Глава первая

Округлый черный предмет отчетливо выделялся на лазурной, расцвеченной солнечными бликами поверхности Эгейского моря.

– Вот он! – Пилот полицейского вертолета чуть повернул штурвал, входя в пологий вираж.

– Похоже, – мрачно отозвался наблюдатель, прикладываясь к биноклю. Именно он должен был первым заметить объект поиска. Потому что вся операция по задержанию крупной партии наркотиков закрутилась на основании его рапорта. Тридцать инспекторов, двенадцать негласных сотрудников, четыре катера плюс поддержка двух сторожевиков военно-морских сил...

Несколько миллионов драхм – псу под хвост: захваченная по всем правилам проведения специальных операций шхуна оказалась стерильно «чистой»!

Что может сказать в свое оправдание инициатор перехвата инспектор Иорданидис? Что осведомитель Зоркий исключительно надежен и его информация подтверждалась в девяноста пяти случаях из ста? Это всего-навсего слова, которые ровным счетом ничего не стоят.

Что рыбаки успели выбросить груз за борт – годится в качестве рабочей версии, но опять же нужны подтверждающие факты. Вот почему инспектор занимает место рядового наблюдателя и уже два часа с высоты триста шестьдесят метров до боли в глазах вглядывается в отблескивающую водную гладь.

– Берег-3, Берег-3, я – Глаз, обнаружен резиновый бурдюк, – сказал Иорданидис в микрофон рации.

Дело сделано! Какая разница, кто первый заметил? Главное, что выброшенный груз существует... Он заметно воспрял духом, голос повеселел.

– На траверзе южной оконечности острова Тинос. Три километра к востоку. Поторопитесь, здесь сильные течения! Да, мы сбросим цветовую шашку.

Инспектор удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Давай пометим это место, дружище, – доброжелательно предложил он пилоту.

– Иначе наш героин может потеряться еще раз.

– Если это героин, – индифферентно отозвался пилот и протянул желтую банку, напоминающую упаковку для консервированных сосисок. – Дерните шнур и бросьте вниз. Точность практического значения не имеет: пятно получается достаточно большим.

Заканчивая вираж, вертолет по спирали скользнул на триста метров вниз, распугав кружившихся над черным предметом чаек. Иорданидис нажал стопорную ручку, инстинктивно подался назад от ворвавшегося плотного потока рассекаемого винтами холодного утреннего воздуха и не приглушенного обшивкой грохота двигателя, но тут же пересилил себя, распахнул дверцу пошире и, выглянув наружу, метнул шашку.

– Давай пониже, дружище. – В голосе инспектора вновь появились напряженные нотки. Увиденное внизу чем-то ему не понравилось.

– Даю!

Вертолет провалился еще на тридцать метров, приблизившись к расплывающемуся желтому пятну. Краситель не замутнял прозрачность воды, скорее контрастнее выделял очертания обнаруженного предмета.

– Не очень похоже на героин, правда, дружище? – хмыкнул пилот.

Иорданидис оцепенело молчал. Теперь он отчетливо видел раскинутые руки и ноги, затопленную голову... То, что он принял за бурдюк с наркотиками, на самом деле оказалось трупом человека, облаченного в гидрокостюм. Солнечные зайчики невинно играли на мокрой резине.

За тысячи километров от острова Тинос плескались о берег Камышовой бухты мыса Херсонес свинцовые волны Черного моря, оправдывающего в ноябре свое название. Мокрый песок покрылся зеркальной ледяной коркой, на линии прибоя шелестела белая шута, даже смотреть в сторону воды было зябко.

У стандартных зеленых, с красными якорями, ворот маялись под пронзительным ветром мужчина и женщина средних лет, явно сельской внешности. Уже полтора часа они разговаривали с выходящими из части матросами, но ничего не добившись, попросили мичмана на КПП пропустить их к командиру. Дежурный позвонил по внутреннему телефону, и хотя для приема родителей существовали специальные дни и занимался этим обычно зам по работе с личным составом, командир распорядился немедленно доставить посетителей к нему.

В аскетическом, чтобы не сказать убогом, кабинете мужчина и женщина увидели высокого сухопарого человека в морской форме с погонами капитана второго ранга. На самом деле сидящий за столом и внимательно разглядывающий вошедших Сушняков имел звание подполковника госбезопасности, он возглавлял морское отделение одиннадцатого отдела КГБ СССР, замаскированное под обычную флотскую часть, и форма являлась одним из элементов маскировки. Ничего этого посетители, естественно, не знали. К тому же их интересовали более прозаические и куда более важные вещи.

– Мы к сыну приехали, к Васе Тимофееву, – начал мужчина, привычно стащив с головы шапку. – Заранее списались и договорились. А его нет! И никто не говорит – где.

– И напарника его нету, – вступила женщина. – Феди Прокопенко. А матросики глаза в сторону отводят и не говорят ничего!

– Вот жена и заволновалась: не случилось ли беды... – Мужчина переступил с ноги на ногу. – Ну и я, конечно... Сын как-никак!

Сушняков вздохнул.

– В походе они. Жаль, что зря проехали, но что поделаешь – служба есть служба! Сейчас вас накормят, оплатят дорогу и отвезут на вокзал. Я распоряжусь.

– Так, значит, ничего не случилось? – не успокаивалась мать. – Все в порядке у него? Живой, здоровый?

Ей не нравилось, что командир не смотрит в глаза, как и те матросы, у которых они пытались расспросить о Васе.

– В походе, – повторил Сушняков, закапываясь в бумаги.

Наступила томительная пауза.

– Пойдем, Варвара, сказали же тебе. – Мужчина взял ее за руку. – Чего время у занятых людей отнимать!

Он испытывал робость перед начальниками и стеснялся настырности жены.

– Ничего не случилось? Живой он, здоровый? – как заведенная продолжала повторять женщина. – Вы мне точно скажите!

Подполковник в форме капитана второго ранга поднял голову.

– Все в порядке, не волнуйтесь. Ваш сын живой... И здоровый...

Мать обмякла и позволила мужу вывести себя из кабинета. Помощник дежурного повел родителей старшего матроса Тимофеева в столовую.

– Это у нас аллея Боевой славы, – на ходу пояснял он. – А это плац.

Ветер прекратился. Зато пошел крупный, хлопьями, снег.

Через час в неровном желтом пятне цветового маркера покачивался на мелкой волне полицейский катер. Невысокий, начинающий полнеть капитан с недовольным лицом то и дело поворачивал штурвал, стараясь, чтобы ют все время оставался с подветренной стороны. Там врач и два криминалиста осматривали распухшее тело утопленника.

– Переверните, чтобы лицо попало в кадр... Хорошо... Обычный для Средиземноморья осенний норд-ост рвал полы плащей, поднятые воротники плохо защищали сухопутных крыс, презрительно рассматриваемых капитаном, связывавшим с ними неприятности сегодняшнего дня,

– Руки крупным планом... И вот какая-то дырочка на груди. Вроде прокола...

Все трое были в респираторах, поэтому голоса звучали глухо, только затвор мощной фотокамеры щелкал четко и резко.

– Доктор, разрезать костюм?

– Нет, подробное исследование в морге. Тем более надо успеть осмотреть второго...

В полумиле к югу имелось еще одно желтое пятно – более интенсивной окраски и четкой формы, потому что красящую шашку сбросили совсем недавно, когда усиливший бдительность Иорданидис с помощью бинокля рассмотрел в прозрачной аквамариновой толще неподвижно зависшую тень, напоминающую очертаниями человеческую фигуру. Второй труп тоже оказался облаченным в черный гидрокостюм и акваланг, вес которого и удерживал покойника на глубине двух метров. Через пару дней гнилостные газы преодолели бы тяжесть дополнительного груза – этот эффект, хорошо знакомый служащим морской полиции и судебным врачам, не позволяет надежно прятать концы в воду.

Парящие кругами чайки наблюдали, как матросы с надувной лодки заводили сеть и кран-балкой втаскивали аквалангиста па борт катера. Теперь два распирающих черную резину тела лежали рядом на вымытых добела досках палубы. По лицу продолжающего манипулировать рулем капитана можно было определить, что он считает свою посудину безнадежно оскверненной.

Процедура осмотра повторялась, вновь щелкала фотокамера, криминалисты в прозрачных разовых перчатках привычно ворочали мертвеца.

– Они погибли в один день, – ни к кому не обращаясь, сказал доктор. – Уверен, что и причина смерти окажется одинаковой.

Криминалисты переглянулись. Гидрокостюмы и акваланг явно иностранного производства, на поясе одного утопленника боевой нож, у второго – пустые ножны. Вряд ли оба просто захлебнулись. Совершенно ясно, что это не рядовое дело.

Места обнаружения трупов обозначили буйками, надувную лодку подняли на палубу, катер взял курс на берег. Только желтые, постепенно светлеющие и все более расплывающиеся пятна напоминали о происшедшем. Они сохранились до вечера: специальная краска маркировочных шашек очень устойчива к морской воде.

В Москве было пасмурно и зябко, дул пронизывающий ветер, срывался сухой колючий снег, больно секущий лица прохожих, отчего на мучнистого цвета коже проступало подобие румянца. Суетящиеся в вечной толчее мегаполиса люди в основном являлись жертвами перестройки, потому что преуспевшие в экономических и политических реформах катили по городу в теплых, комфортабельных лимузинах.

Защищенные бронированными бортами специальных «ЗИЛов» и высококлассными, профессиональными телохранителями из Главного управления охраны, мчались по государственным делам руководители государства, в представительных «линкольнах», «фордах», «вольво» под частной охраной отставников силовых структур спешили делать деньги бизнесмены, в «волгах» из гаража Федерального собрания торопились к законотворчеству депутаты, в «мерседесах» и «БМВ» мчались на разборки бандиты, в самых разнокалиберных экипажах, как отечественных, так и иностранных марок, а то и просто в такси поспешали по вызову дорогие проститутки.

Зачастую их пути и интересы пересекались – в одной машине могли оказаться крупный руководитель и глава мощной преступной группировки, известный политик и миллиардер из «новых русских», удачливый рэкетир и милицейский генерал. Во взбесившемся перестроечном мире были возможны любые сочетания, потому что партийно-советская кастовость и иерархия номенклатуры ушли в прошлое, так же как борьба за «чистоту рядов», а моральные принципы и представления о чести и достоинстве были уничтожены еще раньше, теперь все определяли два фактора: безнаказанность и общность интересов. Интересы же бывшего советского, а ныне российского человека особым разнообразием не отличаются и сводятся к удовлетворению собственных физиологических потребностей, желательно за счет избирателей, налогоплательщиков, серой солдатской массы и прочих олухов.

Поэтому победители эпохи перестройки занимались в резво бегущих автомобилях одним и тем же: считали деньги, причем не российские рубли, а доллары и марки, поправляли уставшие организмы ароматным коньяком или, в зависимости от пристрастий, прозрачной чистейшей водкой, по правительственной или коммерческой спутниковой связи договаривались о встречах для дачи-получения взяток, обедах или ужинах, любовных свиданиях, улаживали нескончаемые и столь важные хозяйственные дела, дозаряжали и в последний раз проверяли оружие, тискали обтянутые скользким нейлоном женские бедра и колени, а то и приправляли походно-транспортный, но оттого не менее сладкий минет, обсуждали с соучастниками планы преступлений, продумывали, как лучше обмануть партнеров по бизнесу, готовили заговоры и интриги – словом, делали то, за что в недавние времена подлежали расстрелу, многолетнему тюремному заключению или, по крайней мере, исключению из партии, снятию со всех постов и гражданской смерти.

Сейчас, правда, на смену гражданской с высокой долей вероятности пришла возможность обычной, биологической, смерти насильственного характера. Ежедневная криминальная хроника приучила к мысли, что убить могут кого угодно. Бизнесменов каждый день расстреливают в офисах или подъездах собственных домов, взрывают в машинах; крутым, отпетым бандитам всаживают пулю в лоб или затылок еще более крутые и отпетые. Наиболее благополучна судьба политиков и проституток – их не отстреливают в массовом порядке. Наверное, потому, что и с теми, и с другими легко договориться.

Полковник госбезопасности Дронов выгодно отличался от пассажиров тысяч других рассекающих столицу машин. Он не посадил рядом с собой ни политика, ни миллиардера, ни проститутку, не опохмелялся на ходу, не решал по спецсвязи личных проблем, не имел при себе валюты и даже оружия, положенного по роду деятельности. К тому же думал он исключительно о службе.

Во многом это объяснялось тем, что более полугода, пока шло служебное расследование и уголовное следствие по делу о бывшем одиннадцатом отделе КГБ СССР, он находился в «подвешенном» состоянии и пребывал в полном неведении относительно своей судьбы. Лишь неделю назад полномочная комиссия при Директоре ФСК вынесла заключение о полной непричастности Дронова к злоупотреблениям генерала Верлинова. Более того, было признано, что он принял решительные меры для предотвращения ухода генерала-изменника за кордон и наведения порядка в подразделении.

Сегодня Дронов получил назначение на должность начальника отдела и полковничьи погоны. А потому его переполняло желание хорошо зарекомендовать себя в новом качестве и оправдать доверие руководства. О посторонних вещах, а тем более о личной выгоде свежеиспеченный полковник думать не мог – время для этого еще не пришло.

Неброская черная «волга» с антеннами радиотелефона и специальной радиосвязи проделала неблизкий путь от центрального здания ФСК на Лубянке до штаб-квартиры Управления по безопасности специальных технических объектов в Юго-Западном районе столицы. Еще недавно комплекс зданий за глухим кирпичным забором назывался одиннадцатым отделом КГБ СССР, его многолетний руководитель генерал Верлинов почти добился полной автономии своего подразделения и собирался превратить его в Министерство внутреннего контроля, призванное покончить с коррупцией, преступностью, моральным разложением и распродажей России. Но в большой игре любая ошибка оборачивается поражением, а подчиненные генерала допустили ряд промахов...

Нового начальника ждали: едва автомобиль приблизился к стальным, выкрашенным в зеленый цвет воротам, как тяжелые створки распахнулись будто сами собой. Вытянувшись в струнку, отдали честь охранники – в период реформации недостаточное усердие может стоить места. А в том, что предстоит большая перетряска, никто не сомневался, в коллективе царило нервное ожидание.

Через полчаса Дронов собрал руководителей структурных подразделений на оперативное совещание.

– Порочная идея о самостоятельности нашего отдела закончилась тем, чего и следовало ожидать, – сурово сказал он, разглядывая напряженно застывших По обе стороны длинного стола подчиненных. – Политической авантюрой, служебными нарушениями и прямыми преступлениями, в том числе изменой Родине.

Полковник говорил ровно, строго и размеренно, умело делая паузы, усиливающие внимание слушателей. Неосознанно он копировал своего предшественника, и если закрыть глаза, то при известной доле воображения можно было представить, что совещание ведет Верлинов. С открытыми глазами даже самое богатое воображение не могло помочь: давно не глаженный костюм сидел на новом начальнике неловко, кончики воротника сорочки чуть загибались вверх, галстук, казалось, скрутится В трубочку, если снять аляповатую желтую заколку. В принципе, эти мелочи не особенно бросались в глаза – так ходят три четверти руководителей, считающих, что костюмно-галстучный наряд придает респектабельность сам по себе.

Но сотрудники одиннадцатого отдела не успели забыть генерала Верлинова, который всегда смотрелся щеголем, независимо от того, одет он в гражданское или в форму. Умение одеваться с иголочки было у него врожденным, как и породистость лица, значительность манер, весомость речи. Такие вещи не вручаются вместе с погонами. Верлинов выглядел генералом. Дронов же, с его простоватым лицом, грубыми ухватками и неистребимой, неосознаваемой привычкой копировать руководство, даже бывшее и опальное, не тянул выше исполнительного и деятельного капитана.

– Бывший начальник планировал присвоение несвойственных отделу контрольно-надзорных функций, проводил недопустимые эксперименты по использованию землетрясений направленного действия, похитил специальное снаряжение и оружие, – продолжал полковник. – Когда пришло время за все отвечать, он использовал служебное положение и на подводной лодке морского отделения попытался бежать за границу! Только наша бдительность и решительные действия матросов сорвали эту попытку. Изменник не остановился перед убийством тех, кто пытался его задержать, но и сам был уничтожен...

Стоящая в комнате тишина загустела и стала буквально гробовой. Присугствующие в самых общих чертах знали о происшедшем. Но последняя фраза оглушила, потому что содержала совершенно новую и В полном смысле слова убийственную информацию. После мгновения шокового оцепенения начальники подразделений и служб зашевелились, вдоль длинного стола заседаний прокатился возбужденный шумок. Начальник научно-экспериментального института Данилов ослабил узел галстука и вытер платком взмокший лоб.

«Заволновался генеральский любимчик», – отметил про себя Дронов и повысил голос:

– Следствие по делу Верлинова подходит к концу, но необходимо искоренить и питательную среду, сделавшую возможными его преступления! Я намерен разоблачить всех соучастников изменника и либо предать военному суду, либо просто выкинуть за ворота!

При этом полковник в упор смотрел на Данилова, и тот явно чувствовал себя неуютно.

– Как вы знаете, недавно у нас изменилось название. Это не просто техническая деталь – отныне задача Управления четко определена: обеспечение безопасности специальных технических объектов. С гигантоманией и несвойственными функциями покончено! Ряд служб придется расформировать или передать другим отделам и управлениям ФСК. Зачем нам морское отделение, служба информационного перехвата, ударная группа? Лучше усилить охрану спецобъектов, навести порядок в системе подземных коммуникаций! Там все запущено до предела – по спецтуннелям шляются преступники и бродяги, завелись какие-то искатели приключений, которые ходят туда по выходным для развлечения, да потом еще дают интервью журналистам... И эвакуаторы заброшены, скоро в них пооткрывают платные туалеты и коммерческие ларьки!

В другое время собравшиеся могли улыбнуться, хотя бы мысленно; про туалеты я ларьки в эвакуаторах неоднократно говорил генерал Верлинов. Но сообщение о трагической судьбе генерала отбивало охоту к улыбкам – в большинстве своем сотрудники любили начальника одиннадцатого отдела и мало верили в его измену.

Дронов продолжал монолог еще десять минут. Он ставил задачи на перспективу, критиковал предыдущего начальника и весь одиннадцатый отдел в целом, обосновывал необходимость реорганизаций и сокращений – словом, добросовестно воспроизводил полученное полтора часа назад напутствие Директора ФСК. Хотя сам не был с ним согласен. И слова про упразднения, ликвидации и передачи в чужие руки собственных служб выдавливал через силу.

Потому что ни один руководитель не любит сокращений штатов и ограничений полномочий своего ведомства, ибо в конечном счете это умаляет его авторитет, снижает вес в определенных кругах, сужает личные возможности.

Полковник прекрасно понимал, что если точно выполнить инструкции Директора, то от громадного сложного механизма власти, созданного Верлиновым, останется жалкий огрызок. Именно этого и добивается руководитель ФСК, которому совершенно не нужен могучий монстр, грозящий в любой момент выйти из подчинения. Но здесь интересы Директора и Дронова резко расходятся. Никто не называет кочерыжку кочаном капусты. Точно так же урезанное мощное Управление превратится во второстепенный отдел. Неминуемо снизятся «потолки» званий, упадет роль начальника... Значит, никогда не бывать Дронову членом коллегии ФСК, никогда не получить генеральские погоны! И хотя открыто выступать против предложений Директора Дронов не мог, но он не собирался рубить сук, на котором сидит. Способы сохранить штаты, силу и мощь Управления предстояло продумать. А пока полковник прилежно говорил то, чего от него ожидали. Тем более что дело было привычным.

Секретное заседание правительства Республики Греция посвящалось страшной находке у острова Тинос. Докладывал министр общественного порядка Папатемелис – высокий грузный мужчина с редкими волосами, тщательно уложенными один к одному поперек отчетливо различаемой лысины.

– Изложенные выше факты позволяют сделать вывод, что мы столкнулись не с простым убийством, а с деятельностью специальных служб другого государства, – закончил он свое выступление и, собрав несколько листков с машинописным текстом и строгими грифами в черную кожаную папку, опустился на мягкий стул с высокой резной спинкой.

В огромном зале наступила тишина. Косые солнечные лучи били в узкие, под потолок, окна, высвечивая летающие в воздухе серебристые пылинки и отражаясь зайчиками от зеркального узорчатого паркета. Премьер-министр Папандреу обвел взглядом членов Кабинета, восседавших вокруг массивного дубового стола. Аккредитованные при Доме правительства журналисты острили, что, если министров одеть в доспехи, они напоминали бы рыцарей короля Артура. Сейчас ни одного газетчика здесь не было.

– До сих пор ничего подобного у нас не происходило, – словно размышляя вслух, произнес министр по делам Эгейского моря Кадакас и поправил очки в тонкой оправе, дымчатые стекла которых придавали моложавому лицу таинственное выражение. – Территориальные воды Швеции – другое дело, инциденты там уже навязли в зубах... Значит, должна быть какая-то причина!

Взгляды присутствующих обратились к невысокому загорелому человеку, внимательно изучающему какой-то документ и делающему в нем пометки перламутровым автоматическим карандашом. Константинос Скандалидис сохранял невозмутимость, словно не чувствовал внимания окружающих, хотя все знали: от него не ускользает ни малейшее изменение в непосредственной близости и ни одно мало-мальски значимое для безопасности государства событие на всех ста тридцати тысячах квадратных километров территории республики.

– Известна эта причина министру внутренних дел? – спросил глава Кабинета, и Скандалидис мгновенно оторвался от своего занятия.

– Пока нет, – спокойно отозвался он. – Мы только начали работать. К тому же требуется проведение поисковых работ на значительной глубине и достаточно большой территории. Для этого необходимо содействие военно-морского флота. Договоренность с господином Арсенисом достигнута.

Министр национальной обороны утвердительно кивнул головой и, прерывая коллегу, заметил:

– Если потребуются водолазные работы на больших глубинах, придется просить помощи у американцев. Премьер-министр пожал плечами.

– Думаю, с этим не будет проблем. В конце концов, мы партнеры по НАТО. Что еще?

– Еще проблема сохранения тайны... – Скандалидис раскрыл стандартную кожаную папку.

– Ход следствия строго засекречен, – встрепенулся Папатемелис.

– И тем не менее... – Министр внутренних дел извлек несколько газет. – Статья в «Трибуне»: «Трупы у острова Тинос» с двумя фотографиями. «Послеполуденная»: «Тайна неопознанных утопленников», три фотографии, причем в кадр попала часть акваланга, по которой специалист может определить страну его изготовления. Правда, хороший специалист...

– Все ясно, – мягким жестом премьер-министр остановил докладчика. – Задача генерального секретариата по печати и информации приостановить появление подобных материалов на радио и телевидении. Президиум правительства должен провести подобную работу с Афинским информационным агентством. Для максимальной эффективности и полноты расследования, мне кажется, следует объединить усилия ведомств господ Папатемелиса и Скандалидиса... Министры внутренних дел и общественного порядка кивнули.

– Необходимое содействие окажет господин Арсенис, – продолжил глава Кабинета, и министр национальной обороны, в свою очередь, выразил полное согласие. – А в случае необходимости мы обратимся к нашим американским друзьям.

– Как быть с дипломатической оценкой событий? – поинтересовался министр иностранных дел. – Не следует ли внести ноту протеста российскому правительству?

Несколько секунд премьер размышлял.

– Наверное, не нужно спешить с официальными заявлениями, господин Попульяс. А вот приватно оповестить посольство о происшедшем и выразить свою озабоченность... Это другое дело. Ведь у нас ровные дружеские отношения с Россией. И пока не установлено, что инцидент связан с посягательством на интересы Греции, не стоит их обострять. И еще... Папандреу замолчал, что-то обдумывая.

– Вы знаете, что коммунисты вновь поднимают в парламенте вопрос о выходе из НАТО. Их поддерживают новые демократы – это сто двадцать голосов из трехсот. Поэтому расследование имеет очень важное политическое значение. Если будет установлено, что республика подвергается воздействиям извне и это угрожает ее безопасности, Палата депутатов ни за что не проголосует за такое решение...

Через два дня Андреас Иорданидис сидел в приемной начальника отдела криминальной полиции министерства общественного порядка, дожидаясь пока минутная стрелка ручного хронометра преодолеет последние пять делений. Его вызвали на десять часов, а шеф отличался крайней пунктуальностью, поэтому подчиненные старались всегда являться заранее, чтобы избежать опозданий и связанных с ними разносов.

Андреас поерзал на жестком стуле. Казалось, секунды растягиваются в минуты, а минуты – в часы. Блестящая медная табличка с гравировкой «Антониас Стилиманос» притягивала взгляд и гипнотизировала. Рядовой инспектор с острова Тинос нечасто бывал даже у начальника участка в Пирсе, а на такой уровень вообще попал впервые.

Инспектору недавно исполнилось тридцать два года – возраст достаточный для того, чтобы сделать карьеру. И предельный для последней попытки запрыгнуть на более высокий уровень. Но для такого прыжка необходим трамплин: полезные знакомства, связи с сильными мира сего или, на худой конец, раскрытые сложные преступления. Знакомств и связей у сельского парня из Македонии не было, оставалось надеяться на профессиональные успехи. Провал операции по наркотикам мог положить конец всем надеждам, но обнаружение двух утопленников как бы нейтрализовало неудачу. Он был уверен, что вызов к начальству связан с этим делом.

Привычно приклеив неотразимую улыбку дамского любимчика, Андреас повернулся на шелест пишущей машинки.

– Когда вызывают к начальству, трудно представить, что тебя ждет – благодарность или взыскание, – завораживающим баритоном произнес он. Приходилось делать над собой усилие: сухая бесцветная особа неопределенного возраста не вызывала совершенно никакого интереса.

– Зато потом узнаешь это наверняка, – безразлично ответила секретарша, – вам осталось потерпеть три минуты.

Обаяние инспектора явно на нее не подействовало. Злые языки говорили, что секретарш подбирает жена шефа и невосприимчивость к мужскому обаянию является одним из главных, если не непременным условием.

Ровно в десять Иорданидис вошел в просторный кабинет, обставленный старой, массивной, добротно сделанной мебелью. Настоящее дерево, настоящая кожа обивки, настоящая сталь головок обивочных гвоздей – все это выгодно отличало обстановку от новомодной офисной мешанины хромированных трубок, дымчатого стекла, штампованной пластмассы и создавало атмосферу обстоятельности и надежности, столь необходимую государственному учреждению.

И от крепкой, начинающей затягиваться возрастным жирком фигуры шефа исходило излучение уверенности, властности и непоколебимой силы. Бык. Прозвище приклеилось в молодости, когда начинающий полицейский с разбега вышиб головой дверь дешевого мотеля, выбив пистолет у притаившегося за ней бандита. Потом случалось много историй, закрепивших эту кличку, и не все они были связаны с похождениями в профессиональной сфере. Так что предусмотрительность его супруги имела основания.

Сейчас Бык в спокойной позе восседал за огромным столом, положив скрещенные руки на стандартную, толстого картона, папку для материалов расследования.

– Проходите, господин Иорданидис, – густым голосом прогудел он и, обозначив попытку встать навстречу гостю, по-настоящему поздоровался за руку, чем очень удивил инспектора. На такой прием мог рассчитывать визитер в ранге не меньше начальника участка. Да и то не всякий.

Обостренная интуиция полицейского связала необычно любезную встречу с наличием в кабинете постороннего – худощавого мужчины, почти полностью утонувшего в большом кожаном кресле.

Однако шеф вел себя так, будто они находились наедине.

– Присаживайтесь, – дружески предложил он. – Ваша находка оказалась чрезвычайно важной. Два утопленника, да не просто утопленника... Впрочем, вы, наверное, слышали о результатах вскрытия? Инспектор пожал плечами.

– Совершенно ничего. В участке никаких материалов нет... Я пытался расспросить доктора, но он повел себя как-то странно... У меня создалось впечатление...

Иорданидис покосился в сторону человека в кресле. Тот сидел неподвижно, прикрыв глаза, – создавалось впечатление, что он дремлет.

– Продолжайте. – Бык успокаивающе махнул могучей рукой.

– ...что вся информация по этому делу засекречена.

– Совершенно правильно, – удовлетворенно кивнул шеф. – Я рад, что ничего не просочилось наружу. Нам ни к чему лишние осложнения...

Тяжелый взгляд гипнотизировал инспектора. Бык выжидал, но и Андреас умел проявлять сдержанность. Пауза затянулась. Шеф удовлетворенно кивнул еще раз.

– Сейчас вы поймете, что я имею в виду. – Он раскрыл папку, извлек десяток фотографий и, перебирая, стал бросать одну за другой перед инспектором, сопровождая свои Действия короткими комментариями.

Распухшие трупы в черных гидрокостюмах.

– Это вы видели, хотя и издалека...

Гидрокостюмы отдельно. Они были разрезаны, но аккуратно сложены по линии разреза. Акваланг. Нож в ножнах. Пустые ножны. Ласты.

– Снаряжение «тюленей». Приходилось слышать?

– Тюленей?

– «Тюлени», «ластоногие», «люди-лягушки»...

– А-а-а... – припомнил инспектор. – Подводные диверсанты!

– Точнее, подразделения «Силз», – не открывая глаз, произнес человек в кресле. – Боевые пловцы.

– Вот именно, – Недовольно сказал Бык. Он не терпел, когда его перебивают.

– Только это не греческие «Силз». Все снаряжение российского производства.

Выдержав паузу, шеф бросил на стол еще несколько фотографий.

Распухшие обезображенные трупы.

– Хорошо, что не слышно запаха, – цинично хмыкнул Бык. – Когда их вытаскивали, капитан катера грозился подать в отставку, а матросы блевали.

Крупным планом татуировки: подводная лодка под перископом, надпись «Прокоп, 1970». Крупным планом ранения, похожие на уколы стилетом.

«Чем их убили?» – хотел спросить Иорданидис, но не успел.

– Знаете, что это такое? – Шеф извлек из папки целлофановый пакетик с двумя тускло блестящими гвоздями.

Коротко звякнув, пакетик шлепнулся на столешницу перед инспектором, и тот увидел, что в нем не гвозди, а шестигранные стрелки длиной по десять-одиннадцать сантиметров и диаметром около пяти миллиметров. Андреас понял, что получил ответ на незаданный вопрос.

– Наверное, специальные пули, которыми «тюлени» убивают «лягушек»...

Человек в кресле открыл один глаз, остро глянул на полицейского и чуть заметно улыбнулся.

– Совершенно верно, – кивнул Бык массивной головой. – Пули от русского подводного пистолета конструкции Симонова.

– Зачем же русским убивать друг друга? – машинально спросил Иорданидис. – Да еще в наших территориальных водах?

– Это один вопрос. – Шеф загнул крепкий, поросший волосами палец. – Кто совершил двойное убийство? Это второй вопрос. Почему русские боевые пловцы проявляют активность на греческой территории? Нет ли здесь угрозы для нашего государства? Таковы третий и четвертый вопросы, а за ними неизбежно последуют многие другие, причем обычный криминал тесно переплетается с политикой и государственной безопасностью... Именно поэтому расследование должны проводить полиция и контрразведка совместно.

Андреас уже давно ожидал чего-то подобного, но только сейчас отчетливо понял, почему в кабинете находится посторонний и какая роль в этой истории уготована ему самому. Похоже, Бык ожидал вопросов, но у инспектора имелся только один.

– Почему именно я?

– Во-первых, вы один из самых способных и перспективных сотрудников...

Иорданидис знал, что это неправда. Начальство никогда не считало его ни способным, ни перспективным. А провал последней операции вообще ставил под сомнение дальнейшую карьеру.

– Во-вторых, вы обнаружили этих русских... Тоже неправда. Тогда к расследованию можно было привлечь не менее десятка человек – от пилота вертолета и капитана катера до патрульных, сопровождавших трупы в морг.

– А в-третьих... – Бык замолчал, как бы взвешивая: стоит ли говорить то, что он собирался сказать. – В-третьих, контрразведка из нескольких кандидатур выбрала вас.

Шеф указал на третьего молчаливого участника разговора. Человек в кресле уже не спал и не имитировал сон. Он внимательно рассматривал Иорданидиса, и Андреас ощутил, что взгляд у контрразведчика острый, пронизывающий насквозь.

– Знакомьтесь, – с несвойственной ему церемонностью сказал Бык. – Грегорис Влакос, Андреас Иорданидис.

Контрразведчик пружинисто вскочил и протянул руку. Ладонь была увесистой и жесткой.

– Вы скажете, почему выбрали именно меня? – спросил полицейский.

– Скажу, – после секундной заминки ответил Влакос. – Но чуть позже. И... это будет правдой только в том случае, если окажется, что я не ошибся.

– Браво! – усмехнулся Андреас. – Мне нравятся откровенные парни.

– Ты мне тоже понравился, – улыбнулся в ответ контрразведчик. – И это хорошо: взаимные симпатии помогают в работе. Ваш начальник не сказал главного нам предстоит раскрыть российскую шпионскую сеть!

– Если учесть время, прошедшее с момента их смерти, и скорость подводных течений, то погибли они где-то здесь... – Влакос ткнул остро отточенный карандаш в крестик на карте, обозначающий место обнаружения утопленников, и провел короткую линию на северо-восток.

Твердый грифель вырисовал аккуратный кружочек.

– Около километра до острова Тинос, – продолжил контрразведчик. – Глубина здесь за двести метров. С завтрашнего дня в этом районе начнутся поисковые работы – траление, магнитосъемка, видеосъемка... Карандаш так же аккуратно заштриховал кружок.

– Что предполагается найти? – поинтересовался инспектор.

Влакос пожал плечами.

– Как минимум – второй акваланг. Как максимум – все что угодно. Торпеду с ядерной боеголовкой, автоматическую станцию слежения и радиоперехвата, русскую подводную лодку...

– Ну уж и целую лодку! – улыбнулся Андреас, давая понять, что оценил шутку напарника. Но тот оставался совершенно серьезным.

– А как, по-твоему, эти парни оказались здесь?

– Мало ли... В Пирей недавно заходил русский туристский теплоход...

– И они проплыли более ста пятидесяти километров на ластах? Или на буксировочном скутере? Ерунда! К тому же исследование акваланга показало, что выход в воду произошел на глубине тридцати метров. Здесь была лодка! – Внезапно контрразведчик осекся и махнул рукой. – Ладно. Что найдут, то найдут. Увидим.

– Если лодка и была, то давно ушла, – размышлял вслух Иорданидис. – Не станет же она дожидаться, пока ее выловят тралом...

– Ладно! – повторил Влакос, но не удержался и по инерции произнес. – Мало ли как бывает в жизни... Авария, непредвиденная задержка... Когда вы находите убитого, то обязательно прочесываете окрестности, верно? Хотя совершенно ясно, что убийца постарается унести ноги Подальше. Давай лучше поговорим о твоей части работы...

Воцарившаяся было в специально выделенном кабинете полицейского управления атмосфера дружеской доверительности мгновенно исчезла. Во всем мире спецслужба и полиция живут как кошка с собакой. Контрразведчики считают себя интеллектуальной элитой, охраняющей высшие интересы, и перекладывают всю грязную работу на полицейских, которые, по их разумению, существуют именно для того, чтобы возиться в дерьме. В свою очередь, полицейские платят неприязненным отношением к рыцарям плаща и кинжала, чьи методы лежат вне закона и очень похожи на приемы, принятые в уголовном мире. Когда сотрудники антагонистических систем работают вместе, стремление к общей цели и личные отношения оттесняют взаимную неприязнь на второй план, но она может совершенно неожиданно проявиться в любой момент.

– Я дам задание своим информаторам и буду ждать сообщений, – сухо сказал Иорданидис. – Расшифровывать агентов я не могу, поэтому тебе придется доверять мне на слово.

– Конечно, – кивнул Влакос. – Только вот что... Сколько у тебя осведомителей?

– Девять.

– Этого мало. Надо залегендировать обоснование заданий для всех офицеров криминальной полиции, чтобы агентурная сеть побережья была задействована полностью.

– А ваша сеть уже задействована? – спросил Андреас. Влакос снова кивнул.

– И каковы результаты?

Ответ напрашивался сам собой: если бы контрразведке удалось получить результат, то она не нуждалась бы в помощи полиции.

Влакос внимательно посмотрел на напарника. Они были одного роста и примерно одного возраста, только полицейский обладал более плотной фигурой и весил на добрые десять килограммов больше.

Иорданидис ждал, как отреагирует контрразведчик на столь явную подначку. Рассердится? Не подаст вида, но затаит обиду? Ответит колкостью? Но Влакос лишь широко улыбнулся.

– По-моему, наступило время обеда. Если полицейские позволяют себе пропустить за едой пару стаканчиков хорошего вина, то я угощаю.

Работу в новой должности полковник Дронов начал с того, что тщательно перешерстил штаты. Все более-менее близкие Верлинову сотрудники были отправлены на пенсию, а тех, у кого не хватало выслуги, увольняли по состоянию здоровья, сокращению штатов и другим формально-бюрократическим основаниям, которые в изобилии имеются у любого руководителя для того, чтобы избавиться от неугодных подчиненных.

Специально созданная бригада проводила служебное расследование фактов пособничества беглому генералу. Основным объектом ее деятельности по указанию Дронова стали научно-экспериментальный институт и его начальник.

«Работы по исследованию возможностей направленных сейсмических воздействий (кодовое наименование темы „Сдвиг“) были возобновлены по моему предложению и с согласия генерал-майора Верлинова, – читал Дронов перепечатанную на машинке аудиозапись допроса Данилова. – По его же указанию мною составлена карта координат узлов сейсмической неустойчивости, воздействие на которые вызовет толчки в определенных точках земной поверхности. Мы и ранее составляли подобные документы – координатные сетки точек инициирования и так называемых точек проявления, чтобы знать, где нужно произвести подземный взрыв для разрушения стратегического объекта вероятного противника. Но в этот раз карта узлов сейсмической неустойчивости привязывалась к Москве, к конкретным целям: Кремлю и спецсооружению 001 – центральному правительственному бункеру управления в условиях военных действий. В точку, обеспечивающую поражение Кремля, по распоряжению генерал-майора был заложен инициирующий заряд в виде ядерной боеголовки средней мощности...» Дронова бросило в жар. Оторвавшись от документа, он провел рукой по вспотевшему лицу и машинально вытер ладонь о брюки. Самое страшное, что Данилов не врал, не фантазировал, не брал на испуг. Начальник института говорил чистую правду.

«...Доставка заряда к точке инициирования осуществлена с помощью экспериментальной подземной лодки. Взрывать боеголовку генерал-майор, по его словам, не собирался, намереваясь использовать ее в качестве средства давления на правительство при проведении какой-то политической комбинации, суть которой мне неизвестна. Кто конкретно производил установку заряда и в каком месте, мне тоже неизвестно, так как этим руководил генерал-майор лично. Сетка точек инициирования в привязке к целям города выполнялась в единственном экземпляре, и ее местонахождение мне тоже неизвестно...» – Черт бы его побрал! – Полковник отшвырнул листок со взрывоопасной, в буквальном смысле слова, информацией. Мертвый Верлинов переиграл его, да и всех остальных! Генерал был хорошим оперативником и неукоснительно выполнял основное правило конспирации: каждый должен знать только то, что ему необходимо. Он доверял Данилову и знал, что тот никогда не выдаст, но он знал и про скополамин, пентонал натрия, другие виды «сывороток правды», три-пять кубиков которых полностью подавляют волю допрашиваемого и развязывают ему язык. Начальнику института вкололи все пять...

Дронов вскочил с места. Офисное кресло мягко прокатилось по кабинету и с грохотом ударилось о стену. В дверь немедленно заглянул плечистый прапорщик.

– Что случилось, шеф?

Полковник отметил быстрый взгляд, мгновенно охвативший кабинет, и синхронно дернувшуюся могучую руку, в которой скорострельный портативный «кедр» казался детской игрушкой.

– Все нормально, – устало произнес он, но прапорщик уже определил источник шума – рука расслабилась, взгляд погас, и дверь тихо закрылась.

«А что же, собственно говоря, нормально?» – спросил сам у себя начальник Управления по безопасности специальных технических объектов, отчетливо ощущая, что стоит на краю пропасти. Потому что не только самый важный спецобъект – правительственный бункер, но и главный объект страны находятся в опасности, причем по воле его предшественника и непосредственного в тот момент руководителя, а он, Дронов, не в состоянии эту опасность нейтрализовать...

Он быстро прошел через комнату отдыха в санблок, умылся холодной водой, вытерся шершавым от крахмала полотенцем и замер, оперевшись руками на края голубоватой фаянсовой раковины. Прямо перед ним, в плоском прямоугольнике вмонтированного в кафель зеркала, отражались стены, отделанные голубой с легким ненавязчивым рисунком плиткой, три разноцветных полотенца, чуть потрескивающая лампа дневного света и мертвенно-бледное, то ли от безжизненного освещения, то ли от отсутствия жизненных сил, лицо.

Выпуклый лоб, чуть прикрытый косой прядью начинающих седеть волос, густые черные брови, маленькие круглые глаза, крупный нос, твердые, плотно сжатые губы, массивный, выступающий вперед подбородок. Лицо было его собственным, родным, единственным, на что приятно смотреть в чуждом мире, созданном ненавистным предшественником. Верлинов подбирал кафель и сантехнику для санблока, обои, светильники и мебель для комнаты отдыха, показывал, как вмуровать в стену зеркало и где привинтить вешалку... И наверняка вытирался этими полотенцами! Дронов скомкал и брезгливо отбросил накрахмаленный кусок ткани.

«Где же эта проклятая координатная сетка?» При тщательнейшем обыске всех служебных помещений, автомобиля, самолета и вертолета бывшего начальника одиннадцатого отдела ничего похожего обнаружено не было. Да и вообще не нашли ни одного документа, ни одной улики... Значит, он взял ее с собой!

Закрыв дверь в санблок, Дронов опустился в глубокое, располагающее к отдыху кресло и закрыл глаза. Следовало определиться: что делать? Написать рапорт Директору:

Кремль находится под прицелом сейсмической бомбы, спецбункеру 001 тоже угрожает опасность, карта точек уничтожения стратегически важных объектов столицы исчезла, Управление по безопасности специальных объектов ничего поделать не может... Ну и что? Выбросят к чертовой матери без пенсии, как половую тряпку! Не-е-е-т... Дураков нема... Надо придумать что-нибудь поумней!

Но ничего умного в голову не приходило. Когда Дронов возглавлял оперативный сектор одиннадцатого отдела, было куда проще. Организация наружного наблюдения, техническое прослушивание, агентурное проникновение, засады, задержания... Дело знакомое, привычное, он и лично выезжал на «горячие» ситуации, например, когда в перестрелке с бандитами погиб капитан Якимов, а его напарника капитана Васильева задержала милицейская группа немедленного реагирования... Восемь трупов, лужи, брызги, потеки крови, возбужденные и злые, со взведенным оружием, спецназовцы... Тогда он справился в три минуты – вызволил Васильева, забрал труп и оружие Якимова, дал указания старшему спецгруппы и вместе с сотрудниками исчез, так и не «засветившись». Однако все это не требовало большого ума. А сложные операции, изящные оперативные комбинации и тонкие агентурные игры придумывал Верлинов. Со стороны казалось, будто особой трудности тут нет, и, тогда еще подполковник, Дронов считал, что и он сможет руководить отделом... Проклятый предатель! Куда же он дел документ?! Если взял с собой...

Полковник вернулся в кабинет, большим сложно-узорчатым ключом отпер сейф, извлек тонкую папку и сел к столу. Под картонной обложкой были собраны копии документов, относящихся к тому моменту, когда бегство генерала раскрылось и Дронов исполнял обязанности начальника одиннадцатого отдела.

Он пролистнул страницы, нашел нужные.

"Начальникам подразделений и служб одиннадцатого отдела КГБ СССР.

Отозвать из командировок, полевых испытаний, учений и экспедиций личный состав, провести инвентаризацию технических средств, вооружения, другого имущества, проанализировать состояние дисциплины на вверенных объектах, проверить исправность общих и специальных систем. Доложить о происшедших за последние семьдесят два часа чрезвычайных происшествиях, нарушениях уставов, приказов и правил внутреннего распорядка.

Врио начальника отдела подполковник Дронов".

"Врио начальника одиннадцатого отдела подполковнику Дронову.

Сообщаю, что приказ вернуться на базу не выполнила подлодка «У-672», осуществляющая операцию «Переход» по заданию генерала Верлинова. Связи с «У-672» нет уже восемнадцать часов.

Начальник морского отделения одиннадцатого отдела подполковник Сушняков".

"Начальнику морского отделения подполковнику Сушнякову.

На борту подлодки «У-672» находится отстраненный от должности за совершение ряда преступлений и объявленный во всероссийский розыск генерал Верлинов, пытающийся бежать за границу. Приказываю: пресечь попытку измены Родине любыми возможными средствами.

Врио начальника одиннадцатого отдела подполковник Дронов".

"Капитану «У-672» Чижику.

У вас на борту находится отстраненный от должности и объявленный во всероссийский розыск за совершение ряда преступлений генерал Верлинов. Приказываю: обеспечить немедленное возвращение разыскиваемого на базу одиннадцатого отдела.

Начальник морского отделения подполковник Сушняков".

"Врио начальника одиннадцатого отдела подполковнику Дронову.

Сообщаю, что после длительного перерыва на связь вышла «У-672», находящаяся в Эгейском море. Тридцать минут назад на СПЛ[1] ее покинул генерал Верлинов. Курс СПЛ неизвестен, связь с ней отсутствует.

Сушняков".

"Начальнику морского отделения Сушнякову.

Для устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам надлежит обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном случае вы будете отстранены от должности.

Дронов".

"Капитану подводной лодки «У-672» капитан-лейтенанту Чижику.

Для устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам надлежит безусловно обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном случае вы будете отстранены от должности и преданы суду военного трибунала.

Начальник морского отделения подполковник Сушняков".

"Начальнику морского отделения подполковнику Сушнякову.

Докладываю, что во исполнение вашего приказа пресечена попытка измены Родине со стороны бывшего генерала Верлинова. При задержании Верлинов уничтожен. Погибли также мичман Крутаков, старшина второй статьи Прокопенко и старший матрос Тимофеев.

Капитан «У-672» Чижик".

"Врио начальника одиннадцатого отдела подполковнику Дронову.

Докладываю, что ваш приказ выполнен. При попытке изменить Родине и уйти за границу Верлинов уничтожен. При задержании погибли три матроса из команды «У-672».

Начальник морского отделения Сушняков".

Дронов закрыл папку. Именно эти бумаги спасли его карьеру. Тогда он не вникал в подробности: достаточно было того, что Верлинов не ушел. Теперь появлялись вопросы... Где тело генерала? Есть ли при нем координатная сетка? Почему ее до сих пор не обнаружили? И самый главный вопрос: соответствует ли содержание шифрограмм действительности? Ведь он, Дронов, перестраховываясь, давил на Сушнякова, тот, в свою очередь, страховался и давил на Чижика... А Чижику давить не на кого, разве что на матросов... Вот трое и погибли. Но дела это не меняет, все равно Чижик крайний – он внизу пирамиды, в любом случае обломками завалит насмерть... Как ему страховаться? Только отрапортовав о выполнении приказа... Полковник снял трубку аппарата ВЧ-связи и соединился с морским отделением.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – отозвался Сушняков. Голос был усталым. – Лодки ушли вместе с архивами и штабной документацией. Наблюдатели ихние приходили, но пока ничего не разнюхали. Следующий этап – вывоз снаряжения и техники...

Подполковник осуществлял тайную передислокацию спецподразделения с территории ставшей самостийной Украины и опасался провокаций, силовых конфликтов и дипломатического скандала. В данной ситуации крайним являлся он, и обломки упадут на его голову.

– Я не по этому вопросу. Где Чижик?

– Здесь пока. От командования лодкой отстранен, поедет на Дальний Восток с понижением.

– Немедленно направляй его ко мне! – приказал Дронов.

– Есть!

Сушняков не удивился, во всяком случае, не проявил удивления Как, впрочем, и всегда.

– Товарищ полковник, тут приезжали родители Тимофеева... Насчет Крутакова жена звонила... Брат Прокопенко письмо прислал...

– Кто такие? – буркнул занятый своими мыслями Дронов.

– Ну эти, которых Верлинов...

– А-а-а... Так что?

– Как сообщать будем? К правительственным наградам?

Начальник Управления ненадолго задумался.

– Нет. Лишнее внимание. Несчастный случай в дальнем походе. И все.

В центре Афин, на улице Софокла, располагается овощной рынок. Здесь всегда многолюдно и шумно, причем толпа постоянно обновляется, и никто не обращает внимания на окружающих, а тем более не запоминает их. Идеальное место для встречи офицера полиции со своим осведомителем, особенно если первый постоянно живет и работает за сто пятьдесят километров, что практически сводит к нулю риск случайной расшифровки.

Конечно, Иорданидис обычно не забирался так далеко. Мидия был оптовым торговцем рыбой и часто бывал на Тиносе, а там тоже можно найти укромные утолки. В этот раз место встречи определила командировка инспектора. Но агент опаздывал.

Андреас несколько раз прошелся между рядами, легко выпросил у симпатичной селянки крупный апельсин, мгновенно очистил и столь же быстро съел, наклонившись вперед, чтобы не испачкаться брызнувшим соком. Не смутившись, он вытер подбородок платком, улыбнулся молодой женщине своей обычной обворожительной улыбкой, махнул рукой и двинулся дальше – красивый, раскованный, бесшабашный парень в джинсах и кожаной куртке. Вряд ли кто-то, кроме искушенных уголовников, мог заподозрить в нем полицейского.

Но профессиональное сознание не позволяло расслабляться: человек, топчущийся по рынку и не делающий покупок, невольно привлекает внимание, а это крайне нежелательно при конспиративных встречах. Инспектор выбрался из рыночной толчеи, наискосок пересек улицу Атинос и вошел в узкий проход между домами, превращенный в мясной рынок. Пятиметровую щель сверху накрывала сводчатая крыша, с двух сторон уходили вглубь прилавки, яркие фонари освещали висящие на крюках свиные, говяжьи и бараньи туши, выложенные на оцинкованную жесть влажно отблескивающие филе, широкие плоские грудинки с выступающими, как клавиши рояля, ребрышками, оскольчатые разрубы мозговых костей, в которых чуть подрагивал столь ценимый любителями деликатес.

Через полгода подойдет Пасха с ее обычаем зажаривать целиком барашка, и разнообразия тут поубавится – только жертвенные животные различных размеров, выбирай любого, в зависимости от численности семьи и аппетита, тебе тут же плотно упакуют покупку в полиэтиленовую пленку, обвяжут веревкой, чтоб удобней нести... А напротив, на краю овощного рынка, будут продавать жаровни с шампурами, тоже разной величины, без труда подберешь под своего барашка, а потом острый дымок раскаленных углей и дурманящий аромат печеной баранины...

Андреас сглотнул слюну. Сегодня он еще не обедал, да и Влакос, ожидающий в машине, – тоже. Где же человек?

Медленно пройдя мясные ряды до конца, полицейский вернулся на улицу и наконец увидел того, кого ожидал. Полный, безвкусно одетый человек с незапоминающимся лицом и глазами плута – респектабельный торговец рыбой Фирс Антонионис – Мидия. Вряд ли кто-либо, в том числе и ушлые преступники, могли заподозрить в нем полицейского осведомителя. Для Фирса это было очень важно: в отличие от Иорданидиса он рисковал не служебными успехами и карьерой, а здоровьем и жизнью.

– Здравствуй, Фирс, – негромко сказал инспектор, бесшумно подойдя сзади. – Плащ с поднятым воротником, надвинутая на глаза шляпа – ты похож на полицейского из американского фильма!

Осведомитель довольно улыбнулся. Не мизерное вознаграждение заставляло его работать на государство, а авантюрная жилка и любовь к конспиративным играм. Наверняка в детстве он мечтал поступить в полицию и сейчас удовлетворял нереализованную мечту негласным сотрудничеством с ней.

– Давай свернем, тут потише. – Иорданидис увлек Мидию за угол, на улицу Софокла. Действительно, здесь было малолюдно, и улыбчивый парень, беседующий с наряженным в длинный плащ и широкополую шляпу толстяком, не привлекал ничьего внимания. Тем более что никто не слышал содержания разговора.

– ...Очевидно, задействован новый канал контрабанды. Подводная доставка. Может, груз кто-то принимает на берегу или они его прячут в скалах, подводных пещерах... Скорее всего – наркотики...

То же самое сейчас говорили своим осведомителям десятки офицеров полиции на всем побережье и островах. Разработанная Иорданидисом и Влакосом легенда запускалась в дело.

– А кто же убил этих двоих? Свои? Но почему в море? Конкуренты? Но ведь проще достать на берегу...

– Почему ты заговорил об убийстве? – Инспектор подозрительно посмотрел на своего агента. – Разве я произнес хоть слово об убийстве? Да еще двоих?!

– Брось темнить! – Мидия пренебрежительно взмахнул рукой, словно отметая полицейские хитрости. – Адам ловил сардину неподалеку. И прекрасно видел в бинокль, как вытаскивали мертвяков. Вначале одного, потом другого... А Никола швартовался в Пирее, когда их перегружали с катера в труповозку. Да и вообще, об этом говорит все побережье. Даже газеты писали.

У Фирса было много недостатков. Он слишком любил узо[2], невоздержанно относился к женщинам, азартно играл в карты. Но вся береговая полоса, море и острова буквально кишели его «глазами» и «ушами». Общительный и любознательный, он знал все о происходящем на воде и прилегающих частях суши. В том и состояла его ценность.

– Действительно, нашли двух утопленников, – кивнул Андреас. – Но почему ты решил, будто их убили? Смерть от асфиксии – вот вывод врачей. Знаешь, что это означает?

Фирс криво усмехнулся и промолчал. У полицейского мелькнула мысль, что Мидии известно о шестигранных стрелках, извлеченных из трупов. Но такое, конечно же, было невозможно.

– Удушье. – Тон инспектора оставался невозмутимым. – Скорее всего, они запутались в сетях...

– Пусть так. – Осведомитель повторил пренебрежительный жест. – А куда делся один акваланг?

Иорданидис резко остановился. Теперь он не выглядел веселым парнем.

– Откуда тебе это известно, черт подери?! Лицо собеседника осветилось плохо скрываемым азартом. Ради подобных минут Фирс сотрудничал с полицией. Он любил эффекты. А рыботорговец Антонионис никогда не смог бы безнаказанно вывести из равновесия офицера полиции. И мгновенно его успокоить.

– А оттуда, что его выловил Адам! – торжествующе сообщил Мидия и умолк, наслаждаясь произведенным эффектом. Андреас утратил обычную невозмутимость, он жадно ждал каждого нового слова, даже ноздри раздувались от нетерпения.

– Говори!

– Адам с Тиноса, шхуна «Морская звезда». Хотел продать, но желающих не нашлось: акваланг какой-то не такой... Неудобный, что ли...

Иорданидис глубоко вздохнул, успокаивая забившееся сердце. Это не вымысел и не совпадение. Влакос объяснил: дыхательные аппараты боевых пловцов отличаются от обычных – они не должны давать пузырьков воздуха, а потому имеют замкнутый цикл с регенерацией газовой смеси. Заряжать их можно только с помощью специального оборудования.

– Давай по порядку и очень подробно, – выдохнул инспектор и двинулся дальше. Осведомитель с достоинством шел рядом и неторопливо рассказывал...

Через четверть часа они расстались. Мидия сдал собранную информацию, получил подробный инструктаж и очередное задание.

– Зайду на рынок за фруктами. – Фирс пожал полицейскому руку. – Сказал ребятам, что хочу побаловать одну даму авокадо...

Иорданидис проводил взглядом повернувшего назад агента. Тот всегда тщательно придавал правдоподобие своим действиям, чтобы окружающие не заподозрили странностей поведения и не прознали про его вторую жизнь. До сих пор это его спасало.

Сам полицейский прошел до конца квартала, свернул направо и по Пирейскому проспекту вышел на площадь Согласия. Несколько минут он стоял на краю тротуара, меланхолично глядя перед собой – на ровную ухоженную лужайку в центре огромного асфальтового круга, фонтан, окружающий авангардистскую скульптуру из ярко-зеленого стекла, на двух молодых женщин с колясками, худощавого человека, выглядывавшего из новенького красного «фиата». Потом он понял, что это Влакос. Контрразведчик выразительно жестикулировал.

– Ты что, спишь на ходу? – услышал Андреас, опускаясь на скрипнувшее под мощным телом мягкое сиденье. – Вертолет на Тинос взлетит через сорок минут!

Чувствовалось, что напарник чем-то взбудоражен. Машина резко рванула с места.

– У меня новости, – торжественно сообщил Иорданидис. – Есть след второго акваланга!

Когда полицейский закончил говорить, Влакос довольно улыбнулся.

– А я вышел на след человека, появившегося на Тиносе как раз в то время, когда погибли русские «тюлени». Через день-два узнаю подробности. Значит, сегодня мы неплохо сработали!

Он еще прибавил газу.

– Неплохо... – озадаченно повторил Андреас и замолчал, задумавшись.

Откуда у Влакоса эти сведения? Час назад он не знал ни о каком человеке... Радиотелефона у него нет... Как можно, ожидая в машине на площади Согласия в Афинах, получить информацию о событиях, происходящих за сто пятьдесят километров?

Иорданидис напрасно ломал голову: ответ на ум не приходил, хотя был достаточно прост. Только что Влакос провел встречу со своим лучшим агентом. Очень осведомленным, а потому ценным источником, хотя и имеющим ряд свойственных каждому человеку недостатков. Был у него и очень специфический дефект: сразу два секретных досье, хранящихся в потайных архивах могущественных ведомств. В министерстве внутренних дел он проходил под псевдонимом «Спрут», а в министерстве общественного порядка назывался «Мидией». Что делать – Фирс Антонионис в детстве мечтал стать не только полицейским, но и контрразведчиком...

Капитан-лейтенант Чижик не чувствовал себя ни в чем виноватым. Он добросовестно выполнял приказы старших начальников, и не его вина, что самый главный из них оказался предателем. Но и в армии, и во флоте, и в ГБ, да и в любой властно-бюрократической структуре первым отвечает тот, кто стоит внизу управленческой пирамиды. После гибели командовавшего сверхмалой подводной лодкой мичмана Крутакова крайним оказывался командир лодки-носителя «У-672».

– Я получил приказ начальника морского отделения подполковника Сушнякова провести операцию «Переход», – в который раз объяснялся Чижик. – В назначенное время в квадрате «С-11» я принял на борт человека с письменными полномочиями начальника одиннадцатого отдела – генерала Верлинова – и в соответствии с приказом в дальнейшем действовал по его указаниям...

Бывший командир подлодки «У-672» рассказывал это уже много раз. Начальнику морского отделения, оперуполномоченному военной контрразведки, комиссии по служебному расследованию из одиннадцатого отдела, начальнику сектора отдела внутренней безопасности ФСК, следователю военной прокуратуры... И еще доброму десятку различных комиссий, инспекторов, проверяющих, коллегам по службе, шепотом в постели – жене, с двадцатью оговорками о необходимости держать язык за зубами... При этом Чижик на девяносто семь процентов говорил правду, а на три процента, повинуясь инстинкту самосохранения, врал всем без исключения.

Но он чувствовал, что ни правда, ни ложь не помогают выпутаться из той передряги, в которую он попал, а потому все больше и больше озлоблялся на разнокалиберных проверяющих, надзирающих и контролирующих, умеющих только протирать штаны на жирных задницах, елозя по мягким сиденьям удобных штабных стульев, да спрашивать, почему он, проводя боевую операцию в чужих территориальных водах, не распознал изменника, не пресек своевременно его действий и не предотвратил неприятностей для всей этой кабинетной братии.

– ...Когда поступил приказ подполковника Сушнякова вернуться на базу, принятый на борт человек предъявил служебное удостоверение личности начальника отдела генерала Верлинова и взял командование на себя, о чем сделал соответствующую запись в бортовом журнале. После этого он приказал соблюдать режим радиомолчания и на связь с базой не выходить. Не зная о том, что Верлинов – предатель, я выполнял все его распоряжения...

На этот раз Чижик излагал свою историю новому начальнику переименованного одиннадцатого отдела полковнику Дронову, каменно восседавшему на месте беглого генерала. Капитан-лейтенанта удивляло то, что полковник отослал подчиненных и остался с ним наедине. Да и какой смысл ему выслушивать показания, зафиксированные в десятке протоколов?

– После того как Верлинов на СПЛ покинул «У-672», я вышел на связь с базой и узнал, что он – преступник и его необходимо задержать...

Чижик извлек не первой свежести носовой платок и вытер вспотевший лоб. Дронов рассматривал растерянного капитан-лейтенанта в упор. Круглое лицо, круглые глаза, оттопыренные уши, задравшийся на макушке вихор. Мальчишка. Тридцать пять лет, женат, один ребенок, живут в малосемейном блоке офицерского общежития, семейная жизнь не особо благополучна: жена недовольна зарплатой, отсутствием квартиры, длительными отлучками супруга, Карьера у Чижика оказалась ломаной: его списали из атомного подводного флота и перевели с понижением в одиннадцатый отдел. Здесь, правда, до недавнего времени все складывалось удачно – молодой командир подводной лодки специального назначения, перспективный, вполне мог поехать в академию, потом повышение, другой уровень руководства, соответствующее материальное обеспечение, улучшение жилищных условий, автомобиль с шофером, солдатики в ролях вестовых, ординарцев, поваров... Теперь, понятное дело, радужные планы накрылись, никакого роста, никакой академии – захолустная база, пожизненная общага, звание кап-три к пенсии – вот и вся перспектива. Жена с ним в ссылку не поедет, у нее и сейчас есть любовник – некто Бутько, коммерсант из «новых». Значит, одиночество, водка, галлюцинации по ночам...

Чижик и подумать не мог, что полковник столь глубоко изучил его личную жизнь, лучше его самого. Во всяком случае, о Бутько капитан-лейтенант ничего не знал.

– ...Но связи с СПЛ не было: он, гад, и им приказал соблюдать радиомолчание... А когда Крутаков связался со мной, то доложил, что Верлинов ушел на скутере, а они легли на обратный курс...

Дронов понимал: объективно этот всклокоченный мальчишка ни в чем не виноват и не заслужил того, что ему предстоит. Но жизнь требовала найти козла отпущения, громоотвод, и логика служебных расследований подталкивала к грубой каменной плите жертвенника именно командира «У-672». Потому что иначе кровь придется пускать Сушнякову или, чего доброго, ему самому...

Полковнику не было жаль бывшего капитана, ибо сострадание, как, впрочем, честь, совесть, порядочность и другие подобные категории, не входит в систему служебно-должностных ценностей, не отражается в характеристиках, не учитывается при аттестациях и не способствует продвижению по службе. Он внимательно рассматривал Чижика, вспоминал его семейные обстоятельства, но вовсе не из сочувствия к искореженной судьбе молодого офицера. Дронова интересовало одно: говорит он правду или лжет. Именно от этого зависело многое, в том числе и благополучие самого начальника Управления.

– ...Я дал команду Крутакову вернуть гада, он догнал его, выпустил за борт Прокопенко с Тимофеевым...

До сих пор капитан-лейтенант Чижик говорил правду, но девяносто семь процентов ее на этом заканчивались, хотя для Дронова самое главное только начиналось: именно для того, чтобы услышать оставшиеся три процента, он и вытребовал бывшего капитана в Москву.

– ...Они его скрутили и притащили обратно, а потом он что-то выкинул...

– Что? – почти выкрикнул полковник. – Куда выкинул? Подробней!

– Да не «куда»... Сделал что-то... Или кислород стравил, или электропроводку замкнул, или еще какую диверсию учинил... Слышал только, как Крутаков крикнул: «Держи его, а то нам каюк!» И все, связь оборвалась...

– Значит, все произошло в лодке? – Дронов буравил подчиненного тяжелым, давящим взглядом. – Говори точно, не ври и ничего не путай – в момент аварии Верлинов находился в «малютке»?

Это был момент истины, ради которого начальник Управления, многократно читавший рапорта, служебные записки, объяснения и протоколы допросов Чижика, к которым нельзя было придраться – ни противоречий, ни даже расхождений, вызвал его на личную беседу. Все-таки одно дело врать какому-нибудь оперу или следователю, а совсем другое – лгать в глаза начальнику, от которого непосредственно зависит твоя судьба.

– А где же? – Чижик облизнул пересохшие губы. Он лично поддерживал связь с СПЛ и помнил истерический крик мичмана: «Ах, падла, замочил обоих, уходит... Ну, я его сейчас!» Через некоторое время раздалось невнятное бормотание, он разобрал что-то вроде: «Утону вместе с тобой, сука!» Потом длинная цепь ругательств, молчание, снова ругательства, яростные вопли бессильного бешенства, потом всхлип ужаса... «Он утопил меня, генеральское отродье! Утопил! Испортил руль глубины, иду вниз, уже сто метров, балласт не продувается... Прокоп, пидор, не закрыл наружный люк шлюза, выйти не могу... Кранты! Прошу помощи... Помощи! Помощи, еб вашу мать!!!» Никакой помощи «У-672» оказать своей СПЛ не могла. Найти «малютку» было невозможно, да и оборудованием для спасательных работ подлодка не располагала. Чижик помнил угрозу Сушнякова – уйдет Верлинов, пойдешь под трибунал! Потому он отключился от СПЛ и передал на базу то, чего от него и ждал начальник морского отделения: попытка измены Родине пресечена, Верлинов уничтожен, экипаж СПЛ погиб...

– А где же? – повторил Чижик, выдерживая гипнотизирующий взгляд тусклых глаз полковника. – Все они в «малютке». Четыре трупа...

– Ну ладно, – как бы нехотя выдохнул после затянувшейся паузы Дронов. – Твое счастье... Упустил бы государственного преступника – трибунал обеспечен! Да и сейчас... Если выяснится, что соврал, – пеняй на себя!

Глядя в чуть сгорбленную спину капитан-лейтенанта, полковник подумал, что только пентонал натрия мог дать настоящий «момент истины». Если бы его можно было широко использовать...

Оставшись один, начальник Управления погрузился в напряженные размышления. Итак, все документы Верлинова покоятся в братской могиле на дне Эгейского моря, а следовательно, опасности не представляют, как и их хозяин. О координатной сетке, угрозе Кремлю и спецбункеру 001 знает только Данилов. Сейчас он в госпитале – доза «сыворотки правды» оказалась великоватой...

Дронов снял трубку селекторной связи, щелкнул тумблером, соединяясь с начальником оперативного отдела.

– Как там наш ученый? – Последнее слово сочилось сарказмом.

– Плоховато. – Майор Бобриков покаянно вздохнул. – Перестарались... Хотели ведь как лучше...

– Насколько «плоховато»? Бобриков вздохнул еще раз.

– Под аппаратурой «сердце – легкие»... Врачи говорят – не жилец. Отключат, и все...

– Официальный диагноз установили?

– А то! – слегка обиделся майор. – Закупорка сосудов головного мозга с кровоизлиянием в мягкие ткани и сдавлением нервно-дыхательного центра.

– Ладно, понял.

Дело упрощалось. Правда, остаются еще трое: тот, кто допрашивал, присутствовавший при процедуре Бобриков и машинистка... Бобриков его выдвиженец, преданнейший человек, прапорщик Кирей – тупое, мало что понимающее животное, машинистка – она машинистка и есть... И все же никого нельзя сбрасывать со счетов. Другое дело – уничтожить кассету да аккуратно переделать протокол: все вроде то же самое, но смысловой оттенок другой – обычный при передозировке бред.

Да, так лучше всего. Исполнить руками Бобрикова – тот старательный, особенно когда помогает сам себе. А благополучие Дронова – залог благополучия майора, и он это прекрасно понимает.

Полковник пришел в хорошее настроение. О бредовых вымыслах руководству не докладывают и мер по ним не принимают.

Информацию, если, конечно, это серьезная информация, утаить очень трудно, куда труднее, чем скрыть труп ее носителя. «Знают двое – знает свинья», – говаривал шеф гестапо Мюллер и был совершенно прав. Профессиональным хранителям секретов известна и другая присказка:

«Лучший способ не проболтаться – ничего не знать». В ней действительно заключена абсолютная истина.

Но человек – общественное животное, к тому же весьма далекое от совершенства. Для того чтобы есть, пить, спариваться, ему нужны другие особи своего вида, причем в ходе общения он склонен пробалтываться, хвастать, многозначительно намекать, изливать душу и иными способами выдавать доверенную тайну.

Информацию можно продать, обменять, украсть, отнять, перехватить, и существуют специальные службы, которые только этим и занимаются, плюс орды полупрофессионалов и откровенных дилетантов, желающих погреть руки на ходовом товаре. Ведь информация, особенно скрываемая, нужна всем: обманутым мужьям и ревнивым любовникам, коммерсантам и банкирам, сыщикам и бандитам, мощнейшим корпорациям и правительствам. Заинтересованные лица готовы платить за нее любые деньги, оказывать всевозможные услуги, идти на уступки, убивать, награждать орденами, способствовать карьере...

Поэтому ведомственные, личные, военные, экономические и политические секреты активно циркулируют по невидимым, опоясывающим весь мир каналам, пронизывающим бронированные сейфы, экранированные линии спецсвязи, двойные и тройные барьеры охранной сигнализации и государственные границы.

Информация – основа власти. «Кто владеет информацией – тот владеет ситуацией». Начальник личной охраны Президента России генерал Коржов любил эту поговорку и старался действовать в соответствии с ней. Охрана Президента – дело чрезвычайной важности. Конечно, и охрана государственных границ федерации, и поддержание боеспособности армии, и обеспечение государственной безопасности – тоже очень важные дела, но они достаточно абстрактные.

Кто, например, пострадает, если три вооруженных нарушителя проникнут из Азербайджана на российскую территорию? Или если целые части и подразделения вооруженных сил погрязнут в пьянстве, хулиганстве и воровстве? Или если завербованный иноразведкой негодяй продаст технологию радаров, обнаруживающих самолет-невидимку «стелс»? Вряд ли можно вот так, сразу, ответить на этот вопрос. А вот если замаскированный снайпер откроет огонь по президентскому автомобилю, или во время встречи с народом к главе государства подкрадется маньяк с ножом, или террористы установят мины на трассе движения президентского кортежа... Тут сразу понятно, кто может потерпеть ущерб. И в первую очередь это ясно самому Президенту. Поэтому генерал Коржов находил у Хозяина полную поддержку всем своим начинаниям.

Основной способ добывания информации – оперативная работа: наружное наблюдение, внутренний контроль, аудио– и видеофиксация, прослушивание телефонов и перлюстрация почтовых отправлений и тому подобные штуки, дающие инициатору разработки девяносто пять процентов необходимых сведений. В былые коммунистические времена оперработу вели всего два ведомства: МВД и КГБ. И министерство, осуществляющее борьбу с преступностью, не могло даже сравниться по возможностям со своим «старшим братом». Оснащенный закупленной через посредников современной зарубежной спецаппаратурой, укомплектованный сытыми, одетыми и обутыми, имеющими жилплощадь специалистами, Комитет госбезопасности поставлял в ЦК, Политбюро и лично Генеральному секретарю самые убойные данные внешней и внутренней разведки.

КГБ являлся монополистом на секретную информацию. По мере необходимости главные управления, управления, отделы и территориальные органы делились ею между собой, но за пределы «конторы» собранные сведения не выходили. Да в этом и не возникало необходимости: все службы, обеспечивающие государственную безопасность, были собраны под одной крышей. Закордонную разведку осуществлял Первый главк, а внутреннюю – Второй, контрразведывательную работу в Вооруженных Силах вел Третий, правительственную связь обеспечивало Восьмое управление, а безопасность важнейших научно-технических объектов – одиннадцатый отдел... И если где-нибудь – в штабных помещениях Пентагона, в московских кабинетах, на атомной подводной лодке или обратной стороне Луны – обнаруживалась тень опасности для политического и государственного руководства страны, немедленно уведомлялось Девятое управление, занимающееся физической защитой первых лиц.

Но когда комитетского монстра, якобы для блага демократии, разрубили на куски, положение резко изменилось. Первое главное управление превратилось в самостоятельную Службу внешней разведки и работало теперь само на себя, так же как самостоятельные Федеральная пограничная служба, Агентство правительственной связи и информации, другие подразделения... «Девятка» трансформировалась в Главное управление охраны и уже не подпитывалась в обязательном порядке оперативной информацией родственных служб. Конечно, взаимодействия никто не отменял, но если отдел по борьбе с терроризмом Министерства безопасности пронюхает о готовящемся заговоре против Папы, то разве Борисов станет делить лавры с Коржовым? Ясное дело, нет! Сам и реализует материалы, покажет свою нужность и полезность да вместе со Степашкиным отличится перед Президентом!

Коржова такое положение не устраивало. Он, как и положено, «наращивал мускулы» своей службы: довел численность личного состава до пятидесяти тысяч, убедил Президента подчинить главку охраны отдельный кремлевский полк, затем бывшие комитетские силовые суперподразделения «Альфа» и «Вымпел», собирался прибрать к рукам тяжелую технику: танковую роту и эскадрилью боевых вертолетов – не помешает в случае чего...

Много задумок имелось у Коржова, и все они преследовали конкретную цель: до предела расширить собственные полномочия и увеличить силовые возможности, подмяв под себя другие спецслужбы. Первые шаги в этом направлении были успешными – первоначально личная охрана Президента входила в состав Главного управления охраны, которым командует генерал-лейтенант Борецков, но фактически Коржов начальнику ГУО никогда не подчинялся, а потом добился и юридического отделения. Пусть себе Борецков обеспечивает безопасность депутатов, министров, членов Конституционного суда, у него и так работы хватает... Охрана Первого лица – дело гораздо более тонкое, сложное и индивидуальное. Депутатов вон сколько! За всеми не уследишь, то Одного убьют, то другого... Ничего страшного не происходит, новых выбрали – и дело с концом! А Президент один... Единственный и незаменимый. Символ государственности, гарант Конституции, надежда и опора каждого российского гражданина, где бы он ни находился... Так считает генерал-лейтенант Коржов, и Президент с ним полностью согласен.

А когда разногласий нет и своя рука – владыка, тогда любой вопрос решить проще простого. Особенно если выбрать подходящий момент. Вот и пожаловался как-то Коржов после теннисной схватки:

– Тычемся мы, как слепые котята, ни глаз, ни ушей не имеем, должны на МВД и МБ надеяться: вдруг они сподобятся про угрозу вашей персоне сообщить... А если не сподобятся? Как они работают – известно... Или не захотят сподобиться? Такие случаи тоже бывали...

Они сидели на веранде. Разгоряченный игрой и распаренный душем Президент пребывал в добродушном настроении: главный телохранитель гонял его не слишком сильно, но создал полное впечатление настоящего спортивного поединка и проиграл правдоподобно, без явных подставок, не то что некоторые министры с холуйскими замашками, вызывающие только раздражение.

– За чем же дело стало? – прогудел Президент низким голосом и отхлебнул из высокой хрустальной кружки светло-золотистый «Гессер». – Предлагай!

– Закон поправить надо. – Коржов, преодолевая себя, тоже сделал большой глоток. Он терпеть не мог пива, и многолетние попытки приучиться почти не давали результата. – Чтобы мы сами могли вести разведку... Маньяков всяких выявлять, террористов. Сами. Ни от кого не зависеть, никому не доверяться...

– Давай поправим, – согласился Президент. – Готовь проект...

Так Главное управление охраны получило право на ведение оперативной работы. Коржов очень быстро создал собственный узел прослушивания общих телефонных линий, а так же специальных правительственных: АТС-1 и АТС-2. Передвижные посты в глухих автофургонах двинулись по Москве, надолго останавливаясь у домов, в которых жили интересующие его люди. Лазерные детекторы фиксировали колебания стекол, записывая приватные беседы; особая аппаратура снимала информацию с терминалов компьютеров, расшифровывала треск пишущих машинок. Бригады наружного наблюдения отслеживали передвижения и контакты разрабатываемых лиц, группы проникновения устанавливали в служебных и жилых помещениях крохотные микрофоны, а иногда и видеокамеры... Сотрудники Коржова вербовали чиновников аппарата правительства, обслугу высших должностных лиц, депутатов и министров. Оперативный отдел разрастался.

Лишившиеся монополии на негласный сбор информации министры внутренних дел и безопасности были крайне недовольны активностью конкурента, но поделать ничего не могли. А Коржов тем временем подкинул Президенту идею о том, что последовательное укрепление демократии требует дальнейшего урезания полномочий Министерства безопасности.

– Какую безопасность они охраняют? – спрашивал он у патрона во время утренней прогулки вдоль внутреннего периметра госдачи. – Это подходы вчерашнего дня! И зачем им Следственное управление? Или Управление по борьбе с терроризмом? Идет прямой дубляж полномочий милиции, прокуратуры и наших...

В результате Министерство безопасности подверглось очередной кастрации и превратилось в Федеральную службу контрразведки с узкими функциями противодействия разведывательной деятельности других государств на территории России, Ослабление МБ автоматически усилило коржовское ведомство. Но он не думал останавливаться на достигнутом. Люди из главка охраны стали появляться в российских посольствах за рубежом, они разворачивали собственную агентурную сеть и получали разведывательную информацию в обход Службы внешней разведки и Главного разведывательного управления Генштаба Министерства обороны.

Шеф СВР, объединившись с министрами иностранных дел и обороны, деликатно пожаловался Президенту на прыткого конкурента.

– Несвойственные функции... Помехи для резидентов... Демаскировка перед спецслужбами стран пребывания: поле разведдеятельности довольно узкое, и когда на нем толчется много народу...

– Разберусь! – строго пообещал Президент и спросил у Коржова: – Ты что нашим разведчикам дорогу переходишь? Или здесь делать нечего? Тот не смутился.

– Часто именно за кордоном заговоры и созревают. Их там никто не контролирует, что захотят – то и устроят. Я вам покажу кое-какие компрматериалы...

Видеозапись полового акта второго секретаря посольства с женой военного атташе произвела впечатление на Президента, и хотя было не вполне понятно, каким образом зарубежный адюльтер угрожает персоне Первого лица, деятельность генерал-майора получила молчаливое одобрение.

Успех надо было развивать и закреплять.

– Террористы ведь то в одной точке объявляются, то в другой. – Абсолютно голый Коржов, глубоко вдыхая влажный, горячий, с травными отдушками пар, умело хлестал веником стареющее тело Президента. Тот лежал на полке, подложив под лицо скрещенные ладони, и негромко покряхтывал. По заложенной с детства деревенской привычке он предпочитал русскую баню, а новомодно-чужеземные сауны с сухим паром не признавал, что заставляло ближайшее окружение Производить на дачах соответствующие перестройки.

– Потому надо создавать региональные подразделения «Альфы». Время прибытия на место происшествия резко сократится... И филиалы нашего Управления должны быть в каждом крае. области, республике... Ведь задача охраны органов власти распространяется и на губернаторов... Вот и будем охранять...

Коржов интенсивно работал веником и вел серьезный разговор, голос у него не прерывался, как и во время длительного бега, – несмотря на грузную фигуру, он поддерживал прекрасную форму.

– Ты же не только об их охране думаешь? – Голос Папы звучал глухо. – Хочешь опутать всю страну своей сетью? Параллельно с контрразведкой и МВД? А что скажут твои друзья Степашкин с Яренко? Степашкин и так жалуется: мол, Коржов отобрал силовые структуры, гребет полномочия под себя, скоро мы все попадем к нему в подчинение...

– Пусть лучше помолчит. – «Главный телохранитель» теперь поглаживал распаренными березовыми листьями исхлестанную широкую спину, успокаивая подкожный ток крови. – Если не может мышей ловить, приходится за него работать... Он вам докладывал, какой прокол допустил в Греции?

– В Греции... По линии МИДа прошла информация. Воронков вчера доложил: нашему послу на приеме неофициально сообщили, что у какого-то острова нашли мертвых аквалангистов в русском снаряжении... Это и есть прокол Степашкина?

– А то чей же! Я туда своих людей со специальной миссией не посылал.

Отложив веник, Коржов пощелкал пальцами, разминая ладони, и вцепился в плечи патрона.

– Осторожней! – охнул Президент. – Здоровый, черт... Ты разберись с этими аквалангистами. Что они там делали, кто направлял, почему погибли...

– Разберусь, – твердо пообещал Коржов. – У меня и по военным есть интересная информация. Там с экспортом оружия такая вакханалия, что надо ждать крупного международного скандала. А кто их проверит? ГРУ у министра в подчинении, ФСК теперь за рубеж не заглядывает, у СВР совсем другие задачи...

Он заканчивал массаж, напряженно ожидая ответа на не заданный впрямую, но очень важный вопрос. Но Президент молчал, как будто заснул. Коржов подумал, что ответа не будет.

– Ладно, попробуй и с этим разобраться, – наконец подал голос Хозяин. – Не боишься? С ФСК, МВД, СВР рассорился, теперь с Гонтарем горшки побьешь... С кем водку пить будешь?

– Чего мне бояться... Не ворую, взяток не беру. Пусть они боятся!

– Тоже верно. – Тяжело опираясь на ладони, Президент приподнялся и слез с полка. – Посмотрим, как сработаешь. Может, действительно придется подчинить тебе всех «силовиков»... Коржов выдержал внимательный взгляд.

– Вам решать. Я никогда привилегий не просил и от работы не бегал. Что поручите – то и буду исполнять. Ответ Президенту понравился.

Два тральщика военно-морских сил Греции упорно бороздили акваторию в квадратах шестнадцать – восемнадцать, отрабатывая учебную задачу: поиск мин, установленных на разной глубине, в том числе и на такой, на которой их никогда не устанавливают. Матросы смеялись над бессмысленными вводными, офицеры раздраженно высказывали командирам недоумение столь явной некомпетентностью штабных чиновников. И место для маневров неподходящее – почти вплотную к острову, к тому же опасная скученность. Противолодочный корабль, водолазный бот, плавучая лаборатория, инженерно-вспомогательные суда...

Командиры не вступали в дискуссии и не снисходили до объяснений – не столько потому, что приказы не обсуждаются, сколько в силу несколько большей осведомленности. Они знали: странные учения находятся под пристальным вниманием контрразведки и контролируются самым высоким руководством флота. И догадывались: учения только маскировка. Недаром на небольшом пространстве собраны именно те суда, которые умеют прослушивать, просматривать и пронизывать огнем водную толщу. Значит, на глубине ведутся поиски чего-то очень важного для интересов государства!

И действительно, вся аппаратура сосредоточенных у острова Тинос специализированных плавсредств работала на полную мощность. Эхолоты вырисовывали рельеф шельфа, соединенные с компьютерами гидроакустические системы анализировали звуки подводного мира, чувствительные датчики вели магнитную съемку... Приборы перепроверяли друг друга, но никаких отклонений от обычной жизни Эгейского моря обнаружить пока не удавалось.

Рыбаки были недовольны повышенной активностью военных, вытеснивших их шхуны с привычных мест. Но никто не связывал происходящее с необычным уловом «Морской звезды», в сети которой попал акваланг странной конструкции. Не придавали значения и тому факту, что «Морская звезда» уже несколько дней не выходила в море. Мало ли причин могло возникнуть у Адама! Заболел, загулял, а может, семейные проблемы...

На самом деле Адам, мысленно проклиная тот злополучный день, в десятый раз рассказывал полицейским о своей находке. Местный инспектор – здоровяк Андреас и незнакомец из Афин внимательно выслушивали его, а затем задавали бесконечные въедливые вопросы.

– Ты хочешь сказать, что эта железяка не пошла камнем на дно, а плавала, словно сардина, и спокойно заплыла к тебе в сеть? – хмуро интересовался Андреас, кивая на стоящий в углу его кабинета громоздкий дыхательный аппарат.

Полицейский участок располагался на склоне горы, у самого обрыва. Через маленькое окошко можно было видеть военные корабли, утюжащие то самое место. Адам не чувствовал за собой особой вины, но понимал, что влип в серьезную историю.

– Не знаю, почему она плавала... Как было, так и рассказал...

Он сам чувствовал, что объясняет неубедительно, но другого объяснения у него не было. Незнакомец нагнулся к уху здоровяка и что-то зашептал.

– ...Нулевая плавучесть, соответствующая глубине выхода, – расслышал Адам, не понимая, хорошо это для него или плохо.

– Ну ладно. – Инспектор отвел тяжелый взгляд, и рыбак с облегчением распрямился. – Попробуем тебе поверить... Но ты должен вспомнить обо всем необычном, что происходило в те дни!

Незнакомый полицейский подошел вплотную и положил на плечо руку – то ли дружески, то ли угрожающе. Сквозь ткань рубашки Адам ощутил, что рука горячая и сильная. Если даст по уху...

– Что за новый человек появился на острове? Где он сейчас?

Адам похолодел, но сохранил видимость спокойствия.

– Туристы постоянно приезжают... Разве за всеми уследишь...

– Какие сейчас туристы! – вскинулся местный легавый, – Не сезон! Что-то ты темнишь!

Рука на плече еще погорячела.

В то время как Иорданидис и Влакос наседали на владельца «Морской звезды», оператор плавучей лаборатории, проводящий магнитную съемку, заметил аномалию в одной из складок рельефа. Щелкнув клавишей увеличения масштаба, он внимательно разглядывал на мерцающем экране переплетение голубых линий. Нет, это не природное явление... Умелые пальцы привычно забегали по клавиатуре. В правом углу экрана высветились пульсирующие цифры: масса, линейные размеры...

– Внимание, – четко сказал он в крохотный микрофон внутренней связи. – На глубине сто девяносто обнаружен металлический предмет овальной формы. Семь на два с половиной метра, около трех тонн...

Руководитель поисковой группы – офицер из ведомства Скандалидиса – встрепенулся, как гончая, почуявшая дичь.

– Останавливайтесь, кажется, что-то нашли, – обратился он к капитану.

– Стоп машина! – мгновенно скомандовал тот. Через несколько минут за борт спустили сигарообразный, напоминающий торпеду футляр глубоководной телекамеры. Прозрачные голубые волны поглотили прибор, темный силуэт постепенно размывался и наконец исчез, только тонкая линия натянутого троса указывала направление погружения.

В пятидесяти метрах от поверхности на передней части «торпеды» зажегся один из четырех окружающих кварцевый круг иллюминатора прожекторов. Остальные вспыхивали поочередно, по мере сгущения тьмы подводного царства, чтобы гарантированно обеспечить качественную съемку. Достигнув заданной отметки, «торпеда» включила двигатели и, рыская из стороны в сторону, насколько позволял специально вытравленный трос, приступила к поиску. Пучок световых лучей выхватывал из мрака то холмики донных отложений, то причудливой формы камни, то обломки скал...

Наверху, приникнув к экрану монитора, оператор нервно управлял телекамерой. Застыв за его спиной, вглядывались в нечеткое изображение контрразведчик и командир судна. Никто не знал, что они увидят через несколько минут, и это незнание обостряло напряженность ожидания. К тому же обнаружить изменение магнитного поля гораздо легче, чем найти конкретный физический объект предельно малых размеров. Поверхностные и донные течения смещали как плавучую лабораторию, так и телекамеру, трос ограничивал подвижность последней, почти двухсотметровая водная толща искажала поступающие с поверхности команды. Лицо оператора покрылось крупными каплями пота.

– Не туда, правее... – шептал он сквозь стиснутые зубы. – Теперь чуть назад...

– Вот оно! – вырвалось одновременно у стоящих за его спиной людей.

Среди неровных очертаний природных образований счетверенный луч выхватил на миг четкий силуэт металлического предмета, который тут же скрылся за краем экрана.

– Давай назад! – машинально скомандовал капитан. Контрразведчик лишь досадливо поморщился, а оператор выругался сквозь зубы, устремившись всем своим существом в глубину, чтобы развернуть кварцевый глаз в нужном направлении. И это ему удалось. Предмет вновь вплыл в центр монитора, прожектора ярко осветили покрытый заклепками стальной корпус, прозрачную полусферу рубки, мертво обвисший руль глубины...

– Что это? – выдохнул контрразведчик.

– «Лодка-малютка», – со знанием дела пояснил капитан. – Групповой носитель для подводных диверсантов. И тут же коротко приказал оператору:

– Ну-ка, загляни вовнутрь!

Прозрачная полусфера надвинулась на экран, оператор дал максимальное увеличение, ощупывая световыми лучами тесное пространство рубки.

– Там мертвец!

Действительно, у пульта управления скорчилось на полу безжизненное человеческое тело.

Во влажной сырой темноте, на глубине семидесяти метров, под асфальтом огромного города чутко дремало ядерное взрывное устройство, размещенное в корпусе экспериментального подземохода, который и доставил его в «точку инициирования». Даже ограниченной мощности взрыва здесь хватило бы для сдвига подземных пластов и полного разрушения объекта, расположенного в пятнадцати километрах к северо-востоку и являющегося гордостью и символом одной из крупнейших столиц мира – Московского Кремля.

Одна мысль о вероятности такого катаклизма могла свести с ума коменданта Кремля, начальника Главного управления охраны генерал-лейтенанта Борецкова и начальника Службы безопасности Президента генерал-майора Коржова. Продуманная блокировка важнейшего охраняемого объекта на поверхности, с воздуха и под землей полностью исключала приближение к нему любых диверсантов и террористов. Но о возможностях сейсмического оружия и о «сюрпризе» Верлинова генералы не знали.

Подземоход с ядерным зарядом находился в шахте, начинающейся в одном из многочисленных туннелей спецкоммуникаций Москвы, обслуживаемых в свое время одиннадцатым отделом КГБ СССР. Вход в шахту был забетонирован, покрылся пылью, и отыскать его в сотнях километров спецтуннелей не смог бы весь штат Управления по безопасности специальных технических объектов во главе с полковником Дроновым. Лишь организаторы закладки заряда Верлинов и Данилов да неизвестные исполнители знали это место. Но генерал и начальник института умерли, исполнителей Дронов усиленно разыскивал, хотя сами по себе они вряд ли представляли какую-нибудь опасность.

Неоценимую роль в обезвреживании заряда могла оказать координатная сетка точек инициирования, но Дронов знал, что она находится в затонувшей у греческих берегов сверхмалой подводной лодке вместе с телом самого Верлинова.

Полковник ошибался. Валерий Антонович Верлинов был жив и пребывал в добром здравии, если не считать моральных переживаний, именуемых на старомодном, давно вышедшем из обращения языке «угрызениями совести». Ему снились вырвавшиеся из специального подводного пистолета шестигранные стрелки, пронзившие тела старшего матроса Тимофеева и старшины второй статьи Прокопенко, мучали виденья искаженного лица мичмана Крутакова, которого он отправил в морскую пучину, выведя из строя руль глубины СПЛ...

Конечно, это была самооборона, он просто хотел уйти и не собирался отнимать чьи-либо жизни, он предупреждал, чтобы его оставили в покое, и не его вина, что его не послушали... Если бы он не убил преследователей, то они убили бы его. Все это так, но у каждого своя правда. Вот и попробуй объяснить правду Верлинова родственникам Тимофеева, Прокопенко и Крутакова, для которых самой справедливой и правильной явилась бы расправа экипажа СПЛ с беглецом-генералом...

Вот уже более полугода Верлинов обитал на Миконосе – одном из островов Кикладского архипелага, в двенадцати километрах к юго-востоку от Тиноса. Здесь, на крутом северном склоне, располагалась вилла Христофора Григориадиса, внизу у отдельного причала покачивалась на волнах его белоснежная яхта «Мария». Именно на борт «Марии» подняли Верлинова вместе со скутером после трагического подводного боя.

Сейчас Верлинов сидел на застекленной веранде и, задумчиво рассматривая безбрежную морскую гладь с беспорядочно разбросанными пятнышками мелких островов, медленно покачивался в кресле-качалке. На нем был темно-серый костюм, голубая рубашка и синий галстук – точно такую одежду он носил в Москве. Он вообще был очень консервативен и, придя в этот новый для себя мир буквально голым, если не считать плавок и гидрокостюма, попытался воссоздать вокруг обстановку прежней жизни. В его спальне висел голубой домашний халат, ничем не отличавшийся от своего двойника в квартире на Ленинском проспекте; на столе лежала японская электробритва «националь» – модернизированный вариант той, которой он брился последние пятнадцать лет и которая давно нуждалась в замене. Христофор с известным трудом достал изящный «маузер аш-эс» – устаревший и значительно уступающий современным моделям, но привычный пистолет. Здесь ему ничто не угрожало, вилла хорошо охранялась, однако привычка носить оружие являлась элементом устоявшегося жизненного уклада. Он привык надеяться в конечном счете только на себя и не хотел лишаться возможности эффективной самозащиты, поэтому шестисотпятидесятиграммовая игрушка всегда висела слева на поясе в замшевой кобуре. Он любил кобуры из мягкой замши.

Если бы майор Межуев, или капитан Васильев, или полковник Дронов, или еще кто-либо из бывших подчиненных генерала могли его увидеть, они бы отметили, что он не изменился, только, может, седых волос прибавилось. Как и было заведено по давнишнему распорядку дня, Верлинов вставал около семи, выполнял силовую зарядку, пытался бегать вокруг виллы, насколько позволял горный рельеф. Рядом плескалось море, а он раньше очень любил плавать – с маской, или аквалангом, или просто так, погружая открытое лицо в прозрачную соленую воду... Но теперь на дне лежали жаждущие отмщения Тимофеев, Прокопенко и Крутаков, жадно шарящие чудовищно удлинившимися синими руками в поисках своего убийцы. И Верлинов не мог заставить себя войти в море. Это изменение не поддавалось внешнему наблюдению, Но являлось самым существенным.

Рядом с креслом-качалкой стоял маленький сервировочный столик, на нем металлический поднос с несколькими бутылками и широкогорлым термосом. Время от времени Верлинов смешивал в высоком, с толстым дном, стакане сухой мартини с тоником, серебряными щипчиками извлекал из заиндевевшей колбы несколько кубиков льда, с интересом наблюдая, как они булькают в желтоватую жидкость, по инерции тонут, но тут же всплывают на поверхность. Дождавшись, пока мартини чуть охладится, он делал маленький глоток, перекатывая во рту терпкий горьковатый напиток, и стакан незаметно осушался. Процедура повторялась до тех пор, пока в бутылке оставалось спиртное. Раньше Верлинов не получал удовольствия от алкоголя и никогда не пил в одиночестве. Таким было второе происшедшее с ним изменение, и он понимал, что оно является следствием первого.

Христофора долго не было, генерал испытывал уже легкое беспокойство. «Генерал или бывший генерал?» Он часто задавал себе этот вопрос. Конечно, там, на родине, его решат однозначно: при вынесении приговора за измену осужденный обязательно лишается орденов, медалей, воинских и специальных званий, ученых степеней, имущества – всего, даже жизни, по таким делам суды свойственного последнему времени либерализма не проявляют.

Но в чем состоит его «измена»? В том, что хотел оздоровить общество, покончить с криминалом и коррупцией, очистить государственный аппарат от изменников и перерожденцев? Да, это очень серьезное преступление, ибо подобные благие намерения невозможно осуществить без смены прогнившего режима, который и довел страну до такого состояния. И все заинтересованные лица понимают, что, шагнув по пути перемен, генерал не задержался бы на посту министра внутреннего контроля, а, опираясь на поддержку доведенных беспределом «до ручки» силовых структур и отчаявшегося населения, двинулся выше...

Верлинов качнулся сильнее обычного, в запотевшем стакане звякнули льдинки. Незаконный переход границы? Обычное дело в практике специальных служб. Поддельные документы? Он извлек из внутреннего кармана паспорт гражданина США, раскрыл зеленую корочку. Джеймс Роберт Кордэйл, пятьдесят четыре года, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес двести пятьдесят фунтов, цвет глаз коричневый. Рядом его собственная фотография: широкая, хотя и несколько напряженная улыбка, прямой взгляд, волевой подбородок со сглаженной возрастом ямочкой. Документ куда менее поддельный, чем десятки паспортов, изготавливаемых техническим сектором одиннадцатого отдела. Христофор получил его в американском консульстве, вызвав тем самым первые подозрения у своего гостя.

Что еще преступного он совершил? Сейчас Христофор снимает с номерного счета одного из банков пятьсот тысяч долларов, принадлежавших некогда Коммунистической партии Советского Союза, а теперь – неизвестно кому. Реквизиты счета и пароль сообщил ему Верлинов, а он, в свою очередь, узнал совершенно конфиденциальные данные при обеспечении режима секретности компьютерной сети Управления делами ЦК КПСС. Вроде бы налицо злоупотребление служебным положением и хищение чужого имущества в особо крупных размерах... Но, в конце концов, он сам многолетний член партии и может претендовать на свою долю в не меньшей степени, чем анонимные правопреемники, тайком растягивающие общую кассу по строящимся в самых живописных местах мира особнякам, никак не вписывающимся в партийную идеологию и моральный кодекс... Кстати, почему задерживается Христофор? Эти тайные самозванные наследники могли придумать какие-нибудь мерзости для того, кто захочет без спроса отхватить свой кусок пирога...

На веранду бесшумно вышел слуга в стандартной одежде: широкие черные штаны, белая расстегнутая на груди рубаха, в вырезе которой болтался круглый золотой медальон, почти сливающийся с загорелой кожей.

– Только что звонил хозяин, мистер Кордэйл, – почтительно сообщил он. – Просил передать, что все в порядке, он вылетает.

– Спасибо, Гурий. – Верлинов внимательно осмотрел крепкого двадцатипятилетнего грека. Обслуга Христофора была подобрана по определенному стандарту: молодые, сильные, немногословные, отлично вышколенные парни. К тому же изрядно сообразительные. Гурий прекрасно знает, что прибывший на подводном скутере человек никакой не Кордэйл, но обращается к нему исключительно по легендированному имени и на американский манер...

– Какие новости в округе? – поинтересовался Верлинов.

Слуга на миг отвел взгляд.

– По-моему, ничего не слышно...

Обязанности между персоналом были четко распределены: двое обслуживали яхту, четверо – усадьбу. Гурий отвечал за внутренние помещения, и обсуждать новости с гостем в его компетенцию не входило. Другое дело – смешивать напитки, но Верлинов предпочитал делать это сам.

– Я не нужен, мистер Кордэйл?

– Можешь идти...

Верлинов допил стакан, потянулся было за новой порцией, но внезапно передумал. Какими новостями не захотел поделиться Гурий? Скорее всего всплыли трупы... Больше всего он боялся, что это рано или поздно произойдет, хотя и надеялся на подводные течения, крабов и акул...

Тройное убийство. Тут никуда не денешься – самое тяжкое преступление, гарантированный смертный приговор или пожизненное заключение... Причем в любой стране. Раньше Верлинов никогда не убивал своими руками, хотя в молодости его этому долго и хорошо учили. Правда, находясь на вершине управленческой пирамиды КГБ, он отдавал приказы, реализация которых была связана с ликвидациями, но в практике всех спецслужб мира это убийством не считается.

Плавное течение мыслей прервалось изменением обстановки: внизу, рядом с «Марией», швартовалась рыбацкая шхуна «Морская звезда». Выпрыгнувший на белые доски причала человек быстро пошел по самой короткой пешеходной тропинке, ведущей к вилле. Очередной посетитель хозяина. «Муравей».

Христофор сказал, что торгует рыбой. Но у него не было ни шхун, ни ледников, ни коптилен, ни магазинов. Его манеры, распорядок дня, разговоры не соответствовали объявленному занятию. Зато он постоянно встречался с различными людьми, получал обширную корреспонденцию, радиограммы, часто говорил по телефону, много времени проводил за компьютером. Единственный товар, который он мог приобретать и продавать, – информация. Судя по вилле, яхте, мощному быстроходному катеру и арендованному вертолету, торговля шла успешно.

Верлинов был профессионалом и знал, какого рода информация имеет высокую цену. Вопрос о покупателе христофоровского товара для него тоже не представлял трудностей: двадцать лет назад неприметный сотрудник посольства Республики Греция Григориадис был задержан московским УКГБ в подъезде одного из домов на проспекте Мира при съеме тайника, заложенного агентом ЦРУ Борисовским. В контейнере находились материалы по строительству правительственного пункта управления в период ведения военных действий, а попросту – бункера 001. Это была линия одиннадцатого отдела, который совсем недавно возглавил тогда еще полковник Верлинов.

Он лично работал с задержанным и объяснил все предельно доходчиво, понятно и убедительно. Григориадис не обладал дипломатическим иммунитетом, поэтому на показательном судебном процессе должен был получить на всю катушку – пятнадцать лет или расстрел. В Стране Советов не миндальничали со шпионами, и заинтересованные лица это хорошо знали. Альтернативой скамье подсудимых могло стать лишь сотрудничество с КГБ, и провалившийся агент из двух зол выбрал меньшее для себя. Дав подробные показания, подписку о сотрудничестве и получив инструкции, Григориадис через сутки был отпущен и выдворен из страны.

Через некоторое время Верлинов передал ему вырезку из «Известий» о суде над шпионом Борисовским, приговоренным к расстрелу. Это должно было стимулировать перевербованного агента. И действительно, вначале Христофор слал ценную информацию о конкурирующей спецслужбе, потом поток постепенно пересох. Продолжая давать сведения экономического характера и оказывать КГБ различные специфические услуги, Григориадис объяснил, что американцы мягко отказались от его помощи. Версия была чрезвычайно правдоподобной, ибо «засветившегося» агента обычно снимают со связи. Теперь стало ясно другое: «двойник» выбрал себе одного хозяина. Верлинов определил, что Христофор является резидентом ЦРУ в островной зоне. Десятки «муравьев» сносят ему крупицы информации, а он обрабатывает ее, составляет общую картину и передает в посольскую резидентуру.

Нелегальное появление в Греции напичканного секретами генерала КГБ представляло для ЦРУ несомненный интерес, даже если не знать об имеющейся при нем координатной сетке точек инициирования с отметкой заряда, угрожающего цели ь 1 Российской Федерации. Что может перевесить искушение – сдать его с потрохами? Чувство признательности двадцатилетней давности? «Дружба» агента со взявшим его на крючок контрразведчиком? Ерунда! Вот разве что пятьсот тысяч долларов... И то стопроцентной гарантии нет. Правда, остается еще московское досье с подпиской о сотрудничестве. Деньги и подписка способны, пожалуй, уравновесить чаши весов. Но надолго ли?

Оглянувшись, Верлинов надорвал подкладку пиджака, быстро извлек сложенный вчетверо лист бумаги, чиркнул зажигалкой. Он предчувствовал, что сейчас появится Гурий и неизвестно как отреагирует на сжигание документа. Все зависит от полученных им инструкций. А инструкции зависят от того, находится ли Верлинов в гостях или пребывает в плену. На всякий случай генерал переложил горящий листок в левую руку, а правую опустил к поясу.

Бумага догорела, Верлинов размял пепел на подносе и перевел дух.

– Я услышал запах гари, мистер Кордэйл... Гурий стоял за спиной слева и смотрел на его руку. Верлинов взялся за пряжку ремня.

– Сжег ненужное письмо. Слуга кивнул.

– Сейчас я все уберу.

Снаружи донесся нарастающий гул двигателя. Бродивший вокруг виллы «муравей» остановился, задрав голову к небу.

– Вот и хозяин, – с ощутимым облегчением сказал Гурий.

Вертолет заходил на посадку.

Глава вторая

Утверждения о том, что преступник не имеет национальности, и о том, что национальный признак нельзя класть в основу обозначения криминальной «окраски», неверны. Или, по крайней мере, не совсем верны. Ни один пуэрториканец, ирландец или еврей не сможет стать полноправным членом «Коза ностры» – только чистокровный итальянец. А в «общество чести», или пресловутую мафию, ставшую родовым обозначением всех организованных преступных сообществ, но на самом деле представляющую собой вполне конкретную организацию, путь открыт не просто уроженцу Апеннинского полуострова, но именно сицилийцу. Точно так же вступить в каморру имеет шанс лишь неаполитанец... Другие известные преступные организации не требуют столь строгой привязки к определенному региону, но обязательно выдерживают национальный признак: якудза – только японцы, в триадах – исключительно югоазиаты: китайцы, вьетнамцы, малайцы...

Пуэрториканцев, ирландцев или евреев этот факт не обижает, потому что они создают собственные криминальные кланы и тоже не допускают в них чужаков. В подобном подходе скрыта глубокая мудрость, ибо кровнородственные связи куда прочнее временных общих интересов: предать отца, дядю, брата или просто соплеменника гораздо труднее, чем постороннего соучастника, даже если с ним уже не раз ходил «надело».

И в России, где не так сильны родственные узы, преступные группировки складываются тоже не абы как: в их основе землячество, дружба с детства, общие увлечения – спорт, военная подготовка и т. п. Представители же интернационального разноплеменья бывшего СССР твердо придерживаются национально-кланового принципа, поэтому в Москве успешно действуют азербайджанская, армянская, узбекская, чеченская организации, отвечающие всем признакам мафии.

Магомет Тепкоев возглавлял чеченскую группировку. Не занимая никаких официальных постов и не имея столичной прописки, он жил в огромной квартире на Кутузовском проспекте, где недавно произвел евроремонт, обошедшийся ему в пятьдесят тысяч долларов. Денег он не считал так же, как автомобилей, домов, квартир, дач, любовниц и других символов преуспевания настоящего горского мужчины. Ему подчинялись и Лема Терлоев, и Ильяс Бузуртанов, и Али Шерипов, и Арсен Татаев по прозвищу «Битый Нос», и все остальные руководители «отрядов», «команд» и «бригад», а через них – рядовые члены криминального сообщества. Опосредованно ему подчинялись все тридцать тысяч земляков, составляющих чеченскую общину московского региона, даже не связанных с преступным миром: система обычаев, традиций, разветвленных и переплетающихся родственных связей не позволяли никому обособиться от диаспоры.

Сейчас Магомет по спутниковому телефону беседовал с родиной.

– «Воздух» прокачали полностью, есть еще друзья в банках, готовь документы... А «картинки» больше не направляй – сейчас во всех магазинах машинки для просвечивания, а у наших вообще крупные купюры берут неохотно... Нет смысла... «Тачки» дошли все целые? Этот перламутровый «мерс» можешь взять себе, а свой отдай Руслану – он давно просит... Азамат долг вернул?

В Гудермесе, в огромном трехэтажном доме, украшенном параболической спутниковой антенной, телефонную трубку держал средний брат Абу, ведавший делами семьи на Кавказе. Он находился в более сложном положении, чем Магомет, потому что работать дома гораздо трудней, чем в России. Там никто никому не нужен, и несколько настоящих мужчин со «стволами» могут делать все, что захотят. Другое дело здесь...

Тут все держатся друг за друга, попробуй обидеть кого – мигом родственники поднимутся, а у каждого сейчас и автомат, и гранаты, и подствольники. На авторитет не смотрят: хоть ты большой начальник, хоть кто – отвечай за обиду! А если кровь пролил и скрылся, за тебя родственники расплатятся – брат, отец, сын... Древний обычай исполняется свято, он и раньше был куда действенней, чем милиция, прокуратура и суд, вместе взятые... Застрелит милиционер грабителя, по закону его оправдают, а род убитого свое решение принимает: кровь за кровь! И все законы – в сторону. Разве что у милиционера свой тейп[3] имеет большую силу, тогда договариваются, находят через мул, стариков какой-то компромисс – заменяют кровь выкупом...

– Попросил отсрочки, – неохотно проговорил Абу, зная, что такой ответ вызовет недовольство старшего брата. И он не ошибся. Магомет перешел на крик.

– Слушай, сколько можно отсрочивать? Когда товар брал, об отсрочке речи не было! Потому и о процентах не договаривались! Почему мы должны свое терять? Инфляция, инфляция, скоро возвращать нечего будет! Ты разве не можешь там без меня все ему объяснить, как мужчина мужчине? Включай счетчик, пускай думает...

Абу тяжело вздохнул. Род Азамата гораздо древней и мощней клана Тепкоевых. Поэтому с этим должником нельзя поступать так, как Магомет привык у себя в Москве...

– Что молчишь?

– Думаю, – обтекаемо ответил он. Брат, очевидно, предположил, что Абу выстраивает планы решительных действий, и смягчился.

– Как там вообще дела? Что поделывает Дударик?

– Все обещает счастья и процветания. Его люди уже процветают. Хамхоев дом шикарный купил в Америке, Бекбулатовы то в Англии дела делают, то в Турции... Свой самолет у них...

– Про нас ничего не говорит?

– А-а-а... Говорит. Недавно по телевизору выступал: настоящие чеченцы должны вернуться домой и все деньги вложить в экономику республики...

– Понятно. Чтобы Хамхоев еще один дом купил. Ну ладно... Что с командировкой?

– Пятнадцать человек готовы, ждут сигнала. Только они «пустыми» поедут. И особо «засвечиваться» не могут, почти все – в розыске.

Спутниковая связь давала прекрасную слышимость, соблюдать конспирацию братья не считали необходимым, ибо опыт показывал ненужность особых предосторожностей: в демократической России компетентным органам было глубоко безразлично, о чем говорят ее граждане.

Положив трубку, Магомет Тепкоев занялся текущими делами. Личный секретарь, порученец и телохранитель Лечи, здоровенный, густо заросший иссиня-черными волосами с ног до головы парень, шепотом пересказал новости, могущие заинтересовать руководителя общины:

– У Бузуртанова проблема с русаками – те наехали на его магазин в Останкине, назавтра назначена «стрелка»[4] для разборки. Но Ильяс решил по-другому: шепнул своим друзьям в милиции, пусть работают. А сам хочет повеселиться – заказал в ресторане напротив столик у окна, чтобы посмотреть комедию. Друзей позвал – всех, кто желает.

Тепкоев довольно усмехнулся.

– Хитрая лиса этот Ильяс, здорово придумал! Запиши, напомнишь, будет время – пойду посмеяться...

– Ночью три чеченца напали на квартиру в Орехове-Борисове, хозяев убили, соседа ранили. Кто такие – неизвестно, скорее всего «дикари». Магомет поморщился.

– Что еще?

– Лема убрал Ашота-цветочника. Сделал чисто, по заказу, подозрений нет.

– Давно пора! Теперь постепенно надо потеснить армян на Юго-Западе, прибрать территорию к рукам.

– Лема как раз присмотрел там старый пивной ларек, хочет откупить и на его месте поставить павильон.

– Пусть делает. Что еще?

– Шерипов спрашивает, когда отправлять груз. У него на даче уже тонн десять чистой меди, вольфрам, молибден...

– Металл есть не просит. Сейчас все дороги к Грозному перекрыты, подождать надо. Главное – туда доставить, а потом самолет вызовем и переправим. Не нужно спешку гнать. Долго они транспорт контролировать не будут.

Пока Магомет решал важные дела, члены группировки занимались повседневной рутинной работой: выбивали дань из торговцев, коммерсантов, бизнесменов различных мастей; запугав и подкупив управляющих банками, получали чемоданы денег по фальшивым авизовкам; разбирались на «стрелках» с конкурентами; похищали людей, грабили и совершали разбойные нападения, калечили, убивали, насиловали – словом, делали все то же, что и Другие преступные организации.

Лема Терлоев расширял легальный бизнес и одновременно вторгался на чужую территорию. На месте старого, вросшего в землю пивного ларька он намеревался открыть современный павильон «Баварское пиво с сосисками». Загвоздка заключалась в том, что неказистое строение с забитым досками торговым окном являлось эвакуатором бывшего одиннадцатого отдела КГБ СССР под номером двенадцать. Но об этом никто из оформляющих сделку не знал.

Когда генерал Верлинов создавал систему спецобъектов, позволяющих оперативным сотрудникам скрыться при необходимости в подземных коридорах Москвы, государственная недвижимость, даже в виде ветхого ларька, не продавалась. А чтобы исключить любые случайности и накладки – отвод земли под строительство, снос, проникновение вовнутрь и тому подобные неожиданности, – в каждом райисполкоме существовал государственный чиновник, имеющий перечень неброских и малоприметных сооружений: телефонной или трансформаторной будки, гаража, подвала в цокольном этаже жилого дома, пункта приема стеклотары, при возникновении интереса к которым следовало позвонить по определенному номеру.

С тех пор не столь уж много воды утекло, но жизнь изменилась кардинальным образом: продавалось все, в том числе и государственные чиновники, да они уже и перестали быть государственными, а стали своими собственными, почти в открытую рассматривающими взятки как легальную прибавку к зарплате. В вихре многочисленных структурных перестроек безвозвратно утерялись и тот список, и ответственный телефон, а самое невероятное – в разгромленном Комитете иссякло финансирование охранно-режимных мер, и система спецобъектов осталась фактически без контроля.

Поэтому Лема Терлоев, не приложив значительного труда и не понеся существенных расходов, получил в префектуре разрешение на бессрочную аренду земли, снос ветхого ларька и строительство нового павильона согласно представленному проекту.

Работы должна была осуществлять фирма, для которой Лема являлся «крышей», что сулило короткие сроки, высокое качество и бесплатность заказа. Но как только выделенный участок огородили и пустили на подлежащее сносу строение бульдозер, возникли неожиданные сложности. Хищно выставленный нож уперся в полусгнившую стену, раздался треск, потом скрежет и... бульдозер остановился Натужно взревывал двигатель, синий дымок выхлопа превратился в удушливое облако, но машина не трогалась с места. Под соскобленными ножом досками показалась стальная стена.

Через полчаса Лема с двумя подручными прибыл на стройку. Новенький «БМВ» цвета бутылочного стекла затормозил у забора, три кавказца в просторных спортивных костюмах и расстегнутых кожаных куртках, не заботясь о том, чтобы закрыть машину, деловито направились к застрявшему бульдозеру. Терлоев шел впереди вальяжной, раскачивающейся походкой, в руке он держал янтарные четки. Небольшого роста, с не по возрасту рыхлым лицом, на котором контрастно выделялся крупный твердый нос.

Увидев металл под камуфляжем гнилых досок, Лема сразу подобрался и нахмурился.

– Дергайте отсюда! Вы ничего не видели! – резко приказал он бульдозеристу и прорабу. Те послушно кивнули. Он молча протянул руку, и один из его подручных вложил в пухлую ладошку складную трубку телефона сотовой связи. Лема соединился с Тепкоевым.

Капитан-лейтенант Чижик был пьян вдрободан. Это случалось с ним нечасто. Если говорить совсем точно, то так он напился лишь второй раз за всю жизнь. Оба раза совпадали с крушениями удачно складывающейся карьеры. Четыре года назад он получил назначение, от которого у любого морского офицера, едва достигшего тридцати лет, могла закружиться голова: заместитель командира новейшей АПЛ[5] с титановым корпусом «Барракуда». Он уже тогда носил четыре звездочки на однопросветном погоне и ждал следующего звания. Возраст и способности реально позволяли через несколько лет стать командиром РПКСН[6]. Но судьба и планы американской разведки распорядились иначе.

«Барракуда» являлась кораблем принципиально нового класса и, естественно, привлекала пристальное внимание предполагаемого противника. Во время боевого дежурства в Баренцевом море к титановому РПКСН пристроилась многоцелевая лодка ВМС США «Грейлинг». Тогда Чижик не знал названия и принадлежности чужой субмарины, хотя цель ее определил без труда: снятие гидроакустических характеристик уникального русского ракетного крейсера.

Командир спал, и если бы молодой зам вызвал его в ходовую рубку, то автоматически снял бы с себя ответственность, переложив ее на чужие плечи. По инструкции следовало действовать именно так, и то, что Чижик пренебрег официальным требованием, впоследствии стало основным признаком его вины. Но неписаный закон чести морского офицера предполагает, что ты сам должен решать проблемы, возникшие в твою вахту.

«Грейлинг» подкрался вплотную, нарушив предел безопасного сближения. Чижик приказал увеличить обороты винтов и нырнул в глубину. Маневр ясно давал понять, что преследователь обнаружен, в таком случае международный кодекс подводников требует прекратить «охоту». Однако капитаном американской лодки явно овладел азарт. «Грейлинг» навис сверху; когда Чижик ушел еще на полсотни метров, соперник устремился следом.

Стодвадцатиметровые веретенообразные стальные махины пронизывали толщу холодных северных вод, почти соприкасаясь. На борту «Барракуды» находилось шестнадцать баллистических ракет с ядерными боеголовками. Впоследствии Чижику поставили в вину то, что он якобы об этом забыл, как будто именно он являлся организатором опасной подводной игры. Честно говоря, он действительно забыл о ракетах, потому что угрожавшая лодке опасность была более банальной – столкновение, обычный механический удар с повреждением обшивки и всеми вытекающими последствиями. Так и произошло.

Удержать тысячетонный вес подводного ракетоносца может лишь соответствующий объем воды. Когда обтекаемые тела АПЛ стремительно скользят по воображаемым желобам своих маршрутов, вокруг создаются кавитационные разрежения, и, если курсы сблизятся до критической дистанции, невидимая сила бросит корабли друг на друга, произойдет так называемый «dropping-fall», о котором хорошо известно не только старому морскому волку, но к недавнему выпускнику Краснознаменного Ленинградского командно-инженерного училища подводного флота.

Поэтому Чижик изо всех сил старался увеличить дистанцию и на чем свет стоит клял безмозглого преследователя, забывшего один из фундаментальных законов безопасности подводного плавания. Здесь он был не вполне прав. На самом деле командир «Грейлинга» Джереми Смит помнил о возможности «dropping-fall». Он уже пятнадцать лет плавал на различных глубинах и знал много поучительных историй, подтверждающих аксиому: нельзя приближаться к другому кораблю ближе, чем на семьсот футов. Но сейчас «Грейлинг» вел акустическую, магнитную, рентгеновскую локацию, получая уникальную развединформацию о суперсекретной лодке русских. Успех сулил признание, ощутимое вознаграждение и новые служебные перспективы. При этом опасность «стремительного удара» отодвигалась на второй план: кто не рискует, тот не выигрывает...

– Шестнадцать пусковых шахт, – поступил очередной доклад с пульта рентгеновской разведки. – Установить тип и характеристики ракет на таком расстоянии не позволяет разрешающая способность аппаратуры...

Американский крейсер висел в двухстах футах над российским. Это была критическая дистанция.

– Сорок футов вниз, – напряженным голосом скомандовал Джереми Смит.

Если бы лодки стояли, все могло обойтись. Но на скоростях сорокавосьмиметровый слой разреженной воды не способен удержать громаду РПКСН. «Грейлинг» провалился, как самолет в воздушную яму. Громадная стальная сигара ударила в экспериментальный титановый корпус.

Грохот, скрежет, резкий носовой крен, падающие матросы, мат – «Барракуда» резко нырнула в пучину...

– Продуть носовой! – хрипло кричал Чижик. – Руль на всплытие!

Интуитивно он чувствовал, что лодка не получила смертельных повреждений и способна выбраться на поверхность, если только «охотник» не потерял ход, навалившись сверху на палубу... Но этого, к счастью, не. произошло. «Барракуда» уверенно пошла вверх и вскоре всплыла.

Своего преследователя капитан-лейтенант так и не увидел. Лишь через несколько дней из разведсводок стало известно: подводным хулиганом оказался «Грейлинг», получивший в результате своих «игр» столь серьезные повреждения, что встает вопрос о возможности его дальнейшего использования.

Титановый корпус российской АПЛ практически не пострадал, что подтвердило преимущества нового крейсера. По существу, Чижик блестяще вышел из навязанного ему состязания и провел незапланированное испытание прочности «Барракуды». Но ЧП есть ЧП, оно обязательно требует комиссий, виновника и наказаний. Капитан-лейтенанта отстранили от должности по служебному несоответствию и подвесили в унизительно-неопределенном положении кадрового резерва.

Тогда-то Чижик и напился первый раз, что называется, «до чертиков». Приличного пойла на базе не было, пили «шило» – разбавленный сырой водой спирт, тепловатую, отвратительную даже на вид, мутную беловатую жидкость с резиновым почему-то запахом. Собутыльников у опального капитан-лейтенанта оказалось немного. Весь экипаж понимал, что он ни в чем не виноват и просто принесен в жертву обстоятельствам и бюрократическому молоху, требующему обязательного пролития крови если не в прямом, как в былые времена, то в переносном смысле. И все же.... Дружить с прокаженным – верный способ подхватить проказу.

Лишь «забившие» на службу, карьеру, подводный, надводный флот и все другие виды Вооруженных Сил старшие лейтенанты Егоров и Резников сдвигали с ним стаканы, говорили дежурные, отдающие фальшью слова утешения и очень искренне выпивали «за сказанное».

Потом, плохо соображая, он добрался до офицерского общежития и повалился в постель, где долго тискал Ольгу за густые волосы внизу живота и упругие скользкие складки между широко раскинутыми ногами, но не смог пробудить в себе мужскую силу и провалился в небытие, из которого выныривал несколько раз блевать или, если придерживаться морской терминологии, «травить».

Инцидент с «Грейлингом» получил широкую международную огласку, и по всем стандартам выходило, что именно американец нарушил нормы мореплавания. Может быть, благодаря этому Чижик избежал увольнения со службы, но из атомного флота его убрали – бюрократическая машина обратного хода не дает.

Как раз в это время одиннадцатый отдел КГБ СССР обратился в Главкомат ВМФ за кадровой помощью для доукомплектования морского отделения. Многоопытные флотские кадровики предложили обиженному офицеру сменить место службы, и закусивший удила Чижик пересел с суперсовременного РПКСН на обычную дизельную лодку «У-672». Через год он стал ее командиром. Карьера налаживалась, капитан-лейтенант вновь рвался вверх, и вторичное падение окончательно выбило его из колеи.

На этот раз он напился не в обшарпанной комнатке базы офицерского резерва, а в столичном ресторане «Арагви», не мутным «шилом», а чистейшей и супердорогой водкой, да и закуски были – не сравнить... Но поганое состояние души – точь-в-точь как тогда.

– Вот смотри. – Неуверенными движениями Чижик извлек из внутреннего кармана флотской тужурки сложенный вчетверо лист плотной бумаги и, не разворачивая, сунул под нос капитану третьего ранга Резникову. Это было предписание об убытии к новому месту службы, которое капитан-лейтенант показывал спутнику не менее восьми раз за вечер. – Заместитель командира войсковой части номер 0752, – наизусть процитировал Чижик и зло усмехнулся. – Знаешь, что это за часть?

– Давай по последней, и разбежались... – Резников в очередной раз взглянул на часы, плеснул по рюмкам водку, намазал на подогретый хлеб остатки красной икры. Он служил в Главном штабе Военно-Морского Флота и хорошо знал о в/ч 0752. Кроме того, бывший сослуживец раз двадцать подробно рассказал о ней.

– База списанных АПЛ, – в двадцать первый раз начал Чижик. – Приморский край, захолустье, тридцать матросов и четыре офицера... Плюс прогнившие, разваливающиеся лодки, радиоактивные утечки, постоянная угроза катастрофы... Финансирования нет, противоаварийные системы вышли из строя...

Он говорил все громче, перекрывая ресторанный шум, как когда-то на «У-672» перекрывал ровный гул систем жизнеобеспечения.

– А когда настанет момент и все полетит к черту, – Чижик с силой ударил рюмкой о стол, стекло лопнуло, водка смыла кровь с порезанных пальцев, – то козла отпущения искать не надо, вот он! Сколько раз я отвечал за чужие грехи? Я профессиональный козел отпущения! Только теперь понижением в должности не отделаться, придется идти под трибунал!

Он кричал во весь голос, люди за соседними столиками повернулись и с интересом рассматривали двух морских офицеров, один из которых был сильно пьян.

– Все будет нормально, старик! – успокоил Резников и выпил. – Мне пора, жена ждет.

Резников встал. Он не привык к ресторанам и не хотел идти в «Арагви», куда привычней распить бутылочку с очередным периферийным офицером прямо в кабинете или в небольшой закусочной, рядом со штабом, и прийти домой с небольшим опозданием. Тогда жена не принюхивается и не придирается к пустякам.

Чижик засунул пальцы в рот, облизывая кровь.

– Чего нормального, если трибунал...

– Брось, старик! У меня жена хуже трибунала. – Капитан третьего ранга похлопал по твердому погону с маленькими колючими звездочками. Когда они выпивали последний раз на базе флотилии АПЛ Северного флота, он, Резников, был младшим по званию. Теперь все наоборот. Каждый получает по заслугам, у каждого своя судьба. Жаль немного бедолагу, но что поделаешь... А Ленку лучше действительно не злить...

– Надо идти. Ты со мной?

Чижик отрицательно покачал головой.

– Ну ладно... Смотри не влипни в историю... Тут патрули на каждом шагу!

Резников ушел. Капитан-лейтенант продолжал облизывать пальцы, хотя кровь уже не текла.

– Что ж ты сам у себя лижешь, красавчик? – На освободившееся место села молодая блондинка с холодными расчетливыми глазами. – Пойдем, я тебе все сделаю в лучшем виде...

– Куда пойдем? – мутно глянул Чижик в предельно откровенное декольте.

– На улицу. У меня здесь машина. Стекла темные, ничего не видно... Пойдем!

– Протянув руку через стол, она цепко ухватила жесткое форменное сукно.

– Вначале надо рассчитаться, – решительно заявил мгновенно появившийся официант. Он знал, что если моряк клюнет на свежую наживку, то обратно уже не вернется.

Капитан-лейтенант достал пачку купюр: подъемные и проездные для всей семьи. Отсчитал нужную сумму, набросил чаевые и передал официанту. Тот кивнул, хотел что-то сказать, но, бросив опасливый взгляд на двух крепких, коротко стриженных парней за одним из соседних столиков, передумал.

– Спасибо, – тихо сказал он и по инерции выдавил: – Заходите еще...

Блондинка потащила еле стоящего на ногах Чижика к выходу. Она ненатурально улыбалась, будто скалилась в предвкушении предстоящих событий. Парни двинулись следом.

– Они что, постоянно здесь работают? – спросил респектабельный мужчина лет сорока, сидящий На удобном месте в углу, откуда просматривался весь зал.

– В последнее время все чаще заныривают, – почтительно сообщил один из двух сопровождающих его телохранителей.

– А кто разрешил? – поинтересовался мужчина и поправил узел красивого бордового галстука. В тот же миг к нему подскочил отделившийся от колонны квадратный человек с расплющенными ушами борца.

Мужчина в бордовом галстуке шепнул что-то в деформированное ухо, «квадрат» коротко кивнул и стремительно двинулся вслед за морским офицером. В зале продолжали пить, есть, обсуждать деловые и любовные проблемы, но завсегдатаи насторожились, озабоченно прикидывая, не начнется ли стрельба, а если начнется, то не продырявят ли оставленные возле ресторана автомобили.

На улице было холодно и промозгло, огни фонарей отражались в мокрой мостовой.

– Сюда, миленький. – Переставшая скалиться блондинка деловито вела Чижика в глухую тень к потрепанной «девятке» с зеркальными, мертво поблескивающими стеклами. Двадцатилетняя Лидка Щека взяла на крючок двенадцатую жертву. Их группа специализировалась на командированных и других заезжих лохах. Трех любителей случайного секса уже не было в живых, остальные получили увечья различной тяжести. Точную судьбу морячка не мог предсказать никто, даже Генка со своим кастетом. Когда он входил в азарт, то зверел и не мог остановиться. Щеке не очень нравилось то, что должно было произойти, но у каждого своя работа, это по крайней мере лучше, чем сосать у азеров На цветочном рынке...

– Сюда, красавчик. – Лидка распахнула заднюю дверцу, пропуская капитан-лейтенанта в черное, воняющее куревом и потом чрево автомобиля-ловушки. Тот замешкался. Даже притупленная алкоголем, интуиция боевого офицера определила опасность.

– Постой, я не хочу, – бормотнул он, уперевшись руками в кузов, но было поздно: подскочившие Толян с Генкой крепко зажали его с двух сторон.

– В машину, сука! Ну!

Лидка шагнула в сторону. Она выполнила свою задачу. Ребята сделают остальное. Многие брыкались и упирались, но никто не смог уйти...

Однако на этот раз привычный сценарий разбойного нападения оказался нарушенным. Мелькнули два силуэта, Толян сдавленно вскрикнул и повалился наземь, упирающийся морячок освободившейся рукой врезал Генке по морде, но слабо – у пьяного какой удар... Тут же лязгнула складная металлическая дубинка и опустилась Генке на голову: раздался глухой стук – словно палкой по тыкве врезали. Что-то теплое брызнуло блондинке на лицо, с лязгом ударился о мостовую кастет.

– А-а-а-а, убивают! – неожиданно для себя заголосила Щека, но жесткий кулак без особых церемоний заткнул ей рот, – Сейчас приедут, сдашь всю шоблу, – распорядился «квадрат», профессионально оглядывая картину происшедшего. Моряк, отскочив от дверцы-мышеловки, принял боевую стойку, блондинка размазывала по бледному лицу кровь и слезы, один бандит сидел, привалившись к бамперу, и беспрерывно икал, второй распластался на земле без признаков жизни, под головой расплывалось темное пятно.

– Сдох, что ли? – «Квадрат» перевернул ногой обмякшее тело.

– Геночка! За что же тебя?! – вновь заверещала Лидка, бросившись к поверженному дружку. – Паскуды, сволочи!

– Заткнись, курва! – Тяжелый ботинок толкнул ее в бок. – Думала, вы будете людей убивать, а вас и пальцем не тронут?

«Квадрат» протер платком матово поблескивающую дубинку с набалдашником и вложил в руку икающего.

– Смотри, чтоб не очухался, – предупредил он напарника. – А то даст по башке...

– Дернется – завалю, – ответил тот И сунул руку под пиджак. Оба выскочили на улицу налегке. – Взяли с поличным, напишу рапорт – и все дела!

– Железяку не забудьте. – Тяжелый ботинок пинком подогнал кастет к ногам напарника. – Пальцы на ней имеются, картина ясная... Да научи эту лярву, что говорить...

– Повезло тебе, друг, – обратился «квадрат» к замершему в оборонительной позе Чижику. – Был бы сейчас трупом. Или инвалидом.

Он подошел к моряку вплотную.

– Все в порядке, расслабься. Пойдем, выпьем по рюмочке, чтобы стресс снять.

Чижик вышел из оцепенения и позволил увлечь себя к свету. Но напряжение еще владело им, и сомнения не оставляли капитан-лейтенанта.

– Кто вы такой? – с трудом выговорил он.

– Не бойся, друг, милиция, – ответил «квадрат» и ловко извлек из кармана удостоверение.

– Майор милиции Лисогрузов, – остановившись под ярким ртутным фонарем, вслух прочитал Чижик. – Старший оперуполномоченный отдела по борьбе с организованной преступностью.

Офицер с облегчением перевел дух.

– А эти?.. – Он кивнул в сторону густой тени.

– Бандюки, – будничным тоном пояснил Лисогрузов. – Теперь им конец.

Когда они входили в ресторан, с Тверской раздался вой сирен и две желтые машины под мигающими синими маячками вывернули на площадку, высветив фарами «девятку» с зазеркаленными стеклами, продрогшего в пиджаке напарника майора и обезвреженных разбойников. Одна из многочисленных неорганизованных преступных групп Москвы перестала существовать.

За прошедшие пятнадцать минут в зале ничего не изменилось. Давешний официант посмотрел на Чижика как на вернувшегося с того света. Лисогрузов подвел моряка к уютному столику в углу, за которым сидели три человека. При их приближении двое встали и отошли в сторону. Третий – солидный мужчина с властным лицом – поднялся навстречу, дружелюбно протянул руку.

– Сергей Петрович, – значительно представился он.

– Александр Иванович, – неловко отрекомендовался Чижик. Впрочем, неловкость быстро прошла. Стол был прекрасно сервирован, и хотя есть капитан-лейтенант не хотел, пережитое напряжение отрезвило, запотевшая бутылка «Абсолюта» притягивала как магнит.

Вначале он рассказал о недавнем происшествии, и Сергей Петрович искренне возмущался наглостью бандитов, но после нескольких рюмок, когда вновь поднялась горячая волна опьянения, Чижик поведал новому знакомому историю своей жизни, и тот слушая гораздо внимательнее, чем капитан третьего ранга Резников. Чувствуя искренний интерес собеседника, Чижик в двадцать второй раз описал базу номер 0752, на которой ему предстояло прозябать до конца службы.

– А вы верите в волшебные перемены? – неожиданно спросил Сергей Петрович и поднял рюмку в очередной раз. – За нашу встречу. Может быть, вы еще будете вспоминать ее как счастливый случай.

– За встречу! – с энтузиазмом откликнулся Чижик и лихо выпил.

Ресторан покачивался, как лодка, всплывшая под перископ в семибалльный шторм.

Генерал Коржов просматривал сводки сообщений и донесений, поступивших в Службу безопасности Президента из разных концов земного шара, отдельных регионов России и различных уровней власти и управления самой столицы. Стопка перечеркнутых красной полосой листов со строгим грифом «ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ» за последние месяцы стала втрое толще: информационные щупальца Службы все глубже внедрялись в тело российского государственного организма и все обширнее распространялись по остальному миру.

Первоначально обрабатывал и группировал информацию созданный в строгом секрете аналитический отдел, но читать ее должен был начальник СБП лично – столь важное дело нельзя перепоручать никому.

Между тем распорядок дня Коржова был предельно насыщен: он постоянно сопровождал Президента как в протокольное, так и в личное время, ведь главный телохранитель одновременно является доверенным лицом, почти другом. А в данном случае оговорку «почти» можно смело убрать: верность «прикрепленного» в самые критические моменты тернистого жизненного пути Президента обусловила глубокие неформальные отношения, очень ценимые в самых верхних эшелонах власти, хотя и не называемые там банальным словом «дружба». Поэтому Президент не нуждался в начальнике Службы безопасности только во время сна. Значит, Коржов занимался краснополосыми бумагами в основном по ночам.

Сейчас электронные часы, вмонтированные в настольный календарь, показывали ноль один тридцать. Генерал принял таблетку феномина – специального препарата, нейтрализующего усталость, и чувствовал себя довольно бодро, хотя и знал – за искусственное взбадривание организма рано или поздно придется платить.

В первую очередь Коржов изучил документы, отражающие внутриполитическую обстановку в России. Картина получалась удручающая. Края, области, республики и регионы принимали собственные уставы и положения, всячески подчеркивали самостоятельность и независимость от Центра. Губернаторы и главы администраций стремились выйти из-под контроля Москвы и стать удельными божками, никому не подотчетными и ни перед кем не ответственными. В сводках содержались конкретные факты неслыханного взяточничества, мздоимства и всевозможных иных злоупотреблений первых лиц регионов и их многочисленных родственников, друзей И приближенных. Центробежные силы сепаратизма угрожали разорвать Россию на части, причем за лозунгами расширения прав местного самоуправления скрывались элементарные личные интересы, своекорыстие и расчет на полную безнаказанность.

Второй блок документов содержал данные о мерах противодействия местечковой «независимости», предпринятых генералом Коржовым. В Новосибирске, Краснодаре, Тиходонске и еще восемнадцати регионах созданы филиалы Главного управления охраны. В Краснодаре, Ставрополе, Тиходонске, Пензе, Екатеринбурге образованы региональные подразделения «Альфы». Коржов достаточно долго вращался в мире политики, чтобы понимать: для пресечения любых проявлений сепаратизма достаточно пятидесяти решительных, хорошо подготовленных и вооруженных людей. Понимал он и то, что регионы в большей или меньшей степени склонны подражать ситуации, складывающейся в Центре. А здесь он располагал достаточными силами, способными перевесить заумную И бессмысленную болтовню депутатов Государственной Думы, да и Совета Федерации, если местные бонзы вдруг надумают залупаться.

Третий блок донесений информировал о сращивании криминальных структур с органами власти. Источник Лютик докладывал о том, что финансовая группа «Город» в качестве прикрытия использует Московское управление ФСК и Управление внутренних дел Москвы, а для непосредственной защиты имеет целую армию частных охранников – полторы тысячи штатных единиц, поголовно вооруженных, хотя лицензиями на оружие располагают не более сотни.