Опыт недавних лет однозначно свидетельствует о том, что кампания против Пастернака в 1958 году, грубая проработка Евтушенко за "Автобиографию" в 1963 году, "дело" Бродского в 1964 году не принесли нам ничего, кроме вреда, часто почти непоправимого. Они вредили международному престижу нашего государства и нашей литературы, давали аргументы врагам, дезориентировали, отпугивали друзей за рубежом. И не меньше вредили морально-политическому воспитанию нашей молодежи, вызывая те печальные кризисы доверия, которые нельзя преодолеть никакими риторическими поучениями, никакими окриками и наказаниями.
      3. Это нельзя забывать, а помня это, нельзя не спросить: к каким же результатам может привести "Дело Синявского", если даже будет доказано, что он как-то связан с сочинительством Терца?
      Разумеется, такое "дело" вызовет многочисленные отклики, искренне осуждающие Синявского в самых резких выражениях. Но с точки зрения реальных интересов партии и государства оно будет ни что иное, как лекции по атеизму для безбожников.
      Напротив, именно для той части молодежи и той части интеллигенции, о воспитании которых надо особенно серьезно заботиться, это дело - только новый аргумент против утверждения, что у нас уже восстановлена законность, новый возбудитель активного или пассивного, скрытого, - но тем более опасного, - противодействия идеологическим влияниям нашей печати и нашей литературы.
      4. Такие результаты неизбежны, потому что Синявский арестован за то же, за что других только критиковали, а Тарсису даже не мешали получать гонорары в иностранной валюте. Потому что Синявский арестован по подозрению в действиях, которые не могут считаться преступными с точки зрения нашего основного закона.
      Если бы у меня сегодня был тот же строй мышления, что 25-30 лет тому назад, то я, наверно, думал бы, что все эти "дела" (Пастернака, Евтушенко, Бродского, Синявского) затевают сознательные, злоумышленные враги, желающие дискредитировать нашу страну и литературу. Но печальный опыт многих лет убеждает, что есть, к сожалению, более, чем достаточно, таких услужливых друзей, которые опаснее самого коварного врага.
      5. В свете конкретных задач и нелегких проблем сегодняшней идеологической борьбы представляется необходимым возможно скорее освободать Синявского, а материалы этого дела передать в Институт Мировой Литературы, где он работает, и в Союз Писателей, членом которого он состоит.
      27 ноября 1965 года.
      Г. Куницын - профессор эстетики, в то время был зав. отделом ЦК КПСС.
      К СУДУ НАД ЛИТЕРАТОРАМИ
      Письмо в юридическую консультацию № 1 Первомайского района г. Москвы
      От Л. 3. Копелева,
      члена Союза писателей,
      кандидата филологических наук,
      Москва, ул Горького, 6, кв 201
      В ответ на Ваш запрос от 1-го февраля 1966 года (№1-25) об отзыве на произведения Ю. Даниэля, который, как Вы указываете, нужен "в связи с рассмотрением уголовного дела", считаю необходимым сообщить нижеследующее:
      1. Я прочел повесть "Говорит Москва" и рассказы "Руки" и "Человек из Минапа" Н. Аржака. В статье Д. Еремина, опубликованной в "Известиях", и статье З. Кедриной, опубликованной в "Литературной газете", говорится, что Н. Аржак - псевдоним Ю.Даниэля.
      Подробный разбор этих произведений вызвал бы разные толкования и оценки, вызвал бы также и резкую критику идейно-художественных недостатков. Такой разбор может быть только профессиональным литературно-художественным исследованием, которое необходимо предполагает спор, сопоставление разных точек зрения, исключает любые безапелляционные вердикты.
      Но в Вашем запросе речь идет об "уголовном деле". Судя по упомянутым выше статьям, это дело о государственном преступлении. Поэтому целесообразно прежде всего ответить на вопрос, дают ли прочтенные мною повесть и рассказы материал для такого обвинения. На этот вопрос я могу ответить только отрицательно.
      Естественно, возникает другой вопрос: что же могло дать повод для возникновения уголовного дела и для тех резких политических обвинений, которые еще до суда прозвучали со страниц газет.
      2. Мне представляется, что это объяснимо прежде всего самой природой того литературного жанра, в котором написаны повесть и второй рассказ. Это жанр фантастического гротеска, сравнительно редкий и непривычный в нашей литературе последних десятилетий и потому вызывающий подчас резко отрицательное отношение читателей, воспитанных в традициях реалистического повествования, основанного на достоверном изображении жизни.
      Н. Аржак, по моему мнению, - тем более объективному, что мне лично не нравятся некоторые существенные особенности его произведений, - одаренный и квалифицированный беллетрист. Повесть "Говорит Москва" - это гротескно-фантастическая притча. Ее фабула откровенно условна, нарочито фантастически абсурдна. Время действия отнесено к 1960 году, что уже само по себе исключает претензию на достоверность. Внешние черты нашего быта пародийно смещены. Но общий вывод, так сказать, основной пафос повести отнюдь не антигосударственный, да и вообще не политический.а моралистический. Смысл его, по-моему, таков: каждый человек ответственен, даже виновен, если рядом с ним покушаются на жизнь другого человека. Можно спорить с абстрактно-метафизическими, и пацифистскими нравственными принципами, воплощенными в этой повести, можно спорить с иными сомнительными в идейно-художественном отношении особенностями его сатирического гротеска. Однако я убежден, что нельзя предъявлять автору политические обвинения, ссылаясь на этот нарочито-гротескный, абсурдный сюжет. И тем более нельзя возлагать на автора ответственность за мысли и речи его персонажей, как это делают авторы статей в "Известиях" и в ,,Литературной газете". Это недопустимо при анализе любого литературного произведения и особенно - гротескного. Между тем, Д.Еремин квалифицирует даже как "провокационный призыв к террору" то место, которое в действительности имеет прямо противоположный смысл. Военные воспоминания героя, возникающие почти как бред, вызывают у него ужас и отвращение ко всякому убийству: "Я больше не хочу никого убивать. Не хо-чу!"
      Общее мировосприятие лирического героя достаточно внятно выражено в ряде мест - в его воспоминаниях об отце - комиссаре Гражданской войны, и особенно в заключительных абзацах. Моралистическое обобщение: "Ты должен сам за себя отвечать, и этим - ты в ответе за других" - явственно сочетается с утверждением любви к родной стране.
      Рассказ "Человек из Минапа" тоже написан в манере фантастического гротеска. Литературно он более слаб, несколько пошловат, но никак не может быть поводом для политических и уголовных обвинений.
      3. Возможность таких обвинений, как уже указывалось выше, связана с особенностями жанра. Гегель считал одним из признаков гротеска "безмерность преувеличения". В первом издании Советской Литературной Энциклопедии сказано: "О гротеске в собственном смысле слова можно говорить лишь там, где смещение планов и нарушение естественного изображения носит характер литературного приема, отнюдь не воспроизводящего полного мировосприятия автора" (том 3, 1930 г., стр.24) . Во втором издании "Литературной Энциклопедии" гротеск характеризуется как один из "видов типизации (преимущественно сатирической). при которой деформируются реальные жизненные соотношения правдоподобия, уступая место карикатуре, фантастике, резкому совмещению контрастов" (том 2, 1964 г., стр.401).
      В недавно изданной книге выдающегося советского литературоведа М. Бахтина отмечается: ,,В гротеске... то, что было для нас своим, родным и близким, внезапно становится чужим и враждебным. Именно наш мир превращается вдруг в чужой." ("Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса", М. 1965 г., стр.55).
      Конкретные примеры жанра - многие новеллы Э. Т. А. Гофмана и Э. По, повесть Н. В. Гоголя "Нос", значительная часть прозы М. Щедрина, "Двойник" и "Крокодил..." Ф.Достоевского, некоторые рассказы Лескова, Ремизова и др. В советской литературе средства сатирического и фантастического гротеска широко использовали В. Маяковский, Вс. Иванов, И. Ильф и Е. Петров, И. Эренбург, Е. Шварц и др. В зарубежной литературе 20-го века - Я. Гашек, К.Чапек, Б. Брехт и др.
      Гротескно-фантастическая проза произведений Н. Аржака находится в русле традиций этого жанра.
      4. Как уже отмечалось выше, характерные особенности гротеска затрудняют его восприятие и даже вызывают антипатию, вполне естественную у читателей, воспитанных в иных литературных традициях. Но это никак не может обосновать уголовного преследования по политическим обвинениям.
      Многолетний опыт советской литературы свидетельствует о том, что политические обвинения, выдвигавшиеся против самых разных авторов в пылу литературной полемики, как правило, впоследствии оказывались несостоятельными. Достаточно вспомнить, что даже такие произведения, ставшие ныне нашей классикой, как пьесы и многие стихи Маяковского, "Тихий Дон" Шолохова, "Вор" Леонова, романы и фельетоны Ильфа и Петрова назывались антипартийными", "мелкобуржуазными" и даже "клеветническими". Стихи Есенина, ранние романы Эренбурга были изъяты из библиотек в результате еще более суровых обвинений.
      Разумеется, я не намерен ставить в один ряд с названными выше книгами те произведения, на которые дается этот отзыв. Но тем не менее, исторический опыт необходимо учитывать и в данном деле.
      5. В истории нашей литературы есть и иные примеры, гораздо более близкие к данному случаю. Роман Е.Замятина "Мы" и роман Б.Пильняка "Красное дерево" были опубликованы за границей в конце 20-х годов. Оба эти произведения наша критика тогда расценила как резко враждебные основным принципам советского строя. Однако, несмотря на то, что в ту пору наша страна находилась в неизмеримо более трудном положении, чем теперь, окруженная со всех сторон врагами, эти литераторы не были привлечены к судебной ответственности. Е.Замятину в 1931 году была предоставлена по его просьбе возможность уехать в Англию, Б.Пильняк был репрессирован в 1938 году по другому поводу и посмертно реабилитирован.
      6. Все сказанное выше побуждает меня с полным сознанием всей меры гражданской и партийной ответственности, повинуясь только моей совести коммуниста, гражданина, советского литератора, заявить, что при всех недостатках рассмотренных мною произведений я не вижу в них никаких оснований для судебного преследования по уголовному делу.
      5/6 февраля 1966 года.
      Суд отказал адвокату, который просил приобщить это письмо к делу.
      У ГРОБА АННЫ АХМАТОВОЙ
      Поэзия Ахматовой, ее судьба, весь облик, - прекрасный и величественный, - олицетворяют Россию в самые трудные, самые трагические и самые славные годы ее тысячелетней истории.
      Анна всея Руси - так называла ее другая великая дочь России Марина Цветаева.
      Анна всея Руси! Это гордость, непреклонная и в унижениях и в смертельном страхе. Это смирение, - именно смирение, а не кротость, - и насмешливая трезвость даже в минуты высокого торжества. Величавая скорбь и вечно молодая озорная улыбка. Женственность самая нежная и мужество самое отважное. Сильная изящная мысль ученого, ясновидение строгой пророчицы и неподдельно наивное изумление перед красотой земли и тайнами жизни и та древняя ведовская одержимость, когда чародейка и сама зачарована любовью, дыханием земли, колдовскими ладами озорного слова.
      Наше священное ремесло
      Существует тысячи лет...
      С ним и без света миру светло,
      Но еще ни один не сказал поэт.
      Что мудрости нет, и старости нет,
      А может, и смерти нет.
      Анна всея Руси, венчанная двойным венчанием - терновым венцом и звездной короной поэзии.
      Ее поэзия целостна и многолика, она растет из живых противоречий, из единства неостудимо пылающего смятенного сердца и разума блистательного, как снег на вершинах гор. Она открыта, распахнута настежь и сокровенна, таинственна, как сама жизнь. Ее жизнь исполнена безмерных страданий и беспримерных побед, часов горя и мгновений счастья, - жизнь противоречивая и прекрасная, как поэзия.
      В ее стихах живут напевы русских песен - скорбных плачей, и тихих молитв, и лукавых частушек, - безысходная острожная тоска и та светлая радость, что всегда с тенью печали; дыхание русских лесов и рек; белые ночи; строгие ритмы петербургского гранита и темных садов; шелест царскосельских рощ и разрывы снарядов на улицах блокадного Ленинграда... Все, все это живет в стихах Ахматовой. Они глубоко своеобразны. В самых несходных между собою - по настроению, по темам, ритмам, словарю, - всегда явственно ощутим особенный Ахматовский лад, звучит единственный, неповторимый голос. И вместе с тем всегда очевидно живое кровное родство с Пушкиным - родство прямого поэтического потомка, родство слова и мироощущения, глубоко национального, но именно поэтому вселенского.
      Поэзия Анны Ахматовой олицетворяет Россию не только тем, что запечатлела природу, историю и современность России, ее бытие и быт, боли и радости. Но и тем, что воистину по-русски охватывает весь мир, - любовью и мудростью обнимает Европу и вселенную. Достоевский в речи о Пушкине сказал: "Назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит... стать братом всех людей, всечеловеком".
      В Анне Ахматовой так же, как в Блоке, Цветаевой, Мандельштаме, Маяковском и Пастернаке жива эта пушкинская "всемирная отзывчивость", о которой говорил Достоевский.
      В ее стихах живут - именно живут - образы древней Эллады и Рима, библейского Востока, давней и современной Европы. Музы Данте и Шекспира это и ее музы. Страдания Лондона, пылающего под фашистскими бомбами, боль Парижа, захваченного гитлеровцами, - это и ее страдание и ее боль. С неподдельной любовью и с мудрым проникновением в душевный мир других народов, других эпох переводила она стихи древнего и современного Востока, поэтов всех славянских стран и поэтов Эстонии, Румынии, Норвегии.
      И в каждой строке ее стихов и прозы и поэтических переводов чудотворствует "русская речь, великое русское слово".
      Величие Ахматовой тем более внятно и явственно, что проступает отнюдь не на тусклом фоне. Она ведь и наследница и современница, и соотечественница великанов. В небе русской поэзии, наш век сверкает несравненным созвездием. Блок, Гумилев, Хлебников, Есенин, Маяковский, Мандельштам, Цветаева, Пастернак... Ахматова замыкает ряд; завершает целую эпоху такого величия и богатства русского поэтического слова, которое по-настоящему оценят, пожалуй, только внуки и правнуки. Поэты, как звезды, угасая, продолжают светить все более далеким пространствам, все новым поколениям. И новые люди открывают в них новые оттенки спектра, новые частицы живой энергии. Ахматова бессмертна, как русское слово. А ее хулители осуждены либо на высшую меру полного забвения, либо на вечный стыд в геростратовой нонпарели комментариев к последнему тому академического полного собрания ее Сочинений.
      Для всех, кто знал Анну Андреевну, кто испытал великое счастье видеть ее, слышать ее, для всех нас отныне жизнь стала бледнее, глуше, тусклее.
      Однако и нам остается одно печальное и гордое утешение. Сегодня и верующие и неверующие равно убеждены в бессмертии ее души, в том, что отныне и присно и во веки веков будет все неоспоримее утверждаться величие ее творчества и жизни.
      Вечная память. Нет, это не только слова молитвы - заупокойной скорбной мольбы и надежды. Это убежденное знание. Понимая и чувствуя первозданную суть каждого слова, мы знаем и верим - ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ.
      6 марта 1966 года.
      ВРЕД ЦЕНЗУРЫ
      В Президиум 4 съезда Союза писателей СССР.
      1. Письмо А.Солженицына, обращенное к Съезду, представляется мне своевременным и заслуживающим серьезного обсуждения.
      Считаю необходимым, чтобы Съезд и руководство Союза обратили внимание на следующие обстоятельства:
      2. Деятельность Главлита в тех масштабах, которые она приняла за последние годы - вмешательство цензоров в тематику, содержание и стилистику художественных произведений - противоречит Основному Закону нашего государства.
      3. Деятельность Главлита в ее конкретных конъюнктурных проявлениях и последствиях противоречит и решениям 3-х партийных съездов. Примеры: запрет произведений В.Гроссмана, А.Бека, К.Симонова, Е.Драбкиной; долгие мытарства и произвольные сокращения, которым подвергались произведения М.Булгакова, В.Каверина, В.Катаева, Е.Мальцева и других; запрещение упоминать одобрительно имена А.Солженицына, Б. Можаева, Ю.Оксмана и т. д.
      Каждый литератор может привести еще немало подобных примеров.
      4. Деятельность Главлита вредит - и притом часто непоправимо - не только литературе, искажая художественные произведения, деморализуя авторов и редакторов, но и всему народу, так как подрывает доверие к печатному слову, воспитывает лицемерие, приспособленчество, равнодушие ко лжи, гражданскую безответственность.
      5. Деятельность Главлита в ее нынешнем состоянии, т. е. беспримерное и противозаконное расширение прав цензуры, не укрепляет государство, а дискредитирует его.
      Административными средствами можно создать видимость порядка, единства, дисциплины. Но только видимость и только на короткое время.
      Пора бы нам уже научиться извлекать уроки из исторического опыта, чтобы, заботясь об устранении сегодняшних малых затруднений, не создавать почвы для завтрашних, более значительных.
      23 мая 1967 года.
      Примеры запретов.
      В. Гроссман - вторая часть романа "За правое дело"; рукопись была "арестована" после обыска КГБ; частично опубликована в журнале "Континент" (1976).
      А. Бек - роман "Новое назначение; опубликован на Западе.
      К. Симонов - военные дневники; опубликованы позднее со значительными купюрами.
      Е. Драбкина - "Зимний перевал", очерки о последних годах жизни Ленина; опубликованы позднее с купюрами.
      ВОЗМОЖНА ЛИ РЕАБИЛИТАЦИЯ СТАЛИНА?
      Ответ на вопросы работника редакции журнала "Тагебух" (Вена).
      Дорогой друг, Вы писали мне с большой тревогой о тех публикациях в советской печати, которые произвели на Вас "крайне неприятное впечатление". Вы называете статью Деборина и Тельпуховского ("Вопросы истории КПСС" №9, 1967 г.) , мемуары Ворошилова ("Октябрь" №10), романы В.Закруткина и В.Кочетова ("Октябрь" №6 и №10) , книгу Кочетова "Город в шинели" и поэму С. Смирнова ("Москва" №10, 1967 г.). Во всех этих публикациях, различных и по темам и по жанрам, Вы усматриваете выражение одной и той же тенденции желание реабилитировать Сталина. Совершенно естественно, что Вы не только огорчены, но и серьезно озабочены тем, что вопреки всему, что стало известно за последние 14 лет, вопреки опыту миллионов людей и неопровержимым документам, все же находятся советские публицисты и беллетристы, которые полагают возможным утверждать, будто Сталин, хотя и допустил "некоторые ошибки", но его деятельность в общем и целом была прогрессивна, полезна и нашей стране и мировому рабочему движению. Вы хотите знать, что я об этом думаю. Попытаюсь, по возможности коротко, ответить на Ваш вопрос.
      Я думаю, что Вы правы, резко осуждая неисправимых служителей сталинского культа. Но я надеюсь, что их усилия напрасны и Ваши опасения окажутся преувеличенными.
      Защитники Сталина апеллируют к объективной исторической правде. Мол, разве не Сталин возглавлял партию и государство в годы индустриализации, Отечественной войны, в годы бесспорных достижений и побед?
      Взывая к исторической справедливости и ссылаясь на необходимость воспитывать новые поколения в духе социалистического патриотизма, в уважении к революционным традициям, они считают даже своим долгом утверждать, будто Сталин был выдающимся государственным деятелем и стремился быть только полезным делу социализма и нашей Родине.
      Однако, рассматривая все ныне уже общеизвестные факты, следуя принципам исторической марксистской науки и учитывая действительное воздействие этих фактов на идеологию и нравственное сознание молодежи, нельзя не признать, что любые попытки реставрации сталинского культа могут привести лишь к последствиям диаметрально противоположным тому, на что рассчитывают самые благонамеренные реставраторы.
      * * *
      Возникновение и развитие культа Сталина в 30-е и 40-е годы было следствием многих объективных и субъективных предпосылок.
      - Миллионы людей были убеждены в том, что наша страна - это одинокая крепость, осажденная смертельными врагами и поэтому считали необходимой максимальную централизацию управления, укрепляемую железной дисциплиной.
      - Успехи промышленного и культурного строительства у нас, особенно выделявшиеся на фоне всемирного экономического кризиса и наступления фашизма, служили аргументами для тех, кто утверждал, что все наши беды и лишения - только случайные неполадки или следствие вредительства, зато все достижения суть плоды гениального руководства "корифея всех наук".
      - Доверие к печати и государственному аппарату - к ведомству государственной безопасности, прокуратуре и судам - было массовым и у большинства людей подавляло и память и сомнения даже тогда, когда вчерашних вождей и героев называли изменниками, шпионами, врагами народа, когда перекраивалась история и Сталину приписывали подвиги, которых он никогда не совершал, а его противникам - преступления, в которых они были неповинны.
      - Слепое доверие укрепляли массовые репрессии. Одних они запугивали, а других убеждали в том, что коварные враги вездесущи, что любые колебания в правильности слов и поступков вождя, либо даже только недостаточно жестокие расправы с колеблющимися и сомневающимися помогают врагам.
      - В условиях войны и в предвоенные годы все эти объективные и субъективные предпосылки усиливались и естественно и искусственно. Например, я принадлежу к тем, кто именно во время войны полюбил Сталина. Он был главой нашего государства, нашей армии. И мы олицетворяли в нем нашу веру в свои силы, нашу надежду на победу, нашу любовь ко всему, за что мы боролись и готовы были умереть. Мы приписывали ему все достоинства, которые видели в лучших из наших товарищей. И мы поверили в миф о великом всезнающем вожде потому, что хотели иметь такого вождя. Мы сами создавали этот миф, кто сознательно, а кто бессознательно. И даже те из нас, кто не был убежден в его реальности, был зато убежден, что именно такой миф - это историческая необходимость, полагая, что наша победа невозможна без неограниченной веры в вождя, в его абсолютный авторитет.
      Понадобилось много лет и два партийных съезда, понадобилась историческая дистанция для того, чтобы мы могли по-настоящему оценить опыт прошлого. И в свете фактов, которые стали известны за время после 1953 года, мы окончательно поняли, какого гнусного "голого короля" наряжало наше слепое доверие, наш фанатизм и как дорого этот миф обошелся нашей стране и международному рабочему движению.
      * * *
      Двадцать или еще десять лет тому назад можно было, не зная фактов, либо стараясь обмануть себя мнимо-диалектическими софизмами, выступать одновременно и за социализм и за Сталина, желать блага советской стране и вместе с тем верить в мудрость сталинской политики. Сегодня это уже невозможно. Все, что стало известно за последние годы, когда были опубликованы ранее скрывавшиеся документы, свидетельства тысяч людей, в том числе и старых коммунистов, - раз и навсегда уничтожило мифологию сталинского культа.
      - Сегодня общеизвестно и однозначно доказано, что именно тираническое некомпетент-ное вмешательство Сталина в руководство сельским хозяйством в 1929-33 г. г. и после войны приводило к голодовкам, к разрушению экономических основ не только индивидуальных, но и коллективных крестьянских хозяйств.
      - Сегодня общеизвестно и доказано, что именно по воле Сталина в 1935-40 годах были арестованы, сосланы, заключены в лагеря миллионы, а казнены или замучены - сотни тысяч людей, и среди них подавляющее большинство ведущих командиров Красной армии, большинство опытных и образованных руководителей промышленности. В эти годы в сталинских тюрьмах и лагерях было заключено больше коммунистов, чем во всех капиталистических и фашистских странах вместе взятых.
      Подавляющее большинство делегатов всех партийных съездов, в том числе 17-го, непосредственно предшествовавшего началу массового террора, большинство членов ЦК, членов республиканских правительств, краевых и областных партийных комитетов были арестованы и осуждены как "враги народа"; многие погибли.
      - Сегодня общеизвестно и доказано, что именно Сталин пытался превратить пакт о ненападении и дружбе с Германией в 1939-41 году в агрессивный союз с Гитлером; называл его противников "империалистическими агрессорами" и запрещал всякую антифашистскую пропаганду. Он, будучи патологически подозрительным, не доверяя своим давним друзьям и товарищам (Енукидзе, Орджоникидзе, Постышеву, Тухачевскому и др.) по непостижимым причинам был исполнен наивного доверия к Гитлеру настолько, что пренебрег многочислен-ными предупреждениями, поступавшими по разным каналам, пренебрег точнейшими данными агентурной разведки и обрек нашу армию на тяжкие поражения, всю страну, весь народ на страшные потери и жертвы.
      - Сегодня общеизвестно и доказано, что в послевоенные годы, по воле Сталина, снова миллионы людей подверглись жестоким репрессиям. Целые народности: немцы Поволжья, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы, крымские татары и крымские греки были изгнаны из родных мест, были оклеветаны и сосланы именно как народности. Подавляющее большинство бывших советских военнопленных, и среди них недавние заключенные фашистских концлагерей были сурово наказаны как изменники родины, отправлены в тюрьмы и каторжные лагеря. Их трагическая судьба воплощена в "Иване Денисовиче" герое повести Солженицына.
      - Сегодня общеизвестно и доказано, что Сталин затеял клеветническую травлю Югославии и старался перенести методы ежовско-бериевского террора в Польшу, Болгарию, Венгрию, Румынию и Чехословакию.
      * * *
      Вот почему сегодня оправдывать и возвеличивать Сталина - значит клеветать на социализм.
      Сегодня защищать Сталина могут лишь те чрезвычайно наивные простаки из престарелых сановников, военных и штатских пенсионеров, которые рассуждают подобно анекдотическому персонажу Достоевского: "Если Бога нет, то какой же я штабс-капитан?", - либо уж вовсе бессовестные циники, сторонники иезуитского принципа "цель оправдывает средства", не желающие понять, что сталинские "средства" уже сами по себе отрицают цели, на которые ссылаются для их оправдания.
      - Сегодня пытаться реабилитировать Сталина, повторять сказки о его добродетелях, сказки, разоблаченные множеством документов, опубликованных после 20-го и 22-го съездов партии и лгать о его преданности Ленину, как лгут Закруткин и Кочетов, - означает лишь снабжать пропагандистским оружием врагов коммунизма, идеологически подыгрывать им и вместе с тем воспитывать у нашей молодежи цинизм, лицемерие или гражданское двоедушие и возбуждать презрительное недоверие именно к тем идеям, которым реставраторы культа личности клянутся в верности.
      - Вот почему такие мемуары, статьи, стихи, беллетристика, о которых пишете Вы, независимо от субъективных намерений авторов, объективно вредят нашей стране и нашей партии, вооружают ее противников, разоружают или отталкивают друзей.
      Что можно предпринять против этого? Опыт истории свидетельствует, что любая идеологическая цензура всегда лишь приносит вред здоровым силам культурного развития. Еще более вредны административные преследования по идеологическим поводам. Поэтому я убежден, что недопустимо требовать, чтобы запрещали произведения, подобные упомянутым выше, чтобы их авторов как-то ограничивали или наказывали. Это означало бы применять к последышам сталинщины их же собственные методы и тем самым возрождать сталинщину под иной вывеской. По-моему, необходимо нечто совсем иное.
      Существенно ослабить вред, причиняемый такими произведениями и предотвратить опасное расширение подобной идеологии может только объективное, критическое исследование и в нашей печати и в печати братских партий. Неисправимые служители и реставраторы сталинского культа больше всего опасаются именно свободного обмена мнениями, боятся гласности, боятся конкретной исторической правды и настоящей марксистской критики. Не нужно мешать ни Дебориным, ни Кочетовым, никому из им подобных, сочинять и публиковать все, что им нравится, но нельзя мешать и тем, кто хочет их оспорить. Только так можно воспрепятствовать возрождению сталинщины. А препятствовать необходимо и для нашей страны и для всех ее друзей, для дела социализма во всем мире.
      ГОСБЕЗОПАСНОСТЬ, ИДЕОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА
      Письмо в Секретариат ЦК КПСС
      Копии: Президиуму Верховного Совета СССР, Генеральному Прокурору СССР, Президиуму Верховного Суда СССР, Президиуму Верховного Суда РСФСР, адвокатам Б. Золотухину и Д. Каминской.
      За все, что совершается от имени советского государства, несет ответственность каждый гражданин и тем более каждый член КПСС. Сознавая эту ответственность, я считаю своим гражданским и партийным долгом, несмотря на то, что все мои прежние попытки таких обращений остались без ответа, вновь писать вам, потому что не могу поступить иначе.
      1. Судебный процесс по делу Галанскова, Гинзбурга, Добровольского, Лашковой принес новый ущерб престижу нашего государства, стал для нас новым поражением в той идеологической борьбе, которая идет во всем мире и у нас в стране.
      2. Этот процесс свидетельствует о том, что его устроителей ничему не научил политический опыт процессов Бродского, Синявского, Даниэля, Хаустова, Буковского и др. Снова нашлись следователи, прокуроры и судьи, которые дают аргументы нашим противникам и возбуждают колебания, разочарование и возмущение в рядах союзников и друзей.
      3. Таким образом, этот процесс вновь подтверждает исторический урок: всякий раз, когда идеологическую борьбу и политико-воспитательную работу начинают "подкреплять" - и, значит, неизбежно подменять, административно-репрессивными средствами, всякий раз, когда ведомство госбезопасности, прокуратура и суды начинают вторгаться в культурную жизнь для преследования "идеологических диверсий", это приносит неисчислимый вред как нашей культуре и международному престижу, так, в конечном счете, и собственно государственной безопасности.