что за дела? - Семаго впился в Бакена взглядом гипнотизера.
      Бывший комвзвода оглянулся в третий раз, потом наклонился к троице друзей:
      – Органы безопасности ведут расследование. У нас личные дела нашего выпуска поднимали, а потом арестовали Рогожкина - тамошнего начштаба.
      У одного из слушающих его людей будто пол ушел из-под ног. Сердце остановилось, потом заколотилось с перебоями, как перегретый мотор. Кровь отхлынула от лица, алкогольный румянец сменила смертельная бледность, оттеняя старый шрам в углу рта. Спина Носкова напряглась еще сильнее.
      Семаго встряхнул головой, отгоняя опьянение.
      – Как арестовали? За что?
      Бакена качнуло. Он ухватился за спинку стула и пригнулся еще ниже.
      – Копию его личного дела позже других изъяли. А арестовали прямо на выходе из штаба РВСН. А за что… Не знаю точно, но говорят - за шпионаж…
      – Во-о-от это номер… Ну, номер! Как же так? Бакен пожал плечами.
      – Только не болтайте. Сами понимаете…
      Он опрокинул очередную рюмку и снова куда-то исчез. В зале стоял мутный нетрезвый гул, когда говорят все разом, и никто никого не слушает; некоторые курили прямо за столиками, игнорируя расклеенные по стенам «no smoking»; подвыпивший Васька Зубатов шумно и слезно просил прощения у своей молодой жены, которая чеканным, решительным шагом направлялась к выходу. На ней были красивые босоножки, и цокот «шпилек» прорезал шум застолья, как тревожные сигналы азбуки Морзе. На Ваське блестели новые, сугубо фирменные туфли из мягкой кожи. Мигунов, Катранов и Семаго тоже щеголяли в модной гражданской обуви. А любитель дискуссий Носков шлепал старомодными, видавшими виды и полностью потерявшими приличный вид мокасинами.
      Народ начал потихоньку расходиться - кто семейными парами, кто компаниями,- чтобы отправиться на боковую или продолжить гулянье в домашней обстановке.
      Семаго восстановился почти полностью, волосы и костюм высохли.
      – Вы меня извините, ребята, накатило что-то из глубины,- виновато покаялся он.
      – Ладно, проехали,- Катран хлопнул его по плечу.- Быстро время пролетело.
      – Чаду много, шуму много, впечатлений масса. А поговорить толком, пообщаться под рюмочку так и не получилось,- сказал Мигунов, обводя взглядом пустеющий зал.- Давайте так: завтра ко мне. Часа в два, в три. Приезжайте, Игорек, Ира…
      Он поймал напряженный, ждущий взгляд Сёмги и по ходу поправился:
      – …и Серега с Варей! Соберемся своей компанией, узким кругом. Шашлычок на заднем дворе, бадминтончик… Давайте общаться, в конце-то концов! Сколько осталось той жизни? А годы новых друзей не добавляют. Потому надо за старых держаться!
      – Да с удовольствием! - Катранов подтянул галстук, одернул пиджак - картинка, будто и не пил весь вечер.- Бильярд у тебя есть?
      – Все есть, как положено: и бильярд, и баня, и бар, и музыкальная коллекция - вся классика рока! А ты что скажешь, Серега?
      – И я - за! - сказал Семаго, просветлев лицом, и повернулся к Варе. Та смотрела неуверенно и напряженно. Он обнял бывшую жену за плечи:- Мы с Варюхой настоящее грузинское ткемали принесем!
      – Ну вот и отлично!
      Друзья пожали друг другу руки, попрощались с однокашниками, поблагодарили Бакена за организацию торжества и вышли на улицу. Стоял теплый ласковый вечер, яркие звезды наблюдали с высоты, у кого какой автомобиль - вечный показатель престижа в современном российском обществе.
      С престижем у друзей оказалось все в порядке.
      Катранов сел за руль черной «Вольво С-80» с номерами Министерства обороны и синей мигалкой. Гаишники такие машины не останавливают.
      Его товарищи тоже не опасались стражей порядка. У Семаго был «Мерседес» S-класса цвета «серебристый металлик» с номером московского правительства, а у Мигунова на белом «Лексусе РХ-350» хотя и стояли самые обычные номера, зато имелся пропуск литеры «Б»: «Автомобиль, водитель, пассажиры и багаж контролю и досмотру не подлежат».
      Обменявшись короткими гудками клаксонов, три блестящих лаковыми бортами автомобиля выкатились со стоянки и разъехались в разных направлениях.
      – Знаешь что, Варя,- сказал Семаго.- Поехали ко мне. Это ведь рядом, а завтра в гости. Да и сготовишь что-нибудь… Может, порядок какой-никакой наведешь… А то я совсем грязью зарос…
      – А что, некому порядок наводить? - после паузы спросила Варя.
      – Конечно, некому! - искренне сказал Сергей Михайлович.- Ты же знаешь, я человек предусмотрительный, серьезный и глупостей не люблю!
      Все Наташкино барахло он действительно предусмотрительно засунул в сумку, а сумку спрятал в чулан.
      – Ну, тогда ладно, поехали,- сказала бывшая жена, расслабляясь на мягком сиденье.
      Сергей Михайлович удовлетворенно кивнул и включил указатель поворота.
      – Зажрались они все, Варюша, зажрались! Смотрят свысока: как же - какой-то майор! Да я в десятки раз больше их зарабатываю…
      – Не придирайся, Сережа! Нормально все смотрели.
      – Не-е-ет, Варечка, нет! Заметила: Мигун нас вначале приглашать не собирался… Они презирают меня, что карьеры не сделал! А я не глупей их!
      – Не придумывай, никто тебя не презирает. Рассказал бы все честно, ребята бы тебя поняли. Они ведь не знали, чего ты боялся и насколько это серьезно. А признался бы - тебе бы обязательно помогли!
      Семаго резко затормозил на светофоре. Слишком резко. Варю бросило вперед.
      – Это запретная тема! Я не хочу об этом говорить даже с тобой! А уж с посторонними людьми - тем более…
      – Ладно, ладно, извини…
      Светофор мигнул зеленым, и «Мерседес» рванулся вперед. Внутри стоял густой дух спиртного.
      Три комфортабельных автомобиля, с изрядно нетрезвыми мужчинами за рулем и выпившими женщинами рядом, неслись по ночной Москве. В одинаковую алкогольную атмосферу каждого вплетались ароматы различных духов, лосьонов и шампуней, запахи разного табака… Человеческие тела тоже пахнут неодинаково, поэтому в каждом салоне плескался индивидуальный одорологический коктейль. К тому же в каждом витали свои мысли, свои заботы, свои проблемы, свои слова, которые складывались во фразы, ничего не говорящие постороннему, но очень много значащие для тех, кто говорит и кто слушает.
      – Это серьезно? - спросила женщина, снижая температуру на блоке климатконтроля.- Ты побледнел, как полотно. Я думала, ты упадешь…
      – Кто-нибудь заметил? - напряженным тоном спросил мужчина.
      – Нет. Для всех это было как мешком по голове. Так ты не ответил: это серьезно?
      Пауза. Долгая пауза. Но любая пауза когда-нибудь заканчивается.
      – Конечно, серьезно. Но давай не будем об этом. Тебе не нужно вникать в эти проблемы. Ты ничего не знаешь.
      – После маскарада в Вене даже полная идиотка не смогла бы остаться в неведении.
      – Неважно. Ты ничего не знаешь, и точка.
      – Кстати, он действительно был в Китае. Привез сервиз - подарок тамошнего руководства.
      – Молодец, спасибо. Я даже узнал - где именно. Есть экзотическое блюдо, которое готовят только в одной китайской провинции. И он его ел… Гадость! Меня чуть не стошнило…
      – А Дроздов?
      – Что Дроздов?
      – Это действительно несчастный случай?
      – А что же еще?
      – Не знаю. Точнее, мне даже не хочется ничего знать. Это ведь несчастный случай?
      – Ну конечно!
      Дорогие престижные иномарки рассекали поредевшие транспортные потоки. Не снижая скорости, проскакивали мигающий зеленый и желтый, резко входили в повороты, уверенно обгоняли идущие впереди машины.
      – Странно все это,- задумчиво произнес сидящий за рулем мужчина.
      – Что странно? - не поняла женщина.- По-моему, ничего странного не было.
      – Не было, говоришь? - мужчина усмехнулся.- Ну, давай порассуждаем. Тридцать лет не встречались, и вдруг этот вечер. Тридцать лет не общались, и вдруг вспыхнула дружба. Тридцать лет не вспоминали Дрозда, и вдруг столько разговоров о нем. Разве это не странно? Разве это похоже на совпадение?
      – А что же это, по-твоему? - непонимающе спросила женщина.
      – Оперативная комбинация - вот что! Знаю я их методы!
      – Чьи методы ты знаешь?
      – Особистов, вот чьи! Или ты думаешь, что и про арест в Дичково нам рассказали случайно?
      – Господи, ну конечно случайно, без всяких далеко идущих планов! Это же просто пьяная застольная болтовня! Просто ты много выпил,- мягкой рукой она погладила мужа по голове.- Проспишься - и эти глупости забудутся.
      Он упрямо покачал головой, но больше ничего не сказал.
      Машины неслись по Москве. Участники встречи выпускников возвращались по домам. У каждого свой дом. И под каждой крышей свои мыши.
 

* * *

 
      Доцент Носков весь вечер притворялся, что пьет водку, на самом же деле - только пригубливал. Поэтому он остался практически трезвым и мог бы спокойно сесть за руль. Беда только в том, что своей машины у него не было. Но, как остроумно заметил классик ленинизма: «Зачем тратиться на авто, когда есть буржуи, которые доставят тебя, куда надо, совершенно бесплатно и при этом еще будут стараться произвести на тебя наилучшее впечатление?»
      Н-да… Сказать-то он сказал, только сам разъезжал по ввергнутой в мрак, голод и разруху Москве на шикарном «Роллс-Ройсе». Причем, вопреки официальной легенде, вовсе не конфискованном у российских буржуев, а специально заказанном в мировом гнезде самых отъявленных кровопийц-эксплуататоров - Великобритании.
      Иван Семенович вздохнул. Беспредельная гласность, сорвав строгие грифы с партийных архивов, уничтожила идеологический фундамент его профессии. Ну чего стоят рассказы про аскетизм революционных вождей, отдающих черствые горбушки партийных пайков в сиротские дома и падающих в голодные обмороки, после того как оголтело коптящий желтый журнал опубликовал кремлевское меню 1920 года: парная стерлядь со спаржей, перепела, фаршированные белыми грибами, пирожки с земляникой, торт «Наполеон»… А кристальное бескорыстие радетелей рабочего класса начисто зачеркнуто сейфом товарища Свердлова, набитым драгоценностями и заграничными паспортами на разные имена… Э-эх, товарищи… Как теперь прикажете жить идейным обществоведам?! Подвели его классики, ох как подвели… Ни в один коммерческий вуз не устроишься, не то что на стерлядь и перепелов - на хлеб с маслом не заработаешь…
      Доцент Носков зажал почти целую отбивную между двумя кусками хлеба, сунул в полиэтиленовый пакет, туда же ссыпал остывшие и слипшиеся пельмени, завернул плотно, спрятал в портфель, тревожно осмотрелся… Никто не обращал на него внимания. Банкет катился под горку, зал на три четверти опустел, только в дальнем углу шумит по инерции компания самых забубённых гуляк, да у выхода прощаются-обнимаются несколько пар…
      Иван Семенович с рассеянной улыбкой и цепким ищущим взглядом прошелся вдоль покинутых столов, выбирая наименее разоренные, задумчиво присаживался, одной рукой для маскировки наливал себе рюмочку, второй заворачивал в салфетки и складывал в портфель яблоки, бананы, пирожные, уцелевшую колбасу и даже - о чудо! - недоеденную шоколадку!
      Технике экспроприаторства у классиков поучиться следовало… И диалектике понимания волшебной формулы «Экспроприация экспроприаторов» - тоже. Если отнимаешь ты - это правильно и хорошо. А если отнимают у тебя - это подло и преступно! Когда бесчинствующая в столице неуловимая банда Яшки-Кошелька на свою беду выкинула вождя революции из его замечательного «Роллс-Ройса», неуловимость налетчиков сразу окончилась: их быстренько изловили и сноровисто расстреляли у холодной кирпичной стены, брызгавшей красными крошками при каждом залпе…
      Доцент Носков всю жизнь беззаветно служил идее, он старательно воспевал идеальных и непогрешимых героев - титанов борьбы с буржуазией за счастливое будущее рабочего класса! Он знал наизусть все достижения социализма: тысячи тонн выплавленного чугуна и стали, миллионы центнеров собранной пшеницы, трудовые подвиги передовиков производства - и мог безошибочно перечислить все предпосылки скорейшего построения коммунистического общества. И что в результате? Его студенты, бывшие комсомольцы и будущие бонивуры, павки Корчагины и матросовы, превратились именно в тех самых буржуа, или, что не лучше, прослойку, обслуживающую и защищающую - кто бы мог подумать тогда! - государство махрового олигархического капитала… А вместо коммунизма приехали в капитализм… Вот как все перевернулось!
      Ну а сам Иван Семенович, старый большевик, живет в своем родном городе, как Ульянов-Ленин в Шушенской ссылке или в шалаше в Разливе,- сиро, бедно и бесприютно… Хотя это сравнение тоже из старых сказок: на самом деле преследуемые вожди мыкались по самым фешенебельным курортам - Лазурный Берег, Монако, Швейцария… Буревестник революции Максим Горький описывал беспросветную жизнь пролетариата, сидя на острове Капри, который и сейчас остается одним из самых дорогих курортов мира. Владимир Ильич предпочитал Цюрих и Лондон, хотя не гнушался заехать поиграть в рулетку в Монте-Карло…
      Когда-то Иван Семенович в делегации самых твердокаменных и надежных партийцев побывал в тех краях и потом в лекциях упоминал, что даже буржуи установили великому вождю памятник напротив знаменитого казино! Правда, не конкретизировал, что памятник довольно своеобразный - голова Ленина, соединенная змеевиками с перегонными кубами,- «Промывание мозгов» называется. Но об этом всем знать и не надо. А теперь узнали, и все рухнуло! Э-э-эх, товарищи, товарищи…
      Иван Семенович вздохнул. Если бы хрестоматийные герои из истории КПСС были настоящими Героями, все было бы по-другому. А так… Просрали идеологию, развалили страну, через это и он бедствует. Как Владимир Ильич в период цюрихской эмиграции: чужак чужаком, никому не нужен, никому не интересен, осколок какой-то далекой цивилизации… И даже мемориальную табличку, как там, на Шпигельгассе, 6, ведь не повесят. Да-с. А посему он вынужден использовать любую возможность для выживания. Любую. Как это у Ильича: «Наша нравственность выводится из интересов нашей классовой борьбы». А какие у него, старого большевика Ивана Семеновича Носкова, интересы? В данный момент - экспроприировать пищу и с комфортом доехать домой!