Война в Средние века
ModernLib.Net / История / Контамин Филипп / Война в Средние века - Чтение
(стр. 19)
Автор:
|
Контамин Филипп |
Жанр:
|
История |
-
Читать книгу полностью
(882 Кб)
- Скачать в формате fb2
(2,00 Мб)
- Скачать в формате doc
(374 Кб)
- Скачать в формате txt
(359 Кб)
- Скачать в формате html
(2,00 Мб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30
|
|
В основе своей она была средством достижения определенных целей, и ради этого власти без колебаний, в пренебрежение к сезонным ритмам, требовали или приказывали своим финансистам, маркитантам, следующим за армией, военачальникам и войскам прилагать усилия, подчас далеко выходящие за рамки общепринятых и приемлемых норм. Поэтому имели место и кампании, продолжавшиеся без перерывов целый год, и осады, не прерывавшиеся и посередине зимы (Кале, Орлеан, Нейс). Как заметил еще Филипп Киевский, в Испании, Италии и тем более в Святой земле необходимость приостановки военных действий на зимние месяцы была менее настоятельной, нежели в Европе за Пиренеями и Альпами. Но даже далеко на севере, не колеблясь, выступали в поход в конце года, если находили в этом какое-либо стратегическое преимущество. Так было в шотландскую войну 1337 г.: «В это время король Англии узнал от мудрых людей, что, по общему мнению, Шотландию можно завоевать только зимой; поэтому он, собрав свое войско на праздник св. Луки Евангелиста, направил его в западные области». Иначе говоря, экспедиция должна была начаться 18 октября, в день св. Луки
. Нельзя даже сказать, что зимними кампаниями, в их процентном отношении к летним, можно пренебречь. На протяжении XV в. льежские войска, например, воевали в январе по меньшей мере девять раз
. Хронология 120 битв, сражений и столкновений XIV-XV вв. дает следующую картину
: Наконец, если чаще всего в наиболее амбициозные планы и расчеты глав государств и военачальников входили кампании максимум на год, то, бывало, рассматривались и предприятия изначально гораздо более долговременные, особенно походы в Святую землю: в начале XIV в. Марино Сануто Торселло представил папе военный бюджет на три года в размере 2 100 000 флоринов, из расчета 700 000 флоринов в год
.
3. ТАКТИКА: ПОЛЕВОЕ СРАЖЕНИЕ
Как мы видели, в средневековых войнах полевые сражения были относительно редки. Случалось даже, что государи или военачальники формально предписывали своим войскам избегать любых крупных столкновений: так поступали Карл V после Пуатье, Людовик XI после Монлери и Карл VII на протяжении большей части своего правления. Война «одержимая» и «воинственная», состоящая из нападений на укрепленные места и их обороны, из малых и больших экспедиций, набегов, авантюр, забирала большую часть времени и сил. В полевом сражении все видели кульминацию войны, главное событие, определявшее исход кампании, центральный эпизод, с которым, при всей его ограниченности во времени и в пространстве, связывались все страхи, ожидания и надежды
. Более того, в связи с ним возникали самые острые тактические проблемы, о чем и пойдет речь далее. В средневековой военной истории известны не только битвы, представлявшие собой стихийные, беспорядочные столкновения, где командующие играли роль простых предводителей и, не отличаясь от других, держались в бою в первых рядах, где главной заботой воинов было выбрать себе достойного по сану и доблести противника, не думая о своих товарищах по оружию, где все сражались с какой-то священной яростью, но готовы были быстро бежать, как только показалось, что удача изменила им, где всеми действиями руководила жажда личной добычи и выкупных денег, где могла внезапно и неудержимо возникнуть паника
с последующим повальным избиением или пленением мгновенно парализованных противников. При всяком описании открытого сражения необходимо избегать двух подводных камней: драматизации и рационализации, т. е. реконструкции
a posterioriтактики или крупномасштабной карты, чего, быть может, вовсе не было и даже не предусматривалось
. Тем не менее, критическое изучение источников позволяет выявить существование нескольких фундаментальных, нормативных тактических принципов, следование которым считалось если не обязательным, то, по крайней мере, очень желательным. Существенно упрощая проблему, можно рассмотреть три составляющих диспозиции – кавалерию, спешившуюся кавалерию и пехоту. В первом случае кавалерия выстраивалась по вытянутой линии на весьма небольшую глубину, вероятно, в три или четыре ряда. Таким образом, поле сражения шириной в 1 км (случай редкий) могло вместить от 1 500 до 2000 кавалеристов, образовывавших батальон, который составляли стоящие в ряд тактические единицы, называвшиеся знаменами или отрядами, обычно из кровных родственников, членов линьяжа или вассалов, воевавших вместе под одним знаменем, с одним предводителем и общим боевым кличем. Боевой порядок был очень плотным; если воспользоваться расхожими для текстов той эпохи выражениями, кавалеристы с копьями должны были стоять так близко друг от друга, чтобы брошенная перчатка, яблоко или слива не упали бы на землю, а попали на поднятое вверх копье, или чтобы между копьями «и ветерок не пролетел»
. В такой боевой линии редко начинали движение все сразу, сектор за сектором, обычно наступая справа
; каждый сектор мог соответствовать соединению, именовавшемуся «эшелоном» («echelle»), позднее ротой или эскадрой
. Кавалерийские отряды по данному сигналу медленно трогались с места («медленным аллюром»,
лат.gradatim, paulatim, gradu lento), сохраняя линию строя; постепенно скорость увеличивалась, достигая максимума в момент столкновения. Говоря о кавалерийских атаках, латинские тексты употребляют многозначительные наречия: сильно, сильнейшим образом, сильно, страстно, стремительно, быстрейшим образом (acriter, acerrime, fortiter, vehementer, impetuose, velocissime)
. А Жан де Бюэй рассуждал так: «Конный батальон должен с яростью налетать на противника, но нужно следить за тем, чтобы не проскочить слишком далеко вперед, ибо отклонение от линии боя и возвращение влекут за собой поражение»
. Когда кавалерия при атаке сталкивалась с пехотинцами, то ее задачей было нарушить их строй, разбив на мелкие группы, «развалить», «расстроить», «посеять беспорядок». Того же самого добивались в отношении конного противника, но в этом случае стремились добраться до лошадей, чтобы выбить из седла всадников, затем вступали в дело оруженосцы, мародеры, вооруженные слуги, которые завершали дело. Когда атака проваливалась, то кавалеристы отступали, и пока соседние соединения замещали их, они выстраивались и атаковали снова
. Если же наличный состав был слишком многочисленным, чтобы выстроиться в одну боевую линию, то в нескольких десятках метров сзади ставили другие батальоны, составлявшие силы запаса или поддержки, кроме того, часто формировали левое и правое крыло для зашиты флангов или обхода противника. Так что, по крайней мере в позднее Средневековье, армия могла быть разбита на пять корпусов левое и правое крыло, авангард, центральный батальон и арьергард
. Второй важный тактический прием – спешившаяся кавалерия. Вопреки бытовавшему мнению, его возникновение датируется не Столетней войной и не связано с появлением английских лучников на континентальных полях сражений. Если сами французы долгое время игнорировали спешивание кавалерии, то в Империи его использовали весьма часто. По поводу одного из эпизодов крестовых походов в Святую землю, когда в 1148 г. римский король Конрад III и его рыцари сражались пешими, хроника Вильгельма Тирского объясняет, что «тевтонцы обычно так делают, когда того требуют обстоятельства»
. Англо-нормандские рыцари также спешивались в битвах при Тенчебре (1106 г.), Бремюле (1119 г.) и Бургтерульде (1124 г.)
. Спешившись, кавалеристы в значительной мере теряли мобильность, и рекомендуемая тактика, по крайней мере в позднее Средневековье, состояла в том, чтобы стоять на месте в ожидании, что противник проявит неблагоразумие, двинувшись вперед и атаковав Жан де Бюэй по этому поводу замечает: «Когда сталкиваются друг против друга пехотинцы, то наступающие проигрывают, а те, кто твердо держится на месте, выигрывают»
. По его мнению, нужно предусмотреть хорошее обеспечение провиантом, дабы они могли спокойно выжидать; в центре надлежит ставить «самый большой отряд» воинов под штандартом главнокомандующего, по бокам – лучников, наконец, по краям боевой линии – два отряда спешившихся кавалеристов; пажи с лошадьми должны держаться в укрытии сзади»
. Наконец, о пехоте в собственном смысле слова. Ее воинские формирования различались в зависимости от традиций, а также наличного состава, противника, характера местности. Можно выделить следующие диспозиции пехоты: 1) в форме довольно вытянутой «стены», глубиной лишь в несколько человек
; 2) в виде круга, или «короны», которая использовалась швейцарцами, фламандцами и шотландцами, или в битве при Бувине, когда граф Булонский со своей кавалерией отступал после каждой атаки, чтобы передохнуть под прикрытием двойного ряда брабантских пикинеров, стоявших в круг
; 3) массивный и глубокий строй, внутри которого не было пустого места; таков был треугольный «батальон» льежских пехотинцев, плотно стоявших друг к другу, своим «острием» из наиболее решительных людей обращенный к противнику
; армия конфедератов в битве при Муртене (1476 г.), помимо небольшого отряда кавалеристов и авангарда в 5000 человек, состоявшего из отборных швейцарских воинов (арбалетчики, аркебузиры, пикинеры), имела боевое соединение (Gewalthaufen) в форме вытянутого четырехугольника, увенчанного треугольником (построение клином – Keil); по периметру этого соединения, насчитывавшего около 10 000 человек, стояли в четыре ряда пикинеры (с пиками длиной примерно 5,5 м), весь центр занимали алебардщики, оружие которых было длиной лишь 1,8 м; за ним размещался арьергард, меньший по составу, но той же формы (рис. 3); пикинерам надлежало сломать боевой порядок противника, после чего в дело вступали алебардщики; в случае же нападения вражеской кавалерии пикинеры должны были ощетиниться пиками. Современные реконструкции показывают, что при таких условиях корпус в 10 000 человек занимал площадь всего в 60x60 м
. К этим трем видам войск (кавалерия, спешившаяся кавалерия, пехота) могли прибавляться и другие, особенно стрелки (XV в. и кулевринеры) и полевая артиллерия. Поскольку действующие армии включали в себя и конницу и пехоту, то, следовательно, появились предварительно разработанные, весьма сложные гибкие боевые порядки. План сражения, представленный на утверждение бургундскому герцогу Иоанну Бесстрашному и его совету (сентябрь 1417 г.), предусматривал, например, что в случае атаки противника спешиваются как авангард и оба крыла из лучников и арбалетчиков, так и главный батальон, который должен держаться рядом с авангардом, если позволяет пространство, или на 50-60 шагов сзади, а на расстоянии полета стрелы (100-200 м) ставился арьергард, состоящий из 400 тяжелых кавалеристов и 300 стрелков, следящих, чтобы армия не повернула назад. Наконец, дальше, за арьергардом размещался обоз, образуя своего рода укрепленный лагерь. Однако на случай нападения на противника предусматривались другие диспозиции»
. Рис. 3. Боевое построение швейцарцев в битве при Муртене (1476 г.). (По: Grosjean G. Die Murtenschlacht. (54)). Предписанный Карлом Смелым по Лозаннскому ордонансу (май 1476 г.) идеальный боевой порядок показывает ту степень сложности тактики, какой мог достичь в конце XV в. профессиональный военный (а герцог стремился к максимальному совершенству). Видимо, для того чтобы приспособить свою армию к любым условиям местности, он предусмотрел восемь соединений. В первом выстраивались в линию слева направо 100 кавалеристов ордонансной роты капитана Тальяна, затем 300 лучников из той же роты, 1700 «пеших ребят» Нолена де Бурнонвиля и, наконец, 300 лучников и 100 кавалеристов ордонансной роты капитана Мариано – всего 1800 человек, выбранных среди лучших, под командованием Гийома де Ла Бома, сеньора д'Иллена. Состав второго соединения, сформированного из войск герцогского дома, был еще более сложным: также слева направо чередовались три отряда кавалеристов, три – отряда лучников и три – пехотинцев. Посреди этого элитного корпуса возвышались знаки герцогского достоинства: штандарт Карла Смелого, его вымпел и знамя. Что касается остальных шести соединений, не столь образцовых, то они строились, как и первое: пехота ставилась в центре, а по бокам – поддерживающие ее стрелки и кавалеристы. Восьмое соединение, правда, существовало только в проекте, для усиления бургундской армии в случае подхода савойцев. Для лучшей координации и для того, чтобы избежать раздробления сил из-за характера местности, предусматривалась перегруппировка этих восьми соединений по два под командованием четырех высших военачальников. При сборе всех сил герцог Бургундский мог, таким образом, располагать 15-20 тысячами воинов
(рис. 4). Реальная диспозиция, которую Карл Смелый был вынужден занять несколько дней спустя в битве при Муртене, свидетельствует о том, что он вовсе не был рабом готовых схем и способен был приноравливаться к условиям местности и противнику. По-видимому, для него одной из основ тактики было взаимодействие различных родов войск – кавалерии, артиллерии, пехоты с холодным оружием и стрелков
(карта 7). На самом деле, ход сражений всегда мог измениться к худшему вследствие недисциплинированности целых отрядов и отдельных воинов, бросавшихся за военной добычей. Однако было бы совершенно ошибочным полагать, что этого не сознавали: во всяком случае, начиная со второй половины Средних веков командующие обычно объявляли о самых строгих карах всех тех, кто по какой бы то ни было причине выходит из строя и нарушает порядок, обобществление всей добычи с последующим ее дележом формально рекомендовалось, хотя и не всегда поощрялось и практиковалось
. «Чтобы добыча принадлежала всей армии, нужно запрещать грабежи и объявлять по всем войскам, что нарушение приказа командующего карается казнью через повешение за горло»
(Робер де Бальзак). Также нельзя сказать, что в эпоху Средневековья не понимали, какие преимущества получал командующий, если в день сражения держался на возвышении или в стороне от побоища, избегая, с одной стороны, опасных неожиданностей и получая, с другой стороны, возможность принимать нужные решения в окружении своеобразного штаба
. Рис. 4. Боевое построение бургундцев у Лозанны по ордонансу Карла Смелого (май 1476 г.) (По: Grosjean G. Die Murtenschlacht... (54)) Карта 7. Муртен, 1476 г. План сражения Карла Смелого (По: Grosjean G. Die Murtenschlacht... (54)). Наконец, подобно тому, как с точки зрения стратегии считалось необходимым использование шпионов, так и из тактических соображений рекомендовалось использовать «путешественников», доносчиков, сыщиков, соглядатаев, «чтобы обезопасить войско и знать о движении противника»
. Отрицание средневекового военного искусства, его модификаций и эволюции полностью вытекает, таким образом, из недостатка знаний; это можно сравнить с мнением Виктора Гюго, полагавшего, что музыка началась с Палестрины
.
ГЛАВА VIII
ВОЙНА, ВЛАСТИ, ОБЩЕСТВО
Подавляющее большинство средневековых войн велось от имени определенных официальных властей (короли, князья, сеньоры), в них участвовали воины, которые считали себя или признавались принадлежащими к военному сословию, именовавшемуся по-латыни «воины» (bellatores, pugnatores, agonistae, milites), т. е. к функциональной категории, имевшей свое законное место в обществе; ее относительно привилегированное положение в системе производства определялось, по большому счету, только причастностью к военному делу. Сама структура воинского сообщества более или менее точно отражала структуру всего общества, так что, если говорить о мирянах, место индивида в армии напрямую зависело от его места в иерархии власти и даже богатства. Наиболее ярко эта тенденция проявляется, естественно, в феодальной организации, где военные обязательства и ответственность органично связаны с количеством, значимостью и доходностью фьефов. Даже когда военные обязательства выходят за рамки феодальной системы, распространяясь на очень широкий слой населения, все же связь между значением, характером службы и местом в обществе существует, о чем свидетельствуют и каролингские капитулярии, и распоряжения Плантагенетов, от Генриха II до Эдуарда I. Коммунальные ополчения также подпадают под это правило, и их военная организация часто очень точно повторяет цеховую. Нельзя даже сказать, что эта параллель исчезла с распространением платы за службу, ибо в действительности государства чаще всего стремились разными способами набирать военные силы, как и прежде, из знати (для нее плата была лишь дополнительным доходом или своего рода компенсирующим вознаграждением), отстраняя иностранцев (или допуская их в небольшом количестве, контролируя) и исключая деклассированные элементы. Лучше всего было сражаться вместе со знакомыми людьми и против известных врагов, под знаменем признанной власти, на ограниченном, известном и привычном географическом пространстве. Само собой разумеется, что реальность была совершенно иной и что на практике от такой модели общественного устройства часто отступали. Обратимся к обзору этих «отступлений» сначала на уровне социальных, а затем и политических структур.
1. МАРГИНАЛЫ И ИХ УЧАСТИЕ В БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЯХ
Изучение социального состава армий, в самом широком смысле слова, должно быть направлено на выяснение нескольких моментов. 1. Место деклассированных и маргинальных элементов с точки зрения как иерархии (от скромного военного слуги до главнокомандующего), так и военной специализации (кавалеристы, стрелки и пехотинцы, пионеры и др.). Насколько неимущие, бродяги, нищие отстранялись от военных сообществ? Каково было значение бастардов знати
, особенно в позднее Средневековье? По-видимому, в английских походах XIV в. во Францию количество людей, стоящих вне закона, но за свою службу получивших от короля помилование, было довольно большим: в 1339-1340 гг. было даровано по меньшей мере 850 грамот помилования участвовавшим в боевых действиях; в 1346-1347 гг. – несколько сотен грамот (за кампании в Шотландии, Северной Франции и Гаскони); после Пуатье (1356 г.) – около 140грамот; в 1360-1361 гг. – 260 грамот. «В большинстве английских армий этого периода людей, стоящих вне закона, насчитывалось, вероятно, от 2 до 12%»
. По поводу набора, произведенного в 1370 г. Робертом Ноулзом для похода на континент, источник сообщает, что он «взял в свой отряд по дурной воле беглых монахов, вероотступников, а также несколько воров и грабителей из разных тюрем»
. «Уголовный регистр Парижского Шатле» запечатлел карьеру нескольких авантюристов, которые, совершив разные преступления, поменяли гражданскую службу на военную: таким был некий Реньо де Сен-Марк, уроженец Дижона, там же женившийся и имевший троих детей. Разорившийся «виноградарь», он около 1383 г. свел знакомство с военными и стал «старшим слугой», проработав у нескольких господ, среди которых был Жан Ла Персонн, виконт д'Арси, и побывав за это время во Фландрии, Испании, Германии, Милане, Шамбери и даже в Венгрии. Под пыткой он признался, что похищал лошадей и обкрадывал своих хозяев, а последние два месяца бродяжничал в Париже, пытаясь найти нового хозяина
. 2. Географическое происхождение воинов с обязательным различением тех, кто прибыл (часто издалека) по королевскому или сеньориальному призыву, которому они обязаны повиноваться, и тех, кого можно охарактеризовать как настоящих военных кочевников, оторвавшихся от своих корней и служивших в смешанных, разнородных формированиях, где соседствовали все народы и языки, даже если это были очень небольшие отряды в 10 или 20 человек. В этом отношении можно сопоставить две модели: а) модель, представленную военными экспедициями горожан Брюгге и Гента в начале Столетней войны, которые совершались на небольшое расстояние и состояли исключительно из местных жителей
. б) модель, о которой дает представление список наемников, которым папа Григорий XI поручил оборону Авиньона в марте 1373 г.: примерно 77 человек были выходцами из епархий Авиньона, Лиможа, Версейля, Майорки, Вивье, Юзеса, Риеза, Сен-Флура, Пьяченцы, Тюля, Нима, Манда, Турина, Ди, Клермона, Арля, Кремоны, Ареццо, Кавайона, Экса, Болоньи, Кортоны, Камбре, Кагора, Безансона, а также из Савойи, Арагона, Сицилии и Пьемонта
. 3. Участие в войнах людей, которые более или менее формально должны были быть отстранены от этого: рабы (в раннее Средневековье), сервы (их, например, не касалась Военная ассиза Генриха II Плантагенета, как и более позднее законодательство до середины XIII в.), клирики и монахи. Среди последних нужно различать: раздатчиков милостыни и капелланов, которые обычно состояли при войсках; часто их присутствие специально оговаривалось (например, императорский указ 1431 г., изданный во время крестового похода против гуситов, требовал содержать в каждом войсковом соединении четверых или пятерых священников, «чтобы учить и наставлять людей, как следует держаться и бороться за святую веру»), клириков, обладающих светской властью (епископы и аббаты) и участвующих в оборонительных операциях, и, наконец, тех, кто в пренебрежение к каноническому праву и неоднократно повторявшимся запретам и осуждениям церковных властей, забыв о священных обетах и своей тонзуре, вступил в армию в качестве простых воинов. Впрочем, действия таких священников далеко не всегда осуждались общественным мнением. Фруассар говорит о капеллане графа Дугласа, участвовавшем в битве при Оттербене (1388 г.), выражает свое безоговорочное восхищение им: «Он вел себя не как священник, но как доблестный воин; будучи храбрым и преданным графу человеком, он участвовал в атаках и нападениях на англичан и, обрушивая на них удары своего топора, вынуждал их отступить, а затем всю ночь без отдыха преследовал их с топором в руках. По правде говоря, у него были подобающие для этого и тело, и рост, и сила и смелость»
. Позднее этот священник был произведен сразу в архидьяконы и каноники. Что касается участия в войнах евреев, то земское право «Саксонского зерцала» освобождает от военной службы, за исключением крайней необходимости, клириков, женщин, пастухов и служителей церкви; но, по мнению его составителя, евреев освобождать не обязательно, на миниатюре одной из рукописей «Саксонского зерцала» (Дрезденская библиотека) изображен набор крестьян в армию, среди них можно отличить (по прическе) еврея, правда, без оружия
. На службе Арагонского дома в Сицилии в 1416 г. состоял мастер «Иосиф, бомбардир, еврей». 4. Участие женщин. Они, естественно, сопровождали армию в качестве маркитанток, служанок и проституток («дурных женщин» иногда изгоняли или ограничивали их количество). Но вполне нормально воспринимались и вооруженные «дамы», и «баронессы», тем более что феодальные кутюмы формально предоставляли им право наследования фьефов. Ордерик Виталий в XII в. упоминает Гельвизу, графиню д'Эвре, которая на коне и в рыцарском вооружении участвовала в сражениях, проявляя такой же азарт, как и рыцари в доспехах или солдаты с дротиками. Во время крестовых походов женщины сражались в армиях франков: греческий историк Никифор описывает этих амазонок в мужской одежде, на конях, с копьями и боевыми топорами, которыми предводительствовала «дама в золотых шпорах» – Альенора Аквитанская, сравниваемая с Пенфесилеей
. Фруассар рассказывает о графине Жанне де Монфор, которая во время войны за бретонское наследство в доспехе и на боевом коне, «держа в руках крепкий и острый меч, билась отважно, с большой храбростью»
. Согласно легенде, во время осады замка Понторсон Томасом Фелтоном сестра знаменитого коннетабля дю Геклена Жюльенна, невзирая на свое монашество, вместе с другими отталкивала лестницы врага от стен
. Были в армиях и женщины из народа: в 1382 г. Карл VI «пошел на Фландрию, и там знамя фламандцев несла женщина, в конце концов они были разбиты, а она погибла»
. А вот некая фрисландка «в синем суконном платье», которая во время войны между Фрисландией и Ген-негау (1396 г.) бросилась на врагов «в безумной ярости» среди первых и погибла пронзенная стрелой
. Вспомним, наконец, и классические примеры Жанны д'Арк и Жанны Ашетт.
2. МАРГИНАЛЬНЫЕ ВОЕННЫЕ СООБЩЕСТВА И ПОЛИТИКА ВЛАСТЕЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К НИМ
Война – явление политическое, и решение о ее начале исходило сверху, от официальных властей, которые стремились держать ее под своим контролем: объявлять войну, набирать армию и временно или окончательно завершать военные действия в определенный момент. Однако как явление, независимое от государственной власти, как выражение потенциальной воинственности, свойственной в той или иной мере всем средневековым обществам, война затрагивала и низы. Власти на протяжении долгого времени старались не допускать спонтанных проявлений воинственности, чтобы закрепить за собой монополию на войну, и поэтому боролись против частных войн, объявляли земский мир, запрещали ношение оружия и т. д. Тем не менее, осуществление этого желания наталкивалось на те же препятствия, которые в Средние века вставали между решениями власти и их проведением в жизнь, а также на одно глубокое противоречие: с одной стороны, государства хотели бы покончить с усобицами, ограничить или искоренить широко распространенное насилие, но, с другой стороны, им было выгодно иметь вооруженных подданных, искушенных в военном деле. Эта относительная беспомощность государств, которую, однако, не следует представлять неизменной во времени и пространстве, особенно очевидно проявлялась в конце войн, когда из-за отсутствия постоянных армий приходилось распускать войска. Обычно легче всего было отпустить по окончании похода, длившегося несколько дней или от силы несколько месяцев, держателей фьефов и отправить домой в свои деревни или города всех пехотинцев, пионеров, ремесленников, которые шли на войну против воли и, не дожидаясь приказа военачальников о демобилизации, дезертировали. Не было также проблем и с небольшими отрядами регулярных сил, составлявших окружение государей или сопровождение высоких военных чинов: их отпускали по очереди, индивидуально, исходя из их желания или намерений начальства. Нелегко да и опасно было избавиться только от тех воинов, которые на протяжении ряда лет сплотились в содружестве и взаимопомощи и перед которыми не было в ближайшем будущем никакой альтернативы войне. Во Франции за последние три или четыре столетия Средних веков подобная ситуация возникала трижды: на рубеже XII-XIII вв., в третьей четверти XIV в. (время «компаний») и после Аррасского договора 1435 г. (время «живодеров»). Как это ни удивительно, но наиболее легким был последний кризис, тогда как первый был самым затяжным и если не самым разорительным в материальном отношении, то, по меньшей мере, самым тяжелым с психологической точки зрения. Его мы и предлагаем вспомнить. Готье Ман в сочинении «О развлечениях придворных» (De nugis curialium) (ок. 1180 г.) дает страшное в своих подробностях описание этих вышедших из-под контроля наемников: их отряды (
лат.ruttae – слово, которое появилось именно тогда, происходит от
лат.rumpere и означает небольшой отряд, соединение) представляют собой ужасную еретическую секту, насчитывающую тысячи человек; вооруженные с ног до головы в кожаные и железные доспехи, они грабят, все опустошая, и насилуют, в полный голос крича, подобно безумцу из Писания: «Бога нет»; это люди вне закона, беглые, лжеклирики, родом из Брабанта и потому называемые брабантцами: «Фаланги Левиафана размножились сверх всякой меры и настолько усилились, что, ничего не страшась, живут и рыскают, как враги Бога и народа, по провинциям и королевствам»
. Этих людей называли по-разному: хищники (Жак де Витри предложил, например, игру слов: «разрушители, или грабители» – «ruptores, sive rap-tores»), геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски, триавердинцы, мэнцы, германцы. Их называли также «соломенными» (paiearii): то ли по опознавательному знаку – соломинке на шлеме или шапке, то ли потому, что они обычно поджигали солому
. Что касается слова «Cotereaux» («Cotherelli, которые по-народному называются разрушителями», как говорил Ригор), появившегося в источниках с 1127 г., то в отношении его предлагается несколько этимологии: оно могло быть производным от слов «couteau» (нож), «cottier» (бедный крестьянин), «coterie» (т. к. речь идет о некоей организации, секте, церкви, как указывается в некоторых текстах) или «coterel» (в данном случае – короткая кольчуга). Все говорит о том, что эти люди были родом из самых разных мест, но особенно многочисленные контингента поставляли три области: Прованс, Пиренеи и перенаселенные провинции Брабанта, Фландрии и Геннегау – скудные горные земли, где людям было слишком тесно, и районы, находящиеся на периферии Французского королевства. Источники единодушно представляют их бедняками, выбитыми нищетой из обычной жизни и исключенными из общества. В текстах всплывают имена некоторых предводителей. Может быть, к ним следует отнести незаконного сына графа де Лооса, Гийома Ипрского, который командовал отрядом наемников в 300 всадников Стефана Блуаского во время гражданской войны в Англии. Несомненно, брабантцем был Гийом Камбрейский, бывший клирик, чью карьеру командира можно проследить с 1166 до 1177 г. Ему наследовал некий Лобар (Lupatus или Lupacius) родом из Испании или Прованса, а последнего сменил провансалец Меркадьер, которого взял на службу Ричард Львиное Сердце. Провансальцем был и Лупескар, чьи полководческие способности использовал Иоанн Безземельный. Назовем и другие имена: гасконец Арно, испанец или провансалец Мартен Альге, Курберан, о котором известно лишь то, что он выдавал себя за благородного, Раймон Лебрен, затем бастард нормандского происхождения Фалько (или Фалькез), и, наконец, состоявший на службе у Филиппа Августа знаменитый Кадок (или Ламбер де Кадок). Что касается булонского графа Рено де Данмартена, то хотя он и возглавлял отряд наемников в битве при Бувине, но принадлежал он все же к другому миру, и судьба связала его с брабантцами лишь на очень короткое время. Трудно оценить их количественный состав. Были ли они столь многочисленными, как утверждают напуганные хронисты? В 1183 г. основные силы брабантцев были перебиты коалицией регулярных сил, и источники сообщают, что убито было от 7000 до 17 000 человек. Вполне вероятно, что во времена своего могущества они образовывали армию, сравнимую по размерам с армиями официальных властей, – в несколько тысяч человек.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30
|
|