Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Жестокие игры

ModernLib.Net / Криминальные детективы / Константинов Владимир / Жестокие игры - Чтение (стр. 9)
Автор: Константинов Владимир
Жанр: Криминальные детективы

 

 


Перед зданием аэровокзала их ожидал «мерседес» Валиева. Его телохранитель, завидев хозяина, почтительно открыл дверцу.

— Едем в «Арагви», — сказал Валиев уже в машине.

— Но у меня мало времени, — попробовал было протестовать Татиев. — Надо ещё столько вопросов обсудить.

— Э-э! Совсем плохой стал, да? Совсем традисый гор забывать стал, да? — проговорил шутливо Арслан с нарочитым кавказским акцентом. — На пустой желудок один дурный мысли приходят. Да? На сытый дела надо делать.

В ресторане в банкетном зале их уже ожидал накрытый стол, за которым сидело десять земляков. Двое из них были хорошо знакомы Руслану — были его клиентами по героину. С ещё двоими он встречался не Кавказе. Остальные были незнакомы.

— Думаю, представлять моего друга Руслана Татиева нет необходимости, — проговорил Валиев. — Все мы хорошо его знаем. Это по его просьбе я всех вас собрал. Он хочет сообщить нечто очень важное.

Затем Арслан представил Татиеву сидящих за столом, но тот плохо запомнил и их имена, и их фамилии. Начались восточные тосты. Под которые много пили вина, обильно ели. К концу трапезы Руслан поведал собравшимся об обстановке на Северном Кавказе, о неудавшемся покушении на него, о планах Сосновского и его команды.

— Я только-что прилетел из Махачкалы, где встречался с авторитетными людьми. В Дагестане готовится серьезная провокация. Несколько сел уже под полным контролем ваххабитов. Убежден, что Сосновский стремится развязать всекавказскую войну. Мы должны ему помешать.

За столом зашумели, загалдели. Все согласились с Татиевым и стали предлагать самые невероятные идеи вплоть до убийства Сосновского.

— Шайтан ему глотка! — вскричал самый горячий — мужчина лет сорока. — Рэзать его надо! Рэзать!

В конце-концов решили всячески помогать Татиеву в его благородном деле. На том и расстались.

Руслан договорился с Сосновским о встрече в ресторане «Прага» в четыре часа. Перед встречей надо было немного отдохнуть, а если удастся — вздремнуть, и он хотел поехать в гостиницу. Но Валиев запротестовал и повез его к себе домой — в четырехкомнатную квартиру в центре столицы.

На квартире Валиева Татиев принял душ и лег спать. Не спалось. Тревога бередила сердце. В голову лезли невеселые думы. Он ругал себя последними словами за то, что восемь лет назад связался с Сосновским. До этого пару лет он безуспешно занимался предпринимательской деятельностью, но больших капиталов не нажил — спустил те, которые были. Однако твердо знал, что будущее за богатыми людьми. Именно они будут управлять ситуацией в стране. Вот почему, когда Сосновский предложил ему заняться поставкой оружия, которого в связи с распадом Советского Союза, было огромное колличество, в Чечню, Абхазию, Афганистан и другие горячие точки, он согласился. Это сулило огромные барыши. Тем более, что Сосновский обещал помочь в организации этого выгодного дела. Вскоре после этого братьями Татиевыми был приватизирован колхоз. Новое «предприятие» начало набирать обороты. Идея производства героина так же была подсказана Сосновским. Сейчас братья Татиевы, пожалуй, самые багатые люди на Северном Кавказе. Им можно не беспкоится за будущее. Так думал Руслан до недавнего времени. Оказывается, ещё как можно беспокоиться. Если бы не Кольцов, то... Об этом даже не хотелось думать. Он несколько раз бывал в Чечне, когда там шла широкомасштабная война. Видел эти перехошенные лица, вылупленные глаза и орущие глотки: «Газават! Газават! Газават!» И тогда подумал, что кто-то хитро и ловко сыграл на национальных чувствах чеченцев, внушив им ненависть к русским. Сам Руслан был наполовину русским, воспитывался матерью на великой русской литературе и считал, что русский народ — один из самых великодушных нородов на Земле. Теперь он точно знает, кто за всем этим стоит. Нет, он не позволит этому черному страшному карлику ввергнуть Кавказ в братоубийственную войну. Использует для этого все свое влияние и деньги. Светлана это увидит и полюбит его.

При воспоминании о Светлане так стало больно в груди, что Татиев даже заскрепел зубами. Стало трудно дышать. Зря наверное он её силой завлек на Кавказ. Есть русская поговорка: «Насильно мил не будешь», Он об этом как-то не подумал. Последнее время Светлана заметно повеселела. В нем затеплилась надежда на благополучный исход. Но когда позавчера он пришел к ней ночью, она оказала такое яростное сопротивление, что он был вынужден уйти ни с чем. Как же она его измотала! Сил никаких нет. Надо с ней как-то определяться. Что-то решать. Не может так все продолжаться.

Он не заметил, как уснул. Ему приснилось яркое солнце, синее ласковое море. Желтый песок, И они со Светланой, взявшись за руки, бегут по берегу, смеются. Люди смотрят на них и завидуют. Они бросаются в море. Соленая вода охлаждает их разгоряченные тела и слегка пощипывает. Хорошо! Стоя по плечи в воде, они целуются. А губы у неё теплые и соленые, как морская вода. А зеленоватые глаза лучистые, счастливые. Ведь все это когда-то так и было в действительности. А сейчас приходит только во сне. Только во сне он отдыхает душой. Ему так было хорошо, что никак не хотелось просыпаться. И Валиеву понадобилось много сил и терпения, чтобы его разбудить.

Ровно в четыре часа Руслан с Валиевым подъехали к ресторану. На дверях вместо швейцара дежурили четверо дюжих кавказца. Поодаль стоял микроавтобус и джип «Тойота» с людьми Валиева. К встрече Татиева с Сосновским все было готово. Это и были меры предосторожности Руслана. Перспектива разговора с алигархом, когда за твоей спиной стоят его телохранители и следят за каждым твоим движением, Татиева не прельщала. Нет, не прельщала.

Он прошел в ресторан и занял свободный стол у окна. Идти в отдельную кабину или в банкетный зал, он не рискнул — у Сосновского в ресторане могли быть свои люди.

Через пару минут к ресторану подкатил черный лимузин Сосновского. Вернее, машина была ни его, а его друга владельца фирмы «Уральские самоцветы» Виталия Казарновского. Сосновский всегда ею пользовался для поездок в «Прагу», чтобы не вызвать к себе повышенного интереса. Лимузин был тут же окружен людьми Валиева, а сам алигарх извлечен из машины. Он что-то кричал, размахивал руками. Со стороны это выглядело довольно забавно. Смешной нелепый человечек, непревзойденный мастер авантюр и интриг. Двое дюжих боевиков сопроводили его до ресторана. Через тридцать секунд он уже появился в зале и закрутил головой в поисках Татиева.

Руслан встал из-за стола и пошел к нему навстречу.

— Ты это почему?!... Зачем?!... Обнаглел ага!... Забываешься! Думаешь можно того?! — гневно закричал Сосновский, налетая на Татиева, будто коршун. Но Татиев прекрасно видел, что олигарх до смерти напуган. Он никак не ожидал подобного приема. Маленькие и черные, будто две смородины, глазки его бегали туда-сюда, туда-сюда и никак не могли выбрать на чем остановить взгляд.

— Здравствуй, Виктор Ильич! — добродушно проговорил Татиев. Он сейчас чувствовал себя хозяином положения и это тешило его самолюбие. — Да не трясись ты, словно заяц, убивать тебя я не буду. Во всяком случае, не сейчас. — Он рассмеялся своей черной шутке.

От этих слов Сосновский прямо-таки взвился. Замельтешил кулачками перед лицом Руслана. Визгливо закричал, брызжа слюной:

— Дурак! Ты это кому, дурак?!... Совсем уже того!... Стоит мне пальцем... Пошевелить пальцем... Обнаглел!

— А ты меня не дурачь, а то могу и передумать, — угрожающе проговорил Татиев, умехнувшись.

От этой угрозы Виктор Ильич весь позеленел. Вжал голову в плечи. Руки безвольно опустились. По телу побежали мурашки. В подобном положении он ещё инкогда... ни того. Страшно! Этот абрек может того... Еще как ага. Во рту стало сухо и неприятно. Ладони вспотели. Что же делать?!

— Ну зачем ты, Руслан, комедию?... Зачем комедию ага?... Играешь ага? — жалко, чуть не плача пролепетал Сосновский.

— А ты думал, что ты у нас один такой — и сам себе сценарист, и сам себе режиссер? Думаешь, один можешь подлянки людям делать?!

— Ты почему так?... Ты это...о чем это? — испуганно закосил на дверь Сосновский.

— О то не знаешь?

— Вот те крест ага... Руслан, ага! — воскликнул Виктор Ильич, делая попытку перекреститься, только не знал, как это делается.

— Спешите видеть, господа! — рассмеялся Руслан. — Главный бес страны собрался креститься!

— Ну зачем, Руслан, так... Обижаешь зачем, — проговорил Сосновский заискивающе.

Татиеву нравилось видеть крутого алигарха растерянным и несчастным. Очень нравилось. Даже стало несколько жалко его. Он взял Сосновского под руку и сказал снисходительно:

— Ладно, пойдем сядем за стол и я постараюсь тебе популярно объяснить что к чему.

Не успели они сесть за стол, как перед ними выросла целая бригада официантов во главе с метрдотелем — полным и румяным господином. Кланяясь и ослепительно улыбаясь, метрдотель проговорил:

— Здравствуйте! Рады привествовать в нашем ресторане такого гостя! Чего изволите, Виктор Ильич?

— Сам, сам, дружочек, — раздраженно замахал на него рукой Сосновский. — Вкусы мои... Знаешь вкусы... Сам того. Пошли, пошли ага.

Когда метрдотель и официанты ушли, Сосновский вновь опасливо покосился на входную дверь.

«Он что, ждет оттуда появления киллера?!» — мысленно усмехнулся Татиев. Ситуация его забавляла.

— Тебя, Руслан, кто-то того... Кто-то ни того... Информацию дал... Неверную дал, — проговорил Виктор Ильич, стараясь быть как можно более убедительным.

— Да нет, дорогой, информация у меня самая что ни на есть точная. Может быть, ты скажешь, что не ездал во Владикавказ и не встречался там на даче у местного авторитета с Бахметовым?

Взгляд олигарха панически заметался по всему залу. Тонкие губы затряслись. Лысина порозовела и покрылась испариной. Он понял, что Татиев того... Все знает. Может и приехал специально... Убить специально... Он уже готов был закричать и позвать на помощь. Но понимал, что это того... Бесполезно ага. Ситуация казалась ему тупиковой.

— А зачем я того... Там того... Ну да... Мало ли чего... Для чего... Зачем же выводы, — совсем уж сбивчиво проговорил Сосновский. Из его слов трудно было понять — отрицает он свою поездку во Владикавказ и встречу там с Бахметовым, или, наоборот, — подтверждает.

— Так ты что, хочешь сказать, что встречи не было? — насмешливо спросил Титиев.

Загнаный в угол вопросами Руслана алигарх чувствовал себя неважно. Да чего там, скверно себя ага... Впервые так. Впервые в жизни. А этот янычар ещё и того... Улыбается еще... С каким бы сейчас он его ага... Удовольствием каким.

— Зачем ты так... Кхе-кхе... Что в этом... Особенного в этом. Не понимаю.

— Так ты считаешь, что встречаться с моим помощником у меня за спиной, даже не поставив менв известность — ничего особенного?! — нарисовал на лице удивление Татиев. Ему доставляло огромное удовольствие издеваться над Сосновским. — Ты действительно так считаешь?!

— Ну да... А что в этом... Я хотел. Забыл... Подумаешь.

— А о чем между вами шел разговор?

— Да так... Ничего... Особенного ничего, — вновь заюлил взглядом Виктор Ильич.

— А вот Дангулов говорит как раз обратное. Сказать — о чем он говорит?

«Убьет точно за этим и того и пригласил ага дураки ни на кого ничего надежды никакой страшно как ага что же того этот абрек все про него нет теперь ничего никакого спасения страшно как», — в панике подумал Виктор Ильич.

Не дождавшись от Сосновского ответа, Татиев проговорил:

— Он говорит, что ты давал Бахметову задание убить меня. Может быть и это будешь отрицать?

Нервы олигарха не выдержали и он заплакал. Гнусно так, заплакал, пакостно, что нашкодивший пацан. Хлюпал враз покрасневшим носом и торопливо покаянно говорил:

— Прости меня, Руслан!... Бес ага того-этого... Прости!.., Я больше ни за что... Честное слово!

— Ах, Витя. Витя! — укоризненно покачал головой Татиев. — О какой чести ты говоришь?! Стыдно! У тебя её никогда не было. А потому твоему слову я поверить не могу — обманешь.

— Я того... Я заплачу. — Сосновский торопливо выхватил из кармана чековую книжку. Спросил заискивающе: — Сколько?

— Пятьсот тысяч долларов, — сказал Татиев. но увидев, с какой готовностью закивал Сосновский, понял, что занизил сумму, надо было называть гораздо большую.

Виктор Ильич достал авторучку, но руки его ходили ходуном и он, как не пытался, не смог их усмирить. Размазывая по лицу слезы пожаловался:

— Руки вот того... Трясутся того...

«Экий он, право, трус», — подумал Татиев. Ему было противно смотреть на Сосновского. Трус и ничтожество! Как же этому вот хлюпаещему чмо удалось все прибрать к своим рукам? Как это могло случиться? Ведь ни у кого нет никаких сомнений относительно его моральных качеств. Ведь недаром его за глаза называют «черным демоном». Так почему же ему предано служат, многие перед ним заискивают? Почему? Почему и он сам до недавнего времени ему служил?

Все эти вопросы окончательно испортили настроение Руслана. Презрительно глядя на Сосновского, он мрачно сказал:

— Да не трясись ты. Я же сказал — убивать не буду. Слово джигита.

— Какой ты того?... Джигит ага?, — промямлил потеряно олигарх. Видно, он тоже был невысокого мнения о Татиеве. — Но спасибо ага... Я того... Кхе-кхе... Отблагодарю.

В это время пришли три официанта и принялись выставлять на стол тарелки со всевозможной снедью, бутылки шампанского, коньяка.

— Что будем пить? — спросил Татиев, после ухода официантов.

— Давай этого... Шампанского давай. Пить что-то ага хочется что-то. — Сосновский уже успокоился, окончательно поверив, что Татиев его убивать не собирапется. Успокоились и его руки. Он выписал чек и протянул его Руслану.

Он мельком взглянул, небрежно сунул в карман. Открыл шампанское, наполним им фужеры. Выпили молча. Тост и здравица сейчас были неуместны. Оба это понимали.

— Ты принес обещанное? — спросил Татиев.

— Это конечно да. — Виктор Ильич достал из внутреннего кармана пиджака довольно пухлый конверт, протянул его Руслану. — Только этот... Как его? Тот, для кого?... Тот, кто у тебя?

— Кольцов, — подсказал Татиев.

— Вот-вот... Он не того... Не из ФСБ ага.

— Ты это так шутишь что ли? — натянуто рассмеялся Татиев. Хотя внутри у него похолодело. — А кто он в таком случае?

— А кто его... Знает кто?... И генерал этот... Как его?

— Сластена?

— Вот-вот... Нет его... Такого там нет ага.

— Врешь?! — все ещё не мог поверить в случившееся Татиев.

— Нет. Информация самая того... Достоверная самая. Все точно.

— Дела! — протянул озадаченно Руслан. — Выхоит, что мы были завербованы неизвестно кем и работали на неизвестно кого?

— Ага. Выходит, — согласился Сосновский.

— И кто же он все-таки такой? У тебя есть какие соображения?

— Думаю, что это человек Потаева, — высказал предположение Сосновский.

— При чем тут Потаев?! — раздражено проговорил Татиева, посчитав слова олигарха очередной глупостью. У человека «крыша» от страха поехала. Бывает.

— А при том... Копает он под меня.

«Желаю, чтобы он свернул тебе шею», — подумал Руслан, наливая себе в рюмку коньяка.

<p>Глава четвертая. Беркутов. Свобода!!</p>

Через час после отъезда Татиева я уже был у его «фамильного замка», но натолкнулся у ворот на «цербера» с кавказским лицом, преградившего мне дорогу.

— Нэльзя! — лаконично сказал он, и для убедительности слов повел в мою сторону дулом автомата.

— Как это — нельзя! — возмутился я. — Малыш, ты не прав! Ты внимательно посмотри на меня. Это же я — ваш, можно сказать, национальный герой, спасший вашу «малину» и вашего «пахана» от серьезных катаклизмов. По моему, своим героическим поведением я заслужил преимущественное право беспрепятственного доступа во все дома вашего вшивого анклава. — И сделал решительный шаг в нужном направлении. Но не тут-то было. Лицо стража стало ещё более сумрачным и непредсказуемым, а дуло автомата уперлось в мою грудь.

— Нэльзя! Нэ могу! — упрямо проговорил он. — А то малэнко стрелал буду. Да?

Я понял, что этого «маленько» мне будет больше чем достаточно и отступил. Этот дитя гор получил от своего хозяина «Дракулы» твердые инструкции и не остановится ни перед чем, чтобы их выполнить.

— Козел ты, а не Малыш! — здорово я обиделся. — Ради вас, козлов, рискуешь жизнью, а в ответ получаешь черную неблагодарность. Пошли бы вы все с вашим «паханом» к такой матери!

Пришлось удовлетвориться малым — наблюдать свою возлюбленную в окне. Картина была более чем впечатляющей. Но теперь мне этого было уже мало. Душа жаждала общения с моей ненаглядной. Светочка, любовь моя, вырву ли я тебя когда и лап кровожадного тирана! Унылый и печальный я вернулся домой.

А вечером ко мне пришли Рощин и Максим Задорожный и мы уничтожили все запасы сухого вина во имя торжества справедливости. Запасов хватило настолько, что я, вдруг, вспомнил нанесенную мне днем обиду и все порыввался пойти и набить морду тому стражу, а Рощин с Задорожным меня удерживали. А потом ничего не помню. Не помню, как ушли парни, не помню даже, как уснул. Помнил лишь, что была пятница. Поэтому, когда открыл глаза и увидел заглядывающее в окно нахалное солнце, то понял, что наступила уже суббота и мне предстояло выйти на связь с «Центром». Об этом мы дотолковались с Татиевым перед его отъездом.

Через полчаса я уже ехал в знакомых «Жигулях» в знакомый Владикавказ.

Анзор Мурадиев долго тискал меня, цокал языком и, будто продавал орловского рысака, приговаривал:

— Какой молодец, да! Какой красивый! Какой кунак! Какой джигит, да!

Такое впечатление, что он взял на себя повышенные обязательства — задушить меня в своих объятиях.

— Свободу агенту ФСБ! — заорал я благим матом. — Агенты тоже люди!

— Зачем кричишь?! — озадаченно спросил Анзор, выпуская меня на волю. — Тебя режут, да? — Он с большим трудом понимал шутки, а от подобных импровизаций становился вообще в тупик. Как может большой мужик, кричать как худой баба, да?! Не понимал он этого, хоть тресни. За неимением времени я не стал его убеждать, что есть в жизни такие люди, готовые из всего, даже из самых невероятных ситуаций делать хохму. Поэтому ответил весьма лаконично:

— Я больше не буду.

Азор как-то странно на меня посмотрел, спросил осторожно:

— Ты, Дима, в порядке, да?

Случай схохмить сам припрыгал в руки и я не мог, не имел права его упустить.

— Я-то в порядке, — заверил я его и, наращивая накал голоса, принялся «возмущаться»: — А вот вы, Анзор Мурадович, явно не того. Сколько раз вам можно говорить, что лошадь к стойлу надо привязывать двойным узлом, понимаете ли! Опять ваша Глория отвязалась. Ее видели аж у Трубопрокатного жующую «Сникерсы».

У Анзора натурально полезли глаза на лоб. Лицо стало потерянным, беспомощным и жалким. Сомнения в моей психической полноценности у него теперь окончательно отпали.

— Какой лошадь?! Какой Глорий?! — жалко пролепетал он, косясь на дверь. Очевидно боялся, как бы я не отрезал ему путь к отступлению. Он явно растерался и не знал, что предпринять. Опыта общения с психами у него не было никакого. В милиции их обычно направляют либо в суд, либо к прокурору.

— Вот только этого не надо мне тут! — погрозил я ему пальцем. — Оправдываться не надо! Вы, Азор Мурадович, не любите животных — этих братьев наших меньших.

— Я очень люблю живытный! — заверил меня Мурадиев и даже молитвенно сложил на груди руки.

— Не надо врать! — присек я его попытки уйти от ответственности. — Помните, как прошлый раз вы спустили в унитаз морскую свинку?! Помните?!

— Нет, не помню! — Азора уже качало от перенапряжения.

— Так я вам напомню. Бедное животное целую неделю плавало по городскому коллектору и пугала душераздирающими криками горожан. Садист вы после этого, Анзор Мурадович! Вот кто вы такой! А что если Глория объестся «Сникерсов»? Кто за это будет отвечать? Кто, я вас спрашиваю?!

Наконец, его осенило, как надо себя со мной вести. Лицо разом сделалось умильно-благостным, заулыбалось фальшивой приторной улыбкой. Он подошел ко мне, обнял за плечи, елейным голосом пропел:

— Ви не волнуйся, Дима! Все будет карашо, да. Садись, посмотри картинки, да. — Он достал из ящика стола какой-то порнографический журнал и выложил передо мной. — А Глорий мы сейчас поймаем и вернем на место. Я сейчас позвоню и распоряжусь. Ты подожди токо. — И он бочком стал пятиться к двери.

Пора было заканчивать спектакль одного актера. Зритель от него явно устал. Однако, предвидя, что сейчас может произойти, я придал голосу покаянный вид, а на лице нарисовал крайнюю степень смущения.

— Никуда звонить не надо, Анзор. Пошутил я. Извини!

Он застыл в какой-то нелепой позе с раскрытыми, будто клешни рака, руками и на полусогнутых. А такого дурацкого выражения лица у него не было, уверен, со дня рождения. Он смотрел на меня, как очковая змея, и лишь шипел, не в состоянии говорить. Помятуя, что лучшая защита — нападение, я «возмутился»:

— Ну что ты на меня шипишь?! Уж и пошутить нельзя! Какие мы все, блин, нервные!

Анзор наконец пришел в движение.

— Так ты это шутил, да? — спросил, приближаясь ко мне с угрожающим видом.

— Шутил да! А кто меня принял за придурка?! — спросил возмущенно, все ещё надеясь, что дело не дойдет до «крайних мер».

Он схватил меня за грудки, легко оторвал от стула и потащил к окну. Угрожающе зарычал:

— Ты у меня щас будешь шутил с третьего этажа!

— Люди-и-и! — заорал я. — Я любил вас! Спасите! Не дайте свершиться беззаконию! За что же Ванечку Морозова! Геноцид к позорному столбу!

Наконец, Анзор отпустил меня, плюхнулся на стул, мрачно, с сожалением сказал:

— Дурак ты, Димка! Такой встреча испортил! — Но этого ему показалось недостаточным и после некоторого раздумья, он дополнил: — Козел!

Я обнял его сзади за плечи, наклонился и очень задушевным голосом проговорил:

— Прости меня, Анзор! Прости Христа ради! Таким уж я уродом уродился. Поэтому все претензии моей маме. Хочешь я тебе дам её адрес? А что, напишешь письмо. Она будет рада.

— Э-э! — укоризненно сказал он. — Зачем маму трогал, да? Когда сам болной.

— Что верно, то верно, — согласился я. — А какой с больного спрос?

В конце-концов мир был восстановлен.

— Поехали ко мне, — сказал Анзор, втавая.

— Нет, сначала дело, а потом все остальное.

— Там будет дело. Здесь не будет. Я сегодня барашка зарезал, да.

— Ну вот видишь, — укоризненно покачал я головой. — А кто мне давеча клался, что любит животных?

— Но есть маленько тоже надо, — серьезно ответил Анзор.

Нет, с чувством юмора у него явная напряженка. Определенно. И с этим уже ничего не поделаешь.

Прием прошел в делой и дружественной обстановке и затянулся до позднего вечера. В конце его Анзор вновь тискал меня в своих объятиях и восхищенно говорил:

— Какой молодец! Какой кунак! Какой джигит, да!

Азор рассказал, что ими установлены каналы сбыта героина. Уходит он по железной дороге, как правило, в трехтонных контейнерах, загруженных всякой всячиной. Пока выявлены десять городов, куда идут наркотики. Среди них был и Новосибирск. Я даже не мог предположить, что мне самому придется участвовать в аресте этого контейнера и задержании его получателей. Отчет Анзора я приобщил к своему, вложил в конверт и поросил срочно отправить спецпочтой Иванову. Результаты моей здесь работы были, как говорится, налицо.

А утром ко мне прибежал мой связной Тимур, запыхавшийся, возбужденный.

— Вас сам Татиев вызывает! — сообщил.

То, что Татиев не встретил меня на крыльце, было дурным предзнаменованием. Когда я вошел к нему в кабинет, то он сидел за столом строгий и чопорный, будто на приеме в Бекингемском дворце. И я окончательно понял, что случилось что-то из ряда вон и надо готовиться к самому худшему. Он холодно взглянул на меня и вместо приветствия, спросил:

— Кто вы, Павел Иванович?

И тем самым развеял все мои сомнения. Они установили, что ни такого отдела, ни такого генерала, о которых я говорил, в ФСБ не существует, как нет там и сотрудника Кольцова Павла Ивановича. Я предвидел, что это рано или поздно случится и на этот случай у меня уже был заготовлен ответ. Да, я не имею чести принадлежать к Федеральной службе безопасности, так как принадлежу к Главному разведовательному управлению. С моим умением пудрить мозги почтенной публике, я бы мог рассчитывать на определенные успехи. А это бы повлекло новую проверку, а там... Но сейчас я решил говорить правду. Почему? А кто меня знает — почему? Решил — и все тут. Интуитивно чувствовал, что только правда может мне сейчас помочь.

— В каком смысле, Руслан Мансурович?

— В самом прямом. Кто вы такой?

— Ах, вы об этом? — сказал я равнодушно. Неспешно подошел к столу, сел, достал сигареты, закурил, выпустил к потолку струю дыма и беспечно улыбнулся. — Если быть между нами, мальчиками, до конца честным и предельно откровенным, то я никакой не Кольцов, и вовсе не Павел Владимирович, и уж тем более не подполковник ФСБ.

— Это мы уже выяснили, — сказал Татиев, следя за мной строгим взглядом.

— Что делает вам честь, — кивнул я снисходительно. — Но только, смею заверить, что вам от этого не легче.

— Это ещё почему?

— А мотому, милостивсдарь, что ваша информация ушла строго по назначению и по ней уже работают соответствующие органы? Вы внимательно следите за ходом мих мыслей, Руслан Мансурович?

— Кто же вы такой, наконец?

— Вопрос резонный. Отвечаю. Я — майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.

— Беркутов? — машинально переспросил Татиев, что-то припоминая. Вдруг, лицо его стало красным, а глаза — удивленными. Таких удивленных глаз я отродясь не видывал. Определенно. — Так вы...

— Вот именно, — подтвердил я его догадку. — Я внебрачный муж Светланы Николаевны и прибыл сюда исключительно за ней. Но когда архаровцы Бахметова принялись меня «уговаривать» выдать себя за сотрудника ФСБ, я вынужден был с ними согласиться. Вы ведь знаете — они умеют «уговаривать».

Правда настолько ошеломила Татиева, что он отказывался в неё поверить. Вскочил из-за стола, подбежал к двери и истерично закричал:

— Светлана!

Через минуту в дверях появилась моя любимая. Вид у неё был встревоженный.

— Здравствуйте, Павел Иванович! — кивнула она мне и обратилась к Татиеву: — В чем дело?! Что случилось?! Отчего вы так кричите?

— Кто это? — спросил Татиев, указывая на меня пальцем.

Она бросила на меня испуганный взгляд, но довольно хладнокровно ответила:

— Что за глупый вопрос?! Это Кольцов Павел Иванович.

— Вы в этом уверены? — В голосе Татиева было столько надежды и ожидания, что я невольно ему посочувствовал.

Лицо Светланы вспыхнуло, глаза заблестели, и она стала ещё прекраснее.

— Я вас не понимаю! — гневно проговорила она.

— Вы прежде были знакомы с этим господином?

— Да. И вы об этом прекрасно знаете.

— Я имею в виду не здесь. А там, — она махнул рукой на окно, — в Новосибирске?

Светлана окончательно растерялась и не знала, что ей сказать. Взглянула на меня, как бы говоря: «Что здесь происходит?»

— Фенита ля комедия, дорогая, — улыбнулся я. — Придется «колоться». Другой альтернативы я не вижу. Удовлетвори любопытство этого настырного господина и ответь — кто я такой.

Светлана побледнела, потупила глаза, тихо, но четко сказала:

— Вы Павел Иванович Кольцов.

Она никак не могла поверить, что я в трезвой памяти по собственной воле мог раскрыться перед врагом, и тем самым ставила меня в затруднительное проложение.

Ответ Светланы вдохнул в мятущуюся сущность Татиева надежду на светлое будущее. Он взбодрился, повеселел и вновь стал походить на красивого сукиного сына, воспитанного мамой на любви к русской классике.

— Так в чем дело, Пав.... или там вас?! — воинственно обратился он ко мне.

— Светочка, — сказал я проникновенно, — ты ставишь меня в двусмысленное положение. Я только-что убеждал красавца-хозяина, что являюсь тебе в некотором роде внебрачным мужем. После твоего бессмысленного запирательства он может посчитать меня обманщиком, а то и откровенным лгуном. Ты подумала — как это может отразиться на моей безупречной репутации?

После моей прочувственной речи Светлана поняла, что я не шучу и, смело глядя в голубые глаза мучителя-абрека, сказала:

— Это самый дорогой для меня человек Дмитрий Константинович Беркутов.

О, как же была прекрасна моя любимая! Как прекрасна, как цветуща была земля, по которой ступали её стройные ноги! И как чудесен был мир, в котором мне посчастливилось тридцать пять лет назад появиться на свет и полюбить такую необыкновенную женщину! Как он был мудр и наполнен смыслом! Как были красивы люди, его населяющие! Остановись мгновение! Ты прекрасно!

И пока меня распирала гордость за любимую, а за спиной вырастали могучие крылья, способные вырвать эту симпатичную голубую планету из семейства Солнца и унести далеко-далеко в отрытый космос, с Татиевым творилось прямо противоположное. Он разом будто постарел на добрый десяток лет, сник, ссутулился. Лицо его долго меняло выражения, пока не приняло устойчивое — страдальческое. Взгляд потух. Ноги уже были не в состоянии выдерживать тяжесть внезапно одряхлевшего тела, и он пляхлунся на стул, отсутствующе глядя в окно. Да, не хотел бы я оказаться когда-нибудь на его месте. Очень бы не хотел. Определенно. По всему, он сильно любил Светлану. Его беда состояла в том, что он напрочь забыл народную мудрость, о которой наверняка говорила ему русская мама, — «насильно мил не будешь».

— Хорошо. Идите, Светлана Николавна, — сказал он устало, без тени эмоций.

— Никуда я не пойду, — твердо ответила Светлана и, в доказательство своих слов, подошла ко мне и положила руку мне на плечо.

Татиев посмотрел на нее, затем перевел взгляд на меня, снова — на нее, горько усмехнулся, проговорил обреченно:

— Насильно мил не будешь.

Я вздрогнул от неожиданности. Он будто подслушал мои мысли. Черт возьми! А ведь он неплохой в общем-то мужик. И если бы мы встретились с ним где-нибудь при других обстоятельствах, то могли бы подружиться. Определенно. И я сделал бы из него человека. Впрочем, это и сейчас не поздно. Во всяком случае, надо попытаться.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21