- А что в ящике?
      - Это-то мы и узнаем. Увидим, что будет происходить со мной.
      - Но что же в этом ящике?..
      - Послушай, Фревиль: или мы будем действовать, или я улетаю.
      Я спросил Юркова:
      - Что я должен делать?
      - Везти меня в усадьбу.
      - Я, таким образом...
      - Правильно. Именно то, что ты хотел сказать. Ты, таким образом, сунешь меня головой вперед в этот самый ящик. В черный.
      - Брр! - сказал я. И проглотил таблетку.
      - Ох и наживаются на тебе фармацевтические фирмы! - сказал Юрков.
      Я попросил десять минут. Да, я должен узнать, в чем там дело; но...
      - Послушай, - сказал я Юркову, когда он объявил, что мое время истекло, - я, конечно, слишком привык иметь дело с роботами. Однако я понимаю, что ты, как-никак...
      - Начинается! Абстрактный гуманизм... - принялся Юрков формулировать (или цитировать - этого я никогда не умел отличить).
      - Но я просто боюсь за тебя! Мы же понятия не имеем, что там, в черном ящике.
      - Тигры там. Людоеды.
      - Не знаю.
      - Ну, хорошо. Ты разговаривал с Берто, когда он уже вылез из ящика?
      - Разговаривал.
      - Ты не заметил - может, он покусанный был? Или в синяках? Или, может, его там, в ящике, голодом морили?
      - Не морили...
      - Так поедем скорее.
      - Нет.
      - Что - нет?
      - Не могу.
      - Хорошо. Что ты предлагаешь?
      - Мы поедем в усадьбу. Но разыграем все это иначе. Представим, что не я от тебя, а ты хочешь от меня избавиться. Ты сунешь меня в черный ящик.
      - Фревиль, я понимаю, что тебе до смерти хочется к тиграм и людоедам. Но из этого ничего не выйдет. Тот, кто толкает в ящик, должен быть старым работником Отдела. А тот, кого толкают, должен быть новичком. Так что ничего не выйдет. Нас моментально раскусят, вот и все.
      - Что же делать?
      - Ты, Фревиль, всегда был мастером по части задавания вопросов. С годами это стали называть иначе - недавно я услышал, что ты отличаешься блестящим умением поставить проблему. Но почему отвечать на твои вопросы достается мне?
      - Это, знаешь ли, тоже вопрос...
      - Хватит. Едем в усадьбу. И там ты будешь толкать бедного Юркова в черный ящик, где тигры сидят.
      - Но как же так...
      - Да так! Ты - старожил Отдела. Я буду новичком. Все правдоподобно.
      - Но...
      Юрков хлопнул меня по плечу:
      - Да почему бы тебе не позволить старому другу отдать жизнь во имя достижения абсолютной истины?
      Я был вне себя. Но Юркову все было нипочем. Он хохотал.
      - Что ж, двигаем! - сказал Юрков.
      - Вперед! - согласился я.
      - Все будет как надо, старик! - сказал Юрков.
      - Не сомневаюсь! - сказал я.
      - Это мое, - сказал Хемингуэй.
      - Ничего! - сказал Юрков.
      - Ну, пора, - сказал я.
      И мы выехали в усадьбу...
      Решили начать с того самого бара. Он произвел на меня, в общем, приятное впечатление. Я высказал свое мнение о баре и старике-австрийце, который встретил нас там; Юрков воздержался от комментариев и сказал, чтобы я не болтал о постороннем за работой.
      Работа наша заключалась в том, что мы сидели в баре и ждали.
      Примерно через час Юрков вспомнил: за вредность полагается усиленное питание. Но едва мы сделали заказ, как в дверях появился человек определенно не здешнего вида. В нем мало что напоминало обитателя фермы - и в одежде, и в манере держаться. Что касается последнего, то он, пожалуй, был пьян...
      Юрков мгновенно исчез.
      Удачно использовав то обстоятельство, что старикавстриец (а вошедший, заметил я, поздоровался с ним) уже все приготовил на две персоны, я без труда заполучил незнакомца к себе в соседи.
      Мы выпили. Знакомство, таким образом, состоялось.
      Он спросил, для кого я заказывал салат, которым он закусывал, ( я только сокрушенно вздохнул, намекнув на длинную, грустную и безнадежную историю... Он пообещал мне - если я когда-нибудь все же решусь поведать ему о горестях своих, то он с удовольствием выслушает меня и поможет всем, что окажется в его силах. Затем мы перешли к модной теме: на службе ничего не сделаешь, без конца отвлекают пустые хлопоты. Он поддакивал, а потом, разумеется, приступил к рассказам о себе. Сюда, в усадьбу, он приезжает именно для того, чтобы поработать, наконец, над своей темой; вообще-то он неудачник, но вот теперь решил форсировать работу и, как сказано, наезжает сюда, в усадьбу, чтобы иметь несколько дней в неделю для настоящего раздумья.
      Я решился. Я сказал ему, что на работе у меня появился новый коллега. Нежелательный субъект. И что я не могу от него избавиться.
      Он задумался. Он ведь обещал помочь мне. И спросил меня, где я работаю.
      Я назвал собственную лабораторию.
      Тогда он улыбнулся и сказал, что знает эту лабораторию, тематику ее знает: роботехника и так далее. Выяснилось, что ему известно и большее:
      - Ваши ведь выжили недавно одного типа...
      Я изобразил удивление. Сказал, что недавно у нас один человек уволился, но подробности мне совсем неизвестны.
      - Они как приехали сюда дружной компанией... - пробормотал незнакомец, доливая себе. - Да как он потом отсюда рванул...
      Тогда я пошел в атаку и прямо спросил, не знает ли он, как это сделали. Ответом мне был его вопрос - где мой конкурент.
      Конкурент? Кажется, я на верном пути...
      Я сказал, что вот жду его, он должен появиться с минуты на минуту.
      - Ты мне, главное, не мешай... - сказал незнакомец. - Заказывай.
      Я заказал бутылку. Когда появился и подсел к нам Юрков, незнакомец дал мне понять, что я должен оставить их наедине. Всем своим видом он показывал, что всерьез занялся моими делами, и улыбался мне едва ли не отечески.
      Я подумал, - сколь обманчива упаковка, в которой существуют добро и зло! Юрков кого угодно способен вывести из себя тем, в какой своеобразной манере он заботится о людях. А этот - подкупает...
      Итак, я оставил их вдвоем.
      Я неважно чувствовал себя от употребления алкоголя и решил использовать время для того, чтобы сделать укол. В маленькой амбулатории, дожидаясь вызова в процедурный кабинет, я продолжил чтение очерка о Станции, - я не расставался с этим журналом:
      "Человека всегда трудно понять, даже близко знакомого. Очень трудно понять человека. И я волновался - пойму ли я Юркова?
      Мне приходилось видеть Юркова в разных ситуациях.
      Везде он казался одинаково неторопливым, добродушным, необычайно вежливым и тонким человеком. Просто он всюду оставался самим собой. И когда слушал музыку. И когда показывал мне на вездеходе окрестности Станции. И когда стоял за пультом. И когда руководил исследованиями или танцевал.
      Ему показывают новую задачу. "Так, так... Это ясно. Возьмите. А, вот тут неясно. Это уже интересно... Сделаем вот так! Ну, в таком виде можно уже и роботам отдавать". Бывает, роботам неделю решать, а он посмотрит - цепко, пристально и скажет ответ. Роботы помучаются, повычисляют - верно. Это озарение таланта, молния интеллекта.
      Необыкновенные люди! В жизни ученого - что-то от жития святого. Начиная с одержимости. Не преклоняться перед ними невозможно..."
      12. Рассказывает Юрков
      - Я тебе глаза открою! - заявил мне этот тип.
      Понятное дело, я заглядывал ему в лицо и ждал волнующих откровений. А он доедал мой салат. Надо же!
      Во всяких этих усадьбах то здорово, что можно вкусно поесть: в наших - борща и пельменей, в японских - рыбы, ну и так далее; а в международных угощают всем сразу.
      Итак, он доедал мой салат...
      Перед ним уже была бутылка. Заказать австрийцу еще?
      Я был спокоен. Меня интересовала информация, а не манеры этого типа. Пусть примется за меня. Только бы поскорее. Он ел слишком медленно. Впрочем, только это меня и раздражало. Наконец, он финишировал...
      Мы отправились по усадьбе. Этот тип интригующе на меня поглядывал осоловелыми глазами. Потом он остановился и постучал в чью-то дверь.
      Нам открыла полная женщина.
      - Кто здесь? - спросила она. - Заходите.
      Тут же за ее плечом появилось еще одно женское лицо, помоложе.
      - Послушайте! - проникновенно начал этот тип. - Тут у вас проживали два моих друга. Таких два друга, - он показал руками, - на всю жизнь!
      Женщины молчали, не говорили ни да, ни нет, ждали продолжения.
      Этот тип перевел дух.
      - Послушайте! Эти мои два друга, а ваши постояльцы - они просили меня забрать их листочки. Научные, понимаете, конспекты. Большого познавательного значения. Мировой важности. Так что - прошу отдать!
      Дверь перед его носом захлопнулась.
      Этот тип не смутился. Сказал мне:
      - Ну, вот что! Давай до завтра отложим. Видел, кто за стойкой заправляет?
      Я кивнул.
      - Это дядя мой! - похвастался он. - Так что давай завтра у него в заведении и встретимся.
      Я кивнул.
      - Ты мне нравишься, - хлопнул он меня по плечу. - Я тебе глаза открою. Так и быть уж!
      Больше я его не встречал.
      В последующие несколько часов я пытался установить связь со Станцией. Местные обитатели помогли мне всем, что было в их силах.
      Но ничего не получилось. Эта их рация "Ла косэча" ("Урожай") новой модификации - штука в принципе неплохая, но вы, наверное, заметили, что сельскохозяйственное оборудование для Луны, как правило, конструируется в индустриальных центрах на Земле и при эксплуатации на месте оказывается малоэффективным. Что происходило сейчас на Станции?..
      Надо было возвращаться первой же ракетой.
      Я изучал расписание, Фревиль успокаивал меня. Предлагал свои таблетки.
      - Слушай, Фревиль. Ты мне лучше вот что скажи. Можно по номеру робота установить, кто был оригиналом?
      - Едва ли.
      - Да как же так! Должны ведь быть у вас какие-то формы отчетности. Архив.
      - Нет у нас таких данных.
      - Ну и контора у вас там! Черт знает что, а не лаборатория.
      Фревиль обиделся. Но ведь хранение документации - такая элементарная вещь!
      - Видишь ли, Юрков, мне, откровенно говоря, дела до этого нет. Я, будь моя воля, совсем прекратил бы производство автоматов...
      И он стал развивать свои взгляды.
      - Ладно, - прервал я этот доклад. - Ты лучше скажи, как мне сделать расчеты в минимальное время.
      - Юрков, а что же мои новые роботы? Разве ты до сих пор не включил их?
      - Включил! Там кое-что, о чем я хотел бы рассказать тебе попозже.
      - Ты должен понимать, что это затрагивает мою профессиональную репутацию... Я прошу информировать меня немедленно.
      - А, Фревиленька! Не надо! Как только будет ясность - ты все от меня узнаешь. А план-то у меня горит, так что ты очень мне поможешь, если ответишь на мои вопросы.
      Я напомнил ему характер задач. Он дал с ходу несколько советов, притом весьма толковых. Мы даже прикинули - тут же, без болтовни, - примерный график работ. Фревиль, знаете ли, очень приличный специалист.
      И вообще нравится мне. Есть у него один недостаток страсть к таблеткам.
      - Попробуй-ка вспомнить, - попросил я, - Арман давно у тебя работает?
      - Довольно-таки давно.
      - А точнее?
      - Могу узнать точно и сообщить тебе, если это важно.
      - Нет, ты хотя бы примерно скажи! Лучше бы знать это сейчас. Вспомни, был он уже в штате у тебя, когда вы разрабатывали автоматы новой серии?
      - Серии "А"? Безусловно, был!
      - Так. А когда проектировали предыдущую серию? Ту, где номера без "А"?
      - Не помню точно... Кажется, был... Да, был, конечно! Он тогда уже работал у меня. Стажером-исследователем.
      Я задумался... Потом раскрыл папку - мой багаж - и достал оттуда книгу.
      - Скажи, Фревиль, ты давно это не перечитывал?
      - Это? - удивился он. - Давно.
      И еще одну вещь мне надо было уточнить. Спохватившись, помчался в контору. Рабочий день заканчивался. Все же мне повезло: я разыскал бухгалтера. Представился. Объяснил, что путешествую...
      - Скажите, у вас бывали тут когда-нибудь роботы?
      - А как же! Мы арендовали их для сельскохозяйственных работ. Пока, правда, в экспериментальном порядке.
      - Мне бы хотелось узнать, какие именно роботы были здесь.
      Бухгалтер рассмеялся:
      - Железные!
      - Меня интересуют номера.
      Бухгалтер удивился, но сказал:
      - Где же это у меня отчет?.. - И принес внушительных размеров амбарную книгу. Здесь-то архив в порядке. Бухгалтер начал листать страницу за страницей.
      Я уже извертелся на стуле. Ракета моя скоро отправится...
      - Нашел! - объявил бухгалтер.
      Номера наших станционных старых роботов были аккуратно записаны столбиком.
      Я поблагодарил, попрощался и - в местный порт.
      Не тут-то было! Меня задержал Фревиль.
      - Юрков, ты меня спрашивал, можно ли установить, с кого из сотрудников Отдела скопирован робот...
      - Ну?
      - Видишь ли, вообще говоря, это держится в строжайшей тайне... Секрет фирмы, понимаешь? Поскольку это касается интимных сторон внутренней жизни человека. Для того, чтобы не оставалось следов, это не заносится ни в какие документы.
      - Старик, не тяни. Я опаздываю. Ты что-то знаешь и хочешь сообщить мне. Валяй.
      - Если ты пообещаешь, что никогда и никому...
      - Фревиль!
      - Да, да, я знаю. Но все же дай слово, пожалуйста. Как-никак, я совершаю служебное преступление.
      Я выполнил его просьбу. Тогда он, наконец, зашептал дальше:
      - Так вот, эти последние автоматы, я имею в виду серию "А"...
      - Ближе к делу, прошу тебя!
      - Они сделаны в последнее время и...
      - Ты долго будешь тянуть?
      - Словом, серия "А" корнупликировалась с одной нашей новой сотрудницы. Ее зовут Клер.
      - Фревиль, ты покраснел!
      - Ничего подобного.
      - Клянусь, старик, это твоя идея - корнупликировать с Клер!
      - Но никто этого не заметил, - пробормотал Фревиль. - Решение было принято как бы без моего участия...
      - Ну, хорошо. Это очень важно. И успокойся. Я никому ничего не скажу... А прежняя серия?
      - Вот уж этого я не помню. Я, честное слово, пытался вспомнить. Вероятнее всего, что я никогда и не знал. Это меня не слишком интересовало, ты же понимаешь.
      - А я знаю.
      - Юрков, что ты говоришь? Ты понимаешь, что ты говоришь? Кто-то передал тебе этот секрет Отдела?
      - Нет. Но я знаю. Старые роботы копировались с Армана!
      И я помчался в порт.
      Конечно, конечно! Нужно ли упоминать об этом? Вылет был отложен...
      Я проводил время за чтением книги:
      "Мои математические познания оказали мне большую услугу в освоении их фразеологии, заимствованной в значительной степени из математики и музыки; ибо я немного знаком также и с музыкой. Все их идеи непрестанно вращаются около линий и фигур. Если они хотят, например, восхвалить красоту женщины или какого-нибудь животного, они непременно опишут ее при помощи ромбов, окружностей, параллелограммов, эллипсов и других геометрических терминов или же заимствованных из музыки, перечислять которые здесь ни к чему. В королевской кухне я видел всевозможные математические и музыкальные инструменты, по образцу которых повара режут жаркое для стола его величества. 4 Дома лапутян построены очень скверно; стены поставлены криво, во всем здании нельзя найти ни одного прямого угла; эти недостатки объясняются презрительным их отношением к прикладной геометрии, которую они считают наукой вульгарной и ремесленной; указания, которые они делают, слишком утонченны и недоступны для рабочих, что служит источником беспрестанных ошибок. И хотя они довольно искусно владеют на бумаге линейкой и циркулем, однако что касается обыкновенных повседневных действий, то я не встречал других таких неловких и неуклюжих и косолапых людей, столь тугих на понимание всего, что не касается математики,и музыки. Они очень плохо рассуждают и всегда с запальчивостью возражают, кроме тех случаев, когда они бывают правы, что наблюдается очень редко. Воображение, фантазия и изобретательность совершенно чужды этим людям, в языке которых даже нет слов для обозйачения этих душевных способностей, и вся их умственная деятельность заключена в границах двух упомянутых наук.
      Большинство лапутян, особенно те, кто занимается астрономией, верят в астрологию, хотя и стыдятся открыто признаваться в этом. Но меня более всего поразила, и я никак не мог объяснить ее, замеченная мной у них сильная наклонность говорить на политические темы, делиться и постоянно обсуждать государственные дела, внося в эти обсуждения необыкновенную страстность. Впрочем, ту же наклонность я заметил и у большинства европейских математиков, хотя никогда не мог найти ничего общего между математикой и политикой; разве только основываясь на том, что маленький круг имеет столько же градусов, как и самый большой, они предполагают, что и управление миром требует не большего искусства, чем какое необходимо для управления и поворачивания глобусом. Но я думаю, что эта наклонность обусловлена скорее весьма распространенной человеческой слабостью, побуждающей нас больше всего интересоваться и заниматься вещами, которые имеют к нам наименьшее касательство и к пониманию которых мы меньше всего подготовлены нашими знаниями и природными способностями.
      Лапутяне находятся в вечной тревоге и ни одной минуты не наслаждаются душевным спокойствием, причем их треволнения происходят от причин, которые не производят почти никакого действия на остальных смертных. И в самом деле, страх у них вызывается различными изменениями, которые, по их мнению, происходят в небесных телах. Так, например, они боятся, что земля, вследствие постоянного приближения к солнцу, со временем будет поглощена и уничтожена последним; что поверхность солнца постепенно покроется его собственными извержениями и не будет больше давать ни света, ни тепла; что земля едва ускользнула от удара хвоста последней кометы, который, несомненно, превратил бы ее в пепел, и что будущая комета, появление которой, по их вычислениям, ожидается через тридцать один год, по всей вероятности, уничтожит землю, ибо если эта комета в своем перигелии приблизится на определенное расстояние к солнцу (чего заставляют опасаться вычисления), то она получит от него теплоты в десять тысяч раз больше, чем ее содержится в раскаленном докрасна железе, и, удаляясь от солнца, унесет за собой огненный хвост длиною в миллион четырнадцать миль; и если земля пройдет сквозь него на расстоянии ста тысяч миль от ядра или главного тела кометы, то во время этого прохождения она должна будет воспламениться и обратиться в пепел. Лапутяне боятся далее, что солнце, изливая ежедневно свои лучи без всякого возмещения этой потери, в конце концов целиком сгорит и уничтожится, что необходимо повлечет за собой разрушение земли и всех планет, получающих от него свой свет".
      13. Рассказывает Фревиль
      Поздним вечером я подкарауливал своего нового знакомого в баре. Едва ли мне удалось качественно разыграть нечаянную встречу, когда он, наконец, появился; однако состояние его было уже таково, что больших актерских усилий с моей стороны и не потребовалось.
      Я обрадовался тому, что он, по крайней мере, узнал меня. Это уже было достижением.
      Итак, я напомнил ему о себе. Мы сели и сделали заказ при этом австриец посмотрел очень сурово (его племянник компрометировал его же заведение). Я постарался втолковать новому знакомому, что он мне давал некое недвусмысленное обещание.
      - А, да! - вспомнил он.
      И умолк.
      Я должен был подталкивать его, чтобы он хоть как-нибудь продвигался вперед!
      - Помню, помню... - произнес он наконец. - Кто у вас там заведует лабораторией?
      - Фревиль, - тихо, краснея, сказал я.
      - Кто, кто?
      Я прокашлялся и повторил громче.
      Он как-то странно посмотрел на меня:
      - Да ну?
      Я не знал, что сказать.
      - Нет... - проговорил он.
      Я молчал. Я уж и сам стал сомневаться.
      Однако приятель мой неожиданно сказал:
      - Ну, друг, ты на меня не обижайся. Это я так... Ладно.
      Я вздохнул с облегчением и на секунду прикрыл глаза.
      - Там у вас задачка какая-то была. Весьма хитрая задачка. Не помнишь, как формулируется?..
      Я подумал - решился - и выложил на стойку листки Армана, тот черновик статьи, который он принес мне утром.
      - Вот-вот, это именно... Следствие из теоремы. Ничего не скажешь, шеф у вас умница, ты мог бы из уважения к нему запомнить его фамилию...
      Я, разумеется, молчал. А он водил пальцем по строчкам, пока не воскликнул:
      - О! Вот здесь. Ну-ка, если поменять тут? Очень просто и мило, как детский мат, знаешь? Ты, вообще-то, играешь в шахматы?
      Я помотал головой. Опять назревал конфликт.
      - А в карты?
      Пришлось сознаться, что и о картах я понятия не имею.
      - Ну что ты за чучело...
      Лучшей оценки я, конечно, не заслуживал.
      - А к женщинам как относишься?
      Я вспомнил о Клер и тихо выговорил:
      - Хорошо...
      - Что - хорошо?
      - Хорошо отношусь, - поправился я.
      - Скучно с тобой, - заключил он. - Вот шеф-то твой, наверное, понимает толк в жизни...
      И подмигнул мне. Затем он вернулся к листкам Армана.
      - Нет, это, пожалуй, наивно будет. Не пойдет... Слишком на виду.
      Мне казалось, он задремал. Я уже хотел вытянуть потихоньку листочки из-под его ладони и улизнуть из бара. Но тут он подал голос:
      - А если в этом месте? Можно ведь и так... Предположим, я решил кое-чем пренебречь... Так будет незаметно.
      Минут десять он поработал пером и затем полюбовался своим творением.
      - Порядок!
      Так они и делали. Да, именно это я и видел на тех листах, в которые было обернуто сало!..
      - Ну, я тебе больше не нужен! Это вот и покажи своему конкуренту. Только перепиши сначала, разумеется.
      Он смял листки и втолкнул их в мой карман.
      - Эффект я гарантирую!
      На прощанье он ласково погладил меня по плечу и спросил:
      - Ты, конечно, думаешь про меня - вот пьяница, а?
      Я счел вопрос риторическим. Я решил, что честный, но вежливый человек должен промолчать.
      - Ну, скажи по совести!
      Мне пришлось кивнуть.
      - А ведь ваш парень, Арман, не смог решить эту задачку. Как ни пыжился... И знаешь, кто ее решил? Ну-ка угадай..
      - Берто?
      - Этому и опомниться не дали. До его приезда все было готово.
      - Клер?
      - А, ты все-таки заметил, что женщины существуют на свете! Нет, друг мой. Эту задачку решил я. По просьбе Армана. Пусть шеф ваш скажет мне спасибо за то, что я доказал следствие из его теоремы.
      - А потом?..
      - Что - потом? Берто чуть не свихнулся, когда увидел такой результат. Ну, он не первый и не последний... Да он-то не пропадет, не волнуйся.
      - Неужели он не заметил ошибки?
      - Ты представь себя на его месте... Стал бы ты разбираться, есть ошибка или нет?
      - Стал бы.
      - Ну, а вундеркинд не стал.
      На том мы и простились. Он обнял меня на прощанье, дохнул спиртным мне в лицо, - несчастный спившийся талант, доказавший следствие из моей теоремы...
      Юрков все еще ждал своего рейса в порту. Я составил ему компанию; пока не объявили посадку, мы окончательно разобрались в ходе событий.
      Берто, безусловно, был человеком, которого Арман с полным основанием мог опасаться. Нет, Берто никогда не причинил бы зла Арману или кому-то другому; но само его присутствие в лаборатории как бы говорило Арману: всяк сверчок знай свой шесток (это Юрков, бывало, повторял всякий раз, когда мы в строительном лагере влезали на свои кровати).
      Берто - не первый, кто подвергся обработке на дальней усадьбе Тальменуса; прием использовался простой, и именно поэтому он легко удавался.
      Поскольку задача, которую я дал Берто, была уже решена моим новым знакомым (вот кто четвертый!), Арману оставалось только придумать ошибку, чтобы получить отрицательный ответ, означающий бесперспективность всякой работы в моей лаборатории. Спектакль был поставлен на дальней усадьбе. Берто разволновалсяеще бы! - и не стал проверять ход решения. (Кроме того, он порядочный человек и, предполагая наличие аналогичных качеств и у других, полностью доверился Арману). Для пущей достоверности Арман, по-видимому, заявил, что публикует эту работу, и включил ее в план - вот почему в нем оказалось не шесть, а семь названий.
      Итак, Берто поверил. (Как и его предшественники).
      Он сразу же подал заявление об уходе. Будучи человеком деликатным, он не решился сказать мне в глаза о причине своего бегства, хотя, как я видел, и намеревался это сделать. Возможно, в последний момент передумал.
      Едва лишь не стало в Отделе человека, по своему положению (а главное, таланту) оказавшегося между Арманом и должностью, на которую Арман, безусловно, метил, он поспешил поставить меня перед фактом прибытия Сови, своего приятеля, - Сови годился только на то, чтобы служить выгодным фоном для Армана...
      Что же касается плана публикаций, то Арман забрал его, как только план сыграл свою маленькую роль. А затем подменил его старым нашим планом на шесть работ, которые я знал.
      Несколько раз такая операция проходила у Армана гладко. Я огорчался и не мог понять, почему уходят от меня способные сотрудники. Но вот, в конце концов, обман раскрылся!
      Утром мне пришлосн заняться будничными делами.
      Тщательно скрывая зевоту (после бессонной ночи), я выслушивал разговорившегося в последнее время Сови...
      Старался разъяснить Высокому Начальству, что в общественной деятельности тоже надо знать меру и я должен сделать перерыв, прежде чем снова ехать с лекциями, по-видимому, наша поездка в Тальменус создала мне определенную репутацию...
      Я никому пока ничего не говорил. Не был готов к этому. Мне оставалось выяснить еще нечто, чрезвычайно для меня важное. Я должен был узнать это прежде, чем предпринимать какие-либо действия.
      Наконец я решился.
      Позвонил Клер.
      - Молодец, - ответила она. - Я поняла, куда ты ездил. И зачем. Стало быть, ты теперь все знаешь.
      Если бы все!
      - Милый, - сказала Клер, - я так зла на Армана изза этой истории... И еще больше - на себя. За то, что не смогла помешать Арману.
      - Почему же ты не поговорила со мной?
      - Я ждала, когда у меня появится настроение для этого разговора.
      - Очень логично!
      - Для женщины - да.
      - Значит, ты на ферме... - начал я.
      - Я думала - просто пикник. А потом... - Она вздохнула. Но когда я сказала Арману, что этого я так не оставлю, он стал уговаривать меня, что раз я там была...
      - Что?
      - Что раз я там была, никто не поверит, будто я не принимала участия...
      - Но ведь ты не участвовала в этом деле? - вскричал я.
      Я так был рад - рассказать невозможно.
      Она обиделась:
      - А ты, значит, думал, что и я?.. Значит, ты и в самом деле решил, будто я...
      Она бросила трубку и - в чем я получил возможность убедиться - отключила свой телефон...
      ...Вот, пожалуй, и все. Пачка табаку пригодилась. Я стал курить трубку: Клер сказала, что это идет мне. Клер, надо признать, все такая же.
      Заканчиваю я приглашением на работу. У меня в лаборатории освободились два места. Какие - догадайтесь сами. Заявления, как говорится в таких случаях, прошу подавать в письменном виде.
      14. Рассказывает Юрков
      - Надя! Надюша моя! Надэжда!
      Я застал ее целой и невредимой. Она лежала в постели в своей комнате и окликнула меня, едва я открыл внутреннюю дверь переходной камеры и оказался в стенах нзшей Станции. Я был счастлив. Что только не приходило мне в голову там, в порту! А она тут лежала тихонько в постели и уже выздоравливала. Вязанье на коленях, как полагается. Идиллия под нашим колпаком.
      Сидел я на ее постели, и никуда мне идти не хотелось... Но бетонная стена - надежная защита только на время.
      Я сказал Надежде, что сейчас вернусь.
      Порывшись в своей комнате, я нашел то, что мне было нужно, и, сунув под локоть, отправился за аварийную ширму. Она попрежнему была опущена, и мне пришлось воспользоваться люком. После чего я запер люк на замок с шифром, известным только мне.
      Стараясь не шуметь, я пробрался на склад. Развинтил, сбивая пальцы, многочисленные фигурные болты и снял крышку. Подкатил витализер и стал ждать, пока он прогреется.
      Кругом было тихо.
      Я задвинул дверь складского отсека и, осторожно манипулируя витализером, включил робота.
      - Не шуми, - это было первое, что я сказал ему. - И не вылезай из контейнера.
      Дальнейший разговор проходил вполголоса. Я задал ему несколько тестовых вопросов и получил хорошие ответы. Это был совершенно исправный новенький фревилевский робот серии "А", Последний исправный из тех, что я взял всего несколько дней тому назад. Я поговорил с ним:
      - Давно тебя изготовили?
      - В конце второго квартала.
      - А самого Фревиля ты видел?
      - Нет, не видел.
      И так далее. Словом, нормальный автомат.
      Затем я раскрыл то, что принес с собой. И задал роботу задачку, которая там была. Он принялся считать, пошла выдача, я следил за ней по ленте. Сначала - все хорошо. Затем вдруг переход с восьмеричной системы на двоичную. Длинные столбцы единиц и нулей... Знакомая картина.
      Я ждал. Лента пружиной укладывалась на полу.
      И вот, наконец, лента остановилась. Я наклонился и увидел то, что и ожидал увидеть: выбило предохранители Барренса.
      Делом одной минуты было закоротить их. Затем я снова привел в действие витализер. Робот ожил. Я опять дал ему эту задачу.
      Выдача пошла та же: восьмеричная система; потом двоичная, столбцы единиц и нулей. И вот уравнения регрессии, несколько уравнений подряд. А после них шли нули. Ничего, кроме нулей.
      Колонки нулей - и только.
      Нужно было поговорить.
      - Не шуми, - сказал я опять. - Давно тебя изготовили?
      - Кого? Меня? - ответил робот.
      - Конечно, тебя.
      - Меня?
      - Ну, хорошо. Ты видел Фревиля?
      - Кто, я?
      - Тебя спрашивают: ты видел Фревиля?
      - Кого, Фревиля?