Расположенный на склоне горы дом ничем не напоминал игрушечные домики, спланированные архитекторами новой школы для ублажения туристов. Здесь не было ни зеленых ставень с изображением сердца, пронзенного стрелой, ни красных черепиц, ни балконов, выступающих под навесом кровли.
      Место встреч, названное Бекманом, представляло собой типичное для этого района строение: большой деревянный ящик с наложенными друг на друга досками и с кровлей из толстого черного шифера. За исключением покрашенных в белый цвет оконных рам, дом потемнел от времени и непогоды. Дом стоял на сваях, поддерживаемых белыми булыжниками, и производил впечатление чего-то непрочного. Из распложенных на фасаде двух лестниц в форме буквы V одна вела в жилое помещение, а другая – в крытое гумно.
      Домик у подножия гигантской горы можно было сравнить с мышью, зажатой между львиными лапами, и трудно было сказать, что вызывало большее восхищение: доверчивость мыши или милосердие хищника.
      Над домом, зацепившись за каменные откосы склона, повисли снежные проталины, издали напоминающие сохнущие простыни. Бесконечные ряды сосен с торчащими ветвями задыхались от наступления горных вершин, башни и бойницы которых терялись в облаках. Над долиной высились скалы. Этот пейзаж был очень далек от трех изображений ласковой природы, которые были наклеены на крышках коробок для сыра.
      Ночью таможенная служба заняла стратегические пункты, прикрывающие доступ к ущельям и горным хребтам. Жандармерия охраняла деревню и долину. Два военных вертолета находились в полной готовности. Тяжелый пулемет был установлен на позиции в убежище, затерянном среди снегов. Здесь ожидали приказов капрал и четверо солдат.
      Ровно в семь часов Судзуки сел в машину бакалейщика, снабжавшего продовольствием отдаленные населенные пункты. Бакалейщик был лысым горцем с обветренным лицом, которому не дашь его шестидесяти лет. Он прекрасно знал дорогу вплоть до мельчайших выбоин.
      – Вот уже сорок лет как я развожу продукты, – сказал он японцу. – Конечно, я не всегда ездил на машине, раньше у меня был только мул.
      Несмотря на груз, малолитражка, петляя, карабкалась с легкостью лани.
      – Вы с кем-то договорились о свидании в доме? – спросил бакалейщик. – В противном случае там никого не будет.
      – Прежде чем говорить о цене, – ответил уклончиво японец, – мне бы хотелось взглянуть на дом.
      – Это маленькая ферма, выкупленная отдыхающими, – объяснил торговец. – Она благоустроена, но неудачно расположена. Люди приезжают сюда по пятницам. Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что купившие этот барак просто выкинули деньги на ветер. Странные люди, честное слово. Я вам скажу одну вещь, которая вас очень удивит: я знаю здесь всех и каждого, но я ни разу еще не видел владельца.
      – Меня это нисколько не удивляет, – возразил японец.
      Машина долго ехала по краю пропасти. Водитель был настолько уверен в себе, что временами отпускал руль. Машина незаметно набирала высоту. Деревня лежала теперь далеко внизу и казалась крохотной в утреннем тумане, напоминая деревушки из сказок, в которые спускались с гор дети-гиганты и забавлялись тем, что приподнимали крыши домов и заглядывали внутрь.
      – Если я вас правильно понял, – сказал японец, – посетители этого дома не являются вашими клиентами. Вы знаете кого-нибудь из них?
      – Да, раз в неделю кто-нибудь из них спускается в деревню…
      Описанные бакалейщиком двое мужчин были похожи на Бекмана и Вилли.
      Это подтверждало предположение Судзуки.
      – Зачастую они дожидались наступления ночи, чтобы подняться туда, – неожиданно уточнил бакалейщик.
      – То есть? – спросил Судзуки, заинтригованный.
      – Они ждут, когда приедет владелец.
      – Им видно, когда он приезжает?
      – Не думаю.
      В глубине души водитель был недоволен тем, что знал так мало. Его самолюбие было уязвлено, так как ему хотелось быть в курсе всего, что здесь происходило.
      – Посетители отправляются после того, как в доме зажигается свет. Иногда свет так и не загорается, и тогда они уезжают, не поднимаясь в дом.
      – Действительно, это весьма странно, – заметил Судзуки.
      – Некоторые утверждают, что владелец спускается с гор, – пояснил торговец. – Должно быть, он живет где-то по другую сторону горы.
      – В Италии?
      – Кое-кто так думает.
      Дальнейший разговор был полон недомолвок: кто говорит граница, подразумевает торговлю контрабандой.
      – Я остановлю здесь, – сказал бакалейщик. – Матильда II выше не поднимается.
      – Матильда II? – удивился Судзуки. – Это ваша вторая машина?
      – Нет, первая. Матильдой I был мой мул, самка. В нашей семье по традиции всех женщин называют Матильдами.
      Судзуки вышел из машины, не пытаясь разгадать связь между мулом и автомобилем. Бакалейщик решительно отказался взять деньги за оказанную им услугу.
      – Желаю удачи, – крикнул он, пустив галопом Матильду II по козьей тропе.
      Подняв голову, Судзуки увидел крышу дома, вырисовывающуюся на лазурном фоне. Каменный фундамент был поднят на сваях. Настоящее орлиное гнездо. Чтобы добраться до него, нужно было подняться по дороге, выдолбленной в скале, а затем по высеченным ступенькам лестницы.
      Поднявшийся наверх попадал на террасу, свисавшую над долиной с серебряными соснами, которые, казалось, были нарисованы детской рукой.
      Вблизи дом был вполне приличным. От двери по обе стороны расходились деревянные лестницы. В двери, служившей главным входом, а раньше, по-видимому, входом в загон для коз, было вырублено оконце, занавешенное легкой и пыльной шторой.
      По мере того как Судзуки поднимался по тонким ступеням, у него все больше кружилась голова. Он ощущал необыкновенную легкость, как птица, готовая взлететь. От внезапного сильного порыва ветра он едва не потерял равновесие. Через отверстие на площадке верхнего этажа он видел бездонную пропасть.
      Вдруг послышался скрип открывающейся двери. От неожиданности он вздрогнул. До него донесся запах сырости и плесени.
      – Входите же, господин Судзуки, – произнес слащавый голос откуда-то сверху. Акцент показался ему знакомым.

      Японец прошел мимо окна с открытыми ставнями, в котором только что загорелся яркий свет. Он вошел в приоткрытую дверь и очутился в гостиной с плетеной мебелью. Вид ее был явно не жилой. Желтые полосы на облупленном потолке свидетельствовали о сырости.
      Напротив входа возвышался огромный письменный стол, что чрезвычайно поразило Судзуки. Он был готов ко всему, кроме этого. За столом, в том месте, где он ожидал увидеть своего собеседника, он увидел свое собственное отражение. На столе было установлено большое зеркало, как раз напротив кресел для посетителей.
      Заглянуть же за зеркало не представлялось возможным, так как оно являлось одновременно передней стенкой стеклянной клетки, встроенной в стену. Что находилось внутри клетки – или прохода? – было скрыто от глаз занавеской, укрепленной на металлическом шарнире. Таким образом, можно было подойти к столу из глубины комнаты и выйти тем же путем, не показываясь на глаза посетителям.
      Лицо японца выражало разочарование. Он услышал ироничный голос своего собеседника.
      – Разочарованы? Обижены? Не стоит обращать внимания на эти пустяки, в то время как нам предстоит обсудить серьезные вещи.
      Судзуки подумал, что времени на все может не хватить, так как силы полицейских разворачивались для схватки и дом вскоре должен был быть окружен. Тиски сжимались.
      Судзуки раздражало, что его собеседник мог спокойно его разглядывать, оставаясь невидимым сам. Едва уловимым жестом левой руки он нащупал свой херсталь. В ту же секунду прозвучал насмешливый голос:
      – Не стоит рассчитывать на пистолет, так как стекла клетки пуленепробиваемы. Простите мою осторожность, но, когда мы станем друзьями – чего я всем сердцем желаю, – нас не будет больше разделять эта клетка. Стекло с одной стороны прозрачно, а с другой – представляет собой зеркало. Надеюсь, что в ближайшее время мы закрепим нашу дружбу поднятием другого стекла.
      Эта шутка сопровождалась чем-то вроде ржания. Голос его собеседника доносился изнутри герметичной клетки, и Судзуки мог слышать его благодаря громкоговорителю. Это объясняло искажение тембра и помехи.
      Сидя со скрещенными руками под софитом прожекторов, укрепленных на потолке и ослепляющих его своим ярким светом, японец закрыл глаза и решил не нарушать молчания, которое он хранил с начала этой странной встречи. Он умел придать своему лицу жесткое и бесстрастное выражение, характерное для масок театра Но.
      Его собеседник напрасно терял время, если рассчитывал прочесть что-либо на его лице, не более выразительном, чем лицо мумии.
      – Я сохранил вам жизнь, потому что вы меня интересуете, – сказал невидимый голос. – Вам известно лучше, чем кому-либо другому, почему я заинтересовался патентами Энгельберга. Американцы поручили вам сохранение этого секрета. Попытка Бекмана сорвалась. Сейчас только вы можете завладеть этими патентами, чтобы передать их нам. Вы предприимчивы, господин Судзуки, и, кроме того, вы вне всяких подозрений. Мы должны договориться. Сотрудничая бок о бок, мы сможем добиться поразительных результатов, и нам нечего будет опасаться. Полиция не станет больше вмешиваться в мои дела. Очень скоро вы получите подтверждение моим словам.
      Подумайте над моим предложением. Я не требую от вас сиюминутного ответа. Цену назначаете вы. В сегодняшнем мире головорезы, не имеющие научного багажа, не представляют никакой ценности. Мне нужны техники и инженеры. Я уже давно наблюдаю за вами. Вы обладаете всеми необходимыми качествами.
      «И даже сверхнеобходимыми», – подумал про себя японец, у которого внутри все клокотало.
      Неосторожность человека, наблюдавшего за ним и так плохо его знавшего, будила в нем жажду крови, однако внешне он оставался бесстрастным.
      Человек-невидимка говорил самоуверенно:
      – Мне ничего не стоило убить вас у вдовы Тишо, поверьте. Но эта операция была направлена на запугивание полиции, как ее правильно поняли. Подтверждением тому являетесь вы. Полиция отправила вас на разведку, следуя на почтительном расстоянии.
      Мы воспользовались этим обстоятельством, чтобы немного поболтать, я хочу сказать, что это мне позволило сделать вам предложение без свидетелей.
      По расчетам Судзуки, этот монолог должен был оборваться с минуты на минуту вторжением полицейских, которые сейчас должны были уже быть на подступах к дому, готовые в любую минуту вмешаться в разговор.
      Согласно разработанному в генштабе плану, полицейские подразделения должны были подойти к дому с флангов, так как на торцах не было ни дверей, ни окон.
      – А вот и полиция, – неожиданно сказал Невидимка. – Мне нужно сказать им тоже несколько слов.
      Только после этого Судзуки отчетливо услышал шум прерывистых шагов этажом выше. Спустя еще секунду заскрипели ступеньки лестницы.
      – Входите, господа! – послышался голос Невидимки, приведший в замешательство первого полицейского, показавшегося наверху лестницы с автоматом в руках.
      За ним появились еще двое и наконец с громким криком ворвался сержант:
      – Сдавайтесь, вы окружены! Невидимый голос насмешливо заявил:
      – Нет, я не сдамся. Меня нельзя окружить. Стеклянная клетка стала мишенью для трех автоматов и одного пистолета.
      Японец встал и повернулся к представителям закона. С начала операции это были его первые слова:
      – Господа, вы можете спокойно вернуться домой. Нас разыграли.
      – Одну минутку, – сказал голос в то время, как комната наполнялась другими вооруженными до зубов полицейскими. – Пользуясь тем, что вы все в сборе, мне хотелось бы вас предупредить, что, если вы будете и дальше вмешиваться в мои дела, вам не сдобровать. Я всегда найду дюжину головорезов, готовых с вами сразиться; не все ваши дети найдут нового отца, а вдовы – нового мужа. Кроме того, я хочу сообщить вам, что цель, которую я преследую, не имеет ничего предосудительного. Я выполняю в высшей степени гуманистическую и мирную миссию. Поскольку вы собрались здесь для того, чтобы расправиться со мной, я подам вам пример. Тот из вас, кто стоит на самом верху, расплатится за остальных. Честь имею, господа. Ложитесь! Я разрушаю дом. Будьте осторожны с огнем и осколками.
      В ту же секунду стеклянная клетка разлетелась вдребезги от взрыва. На вытянувшихся на полу полицейских посыпалось стекло и строительный мусор. Комната наполнилась едким дымом. Из груды обломков, накрытой серыми шторами клетки, вырвалось пламя.
      Неожиданно прозвучал спокойный голос Судзуки:
      – Я вас предупреждал, комиссар Зайдер, от этой операции толку не будет.

      Полицейские ничего не понимали. Они надеялись найти труп среди обломков.
      – Не ищите напрасно, – посоветовал им Судзуки. – Вы все равно ничего не найдете, кроме остатков обычного телематериала: камеры и приемного устройства. Человек, голос которого вы слышали, никогда здесь не появлялся и не появится. Его хитроумный план заключался в том, чтобы Бекман поверил в его присутствие.
      Когда Зайдер воочию убедился, что в доме больше делать нечего, он вышел вслед за Судзуки.
      – Я понял, с кем мы имеем дело, – сказал японец.
      – С кем?
      – С китайцами. Можно безошибочно установить национальность человека, говорящего на чужом языке. У китайцев свой характерный английский. Я достаточно долго жил в Гонконге и берусь утверждать, что руководитель их сети родом из Кантона.
      – Вся эта идея чисто китайская, – согласился Зайдер.
      – На самом деле телеустановка является американским изобретением, – возразил Судзуки. – В ближайшем будущем это изобретение полностью изменит американский образ жизни. «Оставайтесь дома» – таков новый девиз. Невидимые камеры следят и контролируют работу персонала гораздо лучше, чем вы сами. Оставаясь дома, вы можете читать почту и отвечать на письма. Вы можете руководить работой предприятия или лаборатории с вашей загородной виллы, принимать на ней почетных гостей, другие будут довольствоваться общением с вашим изображением. Таковы основные моменты рекламной кампании.
      Зайдер был растерян. Он никогда не сталкивался со столь хорошо организованным противником.
      – Азиаты всегда идут на крайности, – сказал Судзуки. – Так, идея молниеносной войны принадлежит немцам, но первыми применили ее японцы. Русские придумали коммунизм, а китайцы взяли его доктрину, причем во всех ее крайностях.
      – К чему мы придем, – воскликнул Зайдер, – с таким невидимым противником, который посылает против нас настоящих головорезов? Поскольку этот китаец где-то обитает, необходимо его найти.
      – Даже если вы его найдете, вы ничего не сможете против него сделать.
      – Как это так? – взревел комиссар, ничего не понимая. – Сначала найдите его мне, а дальше мы посмотрим.
      – Вы увидите, что его нет в Швейцарии и он никогда не был в этой стране, – спокойно объяснил японец. – Он может находиться в Италии, во Франции, в Австрии или в Лихтенштейне – одним словом, в одной из соседних стран, но не в Швейцарии. Вы не сможете добиться его выдачи. Международное право гласит: для выдачи преступника обратившейся с ходатайством по этому поводу стране необходимым условием является доказательство его предшествующего физического присутствия в данной стране.
      – Великолепно, – ответил Зайдер, – но мы можем потребовать, чтобы преступника судили в стране его пребывания. Я тоже знаком с международным правом.
      – Еще одна иллюзия, – прервал его Судзуки. – Шпионство в Швейцарии не рассматривается другими странами ни как преступление, ни даже как правонарушение. Другими словами, этот человек не подпадает ни под одну из юрисдикций соседних стран. Он квалифицируется преступником только в Швейцарии, а у вас нет никакой возможности заманить его сюда.
      – Ваши рассуждения справедливы для международного права, но не для уголовного, – возразил комиссар. – А ваш китаец дал распоряжение о совершении террористического акта, то есть уголовного преступления на территории Швейцарии.
      – Чтобы это доказать, необходимо по крайней мере задержать Вилли и заставить его говорить. Но строить обвинение на его свидетельстве – безнадежная затея. Как Вилли может обвинять человека, которого он никогда не видел?
      – Значит, мы бессильны. Что вы мне посоветуете: вернуться домой и лечь спать?
      – Я советую вам быть начеку, так как этот китаец, господин Икс, приговорил вас к смерти.
      – Этого только не хватало! – взорвался Зайдер. Действительно, в конце своей профессиональной карьеры ему приходилось заново пересматривать свои представления и принципы – все, что он приобрел за двадцать лет.
      Внутри у него все клокотало от бессильной злобы. Он разразился страшными ругательствами и почувствовал облегчение.
      – Я сдеру шкуру с каждого из них! – поклялся он. – Ведь кто-то же установил эту клетку. Кто-то ведь завербовал Вилли и других бандитов. Ведь они отправились в домик в горах, не ведомые Святым Духом или по мановению волшебной палочки?
      – Нет, – спокойно ответил японец, – но организатор операции, по всей видимости, покинул Европу до начала ее проведения. Сейчас он либо возвращается в Китай, либо устанавливает аналогичное устройство где-нибудь в другой части мира.
      Но Зайдер продолжал думать о своем:
      – Жаль, что я не смог по-настоящему допросить Бекмана.
      – Он ничего бы вам не сказал; он был уверен, что господин Икс находится в доме.
      – Но ведь он слышал, что голос идет из громкоговорителя.
      – Да, – признал японец. – Но он объяснял необходимость в громкоговорителе наличием герметичной и пуленепробиваемой клетки. К этому объяснению его подвел сам господин Икс.
      – Необходимо найти Вилли и заставить его говорить, – решил Зайдер. – Другого выхода нет.
      – Вилли может вам сообщить не больше чем Бекман. Единственное, что вам нужно сделать, – это арестовать господина Икс.
      У комиссара широко раскрылись глаза.
      – Это после всего, что вы сказали?
      – Господин Икс нуждается во мне, – ответил японец. – Он хочет, чтобы я на него работал, на его организацию. Именно поэтому он щадил меня до сих пор.
      – Он хочет вас завербовать? Вас? – вскричал Зайдер, потрясенный услышанным.
      – Это вполне логично. Он воспринимает меня скорее как конкурента, чем как противника. Я зарабатываю на жизнь, оберегая секреты, которыми он должен овладеть. Что делают китайские коммерсанты, несравненные в мире, когда они не могут убрать конкурента? Они заключают с ним сделку.
      – Только этого не хватало, черт возьми! Апломба ему не занимать!
      – В этом его уязвимость. Он сам ее раскрыл, – сообщил японец. – Он страдает мегапоманией, то есть манией величия, и испытывает глубокое презрение к себе подобным. Воспользуемся его психологическим заблуждением. Действительно, недооценивать своих противников – это большой недостаток.
      – Что вы собираетесь делать?
      – Принять его предложение, – холодно сказал Судзуки.
      – Вы хотите сказать, что будете на него работать?
      – Вот именно.
      – Вы же не считаете его дураком?
      – Он только что доказал, что он ни в чем не сомневается.
      – Но если вы придете к нему с пустыми руками, он вас уничтожит.
      – Кто вам сказал, что я приду с пустыми руками? – спросил Судзуки.
      – То есть?
      – Я приму предложение господина Икс, – подтвердил японец с трагической решимостью.
      – Вы продадите секреты Энгельберга?
      – Я брошу вызов.
      – Но это чистое безумие! – воскликнул Зайдер.
      – Не стану отрицать, – ответил японец. – Но вы не понимаете суть проблемы. Этот человек глубоко оскорбил меня, он задел мою честь, предложив мне продаться ему. Я должен смыть этот позор. Мои предки были самураи, я – сын самурая. У нас не шутят с честью. Я отдаю себе отчет в рискованности предприятия. Но я говорю: «Меня оскорбили». Это оскорбление должно быть смыто кровью: один из нас должен уйти. Согласно кодексу Бушидо, другого выхода нет. Он или я. Один из нас должен исчезнуть. Мне хочется, чтобы это был он. Эта возможность традиционно считается самым элегантным решением.

      В отеле Судзуки ожидал сюрприз. Едва войдя в свою комнату, он испытал шок, увидев лежащую на кровати обнаженную женщину. Ее голова свисала с кровати, рука была опущена на ковер. На стуле лежало платье из набивного шелка.
      Улла! Внезапно разбуженная, она не стала изображать из себя разгневанную фурию, а просто сказала: «Наконец-то ты вернулся!» Японец присел на край кровати и наклонился, чтобы поцеловать ее. Она привлекла его к себе и долго сжимала в объятиях, не произнося ни слова.
      – Не беспокойся, – наконец сказала она. – Горничная не даст ключа первой встречной.
      Затем она приподнялась и села, уткнув подбородок в колени.
      По выражению ее лица японец сразу понял, случилось что-то серьезное.
      – Дела плохи, – сказала она. – Мне угрожают.
      – Тебя заставляют выдать патенты?
      – Да, и, если я этого не сделаю, отцу не поздоровится.
      – Звонили по телефону?
      – Да.
      Она добавила сдавленным голосом:
      – Эти люди способны на все. Мне кажется, лучше им уступить.
      Ее лицо приняло упрямое выражение, и она молчала в ожидании реакции японца. Его ответ привел ее в замешательство:
      – В таком случае нас будет двое, – спокойно сообщил он. – Я тоже дал согласие представить патенты. Вопрос в том, кто из нас окажется проворней.
      – Я не шучу, – сказала Улла. – Я хочу уберечь отца от риска.
      – Я тоже не шучу, – серьезно ответил Судзуки. Она посмотрела ему в глаза.
      – Ты хочешь состязаться с людьми, оказавшимися сильнее полиции. Я помешаю тебе совершить эту глупость.
      – Интересно знать, как?
      – Увидишь.
      – Девочка моя, – начал Судзуки, – если тебе еще раз позвонят, ты скажешь, что не можешь завладеть документами и очень об этом сожалеешь.
      – Тогда они пришлют посылку со взрывчаткой или подложат в парк мину замедленного действия. Либо придумают еще что-нибудь. Я не понимаю, почему мы должны рисковать. Мой отец имеет право продать свое изобретение по своему усмотрению. Он ученый, а не солдат. Он ничем не рискует.
      – Твой отец не разделит твоей точки зрения.
      – Я не буду спрашивать его мнения. Я спасу его против его воли.
      – Твоего отца финансировала американская фирма, вложившая большой капитал в это дело. Он не имеет права дважды продать свое изобретение. Отныне он не является его единственным обладателем.
      – Все это из области морали, – презрительно сказала Улла. – К счастью, у женщин больше здравого смысла, чем у мужчин.
      Внезапно она соскочила с кровати и стала натягивать платье.
      – Зачем ты мне все это рассказала? – спросил Судзуки.
      – Я надеялась на твое благоразумие, но я ошиблась…
      – Сегодня все призывают меня к здравому смыслу, как будто сговорившись. Ты уже уходишь?
      – Мне здесь больше нечего делать, – ответила Улла. С нахмуренными бровями и сердитым взглядом она походила на капризного ребенка.
      – Я обожаю тебя сердитой, – заметил японец, вырывая у нее из рук платье.
      Она со всего размаху дала ему пощечину и попыталась отнять платье. Послышался треск рвущейся ткани.
      – Ты порвешь платье, – сказал японец.
      – Пусть смотрят на мою голую задницу. Ты этого хотел.
      Рассвирепев от ярости, она всадила в него свои когти. Дело кончилось рукопашной. Японцу стоило немалых сил усмирить ее.
      Улла была очень хорошо тренированной и обладала недюжинной силой. Кроме того, она не церемонилась в выборе средств и посылала японцу предательские удары в низ живота. Японцу пришлось дать ей две пощечины, в правую и левую щеку, чтобы напомнить правила игры. Однако это только усилило ее ярость. Она начала кусаться, всаживая свои зубы во все, что ей подворачивалось.
      Наконец японец одержал верх. Она сделала вид, что признала себя побежденной и, обхватив его руками за шею, подставила ему свой рот, прикрывая глаза.
      Внезапно она грубо зажала в тисках его шею, пытаясь задушить его. Японец надавил ей указательным пальцем на глотку, после чего она разжала руки.
      – Скотина, – сказала она.
      – Ты использовала запрещенный прием. Неожиданно разогнув свои мускулистые ноги, она приподняла его над собой и бросила на пол по другую сторону кровати.
      Не поднимаясь с ковра, он схватил ее за лодыжки и уложил как ему хотелось.
      – Трус, – крикнула она. – Ты нападаешь на слабую женщину. Ты мне заплатишь за это. Мой любовник, инструктор по плаванию, уничтожит тебя.
      Она еще некоторое время подрыгала ногами, делая вид, что топает. Все закончилось, как и было предусмотрено, вздохами и стонами.
      – Забавно, – сказала Улла, возвращаясь на землю. – Я всегда была очень властной и никогда не терпела возражений. Я командовала в школе и дома. Малейшее сопротивление приводит меня в ярость, но при этом мое самое большое наслаждение – уступить силе другого.
      – Ты не испытаешь этого наслаждения в отношении патентов. Я сегодня же поговорю с твоим отцом и предостерегу его от тебя.
      – Он тебе не поверит.
      – Я знаю, – ответил японец. – Мне придется одним глазом следить за твоим отцом, а другой не спускать с тебя, не считая того, что я должен смотреть в оба за Зайдером. Ему тоже угрожали. Надеюсь, скоро этому конец и мы с господином Икс сыграем партию. Угрозы в твой адрес – это лишь дополнительное давление на меня, оказываемое с целью убедить меня в том, что я должен уступить. Твое спасение в моей уступке. Но это плохой расчет. Он лишь усиливает мое желание выиграть.