Значит, на пенсию! Что же он будет делать на пенсии? Что станет с ним и с Клайдом, с двумя стариками? Будут жить где-нибудь на Золотом берегу во Флориде, степенно вышагивать по пляжу, вместе ходить по магазинам, вместе проводить вечера, просматривая его альбомы с вырезками из журналов?

— Президент ждет вас, господин директор.

Гувер машинально поднялся и нетвердым шагом вошел в Овальный кабинет. Увидев его, президент встал и тут же сел на свое место за большим столом, жестом приглашая Гувера сесть напротив.

Гувер не привык к такому приему. Когда он входил, все президенты, как правило, выходили из-за стола и садились рядом с ним на диван — все, кроме Рузвельта; тот обычно усаживал его в кресло перед камином, а сам подъезжал к нему в своей коляске и останавливался так близко, что их колени едва не соприкасались.

“Он подчеркнуто невежлив!” — в отчаянии подумал Гувер, со страхом ощущая, как бешено колотится сердце. На что он надеялся? Этот грубиян, младший брат президента, своим поведением давно уже дал ему понять, чего следует ожидать. Бобби — Гувер содрогался при мысли о том, что тот теперь министр юстиции, — приказал отключить прямой телефон, по которому директор ФБР мог звонить непосредственно в кабинет министра, и теперь Гуверу, как и любому смертному, приходилось связываться с ним через секретаря! Как-то раз Бобби заявился в кабинет Гувера без пиджака, даже не предупредив его о своем визите, вызвал к себе, где директору ФБР пришлось стоя наблюдать (Бобби не предложил ему сесть), как министр метал стрелы в мишень, при этом он иногда промахивался, и стрелы вонзались в панельную обшивку, — а ведь это не что иное, как осквернение государственной собственности. Но что самое ужасное, Бобби стал приглашать к себе агентов ФБР и просил их докладывать о результатах работы непосредственно ему.

Гувер прокашлялся, усилием воли заставляя себя не думать об этих оскорбительных выпадах, порочащих достоинство и престиж его должности.

— Вы вызывали меня, господин президент? — спросил он.

“Президент, а выглядит, как школьник”, — подумал Гувер. Странно, многие из недавно принятых на работу в ФБР агентов казались ему такими юными, что он даже поинтересовался, не снизили ли по закону минимальный возраст найма на работу, и очень удивился, когда узнал, что возраст найма остался прежним.

Президент, похоже, нервничал.

— Да-да, — коротко ответил он.

Воцарилось молчание. Гувер, как никто другой в Вашингтоне, разбирался в тонкостях протокола. Президент не принял его сразу, усадил не на то место, оттягивает начало разговора. Теперь Гувер точно знал, зачем его вызвали. Если ему повезет, президент может оставить его в должности до семидесятилетнего юбилея, но это вряд ли, — эти молодые люди не знают сострадания, напомнил себе Гувер, как и их отец.

— Я размышлял о будущем, — начал президент.

— Будущее в опасности, господин президент, — сказал Гувер, делая отчаянную попытку отдалить тот момент, когда президент произнесет неизбежный приговор, который уже читался в его глазах. — За границей растут масштабы коммунистического заговора, да и у нас в стране тоже, как никогда раньше…

— Возможно. Но я не об этом, Эдгар. Я размышлял о будущем ФБР.

— Я тоже об этом думаю, господин президент, и ночью, и днем.

На красивом лице президента промелькнуло раздражение.

— Я твердо убежден, что в правительстве необходимы перемены, на всех уровнях. Нужны новые идеи, свежая кровь.

Гувер весь истекал потом, однако все же выдавил из себя угрюмую улыбку.

— Но опыт тоже кое-что значит, господин президент, — произнес он сдавленным голосом.

“Вот сейчас, — думал про себя Гувер, — он предложит мне уйти в отставку, и я вынужден буду согласиться!” В такой ситуации даже директор ФБР не мог отклонить просьбу президента.

— Перемены тоже кое-что значат. — Кеннеди чуть улыбнулся.

“Черт! — думал Гувер. — Ему это доставляет удовольствие! ” Гувер открыл портфель — дальше отступать некуда, сказал он себе.

— Я всей душой за перемены, — произнес он, глядя прямо в глаза своему палачу. — Возьмем, к примеру, технические средства. Под моим руководством ФБР превзошло по уровню методов наблюдения службы безопасности всех стран мира, в том числе и КГБ.

Кеннеди вскинул брови. Сообщение Гувера его заинтересовало. Он насторожился.

— Мне приятно это слышать, но…

— Вот здесь, например, у меня расшифровка разговора между известным советским шпионом и человеком из вашей администрации. Запись была произведена с расстояния более 100 ярдов, в Рок-Крик-парке… — Он вытащил из портфеля листок бумаги, помеченный грифом “Совершенно секретно”.

Лицо президента стало суровым.

— Уберите это, — резко приказал он. — Вы не испугаете меня подобной чепухой, даже если это и правда. Я не верю, что у меня в администрации есть свой Элджер Хисс, и я не позволю вам выдумывать его. Ну а если такой человек все же есть, я упрячу его в федеральную тюрьму быстрее, чем вы успеете схватить трубку, чтобы позвонить в Уэстбрук-Пеглер. — Он немигающим взглядом смотрел на Гувера. — Ничто не вечно. Это относится и к вам.

Не дожидаясь, пока президент скажет что-нибудь еще, Гувер вытащил из портфеля другой листок и положил его на стол текстом вверх. Пот градом струился по его лицу, но он не позволял себе взять из нагрудного кармана аккуратно сложенный уголком носовой платок и вытереть лицо.

— Мне кажется, этот разговор для вас представляет больший интерес, сэр, — тихо произнес Гувер.

Президент с отвращением взял в руки листок бумаги и быстро пробежал его глазами, затем стал внимательно перечитывать написанное.

— Кто это… э… Соломенная Голова? — спросил он.

Гувер видел, что президент тянет время, не зная, как поступить.

— Мисс Мэрилин Монро, сэр, — ответил он, четко выговаривая каждый слог.

— Понятно. — Кеннеди снова уткнулся глазами в листок бумаги. Он покраснел. — Откуда у вас эта гадость? — спросил он.

— Есть человек, который снабжает меня подобной информацией.

— Не валяйте дурака, господин Гувер. Вы что, следите за мной? — Мало найдется людей, которые не затрепетали бы от ужаса, заслышав в голосе президента такое неистовое бешенство, но Гувер притворился возмущенным, словно ему бросили в лицо несправедливое обвинение.

— Разумеется, нет , господин президент, — резко ответил он. — Мы полагаем, что этот разговор был записан так называемым “специалистом по прослушиванию средств связи”, который работает на Хоффу и одного главаря мафии…

— То есть вы хотите сказать, что господин Хоффа установил подслушивающие устройства в моем номере в “Карлайле”?

Гувер смотрел на президента немигающим взглядом.

— Выходит, что так оно и есть.

— И давно? Сколько у вас имеется подобных записей?

— Довольно много, господин президент. И в них… э… фигурирует не только мисс Монро.

— Ясно. И вы допустили такое?

— Наоборот. Как только я узнал о том, что вас прослушивают, я тут же направил одного из наших лучших сотрудников, агента по особо важным делам Киркпатрика, проверить все ваши резиденции. Все подслушивающие устройства изъяты, господин президент. Можете дышать свободно. Об этой тайне знаем только мы с вами.

— И господин Хоффа.

— Ну да. Но думаю, с Хоффой мы разберемся. — Гувер кашлянул, вежлива прикрывая рот ладонью. Лицо президента дышало откровенной, неприкрытой ненавистью, и Гувер упивался сознанием своей победы. — У нас есть такие материалы о преступной деятельности Хоффы. Вы не поверите, господин президент, — прошептал он. — Например…

— Я не хочу этого знать, — сказал Кеннеди.

— Как вам угодно. — Гувер сделал вид, что оскорблен.

— Что еще?

— У нас есть… э… фотографии…

— Нет, я имею в виду, есть еще вопросы, которые вы хотите обсудить со мной? — Самообладание вернулось к президенту. Он смотрел на Гувера холодным, тяжелым, равнодушным взглядом.

Гуверу было достаточно просто взглянуть в лицо президенту, чтобы понять: малейшая неосторожность с его стороны, один неверный шаг, и тогда уже больше не жди пощады от Кеннеди — он и его брат постараются сместить Гувера при первой возможности.

Ему было наплевать. Он ощущал себя на двадцать лет моложе. Более того, у него было такое чувство, словно опять вернулось то время, когда его считали героем, героем с автоматом в руке, когда он прославился на всю страну в связи с гибелью Диллинджера.

Он никогда не предоставит им возможности избавиться от него, ликовал Гувер.

Он переживет их обоих!

— Значит, это был не врач? — Джек все еще смеялся над ее рассказом.

— Какой там врач!

— И теперь ты на свободе. И совершенно здорова.

— Ну да, здорова! Я чокнутая. Меня преследуют галлюцинации, что я сейчас нахожусь в отеле “Карлайл” и только что занималась любовью с президентом Соединенных Штатов. По-моему, ясно, что я помешанная.

— Ну и как впечатление? От президента?

— Comme ci, comme ca[14], — ответила она и повела рукой из стороны в сторону.

Он дотянулся до нее и пощекотал.

— Эй, прекрати! — задыхаясь от смеха, выговорила она, затем сделала глубокий вдох. — О Боже, — произнесла она. — Ненавижу , когда меня щекочут.

— Гм. А если вот так? Лучше?

Она издала низкий хриплый стон.

— Это мне нравится .

— Я так и думал.

— Не останавливайтесь, господин президент.

Он продолжал ласкать ее. Она легла на спину, чтобы полнее ощутить наслаждение, разливавшееся по всему ее телу и заставляющее забыть страдания последних недель. “Секс — самое лучшее средство от навязчивых тяжелых мыслей, — подумала она. — В отличие от таблеток, секс помогает всегда, и его незачем дозировать…”

Поначалу она задавалась вопросом, как будет ощущать себя в постели с Джеком-президентом, станет ли их интимная близость иной. И конечно же, в принципе ничего не изменилось, но все-таки разница чувствовалась. С одной стороны, он был все тот же Джек, которого она знала, однако она никак не могла отрешиться от мысли, что рядом с ней в постели лежит не кто иной, как сам президент Соединенных Штатов. Она подумала, что, наверное, то же самое чувствуют мужчины, которым в жизни выпадает счастье обладать ею , — они заранее уверены, что испытают нечто особенное в постели с Мэрилин Монро , они уже настроены на это.

— Ты почувствовала разницу? — спросил он. — Ведь я теперь президент.

Она хихикнула.

— Парни из службы безопасности мне нравятся больше, чем твои прежние телохранители. Они симпатичнее.

Он рассмеялся.

— Ну, эти ребята знают свое дело. Лучшие в мире профи. Я не завидую тому, кто попытается убить меня !

Глаза его сияли. Он гордился отборными подразделениями; в его представлении они воплощали дух романтики. Он рассказал ей массу историй о своих открытиях в Вашингтоне, излагая их с огромным воодушевлением, словно потчевал изысканным блюдом. Бобби недавно узнал о существовании “зеленых беретов”; Джек был восхищен лучшими агентами ЦРУ, которые использовали в своей речи такие слова, как “внедрение”, и спокойно, по-деловому обсуждали, чем отравленные стрелы лучше пистолета с глушителем. Тайные агенты в темных очках, у которых свои многолетние традиции, которые постоянно употребляют кодовые названия, используют передовую технологию — все они принадлежали к той же особой категории бойцов, входили в состав небольшой армии Джеймсов Бондов, которые всецело находились в распоряжении президента.

Они лежали, укрывшись измятыми простынями, и он держал ее руки в своих.

— Ну и что ты теперь чувствуешь? Ведь ты получил все, что хотел? — спросила она.

— Что именно?

— Белый дом. Пост президента.

Он ответил не сразу.

— Это как чудесный станок, на котором много лет никто не работал, — произнес он. — Только что-то задумаешь, оказывается, есть правительственное учреждение, которое этим занимается или должно заниматься. Надо лишь найти это учреждение.

Он смотрел в потолок.

— Иногда мне кажется, что я схожу с ума, — продолжал он. — Рядом со мной двадцать четыре часа в сутки находится парень из ВВС с “футбольным мячом” — так называется портфель, в котором лежат документы с кодами для нанесения ядерного удара. И поначалу мысли обо всем этом не дают покоя. Потом привыкаешь, как и к тому, что тебя всюду встречают под музыку марша “Привет вождю”, и к тому, что ты всегда должен первым проходить в дверь, даже если идешь с женщиной.

Он придвинулся ближе, прижался к ней своим большим, сильным телом.

— Я ездил на Хайд-Парк, чтобы засвидетельствовать свое почтение Элинор Рузвельт, — снова заговорил он. — Когда мы входили в дом, я хотел пропустить ее вперед, но она сказала: “Нет-нет, господин президент, теперь вы всегда должны входить первым”. — Джек засмеялся, но она видела, что на него это произвело впечатление. — Вот когда я услышал эти слова из уст Элинор, до меня действительно дошел их смысл…

— Где он сейчас?

— Кто?

— Ну, тот парень с кодами.

— Сидит в одной из соседних комнат, у телефона засекреченной линии связи.

— Он, наверное, так мечтает попасть в эту комнату.

— Это уж точно . Да черт с ним. Главнокомандующий здесь я, а он всего лишь уорент-офицер ВВС, так что каждому свое. А кто сказал, что на свете есть справедливость?

— Не знаю. Я такого не говорила.

— Ты у меня умница, — сказал он.

Рядом с кроватью зазвонил телефон. Это был красный аппарат, без диска. На мгновение у нее внутри все похолодело. А вдруг по какому-то глупому, нелепейшему стечению обстоятельств это тот самый момент, когда Джеку действительно придется вызвать сюда уорент-офицера ВВС США, который сидит в комнате неподалеку.

Джек поднял трубку.

— Это линия засекреченной связи, — сказал он, несколько раздраженно.

Он выпрямился, тихо вскрикнув от боли. Она подложила ему под спину две подушки.

— Я сам разберусь, переговорю с Бобби, — ответил в трубку Джек. — Правда, ему это не понравится, он очень сердит на этих парней, но, если их посадить в тюрьму, они не смогут выполнить задачу на Кубе.

Джек с нетерпением выслушал говорящего.

— Я же сказал , что поговорю с братом, — произнес он холодно и жестко. — Я не хочу слышать о том, что Кастро трудно выследить… Меня не волнует , что он каждый раз меняет место ночлега… Найти его — это как раз и входит в ваши обязанности, ясно? — Джек с грохотом швырнул трубку на рычаг. — Будь он проклят, этот Кастро! — воскликнул он. — Только о нем и слышу все время. Можно подумать, что судьба администрации зависит именно от того, избавимся мы от Кастро или нет.

— Вообще-то он мне нравится, — сказала она. — У него сексуальная внешность.

Джек с удивлением взглянул на нее, на лице не осталось и следа раздражения.

— Знаешь, а ведь это забавно, — задумчиво вымолвил он. — Джеки говорит то же самое… Я тоже думаю, что он не чужд плотских наслаждений, если верить информации ЦРУ о его любовных связях… — Он покачал головой. — Нужно отдать должное этому мерзавцу Кастро, он в своем роде выдающийся человек. Почему, интересно, те, кто поддерживает нас , кажутся такими серыми?

— Они не сексуальные.

— Свободный мир должен задуматься над этим.

— У свободного мира есть ты, любимый. Этого вполне достаточно.

— Тебе виднее.

— Да, виднее. Я готова повторить это хоть в суде.

— Боже упаси! — воскликнул Джек и постучал по поверхности деревянного столика возле кровати.

— Уверена, Кастро понравился бы тебе, если бы вы встретились, — сказала она.

— Ты думаешь?

Она кивнула.

— Может, ты и права, — задумчиво произнес Джек. — Он молод. Умен. У него есть младший брат, который гораздо жестче, чем он сам. Он любит симпатичных женщин и курит сигары. — Он расхохотался. — И почему я не назначил тебя госсекретарем. — Он покачал головой. — Но мы с ним не подружимся. Эйзенхауэру прощали то, что в девяноста милях от Ки-Уэст находится коммунистическая Куба, а мне не простят. Кастро надо убирать. Или мы, или он.

— Я ставлю на тебя, — сказала она, целуя его.

— Это хорошо, — отозвался он. Затем добавил с большим сомнением в голосе: — Очень хочется надеяться, что ты не ошиблась.