Русская жена

      - Все необходимые вопросы я обсужу с твоим дружком на следующей неделе, - донесся до меня сумрачный голос красавца. - Еще что-нибудь?
      Дэби молчала истукан-истуканом. Я принялась активно ее подбадривать жестами, взглядами, мимикой и всем остальным, что на тот момент оказалось в моем распоряжении. Наконец-то, после серии толчков в плечо подруга обморочно выдавила:
      - Я, Банк, беременна.
      На том конце нависло могильно-чугунное молчание. Стало казаться, что Банка унесло куда-то в бесконечность и там растворило. Лишь для очистки совести, шепнув едва слышное "Хеллоу", Дэби с явным облегчением собралась вешать черепную коробку обратно на череп. Но тут умница Банк сам пошел навстречу самым жгучим моим пожеланиям.
      - Что ты под этим имеешь в виду? Хочешь при разводе заявить о беременности?
      Я мысленно от всей души похвалила красавчика за редкую среди их племени догадливость и принялась всячески подсказывать подруге ответ. Моя американка потерянно молчала, видимо, мало чего соображая. Лишь одинокая, неприкаянная слезинка медленно ползла по ее щеке. Пришлось поднатужиться самой:
      - Yes! (Да!) - С полусвистом-полухрипом ответ так удачно вытолкнулся из горла, что ни по тембру, ни по тону, ни даже по произношению нельзя было угадать лицо, его высказавшее. Банк на это купился. Еще помолчав с полминуты, он хлесткой фразой:
      - Ах ты, стерва! Тебе это отпоется, не думай! - вырубил связь.
      Дэби тихонечко завсхлипывала и своими поднывами изрядно мне подпортила вожделенное чувство злорадного удовлетворения.
      - Перестань плакать, моя дорогая. Ну, пожалуйста, успокойся... Да, в конце концов, каждый должен получить то, что заслужил. Мы совсем чуточку помогли провидению, лишь самую малость. Знаешь что, моя Маша выросла из кучи красивых платьев. Пойдем их посмотрим, может, у тебя будет девочка...
      Рыжекудрая головка Машастенькой уже вовсю мелькала в саду за окнами. Понаблюдав туманным взором за беззаботной возней моих двух ангелочков, американская подруга отерла слезы и с надеждой улыбнулась. Глава тринадцатая
      Дней через семь-десять Дэби выступила с предложением устроить поход по арендальским магазинам. Ей не терпелось прицениться к детским коляскам и кроваткам. Эрик недели на две укатил на какую-то там экзаменационно-полевую практику, и американская подруга была свободна, как морской ветерок.
      Я охотно согласилась, и тут Дэби словно прорвало в телефон водопроводной трубой с восторженными дифирамбами своему рыжему другу вместо воды. Он, дескать, такой добрый, такой умный и, несмотря на молодость, очень даже мудрый. Старший сын в семье, а помимо него еще пятеро детей. Эрик малышей обожает и хочет иметь собственных никак не меньше четырех. Он убежден твердо: для человека главное - семья, все остальное - потом. Подруга была с ним согласна больше, чем на сто процентов. Дэбины излияния, хотя и интересные, оказались мне чуть-чуть некстати. Мы с детьми как раз убегали на очередную прививку, и я предприняла попытку перенести подробный рассказ о новом милом до нашей с ней очной встречи. Однако еще минут семь пришлось покорно выслушивать описание потрясающей всевозможными достоинствами новой свекрови. Моя американская подруга прямо-таки вожделела визит к своим новым родственникам куда-то на Западное побережье. Многообещающая встреча должна была состояться сразу же после возвращения Эрика из экзаменационного похода. Я скептически хмыкнула, а впрочем, и прежнюю свою свекровь Дэби уважала и почитала.
      Однако человек предполагает, а судьба располагает, и в Арендал мы так никогда вместе и не съездили. И вообще никуда больше вместе не съездили. Именно в тот судьбоносный в некотором смысле для нее день Дэби получила повестку с вызовом с утра в местный полицейский участок.
      Вместо поездки в Арендал мы с детишками затеяли в саду веселую игру в прятки. Они прятались, а я их повсюду искала. С индейским боевым кличем я выскочила из-за угла и замерла от неожиданности. Воплощая в себе самую что ни на есть беспросветную скорбь, моя подруга сотрясалась в моем саду в беззвучных рыданиях. От ее убитого горем вида даже шаловливые дети испуганно присмирели и замерли поодаль. Давясь слезами, Дэби упала мне на грудь. Пришлось во избежание окончательного совместного падения привалиться к стеклянной стене. Кое-как мы в обнимку доволочились до дома. Там я усадила ее на диван и живо поднесла стакан воды. Впервые в жизни пришлось мне увидеть, как у человека зубы выбивают по стеклу форменную чечетку. Тоненькая прозрачная струйка потекла в вырез майки по подругиной смуглой шее. Она делала конвульсивные попытки рассказать мне нечто ужасное, но ничего нельзя было понять. Ну ни одного слова. Я испугалась.
      - Дэби, милая, повтори еще раз. Я не совсем понимаю, что у тебя случилось. С кем-нибудь несчастье? С Эриком?
      Отрицательно закачав головой, она с видимым усилием заговорила вновь, с трудом пытаясь контролировать речь.
      - Нет, нет. Хвала Богу хоть за это... Мне необходимо пожить у тебя. Виза кончилась, а продлить отказались наотрез. Предупредили, что пришлют еще одно извещение, а если и тогда страну не покину - депортируют насильно. Грозятся, что даже билет сами выдадут. Но ты ведь понимаешь, я не могу уехать, его не увидев! Я умру без него! О-о-о. У тебя они меня не скоро найдут. О-о-о.
      В горле у Дэби заклохотало. Я догадалась, что она сдерживается из последних сил. Бросилась в ванную за пластмассовым корытом и едва-едва успела.
      - Теперь пойдем умоемся, дорогая. Не переживай так, из любой ситуации есть выход, и мы тоже что-нибудь придумаем. Таз будем держать наготове.
      Пока Дэби плескала себе в лицо холодную воду, я предприняла еще одну попытку ее успокоить.
      - Уж, едва ли, кошечка, рисорская полиция станет тебя очень преследовать. Больно им надо. Ты же не какой-нибудь особо опасный террорист, сама подумай. А при беременности все страхи сильно преувеличиваются. По себе знаю.
      - Наташа, я в духоте ждала больше часа, пока там с каким-то пакистанцем разбирались. Чувствовала себя паршиво донельзя и попросила вторую девицу в конторе меня принять побыстрее. Она все равно ничего не делала, болталась между компьютером и факс-машиной. Так нет же, у них все в порядке общей очереди, и посмотрела как рыба сквозь стекло. Я рассердилась... Потом... Потом... Понимаешь, я три раза пыталась объяснить им свою ситуацию, а они, как глухие, талдычили только одно: "Сначала вы должны нашу страну покинуть и только после этого можете обратиться за новой визой. Это закон для всех". Ну тогда я наглядно им объяснила, какое они здесь все дерьмо. Националисты проклятые! Норвегию я покидать не собираюсь, и таким захудалым ищейкам меня не отыскать!
      На этих словах с Дэби случился очередной приступ тошноты. Сережа с большим сочувствием предложил сводить ее к врачу, на что я настоятельно рекомендовала им с Машей продолжить прогулку по саду и во взрослые дела не вмешиваться.
      - А почему они отказываются продлить визу?
      Чуть-чуть придя в себя, побледневшая подруга начала как бы вновь затухать. Я попыталась ее реанимировать.
      - Так ведь с бывшим мужем я сейчас нахожусь в процессе развода, поэтому старую визу продлить нельзя. Новую же, как жене Эрика, они не дадут до официального развода с Банком. Да мне этого развода еще девять месяцев дожидаться! Что же делать?! Что же мне делать?! Неужели я его даже не увижу, не попрощаюсь?! О-о-о.
      И она забилась в новой истерике, орошая все вокруг потоками слез пуще хорошей поливальной установки. В конце концов я строгим тоном приказала ей прийти в себя и даже прикрикнула. Этак можно доиграться и до выкидыша.
      В поисках выхода из подругиной ситуации мысли в моей голове заметались, как дикие звери в лабиринте. А что если ей обратиться в американское посольство? Может, они сумеют как-нибудь договориться с норвежскими властями? Дэби ухватилась за эту идею, показавшуюся спасительной и ей тоже. Со все возрастающим воодушевлением она принялась убеждать себя и меня, что огромная и самая сильная в мире страна сумеет разобраться с высокомерными норвежцами за американские интересы. Я почти ей поверила. Пока моя американская подруга листала телефонный справочник, мне пришлось на время заделаться скалолазочкой-альпинисточкой. Маленькой Машастике удалось спуститься в расщелину скалы, однако подняться обратно в сад никак не удавалось. Сережа звал маму на помощь в операции по спасению ревущей сестренки.
      Когда же я вернулась обратно в дом... Черт побери - Дэби прямо захлебывалась слезами и всем остальным. Я почти пришла в отчаяние: ее не успокоить ни в какую, а таблеток ей нельзя.
      - Бюрократы противные! Я, видите ли, до сих пор не вклеила в паспорт фотографию нового образца. Просят немедленно все оформить по правилам либо в Осло в консульстве, либо в Америке. Им всем наплевать на живого человека!
      С работы на ланч зашел Игорь, да так и замер в нерешительности на пороге большой комнаты.
      - Игорь! - уверенно-безаппеляционно заявила я. - Дэби необходимо у нас какое-то время пожить... Ты уж сам себе сообрази что-нибудь из еды, да заодно и детей покорми. А нам сейчас не мешай, ладно?
      - Ее что же, бывший муж преследует? Убить грозится?
      - Хуже. Из Норвегии хотят выкинуть. Уже несколько дней, как просрочена виза.
      - А с юристами твоя подружка консультировалась? Одно слово - женщины. Хорошо, хорошо, молчу. Разберетесь сами.
      Мой мозг услужливо нарисовал картинку. Кафе. Мы с Ольгой. Ян-Хенрик с другом. Друг - лучший адвокат на юге Норвегии.
      В следующую секунду я уже набирала номер своего домовладельца. К моему глубочайшему огорчению знаменитый юрист в настоящее время отдыхал на своей оторванной от цивилизации хутте (даче) в горах. Чуткий Ян-Хенрик все же сумел уловить смертельное разочарование в моем голосе и стал допытываться, в чем суть дела.
      - Американочка! Молоденькая, небось хорошенькая, и выгоняют из Норвегии?! Конечно же, это бесчеловечно! Слушай, звезда России. До хутты Сигурда на машине всего-то минут сорок. Я сейчас за ней заеду и туда отвезу. Да что тебе все "неудобно", все равно я собирался старину проведать. Он точно чего-нибудь придумает. Такая золотая голова!
      Я велела Дэби срочно прекратить свои всхлипывания и постанывания, хорошенько умыться и привести себя в порядок. Вскоре прибывшего Яна-Хенрика пришлось просить время от времени останавливать машину и выводить американскую подругу на свежий воздух.
      * * *
      Обратно они вернулись часа через четыре. Дэби выглядела умученной окончательно, но, слава Богу, хоть не рыдала. Выспросив у Яна-Хенрика подробности разговора, я как можно тактичнее постаралась не пустить хозяина дальше порога его собственности. Что если Дэби опять не сумеет сдержаться прямо на хозяйскую недвижимость?
      Любезнейшим образом, с поцелуем ручек, распрощавшись с хозяином и вернувшись в комнаты, я застала бедняжку притулившейся на уголке дивана так, словно она хотела занять собой как можно меньше пространства. Однако, даже сжавшись, при своих габаритах все равно занимала достаточно.
      - Так что же тебе посоветовал юрист?
      - Да ни к чему была эта поездка. Только укачало. Выход один: заявить, что беременна от бывшего мужа. Тогда там вроде есть какие-то дополнительные пункты и правила. О таком даже не может быть и речи... Все ужасно!
      - Дэби, ведь адвокат не только это говорил. Новую визу можно получить, если имеешь в Норвегии работу.
      - Ну и что. Кто же теперь меня, беременную, на работу возьмет. Я, если получится, вообще работать больше никогда не буду. Женщине это совсем ни к чему.
      - А ты уволилась из ГРИДа?
      - Естественно. Еще в Америке послала им заявление по факсу и на следующий день получила увольнение за подписью этой Марии. У нее еще такая сложная русская фамилия. Ну, вроде она стала там одним из замов. Да откуда я могу знать точно, меня это уже не интересовало... Собираешься ей звонить? Да это же бесполезно, Наташа. Офис - не благотворительное заведение. По-моему, это просто глупо.
      Я не стала более выслушивать ее занудные пессимистские речи, а взялась за телефон. Уже был самый конец рабочего дня, а секретарь все никак не соединяла и не соединяла... Когда же в трубке, наконец, послышался бархатистый, приятный, по-родному, по-московски ударяющий на "а" голос, я почему-то очень обрадовалась.
      - Здравствуйте, Мария. Это Наташа из Рисора вас беспокоит. Помните, на лыжах как-то вместе катались?
      Красивая Мария меня помнила и, оказывается, даже предпринимала попытку отыскать. Я коротко и как можно четче изложила суть Дэбиных проблем. Мария Соболева помолчала несколько секунд.
      - Что же, нам как раз требуется на время англоязычный секретарь, а о Дэби как о работнике в офисе сложилось положительное мнение. Завтра пошлю на нее запрос в Департамент иммиграции. Визу получим, думаю, недели через три; передай, чтобы не волновалась.
      Донельзя довольная результатом, я принялась красочно расписывать перед Дэби открывающуюся перспективу в светлое будущее. Наши дела оказались совсем и не плохи, нечего и печалиться.
      Моя американская подруга хотя и подуспокоилась немножко, однако возвращаться в общежитие отказалась наотрез. Едва Игорь вернулся с работы, я сама туда отправилась. Забрала Дэбины вещи и оставила записку для Эрика. Глава четырнадцатая
      Дэби прожила у нас четыре дня и почти совсем пришла в норму, даже приступы тошноты стали редкими. Только на время моих готовок, варок и жарок она неизменно выходила в сад погулять. Теперь любые ароматы раздражали ее неимоверно. Как-то вечером подруга отправила нас с мужем вдвоем в кино на "Мосты провинции Мэдиссон". Сама она пребывала в неимоверном восторге и от Клинта Иствуда, и от Мэрил Стрип, и от их великой любви в этом фильме. Говорила, что все женщины в зале плакали и даже она, Дэби, не могла слез удержать, когда смотрела. Потому что все - как в жизни, и Любовь Величайшая - как в жизни, и все правда. От детей наших она была в таком же восторге, как и от Клинта Иствуда, а своих захотела иметь так много, что мне аж страшно сделалось.
      На пятый день Дэбиного проживания телефонный звонок прервал нашу трапезу в ланч-тайм. Дэби испуганно вздрогнула, я же рассмеялась ее нелепым страхам и спокойно сняла трубку с "черепа". Конечно же, это Игорь хочет предупредить, что прийти домой полдничать сегодня не сможет.
      - Городское полицейское управление. Добрый день. Дэби Сержент у вас сейчас проживает. Пожалуйста, подзовите ее к телефону.
      Совершенно ошарашенно я посмотрела на свою подругу. Она, мною же и успокоенная, вовсю строила забавные рожицы моей малютке. Маша прямо заходилась от смеха, и мне было очень жаль омрачать радость их бытия в такую неповторимо хорошую минуту, но выбора не было.
      - Дэби, это тебя к телефону... Из полиции звонят!
      Моя американка как-то болезненно дернулась, но тут же подавила в себе импульсивное, видно, желание вскочить и бежать прочь. В результате она откинулась на спинку стула и несколько секунд просидела в раздумчивом созерцании потолка. Тогда я произнесла короткий, но убедительный монолог, добавив, чтобы она была умницей.
      Решившись, Дэби взяла из моих рук телефонную трубку и... плавно опустила ее обратно на рычаг.
      - Ты что, с ума сошла? Что ты делаешь? Но это же смешно. Ты взрослый человек.
      - Неважно, Наташа. Я знаю, кто все это сделал. Но мне осталось продержаться совсем чуть-чуть. Наверняка, Эрик уже несколько раз звонил и теперь волнуется, где я и что со мной. Чувствую, он скоро ко мне вернется. Он уже в пути.
      До слез мне было жаль подругу. Дай-то ей Боже, чтобы он действительно был в пути.
      Дэби к еде более не притронулась, почувствовала себя усталой и пошла прилечь. Когда она удалилась, я все-таки решила позвонить в рисорское полицейское управление и переговорить с ними еще раз. Телефон долго был на автоответчике, видимо, стражи порядка любили много кушать. Затем мне любезно разъяснили, что если подруга не желает быть препровожденной в аэропорт с полицейским эскортом, то должна покинуть город до пяти часов вечера.
      Лишь только заспанная и несколько взлохмаченная Дэби появилась в центральном стеклянном зале, как с вопросом: "Привет, ребята, что у нас сегодня на обед? Я голодный, как зверь", заявился с работы Игорь. "Ребятами" нас с мужем неизменно величала сама Дэби.
      Кушать решили на открытой веранде, чтобы насладиться не только макаронами по-флотски (Дэби очень их полюбила в моем исполнении), но и чудесным видом на море, городок и юную сияющую листву. И так там было всем нам молодо, и так там было зелено... Голова моя пошла кругом от остро-счастливых майских шумов и запахов, что неудивительно, почему из нее совершенно вылетели угрозы местной полиции.
      Дэби первая услышала звонок в дверь и тут же сорвалась с места.
      - Это Эрик! Это точно он!
      Полетела открывать как на крыльях.
      Я, объятая вновь разбуженным страхом за нее, едва поспела. Так и есть... Черным ангелом на фоне пламенеющего неба возник в дверном проеме силуэт полицейского. Сердце куда-то выскочило из моей груди, да и правильно сделало. Сейчас и надо стать бессердечной, а не то могу довести до истерики и себя, и ее.
      Полисмен, видно для затравки, выдал пару-тройку чрезвычайно вежливых фраз, немного потоптался на месте и пошел себе не спеша вниз к машине. За ним, с целью попросить дядю-полицейского дать порулить его машину, вприпрыжку понесся Сережка. Я отправила Игоря собирать в дорогу Дэбины вещи, а сама взяла словно оледеневшую подругу за смуглые рученьки и предложила присесть на дорожку по русскому обычаю. Она села, но так и осталась покорно безучастной и лишь еле слышно прошептала:
      - Как же это не он? Так и не увиделась. Жизнь кончается...
      - Да глупости это, Дэби. Время течет быстро. Эрик после экзаменов и практики приедет к тебе, а потом вы вместе вернетесь. В конце концов тебя ведь в Штаты высылают, в родную Флориду, а не в Гватемалу какую-нибудь и не в Сибирь. И жизнь вовсе не кончается. Она только начинается и для тебя, и для Эрика, и для вашего бэби. Вы будете еще очень, очень счастливы. Я это знаю точно!
      Игорь понес вниз спортивную Дэбину сумку. В обнимку я повела ее саму. Завращалась синяя сигнальная лампа наверху автомобиля, и оглушительно завыла сирена, включенная довольным Сережкой. Привлеченные шумом соседи так и повысовывали из окон любопытные головы, так и позамирали статуями в своих садах. Да черт с ними!
      Дойдя до машины, подруга повернула ко мне как-то разом подпухшее лицо, но держалась она молодцом.
      - Спасибо тебе, Наташа, за все! Как-нибудь обойдемся, ты права. Мы обязательно еще с тобой увидимся. Обязательно.
      Полицейский сел за руль, а Серега нехотя покинул машину. Опираясь на меня, Дэби медленно отворила дверцу. А оттуда... как чертик из старинной табакерки, высунулась голова кудрявого Роджера.
      - О-о, Дэби. Здравствуй, дорогая. Как, тебя тоже депортируют? Какая приятная неожиданность!
      Клянусь, удержаться не было никакой возможности, и я истерично расхохоталась. Дэби удивленно посмотрела на меня и... последовала моему примеру. Смеющейся ее и повезли в аэропорт.
      С Игорем и детьми мы долго смотрели им вслед. Хотя машина и скрылась из виду, Маша и Сережа все еще продолжали махать ей вслед маленькими своими ладошками.
      Внезапно из-за скалы, совсем как на автородео, резко развернулся оранжевый микроавтобус, и из него выпрыгнул такой же оранжевый Эрик. Уже все вместе мы отчаянно замахали ему в сторону большой дороги, куда единственная в Рисоре полицейская машина унесла его возлюбленную.
      Широким красивым прыжком Эрик залетел обратно в автобус и бросился в погоню. Отчего-то я была совершенно уверена, что он ее догонит. Тут сердце мое оттаяло и сильным толчком дало о себе знать. А все-таки жила, живет и вечно жить будет на этом свете настоящая Любовь.
      На том и стоим!
      * * *
      На следующее утро я проснулась в час гаснущих звезд и решила сходить на набережную. Присела там на излюбленную дощатую скамеечку. Солнышко только что проснулось, подарив еще безмятежно спящему морю первую лучезарную улыбку. Но уже вовсю кричали чайки, выискивая в волнах рыбу, а веселый ветерок тут же принялся играть с моими волосами. Озаренное море мерно набегало на деревянную пристань, и во сне стараясь дотянуться с ласками до моих ног.
      Тогда я привстала и с размахом забросила как можно дальше в чистые бирюзовые воды пятикроновую монетку на прощание.
      Мне вовсе не было жаль покидать Рисор - "жемчужину юга Норвегии", совсем нет. Но я хотела бы всегда жить вблизи моря...
      Я буду всегда жить у моря, где
      Тени чаек, вторящих волне,
      Плывут неясно в глубине.
      Часть третья Русский муж
      Глава первая
      Мне было вовсе не жаль покидать город Рисор - эту, как сказано в туристических справочниках, "жемчужину юга Норвегии". Совсем, совсем нет. У моей московской - широкой, привольной и разудалой души сделалась прямо-таки аллергия на холодность и бесчувственность южно-норвежской провинциальности. Так что переезд в Осло, в столицу, я вожделела чуть ли не во сне. Зато та же самая широкая и привольная душа сумела до наваждения страстно привязаться к гордому, вечно величественному морю с доверительным шепотом вечного прибоя; с пронзительными криками чаек; ко всей так неотвратимо влекущей стихии. Сколько же раз мне казалось, что вот еще чуть-чуть и я сама все здесь брошу и свободной, сильной русалкой уплыву куда-нибудь, по пути играя хрусталем прохладных зеленоватых струй и весело пугая встречных мореходов и яхтсменов сурового нордического вида. Все в Рисоре наскучило мне. Все, но не море. Я хотела бы всегда жить вблизи моря...
      А впрочем, мой муж меня здорово обрадовал. То ли его крупная нефтестроительная компания учла наши пожелания, то ли просто так повезло, но он приехал из Осло и рассказал, что снятая для нас часть дома со стороны веранды имеет чудесный вид на небольшой заливчик, сосновую рощицу и катерную станцию на противоположном берегу.
      Таким образом, наш переезд стал делом предрешенным и оставалось только уложиться, упаковаться, экипироваться, заказать транспорт и помахать Рисору ручкой.
      Темнеет в мае поздно, и мне едва-едва удалось выловить из сада шалунишек, с большим трудом их угомонить и почти насильно разложить по кроватям. Резкий, неожиданный звонок в дверь напугал: вдруг как любопытные озорники сразу же и выскочат из своей комнаты, поди потом угомони их снова... Однако озорники и шалунишки, видно, так здорово устали за день от баловства, беготни и хохота, что уснули крепчайшим сном.
      - Кто бы это мог быть? - лениво думала я, нехотя торопясь к двери. Наверное, соседи.
      Но Бог миловал, на пороге краше утренней зорюшки алела-смущалась моя Оленька. Оленька была все такая же чудесная, к которой более всего на свете подходило слово "прелесть", только на этот раз она имела волосы рыже-каштанового оттенка, остриженные в стиле двадцатых годов. Оля долго молчала потупившись, а я молча любовалась ею. Наконец, она вполне собралась с духом и решилась:
      - Небось, сердишься на меня, Наташенька? Скажи уж сразу: я зря зашла?
      Эх, опять чарующими звонами серебряных колокольчиков заласкал мои уши ее нежный голосочек, и ничего нельзя было с этим поделать.
      - Оленька, солнышко, да я о тебе только сегодня думала. Думала: вот Ольга совсем, видно, онорвежилась, так и не придется больше увидеться. А ты тут как тут, легка на помине.
      Ольга наконец перешагнула порог и порывисто обвила мою шею точеными, всегда смуглыми рученьками. Потом в ту же шею она виновато уткнулась носом и влажными губками горячо зашептала о своих, всегда мятежных чувствах.
      - Да нет, Наташенька, ты моя самая хорошая - как я тебя забуду? Нет-нет, все не так. Ох, как много сил у меня уходит, чтобы под Гунара подстраиваться. Мне было непросто, но я думала-думала, решала-решала и поняла, что это - судьба. Да ты сама все знаешь... Тут вдруг узнаю, что ты уезжаешь. Не поверишь, как я ревела. Сама не ожидала. Даже Гунар спросил, о чем? Честно ему все рассказала, что на душе, а он в ответ: "Ты с ней уже месяца три не виделась, жила же себе". Это, конечно, правда. Я же жила. Но в глубине души всегда знала и помнила, случись что - родная русская душа рядом. Хоть есть кому выплакаться, тоску-печаль развеять. А теперь что? Моя Наташка уезжает, а я остаюсь.
      Я почувствовала, что Ольга собирается не на шутку разрыдаться, поэтому заворковала умиротворяюще, с нежностью поглаживая подругу по подрагивающей спинке.
      - Да ладно тебе так убиваться! Мне, конечно же, приятно, но так что-то совсем заупокойное получается. Я ведь не так далеко уезжаю, всего-навсего в Осло. Будем друг дружке звонить, и наверняка удастся свидеться не раз.
      В последний раз Оленька женственно всхлипнула, маленьким, но крепким кулачком отерла с загорелой щечки одинокую слезинку и грациозно встряхнула новой стрижкой под женщину Смерть из фильма с Мэрил Стрип "Смерть становится ею". Мне этот фильм тоже нравился.
      - Да это я так, по бабьей глупости. Не обращай внимания, само пройдет. На самом деле я знаешь как рада, что ты не в обиде! И вообще, у меня есть другая огромная-преогромная радость: ребеночка жду. Помнишь, загадывала на твою Машеньку? Хочу такую доченьку.
      Оля улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды и слегка потянулась от удовольствия, совсем как это практикуют домашние кошечки.
      - А что мы все в дверях топчемся? Проходи, Оль. Посидим, поболтаем, чайку попьем - как раньше бывало. Игорь прилип к телевизору, ему не до нас: смотрит сериал "Пиковый туз".
      Широким, радушным жестом я пригласила подругу войти. Но она отступила чуть назад и принялась отнекиваться.
      - Нет, нет. Я только на пять минут, пока Гунар заливает бензин на автозаправке. Мы вылезали в кино на Бэтмена, очередная серия и, кстати, довольно забавная. Сами еще не видели? А когда вы намереваетесь перебираться? Я вот что думаю. Попрошу-ка Гунара на следующие выходные обменяться с братом автомобилями. У того имеется большая машина с фургоном, и мы вас перевезем. Запросто все туда уместимся вместе с вещами, а дорогой всласть с тобой наболтаемся. Только предупреди Игоря, чтобы не вздумал предлагать Гунару деньги. Что ты так неуверенно киваешь? Поняла меня? А не то, смотри, рассержусь.
      В прощальном поцелуе Оленька вновь обвила мой стан красивыми, мягкими ручками и ненадолго прижалась, горячая-горячая, к самому сердцу. Оторвалась будто бы с сожалением, быстро застучала прочь по плиточкам тонюсенькими каблучками сияющих в сумерках босоножек и сбежала вниз с кокетливо-томным воздушным поцелуем.
      * * *
      Гунар-Хельвиг в самом деле позвонил на следующий же день и предложил помощь в перевозке вещей. Я высказала опасение, что Оле в ее положении будет тяжело провести в машине четыре-пять часов туда и столько же обратно, и, повинуясь чувству долга, попыталась ее отговорить от утомительного путешествия. Но она упрямо заверяла (да так оказалось на самом деле), что наше путешествие пройдет шикарно, а самочувствие ее самое завидное, несмотря на пресловутый первый триместр беременности, в который всем всегда довольно муторно. Да и потом, в дороге, Ольга все сама себе удивлялась и громко хохотала, что вот теперь-то самое время ей заделаться либо спринтеркой, либо стайеркой, а может, даже в марафонки податься - столько нерастраченных сил в ней гуляет. А когда была беременна Боренькой, совсем иначе было: с постели подняться - целая проблема, несмотря на тогдашние свои восемнадцать лет. Слабость и депрессия. От любого запаха выворачивало наизнанку, да и без всякого запаха выворачивало еще хлестче. Надо же: две беременности, а такие одна на другую не похожие. Первая беременность от русского мужа, а вторая от норвежского. Наверное, и дети будут разными, хорошо бы - дочурка.
      Умиленно полюбовавшись на своих крошек, всецело поглощенных игрой в гугусов, мы с подружкой вспомнили отечественные роддома. За ними - саму матушку-Россию, да так, что чуть всплакнули. После чего Оля со знанием дела проинформировала меня о разнице в ценах на шелковые занавески, хрусталь, золото, серебро, изумруды, бриллианты там и тут. Мужчины вели на английском умную беседу об аккумуляторах, дизелях и карданных валах. Переехали хорошо: душевно и весело.
      * * *
      Расставшись, мы с Олей начали перезваниваться едва ли не каждый день. Летом к ней наведывались родители. Я в аэропорту их встретила и благополучно пересадила на автобус южно-норвежского направления. Гунар-Хельвиг в те злополучные для него дни сильно повредил себе руку и приехать за родственниками не смог. В общем, и у Ольги, и у меня жизнь шла своим чередом. Вместе с мужем и детьми мы попривыкли, обустроились, побродили по ословским музеям, паркам, театрам и выставкам - так сказать, насытились доступной цивилизацией, съездили в отпуск. Столица страны викингов показалась мне милой и уютной; вне всякого сомнения, здесь я чувствовала себя гораздо лучше, чем в провинциальном малообщительном Рисоре. К концу лета для меня вполне обозначились излюбленные в новом городе места. В родной Москве я обожала Парк Горького, на который глядели через реку окна моего дома, Чистые пруды, Сретенку с Солянкой и ВВЦ (бывшая ВДНХ).
      В норвежской столице меня особо пленял Парк Вигеланда своей неимоверной монументальной силищей и Акер-Брюгер (Поле мостов) многочисленностью милых, уютных корабликов-кафешек у самого синего моря, где усаженные за чугунные столики скульптуры обедающих были столь гармонично окружены и в самом деле обедающими посетителями. Во время дождей вечно обедающие выглядели несколько одинокими, но в любом случае ничуть не потерявшими аппетита. В Осло напрочь отсутствовали размах, шик и грандиозность, свойственные столицам мира, но также не встречались вездесущие ажиотажно-суетливые столичные толпы. Местную столицу отличали завидные неторопливость, расслабленность и покой малого города, но при наличии всех положенных по штату атрибутов большого. А все же я начинаю потихонечку стареть, раз так прельстилась тишиной и покоем верный признак.
      В середине сентября мужу предстояло уходить в море на монтаж платформы, и по телефону я Оле о том пожаловалась. Она прямо-таки возбудилась, опрокинув на меня несколько бессвязный монолог: