Солнце стояло почти над самой головой, когда Максим снова ступил на белоснежную площадку перед виллой и, не заходя в свой таинственный дом, сбежал по лестнице к морю. Откинувшись спиной на теплые плиты, стал смотреть в странное неземное небо, пытаясь осознать, что же с ним происходит. Проходил час за часом, а Максим оставался в том же положении.
      Солнце тем временем склонилось к горизонту. Длинная тень закрыла площадку. Максим очнулся, поднялся к дому, но, не решаясь войти в него, направился вверх по склону к вершине.
      Путь наверх оказался дольше, чем он предполагал. Узкая дорожка, укатанная розовым гравием, пологим серпантином вилась между деревьями, открывая перед Максимом все новые и новые удивительные виды этого нового мира.
      Наконец дорожка сделала последний поворот, и Максим вышел к озеру, которое, как оказалось, занимало почти всю верхнюю часть острова. Далеко за озером, на небольшом холме слева было хорошо видно круглое здание. «Дом ее матери», — вспомнил Максим слова Мионы. Но почему Миона скрывает его присутствие? Максим снова почувствовал, что ему становится неуютно здесь. К тому же солнце опускалось все ниже и ниже. Как-то сразу оно погрузилось в море, и наступила ночь. Первая звездочка загорелась в небе. Мягким светом озарился круглый дом за озером.
      Максим почти бегом направился вниз. Но где поворот, где спуск к морю? Дорог так было много, одинаковых, аккуратно покрытых слоем гравия. Пришлось идти наугад. Опыт таежника не очень ему помог. Он вышел к какому-то дому, но явно не к своему. Такое же высокое, сложенное из белого камня, но совсем другое. А главное — на площадке не было куста сирени. Ясно, он заблудился.
      Что же делать? Максим попробовал сориентироваться. Дом этот, видимо, тоже стоял над морем, но шум прибоя едва доносился сюда, а запах моря почти не ощущался. Значит, он еще высоко. Зато отсюда было хорошо видно, как далеко за горизонтом начинает разгораться яркое оранжевое зарево.
      Пожар? Нет, всего лишь луна, маленькая, размером, пожалуй, в четвертую часть привычного лунного диска, но испускавшая очень сильный, совсем не лунный свет: оранжево-красный. Красная полоса побежала по морю. Красноватый отблеск лег на белые плиты, на которых он стоял, на стены домов. Ночь стала зловеще-красной, неприветливой, чужой. Другой дороги, как только к озеру, Максим не мог бы сейчас найти, и он пошел обратно.
      Лес, окружавший со всех сторон тропу, преобразился. Максим именно сейчас убедился, что попал в действительно фантастический мир. Лист на ветке, цветок, травинка были окружены красноватым ореолом, оранжевые клубы тумана теснились на опушках. Однако любоваться Максиму было некогда. Поднявшись к озеру, он прошел метров триста береговой тропой и, найдя дорожку в лес, поспешил вниз по склону. Этот бесконечный серпантин! Выведет ли он его к дому или вновь уведет в сторону?
      Так и случилось. Тропинка привела Максима к низкому куполообразному зданию, стоящему почти на уровне моря. Узкая кольцевая дорожка обегала его со всех сторон. Низкий гудящий звук доносился изнутри.
      Но что это? Лес уже стал другим. Красный туманный полусвет, к которому Максим привык, сменился желто-зеленым… Неужели утро?
      Он продрался сквозь росистые кусты и вышел на берег моря. Новое зрелище предстало перед ним: из-за горизонта выкатилась вторая луна, побольше первой, сияющая неярким голубовато-зеленым светом. Две дорожки бежали теперь по морю: оранжевая и нежно-бирюзовая. Максим снова забыл о том, что он заблудился. Вторая луна двигалась быстрее первой, словно догоняя свою красную соперницу, и лесная опушка преображалась на глазах: красный свет убегал в глубину зарослей, вытесняемый аквамариновыми волнами…
      Максим спустился к самой воде, собрался зачерпнуть ее в пригоршню, но неожиданно черная тень пронеслась у его ног и что-то, похожее на зловещий хохот, ударило ему в лицо. Он отпрянул за ближайшие деревья, не спуская глаз с моря: из прибрежных вод на него смотрели огромные синие глаза морского чудища.
      Не оглядываясь, Максим бросился к тому же круглому зданию и здесь, найдя тропу, побежал вверх по склону. Теперь он уже не знал, куда и зачем идет. Только подальше от этого места, от этих страшных глаз. Он вспомнил слова Мионы о том, что здесь нет ни одного опасного животного. Что же это за глаза и чей это хохот?..
      Вот и озеро. Идти куда-либо дальше было бессмысленно. Он прилег на какое-то подобие каменной скамьи и сразу же заснул. Проснулся он от шороха. Открыл глаза — рядом с ним стояла Миона.
      — Максим! Вы невредимы?
      — Невредим. А могло разве быть иначе?
      — Да, именно ночью на этих дорожках. Ночью открываются люки смотровых и ремонтных шахт. Я отключила ваш элемент связи с Кибером, который предупреждает вас об опасности.
      — Тот, что у меня за ухом? Кажется, я догадался теперь…
      — Да. Я отключила его, чтобы мама не знала, что вы сейчас здесь. И вот… — Она смущенно улыбнулась. — К счастью, все обошлось. Идемте!
      — Почему вы скрываете меня от нее?! — Максим чувствовал, как раздражение снова поднимается в нем.
      — Это трудно объяснить в двух словах, но вы все узнаете. Скоро… через два дня.
      — А что будет через два дня?
      Она помедлила с ответом:
      — …Никаких расспросов!
      Они углубились в лес, и скоро Максим увидел знакомую гондолу. Он отодвинул фонарь.
      — Позвольте, на этот раз я? — Он помог Мионе сесть в кабину, задвинул фонарь и, нажав нужные клавиши, надавил педаль. Гондола взвилась вверх.
      — Можно и не так быстро, — сказала Миона.
      Он отпустил педаль. Гондола почти остановилась. Они словно парили в звездной выси.
      — А вас не будут искать? — спросил Максим дипломатично, чтобы узнать что-нибудь еще о матери Мионы.
      Она улыбнулась:
      — Возможно. Но не найдут — я выключила и свой элемент связи.
      Максим сдвинул фонарь. Встречный ветер ударил в лицо, подхватил локоны Мионы. Она придерживала их рукой:
      — Я ничего пока не рассказывала о себе, о нас. Хотела, чтобы вы, Максим, привыкли немного…
      — Здесь все так необычно… И знаете, мне не хотелось бы играть в прятки.
      — Все, что я знаю о себе, о звездолете, я узнала от мамы. Она говорит: это точная копия одного из уголков второй планеты нашей звезды Агно. Но я ее не видела. Моя родина здесь.
      — Вы родились на корабле?
      — Да. Тот большой мир я знаю только по сеансам иллюзионория и рассказам мамы. Он прекрасен. Но на планете слишком мало суши. Она сплошь состоит из островов. Поэтому люди живут и на воде, и на большом спутнике — Риго. Вон на этом, зелено-голубом, — указала она на одну из лун. — Сейчас он лучший из миров Системы. Хотя вся атмосфера и вода на нем искусственные. А малый спутник — Церо — заселить не удалось, там слишком высока радиоактивность поверхностных пород. Недаром он такой зловеще-красный…
      Гондола остановилась у знакомого куста сирени. Миона легко спрыгнула на дорожку.
      — А это ваш земляк, — сказала она, указывая на куст. — Я сама выкопала его, совсем крохотную веточку. Потом я покажу вам и других таких же переселенцев с Земли. Вы знаете, они прекрасно чувствуют себя на новой родине.
      Миона проводила его к дому, протянула руку:
      — Я должна идти. Прощаюсь на целых два дня.
      — Так надолго!
      — Открою секрет. Через два дня я стану совершеннолетней. Мне очень много надо еще сделать, чтобы быть готовой. Ведь в день совершеннолетия молодой астронавт подключается к Главному кибернетическому устройству, а это требует особой подготовки, многих сил и нервов… Мне надо сосредоточиться.
      — К Главному кибернетическому устройству? К электронному мозгу? Миона, скажите два слова об этом, не оставляйте меня снова в неведении.
      — Это прежде всего хранитель наших знаний. У нас нет ни книг, ни кинопленок, ни магнитных записей. Вся информация накапливается, систематизируется, хранится только в киберах. Главный Кибер — самое емкое хранилище информации. Человек, подключенный к нему, становится обладателем всех знаний Системы. Но это еще не все. Главный Кибер управляет и всеми механизмами корабля, следит за состоянием биосферы, воды, воздуха, руководит работой универсальных автоматов, контролирует режим внешнего защитного поля. Он же помогает командиру корабля составить маршрут движения в космосе и ведет корабль по этому маршруту. Он же, наконец, следит за сохранностью жизни астронавтов как на корабле, так и во время их пребывания на чужой планете. Немедленно предоставляет в распоряжение каждого все, что тот потребует в соответствии с кодексом прав гражданина Системы или, наоборот, блокирует любые действия астронавта, если они выходят за рамки этого кодекса.
      — Но кто определил эти права и кодекс, неужели сам Кибер? Что же — вы подчинили себя машине?
      — Все астронавты подчинены Киберу, но Кибер подчиняется командиру корабля. Одному командиру, в условиях космического полета это неизбежно и необходимо. Ведь воля командира решает все.
      — Воля командира, догадываюсь, это воля вашей матери?
      — Да, Кибер корабля подчиняется только ей.
      — А она, я чувствую, не очень-то расположена к землянам?
      — Как вам сказать… Командир всегда должен быть настороже… Чужая планета чревата многими опасностями…
      — Но вы-то хорошо, думаю, знаете Землю. Почему же не повлияли на мать?
      — …Мы поговорим еще об этом. Во всяком случае, я-то люблю Землю. Люблю людей. Я такая же землянка, как и дитя своей Системы. И это главное, с чем не может примириться мама.
      — Вот оно что! Понимаю…
      — Да… Не провожайте меня. А послезавтра… Послезавтра утром вы придете на мой праздник и познакомитесь с мамой. Счастливо! — Миона исчезла как-то сразу в ночном мраке, оставив обескураженного Максима.
      Оба последующих дня он был в такой тревоге, что старался не отдаляться от дома. Ему стало ясно, что он попал на корабль без ведома и, возможно, против воли старой инопланетянки. Она не любит его, возможно, потому, что не любит Землю и ее обитателей. Дочери, наверное, достается за другие ее чувства. Теперь Максим не сомневался, что там, на Земле, деспотизм матери вынудил Миону молить о помощи. Это она запретила Мионе даже думать о нем, Максиме. И не по ее ли воле он попадал в гибельные для себя ситуации?
      Что произойдет послезавтра? Матери уже, очевидно, нельзя будет безраздельно командовать дочерью, как то было до сих пор. Но значит ли это, что Миона станет совсем свободной? Едва ли. Кибер подчиняется старухе. Она по-прежнему останется командиром корабля. И сделает все возможное, чтобы заставить Максима покинуть корабль.
      Зачем все это ему? Почему кто-то должен играть его судьбой? Если бы не Миона, если бы не те их встречи, перевернувшие всю его жизнь, он бы… Максим не знал, что бы он сейчас натворил.

      Два дня прошли в томительном ожидании. А знаменательный день начался с неожиданно раннего вызова к экрану ближней связи. Максим нажал ответную клавишу. Одна из стен его комнаты превратилась в экран, и он увидел возбужденную Миону.
      — Максим! Поздравьте меня. Сегодня самый большой праздник в моей жизни. Теперь я полноправный гражданин Системы Агно! — С экрана к Максиму протянулись ее руки, она будто хотела передать ему частичку своей радости.
      — Я очень рад, Миона!
      — Спасибо. Мне нужна ваша поддержка… Вы помните, где находится мамин дом? Это и есть Дворец командира, как мы его называем. Вы должны быть там, я познакомлю вас с ней.
      — Вы все рассказали ей обо мне?
      — Да.
      — И что она?
      — Дала хороший урок, как должен держать себя в подобной ситуации истинный гражданин Системы: ни взглядом, ни жестом не выдала себя — никакого удивления или неудовольствия, не отвела взгляда от вводной системы Кибера, за которой следила. Сказала только: «Но я смогу уделить землянину очень мало времени». Так что, Максим, надо ехать, этой встречи все равно не избежать… Она говорит на многих языках Земли, она поймет вас… Мне пора! Я иду во Дворец. До скорой встречи. — И снова ее руки протянулись к нему. Экран погас.
      Гондола взвилась ввысь и уже через несколько секунд опустилась на широкой площади перед Дворцом правителя. Максим несмело ступил на ее белые плиты, усыпанные золотистыми блестками. Круглое здание не имело ни дверей, ни окон, фасад его был украшен гигантским барельефом — мужская фигура сжимала в ладони массивный зеленовато-белый шар, вокруг которого вращалось несколько мелких бирюзовых шариков. «Символическое изображение Системы Агно», — догадался Максим.
      Торжественная тишина, знакомое безлюдье сковывали. Медленно Максим прошел сквозь строй колонн, ведущих к Дворцу, и лишь миновал последнюю, как стена растаяла, открыв перед ним огромный круглый зал, ярко освещенный в центре. Свет падал сверху, очевидно, из круглого окна в кровле здания, но не рассеивался, а был подобен широкой колонне, стены зала поэтому тонули в густом мраке.
      Не встретив никого, Максим решил не прятаться и подошел вплотную к освещенной части зала. Мощные аккорды зазвучали сверху, и сразу же, будто распахнулось гигантское окно, лавина света сверху залила весь зал, осветив его белые стены, поддерживаемые массивными пилонами из прозрачного золотисто-розового камня.
      Максим вздрогнул от неожиданности: перед ним стояли две прекрасные молодые женщины с одинаково вскинутыми руками, ладонями вперед, и чуть запрокинутыми вверх лицами. (Откуда они взялись?!) Одна из них была Миона. Другая…
      В эти последние два томительных дня Максим часто старался представить себе другую инопланетянку. Воображение рисовало ее то моложавой, но суровой и придавленной тяготами ее высоких обязанностей женщиной, то гордой, мужеподобной особой, а чаще дряхлой, но крепкой старухой. А наяву перед ним стояли две совершенно одинаковые женщины. И не привыкни он к Мионе, Максим, пожалуй, сейчас не отличил бы ее от матери. Как похожи! Те же черты лица, одинаковый рост и осанка. Тот же цвет волос и глаз. Женственность и обаяние — вот что больше всего роднило их.
      Но одеты они были по-разному: Миона в знакомом белом платье, ее мать в синем, стянутом в талии поясом из золотистых и красных камней. Видимо, эти же драгоценные камни с вкрапленными в них сверкающими, как бриллианты, кристаллами украшали диадему на ее голове.
      Максим сделал шаг навстречу, склонив голову. Он не знал местных приветствий. Музыка смолкла. Мать Мионы приблизилась к Максиму, коснулась рукой его плеча:
      — Житель Земли! Мы рады приветствовать вас от имени старших братьев по разуму из далекой Системы Агно. Мы счастливы предложить вам свое гостеприимство на борту галактического корабля Ао Тэо Ларра, этой частице Системы. Вы будете пользоваться всеми благами нашей цивилизации и сможете познакомиться со всеми накопленными Системой знаниями, кроме тех, разумеется, какие могут принести вред слишком несовершенной цивилизации Земли, если бы вы захотели ими воспользоваться. Мы сделаем все, чтобы ваше пребывание здесь было интересным. Вы можете оставаться у нас столько, сколько захотите, но достаточно одного вашего желания, чтобы мы возвратили вас на родину… Я сожалею, но сама не смогу уделить вам много времени. Моя дочь Миона познакомит вас с кораблем, научит пользоваться нашими источниками информации. Ваше пребывание здесь не будет регламентировано никакими ограничениями, кроме тех, какие налагает на всех нас Главное кибернетическое устройство корабля. Но когда вы захотите покинуть нас, я буду просить вас выполнить три непременных условия: вы не возьмете на Землю ни одного предмета внеземного происхождения, вы никогда никому не должны рассказывать о звездолете, вы не должны просить вернуться сюда снова — это невозможно. С моей дочерью вы знакомы. Ваше имя мне известно. Меня же зовут Этана. Мы всегда будем рады служить вам, — закончила она с улыбкой, отходя к Мионе.
      Теперь Максим понял, как непохожи между собой мать и дочь. Миона была нежным, только что распустившимся цветком, красота Этаны — это красота сверкающего ледяного кристалла. В ее улыбке, безукоризненно вежливой, даже благожелательной, Максим почувствовал холод космических глубин, загадочных и бесстрастных.
      Ледяное «радушие» хозяйки корабля вернуло Максиму уверенность в себе:
      — Спасибо за добрые слова и гостеприимство… Я понимаю, что не имею права говорить от имени всего человечества, — сказал он, глядя прямо в глаза суровой инопланетянки. — Но прошу вас верить, что и нашей «слишком несовершенной» цивилизации присущи некоторые достоинства, которые могут вызвать у вас интерес.
      — Земля — планета чувств, но не разума, а уровень цивилизации измеряется не спектром чувств его обитателей, а могуществом их разума, — холодно возразила Этана.
      — Мне кажется, это не совсем так… — ответил Максим. — Наш разум, знаю, не всемогущ, но это все-таки разум, и он совершенствуется. Кроме того, не один интеллект участвует в познании мира…
      — Вы полагаете? — перебила, слегка усмехнувшись, Этана.
      — Да. И возможно, смогу убедить вас в этом.
      — Вы — нас?! — Ледяная метель взметнулась во взоре инопланетянки. Она усмехнулась снова, теперь мягко, и, отвернувшись от Максима, сказала:
      — А теперь, по древнему обычаю, пройдите к дереву мудрости, чтобы стать свидетелем ритуала, который по традиции совершается у нас тогда, когда молодой человек становится полноправным гражданином Системы.
      Они вышли через противоположное крыло дворца в сад и остановились у невысокого дерева с крупными розовато-коричневыми плодами. Миона сорвала один из них.
      — Плод дерева мудрости, — сказала Этана, — может сорвать лишь совершеннолетний.
      Миона порозовела от смущения. Она разломила плод на три части и подала одну из них матери, другую Максиму.
      Максим надкусил плод. Вкус вяжущий, горький, как у яблока-дичка, но только он проглотил кусочек, как мозг его начал работать с особой энергией, мысли приобрели необычную ясность.
      Глаза Этаны чуть смягчились; Максиму показалось, что в них промелькнуло что-то похожее на грусть. Она подошла к Мионе и положила ладони ей на голову:
      — Сегодня утром ты в последний раз назвала меня мамой, а я тебя дочерью. Теперь я для тебя только Этана. Теперь ты свободна в своих поступках. Будь счастлива, Миона!
      — Спасибо, Этана.
      Две женщины на миг прижались друг к другу, потом Этана резко отпрянула от Мионы:
      — Прощайте. Я должна оставить вас. Корабль требует присмотра.
      Она протянула к ним руки ладошками вперед и скрылась за деревьями сада.
      Миона подняла на Максима свои огромные, полные слез глаза, смущенно улыбнулась:
      — Максим! Не пугайтесь ее холодности. Так принято там, в мирах Системы. Я сама цепенею, когда вижу их жизнь в иллюзионории… Но сегодня такой день! Все должны быть радостными! Как сказала мама… Этана? Я свободна в своих поступках? Но мне казалось, что я никогда не была стеснена в них, особенно когда была там, у вас на Земле. И все же: свободна в поступках! Если так, то вот мой первый свободный поступок — признаюсь, Максим, я люблю… тебя.
      — А я, Миона, всю жизнь, с той самой ночи на Лысой гриве, я любил только тебя…
      — Я знала это, Максим. Знала всегда. Знала, еще не понимая, что это значит. Знала… Столько лет ждала этой минуты! — Она подняла голову, посмотрела Максиму в глаза долгим сияющим взглядом, потом прижалась губами к его губам…

      — Вот видишь, как далеко от нашей звезды до вашего Солнца, — сказала Миона, выключая экран, на котором она только что рассматривала замысловатый завиток Галактики.
      — Как же ты оказалась впервые на Земле? И почему живешь вдвоем с матерью? — не унимался Максим.
      — Да, пора рассказывать… вернее, показывать. Сейчас ты увидишь и это. — Миона провела его в ту часть комнаты, где в пол была вделана небольшая площадка из голубого гофрированного металла.
      — Встанем сюда.
      Площадка, дрогнув, пошла вниз и плавно опустила их в большой круглый зал.
      Зал этот располагался, видимо, где-то глубоко в недрах корабля и представлял собой огромный полый шар с черными идеально гладкими сферическими стенами и высоким сводчатым потолком. Лишь небольшой матовый светильник высоко вверху скупо освещал это мрачное пустое помещение.
      Впрочем, едва они прошли в середину зала, как свет усилился и снизу поднялись два глубоких мягких кресла.
      — Садись, — сказала Миона, усаживаясь в одно из кресел. — Положи руки на подлокотники и откинь голову. — Миона сделала какое-то неуловимое движение, и Максим почувствовал, как руки и ноги сжали тугие эластичные захваты, а на голову опустился тонкий металлический обруч.
      — Вот и все, — продолжала Миона, руки и ноги которой также были стянуты кольцами из серебристого пластика. — Мы с тобой в нашем главном иллюзионории. В принципе это нечто похожее на кино. Там тоже искусственный внешний раздражитель действует на органы чувств человека, на зрение и слух. Но можно ведь добавить к этому, скажем, ощущение запаха. Почему бы, сидя в кинотеатре и рассматривая цветущую черемуху, не ощущать одновременно и ее аромат?
      — Со временем так будет и у нас, мы же достаточно разумная цивилизация, — проговорил Максим.
      — Так вот, наш иллюзионорий действует одновременно на все без исключения органы чувств, включая осязание и обоняние, словом, все-все. Есть и еще одно отличие. В кино действие развертывается по заранее подготовленному сценарию, а герои говорят то, что велит им автор. В иллюзионории же действующее лицо просто живет, черпая соответствующую информацию из хранилищ Главного Кибера. При желании ты можешь поговорить с ним на любую тему, поспорить, даже участвовать в его жизни, пойти с ним куда-то, познакомиться с другими людьми, можешь вмешаться в действие так же, как вмешался бы в жизнь реально существующих людей. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, — улыбнулась Миона. — Не вздумай, например, прыгнуть вниз головой со скалы. С тобой ничего не произойдет, но психика переживет весь комплекс соответствующих эмоций. Впрочем, сейчас ни во что не вмешивайся. Только смотри и слушай. Речь будет синхронно переводиться на русский язык. Я буду с тобой. Только не говори со мной громко. Готов?
      — Да.
      — Включаю генераторы. Сейчас мы окажемся в центре управления кораблем. Не пугайся, пожалуйста.
      Светильник погас. Зал сначала погрузился в темноту, но затем сразу осветился. Максим понял, что они находятся в другом месте, в небольшом овальном помещении, в котором вместо стен были сплошные приборные панели, на которых мигали и разбегались во все стороны тысячи разноцветных огоньков. В передней части помещения перед большим светящимся экраном сидел в кресле высокий седой мужчина с тонкими чертами очень усталого лица. За его спиной бесшумно двигались два оранжевых робота, напоминающих земных «божьих коровок», только очень больших размеров. Руки мужчины лежали на клавиатуре приборного щита. Длинные рычаги роботов манипулировали над приборными досками.
      Миона вдруг встала, и Максим испугался, что мужчина или роботы увидят их. Она сделала несколько шагов вперед, потянув Максима за руку:
      — Сядем здесь, за этими пилонами, — шепнула она, переходя в самый дальний угол помещения. — То, что ты видишь, произошло тридцать земных лет назад. Сейчас ночь. А в кресле командира корабля, перед экраном — мой отец.
      — Отец?
      — Да.
      Командир поднял голову от пульта, и Максим снова испугался, что он заметит их. Но он нажал на небольшой рычаг. Экран сразу потемнел, а в центре его, среди золотой россыпи звезд, выступил яркий голубовато-белый диск с темными провалами морей, желто-зелеными пятнами материков, причудливыми нагромождениями облаков.
      Командир устало откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза рукой. Полная тишина царила в корабле, только какой-то прибор отстукивал равные промежутки времени. На экране медленно разворачивался диск планеты.
      Мужчина положил руку на одну из клавиш:
      — Этана!
      Максим вздрогнул от этого имени. Он вздрогнул еще раз, когда на пульте вспыхнул небольшой экран, и на нем появилось знакомое лицо.
      — Иду, дорогой. Только уложу Миону.
      — Не надо, возьми ее с собой.
      Вошла Этана, почти не изменившаяся по сравнению с той, какой он видел ее вчера, просто сегодня она казалась худой и утомленной. На руках держала грудного младенца. Командир обернулся к ней:
      — Садись, Этана, смотри. Вот она — цель нашей далекой дороги. — Он указал на голубой диск планеты. — Я выверил все координаты, проверил все константы. Это и есть третья планета звезды Галио, на которую два миллиона лет назад высадились наши соотечественники. Прибыли! — Голос его задрожал. — Дорогой ценой заплатили за эту находку. Чертова планета! Та чудовищная гравитационная аномалия, что сбила с пути, стала роковой. Но дело не только в ней. Я хочу, чтобы Система знала, что главной ошибкой экспедиции было укомплектование корабля слишком пожилыми астронавтами. Вторая ошибка — и я хочу, чтобы о ней тоже знала Система, — заключалась в том, женщины звездолета, как все женщины Системы, не хотели иметь детей, не созданных искусственным путем. Вот мы и остались одни. Это чудо, что твоя мать оказалась разумным исключением. Если б не ее ум и доброта, через несколько часов это замечательное творение разума стало бы мертвым астероидом, и Система никогда не узнала бы о результатах экспедиции.
      — Через несколько часов?.. Что ты говоришь? Тебе просто нужно отдохнуть.
      — Нет, Этана, я знаю, что говорю, не позвал бы я тебя с дочкой так поздно. Мое сердце на исходе. Это точно. Приборы подтверждают… Слушай внимательно, что я тебе скажу. Я уже дал Киберу приказ ввести тебя в ранг командира корабля. Датчик командира надо вживить до истечения этих суток…
      — Но…
      — Не перебивай, Этана, время дорого. Итак, о датчике ты не забудешь. Теперь главное — сейчас корабль выведен на оптимальную орбиту вокруг планеты, при необходимости Кибер внесет нужные поправки. Защитное поле на максимальном уровне, бояться нечего. Все системы приведены в состояние минимального энергопотребления. Я уже исследовал физико-химические параметры атмосферы. Они практически не изменились. Стало немного меньше углекислоты и побольше свободного кислорода — это естественно. Не удалось определить, есть ли здесь разумная жизнь. Для этого нужно вывести на более низкие орбиты спутники-ретрансляторы. Этим придется заняться тебе. И последний совет… нет! Приказ — если на планете разумных существ не окажется, сажай корабль. И первое, что надо сделать, — попытаться выяснить судьбу предыдущей экспедиции. Потом рассчитаешь с Кибером обратный маршрут к Системе. Если же обнаружишь разумную жизнь, то независимо от уровня цивилизации и ее происхождения — ни в коем случае не уходить с орбиты! Только наблюдать! Никаких контактов с цивилизацией. Спуск на планету в челночке лишь в исключительных случаях со всеми мерами предосторожности. Ну а дальше я полагаюсь на твой ум. И самое главное — береги ее! Вы с ней должны вернуться. Дай мне дочку…
      — Спит… — Мать осторожно передала девочку отцу. Он поцеловал ее, потом бережно передал матери, откинулся на спинку кресла.
      — Все… Прощайте… — И он закрыл глаза. Этана положила ребенка ему на колени и без сил опустилась к ногам мертвого мужа.
      Тысячи огоньков все так же мигали и струились по бесчисленным панелям и приборам. Отсчитывал равные промежутки времени бесстрастный метроном. Медленно поворачивался на экране диск чужой планеты…