Среди неровных очертаний природных образований счетверенный луч выхватил на миг четкий силуэт металлического предмета, который тут же скрылся за краем экрана.

– Давай назад! – машинально скомандовал капитан. Контрразведчик лишь досадливо поморщился, а оператор выругался сквозь зубы, устремившись всем своим существом в глубину, чтобы развернуть кварцевый глаз в нужном направлении. И это ему удалось. Предмет вновь вплыл в центр монитора, прожектора ярко осветили покрытый заклепками стальной корпус, прозрачную полусферу рубки, мертво обвисший руль глубины...

– Что это? – выдохнул контрразведчик.

– «Лодка-малютка», – со знанием дела пояснил капитан. – Групповой носитель для подводных диверсантов. И тут же коротко приказал оператору:

– Ну-ка, загляни вовнутрь!

Прозрачная полусфера надвинулась на экран, оператор дал максимальное увеличение, ощупывая световыми лучами тесное пространство рубки.

– Там мертвец!

Действительно, у пульта управления скорчилось на полу безжизненное человеческое тело.

Во влажной сырой темноте, на глубине семидесяти метров, под асфальтом огромного города чутко дремало ядерное взрывное устройство, размещенное в корпусе экспериментального подземохода, который и доставил его в «точку инициирования». Даже ограниченной мощности взрыва здесь хватило бы для сдвига подземных пластов и полного разрушения объекта, расположенного в пятнадцати километрах к северо-востоку и являющегося гордостью и символом одной из крупнейших столиц мира – Московского Кремля.

Одна мысль о вероятности такого катаклизма могла свести с ума коменданта Кремля, начальника Главного управления охраны генерал-лейтенанта Борецкова и начальника Службы безопасности Президента генерал-майора Коржова. Продуманная блокировка важнейшего охраняемого объекта на поверхности, с воздуха и под землей полностью исключала приближение к нему любых диверсантов и террористов. Но о возможностях сейсмического оружия и о «сюрпризе» Верлинова генералы не знали.

Подземоход с ядерным зарядом находился в шахте, начинающейся в одном из многочисленных туннелей спецкоммуникаций Москвы, обслуживаемых в свое время одиннадцатым отделом КГБ СССР. Вход в шахту был забетонирован, покрылся пылью, и отыскать его в сотнях километров спецтуннелей не смог бы весь штат Управления по безопасности специальных технических объектов во главе с полковником Дроновым. Лишь организаторы закладки заряда Верлинов и Данилов да неизвестные исполнители знали это место. Но генерал и начальник института умерли, исполнителей Дронов усиленно разыскивал, хотя сами по себе они вряд ли представляли какую-нибудь опасность.

Неоценимую роль в обезвреживании заряда могла оказать координатная сетка точек инициирования, но Дронов знал, что она находится в затонувшей у греческих берегов сверхмалой подводной лодке вместе с телом самого Верлинова.

Полковник ошибался. Валерий Антонович Верлинов был жив и пребывал в добром здравии, если не считать моральных переживаний, именуемых на старомодном, давно вышедшем из обращения языке «угрызениями совести». Ему снились вырвавшиеся из специального подводного пистолета шестигранные стрелки, пронзившие тела старшего матроса Тимофеева и старшины второй статьи Прокопенко, мучали виденья искаженного лица мичмана Крутакова, которого он отправил в морскую пучину, выведя из строя руль глубины СПЛ...

Конечно, это была самооборона, он просто хотел уйти и не собирался отнимать чьи-либо жизни, он предупреждал, чтобы его оставили в покое, и не его вина, что его не послушали... Если бы он не убил преследователей, то они убили бы его. Все это так, но у каждого своя правда. Вот и попробуй объяснить правду Верлинова родственникам Тимофеева, Прокопенко и Крутакова, для которых самой справедливой и правильной явилась бы расправа экипажа СПЛ с беглецом-генералом...

Вот уже более полугода Верлинов обитал на Миконосе – одном из островов Кикладского архипелага, в двенадцати километрах к юго-востоку от Тиноса. Здесь, на крутом северном склоне, располагалась вилла Христофора Григориадиса, внизу у отдельного причала покачивалась на волнах его белоснежная яхта «Мария». Именно на борт «Марии» подняли Верлинова вместе со скутером после трагического подводного боя.

Сейчас Верлинов сидел на застекленной веранде и, задумчиво рассматривая безбрежную морскую гладь с беспорядочно разбросанными пятнышками мелких островов, медленно покачивался в кресле-качалке. На нем был темно-серый костюм, голубая рубашка и синий галстук – точно такую одежду он носил в Москве. Он вообще был очень консервативен и, придя в этот новый для себя мир буквально голым, если не считать плавок и гидрокостюма, попытался воссоздать вокруг обстановку прежней жизни. В его спальне висел голубой домашний халат, ничем не отличавшийся от своего двойника в квартире на Ленинском проспекте; на столе лежала японская электробритва «националь» – модернизированный вариант той, которой он брился последние пятнадцать лет и которая давно нуждалась в замене. Христофор с известным трудом достал изящный «маузер аш-эс» – устаревший и значительно уступающий современным моделям, но привычный пистолет. Здесь ему ничто не угрожало, вилла хорошо охранялась, однако привычка носить оружие являлась элементом устоявшегося жизненного уклада. Он привык надеяться в конечном счете только на себя и не хотел лишаться возможности эффективной самозащиты, поэтому шестисотпятидесятиграммовая игрушка всегда висела слева на поясе в замшевой кобуре. Он любил кобуры из мягкой замши.

Если бы майор Межуев, или капитан Васильев, или полковник Дронов, или еще кто-либо из бывших подчиненных генерала могли его увидеть, они бы отметили, что он не изменился, только, может, седых волос прибавилось. Как и было заведено по давнишнему распорядку дня, Верлинов вставал около семи, выполнял силовую зарядку, пытался бегать вокруг виллы, насколько позволял горный рельеф. Рядом плескалось море, а он раньше очень любил плавать – с маской, или аквалангом, или просто так, погружая открытое лицо в прозрачную соленую воду... Но теперь на дне лежали жаждущие отмщения Тимофеев, Прокопенко и Крутаков, жадно шарящие чудовищно удлинившимися синими руками в поисках своего убийцы. И Верлинов не мог заставить себя войти в море. Это изменение не поддавалось внешнему наблюдению, Но являлось самым существенным.

Рядом с креслом-качалкой стоял маленький сервировочный столик, на нем металлический поднос с несколькими бутылками и широкогорлым термосом. Время от времени Верлинов смешивал в высоком, с толстым дном, стакане сухой мартини с тоником, серебряными щипчиками извлекал из заиндевевшей колбы несколько кубиков льда, с интересом наблюдая, как они булькают в желтоватую жидкость, по инерции тонут, но тут же всплывают на поверхность. Дождавшись, пока мартини чуть охладится, он делал маленький глоток, перекатывая во рту терпкий горьковатый напиток, и стакан незаметно осушался. Процедура повторялась до тех пор, пока в бутылке оставалось спиртное. Раньше Верлинов не получал удовольствия от алкоголя и никогда не пил в одиночестве. Таким было второе происшедшее с ним изменение, и он понимал, что оно является следствием первого.

Христофора долго не было, генерал испытывал уже легкое беспокойство. «Генерал или бывший генерал?» Он часто задавал себе этот вопрос. Конечно, там, на родине, его решат однозначно: при вынесении приговора за измену осужденный обязательно лишается орденов, медалей, воинских и специальных званий, ученых степеней, имущества – всего, даже жизни, по таким делам суды свойственного последнему времени либерализма не проявляют.

Но в чем состоит его «измена»? В том, что хотел оздоровить общество, покончить с криминалом и коррупцией, очистить государственный аппарат от изменников и перерожденцев? Да, это очень серьезное преступление, ибо подобные благие намерения невозможно осуществить без смены прогнившего режима, который и довел страну до такого состояния. И все заинтересованные лица понимают, что, шагнув по пути перемен, генерал не задержался бы на посту министра внутреннего контроля, а, опираясь на поддержку доведенных беспределом «до ручки» силовых структур и отчаявшегося населения, двинулся выше...

Верлинов качнулся сильнее обычного, в запотевшем стакане звякнули льдинки. Незаконный переход границы? Обычное дело в практике специальных служб. Поддельные документы? Он извлек из внутреннего кармана паспорт гражданина США, раскрыл зеленую корочку. Джеймс Роберт Кордэйл, пятьдесят четыре года, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес двести пятьдесят фунтов, цвет глаз коричневый. Рядом его собственная фотография: широкая, хотя и несколько напряженная улыбка, прямой взгляд, волевой подбородок со сглаженной возрастом ямочкой. Документ куда менее поддельный, чем десятки паспортов, изготавливаемых техническим сектором одиннадцатого отдела. Христофор получил его в американском консульстве, вызвав тем самым первые подозрения у своего гостя.

Что еще преступного он совершил? Сейчас Христофор снимает с номерного счета одного из банков пятьсот тысяч долларов, принадлежавших некогда Коммунистической партии Советского Союза, а теперь – неизвестно кому. Реквизиты счета и пароль сообщил ему Верлинов, а он, в свою очередь, узнал совершенно конфиденциальные данные при обеспечении режима секретности компьютерной сети Управления делами ЦК КПСС. Вроде бы налицо злоупотребление служебным положением и хищение чужого имущества в особо крупных размерах... Но, в конце концов, он сам многолетний член партии и может претендовать на свою долю в не меньшей степени, чем анонимные правопреемники, тайком растягивающие общую кассу по строящимся в самых живописных местах мира особнякам, никак не вписывающимся в партийную идеологию и моральный кодекс... Кстати, почему задерживается Христофор? Эти тайные самозванные наследники могли придумать какие-нибудь мерзости для того, кто захочет без спроса отхватить свой кусок пирога...

На веранду бесшумно вышел слуга в стандартной одежде: широкие черные штаны, белая расстегнутая на груди рубаха, в вырезе которой болтался круглый золотой медальон, почти сливающийся с загорелой кожей.

– Только что звонил хозяин, мистер Кордэйл, – почтительно сообщил он. – Просил передать, что все в порядке, он вылетает.

– Спасибо, Гурий. – Верлинов внимательно осмотрел крепкого двадцатипятилетнего грека. Обслуга Христофора была подобрана по определенному стандарту: молодые, сильные, немногословные, отлично вышколенные парни. К тому же изрядно сообразительные. Гурий прекрасно знает, что прибывший на подводном скутере человек никакой не Кордэйл, но обращается к нему исключительно по легендированному имени и на американский манер...

– Какие новости в округе? – поинтересовался Верлинов.

Слуга на миг отвел взгляд.

– По-моему, ничего не слышно...

Обязанности между персоналом были четко распределены: двое обслуживали яхту, четверо – усадьбу. Гурий отвечал за внутренние помещения, и обсуждать новости с гостем в его компетенцию не входило. Другое дело – смешивать напитки, но Верлинов предпочитал делать это сам.

– Я не нужен, мистер Кордэйл?

– Можешь идти...

Верлинов допил стакан, потянулся было за новой порцией, но внезапно передумал. Какими новостями не захотел поделиться Гурий? Скорее всего всплыли трупы... Больше всего он боялся, что это рано или поздно произойдет, хотя и надеялся на подводные течения, крабов и акул...

Тройное убийство. Тут никуда не денешься – самое тяжкое преступление, гарантированный смертный приговор или пожизненное заключение... Причем в любой стране. Раньше Верлинов никогда не убивал своими руками, хотя в молодости его этому долго и хорошо учили. Правда, находясь на вершине управленческой пирамиды КГБ, он отдавал приказы, реализация которых была связана с ликвидациями, но в практике всех спецслужб мира это убийством не считается.

Плавное течение мыслей прервалось изменением обстановки: внизу, рядом с «Марией», швартовалась рыбацкая шхуна «Морская звезда». Выпрыгнувший на белые доски причала человек быстро пошел по самой короткой пешеходной тропинке, ведущей к вилле. Очередной посетитель хозяина. «Муравей».

Христофор сказал, что торгует рыбой. Но у него не было ни шхун, ни ледников, ни коптилен, ни магазинов. Его манеры, распорядок дня, разговоры не соответствовали объявленному занятию. Зато он постоянно встречался с различными людьми, получал обширную корреспонденцию, радиограммы, часто говорил по телефону, много времени проводил за компьютером. Единственный товар, который он мог приобретать и продавать, – информация. Судя по вилле, яхте, мощному быстроходному катеру и арендованному вертолету, торговля шла успешно.

Верлинов был профессионалом и знал, какого рода информация имеет высокую цену. Вопрос о покупателе христофоровского товара для него тоже не представлял трудностей: двадцать лет назад неприметный сотрудник посольства Республики Греция Григориадис был задержан московским УКГБ в подъезде одного из домов на проспекте Мира при съеме тайника, заложенного агентом ЦРУ Борисовским. В контейнере находились материалы по строительству правительственного пункта управления в период ведения военных действий, а попросту – бункера 001. Это была линия одиннадцатого отдела, который совсем недавно возглавил тогда еще полковник Верлинов.

Он лично работал с задержанным и объяснил все предельно доходчиво, понятно и убедительно. Григориадис не обладал дипломатическим иммунитетом, поэтому на показательном судебном процессе должен был получить на всю катушку – пятнадцать лет или расстрел. В Стране Советов не миндальничали со шпионами, и заинтересованные лица это хорошо знали. Альтернативой скамье подсудимых могло стать лишь сотрудничество с КГБ, и провалившийся агент из двух зол выбрал меньшее для себя. Дав подробные показания, подписку о сотрудничестве и получив инструкции, Григориадис через сутки был отпущен и выдворен из страны.

Через некоторое время Верлинов передал ему вырезку из «Известий» о суде над шпионом Борисовским, приговоренным к расстрелу. Это должно было стимулировать перевербованного агента. И действительно, вначале Христофор слал ценную информацию о конкурирующей спецслужбе, потом поток постепенно пересох. Продолжая давать сведения экономического характера и оказывать КГБ различные специфические услуги, Григориадис объяснил, что американцы мягко отказались от его помощи. Версия была чрезвычайно правдоподобной, ибо «засветившегося» агента обычно снимают со связи. Теперь стало ясно другое: «двойник» выбрал себе одного хозяина. Верлинов определил, что Христофор является резидентом ЦРУ в островной зоне. Десятки «муравьев» сносят ему крупицы информации, а он обрабатывает ее, составляет общую картину и передает в посольскую резидентуру.

Нелегальное появление в Греции напичканного секретами генерала КГБ представляло для ЦРУ несомненный интерес, даже если не знать об имеющейся при нем координатной сетке точек инициирования с отметкой заряда, угрожающего цели ь 1 Российской Федерации. Что может перевесить искушение – сдать его с потрохами? Чувство признательности двадцатилетней давности? «Дружба» агента со взявшим его на крючок контрразведчиком? Ерунда! Вот разве что пятьсот тысяч долларов... И то стопроцентной гарантии нет. Правда, остается еще московское досье с подпиской о сотрудничестве. Деньги и подписка способны, пожалуй, уравновесить чаши весов. Но надолго ли?

Оглянувшись, Верлинов надорвал подкладку пиджака, быстро извлек сложенный вчетверо лист бумаги, чиркнул зажигалкой. Он предчувствовал, что сейчас появится Гурий и неизвестно как отреагирует на сжигание документа. Все зависит от полученных им инструкций. А инструкции зависят от того, находится ли Верлинов в гостях или пребывает в плену. На всякий случай генерал переложил горящий листок в левую руку, а правую опустил к поясу.

Бумага догорела, Верлинов размял пепел на подносе и перевел дух.

– Я услышал запах гари, мистер Кордэйл... Гурий стоял за спиной слева и смотрел на его руку. Верлинов взялся за пряжку ремня.

– Сжег ненужное письмо. Слуга кивнул.

– Сейчас я все уберу.

Снаружи донесся нарастающий гул двигателя. Бродивший вокруг виллы «муравей» остановился, задрав голову к небу.

– Вот и хозяин, – с ощутимым облегчением сказал Гурий.

Вертолет заходил на посадку.