Улла оказалась достойным противником. Она обрушилась внезапно, как гроза среди ясного неба. С распущенными волосами, блуждающим взглядом, приоткрытым ртом и грудью, вздымающейся от прерывистого дыхания, она была еще красивее.
      Сейчас, немного вспотевшая и с появившимися под глазами кругами, она постепенно приходила в себя. Она наклонилась, чтобы с благодарностью поцеловать своего партнера: жест, который никогда не обманывает и который не могут заменить никакие слова. Придя окончательно в себя, она поинтересовалась:
      – Ну как моя техника? Мне еще не хватает гибкости? Японец улыбнулся, ничего не ответив.
      – Я не буду ставить вас в затруднительное положение и спрашивать, что вы обо мне думаете, – продолжала она. – Все это от скуки. В Швейцарии скучно всем, кроме туристов. Я не настолько учена, чтобы заняться интересным делом, и слишком ленива, чтобы стать ученой.
      – В общем, вас можно пожалеть.
      – Это правда. К счастью, есть мужчины наподобие вас, которые могут время от времени вывести меня из ступора. Что касается швейцарцев, то они напрочь лишены воображения и практичны до тошноты.
      Судзуки достал из кармана клочок бумаги, переданный ему Энгельбергом, и показал его девушке:
      – Надо же, – сказала она, – мой номер телефона.
      – Ваш личный номер, – уточнил японец.
      – Где вы это нашли?
      – Угадайте.
      – Понятия не имею.
      – В кармане злоумышленника, вчера ночью.
      – Невероятно.
      – Вы уверены, что не знаете этого человека?
      – Вы не должны сомневаться в том, что я говорю… – рассердилась Улла.
      – Я убежден, что вы его знаете, сами того не сознавая.
      – Этого человека здесь не знает никто. Его фотография была напечатана вчера утром во всех газетах.
      – Однако кое-кто его все-таки знал, – возразил Судзуки. – Хотя бы Макс, Мориц и Терри.
      – Мои собаки! Они так прожорливы, что любой может их купить за кусок мяса. Кроме того, их приучили не лаять по пустякам. Они оказались настолько способными, что вообще перестали лаять.
      – Они лают, когда на участке появляется незнакомый человек. Это подтверждают все. Следовательно, они знали этого человека, и притом благодаря вам, так как только вы выводите псов на прогулку за пределы территории.
      Судзуки достал из кармана пиджака увеличенную фотографию, на которой был изображен мужчина в профиль. У него было открытое лицо с мягкими чертами. Улла задумчиво покачала головой.
      – Никогда не встречала его до этой злополучной ночи, – сказала она.
      – Мужчина лет сорока, атлетического сложения, мускулистый…
      – Нет.
      – Не забудьте, что он проявлял больший интерес к вашим собакам, чем к вам.
      Девушка насупилась.
      – Я уже три недели не выводила собак, – объяснила она.
      Внезапно Улла вскрикнула:
      – Погодите, погодите!
      Она вырвала фото из рук японца и стала пристально в него всматриваться.
      – Нет, – вздохнула она, – это невозможно.
      – Что невозможно?
      – Что это тот самый старик, добрый дедушка.
      – Какой еще дедушка?
      – Дедушка с бородкой, который ненавязчиво пытался за мной ухаживать в прошлом месяце. Каждый день я встречала его на своем пути. Он гулял с внуком, очаровательным мальчуганом. Мальчик дарил мне букетики полевых цветов. Я оценивала это как высший знак внимания.
      – Полагаю, когда вы нюхали цветы, дед в это время кормил ваших собак.
      – Действительно. Он давал им сосиски. Но это был седобородый старик, в толстых очках и с брюшком.
      – Бороду можно наклеить и подкрасить, живот подложить, глаза спрятать за очками. Как он был одет?
      – На нем была тирольская шапочка с кисточками, темно-серый костюм, желтые очки.
      Пока Улла описывала портрет старика, японец дорисовывал эти детали карандашом на фотографии. Результат оказался столь потрясающим, что девушка даже воскликнула:
      – Это он, никаких сомнений!
      Если бы она знала, к каким драматическим последствиям приведут ее слова, она бы не произнесла их.
      – Следовательно, – сказал японец, – если бы этому человеку операция удалась, то вы бы никогда не подумали, что он злоумышленник.
      – Никогда!
      – Теперь понятно, зачем ему понадобился ваш номер телефона. Он просто проверял, дома ли вы или ушли на прогулку. Вы имеете представление о том, где он живет?
      – Никакого. Но мальчика знали в бакалейной лавке, где я ему как-то покупала конфеты.
      – С этого я и начну свое расследование, – решил Судзуки вставая.
      В этот момент в салоне появилась насупленная Лиззи. Она не ответила японцу, когда он с ней попрощался. Как только дверь за ним закрылась, она разрыдалась и бросилась на шею своей подруге.
      – Ты чудовище, – выговаривала она ей сквозь икоту. – Ты хочешь, чтобы я умерла от огорчения.
      – Ты бы гораздо меньше огорчалась, – ответила Улла, – если бы не подглядывала в замочную скважину.

      В бакалейной лавке хорошо знали мальчугана, который приходил с мадемуазель Энгельберг. Но малыш называл дедушками всех мужчин с седой бородой.
      Разыскиваемым мог быть один из проживавших на пансионе у его матери, вдовы Кранц, которая сдавала отдыхающим два этажа своего дома и бунгало в трех километрах от городка.
      Из бакалейной лавки японец помчался к вдове Кранц, от которой узнал, что месье Тишо, любивший гулять с ее сыном, снял бунгало на три месяца. У него была очаровательная жена, которая почти никогда не выходила из дома. Она только что попрощалась с хозяйкой и расторгла договор, так как месье Тишо вынужден был срочно поехать в Берн для неотложной хирургической операции.
      Судзуки застал госпожу Тишо за укладыванием чемоданов. Это был тип женщины, о которых принято говорить, что они еще молоды, хотя подразумевалось, что это не так. Она была похожа на итальянку: двойной подбородок и широкие бедра. Под глазами, которые смотрели недружелюбно, синие круги.
      Неожиданное появление человека не удивило ее. Взглянув неприветливо на Судзуки, она проворчала:
      – Чтобы снять бунгало, обращайтесь к мадам Кранц.
      – Я пришел к вам, мадам Тишо.
      – По какому делу?
      – Вы это прекрасно знаете.
      Судзуки подошел к креслам, покрытым выцветшими чехлами. Женщина смерила его враждебным взглядом и отвела глаза.
      – Мне ничего не известно, – сказала она сварливым тоном. – Чего вы хотите?
      Японец молча положил на стол фотографию, на которой он подрисовал тирольскую шапочку и седую бороду. Женщина бегло взглянула на нее, на ее лице отразился испуг.
      – Это он, не правда ли? – мягко спросил японец.
      – Я не знаю, что вы хотите этим сказать, – с раздражением ответила она.
      Неожиданно она взяла снимок обеими руками и прижала его к груди.
      – Они убили его, – закричала она и разразилась рыданиями.
      После этого она закрыла глаза и впала в прострацию.
      – Присядьте, мадам, – предложил японец, – и поговорим о вашем муже.
      – Теперь не о чем говорить, – возразила она. – Это преступление не принесет счастья Энгельбергам. Эти бандиты, проклятые нацисты, продолжают здесь свое грязное дело. Наступит день, и я все скажу, поверьте мне.
      Японец тщетно пытался остановить поток проклятий.
      – Вы ошибаетесь, мадам, – наконец вставил он не повышая голоса. – Господин Энгельберг – мирный человек.
      – Мирный! Человек, которого охраняют днем и ночью телохранители и собаки. Укрылся в крепости и убивает каждого, кто осмеливается приблизиться. А его рабочие! Вы пытались с ними разговаривать? Ни один из них не решится сказать, какую ему поручили работу. Они живут в страхе! А его дочь? Дочь Энгельберга… Вы знаете эту ведьму? Вся ее жизнь – это сплошные оргии и скандалы. Она позорит страну, но на это закрывают глаза, так как эти люди сорят деньгами. Каждому хочется иметь свой кусок пирога.
      Судзуки не стал говорить, что то же можно сказать о Тишо.
      – Теперь со всем этим покончено, – продолжала разглагольствовать вдова. – Ни у кого нет права убивать бедных людей.
      – Вы правы, мадам, – поддержал Судзуки. – Не расстраивайтесь. Мне бы хотелось поговорить с вами спокойно.
      Он обхватил женщину за плечи и силой усадил ее. Она высморкалась, посопела и немного успокоилась.
      – Истинно виновные в смерти вашего мужа – вовсе не Энгельберги, а те, кто втянул его в эту авантюру, – объяснил Судзуки. – Они знали, что он идет на смертельный риск. Обманув вашего мужа, они заманили его и купили. Они поручили ему самое трудное и неблагодарное дело. В случае успеха они могли приобрести все. В случае же неудачи ваш муж должен был умереть, что и произошло. Вы обязаны разоблачить этих бандитов. Только так вы сможете отомстить за смерть Тишо.
      Последние слова Судзуки произнес с неожиданной горячностью.
      Женщина вытирала слезы.
      – Бедный Густав! – бормотала она. – Ему никогда не везло. Дело в том, что он был наполовину немец, а наполовину поляк. В этом мире надо быть чем-то одним, а не фифти-фифти, – продолжала мадам Тишо. – Немцы не доверяли его польской половине, а поляки – немецкой. В конце концов он уехал в Берлин и стал работать в цирке. Он исколесил всю Европу. Мы познакомились с ним два года назад в Милане.
      Она высморкалась и продолжала:
      – Густав уже был не молод для работы в цирке. Он искал другую работу, но ничего не мог найти до того дня, пока не встретил Бекмана.
      – Это Бекман посоветовал вам приехать сюда? – спросил японец.
      Она кивнула.
      – Вы поддерживаете связь с Бекманом?
      Она ничего не ответила и тупо посмотрела на японца.
      – Вы слышали мой вопрос? – настаивал он.
      Она по-прежнему молчала. Лицо ее снова стало замкнутым.
      – Я сам отвечу, – резко начал Судзуки. – Бекман приказал вам молчать. Он боялся, что полиция выйдет на вас, потому вас не было даже на похоронах мужа.
      При последних словах женщина сжала зубы.
      – В обмен на это, – продолжал Судзуки, – Бекман предложил вам часть тех денег, которые должен был получить ваш муж. Так?
      – Приблизительно так, – призналась она.
      – Насчет денег не беспокойтесь, я вам дам, сколько будет нужно. Я не из полиции. Я работаю на американцев.
      При упоминании о деньгах влажные глаза вдовы заблестели.
      – Вы получите деньги от Бекмана и большую премию от меня, – пообещал японец, – если поможете мне. Я прошу вас только помочь мне схватить бандитов, отправивших Тишо на смерть. Скажите, когда вы должны встретиться с Бекманом?
      – На днях. В десять часов вечера.
      – Здесь?
      – Да.
      – Вы уверены, что Бекман придет сюда сам?
      – Да.
      – Почему?
      – У меня находятся половинки банкнотов на значительную сумму. Бекман хочет, чтобы я ему их вернула. В обмен он даст мне несколько целых банкнотов, в которых я очень нуждаюсь.
      Наступило молчание.
      – Бекман придет сегодня вечером? – спросил Судзуки. – Ваши чемоданы уложены. Самое лучшее для Бекмана – чтобы вы отсюда исчезли как можно скорее. Это была его идея вызвать сюда «скорую помощь» и объяснить всем, что вашего мужа отвезли в Берн? Соседи, конечно, поверили.
      Женщина кивнула.
      – До вечера, до десяти, – сказал японец, вставая. – И никому ни слова обо мне, тогда ваш муж будет отмщен.
      Пятясь и сгибаясь на девяносто градусов, Судзуки шел к двери.
      Мадам Тишо подождала, когда он выйдет из сада на дорогу, чтобы снять телефонную трубку.

      Было девять часов, когда Судзуки отправился на штурм крутого холма, на вершине которого стояло бунгало вдовы Кранц, снятое Тишо. Было бы намного проще подойти к дому со стороны дороги, но внутренний голос призвал Судзуки к осторожности.
      Мрак быстро сгущался. Легкий туман поднимался из долины Рона и белой вуалью цеплялся за ели.
      Японец медленно пробирался в темноте, идя на свет, просачивающийся сквозь густую листву. Абсолютная тишина лишь изредка нарушалась проезжающими по дороге машинами.
      Пройдя сквозь деревья, японец долгое время наблюдал за домом, не подававшим никаких признаков жизни. Он сделал еще несколько шагов, перегнулся через забор и, согнувшись пополам, стал медленно продвигаться по аллее, окаймленной густым кустарником.
      Подойдя к дому на достаточно близкое расстояние, чтобы заглянуть во внутрь, он увидел в окне вдову, которая с волнением смотрела на дорогу. Во всем бунгало горела одна-единственная лампа – в ее комнате.
      Не разгибаясь, Судзуки направился к кухне, приоткрытое окно которой было на щеколде. У него ушло две минуты, чтобы ее отомкнуть. Он тихо растворил окно и перепрыгнул через раковину. Его туфли на каучуковой подошве бесшумно двигались по плиточному полу. Прежде чем выйти в небольшой холл, прилегающий к салону, он вынул свой херсталь.
      Когда резким движением он открыл дверь салона, мадам Тишо вскрикнула.
      – Вы нервничаете? – поинтересовался он, не пряча своего оружия.
      От испуга и оцепенения она потеряла дар речи. Появление призрака напугало бы ее гораздо меньше.
      – Это я, – успокоил ее японец. Он запер дверь салона на ключ.
      – Бекман не сможет войти, – заметила вдова, приходя в себя.
      – Если он воспитанный человек, он постучит, – отрезал Судзуки.
      Он должен был следить за двумя окнами салона, а также за дверью, выходившей в смежную комнату. Вдова Тишо не могла найти себе места от внезапно овладевшего ею возбуждения, которое она тщетно пыталась скрыть.
      – Вы пришли раньше времени.
      – Так получилось, – уклончиво ответил японец.
      – Бекман появится только в десять часов.
      – Ничего, подождем его вместе.
      Судзуки сунул херсталь в карман пиджака и сел между окнами. Для большей безопасности он придвинул свой стул к стене, укрывшись за шифоньером из красного дерева.
      От волнения хозяйка ходила взад-вперед по ковру, протертому до ниток.
      – Я не слышала, как вы вошли в дом, – сказала она ему с упреком.
      – Это следствие моей врожденной деликатности, – ответил японец, глядя ей прямо в глаза.
      Причесанная и затянутая в черный костюм с короткой юбкой, она казалась значительно моложе, чем при первом знакомстве. Неожиданно она резко распахнула дверь в смежную комнату. Почти одновременно раздались два выстрела, и человек, вышедший из темной комнаты, рухнул на порог. Судзуки не двинулся со своего стула; его пистолет еще дымился…
      Пуля, предназначенная для него, застряла в стене над его головой, засыпав его черные и блестящие волосы строительным мусором.
      Мадам Тишо, не отрываясь, смотрела на человека с пистолетом в руке, распростертого у ее ног и уткнувшегося носом в ковер.
      Ее лицо выражало теперь ликование.
      – Это не Бекман? – спросил японец. Она презрительно пожала плечами.
      – Конечно, нет.
      – А кто?
      Она не ответила.
      – Действительно, с представлением вы опоздали, – согласился японец.
      Судзуки задыхался от ярости, но острил. Из-за этой дряни его чуть было не застигли врасплох.
      Сейчас не время было обследовать труп, еще всякое могло случиться. Тем не менее интуиция подсказала ему, что мужчина, которого он только что убил, был не столько его жертвой, сколько вдовы Тишо.
      Если бы она открыла дверь, заранее договорившись с убийцей, тот выстрелил бы первым. Однако дуэль закончилась не в его пользу.
      В какую же странную и кровавую двойную игру ввязалась вдова Тишо? Однако он не успел ее об этом спросить.
      – Меня не очень трогает эта смерть, – цинично признала она.
      – Вы полагаете, что следующим буду я?
      – Если не следующим, то третьим. В любом случае вам крышка. Вы говорите, что Бекман виновен в смерти Тишо, а Бекман мне говорит, что виновны люди Энгельберга. Мне все равно. Вы сдохнете все. Ни один не выйдет отсюда живым.
      Японец скептически улыбнулся:
      – Представьте себе, что я предпринял некоторые меры предосторожности.
      – Я тоже. Я сказала Бекману, что вас будет много.
      – Я это предусмотрел, – ответил японец.
      – И я тоже, представьте себе, – сказала женщина, копируя надменный тон и хриплый голос японца.
      – Другими словами, будут состязания.
      – Никто отсюда не выйдет живым.
      Женщину охватило исступление, словно сладковатый запах крови, распространившийся по комнате, пробудил в ней звериный инстинкт.
      – Густав будет отмщен, и вы ничего не сможете сделать против меня.
      Ее слова были прерваны резкой автоматной очередью, и в ту же секунду окно, перед которым она стояла, разлетелось вдребезги.
      Чудом не задетая пулей, она бросилась на пол, в то время как японец ползком удалялся от шкафа, послужившего ему укрытием.
      Шкаф раскачивался под градом пуль взад-вперед, и казалось, что сейчас завалится, когда стрельба неожиданно прервалась.
      Последовало продолжительное затишье.
      Судзуки знал, что он окружен. Его пропустили в ловушку, но выйти из нее ему не дадут. Но он также знал, что и те, кто окружили его, в свою очередь окружены.
      Именно на этот адский круг возлагала вдова свои надежды, в достаточной степени обоснованные. Она устроила мясорубку, из которой никто не выскочит.
      Японец прополз под стулом и выстрелил в единственную лампочку, освещавшую бунгало.
      Раздался сухой треск, и все погрузилось во мрак.
      В последнюю секунду японец успел отметить исчезновение вдовы Тишо и оружия убитого. Женщина укрылась с автоматическим пистолетом в соседней комнате, и это не предвещало ничего хорошего.
      Судзуки бросился за ней. Он услышал, что дверь комнаты тихо захлопнулась, и это еще больше усилило его опасение. Его глаза уже почти свыклись с темнотой.
      В голубом свете луны он начинал различать предметы. Внезапно он увидел полоску света из-под двери комнаты: свет то зажигался, то гаснул. Это повторялось трижды, и затем все снова погрузилось во мрак.
      Заинтригованный этими сигналами, Судзуки приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Увиденный им спектакль не был для него полной неожиданностью.
      Вдова заманивала в ловушку своих соучастников, чтобы ускорить кровавую бойню. Ее пышный силуэт вырисовывался в оконной раме. Рядом с ней лежал пистолет. Мадам Тишо хотела не только руководить операцией, но и принять в ней деятельное участие.
      Лунный свет помог ей различить несколько передвигающихся по саду теней. Она взяла в руки пистолет и медленно наводила его на выбранную жертву.
      – Один ваш выстрел, – прохрипел японец, – и вы можете проститься с жизнью.
      Она вздрогнула и отскочила от окна, растворившись во мраке комнаты.
      – Бросьте оружие, – приказал Судзуки.
      Тяжелый металлический предмет упал на пол. Японец зажег свой электрический фонарик, чтобы взять оружие. Не успел желтый пучок света осветить комнату, как раздался сухой выстрел, а следом за ним другой.
      Послышался пронзительный крик, и вдова Тишо рухнула на пол. Судзуки осветил фонариком пол и заметил предмет, брошенный вдовой, чтобы ввести его в заблуждение. Это была съемная ручка шторы. Он подошел к женщине и подобрал оружие, которое она выронила при падении.
      – Для пользования пистолетом одного желания недостаточно, – заметил он.
      Она сжимала зубы и корчилась на полу. Левой рукой она пыталась остановить поток крови, хлеставший из ее правого плеча.
      – Я вас предупреждал, – сказал японец, погасив фонарик. – Я советую вам выйти и сдаться полиции.
      В тот же момент тишину ночи разорвал оглушительный голос из рупора:
      – Вы окружены полицией. Немедленно сдавайтесь. Положите руки на голову и выходите на дорогу. В вашем распоряжении три минуты, потом будет поздно.
      Японец припал к окну: два силуэта, крадучись, пробирались к дому вместо того, чтобы идти к дороге. Судзуки быстро выбежал из комнаты и перешел к окну салона, выходившему на заднюю сторону. Здесь он также увидел тени, прошмыгнувшие к дому. Тактика бандитов была ясна: они собирались окопаться внутри бунгало.
      К ужасу и удивлению Судзуки, этот маневр осуществлялся без малейшего сомнения или опасения. Единственное объяснение, которое Судзуки находил, это – вдова, заманившая их для сведения счетов.
      Условным сигналом она дала им понять, что путь свободен. Судзуки не мог этого допустить. Со своей стороны бандиты не могли допустить, чтобы их атаковали с тыла. Все были загнаны в угол.
      Укрывшемуся в тени Судзуки с пальцем на курке ничего не оставалось, как дать сигнал к бою. На бледном прямоугольнике, отраженном на ковре лунным светом, появилась тень и стала расти.

      Спрятавшись за стулом, Судзуки не шелохнулся, когда окно вдребезги разбилось и на подоконнике возник силуэт человека. В ту же самую секунду пуля, посланная Судзуки, сразила его. Он замертво свалился на ковер, поглотивший звук от падения автоматического пистолета.
      Японец тотчас же схватил оружие и устремился к двери салона, которую он раньше закрыл на ключ. Он первым открыл огонь, чтобы перекрыть доступ к дому. Автомат оглушительно застрочил. Судзуки услышал, как кто-то бежит по саду. Противник понял. Тяжелые шаги удалялись в направлении деревьев. Японец выполнил свою миссию и загнал бандитов в иллюзорное убежище среди деревьев, не дав им превратить бунгало в Форт-Шаброль.
      Убедившись, что холл опустел, японец вернулся в салон и заглянул в комнату, где царила полная тишина.
      – Мадам Тишо, – позвал он вполголоса, – вы где? Ответа не было. Ночной ветер раскачивал открытую раму окна. Глаза японца искали в темноте. Опасаясь непредсказуемости вдовы, он остерегался зажечь свой фонарик, чтобы осветить комнату. Внезапно белый луч прожектора прорезал сад. Этого краткого мига было достаточно, чтобы увидеть жуткую картину.
      Вдова Тишо лежала распростертой на полу возле кровати, со скрещенными на груди руками. Глаза ее вылезли из орбит, распухший фиолетового оттенка язык торчал из открытого рта. Судзуки подошел к трупу и направил фонарь на лицо убитой. На шее были видны страшные синеватые подтеки, оставленные руками душителя.
      Бекман доказал, что у него хорошая реакция. Судзуки был потрясен дерзостью и быстротой этой расправы – все произошло за две минуты, пока его не было в комнате. Ночная тишина снова была нарушена громкоговорителем. Перекрещенные лучи двух прожекторов резко осветили сад.
      – Вы окружены, – повторил металлический голос, – сдавайтесь!
      Судзуки вылез из окна и направился к соснам. Он лег на траву, выставив автомат. Вокруг – угрожающая тишина. Ни один из бандитов не сдался. Послышался гул мотора. Машина с потухшими фарами ехала вдоль сада. Японец увидел силуэт погашенного прожектора, спускавшегося по склону и вскоре скрывшегося из виду. Что-то замышлялось.
      – Последнее предупреждение, – грянул голос из репродуктора.
      Где-то внизу снова мелькнул луч прожектора. Судзуки видел только его отражение. Затем он увидел оторвавшийся от сосен силуэт с поднятыми руками. Сдававшийся успел сделать только несколько шагов, сраженный выстрелом.
      Театр теней потерял еще одного актера.
      Судзуки понял, что стреляли сзади, из-за деревьев, а не со стороны полиции. В следующую секунду автоматная очередь погасила прожектор, и в кромешной тьме началась беспорядочная перестрелка, сопровождаемая криками и беготней.
      Не разгибаясь, японец пополз к раненому. Он двигался на хрип умирающего, который лежал, уткнувшись носом в траву, тщетно пытаясь перевернуться. Японец взял его за плечи и, поддерживая ему голову, перевернул на спину. Раненый прохрипел:
      – Стреляли в спину… Это Вилли. Силы его иссякли… Он уронил голову.
      В тот же момент началась перестрелка со стороны деревьев. Японец приготовил автомат. Никого не было видно. Слышались только шаги со стороны, противоположной бунгало.
      Раздалась автоматная очередь, и снова наступила тишина, затем послышался гул резко тронувшейся машины. Секунду спустя затрещал мотор, и Судзуки понял, что началась погоня.

      На следующее утро пресса охарактеризовала инцидент как банальное столкновение между полицией и гангстерами, во время которого инспектор Вилмут погиб при исполнении служебных обязанностей. Газеты писали: «Во время проведения операции был убит полицейский, отец двоих детей, четырнадцати и семнадцати лет. Трое других полицейских получили ранения. Было убито также четверо бандитов и двое ранены».
      Вдова Тишо не попала в списки, приведенные газетами, что, впрочем, не удивило Судзуки. Совершенно очевидно, что власти скрывали какую-либо связь между делом Энгельберга и операцией Бекмана. Простое сопоставление фактов могло привести к непредсказуемым последствиям.
      Когда в девять часов утра Судзуки появился в кабинете комиссара Зайдера, чтобы обсудить случившееся, он увидел последнего подавленным, состарившимся лет на десять, абсолютно неспособным взять себя в руки.
      – Как чувствуют себя раненые? – поинтересовался японец.
      – Плохо! Очень плохо! Есть опасения, что один из них не дотянет до вечера. Но дело не в этом! – Он спохватился и поправился: – Я хочу сказать, что есть кое-что другое: это дело намного серьезнее, чем перестрелка в злополучной ночи. – Немного помолчав, он продолжал: – Жена бедняги Вилмута не собирается это так оставлять, – он вздохнул. Таковы издержки профессии.
      – Есть какие-нибудь новости с того момента, как мы не виделись? – спросил японец.
      Зайдер с грустью посмотрел на него:
      – Вы читали газеты? Бекман убит.
      – Он что-нибудь сказал?
      – Да. Это вселяет в меня надежду.
      – А Вилли?
      – О нем ничего не известно. Его след потерян. Снова наступило молчание.
      – Только не говорите, – начал Зайдер, – что операция была плохо подготовлена полицией.
      – Я далек от этой мысли.
      – Дело в том, что мы столкнулись с очень странным случаем. Мы оказались перед лицом совершенно нового и непонятного явления.
      – Нового – да, – согласился Судзуки. – Непонятного – нет.
      – Как же! – внезапно оживился Зайдер. – Вы не считаете, что все это не лезет ни в какие ворота? Где и когда вы видели, чтобы бандиты решили помериться силой с полицией? Они же спровоцировали нас и совершенно непонятно для чего. Чего они добились? Они знали, что нас будет много и мы будем вооружены. И все-таки пришли. Вдова Тишо прекрасно все устроила, надо отдать ей должное. Вы можете дать этому объяснение?
      – Я могу сказать только то, что вы боитесь услышать, – ответил Судзуки. – Эта бойня действительно не имеет аналогов. Объяснение может быть только одно – террористический акт.
      – В таком случае, он направлен против полиции.
      – Несомненно, – подтвердил Судзуки. – После предупреждения мадам Тишо Бекману следовало скрыться. Вместо этого он мобилизовал диверсионную группу, которая пошла на стычку с полицией с единственной целью: отбить у полиции на будущее охоту вмешиваться в подобные дела.
      – Террористические акты всегда кем-то оплачиваются, – заметил Зайдер. – Инспекторы и полицейские – это не Джеймсы Бонды. Это смелые, но плохооплачиваемые люди, которые с трудом сводят концы с концами. Они не хотят погибать, защищая какой-то чертов секрет производства, на котором наживается горстка капиталистов. Урок, преподанный прошлой ночью, будет усвоен всеми полицейскими. И все предосторожности, предпринятые наверху для сокрытия истины, окажутся тщетными.
      Японец прервал полицейского:
      – Что удалось вытрясти из трех арестованных бандитов?
      – Двое находятся в госпитале в тяжелом состоянии, – ответил Зайдер. – Третьему мало что известно. Это рецидивист, которого называют Вилли. Это все, что мы узнали, то есть почти ничего. Один из них – алжирец, разыскиваемый французской полицией, другой – наемный убийца, разыскиваемый итальянской полицией, третий – бывший легионер, приговоренный к смерти заочно. Все они утверждают, что никогда не видели Бекмана и даже не слышали о нем.
      – Тем не менее, – сказал японец, – все это проливает свет на ситуацию. Мы столкнулись с организацией, которая использует рецидивистов для борьбы с полицией. Этим людям нечего терять, но им ничего не известно о самой организации. Вилли руководит, по-видимому, диверсионной группой.
      – А Бекман?
      – Бекман – это нечто совершенно другого рода. На мой взгляд, он не входил ни в одну ударную группу. Ему было поручено дело Энгельберга. Он провалился и старался сократить потери… Я имею в виду неудавшуюся попытку купить молчание вдовы Тишо. Она предупредила его о моем визите, и после этого было принято решение устроить столкновение с полицией.