— Да, Наташа. Настоящих людей становится все больше и больше. А ничтожные людишки, вроде Валерия, в конце концов поймут, что так жить нельзя. Я не думаю, чтобы Валерий был окончательно испорченным человеком. Его, видимо, слишком избаловали и захва-лили. Но жизнь заставит его перемениться. Она хорошо излечивает от таких уродств.

Наташа отняла руки 'от пылающего лица.

— Андрей Иванович, а ведь это он, Валерий, сказал однажды, что сильным людям не нужна справедливость.

— Я это сразу понял, — сказал Андрей Иванович. — И что же, с ним все согласились?

— Нет! У нас в классе было столько споров на эту тему! Особенно между Валерием и Сашей. Это целая история! Года четыре назад наши мальчишки создали общество «честных и справедливых». Командором его был Саша. Валерий сначала тоже был с ними, но потом из-за чего-то поссорился с Сашей и стал смеяться над чесовцами. «Собрались, — говорит, — одни сла-бачки и выдумывают всякую чепуху для своей защиты…» — Это Сашу-то он назвал слабачком? — перебил ее Андрей Иванович.

— Да. Видите ли… У Саши нет отца… — Он что, на войне погиб?

Наташа замялась: — Я не знаю… Но Валерий говорил мне, что у Саши… совсем не было отца.

— Что за вздор! — воскликнул Андрей — Иванович.

— Ну, как вам сказать…

— Я не об этом! — снова перебил ее геолог. — . Я говорю, как можно считать слабеньким мальчишку, у которого нет отца! Неужели какой-нибудь оболтус, до тридцати лет сидящий на шее своих родителей, сильнее человека, который с раннего детства вынужден пробивать себе дорогу в жизни?

— Так говорил Валерий… — Да как же вы могли терпеть такого болтуна?

Наташа покраснела еще больше, а геолог поднялся с места и нервно зашагал по поляне.

— Саша слабачок! — повторил он, обращаясь скорее к себе, чем к Наташе. — Да знаешь ли ты, какой он слабачок?

Он снова подсел к ней и, немного помолчав, заговорил тихим взволнованным голосом: — Ты помнишь тот день, когда заблудилась в тайге?

— Да, конечно.

Андрей Иванович снова помолчал. Он смотрел теперь куда-то вдаль, и глаза его стали такими же грустными и добрыми, какими они были в тот вечер, когда он рассказывал ей о девушке с голубыми глазами.

— В тот день Саша едва не утонул в трясине, — сказал он тихо.

— Я помню это..

— А знаешь ты, почему это произошло?.

Наташа покачала головой. Андрей Иванович поправил костер, подбросил в него сучьев и, не оборачиваясь, заговорил еще тише: — Когда мы расходились на поиски, договорились, что если с кем-нибудь из нас случится несчастье, надо выстрелить два раза подряд в воздух, чтобы остальные поспешили ему на помощь. И такое несчастье произошло с Сашей. Он случайно забрел в болото. На другое утро я специально ходил туда: болото страш-ное. Мальчишка был на волосок от смерти. И все же он не сделал условленных выстрелов. Не сделал потому, что это отвлекло бы нас от поисков…

Андрей Иванович перевел дыхание.

— В тот вечер я готов был поклониться этому, «слабому» мальчишке, — закончил он совсем тихо и снова посмотрел куда-то вдаль. Глаза его были по-: прежнему мягкими и добрыми, и глубокая грусть свети-лась почему-то в них все время, пока он рассказывал о подвиге Саши, который, наверное, и сам не подозревал, что это может быть названо подвигом.

— Ну, а теперь спать! — проговорил Андрей Иванович через минуту обычным ровным голосом. — Для нас сейчас самое главное — это набрать сил на оставшуюся часть пути. Мы обязаны, — понимаешь, обязаны! — дойти до лагеря. А остаться здесь — это самое легкое, Что можно придумать в нашем положении. Но ведь мы с тобой тоже не слабачки?

Наташа несмело улыбнулась и закрыла глаза. В ее памяти отчетливо встала картина того вечера, когда они сидели в темноте у разбитого самолета и ждали Сашу. Она будто снова увидела большой яркий костер, высокую мрачную стену деревьев и на фоне всего этого его самого — босого, с ног до головы вымазанного грязью…

Новое большое чувство переполнило сердце де-вушки, и она в первый раз в жизни поняла, что сильнее этого нет и не может быть ничего на свете.

— Саша… Милый Сашка, — беззвучно шептала она, — спрятав лицо в душистую хвою пихты. — Неужели я, больше не увижу тебя? Неужели мы так и не дойдем до лагеря и ты никогда не узнаешь, что я люблю тебя…

Проснулась Наташа от глухого неясного стука. Она приподняла голову и увидела Андрея Ивановича. Стоя на коленях, он раскапывал молотком небольшую зеленую горку. На лбу его блестели капли пота. Но большие ввалившиеся глаза смотрели задорно и весело. По временам он даже напевал себе под нос, видимо, очень довольный своей работой.

— Вот это да!.. — воскликнул он, разгибая наконец спину и оборачиваясь в сторону Наташи. — А ты, оказывается, не спишь! Представь себе, мы снова расположились на рудоносной жиле!

Наташа встала. Обед из раков и сон немного восстановили ее силы, и она чувствовала себя бодрее, чем утром.

— Опять жила? — сказала она, подходя к Андрею Ивановичу и заглядывая ему через плечо.

— Да. Вот полюбуйся, пожалуйста.

Она склонилась над небольшим углублением, сделанным геологом, но увидела лишь знакомый ей кварц. Наташа присела на корточки и загородила глаза от солнца. Вначале она не видела ничего, кроме этого блестящего молочно-белого камня, резко выделяющегося на фоне густой травы, но, присмотревшись внимательнее, заметила, что вся поверхность кварца покрыта большими зелеными пятнами разных оттенков, от бледно-зеленого цвета незрелого яблока до изумрудной зелени весенних лугов. Наташа оживилась. Причудливо чередующиеся и переплетающиеся друг с другом оттенки создавали узоры, напоминающие чудесные зеленые цветы.

Она прикоснулась рукой к одному такому цветку и посмотрела на пальцы. Они были словно выпачканы зеленой краской.

Наташа встала.

— Что это за цветы, Андрей Иванович?

— Цветы?.. А впрочем, ты верно заметила. Этот минерал действительно иногда называют «никелевыми цветами», Обычное же его название — аннабергит.

— Это в честь какой-нибудь Анны?

— Нет. Аннабергитом его называют в честь никелевого месторождения Аннаберг в Саксонии, где он был впервые открыт и изучен. Этот минерал входит в ту же группу, что и синий вивианит. Помнишь, Саша показывал тебе большую яму в лесу, где он нашел этот минерал?

Наташа молча кивнула головой.

— Так вот, аннабергит из этой же группы минера-лов, что и вивианит, только вместо железа в него вхо-дит никель, а вместо фосфора — мышьяк. По физическим свойствам он очень похож на вивианит. Но не в нем здесь дело. Аннабергит — вторичный минерал-Он образуется за счет окисления различных арсенидов никеля. Вот смотри, Андрей Иванович счистил молотком зеленый налет аннабергита, и под ним блеснул какой-то розоватый минерал, напоминающий металлическую медь.

— Что это, медь? — воскликнула наблюдавшая за ним Наташа.

— Зачем медь! На поверхности меди образовался бы малахит. Помнишь наконечник медного копья, кото-рый ты нашла у водопада?

— Да.

— А это совсем другое дело. Аннабергит образовался здесь на поверхности никелина — природного соединения никеля с мышьяком. Но в этой жиле не только никелин. Посмотри вот сюда. Здесь тоже был налет аннабергита. А когда я его счистил, то увидел вот это. — Андрей Иванович отвел рукой траву и показал на другой минерал, по цвету похожий на белую жесть, из которой делают консервные банки. — Посмот-ри на него вот так, сбоку.

Наташа наклонилась к обнажению и увидела красивые радужные полоски, пробегающие по минералу.

— Это тоже природный арсенид никеля — хлоанит. Но в нем никеля меньше, чем в никелине, зато больше мышьяка — По своим физическим свойствам оба эти минерала очель похожи друг на друга. Оба они тяжелые, твердые, имеют хорошую электропроводность, но в отличие от металлов не обладают ковкостью. От удара молотка они не сплющиваются, а рассыпаются в порошок.

Андрей Иванович стукнул по блестящему хлоантиту, и тысячи крохотных обломков полетели во все стороны. Наташа невольно зажмурилась, но не надолго. Резкий запах чеснока вдруг ударил ей в нос, — Ой! Чем это так пахнет? — воскликнула она, поднимая глаза на геолога. Андрей Иванович рассмеялся: — Чувствительный у тебя нос! Так пахнет мышьяк, входящий в состав хлоантита. Между прочим, это один из признаков, помогающих распознавать хлоантит. Но главное для этих минералов — цвет. Ни один минерал, пожалуй, не обладает такой окраской, как никелин. Трудно передать словами своеобразие этой окраски. Ее нужно просто запомнить. Интересен и цвет хлоантита. Я имею в виду его побежалость, — он отколол кусочек минерала и подал его Наташе. — Ты посмотри, как переливаются эти радужные огоньки на его поверхности.

Наташа поднесла хлоантит к глазам.

— Очень красиво!

— Да, красиво! — согласился Андрей Иванович. — А солнце-то, смотри-ка, уже почти над лесом. Скоро и вечер. Пойду-ка я еще поохочусь на раков. А знаешь, это ведь они помогли мне обнаружить эти минералы.

— Как так?

— Да понимаешь, погнался я за одним усачом, смотрю — на дне зеленые пятна мелькают. А голова у меня кружится. Кругом все качается, словно в тумане. Ну, думаю, совсем плохо: зеленые круги перед глазами пошли. Полежал я на берегу, спускаюсь в воду — опять эта зелень. Тогда-то я и догадался, что голова моя тут ни при чем. — Андрей Иванович рассмеялся, — Ну, я пошел, Наташенька. А ты полежи еще, Завтра у нас будет тяжелый день.

Валерий шел быстро. Слабости он почти не чув-ствовал. Только в ногах была легкая дрожь да очень сильно, до тошноты, посасывало под ложечкой. Его мучил голод. Он то и дело с надеждой поглядывал на противоположный берег.

Только бы увидеть там что-нибудь знакомое, что-нибудь такое, что осталось в памяти от первого дня путешествия. Тогда можно было бы надеяться, что он достигнет лагеря до наступления ночи. Иначе…

Валерий гнал от себя даже мысль о том, что может, быть иначе. Ночи он боялся, Это было единственное, что еще некоторое время удерживало его сегодня утром от окончательного решения покинуть Андрея Ивановича и Наташу.

О них он уже не думал. Они были обречены. Вчера Андрей Иванович весь день почти нес Наташу на руках, а ведь он и сам шел из последних сил. Больше они не пройдут и километра. В этом Валерий не сомневался. И странное дело, к ним он не чувствовал почти никакой жалости. Больше того, где-то в глубине сознания у него нет-нет да и проскальзывала подленькая мысль, что это даже лучше. Мысль эта была еще. не ясной. Она даже пугала Валерия. Но помимо его воли, она снова и снова возвращалась к нему. Ведь если они не вернутся из тайги, никто не узнает о его позорном поступке.

Нет! Он не раскаивался в нем. Ни в коем случае! Тут не до сентиментальностей. Если бы он не съел шоколада и сахара, которые были в его рюкзаке, то сейчас ему пришлось бы вместе с ними лежать там и ждать голодной смерти. А теперь он идет навстречу жизни, и, может быть, уже сегодня вечером перед ним будет дымиться сытный ужин…

Но разве там, в цивилизованном мире, поймут его? Разве поверят, что у него не было другого выхода для сохранения жизни? А если те двое не вернутся из тайги, то об этом никто никогда и не узнает….

Нет! Он совсем не хочет их смерти. Но если они все-таки погибнут, то… Он же не виноват, в конце концов, что все так скверно получилось. Скорее бы только вырваться из этого кошмара и забыть все, все…

Валерий снова с надеждой посмотрел на правый берег. Но он казался совершенно незнакомым. Словно они никогда и не проплывали мимо этих высоких елей и пышных зарослей шиповника.

Тоска сжала его сердце. Неужели ночь застанет в пути? Нет, нет! Этого не может быть. Ведь они уже так давно идут от водопада.

Валерий пошел быстрее. Он начал даже отсчитывать шаги. Но силы все больше и больше оставляли его. Ноги путались в густой траве. Тяжелое ружье оттягивало плечи. Он опустился на небольшой пригорок и посмотрел по сторонам. Взгляд его упал на высокий кедр с отломанной верхушкой. Валерий вскочил с места и снова посмотрел на искалеченное дерево. Ну да! Он видел его в первый день плавания по Вае. Это совершенно точно!

— Порядок! — вздохнул он с облегчением. — Скоро лагерь.

Валерий снова зашагал по берегу. Но его ноги уже еле двигались. А солнце, как нарочно, прямо на глазах опускалось все ниже и ниже.

«Вот если бы сейчас съесть что-нибудь!..» Валерий посмотрел на ружье. Он знал, что в нем всего один патрон. Им можно было бы подстрелить какую-нибудь птицу. Но если все-таки его застанет ночь?.. Что он будет тогда делать безоружный…

Он снова побрел вперед. Но каких усилий стоил ему теперь каждый шаг! Голова кружилась. Ноги почти не слушались. А день уже угасал. Солнце опускалось за кромку леса. Длинные тени побежали от деревьев, река потемнела и нахмурилась.

Где же лагерь?..

— Э-ге-гей!.. — крикнул Валерий и стал слушать. Ни звука не донеслось с верховьев реки.

Он собрал последние силы: — Алексей Михайлович! Петька! На помощь! На по— мо-ощь!!!

Но только привычное эхо повторило отчаянный призыв и вскоре замерло за темной стеной леса.

Темнело быстро. Вначале стал черным лес. Потом река. А вот уже и трава, по которой он шел, слилась с черной землей и стала как-то подозрительно шуршать под ногами.

Валерий остановился. Ночь обступила его со всех сторон. Теперь он не знал даже, куда идти. И в довершение ко всему пошел дождь.

Валерий поежился. Холодные струи поползли ему за ворот. Быстро намокли брюки. Он поднял воротник куртки и спрятался под каким-то кустом.

Вначале было тихо. Но вот подул ветер. Дождь усилился. С куста на него обрушились целые потоки воды. Тьма стала непроглядной.

Валерий поднялся на ноги и, нерешительно потоптавшись на месте, сделал несколько шагов вперед. Он решил потихоньку идти. Но в это время пронесся резкий порыв ветра, и тихий стон прорезал жуткую тишину ночи.

Валерий похолодел. Мгновенный озноб пробежал по всему телу, а ноги и руки сделались непослушными, точно их набили промокшей ватой.

Прошло несколько минут…

«Может быть, это мне показалось», — подумал Валерий, дрожа как в лихорадке. Но в то же мгновение пронесся новый порыв ветра, и страшный душераздирающий стон раздался почти над самой его головой. Он помертвел от ужаса, и в ту же секунду в памяти его встал образ погибшего солдата Миши Воронова, а в ушах, будто набат, зазвучали слова Андрея Ивановича: «Он погиб как герой. Погиб за то, чтобы вы, наша смена, могли свободно жить и трудиться. Могли писать стихи и наслаждаться музыкой, И памятуя об этих героях, вы должны идти по жизни честно, жить так, чтобы ни на одну минуту вам не было стыдно за какой-нибудь совершенный вами поступок. Иначе…» Валерий сжался в комок. Последнее слово просвистел сам ветер, а в следующий миг он ясно увидел в темноте грозно сверкнувшие глаза и сурово сдвинутые брови солдата. В руках его холодно поблескивало дуло автомата.

Валерий рванулся в сторону и судорожно глотнул слюну. Ноги его подкосились. Ружье выпало из рук, — Иначе!! — ревел в ушах беспощадный ветер.

— Я… Я больше никогда…

Закончить Валерий не успел. Сквозь шум дождя и вой ветра послышался новый, леденящий душу стон, и он как подкошенный повалился в мокрую траву…