Встань и лети (Воля летать)

      Николай разволновался. Он смотрел во внимательные глаза профессора, и ему казалось, что тот все понимает и сейчас обрадуется вместе с ним и обнимет его, поздравит и, быть может, даже прослезится.
      - Делириум, - тихо сказал профессор коллеге.
      Тот понимающе кивнул и вышел из кабинета, зачем-то повернув ключ с той стороны.
      "Бред, - перевел мысленно Николай, - он сказал - бред. Вот оно что. Ну конечно, он принимает меня за больного..."
      - Посчитайте мне пульс, - попросил он. - Пожалуйста, посчитайте мне пульс.
      Профессор взял его за руку и, глядя на часы, сказал:
      - Восемьдесят.
      Николай приказал сердцу биться реже, потом еще реже.
      - А теперь?
      - Сорок шесть, - медленно произнес профессор.
      - Ну вот, видите. Я не придумываю. Я умею управлять сердцем. А хотите, я вспотею, сильно...
      Он заставил свои потовые железы работать во всю силу. Со лба закапал пот. Рубашка сразу промокла.
      - А теперь высушу, и тоже быстро. Смотрите внимательнее.
      - Вы занимались гимнастикой йогов? - немного погодя спросил профессор. - Они умеют делать такие фокусы. Но для этого нужны годы и крепкое здоровье.
      - Йоги совершенствуют только свой организм, и их умение умирает вместе с ними. Я не фаталист, но я убежден, что эта опухоль уже была запрограммирована во мне еще до моего рождения. И вы понимаете, что это значит? А то, что я передам свои свойства по наследству. Это же скачок в эволюции!
      Профессор походил по кабинету, от двери до окна.
      - Хорошо, - сказал он, - я подумаю об этом. Сейчас придет мой коллега и мы вместе обсудим.
      - Он пошел за психиатром, профессор. Так ведь? Ну хорошо, через неделю я прилечу к вам без ковра-самолета и ступы с метлой. Я влечу к вам в это окно, и вы сами увидите, что я научился летать. Тогда вы поверите?
      - Ну конечно, конечно. Я поверю вам, я и сейчас верю.
      Но по улыбке его и по интонации Николай понял, что он совсем не верит ему, что слишком глубока в нем убежденность в том, что все ненормальное это болезнь, и винить, в общем-то, его было не в чем.
      Повернулся ключ в замке, и в кабинет зашли трое парней. Позади них стоял человек в очках.
      - Ну вот, - сказал Николай, - и психиатр пришел.
      Оценил на глаз расстояние до окна, в два прыжка преодолел эти метры, вспрыгнул на подоконник и, не дав никому опомниться, оттолкнулся от карниза. Уроки, полученные во сне, не прошли даром. Запульсировало в животе, его встряхнуло, как на ухабе, и, медленно спланировав с высоты третьего этажа, он опустился на газон.
      - Ну, что сказали врачи? - сразу же спросила Дина.
      - Что я совершенно здоров. Они извинились за ошибку в диагнозе и очень рады за меня... Нет, в самом деле, Динка, я здоров, и никакой опухоли у меня нет.
      Дина опустилась на стул, и по ее растерянному лицу можно было понять, что она и сама не знает, плакать ей или смеяться. Но потом все-таки сделала выбор и заплакала.
      - Я не хотела говорить тебе, я и в самом деле думала, что ты умрешь. Прости меня за это. Но я заботилась о тебе не из-за жалости. Я люблю тебя.
      - Странно, что мы никогда не говорили об этом. Ах ты, вольная птица.
      Он погладил ее по голове. Волосы ее падали на глаза, и он не видел их, а это было очень важно. Видеть ее глаза.
      - Я хотела, чтобы после тебя остались не только эти картины. Сейчас, наверное, можно сказать.
      - Можешь и не говорить. Я буду учить его летать. Хотя, кто знает, может, он будет уметь делать это с рождения. То-то хлопот тебе будет...
      И он рассмеялся, поднял ее на руки и, мягко оторвавшись от пола, поднялся к потолку. Звякнула люстра.