Владимир Константинов
      Вызов смерти
      Анонс
      Журналисту Андрею Говорову приходится вспомнить прежнюю профессию помощника прокурора, когда его интерес к двум случившимся в городе убийствам обернулся для него большими неприятностями. Чудом уцелев после покушения, он едва не угодил в тюрьму по ложному обвинению, а затем стал заложником мафиозной группировки. Говоров понимает, что схватка завязалась жестокая, и все-таки идет до конца.
      Книга первая
      Журналистское расследование
      Часть первая
      АНДРЕЙ ГОВОРОВ
      Глава 1
      После обеда меня вызвал главный редактор и с совершенно постной физиономией долго лениво жевал слова, сглатывая половину того, что намеревался сказать:
      - Такие дела, Говоров. Струмилина аппендицит, понимаешь. Шипилина юбилей... Пятьдесят лет... Неудобно все же... Известный коммерсант... Бери светскую хронику, приглашение Струмилина. Посмотришь там... Напишешь... Такие дела, Говоров. Понятно?
      Призвал на помощь все свои аналитические способности, напрягся, пытаясь докопаться до смысла сказанного. Наконец мне это удалось, и я понял, что Веня Струмилин, отвечающий за раздел светской хроники, попал в больницу с приступом аппендицита. А у известного коммерсанта Шипилина сегодня юбилей, и шеф хочет, чтобы я сходил на него вместо Вени и накропал статью в газету. Но это никак не согласовывалось с моими планами. Как раз сегодня вечером договорился с друзьями сходить в сауну, а после парилки пивко с таранькой, шашлык и девочки. В кои веки представится еще такая возможность молодому человеку?
      - Понятно, - кивнул. - А что же ты сам не идешь? Ведь там сегодня наверняка соберется весь цвет Новосибирска.
      - А, больно надо! - раздраженно отмахнулся он. Из услышанного сделал вывод, что шефа просто-напросто не пригласили и очень этим обидели. Он-то считал, что в фаворе у местных денежных мешков. И вдруг облом. Поневоле запсихуешь.
      - Да ну их к лешему, шеф! Что там может быть интересного? Обыкновенная пьянка, - сделал я последнюю попытку отвертеться.
      - Сачок! - возмутился шеф.
      - Цедо майёри, - склонил я свою умную голову.
      - Чего? - не понял главный.
      - По-латыни это означает - уступаю старшему.
      - Топай, мыслитель!
      Слово "мыслитель" было произнесено им с такой уничижающей насмешкой, что поневоле пришлось парировать выпад.
      - Когито эрго сум, - ответил я с добродушной ослепительной улыбкой. И чтобы избавить себя от новых вопросов, тут же перевел: - Я мыслю, значит, я существую.
      Главный буквально позеленел от злости. Его глазки превратились в смотровые щели, а рот - в ствол гаубицы.
      - Ну-ну, - мстительно выплюнул он в меня прямой наводкой, и я понял: впереди меня ожидают нелегкие времена.
      Отношения у меня с редактором заметно испортились после выхода осенью прошлого года моей книжки детективов. Очень ему это не понравилось, и стал я у него "сачком" и "лодырем, каких свет не видывал". Главный был неплохим организатором, а журналистом никаким, ноль без палочки. Впрочем, палочка была, но сразу после нуля через запятую. Когда-то он окончил исторический факультет и считает себя докой в вопросах истории. Поэтому часто пишет большие и довольно муторные статьи об ушедшей эпохе социализма. Если набраться терпения и их прочесть, то невольно придешь к печальному выводу, что семьдесят лет мы только тем и занимались, что уничтожали то, что осталось нам еще от царской России. И ни автор, ни его читатели (если такие имеются) не задаются вопросом: за что же в таком случае нас если не уважал, то боялся (это уж точно) весь остальной мир?
      Ничего этого я главному, разумеется, не сказал, а счел за лучшее ретироваться, плотно прикрыв за собою дверь.
      У секретарши Эллочки (меж собой мы зовем ее "людоедкой" за схожесть, почти идентичность с героиней известного романа) получил пригласительный билет на пятидесятилетний юбилей господина Шипилина, где прочел, что торжества назначены на девятнадцать ноль-ноль в ресторане "Садко". Фи! Всего-то какой-то ресторан. Скромно, и весьма. Я был разочарован. Подобные мероприятия сильные мира сего любят проводить с помпой за городом. Не такой он, видно, крутой, этот Шипилин, как о нем говорят. Барометр моего настроения упал до критической отметки. Вместо того, чтобы сидеть в компании близких мне по духу и образу мыслей друзей за кружкой пива, вспоминая дела давно минувших дней, я должен тащиться на этот дурацкий юбилей, где незнакомые мне люди, напившись на халяву до положения риз, будут лезть мне в душу и выяснять, а не тот ли я тип, кто увел у них в прошлом году из-под носа девушку, и по какому такому случаю я здесь оказался. Благо, когда такие юбилеи проводятся на природе - там хоть есть где уединиться. Ресторан - замкнутое пространство, здесь не шибко разбежишься.
      Может быть, вообще не ходить? Нет, так не пойдет, идти все же надо. У меня и так слишком натянутые отношения с главным, если не сказать больше. Да и Романа подводить не следует. Роман Шилов - наш. ответственный секретарь. Именно он перетащил меня в газету. Мы вместе с ним закончили юридический факультет Томского университета. Студенческие годы! Хорошее было времечко. Мы с Романом в баскетбольной команде защищали честь родного университета. Помню, как утерли нос неизменному чемпиону города среди вузов - политехническому. Вот это была встреча! Рубка гладиаторов! Девчонки визжали от восторга. Две недели мы ходили в героях, пока бездарно не слили встречу середнячку из середнячков пединституту. Преподавателем латыни у нас был замечательный старикан Афанасий Валентинович Ведерников. Он до самозабвения был влюблен в свой предмет и студентов. Только любовь эта выражалась у него весьма своеобразно. Иначе как негодяями он нас не называл. Он всегда куда-то спешил и почти всегда и везде опаздывал. Маленький, сухонький, прибежит в аудиторию, вытрет взопревший лоб, обведет нас любовным взглядом и проговорит ласково:
      - Ну что, негодяи, признавайтесь, опять не подготовились к семинару? И, воздев палец, торжественно добавит: - Хоминэс нихиль агэндо дискунт мале агре! (Ничего не делая, люди научаются делать дурное). Хорошенько это запомните, вы - банда потенциальных преступников.
      Он говорил:
      - Надо ставить перед собой предельные рубежи. Аут цезар, аут нихиль! (Или Цезарем, или никем). Аут виам инвэниам, аут фациам (Или найду дорогу, или проложу ее сам).
      Только благодаря Афанасию Валентиновичу мы полюбили латынь почти как прелестную девушку и теперь можем морочить голову главным редакторам и прочим недоумкам.
      После окончания университета я почти год трудился в прокуратуре, а Роман сразу двинул в журналистику, считая, что для толковых парней там открываются более широкие возможности. А затем и меня перетащил в свою газету.
      Посмотрел на часы. Уже четыре. Помчался домой. Надо было хоть немного отдохнуть и подготовиться к юбилею. Марина, как обычно, отсутствовала. Кризис супружеских отношений стал настолько очевиден, что нашу семейную ладью уже ничего не сможет спасти, она обречена и вот-вот пойдет ко дну. Вопрос лишь в том, кто из нас первым возьмет на себя моральную ответственность и предложит разбежаться. Марина все чаще стала "задерживаться на работе", приходить за полночь, а то и вообще "ночевать у подруги". А мне плевать. Де-факто разрыв наш налицо. Осталось оформить его де-юре. Наш союз могло еще как-то скрепить, а вернее, продлить его агонию намечавшееся было рождение ребенка. Но у Марины на пятом месяце случился выкидыш. Что ж, наверное, это к лучшему.
      Принял душ, тщательно побрился, погладил свой парадно-выходной костюм и отправился на банкет.
      На улице было жарко и душно. Уставшее за день огромное светило клонилось ко сну. Шустро бегали по своим срочным делам машины. По тротуарам брели вялые, хмурые и озабоченные люди. Все как обычно.
      У стеклянных дверей ресторана на посту стояли два добрых молодца с лицами угодливых негодяев. Они встретили меня улыбками китайских болванчиков и вежливо поинтересовались:
      - У вас есть приглашение? Решил немного развлечься.
      - Привет, ребята! - сказал бодро, жизнерадостно улыбаясь. - Что такие грустные? В семье что или неприятности по службе? Не берите в голову. В общем и целом жизнь, скажу вам, удивительная штука. Если и есть в ней место неприятностям, то они, уверяю вас, мимолетны, как летний дождь. Так что не стоит расстраиваться и впадать в уныние, у вас все будет хорошо...
      Парни недоуменно переглянулись, усмехнулись и сомкнулись передо мной небольшой, но внушительной стенкой.
      - Ваш билет, пожалуйста? - сказал один из них несколько раздраженно и, вероятно, для большего эффекта угрожающе щелкнул тяжелой челюстью.
      Блондин. Но провалиться мне на месте, если волосы у него не крашеные. Мне претит, когда старики красят волосы. Когда же это делают молодые, то пройти мимо этого факта никак не могу.
      - Ты с кем это?! - погнал картину. - Ты почему позволяешь?! Наглец! Да как ты смеешь! Ты для чего здесь поставлен? Чтобы вопросы глупые задавать, чтобы грубить? Отвечать, когда тебя "старшие" спрашивают!
      Его упитанное лицо выразило смятение, тут же перешедшее в панику. Он никак не мог понять, кто я такой, откуда свалился на его бедную голову и чем же он меня обидел.
      - Извините, но я что-то не того, - промямлил он смущенно и совсем стушевался, замолчал.
      - Безобразие! - продолжал я возмущаться. - Сейчас же все расскажу о вашем неподобающем поведении Анне Петровне. Пусть она на неделю лишит вас сладкого - вы того заслуживаете!
      Приятель блондина продолжал ухмыляться. Только ухмылка эта теперь была вымученной и жалкой. Он смотрел на меня выпученными глазами, усиленно хлопал ресницами и никак не мог понять, что же происходит. А такого глупого вида у него, очевидно, не было с момента рождения.
      - Да кто она такая, эта Анна Петровна?! - чуть не плача спросил крашеный блондин.
      - Как?!! Вы не знаете Анну Петровну - жену нашего досточтимого губернатора?! О чем с вами в таком случае можно говорить!
      - Но при чем тут жена губернатора?!
      - А разве это не ее юбилей?
      - Нет, это юбилей Павла Алексеевича Шипилина, - обрадованно проговорил блондин.
      - Да? - "озадачился" я. - А вы не шутите?
      - Нет, нет, его, его, - с готовностью закивал приятель блондина.
      Сделал вид, что глубоко задумался. Затем хлопнул себя по лбу.
      - Точно! У нее же завтра юбилей. А где Паша?
      - В смысле Павел Алексеевич? - уточнил блондин с подобострастной улыбкой.
      - Да, он, родной.
      - Тама, - махнул он рукой куда-то в сторону туалетов.
      - Ты в школе по сочинению больше тройки не получал. Верно?
      - Ну. А откуда вы это узнали? - Очень он удивился.
      Достал пачку "Мальборо", закурил. Сказал небрежно:
      - Это и так видно. Ну, бывайте, ребята.
      Они почтительно расступились, и я, парадный, торжественный и невозмутимый, продефилировал мимо, попыхивая дорогой сигаретой. Разговор с этими "малышами" меня успокоил, даже взбодрил. Мир уже не казался таким обреченным и кислым, будто квашеная .капуста. В нем, если очень поискать, еще оставалось место подвигу. Точно.
      Не успел пройти и десяти шагов, как услышал за собой тяжелый топот. Обернулся. Блондин. Он преданно глядел мне в глаза и протягивал черную полумаску.
      - Вот, извольте.
      - Это еще зачем?
      - Так положено. Маскарад. Нам ведено никого без костюмов или масок не пускать.
      Ох уж эти мне новые русские! Этим ребятам все нипочем. Юбилей они могут превратить в маскарад, а деловую встречу - в стриптиз. И главное - всегда и во всем чувствуют себя победителями. А победителей, как известно... Нацепил маску, по лестнице поднялся на второй этаж и здесь едва не был сбит с ног двухметровым гигантом в домино и такой же, как у меня, маске. Он так саданул меня плечом, что я мячиком отлетел в сторону. Он же этого будто не заметил и бросился вниз.
      "Каков злодей!" - подумал я, потирая ушибленную грудь. Огляделся. Огромный зал населяли персонажи из фильмов, пьес, народного фольклора. Все это сидело, стояло, двигалось, шуршало одеждами, колыхалось, разговаривало. Женщины предпочитали сильно декольтированные платья восемнадцатого - девятнадцатого веков, мужчины же в основном были в черных смокингах и полумасках. Огромный П-образный стол буквально ломился от всевозможных яств. Глядя на него, я вдруг вспомнил, что сегодня не только не ужинал, но и не обедал.
      Не успел оглядеться, как раздался истеричный женский крик:
      - Уби-и-ли!!
      И в одно мгновение зал стал походить на разворошенный муравейник. Все забегали, заметались, закричали, загалдели, многие бросились к выходу. Во мне проснулся репортер, и я устремился в противоположном направлении, к тому месту, откуда раздался крик. Там наткнулся на плотное кольцо мужчин. Орудуя локтями и едва не заработав за это по шее, пробрался ближе. На полу навзничь лежал труп довольно полного пожилого мужчины, одетого в черный смокинг. Рядом с ним стояла на коленях красивая женщина лет сорока - сорока пяти с густо напудренным и напомаженным лицом, в высоком белом парике и роскошном платье, которому, наверное, позавидовала бы и Екатерина Великая. Она громко плакала и причитала:
      - Павлуша! Павлушенька! Да как же это?! Да что же это?!
      - Кто он такой? - спросил я. На меня взглянули недобро и подозрительно, ничего не ответив.
      - Могли бы хоть из вежливости сказать, - проворчал.
      - Юбиляр, - раздраженно отозвался стоящий рядом худой и хмурый мужчина. - Неужели сами не видите?
      Это была сенсация. Шипилина убили в день его юбилея в зале, переполненном гостями. Кошмар! И я даже знал, кто это сделал.
      Я вновь заработал локтями, выбираясь из толпы. Надо было срочно звонить в редакцию.
      Спустился вниз. Долго слонялся в поисках телефона, пока не наткнулся на дверь с табличкой "Директор". Толкнул. Она оказалась незапертой. Я вошел и осторожно прикрыл ее за собой. В приемной было довольно темно. Нашел выключатель, зажег свет. На столе секретаря стоял телефон. Снял трубку, набрал номер редакции. Мне ответил дежуривший сегодня Олег Пономарев, недавно назначенный редактором отдела новостей:
      - Редакция газеты "Сибирские вести". Слушаю.
      Не смог отказать себе в удовольствии разыграть Пономарева и слегка заплетающимся языком спросил:
      - Хто это?
      - А кто вам нужен?
      - Мне-то?.. Ты мне вот чё, мужик, скажи - работает ли у вас этот вражина Пономарев Олег?
      - Д-допустим, - не совсем уверенно ответил Олег.
      - Что значит "допустим"?!
      - Р-работает. А что вам от него нужно?
      - Передай ему, что если я его, козла, встречу, то обязательно набью анфас. И профиль. Передашь?
      - Да в чем дело?! - не на шутку встревожился Пономарев.
      - Он нехороший человек и самый последний жмот. Представляешь, мужик, этот сукин сын до сих пор не обмыл свое новое назначение!
      - Это ты, Говоров? - догадался наконец Олег. - Вечно ты с дурацкими шутками! Что случилось?
      - Завтрашний номер уже сверстан?
      - Конечно. А в чем дело?
      - Только что на своем юбилейном вечере в ресторане "Садко" в присутствии многочисленных гостей убит известный коммерсант Шипилин Павел Алексеевич.
      - Гонишь?! - недоверчиво проговорил Пономарев, считая, что я все еще его разыгрываю.
      - Я звоню из ресторана. Все это произошло почти на моих глазах. Предполагаемый убийца - двухметровый гигант в домино и черной полумаске скрылся с места преступления. Это надо тиснуть в завтрашний номер.
      Пономарев рассмеялся, окончательно решив, что я его разыгрываю.
      - В домино и маске, говоришь? В лучших традициях пошлых детективов. Ничего пооригинальнее придумать не мог? Ты, Говоров, иди дурачь кого-нибудь другого, а здесь дураков нет.
      - Очень в этом сомневаюсь.
      - Да пошел ты! - обиделся он.
      - Пойми ты, дубина, что я в жизни еще не был так серьезен. У меня от всего этого до сих пор поджилки пляшут, будто твоя челюсть при разговоре с главным.
      - Шут гороховый!
      - У них здесь юбилей в форме бала-маскарада. Вот потому убийца был в домино. Дошло, наконец? И если ты истинный патриот нашей желтой газетенки, ты не можешь пройти мимо такой сенсаций. Сообщение должно быть в завтрашнем номере.
      Пономарев понял, что я не шучу.
      - Я не. знаю, как это возможно, - стал канючить; он тем и отличался, что остерегался принимать решения/за что его ценил и где-то даже любил главный.
      - Нет, Олег Викторович, вы не журналист. Вы, Пономарев, черт знает что такое. Вы позорное пятно на теле нашей непорочной газеты. Как вас, такого зануду, только терпит ваша жена?!
      После некоторого раздумья Олег сказал:
      - Подожди. Здесь пришел Роман Владимирович. Передаю трубку ему.
      И я услышал частое и прерывистое дыхание своего друга.
      - Слушаю.
      - Что это с тобой, Рома? Такое впечатление, будто убегал от банды наемных убийц.
      - За сигаретами бегал. Что стряслось, Андрей? Я рассказал Шилову все, что минуту назад поведал Олегу.
      - Почему ты решил, что убийца именно тот гигант в домино? - спросил он.
      - А почему же он бежал сломя голову?
      - Ну мало ли.
      - Он едва не сбил меня с ног. Я уверен, что именно он убил.
      - Хорошо. Эта информация будет в завтрашней газете. Будь здоров! Роман положил трубку.
      В это время я услышал, как за моей спиной открылась дверь и прозвучал приятный баритон:
      - Это ты, Веня?
      - Угу, - пробурчал, понимая, что меня принимают за Струмилина. Видно, мужчина слышал мой разговор по телефону и знал, что именно Струмилин приглашен на юбилей.
      - Скажи, Веня, откровенно, за что ты убил Шипилина?
      От этого вопроса я едва не проглотил трубку. И было от чего. Не оборачиваясь, глухо спросил:
      - Шутишь?!
      - Ну, не ты конкретно, но кто-то из твоих парней наверняка. Ты это сделал по приказу Самого?
      Может быть, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит и какое отношение к убийству Шипилина имеет добродушный и флегматичный Веня? Да нет, бред какой-то! Подражая Струмилину, ответил:
      - Ну ты, блин, вооще! - И направился к двери.
      - Постой, разговор не окончен, - окликнул меня мужчина.
      "Опасность!" - щелкнуло в мозгу. Я понял, что пора уносить ноги, и чем скорее, тем лучше.
      - Да пошел ты! - И я пулей вылетел из кабинета. Не знаю, гнался ли кто за мной, но только струсил я здорово и определенно побил все свои предыдущие рекорды бега с препятствиями. Опомнился лишь на автобусной остановке. Огляделся. Вроде никого. Мои впалые бока раздувались, как кузнечные мехи. Отчего-то вспомнился недавний телефонный разговор с Романом. Никогда не видел, чтобы он бегал за сигаретами. Дурацкое объяснение, если не сказать больше. Здесь что-то явно не то. Я мысленно попытался одеть своего друга в домино. Получалось, что тот громила злодей и Роман похожи, как сиамские близнецы. Да нет, глупости, конечно, надо быть полным идиотом, чтобы такое подумать. А Струмилин? Каким образом он может быть во всем этом замешан? А ведь Веня и Роман последнее время о чем-то часто секретничали. И я вновь прибег к помощи латыни. Нихиль эст ин интэллекту, квод нон фуэрит приус ин сэнсу (Нет ничего в уме, чего бы не было раньше в ощущениях). А ощущения мне подсказывали, что надо крайне осторожно ворошить это дело.
      Дома я не обнаружил жены, зато на кухонном столе увидел ее записку.
      "Андрей! Извини, но я так больше не могу. Наша совместная жизнь давно превратилась в пытку. Думаю, что и ты это понял. Я ушла к отцу. Никаких претензий - ни моральных, ни имущественных, ни прочих - у меня к тебе нет. О разводе я похлопочу сама. Будь счастлив! Марина".
      Вот и ладненько. Скомкал записку и выбросил в мусорное ведро. Итак, полтора года супружеской жизни закончились. Что же у меня в активе? Двухкомнатная квартира со всей обстановкой (подарок ее папы ко дню свадьбы), великолепный бутылочного цвета "шевроле". Недурственно! Весьма недурственно. А что же в пассиве? Я постарел ровно на полтора года. Но в моем возрасте это такой пустяк, что и думать не хочется. Что же еще? Утрачены иллюзии относительно там любви, семейного счастья, взаимопонимания и прочая, и прочая. Тоже не смертельно. Кем я был до женитьбы? Жалким типом, влачившим нищенское существование по общежитиям и чужим квартирам. Теперь же у меня есть все для полной и плодотворной жизни. Вторую женитьбу надо организовать так, чтобы после нее осталась белокаменная вилла на Адриатическом побережье, быстроходная яхта и солидный счет в каком-нибудь швейцарском банке. Вот тогда можно поплевывать в потолок, писать свои детективы, не беспокоясь о завтрашнем дне, и таскать в постель глупеньких нимфеток с наивно распахнутыми глазами, длинными и прямыми, словно церковные свечи, ногами и восхитительным запахом юных подмышек.
      Но сколько не убеждал себя, что моя жизнь складывается как нельзя лучше, не было душе удовлетворения, лежал тяжелый гнет и давил, подлец, давил. А в голове подспудно бродили скучные бесприютные мысли. Отчего все-таки у нас с Мариной не склеилась жизнь? Наверное, оттого, что каждый из нас был законченным эгоистом, каждый, как говорится, тянул одеяло на себя, нимало не заботясь, каково же будет партнеру. И потом, мы с ней были слишком разные. Как это? "В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань"? Похоже, что так.
      Глава 2
      Проснулся я оптимистом и решил непременно увидеть Веню Струмилина, заглянуть ему в очаровательные глазки, задать пару вопросов и посмотреть, как и что он на них ответит. Очень мне этого захотелось. Редкая, согласитесь, возможность самому раскрутить это странное, загадочное убийство и написать серию репортажей, как непосредственному участнику событий. И я уже мысленно представлял броские заголовки статей, перепечатанных многими центральными газетами: "Убийца в маске", "Кровавый след мафии", "Страшная тайна", "Журналист на службе у бандитов". А еще было ощущение свободы. Свобода!! Какое замечательное, упоительное, гордое, священное, драгоценное, совершенное и прекрасное слово! Теперь не нужно изображать из себя любящего супруга. Теперь можно вообще никого не изображать, делать что угодно, хоть стоять весь день на голове и не бояться, что тебя кто-то будет шпынять за несерьезность. Все! Начинаю новую жизнь. "Эсто, квод эссэ видэрис" (Ты должен быть тем, чем кажешься), - сказал я себе. Да будет так!
      В окно заглядывало ослепительное солнце, и мир казался прекрасным. В это утро я себе положительно нравился.
      Стоило лишь появиться в редакции, как меня вызвал главный. У него в кабинете застал Шилова. Невольно сравнил моего друга с габаритами громилы злодея. Один к одному.
      - Молодец, Андрей Петрович! - похвалил меня главный. - Очень грамотно и оперативно сработал.
      - Рад стараться, вашбродь! - дурашливо прокричал.
      Редактор усмехнулся, укоризненно покачал головой, тяжко вздохнул, но промолчал. Роман стиснул мне руку, да так, что я едва не заорал благим матом, взывая о помощи.
      - Ты молоток, Андрюша! Утрем мы нос кое-кому.
      - А в какой больнице лежит Струмилин? - спросил я главного.
      - Шут его знает, - развел он руками. - Вчера позвонил и сказал, что у него приступ аппендицита. А откуда звонил - я не догадался спросить.
      - Зачем он тебе понадобился? - спросил Роман.
      - Да так, хочу спросить кое о чем.
      И тут отметил, что с моим другом произошла перемена. Только что передо мной сидел симпатичный парень с добрым лицом и внимательным и серьезным взглядом карих глаз. И вот лицо будто разом окаменело, стало чужим и незнакомым, а глаза похолодели и перестали что-либо выражать, словно он позаимствовал их у какого-то постороннего гражданина с сомнительным прошлым. Роман достал из кармана мятую и тощую, как получка интеллигента, пачку "Кэмела", выудил толстыми пальцами последнюю сигарету, прикурил. Пачку смял и выбросил в корзину для бумаг.
      - Ты, Рома, совсем не бережешь свое драгоценное здоровье, - сказал я.
      - Ты это о чем? - не понял он.
      - Так опять же о здоровье, друже. "Минздрав предупреждает..." Вчера вечером купил сигареты, а сегодня еще не началось, а у тебя уже нет пачки. Что случилось, Рома? Опять с Томкой поссорился или соседу Толяну в шахматы продулся?
      Роман покраснел, видимо с досады, а холодные его глаза стали и вовсе колючими. Нет, не нравился мне сегодня друг. Очень не нравился.
      - Юморист! - попытался улыбнуться Шилов, но только ничего у него не получилось - так, вероятно, улыбался Отелло, перед тем как задушить Дездемону.
      - Ну зачем же ты так, Рома? Зачем пытаешься все свести к пошлой шутке? Я еще никогда не был так серьезен, как сейчас. И как истинный друг, искренне обеспокоен состоянием твоего здоровья.
      - Баламут! - теперь уже откровенно грубо огрызнулся Шилов, у него даже левая щека задергалась - верный признак дурного настроения.
      - Хомо новус! (здесь: "выскочка") - парировал я.
      - Что с вами, парни?! - удивился главный. - Что происходит?
      - Об этом спросите своего ответсека, - проговорил, вставая. - Он ночью наверняка обкурился не только сигаретами, но и марихуаной. Не удивлюсь, если через полчаса он вдребезги разнесет редакцию. Поэтому советую срочно позвонить в психдиспансер и вызвать санитаров.
      Сказав все это, я с чувством исполненного долга направился к двери. В спину ударил саркастический смех моего друга. Да и друг ли он мне теперь? Вот вопрос.
      Сел на телефон и обзвонил все больницы, но на вопрос: "Поступал ли к вам в хирургическое отделение Струмилин Вениамин Сергеевич с острым приступом аппендицита?" - везде получил отрицательный ответ. После этого позвонил к нему домой. Телефон оказался занятым. Через пять минут повторил попытку. Тот же результат. Еще пару раз попробовал дозвониться - безуспешно. Одно из двух: или телефон неисправен, или Струмилин его сознательно отключил. Надо ехать к нему домой. Идея фикс - встретиться с ним и потолковать, как говорят одесситы, за жизнь - теперь стала навязчивой.
      Зашел к главному и сообщил, что еду к Струмилину на квартиру. У него в кабинете все еще сидел Шилов и смолил очередную сигарету.
      - А ты уверен, что он дома?
      - Уверен. Во всяком случае, в больницах его нет.
      - Тогда передавай привет и спроси, когда он выйдет на работу.
      - Обязательно и непременно, - заверил я его. Не удержался, чтобы не подколоть Шилова. - Кстати, шеф, ты звонил в психдиспансер?
      Главный рассмеялся:
      - Не волнуйся, он уже успокоился.
      - Если бы ты знал его так, как я, не был бы так беспечен. Перед взрывом у него всегда наступает затишье.
      - Паяц! - сказал Роман так, будто вынес мне окончательный приговор. Тебе бы клоуном работать, а не убийство расследовать.
      - А кто тебе сказал, что я расследую убийство? От этого, казалось, невинного вопроса мужественное лицо моего бывшего друга выразило растерянность, растерянность и ничего, кроме полной растерянности. Я был очень доволен произведенным эффектом и с чувством исполненного долга покинул кабинет. Сегодня у меня был поистине удачный день.
      Долго нажимал на кнопку звонка квартиры Струмилина, но, как говорится, ни ответа, ни привета. Отчаявшись дозвониться, саданул в сердцах в дверь ногой - и она открылась. Мне показалось это странным. Стало страшно. По спине забегали мурашки, подул легкий норд. Но уж коли взялся изображать из себя детектива, то надо идти до конца. Верно? "Наша служба и опасна и трудна". Вот именно. И я решительно шагнул в темный проем двери, ожидая, что меня непременно кто-то чем-то оглушит. Но ничего такого не произошло. Осторожно прикрыл за собой дверь и закрыл ее на замок. Прислушался. Ни звука. Ступая на носки, вошел в комнату и... От увиденного у меня закружилась голова и затошнило. На полу, раскинув в стороны руки, лежал труп Струмилина. Чтобы не упасть, прислонился плечом к косяку, закурил. Руки дрожали как у алкоголика, которому нечем похмелиться.
      Через открытую дверь, ведущую на лоджию, в комнату налетела целая стая зеленых и жирных мух. Растревоженные моим появлением, они поднялись в воздух и с противным и протяжным гулом, будто пикирующие бомбардировщики, принялись носиться по комнате. Но постепенно успокоились и вновь облепили лицо и голову несчастного Вени. Интуиция подсказывала, что нужно немедленно бежать из этой страшной комнаты и как можно дальше. Ну а вдруг он еще жив? Преодолевая отвращение, осторожно дотронулся до его руки. Холодная. Значит, убили его уже давно. Повернутое в мою сторону лицо Струмилина было сплошь в ссадинах и кровоподтеках. По всему, перед тем как убить, его пытали. За что же? Для кого-то он стал опасным, потому его и убрали. Это наверняка. Но никак не верилось, что добродушный наивный Веня мог быть замешан в каких-то темных, неблаговидных делах. Возможно, в квартире хранится что-то, что может пролить свет на всю эту историю. Я огляделся. Нет, вряд ли. Иначе бы те, кто его убил, здесь все вверх дном перевернули. Да, но у него ведь жена и дочка?
      Прошел на кухню. На столе недопитая бутылка белого вермута и наполовину наполненный вином стакан. На тарелке бутерброды с колбасой. Это могло означать лишь одно: убийцы застали его вчера вечером за ужином. Жена с дочкой либо на даче, либо куда-то уехали. Надо бы позвонить в милицию и сообщить о случившемся. Вернулся в комнату. Снял трубку, но она безмолвствовала. И тут обнаружил, что телефонный провод обрезан. Ладно, позвоню из машины. Пора сматываться, а то как бы не попасть в новую историю.
      Не успел я об этом подумать, как раздался звонок, а затем громкий стук в дверь. Бандиты или милиция?! Ни с теми, ни с другими мне встречаться не хотелось. В панике заметался по комнате. Что же делать?! И тут меня осенило. Выскочил на лоджию, притворил за собой дверь и быстро перелез на соседнюю. Но там дверь оказалась закрытой, и я, не мешкая, перебрался на следующую. В это время услышал грохот в квартире Струмилина -.выломали дверь. Для меня все пока складывалось удачно. Тем более, что на этой лоджии дверь была открыта настежь значит, хозяева дома. Да, но как им объяснить свое внезапное появление в их квартире? Заблудился, мол, перепутал этаж. Вряд ли они этому поверят. Хорошо, если в квартире дети. Этим можно ничего толком не объяснять, наврешь с три короба - поверят. Плохо, если дома хозяин. Мужчины в подобных ситуациях обычно злобны и недоверчивы. Ладно, была не была. Экс дуобус малис минус эст дэлигэндум (Из двух зол выбирай меньшее). И я решительно шагнул в комнату.
      За большим письменным столом сидела девушка и читала какую-то, вероятно, очень умную книгу, так как была полностью поглощена этим занятием и не заметила моего появления. Однако пройти мимо нее незамеченным не было никакой возможности. Надо было обнаруживать себя. Придав голосу сладкое звучание, спросил:
      - Девушка, не подскажете, где здесь остановка троллейбуса?
      Она мгновенно оторвалась от книжки и удивленно взглянула на меня. Ни страха, ни робости на симпатичном лице, одно лишь удивление, и только. Смелая девчушка. Я бы на ее месте заорал благим матом, взывал о помощи.
      - Кто вы такой? - спросила она, вставая.
      Под метр восемьдесят, узкокостная и плоскогрудая, одетая в мужскую клетчатую сорочку с засученными по локоть рукавами и старые линялые джинсовые шорты, она больше походила на мальчика-подростка, чем на девушку. Короткая стрижка пепельных волос еще более усиливала это сходство. На довольно симпатичном лице с небольшим вздернутым носом и полными губами особенно хороши были большие серые глаза. И эти глаза сейчас смотрели на меня удивленно и строго.
      - Я ваш новый участковый Олег Ветров, - представился все тем же сладким голосом, улыбаясь.
      - А как вы сюда попали?
      Девушка "на всякий пожарный" взяла в руки толстенную книгу, которую только что читала. "Макроэкономика", - прочел на обложке. Если она шарахнет меня этой штуковиной, то все равно я вряд ли стану экономистом. А потому надо выходить из щекотливого положения каким-то иным способом.
      - Я недавно назначен к вам на участок. Поэтому ходил, знакомился с жильцами. Зашел к вашей соседке.
      - Тете Клаве?
      - Вернее, к Клавдии Петровне.
      - Она - Сергеевна, - вновь стала недоверчивой девушка.
      - Вот именно, - согласился с поправкой. - А она, не поверите, приняла меня за своего бывшего мужа, схватила половник и принялась гонять по квартире. Пришлось спасаться на вашей лоджии. Еле ноги унес.
      Даже для пущей убедительности показал на пальцах, как удирал. Но даже это ее не рассмешило. Продолжала оставаться строгой, подозрительной и неприступной. Сдвинула свои симпатичные бровки, насупилась, как мышь на крупу.
      - А если серьезно?
      - Что "серьезно"?
      - Кто вы такой и откуда появились?
      Я тяжело вздохнул, развел руками, покаянно улыбнулся.
      - Вижу, вас, красавица, не проведешь. Вы, случайно, не в милиции служите? Нет?
      - Нет.
      - Жаль. У вас все задатки сыщика. Точно. Что ж, исключительно из-за того, чтобы вам понравиться, вынужден признаться. Профессиональный киллер я. Только что одного клиента замочил. Но менты на хвост сели. Пришлось смываться.
      И опять ее курносое личико не выразило и тени страха.
      - Опять врете, - безапелляционно заявила она.
      - Почему вы так думаете?
      - Вы совсем не похожи на киллера.
      - А вы со многими из них знакомы?
      - Нет. Но все равно не похожи. У вас глаза добрые. Человек с такими глазами не может быть убийцей.
      Впервые слышу подобное про свои глаза. И это где-то даже приятно. Марина, к примеру, говорила, что они у меня противные и лживые. Мама уверяла, что насмешливые. А вот чтобы добрые - слышу впервые. После этих ее слов она до того мне понравилась, настолько внушила к себе доверие, что я тут же решил во всем признаться.
      - Еще как может, девочка. Но только вы правы - я журналист.
      Достал служебное удостоверение, протянул ей. Она долго и внимательно его рассматривала, даже сверила фото с оригиналом. Наконец окончательно убедилась, что я - это я. Лицо разгладилось, насупленные бровки распрямились. У нее даже появилась способность шутить.
      - Уж не хотите ли сказать, что журналисты способны летать, как птицы, и иногда запархивают в чужие квартиры?
      - Ничего не могу сказать о других, а я именно такой.
      Она вновь нахмурила брови.
      - А если по-правдашнему?
      - Что ж... Вы знаете моего коллегу Вениамина Струмилина, который живет через лоджию от вас?
      - Такой полный, рыжеватый?
      - Он самый.
      - Он еще любит говорить глупую фразу: "Ну ты, блин, вооще"?
      - Точно, - рассмеялся я.
      - Знаю. От него недавно жена ушла. И правильно сделала. Я бы тоже такого долго не смогла выдержать.
      - Дэ мортуис нихиль низи бэнэ, - решил я удивить юную критикессу знанием латыни.
      И надо сказать, своего добился. Она удивленно захлопала длинными ресницами.
      - Это вы по-каковски?
      - По-латыни: "О мертвых следует говорить или хорошо, или ничего".
      - А вы знаете латынь?
      Это был мой беспроигрышный вариант. Девушки могли устоять перед английским, французским и даже японским, но латынь сражает наповал. Новая знакомая не была исключением из правил.
      - Да так, немножко, - ответил небрежно. - А откуда вам известно про его жену?
      - Мама у меня в домкоме, поэтому все сплетни по дому узнает одной из первых.
      - Ага.
      - А почему вы сказали, что о мертвых плохо не говорят? Кто мертвый?
      - Струмилина либо вчера вечером, либо ночью убили. Я только что обнаружил его плавающий в крови труп в квартире.
      - Ой, правда, что ли? - воскликнула она, и лицо ее впервые выразило неподдельный страх.
      Вот те раз! Когда ее жизни, казалось, угрожала реальная опасность, она глазом не моргнула, но стоило ей лишь услышать о смерти соседа - струсила. Странная девушка.
      - Да, но как вы все же оказались в нашей квартире? - спросила она.
      Пришлось удовлетворить ее любопытство и признаться во всем:
      - Когда я был у него в квартире, в дверь стали ломиться. Это могли быть те же бандиты. Поэтому я счел за лучшее убраться восвояси. Так оказался на вашей лоджии, ну а затем и перед вами. Понятно?
      - Понятно, - прошептала она таинственно. - Ведь вас тоже могли убить, да?
      - Очень даже может быть. Тебя как зовут?
      - Таня.
      - Студентка?
      - Да.
      - А где учишься?
      - В Строительном университете на экономическом факультете.
      - А сколько тебе лет?
      - Восемнадцать.
      - Таня, у вас есть телефон?
      - Да. Там, в зале.
      - Позвони в милицию и сообщи, что убили хозяина сто восемьдесят девятой квартиры. Ни фамилии своей, ни имени не называй. Поняла?
      Она кивнула.
      - А впрочем, подожди.
      Я вместе с Таней прошел в зал, выглянул в окно:
      Около соседнего подъезда стояли два милицейских "уазика". Мой "шевроле" благополучно отдыхал на стоянке напротив подъезда в компании "Жигулей" и серой "Волги". Похоже, он не привлек внимания милиции. И это было хорошим знаком. Дурным признаком было другое. Во-первых, кто сообщил в милицию об убийстве? О нем могли знать лишь те, кто его совершил, или те, кто заказывал. Во-вторых, почему милиция прибыла именно тогда, когда в квартире находился я? Похоже, что кто-то специально организовал для меня "мышеловку", полагая, что я непременно в нее угожу. И я близок к этому. По счастливой случайности мне удалось выкрутиться. Но тот, кто звонил в милицию, не назвал моего имени - это определенно. Иначе бы они не оставили без внимания мой "шевроле". Но то, что я еду на квартиру к Струмилину, знали всего два человека - главный и Роман. Следовательно, кто-то из них и сообщил об убийстве. А может быть, они заодно? Возможно, они и есть заказчики? Не исключено. Значит, с какого-то момента я стал для них опасен? Нет, здесь что-то не то. Ведь если бы меня застали в квартире и арестовали, то я бы не стал молчать и обязательно поделился бы своими соображениями. Правильно? Правильно. А это вряд ли в интересах шефа или Романа. Здесь должна быть какая-то другая причина. Какая? Ощутил, как у меня голова буквально вспухла от перенапряжения. Загадка оказалась слишком трудной для моих скромных умственных способностей.
      - Не надо никуда звонить, Таня. Милиция уже прибыла, - сказал я. Она подскочила к окну.
      - Ой, правда. А вы что, и милиции боитесь?
      - Я боюсь всего, - сказал мрачно. - Боюсь темноты, яркого света, насморка, инфекций, порчи, сглаза, хорошеньких девушек, впрочем, дурнушек тоже, манной каши, сомнительных связей, врагов, друзей, мороза, жары, слякоти. Страшно боюсь, что при переходе улицы меня собьет грузовик. Боюсь влюбиться, опоздать на работу и, наоборот, прийти слишком рано. Ты лучше спроси - чего я не боюсь. Я весь закомплексован, как ответственный политработник эпохи развитого социализма.
      Таня впервые улыбнулась. Улыбка у нее была замечательная и мне очень понравилась.
      - Как же вы живете?
      - Вот так и мучаюсь. Давно бы уже умер, но я боюсь умереть.
      Она звонко рассмеялась, воскликнула:
      - Замечательно! С вами не соскучишься. И что же вы намерены делать?
      - Хочу обратиться к тебе с просьбой, но страшно боюсь, что откажешь.
      - И все же попробуйте, - лукаво глядя на меня, проговорила Таня.
      И вовсе она не строгая, а совсем даже нормальная и славная девушка.
      - Ты могла бы меня проводить?
      - Конечно, что за вопрос. Это чтобы милиция ничего не заподозрила, да?
      - Отчасти. Мне нужно вызволить свой "шевроле" со стоянки. Ты умеешь водить машину?
      - Еще бы не уметь. - Она снисходительно на меня взглянула. - Я ведь занимаюсь автоспортом.
      - Странный спорт для девушки.
      - Отчего же странный? Очень даже нормальный.
      - А штангой или, к примеру, боксом ты не занимаешься?
      - Нет, нет, не бойтесь.
      - Слава Богу! - вздохнул я "с облегчением".
      - Андрей Петрович, подождите, я сейчас переоденусь, - сказала Таня и упорхнула.
      Я сел на диван, закурил. После того, как увидел труп Струмилина, меня почему-то не покидало чувство вины. Наконец понял, в чем дело. Вполне возможно, что причиной его смерти явился мой разговор с неизвестным мужчиной в приемной директора ресторана. Ведь он явно принял меня за Струмилина! А я вел себя не лучшим образом, даже не пожелал разговаривать с незнакомцем, не захотел выслушать. В моем положении это было естественным. Но он-то принимал меня за Вениамина! Вполне возможно, что именно мое поведение и явилось причиной убийства. В таком случае Роман не мог быть к нему причастен, так как знал наверняка, что вместо Вени в ресторане был я. Да, но кто в таком случае позвонил в милицию и сообщил об убийстве? Я ничего не понимал. И потом этот трюк Шилова с сигаретами, его нервозность, неуверенность? Что кроется за всем этим? Здесь сам черт ногу сломит.
      Вернулась Таня. Теперь на ней было легкое нарядное платье. Я невольно ею залюбовался. Вот если к ее груди добавить чуть-чуть да к бедрам самую малость, получится такая красавица, что хоть сейчас на обложку журнала.
      - Я готова, - доложила она.
      - У меня нет слов, - развел я руками. - Честное слово!
      Она рассмеялась. Моя реакция ей понравилась. Мы вышли из подъезда. Я достал ключи от машины, протянул ей.
      - Вот тот бутылочного цвета "шевроле". Я буду ждать тебя в конце дома.
      Не успел я еще дойти до первого подъезда, как около меня, пронзительно визжа тормозами, остановился мой "шевроле".
      - Молодой человек, не желаете ли прокатиться по городу? Возьму совсем недорого. Она мне все больше нравилась.
      - Желаю, - тут же согласился, устраиваясь на сиденье. - Трогай!
      - Хорошая машина, - похвалила Таня. - Но мне кажется, что западает клапан.
      Я, ничего не смыслящий в технике, всегда о большим уважением, даже благоговением относился к тем мужикам, которые лишь по работе двигателя могут определить "болезнь" машины и поставить ей диагноз. Но когда это делает восемнадцатилетняя девушка?!.
      - Куда едем? - спросила Таня.
      - У тебя время есть?
      - Конечно. Я же на каникулах.
      - На каникулах?! - удивился я. - А что же ты учебник читала? Наверное, примерная студентка, да?
      - А что, это очень плохо?
      - Наоборот, просто замечательно. Давай где-нибудь пообедаем, отметим успешное окончание тобой первого курса. Ты не против?
      - Вообще-то я не голодна. Разве что за компанию, - ответила она, выжимая до упора педаль газа. У меня было такое ощущение, что мы вот-вот взлетим.
      Глава 3
      После обеда вспомнил, что договорился вчера с директором издательства принести ему рукопись второй книги. Отвез Таню, заехал домой, забрал объемную папку, отдал рукопись и получил взамен несколько писем читателей моей первой книги. На одном из конвертов меня заинтересовал адрес отправителя: г. Челябинск-25, УЧ. И-455, Трубициной Е.П. Фамилия показалась мне знакомой. Я сел в машину и вскрыл конверт. Письмо было написано мелким убористым почерком.
      "Уважаемый Андрей Петрович! Недавно прочла вашу книжку. Она мне понравилась. Вы меня должны помнить. Вы выступали прокурором на моем суде. Меня осудили на восемь лет за убийство Погожева Вячеслава. Помните? Но только я того убийства не совершала. Меня кое-кто очень ловко подставил. Тогда я этого, к сожалению, не понимала, думала - случайное стечение обстоятельств и не хотела называть имя человека, сделавшего это, так как очень его любила. Но за полтора года много об этом думала и поняла, что он просто меня использовал, чтобы свести счеты со своим врагом. Я могла бы все вам рассказать при личной встрече. Писать боюсь, так как, говорят, письма наши проверяются, а у этого человека слишком длинные руки, он способен на все. Надеюсь, что вы меня поймете. Как подумаешь, что мне еще сидеть целых шесть лет, жить. не хочется. Освобожусь, когда мне будет тридцать. Кому я буду нужна? И почему я должна отвечать за того человека? С воли до меня доходят слухи, что он стал очень богатым, как сыр в масле катается. Загубил мне жизнь и делает вид, будто ничего не случилось. Почему я вам все это пишу? Просто не хочу, чтобы вы думали обо мне как об убийце какой. Приезжайте, я вам все, все расскажу, и вы убедитесь, что я права. Желаю вам творческих успехов. До свидания!" .
      Екатерина Трубицина - яркая, цветущая блондинка двадцати двух лет от роду, с роскошными формами. Я очень даже хорошо ее помнил, как и сам судебный процесс. Тогда я был горд, что шеф поручил мне поддерживать государственное обвинение по этому сложному и громкому делу...
      Подсудимая вошла в сопровождении конвоиров, заняла свое место, огороженное деревянным барьером, обвела глазами зал и, увидев мать и младшую сестру, виновато улыбнулась им, кивнула. Но глаза ее продолжали шарить по залу. Не найдя, очевидно, того, кого искала, она опечалилась, села на скамью. Я, сидевший напротив на прокурорском месте, невольно ею залюбовался. Это была очень видная девушка. Строгий черный костюм, который она надела, надеясь, очевидно, произвести более благоприятное впечатление на судей, не скрадывал, а лишь подчеркивал ее красоту и стройность фигуры, резко контрастировал с ее пышными волосами цвета соломы. Следователь, который вел это дело, инкриминировал ей убийство с особой жестокостью - у жертвы было десять ножевых ранений. Неужто эта цветущая девушка могла хладнокровно и с такой жестокостью убить человека?
      Я лишь второй раз поддерживал обвинение в суде и гордился тем, что прокурор доверил мне такое серьезное дело. На суд я надел форму с двумя маленькими звездами на погонах - юрист третьего класса - и восседал за прокурорским столом весь из себя парадный и торжественный. Адвокат Яркова Надежда Сергеевна, тучная пожилая женщина, время от времени бросала на меня насмешливые взгляды.
      Судья Севастьянов Григорий Яковлевич раскрыл толстый том уголовного дела и профессионально-бесцветным голосом проговорил:
      - Слушается уголовное дело по обвинению Трубициной Екатерины Павловны по пункту "г" статьи 102 Уголовного кодекса Российской Федерации судом в составе: Севастьянова, Криницкой и Трошина, при секретаре Одиноковой, с участием прокурора Говорова и адвоката Ярковой... Подсудимая, у вас есть ходатайства по составу суда, отводы?
      - Нет, нет, - поспешно-испуганно ответила Трубицина.
      - Когда отвечаете суду, надо вставать, - сделал ей замечание Севастьянов.
      Она смутилась, вскочила, пролепетала:
      - Извините! Я просто этого не знала.
      - Ничего, теперь будете знать, - ободряюще улыбнулся председательствующий и обратился к Ярковой: - У адвоката?
      - Не имею, - чуть привстала та.
      - У прокурора?
      Я вскочил и, как того требовал момент, отчеканил:
      - Отводов и ходатайств по составу суда не имею.
      - Очень хорошо, - чуть заметно усмехнулся Севастьянов, переходя к зачтению обвинительного заключения, из которого явствовало, что Трубицина 24 апреля 1996 года около 21 часа вместе со своим знакомым Погожевым Вячеславом Олеговичем пришли на квартиру подруги Трубициной Забродской Н.П., где распивали спиртное. Трубицина приняла сильную дозу наркотика. Около 24 часов легли в постель. Между ними возникла ссора, в результате которой Трубицина с целью убийства Погожева взяла на кухне нож и нанесла им десять ножевых ранений По-гожеву в грудь. Нанося множественные удары, она не могла не сознавать, что тем самым причиняет потерпевшему особые мучения и страдания. Таким образом, Трубицина своими действиями совершила преступление, предусмотренное пунктом "г" статьи 102 УК РФ как умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью.
      Закончив, он вновь обратился к Трубициной:
      - Вам ясно, в чем вы обвиняетесь?
      - Да, - вскочила она.
      Севастьянов поочередно наклонился к народным заседателям, о чем-то пошептался, затем объявил:
      - Суд решил начать судебное следствие с допроса подсудимой. Гражданка Трубицина, встаньте, пожалуйста. Что вы можете сказать по поводу предъявленного вам обвинения?
      Девушка встала, пожала плечами:
      - Я уже говорила на следствии, что не помню, как это случилось. Ничего не помню.
      - Когда и при каких обстоятельствах познакомились с потерпевшим Погожевым?
      - Я не помню, - виновато проговорила Трубицина.
      Севастьянов стал заметно нервничать. Сказал раздраженно:
      - Странно. Знали ли вы его до этого вечера? Это-то вы должны помнить.
      - Нет, до этого я его не знала.
      - Каким же образом вы оказались с ним в квартире своей подруги? Вы проститутка?
      - Господин председательствующий! - вскочила адвокат. - Я протестую! Прошу снять последний вопрос. Он оскорбляет честь и достоинство моей подзащитной.
      - Хорошо. Я снимаю его, - устало проговорил Севастьянов. - Ответьте, каким образом вы оказались в квартире вашей подруги, если раньше с Погоже вым не были даже знакомы?
      - Я не помню, - понуро ответила девушка.
      Мне в этом деле еще при ознакомлении с ним многое показалось странным, особенно поведение Трубициной. Я поделился своими сомнениями с прокурором. Он ответил: "Не бери в голову. Просто эта проститутка и наркоманка избрала такой метод защиты, ничего, мол, не помню, ничего не знаю. К этому многие прибегают. Считаю, что вина ее полностью доказана. Поэтому, Андрей Петрович, советую придерживаться обвинительного заключения, и все будет нормально". И я решил полностью воспользоваться его советом.
      Трубицина продолжала говорить, что об обстоятельствах совершенного преступления ничего сказать не может, так как ничего не помнит.
      Когда очередь задавать ей вопросы дошла до меня, я лишь спросил:
      - Давно употребляете наркотики?
      - Нет, никогда прежде не употребляла.
      - Тогда откуда же на ваших руках появились многочисленные следы от иглы?
      - Я не знаю.
      - У меня больше нет вопросов, - сказал я многозначительно...
      Процесс вспомнился до мельчайдшх подробностей, и мне вдруг впервые стало стыдно. Сейчас я был на сто процентов уверен, что все, о чем девушка написала в письме, сущая правда. Ведь и два года назад при ознакомлении с материалами дела, а особенно - в суде, я интуитивно чувствовал, что она потому и избрала столь дурацкое поведение, что пытается кого-то выгородить. Конечно же чувствовал, но сделал вид, что мне это кажется из-за неопытности и недостаточного профессионализма. Чушь собачья! Просто не хотел начинать свою карьеру с конфликта с прокурором. А он был бы неизбежен, попытайся я тогда поглубже и пообстоятельней разобраться в деле и заяви ходатайство в суде о направлении его на дополнительное расследование. Может быть, прокурор и поручил мне поддерживать обвинение по этому делу именно потому, что я был неопытен? Нет, не только. Скорее он просто меня вычислил, понял, что инфантилен, беспринципен и бесхребетен, как амеба, и сделаю все, что от меня требуется. И не ошибся.
      Прийти к подобным выводам, согласитесь, не очень-то приятно. И я стал себе совсем несимпатичен.
      "Я должен ее увидеть и попытаться все исправить", - возникла в сознании простая, как палочка Коха, мысль. Да-да, я должен это сделать. А потом напечатаю в газете огромную статью под заголовком:
      "Маленькие гнусности влекут за собой большие мерзости", где откровенно поделюсь с читателями, каким я был прежде и как из-за своей бесхребетности едва не загубил жизнь симпатичной девушке. Статью, уверен, перепечатают центральные газеты, и я в один момент стану знаменитым. Стоп! О ком же я больше думаю - о Трубициной или о себе? Получается, ito даже в этой ситуации я больше думаю о себе, той выгоде, что может принести мне покаяние. Оригинально, батенька, если не сказать больше.
      И все же нужно сделать то, что надумал. Главное - попробовать убедить шефа направить меня в командировку в Челябинск. Это будет сложно, но не невозможно.
      И я поспешил в редакцию.
      - Где ты болтаешься?! - раздраженно спросил главный, стоило мне лишь переступить порог его кабинета. - Тебе уже дважды звонил следователь из Заельцовской прокуратуры Дробышев. Хочет срочно тебя видеть.
      - Успеется, - беспечно ответил. - Шеф, у меня возникла великолепная идея! Если мы ее осуществим, наша любимая газета вырастет на недосягаемую высоту, за ней с утра будут выстраиваться длинные очереди благодарных читателей.
      Главный, видно, уже давно не питал никаких иллюзий относительно руководимой им газетенки, поэтому скептически усмехнулся: .
      - Ну-ну. И как же тебе это удастся?
      - Я получил письмо от одной заключенной. Два года назад она была осуждена на восемь лет за убийство и сейчас отбывает наказание в Челябинске. Я поддерживал в суде обвинение по ее делу. Она прочла мою книжку и решила написать мне. Уверяет, что убийства не совершала, и готова рассказать, кто это сделал. Более того, я уверен, что то убийство двухлетней давности связано с покушением на Шипилина. Оба совершены одними и теми же людьми. Представляешь? У нас появилась редкая возможность дело раскрутить и удивить весь просвещенный мир серией леденящих душу репортажей. Каково?
      Отчего тогда мне пришло в голову связать оба убийства? Понятия не имею. Скорее этим я хотел убедить шефа направить меня в заветную командировку. И конечно же не мог предположить, насколько окажусь прав и чего это будет стоить мне самому. Ах, если бы я мог хотя бы подумать, чем все это для меня обернется...
      - Блефуешь?! - недоверчиво спросил главный.
      - Обижаешь, шеф! В жизни не был так правдив и серьезен. Если не отправишь в командировку, оформлю отпуск за свой счет, а серию репортажей продам "Молодости Сибири", вижу, у них совсем туго с хорошими материалами.
      Лицо главного выражало борение чувств. С одной стороны, в его воспаленном воображении, наверное, рисовались радужные перспективы. Чем черт не шутит, вдруг из всего этого что-то выгорит и он в одночасье станет уважаемым в городе редактором. С другой - обуревали сомнения. Дашь вовлечь себя в авантюру, а потом костей не соберешь.
      - Смелее, шеф, - подбодрил его. - Рискни хоть раз в жизни. В любом случае ты ничего не теряешь, но можешь оказаться в крупном выигрыше.
      Последний довод подействовал. Он махнул рукой.
      - Шут с тобой! Иди выписывай командировку.
      - Давно бы так! - с воодушевлением встретил я его Вешение. - Клянусь, мы разбудим этот дремотный город, заставим его содрогнуться от гнусности и бессмысленности существования, заставим поверить, что чистить зубы два раза в день - еще не главное в жизни.
      - Поживем - увидим, - философски заключил главный. Вырвал листок из блокнота, протянул мне. - Это номер телефона следователя Дробышева. Обязательно ему позвони.
      В дверях столкнулся со своим бывшим другом, будто "Титаник" с огромным айсбергом. Даже ощутил, что получил "пробоину" ниже ватерлинии.
      - Ты куда это разбежался? - спросил Роман удивленно.
      - По делам, естественно, - ответил дипломатично и пулей вылетел за дверь.
      Глава 4
      Прежде чем ехать на встречу со следователем, заскочил в железнодорожные кассы и купил билет на поезд "Новосибирск - Адлер".
      Следователь Дробышев, рыжеватый парень с одутловатым болезненным лицом, занимал тот самый кабинет, в котором я благополучно проработал около года. В нем даже сохранились следы моего пребывания - красочная репродукция "Моны Лизы" на стене. Поделился этим открытием с Дробышевым. Он встретил новость довольно равнодушно. Из этого я сделал вывод, что его мучает больная печень, а сегодня утром жена накормила слишком жирным завтраком.
      - Это вы написали заметку об убийстве Шипилина? - спросил он бесцветным голосом, отводя взгляд в сторону.
      Я ответил шутливо:
      - А как вы догадались?
      Но он шутки не принял. Нет. Даже поморщился, будто проглотил горькую пилюлю, поднял на меня глаза. А в них... О Боже! За что же он меня так ненавидит?! Что плохого я сделал этому человеку, чтобы так на меня смотреть?
      - Под ней ваша фамилия, - ответил без тени улыбки на официальных устах.
      Я понял, что он ненавидит не конкретно меня, а в моем лице - всю пишущую братию. И чувство это уже устоявшееся, давно, так сказать, перебродившее. Когда-то чем-то ему, надо полагать, очень не угодили журналисты.
      - Если под ней моя фамилия, то запираться и отрицать считаю занятием бессмысленным и несерьезным. Поэтому признаюсь: да, эту, как вы изволили выразиться, заметку написал действительно я.
      - Вы утверждаете в ней, что видели убийцу. Так?
      - Я утверждаю, что видел вероятного убийцу. Вы ведь понимаете, э-э... Простите, не знаю, как вас звать-величать?
      - Родион Иванович.
      - Так вот, Родион Иванович, окончательный вывод может сделать только суд, верно?
      - А отчего вы решили, что это был вероятный убийца?
      - Потому что он бежал из зала сломя голову и едва не сбил меня с ног. От его удара плечом у меня до сих пор грудь побаливает.
      - Как он выглядел?
      - Двухметрового роста, с массивной фигурой, где-то килограммов под сто двадцать, никак не меньше. Был одет в домино и полумаску.
      - Каких-либо иных примет не заметили?
      - К сожалению, нет. Я видел его лишь мгновение.
      - Не густо, - проговорил Дробышев многозначительно.
      Достал из ящика стола пачку "Родопи", закурил, долго неприязненно меня рассматривал, беззвучно шлепая толстыми губами, будто разговаривая сам с собой. Это называлось - держать паузу. Я невольно улыбнулся. Это следователю очень не понравилось. Взгляд его все более наливался лютостью и сатанизмом. Направляясь сюда, я думал рассказать о том странном разговоре в приемной, когда был принят за Струмилина, но сейчас понял, что этого делать не нужно.
      - От вашей редакции на юбилей был приглашен Струмилин? Это так? наконец спросил следователь.
      -Да.
      - В таком случае каким образом вместо него оказались вы?
      - Мне дал задание наш главный редактор. Ему Струмилин позвонил и сообщил, что у него острый приступ аппендицита. Поэтому шеф отправил на юбилей меня.
      - А вы в курсе, что Струмилина убили?
      - Да. Мне об этом сообщили в редакции.
      - Кто сообщил?
      У меня в голове что-то щелкнуло, и кто-то умный, там сидящий, сказал: "Внимание! Опасность!" И, надо сказать, вовремя. В редакции об убийстве Вени я ни с кем не разговаривал. Это легко проверить, назови я кого-то конкретного. Тогда возникнет резонный вопрос: откуда же я об этом знаю? Необдуманным ответом очень легко попасть в подозреваемые. А там и до обвиняемого рукой подать.
      - Уже не помню, кто конкретно, - ответил и понял, что прозвучало это совсем не убедительно.
      Понял это, к сожалению, и Дробышев. Подозрительность на его лице уже вызрела до ярко-красной спелости.
      - Странно, - проговорил он, буравя меня желтоватыми глазками. - Но ведь вы утром намеревались его навестить? Или я что-то путаю? - И он впервые позволил себе улыбнуться.
      Тучи над моей головой стремительно сгущались. В шахматах это называется матовой ситуацией. Я лихорадочно искал выхода из нее, но, как назло, ничего оригинального на ум не приходило. И чтобы как-то вывернуться, дать себе передышку, вновь обратился за помощью к любимой латыни.
      - Манифэстум нон эгэт пробационэ (Очевидное не нуждается в доказательствах), - изрек многозначительно.
      Но этот рыжий дьявол знал латынь не хуже меня и лишь рассмеялся. Нехорошо так рассмеялся.
      - Еще как нуждается, Андрей Петрович. Но вы так и не ответили на вопрос.
      - Да, я действительно хотел с ним повидаться и даже намеревался это сделать. Но, увы.
      - Вот как?! - изобразил удивление Дробышев. Он теперь чувствовал себя хозяином положения и позволил себе расслабиться, поиздеваться надо мной. - И что же вам помешало?
      И тут я вспомнил слова Тани о западающем клапане мотора моего "шевроле" и ухватился за это, как утопающий за соломинку.
      - У моей машины что-то мотор барахлит. Заезжал на станцию техобслуживания.
      - Ну-ну, - не поверил следователь. - А квитанция у вас есть о техобслуживании?
      - К сожалению, там оказалась слишком большая очередь. А у меня была назначена встреча в издательстве, - вывернулся я из щекотливой ситуации, но тут же попал в новую.
      - А о чем вы хотели поговорить со Струмилиным? - спросил Дробышев, усмехнувшись.
      Вопрос застал меня врасплох. Я совершенно не был к нему готов. Черт возьми! Какой же я самоуверенный болван! Ведь вопрос напрашивался сам собой. Отчего же я о нем не подумал заранее? Скоро, кажется, я совсем перестану себя уважать.
      Время шло. А отвечать нечего. Я растерялся совершенно. Даже вспотел от напряжения.
      - Да так, ни о чем, - промямлил, будто уличенный в подглядывании за делами взрослых маленький пакостник. - Просто хотел навестить, поинтересоваться его здоровьем.
      Следователь теперь уже совсем не скрывал своего ко мне презрения, смотрел так, словно перед ним сидел не человек - венец творения Космоса, а какое-нибудь прозрачное амебное существо. И по большому счету он был прав. Мне еще надо много потрудиться, чтобы завоевать право называться хомо сапиенс. Точно.
      - Вы сказали вашему главному редактору, что хотите задать Струмилину пару вопросов. Или я опять что-то путаю?
      Так, значит, это наш "историк" меня сдал? Ситуация! Что же теперь делать?
      - Ну да, именно так я и сказал. Поскольку он часто вращался в тех кругах, то я хотел его расспросить о Шипилине, возможной причине его убийства и о том гиганте, который меня едва не изувечил, - ответил я и с облегчением вздохнул - кажется, мне удалось-таки вывернуться.
      - Ну-ну, - с недоверием, многозначительно буркнул Дробышев.
      Это его "ну-ну" еще дорого мне обойдется. Я еще пожалею, что не рассказал ему всей правды, но сейчас я был очень доволен тем, что мне удалось отделаться легким испугом.
      Следователь записал мои показания. Я с ними ознакомился и удостоверил правильность своей подписью.
      Вечером позвонила Таня.
      - Что делаете?
      - Лежу вот, думаю, что бы такого выдающегося оставить потомкам в память о себе.
      - Надо же! - прыснула она. - А мне показалось, что вы об этом никогда не задумывались.
      - Неужто я выгляжу таким узколобым и примитивным?
      - Нет, выглядите вы вполне нормальным, как человек, у которого никогда не было и нет проблем. А над этими вопросами человек задумывается, когда возникают серьезные осложнения.
      Надо же!.. Из этой славной девушки со временем вырастет крупный философ, это точно. Если она в восемнадцать приходит к подобным обобщениям, то что будет лет в тридцать?
      - Ты что звонишь? Есть какие-то предложения?
      - Просто хотела сказать, что у нас недавно был инспектор уголовного розыска, расспрашивал меня - не видела ли чего?
      - Ну и?
      - Сказала, что никого не видела и ничего не слышала. Вот! - Таня явно гордилась своим поступком.
      - А не кажется ли тебе, девушка, что ты нарушаешь одну из основополагающих заповедей учителя нашего Иисуса Христа?
      - Ой, я как-то об этом не подумала! - воскликнула она. - Но это еще не поздно исправить. Инспектор оставил мне телефон. Я сейчас же ему позвоню.
      Нет, она положительно мне нравилась.
      - Лучше не надо. Лучше я помолюсь за тебя, грешница.
      - Спасибо! Вы меня утешили. А то я было совсем расстроилась. А что вы делаете завтра?
      - Таня, мы же с тобой договорились быть на "ты". У нас не такая уж большая разница в возрасте, всего каких-то семь лет.
      - Хорошо. Я попробую. Что ты делаешь завтра?
      - Завтра я убываю в командировку на Урал, а конкретно - в город Челябинск.
      - И надолго? - опечалилась она.
      - Дня на три-четыре, не больше. Как только вернусь, позвоню и мы отметим мое возвращение. Договорились?
      - Договорились. Тогда счастливо вам... то есть тебе съездить.
      - Спасибо. Спокойной ночи.
      Я положил трубку. И будто разом прервалась тонкая нить, связывающая меня с остальным миром. Сразу стало одиноко и тоскливо. Нет, я уже не был тем оптимистом, каким проснулся утром. В голове ворочались мрачные и тяжелые, будто с похмелья, мысли. Как же такое случилось, что в двадцать пять у меня нет ни жены, ни друзей, ни любимой девушки? Все эти годы я был сам себе режиссер, сам себе актер, сам себе Папа Римский. Даже где-то гордился этим. А чем тут гордиться?! Тоска зеленая! Была бы рядом мама, поехал бы к ней, поплакался в жилетку, авось бы полегчало. Но она живет в далеком Спирине вместе с моим старшим братом Антоном.
      Чтобы заглушить эту ноющую тоску, включил телевизор. Вот и телик сверхмодерновый Маринка оставила, ничего не взяла. Вчера я этим обстоятельством был доволен. Сегодня меня это не радовало, а совсем даже наоборот Это было как плевок, как пощечина, как подачка. Подавись ты, мол, этим всем, только от меня отвяжись. А я утерся, умылся и рад-радешенек:
      "Ах, как здорово! Ах, какой я крутой парнишка! Теперь надо так жениться, чтоб вилла там была и все прочее". Да на кой мне эта вилла? Разве что запереть в ней свою тоску на веки вечные. Да? Но только это вряд ли кому удастся. Может быть, выпить? Точно! Как же я раньше не догадался? Встал, достал из бара бутылку водки "Проничев", налил полстакана, выпил. Закусывать не стал сознательно. Я хотел напиться, чтобы облегчить душу. Повторил процедуру. Порядок! Через некоторое время почувствовал, что захмелел. Но опьянение не принесло облегчения. Нет. Стало тоскливее, чем прежде, хотелось волком выть долго, тоскливо и безутешно. Не хватало еще расплакаться. Эта мысль меня разозлила, и наступила пора самоуничижения. Бог ты мой! Как только я себя не называл, как не оскорблял, но все было мало. И тогда я стал себя материть самыми наипохабнейшими конструкциями. Даже сам удивился тому, сколько, оказывается, знаю слов ненормативной лексики.
      Наконец выдохся и малость успокоился. На экране телеведущий, похожий на Квазимодо и одновременно на шута горохового, все допытывался у стриптизерш, что они чувствуют под горящими взглядами мужчин. Те кокетничали, жеманничали, смело и открыто смотрели красивыми бесстыжими глазками в телеобъектив и несли всякую ахинею. Конец света! Нет у народа других проблем и интересов, как только знать, о чем же думают эти наглые и породистые телки под похотливыми взглядами самцов, да?! Натурально, от всего этого можно сойти с ума. А "Квазимодо" от каждого ответа приходил прямо-таки в щенячий восторг - до того это ему нравилось. Мне стало противно, и я выключил ящик. И вновь себе подивился. Что-то со мной происходит действительно странное. Раньше бы я с удовольствием посмотрел всю эту чушь, посмеялся. А сейчас... В моей хорошо отлаженной и сбалансированной нервной системе где-то определенно коротнуло, если не сказать больше.
      Расстелил постель, лег и моментально отключился.
      Глава 5
      Челябинск оказался громоздким, жутко грязным и жутко дымным. По сравнению с ним родной город выглядел эталоном чистоты, эдаким сибирским Эдемом.
      На привокзальной площади подошел к такси.
      - Знаешь, где женская колония? - спросил таксиста.
      - А кто ж ее не знает, - почему-то ухмыльнулся он, будто мартовский кот. Видно, с этой колонией его связывали самые приятные воспоминания. - Только это будет дорого стоить.
      Решительно сел на переднее сиденье.
      - Поехали.
      Дежурная по колонии, старший лейтенант внутренней службы, пожилая и безобразно толстая тетка, долго рассматривала мое удостоверение, затем нехотя вернула и, окинув с головы до ног подозрительным взглядом, хмуро представилась:
      - Пилипенко Тамара Осиповна, дежурная. По какому вопросу к нам прибыли?
      - Я приехал по письму вашей заключенной Трубициной Екатерины Павловны. Хотел бы с ней побеседовать.
      Стоило мне лишь назвать фамилию Трубициной, как ее круглое курносое лицо с двойным подбородком выразило неподдельный страх, затряслось, будто свиной студень, глаза забегали, забегали и остановились на висевшем на стене портрете Железного Феликса.
      - Подождите. Я счас! - проговорила она и, покачиваясь, словно утка, заторопилась из дежурки.
      Поведение дежурной показалось довольно странным. И я понял, что и здесь уготован очередной сюрприз.
      Ждать пришлось минут десять. Но вот в комнату вошла высокая и стройная женщина лет тридцати в форме капитана. Ее темно-карие, почти черные глаза смотрели на меня доброжелательно и, как мне показалось, виновато. Она четко и красиво козырнула.
      - Старший оперуполномоченный колонии Колдобина Виктория Валентиновна. Разрешите ваше удостоверение?
      Она мельком ознакомилась с удостоверением, вернула.
      - Вы не возражаете, Андрей Петрович, если мы пройдем в мой кабинет? указала она рукой на дверь.
      Я не возражал. Пройдя по узкому темному коридору метров десять, мы оказались в небольшой, убогой, впрочем, как и все здесь, комнатушке с проплешинами линолеума на полу, с грязным потолком. Все ветшает и приходит в упадок. Выберемся ли мы когда из того дерьма, в которое угодили по вине политиков? И вновь я себе удивился. Прежде подобные вопросы не возникали в моей беспечной головушке. Хотя и в культуре, чем мне приходится по воле случая и капризу главного заниматься, дела обстоят не лучшим образом. Видимо, со мной действительно происходило что-то весьма и весьма странное.
      - Присаживайтесь, Андрей Петрович, - указала Колдобина рукой на стул. Дежурная сказала, что вы приехали по письму?
      -Да.
      - Оно у вас с собой?
      Я достал конверт, протянул ей. Она вынула письмо, развернула, стала читать.
      - Так вы писатель?! - удивилась.
      - Да так... Скорее сочинитель. Пописываю детективы, - скромно ответил.
      По мере того как Колдобина читала, лицо ее все более и более хмурилось. Затем она подняла на меня строгие и печальные глаза.
      - Дело в том, Андрей Петрович, что Трубицина сегодня ночью повесилась.
      - Не может этого быть! - закричал я, вскакивая. - Она не могла этого сделать!
      У меня было такое впечатление, что меня шандарахнули из-за угла чем-то тяжелым по голове.
      - К сожалению, это так, - тяжело вздохнула Виктория Валентиновна. Дежурная в пять утра обнаружила ее в туалете. Повешенной...
      - Не могла Трубицина покончить с собой! Не могла! - сказал я убежденно.
      Колдобина пожала плечами.
      - Это иногда случается. Не она первая. Мы ведь не знаем, что у нее творилось в душе.
      - А вам не кажется странным, что это случилось именно тогда, когда она решила рассказать правду и назвать конкретного убийцу?
      - Это всего-навсего ваши предположения. Мы сейчас по этому факту проводим служебное расследование. Единственное, что могу обещать, - провести его самым тщательным образом.
      - Сколько времени это займет?
      - Трудно так сразу сказать. Но думаю, дней десять, не меньше. Я вам обязательно сообщу о результатах.
      - А не могли ее сначала задушить, а уж потом... того?
      - Конечно, могли. Но не будем, Андрей Петрович, гадать на кофейной гуще и делать скоропалительные выводы. Подождем окончания расследования.
      - А у Трубициной были здесь подруги?
      - Разумеется. Она была очень коммуникабельной девушкой.
      - Вы их знаете?
      - Я по долгу службы обязана знать. Это Наташа Зайцева, Вера Овчаренко и Сюзанна Хомова. Дружила и с другими, но эти трое были ее лучшими подругами.
      - Можно с ними поговорить? Колдобина некоторое время колебалась, затем решительно махнула рукой.
      - Можно. В моем кабинете вам будет удобно?
      - Большое спасибо, Виктория Валентиновна! Вы удивительная женщина. Буду обязан по гроб жизни.
      - А, чего там! - рассмеялась она, польщенная. - Свои люди, сочтемся. Верно?
      Колдобина игриво подмигнула. Оказывается, и капитаны внутренней службы умеют подмигивать. Надо же! И это у них совсем даже неплохо получается.
      - Советую начать с Хомовой. Она из троих самая образованная и интеллигентная.
      Глава 6
      Передо мной сидела маленькая хрупкая девушка с довольно миловидным курносым лицом и смотрела на меня испуганными зеленоватыми глазами. Веки у нее были красными и вспухшими. Я представился и сразу спросил о главном:
      - Сюзанна Робертовна, вы верите в то, что Трубицина могла сама это сделать?
      Она часто-часто заморгала, а затем заплакала.
      - Ой, я уже ничего не знаю, - прошептала испуганно, хлюпая носом. - Я не поверила сначала. А потом Вера Овчаренко сказала, будто Катя накануне призналась ей, что хочет повеситься.
      - А вам Трубицина ничего такого не говорила?
      - Нет-нет, что вы. Совсем наоборот, она в последние дни была особенно весела, словоохотлива. Кстати, она хотела с вами встретиться. Очень надеялась, что вы ей поможете.
      - Значит, вы в курсе того, что она хотела мне рассказать?
      - В общих чертах. Она неохотно об этом говорила, боялась...
      - И все же, что она вам рассказала?
      Хомова наконец перестала всхлипывать, достала носовой платок и тщательно вытерла им лицо, затем наморщила гладенький лобик, вспоминая. А я смотрел на нее и невольно удивлялся. Каким образом залетела в этот суровый казенный мир эта, казалось, невинная птаха?!
      - Она сказала, что убийство совершил ее близкий друг, с которым она встречалась, что он все подстроил. Только поняла она это не сразу, уже здесь и решила все рассказать вам.
      - А кто он такой - ее друг?
      Она виновато улыбнулась, развела руками.
      - Ой, я не знаю. Она ничего о нем не сказала, даже имени не называла. Говорила только, что он занимается бизнесом, и все.
      Я сделал пометки в блокноте.
      - Спасибо, Сюзанна. А прошлой ночью вы ничего не видели и не слышали?
      - Видела, - кивнула. - Видела, как Катя встала и пошла к двери. Я не придала этому значения, подумала, пошла в туалет. Ей часто приходилось ночью вставать.
      - Почему?
      - У нее слабый мочевой пузырь. Она говорила, что в милиции ее били и что-то там повредили.
      - А кто знал об этой ее слабости?
      -Ой, да все. Здесь же ничего невозможно скрыть.
      - А в руках у нее что-нибудь было?
      - В каком смысле?
      - Ну, веревка там или что-то в этом роде?
      - Нет, я ничего не видела.
      - Когда это было?
      - Ой, я не знаю. Может, часа в два или в три. Не знаю. Я спала уже. А тут проснулась.
      - Следом за Трубициной кто-нибудь выходил?
      - Да, - кивнула она.
      Вдруг глаза ее сделались круглыми от изумления и страха.
      И я понял, что сейчас она скажет самое главное.
      - Ой! - воскликнула она и зажала рот рукой.
      - В чем дело, Сюзанна?
      - Вы думаете, что ее?.. - прошептала в страхе девушка, с опаской оглядываясь на дверь.
      - Кто выходил следом за Трубициной? - спросил, еле сдерживаясь, чтобы не закричать на нее.
      - Ой, я прямо не знаю, - вконец растерялась она.- Я вам скажу, а потом окажется, что она со-. всем даже не виновата.
      - Но вы ведь видели ту, кто вышел следом за Катей? Так?
      Хомова молча кивнула.
      - В таком случае нужно ее назвать. Я ведь не утверждаю, что именно она убила Трубицину, верно? Так кто же?
      - Вера Овчаренко, - таинственно прошептала Сюзанна и отчего-то вновь заплакала. - Но... Но... Но как она могла?! Ведь она же была Катиной подругой!
      - А после того, как ушла Овчаренко, вы ничего не слышали?
      - Ой, правда! - еще больше испугалась Сюзанна. Ее буквально всю колотило от переживаемого волнения и страха. - Слышала! Слышала, Андрей Петрович! Приглушенный вскрик и шум какой-то. Тогда я не придала этому значения. Она, Верка, это сделала! Точно! Потому и говорила, что Катя будто бы собиралась повеситься. Какая непорядочная! Правда, Андрей Петрович?
      - Правда, - согласился. У меня у самого от волнения тряслись руки. - А могла Овчаренко одна справиться с Трубициной?
      - Нет, вряд ли. Катя была сильной. Вот со мной бы она запросто справилась. А с Катей - нет, одна бы не сумела.
      Кратко записал в блокнот то, что услышал, предупредил:
      - О том, что мне сказали относительно. Овчаренко, никому. Понятно?
      - Да, да, - закивала девушка. - Я это прекрасно понимаю.
      Не удержался, спросил:
      - Сюзанна, а вас-то как сюда занесло? Что вы такое могли совершить?
      - Отчима убила, - ответила она просто и даже улыбнулась.
      - Не может быть?! - не поверил я.
      - Правда. Он над мамой издевался и ко мне приставал. Я терпела, терпела, а потом однажды, когда он спал, взяла его двустволку, зарядила, подошла к нему и в грудь сразу из двух стволов. Он и пикнуть не успел.
      Лицо ее стало строгим, а взгляд больших глаз холодным и жестким. И я понял, что эта хрупкая на вид девочка вполне способна на такой поступок.
      Полненькая с двумя симпатичными смешливыми ямочками на щеках Наташа Зайцева ничего нового мне не сказала, тем более что не видела, как вставала ночью Трубицина. Она долго клялась, божилась, крестилась, утверждая, что "Катюха ни за что на свете не могла покончить с собой". Еще она вспомнила, что друга Трубициной вроде как звали Аликом.
      "Алики. Жорики, жмурики, ханурики", - всплыла в сознании совершенно нелепая фраза, и я распрощался с Зайцевой.
      Но стоило мне лишь увидеть Овчаренко, я сразу понял - эта могла убить. Примерно моего возраста, высокая, поджарая, с большими "мужскими" руками и несколько грубоватым некрасивым лицом, она вместе с тем привлекала внимание какой-то природной грацией и изяществом, ходила по-кошачьи мягко, ступая с носка на пятку. Когда-то она наверняка занималась в балетной школе. Взгляд ее светло-карих глаз скользил с предмета на предмет, нигде не задерживаясь, казался рассеянным. И вместе с тем я был уверен, что она боковым зрением отмечает все, что происходит в комнате.
      Она уже наверняка знала, кто я такой и зачем приехал, но когда я назвался, ловко разыграла удивление:
      - Правда, что ли?! Впервые вижу перед собой живого журналиста. Вы о нас писать будете, да?
      - Обязательно.
      Я уже был уверен, что сидящая передо мной девушка наверняка является тайным осведомителем той же Колдобиной. Да, но оперативники обычно не сдают своих агентов. Тогда почему капитан сразу назвала ее фамилию? Значит, была на то причина.
      - А что же вас интересует, Андрей Петрович? - продолжала гнуть свое Овчаренко. - Как мы обходимся здесь без мужчин, да? Сейчас очень модны такие темы. Объясняю - мы трахаемся друг с дружкой. - Она многозначительно мне подмигнула и развязно рассмеялась.
      - Это вы мне обязательно расскажете в следующий мой приезд, ладно? А сейчас я бы хотел узнать, что вы думаете о смерти вашей подруги Екатерины Трубициной? О ее причинах?
      Взгляд ее мгновенно потух, улыбка слиняла, а лицо стало вялым и тусклым.
      - А чё говорить-то, начальник, - задергала она телом. Голос стал низким и грубым. - Она, Катька, всегда с прибабахами была. Ну. Чокнутая малость. Шибко много думала, а это до добра не доводит, верно?
      - Не знаю, не знаю. У кого как. А что же ее толкнуло на такой поступок?
      - Чего не знаю, начальник, того не знаю. Я ж говорю, что она малость того. - Она покрутила указательным пальцем у виска. - Два дня назад сидим это мы с ней на природе, и вдруг она ни с того ни с сего: охренело, говорит, все, в натуре! Повеситься, что ли?
      - Так и сказала - "в натуре"?
      Она зыркнула на меня настороженным взглядом.
      - Ну, может быть, не в натуре, а как-то по-другому.
      Она "рисовала" сейчас из себя разбитную блатную девицу. Но я уверен: с такой не стали бы дружить ни Катя Трубицина, ни Наташа Зайцева, ни тем более Сюзанна Хомова. С ними она была пай-девочкой из интеллигентной семьи, окончила балетную студию, а сюда попала исключительно из-за романтической любви. И мне стало совсем неинтересно.
      Все, что мне требовалось, я уже знал. Теперь слово за специалистами.
      - Вера, вы занимались в балетной студии?
      Лицо ее выразило полнейшую растерянность. Глаза быстро-быстро забегали туда-сюда, упорно избегая встречаться со мной взглядом. Она не могла понять, где мог я почерпнуть эту информацию, если даже в ее личном деле об этом ничего не сказано.
      - Откуда вы узнали? - спросила она совсем упавшим голосом.
      - Пусть это останется моей тайной, - ответил я, смеясь. - Все, больше вас не задерживаю.
      Я сознательно не спросил ее, зачем она выходила ночью за Трубициной следом, чтобы не осложнять жизнь Хомовой и Зайцевой. Но почему все же Колдобина сдала Овчаренко?
      После ее ухода у меня впервые появилась возможность обдумать случившееся. Это что же получается - судя по всему, к моему приезду здесь тщательно подготовились? Следовательно, о нем знали заранее? Каким образом? Сорока на хвосте принесла? Не смешно. Тогда откуда? Прежде всего, кто мог знать о моей командировке? Само собой, главный редактор. Секретарь Эллочка. В бухгалтерии. Кто еще? Наверняка знал Роман Шилов. Уж очень он подозрительно и заинтересованно посмотрел на меня, когда мы столкнулись в дверях, а потому не мог не выпытать у шефа, куда и зачем я еду. Опять эти двое! Кто же из двоих меня заложил? Остальное просматривается куда как просто. Кто-то из них сообщает куда надо или сам организует поездку человека, который, в отличие от меня, не любит ездить поездами, а предпочитает самолет. Тот опережает меня ровно на сутки, дает крупную сумму кому-то из администрации колонии и... оставляет меня с носом. Нет человека - нет проблем. Барометр моего настроения показывал грозу. Но "грозы" не было. Была одна слякоть и мокреть. И мне стало стыдно за себя, любимого, если не сказать больше.
      В кабинет вошла Колдобина и, увидев мою постную физиономию, спросила бодро, с очаровательной улыбкой:
      - Ты что такой смурной, герой?!
      - А! - вяло махнул рукой. - Кругом сплошной "атас"!
      - Чего так?
      И я рассказал ей все, что поведали мне Хомова и Зайцева.
      - Вот козы! - в сердцах проговорила она, выслушав мой рассказ. - А мне ни слова! Я предполагала, - она зыркнула на меня доверительно, - что с тобой они будут разговорчивее.
      - Слушай, Виктория, ответь: почему ты сдала Овчаренко?
      Она покачала головой, усмехнулась.
      - А ты внимательный. Не работал прежде в нашей системе?
      - Работал год в прокуратуре.
      - Тогда понятно.
      - Ты не ответила на вопрос.
      - Я давно подозревала ее в нечистоплотности, была уверена - если с Трубициной не все чисто, то это не обошлось без Овчаренко. Ты напиши объяснение, чтобы я могла официально дать всему этому ход.
      - Хорошо. Что, прямо сейчас?
      - А зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Верно?
      - Но Овчаренко наверняка кто-то помогал из администрации колонии.
      - Разберемся, - твердо и жестко проговорила Колдобина.
      Когда мы с Викторией вышли на улицу, был уже поздний вечер.
      .
      - А где тут у вас гостиница? - спросил я.
      - Это далеко, - ответила она, искоса глядя на меня черными бездонными глазами и усмехаясь. - Да и доехать сейчас очень сложно. Автобусы уже не ходят, а такси сюда не забредают.
      - Вот черт!
      - А то, может, ко мне? - спросила и странно воркующе засмеялась. - Или слабо?
      - А что скажет муж?
      - Муж объелся груш. Я давно отправила его в бессрочную командировку.
      - Ну тогда это совсем другое дело! Тем более, что смычка прессы и пенитенциарной системы может дать очень даже положительный результат.
      - Нахал! - нервно рассмеялась она и глубоко вздохнула, гимнастерка на ее груди разгладилась, пуговицы едва сдерживали напор молодого и сильного тела.
      "Знойная женщина!" Но это были лишь мои, так сказать, вероятные предположения от увиденного. Однако скоро мне привелось убедиться в этом на практике. Мне потребовалось призвать на помощь все силы, мужество, самообладание и основательно потрудиться, чтобы не дрогнуть перед напором и неистовством "пенитенциарной системы" и отстоять честь и достоинство средств массовой информации. Для выполнения столь благородной и ответственной миссии я отдал последние силы, но не дрогнул, не подвел, не подкачал. Так держать, Андрюха!
      А утром, легкого и почти бесполого, меня провожала на поезд неистовая и непредсказуемая, как установка залпового огня "Град", капитан внутренней службы. Для столь торжественного случая она надела великолепное бирюзового цвета платье. И если бы она не держала меня под руку, то я, как пить дать, облачком унесся бы в синее и манящее поднебесье.
      Сажая меня на поезд и нежно целуя в губы, она проворковала:
      - Андрюшенька, приезжай еще. Для этого я готова каждый месяц вешать в туалете по заключенной.
      Ну и шутки у нее! Черный юмор, если не сказать больше.
      Глава 7
      Получив от проводницы постельные принадлежности, я переоделся в трико, лег и вырубился на целых десять часов кряду. Проснувшись, ощутил прилив новых сил и почувствовал волчий аппетит, тем более что у меня на глазах пожилые тучные супруги уплетали за обе щеки копченую курицу, громко чавкая и смачно запивая еду пивом прямо из бутылок. Накинул на плечи пиджак и заторопился в ресторан.
      Там заказал вертлявой официантке все, что значилось у них существенного в меню, и двести водки. Гулять так гулять! В ожидании заказа хотел было закурить, но злая и свирепая, будто цербер на цепи, буфетчица затявкала:
      - Молодой человек! У нас не курят!
      Придется потерпеть. Тем более на голодный желудок курить вредно.
      Выпив и основательно подкрепившись, отправился назад. Дошел до своего тамбура, достал сигарету, закурил и стал смотреть на пробегающий мимо пейзаж. Судя по нему, поезд уже давно катил по великой Западно-Сибирской низменности, где угораздило меня ровно двадцать пять лет назад родиться и провести лучшие годы своей жизни. А еще я думал над тем, что, говоря главному перед командировкой о связи убийств Погожева и Шипилина, я блефовал, "стрелял", что называется, в белый свет, как в копеечку, но совершенно случайно попал в десятку. Точно. Сейчас я был убежден: если узнаю, что стоит за убийством Погожева, то найду убийц Шипилина, Струмилина и Трубициной. Вот это будет сенсация так сенсация! Уверен - сразу выйду в звезды первой величины современной журналистики. В воображении уже рисовались картины, одна заманчивее другой. Но досмотреть их все до конца на этот раз не удалось. Страшной силы удар обрушился мне на голову и погасил сознание. И само собой, я даже не видел, кто это сделал.
      Приходил в сознание медленно и долго. Первое, что я увидел, - мрачное, сплошь затянутое низкими, косматыми и черными тучами небо. Оно странным образом качалось и как бы куда-то уплывало. Этакие воздушные качели. А потом небо закружилось, вошло в штопор и я вновь отключился. Когда открыл глаза вторично, то увидел то же небо и те же тучи. Только теперь из них сыпал мелкий, частый и холодный дождь. Страшно болела голова да и все тело, будто меня провернули в камнедробилке. Но как сказал Декарт: "Когито эрго сум!" (Мыслю, значит, я существую). И осознал себя лежащим в обнимку с голубой планетой Земля - такой теплой, родной и до боли знакомой, в зените лета одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, на которой живут как добрые и хорошие люди, страдающие от своей честности и порядочности, так и негодяи всех мастей.
      И совсем недавно один из этих негодяев чуть было , не отнял у меня драгоценную жизнь, дарованную мне Космосом и родителями. А я так мечтал дожить до третьего тысячелетия от Рождества Христова. Теперь эта мечта становится, к сожалению, проблематичной...
      Попробовал пошевелиться и с удивлением обнаружил, что со скрипом, с болью, но руки-ноги двигаются. Попытался встать. И это мне удалось. Ноги гнулись, дрожали, но держали. Честное слово! Удивительно! Попробуй сам соскочить с поезда на полном ходу. Обязательно что-нибудь сломаешь. А тут выбросили, словно балласт, и хоть бы что. Чудеса в решете, да и только. Осмотрелся на местности. До самого горизонта она была ровная, словно блин, и сплошь заросшая высоким камышом. Болото. С трудом поднялся на железнодорожную насыпь и поковылял на восток.
      В такт неуверенным своим шагам замурлыкал:
      "А я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке". Сколько же мне до этого дома осталось? Километров пятьсот, никак не менее. Засветло, поди, вряд ли доберусь. Поймал себя на мысли, что если не утратил способности юморить, то долго жить буду. Хорошо, что надел в ресторан пиджак. Лихорадочно зашарил по карманам. К счастью, все было на месте: и удостоверение, и паспорт, и бумажник с деньгами. Видно, тому, кто это сделал, не нужны были мои жалкие гроши, он имел постоянную хорошо оплачиваемую работу. Чего же он хотел? Убить меня? Вряд ли. В последние годы они научились делать это наверняка, с гарантией. В его задачу входило лишь напугать меня до смерти, предупредить, чтобы не совал свой нос в чужие дела. Точно. Да, но, выбрасывая меня с поезда, он не мог точно знать, что я останусь в живых? Скорее он об этом совсем даже не думал. Везучий, значит, повезет. Нет? На нет и суда нет. Неужели это сделано по указанию моего лучшего друга - Ромы? Чемпион Сибири по каратэ - гроза томской шпаны, центровой нашей баскетбольной команды. Сволочь он порядочная, а никакой не друг!
      Больно, грустно, обидно - хоть плачь. Сел на рельс и впрямь поплакал немножко и пошел дальше. И что меня дернуло ввязаться во все это? Мало мне, видите ли, рядовых будней, захотелось непременно героических. Что же теперь нюнить и жаловаться на судьбу, когда сам виноват?!
      Я брел по шпалам уже более часа. Дождь давно перестал. Небо вызвездило и теперь было торжественным и парадным. Совсем стемнело, когда впереди замаячили огни большого поселка или города.
      - Ау, люди! - заорал я от избытка нахлынувших на меня чувств. - Я люблю вас, люди! Вы даже себе не представляете, как я вас люблю!
      Совсем было задремавший воздух от моего крика встрепенулся, завибрировал и откликнулся гулким и протяжным эхом: "У-у-у! Ю-ю-ю-у!" На окраине залаяли собаки.
      Через полчаса я был на станции Татарск. А это означало, что я уже достиг пределов своей родной области. Правда, до Новосибирска еще пилить на поезде часов семь-восемь. Но все равно, можно сказать, что я дома.
      Пошел к дежурному по станции и все ему выложил. Дядька оказался добрым, всему поверил и, не задавая лишних вопросов, спросил сразу о главном:
      - На каком поезде ехали?
      - "Адлер - Новосибирск". К сожалению, номера не помню.
      Дежурный посмотрел на часы.
      - Почти три часа, как он прошел. Барабинск уже миновал. А вы до Новосибирска ехали?
      "Значит, лежал я без сознания где-то около часа, - отметил про себя. А мне показалось, что целую вечность".
      - Да, до Новосибирска.
      - Вот в Новосибирске и получите свои вещи. Что у вас было?
      - Брюки и рубашка на плечиках и портфель.
      - А что в портфеле?
      - Да ерунда всякая - бритва там, зубная паста, мыло, одеколон, книжка. Да, еще пижама. Вот и все.
      - Вагон, купе?
      - Восьмой вагон и, по-моему, четвертое купе. А вот место не помню.
      - Ничего. Все нормально.
      Он надел наушники, взял в руку микрофон, поочередно включил на пульте несколько тумблеров.
      - Никитин, это ты?.. Привет! Галушко из Татарска беспокоит... Здесь такое дело, понимаешь. Человек от поезда отстал... Ну, так получилось... Вот он передо мной... Пятьдесят восьмой "Адлер - Новосибирск"... Да. Вагон восьмой, купе четвертое. Говоров... Да-да. Говоров... Брюки и рубашка на плечиках и портфель с бритвенными и туалетными принадлежностями... Ну, бывай!
      Он снял наушники, улыбнулся мне.
      - Ну вот и порядок. В Новосибирске все получите у дежурного.
      - Большое спасибо! А скоро поезд?
      Он вновь взглянул на часы.
      - Через полчаса. Но надо бы сообщить нашей милиции.
      - Никуда сообщать не надо, - возразил я.
      - Ну, как знаете, - тут же согласился дежурный,
      - Мне нужно покупать билет?
      - Да нет, так подсадим.
      Есть же душевные люди. Вот на таких мужиках, как этот дежурный, и стоит пока Земля-матушка. Не было бы их, давно бы рухнула, провалилась в тартарары. Точно.
      Глава 8
      Добрался до Новосибирска лишь в восемь утра. Забрал свои вещи у дежурного по станции и прямиком двинул домой зализывать раны. В редакции решил пока не появляться. Во-первых, необходимо было выиграть время и до поры до времени не светиться. Во-вторых, боялся, что не утерплю и плюну в физиономию моему бывшему другу Ромке Шилову с явными тяжелыми последствиями для моего и без того слабого здоровья.
      Когда дома взглянул в трюмо, то не без основания спросил себя: "Кто этот тип с грязным и побитым лицом последнего бомжа? Только не говорите мне, что вот это когда-то было Андреем Говоровым. Не смешите людей. Кто ж в это поверит?! Андрюша был вполне приличным мальчиком с вполне симпатичным фейсом. А этот отдаленно не похож даже на его копию".
      Наверное, для того, чтобы убедиться окончательно, кто все же выступает там, из туманного зазеркалья, я полностью разделся. И вновь себя не узнал.
      Но проникся искренней жалостью и сочувствием к моему двойнику, ибо тело его состояло, казалось, из сплошных синяков и ссадин. Мне даже почудилось, будто на лице незнакомца проступила бледная маска смерти. Положительно, он плохо кончит, и даже очень скоро. Попытался найти слова, которые способны были бы подбодрить несчастного, заронить в сердце надежду на лучшее будущее. Но, как ни старался, таких слов найти не смог. А потому мрачный и злой поплелся в ванную.
      Приняв горячий душ и смазав все свои многочисленные ссадины зеленкой, почувствовал облегчение. Решил, как и обещал, позвонить Тане.
      - Слушаю, - раздался в трубке знакомый нежный и приятный голосок.
      - Привет, Малыш! - почему-то назвал я ее новым именем, которое мне сразу понравилось.
      Несмотря на столь необычное начало нашего разговора, Таня меня узнала и очень обрадовалась.
      - Андрюша! Здравствуй! Ты когда приехал?
      - Только что. Ты чем занимаешься?
      - Ничем. Родители ушли на работу, а я бездельничаю.
      - Как ты посмотришь на то, если я к тебе минут через сорок заскочу?
      - Буду только рада.
      - Вот и ладушки. Только заранее предупреждаю - не пугайся моей внешности.
      - А что случилось?! - встревожилась она.
      - Ничего особенного. Сама увидишь. До встречи!
      Может быть, кто-то подумал, что я решил немного отдохнуть в компании молоденькой и хорошенькой девочки и малость развлечься, как говорят нынешние молокососы, "оттянуться"? Увы, ничуть не бывало. Я вышел на тропу войны и решил во что бы то ни стало найти кровавый след главного зверя, по заданию которого меня едва не угробили. Это мог быть и негодяй Ромка, но и кто-то другой, посолидней и помасштабней. Я конечно же понимал, какую архисложную задачу перед собой поставил и к чему все это может меня привести. Прекрасно понимал, но уже ничего с собой поделать не мог. Я перестал себя контролировать. Что-то сломалось в моем замечательном, хорошо отлаженном механизме, какая-то главная пружина, вовремя гасившая мои эмоции и направлявшая мои поступки в нужном направлении к спокойному и, главное, предсказуемому будущему. Сейчас же я был как тот корабль без руля и ветрил, совершенно неуправляемым и способным на любые авантюры.
      А Таню решил взять с собой, во-первых, потому, что соскучился. Сущая правда. Никакие капитаны внутренней службы, сколько бы их не было в прошлом и еще будет в обозримом будущем, не могут заменить такой девушки, как она. Они, капитаны, хороши для постели. А для души хочется чего-нибудь эдакого чистого, звонкого, а еще такого... такого... Словом, думаю, что мужики меня отлично поняли. Во-вторых, страшно одному пускаться в рискованное "плавание". А тут какое-никакое, а все же живое существо.
      Первое, с чего решил начать, - с посещения Заельцовского суда, следовало ознакомиться с материалами архивного дела. Думаю, это не составит больших проблем - у меня были хорошие отношения с председателем суда Коньковой Тамарой Ивановной. Мне нужно было- узнать адрес подруги Трубициной, чьей квартирой она пользовалась, а также родителей Кати. Интересно, знают ли они о смерти дочери?
      Поджарил на скорую руку пару яиц, заварил кофе, позавтракал, оделся и побежал в гараж к своему испытанному другу "шевроле". Языковой барьер нисколько нам не мешал, мы с ним уже давно научились понимать друг друга без слов.
      Когда Таня открыла мне дверь, то я буквально остолбенел. На ней было точно такое же бирюзовое платье, какое я еще совсем недавно видел на капитане внутренней службы. От этого совпадения мне стало как-то не по себе, если не сказать больше. Будто девушка видела меня насквозь и сознательно надела именно это платье.
      - Ой, что это с тобой, Андрюша?! - испуганно проговорила она, заинтересованно рассматривая мою сильно помятую физиономию. - Кто это тебя так?
      - А! Пусть не лезут, - решил отделаться дебильной шуткой.
      Но не тут-то было. У этой хрупкой девушки была железная хватка крутого опера.
      - Это связано с убийством Струмилина? Да?
      - Да. Но не только.
      - Что значит "не только"? - Она смотрела на меня, как фининспектор на зарвавшегося бухгалтера.
      И я кратко рассказал ей всю свою одиссею. Удивительное дело! Чем дальше я рассказывал, тем больше она успокаивалась. Характер, да?!
      - Зря ты не сообщил в милицию, - сказала она, выслушав мой рассказ. Что же ты собираешься делать дальше? .
      - Попытаюсь найти тех, кто это сделал. А главное, того, кто все организовал.
      - Я с тобой! - с воодушевлением проговорила она. И чтобы пресечь на корню мой возможный отказ, строго добавила: - И без возражений!
      И, глядя на ее одухотворенное жаждой борьбы с русским "спрутом" лицо, я внутренне скукожился и устыдился. Нет, нужно быть законченным идиотом, непроходимым тупицей и отъявленным негодяем, чтобы втягивать эту славную девчушку в столь опасное мероприятие! Точно. Это ж надо додуматься... Скучно ему одному, видите ли! Ну надо же! И я бурно воспротивился ее решению.
      - Нет, нет, об этом не может быть и речи!
      - Нет да, - твердо сказала Таня, сверля "дырку" в моем лбу твердым, как победитовое сверло, взглядом.
      Она бесцеремонно вытолкала меня на лестничную площадку и захлопнула за собой дверь. Спросила:
      - Ты на машине?
      - Да.
      - Тогда пойдем!
      Она взяла меня под руку и потащила вниз по лестнице. И я прекратил сопротивление. Не драться же мне с ней, верно? И потом, особых опасностей ведь не предвидится. Сгоняем в суд, затем по паре адресов, вот и все. А завтра я попросту за ней не заеду, и будет полный порядок.
      Как я и предполагал, в суде все обошлось без осложнений. Коньковой я объяснил, что недавно получил от Трубициной письмо и еще хотел бы перелистать уголовное дело.
      Подругу Трубициной звали Натальей Павловной Забродской. Проживала она в Ботаническом жилмассиве, а работала в пресс-центре УВД. Следователь в протоколе записал даже номера служебного и домашнего телефонов. Я позвонил на работу. Мне подтвердили, что да, Забродская до сих пор работает у них, но, к сожалению, ее сейчас нет. Наудачу позвонил домой. Она отозвалась и согласилась со мной встретиться. Я записал адрес родителей Трубициной и вышел из суда.
      Через десять минут мы были у 3абродской дома. Наталья Павловна оказалась статной, несколько полноватой шатенкой с некрасивым, но довольно интеллигентным лицом. Лицо особенно деформировал массивный и грубый нос-бульбочка. Я видел ее впервые, так как во время суда она находилась в заграничной поездке и судья был вынужден огласить ее показания, данные ею на предварительном следствии. Одета она была в строгий темно-синий костюм - видно, собралась уже на работу.
      - Здравствуйте, Наталья Павловна! Разрешите представиться. Корреспондент областной газеты "Сибирские вести" Говоров Андрей Петрович. А это наш стажер Таня, - кивнул на свою спутницу.
      Забродская сделала вид, что не заметила мою синюшную физиономию.
      - Очень приятно! - радушно улыбнулась. Указала рукой на дверь, ведущую в комнату. - Проходите, пожалуйста.
      Мы с Таней уселись на диване. Однокомнатная квартира Забродской была скромно, но со вкусом обставлена: стенка, набор мягкой мебели, цветной телевизор "Изумруд", палас коричневых тонов, на стене репродукции картин с летающими по небу рахитичными людьми. Вероятно, Шагал. Впрочем, может быть, и кто-то другой. Я плохо разбираюсь в живописи. Во всем был идеальный порядок. Каждая вещь долго примеривалась, прежде чем занять то самое, предназначенное только для нее место.
      - Хотите кофе? - спросила хозяйка.
      - Можно, - ответил я за наш небольшой, но дружный коллектив. .
      Забродская ушла на кухню.
      - А кто она такая? - шепотом спросила Таня.
      - Подруга Трубициной, - прошептал в ответ. - Два года назад в этой квартире убили Погожева.
      - Кого?
      - Вячеслава Погожева, коммерсанта. В его убийстве обвинили Трубицину. Помнишь, я рассказывал?
      В комнате появилась Наталья Павловна с подносом, где стояли три чашки с дымящимся кофе и дольки шоколада на блюдечке.
      - Вот, прошу. Угощайтесь.
      Я взял чашку, отхлебнул. Кофе был дрянным, "Пеле" или что-то в этом роде. Но чтобы не обижать хозяйку, похвалил:
      - Замечательный кофе!
      Она искренне рассмеялась моей сознательной лжи.
      - Не надо, Андрей Петрович, щадить мое самолюбие. Кофе ужасный, но зато самый дешевый. Я к нему уже привыкла. Так о чем вы хотели со мной поговорить, коллега?
      - Дело в том, Наталья Павловна, что я поддерживал обвинение в суде по делу вашей подруги Трубициной.
      - Вот оно что?! - удивилась Забродская. - Так вы в связи с этим?.. А почему вас вновь заинтересовало это дело?
      Достал из кармана письмо Трубициной, протянул ей.
      Она развернула его и принялась неторопливо читать. Вздохнула, долго смотрела отсутствующим взглядом в пространство, затем сказала раздумчиво:
      - Я подозревала, что с этим ее парнем не все чисто.
      - Вы его знали? - От волнения голос мой стал хриплым.
      - Нет, видела всего лишь раз, да и то мельком.
      - Как он выглядел?
      - Статный, высокий - под два метра, с красивым волевым лицом. Они были очень эффектной парой.
      Она "нарисовала" облик моего бывшего друга Ромки Шилова. Неужели все же он стоит за всем этим?
      - А Трубицина называла его имя, фамилию? Может быть, говорила, чем он занимается?
      - Нет, нет, она о нем ничего мне не говорила. Даже сердилась, когда я пыталась расспросить. Только сказала как-то, что он юрист.
      Он, Ромка! Точно!
      - А отчего она держала их отношения в тайне? Может, он был женат?
      Она удивленно на меня взглянула.
      - А вы знаете, я как-то об этом не думала. Но вполне возможно, что причина именно в этом. Вполне возможно.
      - Наталья Павловна, вы встречались с ней после суда?
      - Да, - кивнула она. - Здесь, в следственном изоляторе, перед отправкой ее в Челябинск мне разрешили с ней свидание.
      - Что она вам говорила об убийстве?
      - Но я дала ей слово никому и ничего не рассказывать.
      - Будем считать, что она освободила вас от этого слова.
      - Вот как? - удивилась Забродская. - Вы с ней виделись?
      - Пытался, но меня опередили. Ее убили, Наталья Павловна.
      Она вздрогнула. Кофе из чашки выплеснулся на палас. Справившись с волнением, осторожно поставила чашку на поднос. Самообладания ей не занимать.
      - Вы это серьезно?
      - Такими вещами не шутят, Наталья Павловна.
      - Действительно, освободила... - Тряхнула головой, сбрасывая оцепенение. - Хорошо, я расскажу все, что она мне поведала. Но только зачем вам все это?
      - Хочу во всем разобраться. Я ведь тоже виноват в том, что ее осудили.
      - Увы, запоздалое раскаяние, - усмехнулась Забродская.
      - Лучше поздно.
      - Ну, это ваше дело. Так вот, на свидании Катя уверяла, что из того, что произошло здесь, она ничего не помнит. Проснулась, хотела закричать, но кто-то сильный прижал к ее лицу влажную тряпку, вероятно с эфиром. Она вдохнула и... пришла в себя уже в камере ИВС. Сильно болела голова, с недоумением и ужасом заметила, что вены на ее руках истыканы иглой. Она, естественно, ничего не могла понять. И тут дежуривший по ИВС сержант сказал, что с ней хочет побеседовать журналист.
      - Он так и сказал - журналист? - подскочил я на диване.
      - Это она так сказала. Сержант отвел ее в кабинет, где находился ее друг. Он ей рассказал, что когда они спали, то в квартиру ворвались трое рэкетиров, которые у него раньше вымогали крупную сумму денег и которым он якобы отказал. С собой они принесли труп Погожева. Тот тоже якобы отказывался платить им дань. Бандиты усыпили Трубицину, а его жестоко избили и сказали, что если он не отдаст им сто миллионов, то будет отвечать за убийство Погожева и Трубициной, что они все так сделают, что ему ни за что не отвертеться. Он понял, что угроза их очень реальна, так как с Погожевым у него были натянутые отношения. И он вынужден был согласиться на требования подонков. После чего они ввели Кате сильную дозу наркотика и искололи вены, чтобы подумали, будто она наркоманка, вложили в руку кухонный нож, позвонили в милицию, представились соседями и сказали, что в моей квартире кто-то кого-то убивает. Друг просил Катю не называть его имени.
      - И она ему поверила?! - удивился я.
      - Разумеется. Она, влюбленная в него до беспамятства, верила всегда и всему, что бы он ни говорил. Была даже беременна от него и хотела рожать.
      - Она что же, сделала аборт?
      - Нет. В следственном изоляторе, вероятно, от всех этих волнений у нее случился выкидыш.
      - В деле об этом ничего не сказано... Она, случайно, не называла фамилии того сержанта ИВС?
      - Нет, но это довольно легко установить.
      - А вы ее версии поверили?
      - И да, и нет. Во всяком случае, очень сомневалась в реальности происшедшего. Особенно меня смущал эпизод с трупом Погожева.
      Я узнал здесь все, что мне требовалось. Пора было прощаться.
      - Что ж, спасибо, Наталья Павловна, за ценную информацию. До свидания!
      - Желаю успеха! - Она крепко, по-мужски пожала мне на прощанье руку.
      Глава 9
      - Неужели все это сделал друг Трубициной?! - спросила Таня уже в машине. Хорошенькое ее личико пылало негодованием.
      - Уверен в этом. Более того, ликвидация Погожева им долго и тщательно готовилась. Так он убивал сразу двух зайцев. Во-первых, освобождался от соперника по бизнесу, во-вторых - от неудобной любовницы, которая, видите ли, намеревалась осчастливить его ребенком.
      - Вот негодяй!
      - Это уж точно, - согласился я.
      - Мне показалось, вы знаете, о ком идет речь?
      Наблюдательная девушка. Я ж говорю, что ей только в милиции опером работать.
      - Пока лишь догадываюсь.
      - А куда мы сейчас едем?
      - На улицу Ленинградскую к родителям Трубициной.
      На Кирова мы угодили в огромную автомобильную пробку. Где-то впереди приключилась большая авария. Вот черт! Пока рассуждал, что бы такое предпринять, оказался упакованным со всех сторон автомобилями. Теперь придется минут двадцать "позагорать". Это точно. Через пару минут в мое боковое стекло деликатно постучали. Скосил глаза и увидел молодого бравого парня в форме старшего лейтенанта милиции. Он смотрел на меня веселыми глазками и улыбался. Это не был гаишник. У тех взгляд более наглый. Я сразу почувствовал неладное. Приоткрыл дверцу:
      - Слушаю вас, товарищ старший лейтенант.
      - Говоров Андрей Петрович? - на всякий случай поинтересовался он.
      - Да. А в чем, собственно, дело?! - уже не на шутку обеспокоился я.
      - Вы задерживаетесь по подозрению в убийстве, - продолжая улыбаться, вежливо сообщил он.
      Это называется - приехали!
      Тут же открылась противоположная дверца, и другой парень, одетый по гражданке, в джинсовый костюм, но такой же вежливый, как и первый, сказал:
      - Девушка, прошу вас выйти из машины.
      - Никуда я не пойду! - решительно запротестовала Таня.
      - Ну зачем же вы так, - укоризненно попенял оперативник. - Не нужно вынуждать меня применять, силу. Я искренне не хотел бы этого делать.
      - Вы не имеете права! - продолжала возмущаться девушка.
      - Таня, с ними бесполезно спорить. Делай; как они велят, - сказал я.
      - А куда они тебя?
      - В милицию. Куда же еще? В изолятор временного содержания Заельцовского РУВД. Я прав, старший лейтенант?
      Тот рассмеялся.
      - Ваша прозорливость делает вам честь, Андрей Петрович.
      Зачем я сказал это все Тане, я и сам не знал. Неужели надеялся, что эта славная девушка, которая столь стремительно вошла в мою жизнь, сможет мне чем-то помочь? Глупо, если не сказать больше. Тогда зачем?
      Таня положила свою руку на мою, слегка сжала.
      - Счастливо тебе, Андрей!
      - До свидания, Таня!
      - Все будет хорошо. - Она ободряюще улыбнулась. - Я в этом уверена.
      - Я тоже нисколько не сомневаюсь, - в тон ей ответил бодро и жизнерадостно. Подмигнул. - Мы еще с тобой отметим мое освобождение по полной программе.
      - Обязательно, - ответила она и вышла из машины.
      Ее место тут же занял оперативник в штатском. Был он темноволос, смуглолиц, с могучим разворотом крутых плеч. Я даже физически ощутил, какая могучая сила бродила под этой джинсухой. Его мощное биополе нервировало, вызвало голодные спазмы желудка. Захотелось стать таким маленьким, чтобы можно было спокойно спрятаться за обшивку сиденья. Да, не хотел бы я с ним встретиться в рукопашном бою. Он, снисходительно усмехаясь, прокомментировал мои слова:
      - Надежда юношей питает. Разрешите представиться. Старший инспектор уголовного розыска Заельцовского РУВД капитан Коломиец Антон Борисович.
      Я мог бы простить ему его подковырку, но снисходительной усмешки - ни за что на свете.
      - Очень приятно, - кивнул. - "Надежда юношей питает!" Как это у вас замечательно, образно прозвучало. Признайтесь, Антон Борисович, вас по ночам мучает бессонница, и вы сочиняете стихи типа: "Мы с приятелем-козлом вместе думам об одном: как же нам ее пымать, что зовут япона мать?" Угадал?
      И вновь я себе подивился. Прежде я ни при какой погоде не зарвался бы до такой степени. Видно, подспудно во мне сидели гены какого-нибудь "горлопана и главаря" и, нате вам, нашли время заявить о себе в полный голос.
      Капитан громко расхохотался и долго не мог успокоиться, качая головой и повторяя время от времени:
      "Ну надо же!"
      Наконец приступ веселья прошел, он достал носовой платок, вытер слезящиеся глаза:
      - Да вы большой шутник, Андрей Петрович. Это хорошо. У нас в милиции юмористов очень любят.
      - Я так и понял.
      - Кто это вас? - посочувствовал капитан, с интересом рассматривая мою помятую в схватке с мафией физиономию.
      - Да так, неудачно пошутил.
      - Бывает, - тут же согласился он. - Андрей Петрович, вам придется пересесть к нам.
      Я выбрался из машины и тут же попал в крепкие и надежные руки старшего лейтенанта и еще одного оперативника. Мне надели наручники и запихнули на заднее сиденье. Все правильно. Перед ними был матерый преступник, совершивший, как минимум, одно, а то и с десяток убийств. А с такими нечего церемониться.
      В сопровождении оперативников спустился в полуподвальное помещение ИВС, где был оформлен протокол моего задержания по статье 122 УПК РФ. "По подозрению в убийстве", - значилось в нем. Значит, они не нашли настоящего убийцу. Они его будут лепить из меня. Затем мне откатали пальчики в дактилокарту и препроводили в грязный, убогий кабинет. Беленые стены в желтых разводах сырости. Похоже, именно здесь происходила встреча Трубициной с ее другом.
      За столом сидел старый знакомый, следователь Дробышев, и, медленно и ритмично, будто метроном, раскачиваясь на задних ножках стула, смотрел на меня,. наливаясь злобой. С самых первых минут нашей предыдущей встречи мы почувствовали антипатию друг к другу. А преодолеть ее порой бывает труднее, чем полюбить сварливую тещу.
      - Пальчики ему откатали? - спросил Дробышев вошедшего вместе со мной Коломийца.
      - А как же. Все как положено.
      - Срочно проверьте.
      - Хорошо, - кивнул Коломиец и вышел из кабинета.
      После слов следователя меня пробрал озноб. Я отчетливо вспомнил впечатляющую картину: стою я, значит, в квартире Струмилина, на полу лежит труп хозяина, облепленный жирными зелеными мухами, в руках у меня телефонная трубка, и я пытаюсь по отключенному телефону дозвониться до милиции. Кошмар! И заметьте, это сделал не какой-нибудь среднестатистический гражданин, а идиот с высшим образованием, да еще специальным - юридическим. Чем же он тогда думал, оставляя свои четкие отпечатки на телефонной трубке? Чем угодно, но только не головой. Это точно. Я сам предельно упростил этому рыжему индюку задачу сделать из меня "профессионального убийцу"!
      Кажется, Дробышев заметил мои душевные муки, проступившие на лице в виде постной и до невозможности кислой мины и затравленного взгляда красивых карих глаз. Заметил и очень обрадовался. По всему, он редко бывает так счастлив, как сейчас, если вообще бывает. Он почувствовал себя на коне и взял повышенные обязательства сделать из меня убийцу досрочно.
      - Что это у вас с лицом, Андрей Петрович? - спросил он насмешливо.
      Хорошее настроение было ему противопоказано, а потому я тут же решил вернуть его в обычное состояние и взял встречные обязательства довести этого рыжего болвана до белого каления.
      - А что у меня с лицом? - спросил удивленно. - По-моему, все в порядке. Во всяком случае, до встречи с вашими верными помощниками оно было нормальным.
      От моих слов он сразу почувствовал себя неуютно, занервничал, посмурнел, заелозил на стуле и вдруг заорал благим матом:
      - Коломиец!!
      В кабинет влетел встревоженный капитан.
      - В чем дело, Родион Иванович?!
      - Вы приглашали медика для обследования этого? - спросил следователь, пренебрежительно кивнув в мою сторону.
      - Нет, - растерялся Коломиец.
      - А если он завтра скажет, что его избили здесь, добиваясь признательных показаний? Чем будете крыть?
      - Я как-то об этом не подумал. Не волнуйтесь, Родион Иванович, это мы сейчас мигом организуем. Коломиец вышел.
      - Это ты правильно решил, - "одобрительно" сказал я Дробышеву. - Все должно быть зафиксировано. Протокол, подпись, печать. Все как положено. Бумага, она и в Африке бумага. Верно? Только ты, Родька, чё-то путаешь. Твои архаровцы избили меня не здесь, а при задержании. Здесь они обещали добавить, если не признаюсь в убийстве Шипилина.
      - Молчать! - заорал Дробышев и грохнул кулаком по столу. Отчего стоявшая на столе консервная банка, доверху наполненная окурками, подпрыгнула, окурки высыпались на стол, а в воздухе на какое-то время повисло облако табачного пепла.
      Тем временем следователь продолжал надрываться:
      - Ты что это себе?!. А?!. Да как ты смеешь, подонок?!. Да я тебя!.. Да я тебе!.. Обнаглел, понимаешь! Ты почему вздумал врать?! Ты на дураков рассчитываешь?!
      - А что делать, - сокрушенно развел руками, - если в вашей системе других нет? Умных она отторгает, как чужеродные тела. И потом, ты, Родька, не прав, обвиняя меня во вранье. Со мной в машине ехала знакомая девушка, которая охотно подтвердит, что до встречи с твоими ребятами я был в полном порядке, благоухал туалетным мылом "Камей" и французской туалетной водой, был бодр, жизнерадостен и доверчив, как ребенок.
      - Кто такая?
      Дробышева уже начинало колотить. Такое впечатление, что вот-вот хватит удар. Багровое лицо его было усталым, даже измотанным душевными- переживаниями. С таким лицом всходят на эшафот, а не людей допрашивают.
      - Ты, Родька, с ней познакомишься. Обещаю. Мой адвокат обязательно пригласит ее в суд. И вот тогда суд из пошлого фарса превратится в политическую акцию высокого звучания. Судить мы тебя, Родька, будем со всеми твоими приспешниками и помощниками. И тогда ты поймешь, что значит нарушать закон.
      - Молчать! - вновь гаркнул Дробышев, вскакивая, и голосом утопающего заорал: -Коломиец!!
      Появился капитан. Удивленно уставился на красного и несчастного Дробышева.
      - В чем дело, Родион Иванович?
      - Э-этого в к-камеру, - проговорил следователь, заикаясь. - Придет медик, освидетельствуете и составите акт по всей форме. А утром в десять ко мне. Да, не забудьте дактилоскопическую экспертизу.
      - Все сделаем, Родион Иванович. - Коломиец повернулся ко мне, сказал со смехом: - Пойдем, "япона мать".
      И я оказался в камере. Лег на кровать. В целом был доволен, что довел этого рыжего борова до белого каления. Очень доволен, если не сказать больше. Хотя, если разобраться, положению, в котором я оказался, не позавидуешь. Нет. Что же делать? Рассказать, как было, - значит еще больше усугубить свое и без того незавидное положение. Теперь я пожалел, что в прошлый раз скрыл от Дробышева правду. Точно. Теперь мне веры нет - это определенно. А как объяснить наличие моих отпечатков на телефонной трубке Струмилина? Трудно это объяснить. Трудно, если вообще возможно. Придется снова бессовестно врать. Ничего другого просто не остается.
      Ко мне подошел сосед по камере - жалкий тип с помятым лицом, обросшим пятидневной щетиной, скромно присел на край кровати, поинтересовался:
      - За что тебя замели?
      И такое участие светилось в его крохотных слезящихся глазках, что я сразу понял: передо мной "подсадная утка". Сейчас он попытается залезть в мою еще пока не отягощенную страшными грехами душу своими грязными "щупальцами" и попытается там отыскать то, что требуют от него хозяева.
      - Да так, ерунда, - ответил равнодушно.
      - А все же?
      - По глупости. Перепутал. Хотел плюнуть себе под ноги, а попал в лицо мэру города.
      - Шутишь?! - подхалимски осклабился сосед.
      - Нисколько.
      - Шутишь, шутишь! - уверенно проговорил он, продолжая демонстрировать редкие прокуренные зубы.
      - Слушай, отвали! От тебя пахнет мышами и ментами. А я терпеть не могу этих запахов.
      - Подумаешь! - обиделся он, вставая.
      Плохой "подсадной". Хороший агент не должен обижаться ни при каких обстоятельствах. А этот надулся. Теперь он уже вряд ли получит обещанную за меня премию. Ну и шут с ним. Что мне с ним, детей, что ли, крестить?
      Я чувствовал себя настолько уставшим и разбитым, что стоило лишь закрыть глаза, как тут же провалился в черный и бездонный, как провал памяти, сон.
      Затем меня разбудили, провели в уже знакомый кабинет, где заставили раздеться. Эксперт тщательно меня осмотрел и составил акт медицинского освидетельствования, где подробно перечислил все мои ссадины и гематомы.
      После чего вернулся в камеру и, едва добравшись до постели, вновь забылся сном праведника.
      Глава 10
      Еще окончательно не проснувшись, услышал металлическое лязганье задвижки и простуженный голос надзирателя:
      - Говоров, на выход!
      В коридоре два молоденьких сержанта надели на меня наручники, вывели из ИВС. Мы поднялись по крутой лестнице и оказались в управлении милиции. Сержанты подвели меня к двери с табличкой "15", и один из них, приоткрыв дверь, спросил:
      - Разрешите?
      Из кабинета бодрый голос Коломийца ответил:
      - Да. Вводите!
      А еще через считанные секунды я уже мог лицезреть и самого капитана в компании старшего лейтенанта и еще одного оперативника, мне незнакомого.
      - А вот и "япона мать" прибыл! - весело воскликнул Коломиец. - Как жизнь молодая?
      - Спасибо. Так бы жил любой. Словом, живу хорошо, чего и вам желаю.
      Капитан хохотнул и, обращаясь к своим приятелям, весело сказал:
      - Я же говорил - юморист! Те тоже рассмеялись.
      Незнакомый опер, покачав головой, согласился:
      - Да, интересный тип.
      Присмотревшись к ним повнимательнее, понял причину их коллективного веселья - все трое были в приличном подпитии. А вытащили они меня сюда, как пить дать, для поднятия настроения.
      "Бить будут!" - тоскливо подумал.
      Капитан почти что с отцовской любовью рассматривал меня и скалил крепкие и породистые зубы. На нем теперь была рубашка из тонкой джинсовой ткани с засученными по локоть рукавами, под которой рельефно бугрились и ходили ходуном мощные бицепсы и трицепсы.
      - Слушай сюда, "япона мать", - проговорил наконец Коломиец, закончив визуальный осмотр моей покореженной оболочки. - Вон видишь стол, а на нем бумага и ручка? Садись и пиши "явку с повинной". Понял?
      - Понял, - покорно ответил, садясь за стол и беря ручку. - А на чье имя писать?
      Он никак не ожидал от меня подобной сговорчивости и даже несколько подрастерялся - обещанный приятелям мордобой оказался под угрозой срыва. Но я знал наверняка, что он состоится, и очень даже скоро. И черт меня возьми, если я очень от этого переживал. Я не переставал удивлять самого себя.
      ,
      - Так, на имя этого... - в замешательстве проговорил капитан. - Ну, как его? На имя начальника милиции, ясно?
      Взял ручку и начал писать:
      "Начальнику Заельцовского управления милиции от гр. Говорова А.П.
      явка с повинной
      Гражданин начальник, хочу покаяться и облегчить перед вами душу. Не далее как вчера я позволил себе в мыслях назвать доблестных работников милиции козлами, в чем чистосердечно признаюсь и глубоко раскаиваюсь. Насколько заблуждался, я понял лишь сегодня, когда познакомился с капитаном Коломийцем А.Б. По сравнению с ним все прочие козлы - невинные агнцы. Если у вас есть какие награды для козлов, то смею ходатайствовать о награждении самой высокой из них в первую очередь капитана Коломийца. Он ее заслужил по праву.
      С глубочайшим к вам уважением
      Говоров".
      - Я закончил, - сказал.
      - Что-то ты слишком быстро, - удивился Коломиец.
      - А зачем много расписывать. И так все предельно ясно. Верно?
      - Верно, - согласился капитан. - Давай сюда.
      - А можно я сам прочту? А то у меня почерк неразборчивый.
      - Читай, - великодушно разрешил он. По мере того как я читал, Коломиец все больше наливался красным, а его приятели веселели прямо на глазах. Когда закончил, они были натурально в лежку от смеха. Коломиец же стоял со свирепым глупым лицом, вытаращенными глазами, все никак не мог понять, что же здесь все-таки произошло? Он просто не мог поверить, что сидящий перед ним жалкий человечишка с синюшным лицом посмел так насмешничать и нанести столь сильную обиду. Ему?! Посмел?! Не иначе мир сошел с ума! От всего этого что-то нарушилось в его сильном и хорошо сбалансированном организме. Вместо того чтобы выдохнуть теснивший грудь воздух, он все пытался и никак не мог втиснуть в себя новую порцию обогащенного кислородом газа. Его застопорило. В народе в таких случаях говорят: заклинило. Лицо его из красного превратилось в багрово-синее, вены на висках вздулись, а глаза готовы были выскочить из орбит. И все же жажда жизни пересилила, и отработанный воздух с шумом и свистом покинул его легкие. Лицо постепенно "остыло" и стало белым и зловещим, как у вампира в детских комиксах.
      - Значица, так, - спокойно, по-деловому проговорил он и медленно двинулся на меня с готовыми к мордобою "кувалдами".
      Я выскочил из-за стола, но отступать было некуда, позади находились его резвящиеся приятели. А потому с глупой улыбкой наблюдал за маневрами и перемещениями более сильного противника, вспоминая все, чему меня когда-то учил бывший друг Ромка Шилов. Я решил вступить в бой с превосходящим меня по всем статьям врагом. А там будь что будет. Если бы еще неделю назад мне кто-нибудь сказал, что я на такое способен, то я здорово бы посмеялся над этим шутником. Внутри меня что-то гудело, лопалось, рвалось, тяжелело, сатанело и зверело. Мне вдруг надоело быть шутом гороховым, мальчиком для битья. До чертиков надоело осторожничать, хитрить, забивать мозги хорошеньких барышень всякой ерундой и . всего бояться. Во мне вызревал крутой мужик, которому все до лампочки. Вот стоят три негодяя, которые, наверное, измолотят сейчас меня до полусмерти. Ну и шут с ними. Я лелеял надежду плюнуть в их мерзкие рожи и хотя бы в одну из них как следует врезать. Ничто другое меня в данную минуту не заботило.
      Приблизившись, Коломиец резко выбросил вперед правую ударную руку. Ослепленный яростью, он начисто забыл все инструкции и наставления начальства "не оставлять следов" и метил мне в голову. Мне удалось уклониться и нанести ответный удар в живот противника. Но едва не сломал руку. Кулак встретился с чем-то твердым, железобетонным. Живая плоть не могла быть такой. Капитан лишь усмехнулся и вторым ударом врезал мне по левой скуле. Я тут же оказался на полу, и мне все стало совершенно безразлично.
      Глава 11
      Утром все те же молоденькие сержанты надели мне наручники и вывели во двор, где нас поджидал милицейский "уазик". Утро были тихим, теплым и солнечным. В пышных кронах корявых кленов щебетали синицы и воробьи. Я втянул разбитыми губами еще прохладный с ночи воздух. Что бы там ни говорили скептики, а жизнь прекрасна и удивительна. Ночью, когда меня полуживого втолкнули в камеру, я впервые испытал уважение к себе. И это, смею утверждать, не последнее чувство. Далеко не последнее. Я все обдумал и все для себя решил. Чтобы доказать свою невиновность, я должен найти настоящего убийцу. А поскольку сделать это в тюремных застенках никак невозможно, то решил попытаться бежать. И использовать для этого нужно именно сегодняшнее нахождение в прокуратуре. Другой возможности у меня просто может не быть. Бежать из ИВС, а тем более из следственного изолятора - занятие бесперспективное, если не сказать больше.
      Огляделся. И тут у соседнего дома увидел хрупкую фигурку девочки-подростка. Таня! Вот те раз?! Славная девушка! Она переживает за меня. И это было приятно. Чертовски приятно! Температура тела подскочила сразу градусов на десять. В груди сильно защемило, а на глазах... Ну надо же! Какие мы, оказывается, сентиментальные?! Кто бы мог подумать...
      Чтобы не возбуждать интерес сержантов, сделал вид, что не заметил девушки.
      Мы сели в "уазик" и покатили в прокуратуру. Исподволь я наблюдал за Таней. Видел, как она метнулась к видавшему виды старенькому "Москвичу", а через какое-то время обнаружил его у нас "на хвосте" метрах в двадцати. Сообразительная девочка! Ее помощь может оказаться мне сегодня очень кстати.
      Дробышев выглядел сегодня отдохнувшим, выспавшимся, был в хорошем расположении духа. Он скептически оглядел меня и сделал вид, что не заметил дополнительных синяков и ссадин.
      - Присаживайтесь, Андрей Петрович, - указал он рукой на стул.
      - В наручниках я не буду ни о чем разговаривать. Это моя принципиальная позиция, - ответил, продолжая стоять.
      - Да, да, извините, - пробормотал следователь. Повернулся к сержанту: Снимите наручники.
      Тот быстро и ловко выполнил указание.
      - А теперь подождите за дверью.
      А я сел на стул, закурил последнюю сигарету. Дробышев смотрел на меня и улыбался. И где-то чисто по-человечески я его понимал. Действительно, теперь не нужно нервничать и ломать голову в поисках убийцы. Вот он сидит прямо перед ним, живой и тепленький. Правда, видок у него не совсем того. Но до суда еще есть время. До суда он обретет свой первоначальный вид и будет совсем походить на человека. Ну, почти совсем.
      - А теперь, Андрей Петрович, я хотел бы услышать, как вы убили своего коллегу Струмилина Вениамина Сергеевича? - спросил Дробышев, продолжая улыбаться.
      Я с ответом не спешил. Внимательно оглядел возможное место действия. Оценил обстановку. За дверью два крепких добрых молодца, на окошке решетка. Но решетка - это для несведущих! Я-то знал, что никакой решетки в прямом смысле этого слова нет. Дело в том, что два года назад я сам ее ставил и за отсутствием шурупов и больших гвоздей пришпилил вот на такусенькие гвоздочки, намереваясь когда-нибудь сделать все как надо. С этим намерением я и уволился. Еще в прошлый раз отметил, что мои гвоздики сидят на прежнем месте, но от времени почти совсем повылезли из коробки. Решетка сейчас сама просится в руки. Неподалеку на тумбочке увидел довольно солидный юридический словарь. А может быть, прямо сейчас? Взять, к примеру, этот словарь, огреть им следователя по головке и... Надо попытаться.
      - Ну как убил, как убил, - сказал, тяжело вздохнув. - Очень просто убил. Взял вот такой же словарь. - Я привстал и потянулся за словарем.
      Но Дробышев оказался очень бдительным. Строго на меня прикрикнул:
      - Сидеть!
      "Факир был пьян, и фокус не удался". Я вынужден был смириться с изменившимися обстоятельствами. Продолжал вдохновенно врать:
      - Перед тем как ехать на юбилей Шипилина, я решил перетолковать с Веней...
      - Со Струмилиным? - уточнил Дробышев.
      - Да. С ним. Стал разыскивать его по больницам, но везде отвечали, что к ним такой не поступал. Тогда позвонил к нему домой. Он ответил. По голосу понял, что он в сильном подпитии. Поехал к нему. У него на квартире была какая-то пьяная девица, которая тут же стала ко мне приставать. Я ее вытолкал за дверь, на что Веня сильно обиделся и полез на меня с кулаками. Я взял с книжной полки вот такой же словарь и применил его не совсем по назначению окрестил им Струмилина по голове. Он, естественно, отключился. Я испугался и решил вызвать "скорую помощь". Но телефон не работал.
      - А почему он не работал?
      - Шут его знает. Не работал, и все. В это время Вениамин стал подавать признаки жизни, зашевелился, что-то замычал. Я плюнул и ушел из квартиры. Вот и все.
      - Ловко, - снисходительно усмехнулся следователь. - А почему же вы на первом допросе мне этого не рассказали?
      - А вы не спрашивали, - простодушно ответил. В это время дверь кабинета приоткрылась и в образовавшейся щели показалось симпатичное девичье лицо.
      - Родион Иванович, у вас что, телефон не работает? - строго спросила секретарша.
      - Почему не работает? - Дробышев снял телефонную трубку, послушал, проговорил озадаченно: - Действительно, отключен.
      - Вас там из областной прокуратуры срочно требуют к телефону.
      - Иду, - проговорил следователь, вставая. И здесь он, говоря по-уличному, сильно лопухнулся. Вышел, плотно закрыв за собой дверь, и даже не пригласил в кабинет хотя бы одного сержанта. Неужто он верил в незыблемость решетки?
      И я понял, что нельзя терять ни секунды. Встал, раскрыл внутренние створки, ухватился за прутья решетки, потянул на себя. Она без малейшего сопротивления и шума отошла. Осторожно поставил ее на пол, открыл внешние створки, и... свобода радостно приняла меня в свои восхитительные объятия!
      Я выпрыгнул на улицу Вавилова и, удивляя редких прохожих, бодро, легко, но прытко побежал к улице Дуси Ковальчук. Через какое-то время услышал автомобильный сигнал, а вслед за ним громкий крик:
      - Андрюша!
      Обернулся. Меня догонял знакомый "Москвич", за рулем которого сидела юная "наездница". Я остановился. Таня притормозила. Я на ходу рванул дверцу и запрыгнул на переднее сиденье.
      Мотор взревел, и машина рванулась с места, все набирая и набирая скорость. Мы вылетели на улицу Дуси Ковальчук и стремительно помчались к площади Калинина. Я оглянулся и увидел, что наш маневр повторил черный "БМВ". Неужели мой побег был подстроен Дробышевым? Если это так, то мне теперь не отвертеться. Попытка побега доказывает мою "виновность". Мне сразу стало грустно и знобко.
      - За нами погоня, - сказал я Тане.
      - Вижу, - равнодушно ответила она и добавила убежденно: - Ничего, оторвемся!
      - На этой-то "колотушке"? Ты смеешься? Она кинула на меня высокомерный взгляд и снисходительно улыбнулась.
      - Это же спортивный автомобиль. У него форсированный двигатель. Понятно?
      - То-то я смотрю - чего это он так ревет. "Молодец, старикан!" подумал я о машине с симпатией.
      "Москвич" летел будто на крыльях, лавируя в потоке машин. "БМВ" заметно отставал. И это наполнило увядшую было душу необыкновенной легкостью и неистощимым оптимизмом.
      - За город? - спросила Таня.
      - Почему - за? - не понял я.
      - В городе на нас ополчится все ГАИ за превышение скорости. Тебе это нужно?
      Нет, мне это было совсем не нужно.
      - Давай за город, - согласился.
      У поста ГАИ Таня была вынуждена сбросить скорость, и маячивший далеко позади "БМВ" сумел несколько сократить расстояние.
      - Они нас достают, - напомнил я.
      - Ничего, через полчаса они потеряют нас из виду, - уверенно проговорила она, сворачивая на дорогу, ведущую в карьер Мочище.
      И действительно, миновав пост ГАИ, она развила такую скорость, что при обгоне машин "Москвич" водило по шоссе, а резина противно повизгивала.
      В это время автомобиль пару раз надсадно кашлянул и дернулся. У меня похолодело в груди.
      - В чем дело, Таня?
      Она взглянула на приборы и побледнела.
      - Кретинка! - воскликнула она. - Бензин на нуле! Как же я не проверила?!
      Тем временем мотор стал кашлять все чаще и надсаднее. Скорость резко упала. Уже едва различимый сзади "БМВ" приближался. Таня съехала на обочину и остановилась.
      - Кретинка! - повторила она и в сердцах ударила кулачком по рулю. "Москвич" злобно и обиженно тявкнул на хозяйку. Таня расплакалась. - Извини меня, Андрюша! Это я во всем виновата!
      Обнял ее за вздрагивающие плечи, слегка прижал к себе:
      - Ничего, Малыш. Все нормально. Как говорится, чему быть, того не миновать.
      - Мне нравится, - улыбнулась девушка сквозь слезы.
      - Что нравится?
      - Как ты меня называешь.
      - А мне нравится, что тебе нравится.
      Вот и поговорили. Почти что объяснились в любви.
      Глава 12
      Я вновь оглянулся. "БМВ" стремительно приближался. Теперь он был примерно в ста метрах от нас. А навстречу двигался "КамАЗ". Я выскочил из машины и ожесточенно замахал руками, призывая водителя остановиться. Но он даже не удостоил нас взглядом и, не снижая скорости, промчался мимо, едва не сбив меня. Вместе с грузовиком умчалась и последняя надежда.
      В это время за спиной раздался противный визг резины и скрип тормозов. Затем прозвучал насмешливый красивый баритон:
      - Молодой человек! Вас не подвезти?
      Вот и все. Свобода была хоть и восхитительной, но уж слишком непостоянной особой и быстро оставила меня с носом. Но жизнь-то продолжается, господа! Она, несмотря ни на что, продолжается и в мрачных тюремных застенках. Поэтому будем адаптироваться к новым условиям и держать марку, несмотря ни на какие сюрпризы переменчивой судьбы. Повернулся на голос и, глядя в тонированные стекла супермодерновой иномарки и ослепительно улыбаясь, проговорил:
      - Да, если это возможно. До первого отделения милиции, пожалуйста.
      В "БМВ" раздался дружный коллективный смех. Там поняли мою шутку и по достоинству оценили. Приятно иметь дело с людьми, понимающими юмор.
      Дверца приоткрылась, и тот же голос сказал:
      - Присаживайтесь. Мы как раз туда и собираемся. Подошел к машине и сел на заднее сиденье рядом со жгучим брюнетом лет сорока - сорока пяти, похожим на кавказца или молодцеватого красавца цыгана. За брюнетом сидел парень примерно моего возраста, только раза в полтора мощнее и таращил на меня любопытные глазки. Интеллект в его взгляде даже не угадывался. Спереди, кроме водителя (я видел лишь его широкую спину да лежащие на руле большие татуированные руки), был еще довольно симпатичный и совсем еще юный блондин лет семнадцати, не больше. Он мне улыбнулся и по-приятельски подмигнул. Я ответил тем же. Отчего он еще больше разулыбался.
      - Вы, Андрей Петрович, начинаете меня разочаровывать, - насмешливо проговорил брюнет. - Что же вы оставили даму одну? Нехорошо! Я полагал, вы джентльмен.
      И тут я впервые почувствовал неладное. Во-первых, этот приятный баритон мне был знаком, где-то я его уже недавно слышал, и, уверен, это никак не связано с милицией. Где?.. Нет, не помню. Во-вторых, если они оперативники, то зачем им нужна Таня? Лишние хлопоты. Нет, это не сотрудники милиции. И тут я вспомнил, где слышал голос брюнета - в приемной .директора ресторана "Садко", когда сообщил в редакцию об убийстве Шипилина. Точно! И мне стало страшно. Не за себя. За Таню.
      - Эта девушка мне незнакома, - попытался ответить как можно беспечнее, но голос меня подвел ипредательски дрогнул. - Она согласилась меня подвезти. И только.
      - Ну да. Ну да, - закивал брюнет и вдруг весело рассмеялся. Его тут же поддержали молодые "коллеги". - А врать, Андрей Петрович, некрасиво. Совсем недавно мы были свидетелями того, как эта юная леди помогла вам бежать. Только не говорите, что это не так. Иначе вы меня совсем разочаруете.
      И я не нашелся что ответить.
      - Коля, - обратился брюнет к соседу. - Пригласи девушку к нам, а то она там, наверное, совсем заскучала.
      - Хорошо, шеф! - с готовностью ответил тот. Он прошел к "Москвичу" и, наклонившись, что-то сказал Тане. Затем открыл дверцу, грубо вытащил Таню за руку и, обхватив за талию, будто куль с картошкой, поволок к нашей машине. Она отчаянно сопротивлялась. Открыв дверцу с моей стороны, он бросил девушку ко мне на колени, грязно выругался.
      - А ну прекратить! - закричал на него брюнет.
      - А чё она, падла, кусается! - обиженно огрызнулся Коля.
      - Ты, Коля, последнее время, кажется, стал плохо соображать, слишком большим "демократом" заделался. Придется тебе популярно объяснить, кто есть кто.
      - Извини, шеф, - трусливо промямлил Коля. И совсем уж по-детски добавил: - Я больше не буду!
      Оказавшись не по своей воле в моих объятиях, Таня тем не менее тут же успокоилась, спросила:
      - Кто они такие?
      - Не волнуйся, Малыш, это не милиция. Это бандиты.
      - А я и не волнуюсь. Что им от нас нужно?
      - Понятия не имею, но попытаемся сейчас выяснить. - Повернулся к брюнету: - Что вам от нас нужно?
      Тот снисходительно рассмеялся - видно, понравился наш диалог, тронул водителя за плечо.
      - Трогай, Гриша.
      - На дачу? - спросил тот, не оборачиваясь.
      - Туда, дорогой, туда.
      Брюнет повернулся к нам:
      - Во-первых, молодые люди, разрешите представиться: Киндинов Константин Прокопьевич - ваш покорный слуга. Во-вторых, Андрей Петрович, я бы на вашем месте не был так скор и опрометчив в выводах и определениях - мы ведь можем и обидеться. "Бандиты"! Это надо же такое придумать. Мы предприниматели, Андрей Петрович. Да-с. Мы уважаем частную собственность и стремимся заставить уважать ее других. Что с того, что методы наши пока, мягко говоря, не совсем цивилизованны. Каково время, таковы и методы.
      - Малыш, ты что-нибудь поняла из всей этой галиматьи? - спросил я девушку.
      - Очень мало.
      - Этот бандит с манерами мелкого клерка хотел сказать, что нас бить будут.
      Мои слова вновь были встречены добродушным смехом. А мне, откровенно признаться, было явно не до веселья. Уж слишком самоуверенно вел себя этот вежливый бандит, вон, даже представился. Это не сулило нам с Таней ничего хорошего. Теперь я клял себя последними словами за то, что втянул девушку в мои игры, пытался найти выход из откровенно матовой ситуации и не находил.
      Миновав пост ГАИ, свернули на дорогу, ведущую к Заельцовскому кладбищу. Но вот и оно позади. Похоже, мы едем к бывшим обкомовским дачам.
      - Они нас убьют? - спокойно, без тени страха спросила Таня.
      От этого вопроса мне стало не по себе.
      - Не говори глупостей! - возмутился. - Разве они похожи на убийц?
      - Еще как похожи, - убежденно прошептала она. - У них глаза нехорошие.
      - Я смотрю, для тебя глаза как открытая книга, - попробовал пошутить, но только слишком невеселой получилась шутка, если не сказать больше. - Все будет нормально, Малыш!
      - Андрюша, может быть, нам уже не доведется поговорить... Я хочу... Хочу, чтобы ты знал...
      - Что я должен знать, Малыш?
      - Что... Что я тебя люблю, - чуть слышно прошептала она и заплакала.
      А я растерялся и не знал, как поступить и что ей ответить. Наверное, в других обстоятельствах ее признание было бы мне приятно. Да чего там, я был бы на седьмом небе. Но сейчас чувствовал себя последней скотиной. Я бы отдал все на свете, в том числе и свою грешную жизнь, чтобы помочь этой славной девушке. Господи, помоги!
      - Молодые люди, позвольте вам напомнить, что шептаться в приличном обществе некрасиво, - проговорил Киндинов.
      Это была последняя капля. Терпение мое лопнуло, и я взорвался:
      - "Приличное общество"! Ха-ха-ха! Не смешите меня, милейший! Приличное общество подонков и негодяев. Не кажется ли вам, что это нонсенс?!
      - Фу, как грубо! - беззлобно рассмеялся Киндинов. - Вы, Андрей Петрович, меня разочаровали. Никакой выдержки и самообладания. Глядя на вас, приходится с сожалением констатировать - мельчают кадры в милиции, мельчают. Да-с.
      Вот оно что! Они принимают меня за агента милиции?! Теперь понятно, почему они нас захватили - жаждут узнать, что же мне удалось на них собрать? Точно. Это нужно использовать. Во всяком случае, это пока единственный в моем положении шанс.
      Тем временем машина свернула на боковую асфальтированную дорогу и покатила мимо больших, в основном двухэтажных дач и коттеджей. Наконец мы въехали во двор огромного двухэтажного и несколько старомодного особняка, выложенного из силикатного кирпича без всяких архитектурных затей.
      Нас с Таней вывели из машины. Наше появление во дворе было отмечено злобным лаем огромного лохматого и свирепого пса, скорее всего кавказской овчарки. Он встал на дыбки, пытаясь порвать крепкую цепь, и в своем желании до нас добраться перебирал мощными лапами. Отметил, что через весь двор протянута толстая проволока. Вероятно, пса на ночь отпускают поразмять затекшие мышцы.
      В сопровождении боевиков мы вошли в дом и оказались в небольшом холле с огромным зеркалом на стене в золоченой раме. Это зеркало - единственное, что успел заметить, так как получил толчок в спину Коли Дебила в направлении открытой двустворчатой двери и оказался в большом зале, где на диване увидел... своего шефа и пожилого, мне незнакомого мужчину лет около пятидесяти. Был он невысок, коренаст, с грубым, изборожденным морщинами лицом и жестким ежиком совершенно седых волос. Лицо его мне показалось знакомым. Но как ни силился, не мог вспомнить, где его видел. Значит, это все же шеф мне все подстроил. "Историк"! Сейчас, наверное, пишет историю русской мафии, негодяй.
      - Кого я вижу! - воскликнул главный и даже всплеснул от радости и возбуждения пухлыми ручками. Вскочил с дивана, подбежал и, с интересом меня разглядывая, сочувственно проговорил: - Ах, как тебя! - Повернулся к Киндинову: - Неужто это ваши ребята его так, Константин Прокопьевич?
      - Мои ребята тут ни при чем. Таким он нам достался из ментовки, ответил тот.
      Шеф подскочил почти вплотную к Тане и, близоруко прищурив веки, стал бесцеремонно ее рассматривать.
      - А это что еще за юная красавица? - спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Эдакая современная Джульетта.
      Таня брезгливо передернула плечами.
      - Отойдите, пожалуйста. У вас очень дурно пахнет изо рта. И вообще, вы мне неприятны.
      - Смелая девочка, очень дерзкая и невоспитанная, - проворчал шеф, отходя. - Но это, дорогуша, дело поправимое, у нас здесь очень хорошие "воспитатели". Взять хоть Колю и Ваню, - указал он на боевиков. - Коля, ты хотел бы "повоспитывать" эту девочку?
      Коля Дебил окинул Таню оценивающим взглядом, пожал плечами.
      - Тощая больно. Я люблю пухленьких. Но если надо, то можно пару раз.
      - Этого ей будет вполне достаточно, - мерзко и мстительно захихикал главный.
      Это было уже слишком! Мы с Таней среагировали одновременно. Она плюнула ему в мерзкую физиономию, а я сильно наладил ногой в пах. Он свалился и принялся волчком крутиться по полу, визжа от боли, словно недорезанный поросенок. Но мне не удалось долго полюбоваться этой восхитительной картиной. Мощный удар Коли Дебила по левой скуле позволил мне испытать состояние прострации и покоя. И до того мне это понравилось, что долго не хотел возвращаться к нашей унылой и серой действительности. Однако всему приходит конец. Когда открыл глаза и ощутил себя как личность, но только личность, лежавшую на полу, то увидел, как Таня машет руками, будто мельница, и молотит кулаками по Колиной спине. Может, она таким образом хотела достучаться до его сознания? Да только все было напрасно. Он с удовольствием подставлял ей спину и гоготал, как ненормальный. Шеф уже сидел на диване, скрестив ручки. Незнакомец курил сигару и равнодушно наблюдал за происходящим. Наконец ему, видать, суета наскучила и он вяло спросил:
      - Костя, что это за девушка?
      - Она, Юрий Викторович, помогла Говорову бежать из милиции. Вернее, из прокуратуры.
      По тому, как почтительно обращался Киндинов к седому, я понял, что тот их босс.
      - Как так - бежать? - озадачился Юрий Викторович. Повернулся к моему шефу: - Ты ведь утверждал, что он на них работает?
      - Ну да, я и сейчас в этом убежден, - испуганно проговорил тот. - Я и сам ничего не пойму. Может, это их тактический ход?
      - Не будь идиотом! - раздраженно проворчал босс. - Они не такие дураки, чтобы столь примитивно подставлять агента.
      - А может быть, он работает на ФСБ, потому и не хотел до поры раскрываться? - высказал новое предположение "историк".
      - Гм, - на мгновение задумался Юрий Викторович. - Возможно. А это мы у него спросим. Как его звать?
      - Андрей Петрович.
      - Андрей Петрович, ты ведь нам расскажешь, кто ты такой, верно? - Босс поднял на меня умные, карие, чуть навыкате глаза. Взгляд их был значителен и тяжел, будто приговор суда.
      Но я с достоинством его выдержал и ответил непринужденно:
      - Обязательно, Юрий Викторович. Даже позволю сфотографироваться с собой на память.
      За моей спиной раздалось глупое фырканье Коли Дебила. Остальные отвернулись, пряча улыбки. Но каменное лицо босса осталось спокойным и равнодушным, на него даже не набежало и тени улыбки.
      - Да ты шутник, однако, - проговорил он. Протянул "историку" потухшую сигару. - Отнеси и положи в пепельницу. Потом докурю.
      Тот с угодливой готовностью выполнил указание. И здесь я вспомнил, где видел босса. По телевизору. Точно. Он какой-то крутой предприниматель, занимается благотворительностью - помогает детским домам и церкви. И фамилия у него такая простая, знаменитая. Бобров? Точно, Бобров. А интересно, смеялся или хотя бы улыбался когда Бобров в своей жизни? Серьезный дядя. Кем же при нем состоит мой бывший друг Ромка Шилов? А мой рейтинг значительно вырос за последнее время. Теперь в списках мафии я фигурирую уже как агент ФСБ по кличке Смехач или что-нибудь в этом роде. Неплохо. Совсем неплохо.
      - Я очень сомневаюсь, что этот юморист работает на ФСБ, - подал голос Киндинов. - По таким делам милиция и ФСБ обычно работают сообща.
      - В таком случае, кто же он такой? - несколько раздраженно спросил Бобров.
      - Думаю, что это именно он работал на Шипилина.
      - Да нет, - засомневался мой шеф. - Вряд ли. Он ведь культурой занимался, ничего не знал.
      - Зря ты, Жора, его недооцениваешь, - возразил Киндинов. - Парень он шустрый, сообразительный и для сбора необходимой информации мог использовать тех парней, которые многое знали, в том числе и Вениамина. Выходит, что тот пострадал из-за этого юмориста.
      - Эта версия мне кажется более убедительной, - вынес заключение Бобров. - Костя, отведите девушку наверх, - обратился он к Киндинову, - да смотрите там у меня.
      - Все будет в порядке, Юрий Викторович.
      Подручные Киндинова подхватили Таню под руки и потащили по лестнице на второй этаж. Мы остались втроем: Бобров, мой шеф и я. Если бы не Таня, то сейчас можно было бы попробовать сбежать. А впрочем, чем я здесь смогу ей пособить? А вырвавшись на свободу, помогу не только себе, но и ей.
      Будто прочтя мои мысли, Бобров предупредил:
      - Если вы думаете бежать, то не советую. Дом надежно охраняется.
      - Что вы говорите?! А может быть, все же попробовать?
      Он пожал равнодушно плечами:
      - Вольному воля. Только учтите, мои парни не любят подобных шуток.
      И я понял, что в отличие от прокуратуры здесь ребята работают с гарантией, и стер мысли о побеге. Дела у меня, судя по всему, совсем неважнецкие, а проще говоря - никудышные дела, если не сказать больше. Что же делать?
      - Присаживайтесь, Андрей Петрович, - указал Бобров на кресло, стоящее напротив дивана за журнальным столиком. - Кофе не желаете?
      Я развалился в кресле, закинул ногу на ногу, взял из пепельницы не докуренную боссом сигару, со стола - зажигалку, раскурил и, выпустив к потолку целое облако запашистого дыма, небрежно заметил:
      - А знаете ли, Юрий Викторович, я сейчас с большим бы удовольствием выкушал рюмочку коньяку.
      Бобров кивнул.
      - Можно и коньяку. Жора, организуй, - приказал он моему шефу.
      Тот шустро вскочил с дивана и резво умчался.
      - Поговорим? - спросил Бобров, пытливо на меня глядя.
      - Если вы настаиваете. Вообще-то сегодня я не был расположен к разговорам.
      - А к чему же вы сегодня были расположены?
      - К созерцательности.
      Но Боброва трудно было сбить моими импровизациями и вовлечь в беседу на тему философского осмысления действительности.
      - Итак, где же вы все-таки работаете, Андрей Петрович?
      - Я думал, Георгий Александрович вам сказал?! - удивился я вопросу.
      У Боброва раздраженно дернулась правая щека.
      - Я не о журналистской работе.
      - А почему вы считаете, что у меня есть и какая-то другая?
      Я понимал, что, пока меня принимают за агента ФСБ или кого-то там еще, у нас с Таней теплится шанс выиграть время и остаться в живых. И я решил максимально его использовать.
      - Так считаю не я один. - Бобров продолжал буравить меня взглядом. - Вы ведь слышали наш разговор?
      - Слышал и подивился вашей неуемной фантазии. Это надо же такое придумать?!
      В это время в дверях появилась миловидная женщина лет тридцати пяти с подносом. На нем стоял пузатый графинчик с коньяком, рюмки, красивый позолоченный кофейник, две миниатюрные чашки, ваза с яблоками и тарелка с дольками лимона. Она ловко все выставила на журнальный столик и, не говоря ни слова, удалилась.
      Бобров взял графин, разлил по рюмкам коньяк и, подняв свою рюмку, проговорил:
      - Предлагаю выпить за взаимопонимание!
      - Очень хороший тост, - одобрил я, чувствуя, что сейчас меня понесет. И главное - очень актуальный. Сейчас у нас большим вниманием пользуются братья наши меньшие: собаки там, кошки, даже, не поверите, крысы, нежели соотечественники. Потому, вероятно, эти "братья" в последнее время так размножились. А соотечественники, наоборот, вымирают потихоньку.
      И вновь на каменном лице босса не отразилось никаких эмоций. Выпили. Бобров достал из кармана сигару, раскурил, затем сосредоточил все свое внимание на моей переносице.
      - Итак, что же вам, Андрей Петрович, удалось о нас узнать?
      Я выразил на лице искреннее недоумение.
      - О ком это - о вас? Если вы говорите конкретно о себе, то ничего утешительного я вам сказать не могу. Очень скоро вы предстанете перед судом и ответите за все свои грязные делишки.
      Правая щека его дернулась уже несколько раз.
      - Значит, не желаете разговаривать по-хорошему? Жаль. Советую подумать над перспективой сотрудничества с нами. Это может принести вам весьма ощутимые дивиденды. В противном случае... Но, надеюсь, здравый смысл в вас все же возобладает. Да у вас и нет иной альтернативы. Завтра утром мы обязательно возобновим разговор. А сейчас, извините, устал. До свидания!
      Он встал и неторопливо вышел из зала. Оставшись один, я взял графин и сделал добрый глоток коньяку прямо из горлышка. Я прекрасно сознавал, что сейчас со мной случится. .Но сознавать одно, а быть готовым к этому - нечто совсем другое. И если честно признаться, к тому, что опять меня ожидало, я не был готов ни морально, ни физически.
      В зал вошли Коля Дебил и белокурый красавец Ваня. Они были возбуждены и, глядя на меня, плотоядно улыбались. У Вани даже подрагивали ноздри короткого носа, а глаза лихорадочно блестели. Наркоман. Вероятно, они были здесь штатными мастерами заплечных дел.
      - Пойдем, - проговорил Коля Дебил и указал куда-то за спину.
      - А мы тут, ребята, с вашим боссом коньячок не допили. Не желаете? Очень замечательный коньяк! - попробовал установить контакт с палачами.
      - Можно, - кивнул Коля и, подойдя к столику, поднял графин и махом осушил.
      - Ну что же ты такой живоглот! - возмутился я его поступком; - Почему с Ваней не поделился?
      - Ему нельзя. Он еще маленький, - рассмеялся Коля. Мощной рукой схватил меня, как кутенка, за шиворот и, поставив на ноги, толкнул в спину. - Топай...
      Мы прошли в холл, а из него в небольшой спортивный зал, где стояло несколько тренажеров, лежали штанга, гири, гантели. У ближней стены на скамье сидел Киндинов и, глядя на меня, приветливо улыбался, как старому приятелю.
      Ваня поставил табурет напротив Киндинова. Коля подтолкнул меня к нему и сказал:
      - Садись.
      Я возражать не стал.
      - Как настроение, Андрей Петрович? - спросил Киндинов.
      - Да так как-то, - ответил философски.
      - Я, Андрей Петрович, считаю вас человеком разумным, потому, надеюсь, вы не будете усложнять и осложнять наши отношения.
      - Согласен, - кивнул. - Даже искренне в этом заинтересован.
      Ему явно понравился мой ответ. Лицо его вновь засветилось радушием, залучилось морщинками.
      - Вот и хорошо. Тогда ответьте: когда и кто давал вам задание следить за нами и какой информацией вы располагаете?
      - Вопрос понял, только не понял, за кого вы меня принимаете?
      Я уже знал, что до завтрашнего дня они с нами ничего не сделают, в том смысле, что не убьют. Поэтому решил немного расслабиться и позабавиться, насколько хватит сил и оптимизма.
      Улыбка разом слиняла с породистого лица Киндинова. Он нехорошо так, как бы с сожалением, посмотрел на меня. Покачал головой.
      - А вот этого не надо, Андрей Петрович. Не надо разыгрывать перед нами идиота. Это вам не к лицу.
      - Так ведь я не для себя стараюсь, Константин Прокопьевич, - сказал двусмысленно.
      - Понятно. Грубите, значит. - Он красноречиво посмотрел на Колю Дебила: - Коля, преподай Андрею Петровичу урок вежливости.
      Тот подошел ко мне, левой лапищей сжал мое горло, а правой ухватил за волосы и рванул. От нестерпимой боли я вскрикнул, а из глаз обильно потекли слезы. Коля победно продемонстрировал довольно приличный клок моих волос вместе со шматом кожи.
      - Вот видите, Андрей Петрович, к чему приводит ваше упорство, укоризненно проговорил Киндинов. - Коля у нас большой мастер по этой части. Одного такого же упорного он шутя скальпировал. Представляете?!
      Лишь на миг представил подобную картину и почувствовал себя совсем кисло. И главное, понимал, что этот вежливый мерзавец со своими подручными готов изгаляться надо мной хоть всю ночь - это их забавляло. Надо было сделать так, чтобы я стал для них бесполезным. А этого можно добиться лишь одним способом.
      - Ax ты, мразь! - заорал я громче пожарной сирены, вскакивая и выбрасывая, как учил когда-то Ромка, правую ударную руку в направлении лица Коли Дебила. Тот явно не ожидал нападения и потому не успел среагировать. Мой сжатый кулак врезался в его внушительный нос, выбив из него мокроту, кровь и какие-то сопатые звуки.
      - Ой, блин! - заорал он и саданул меня по голове кулаком, да так, что мне сразу все стало безразлично.
      Глава 13
      Очнулся я в полутемном подвале. Под потолком горела маломощная синяя лампочка. Пахло пылью и мышами. У стен стояли какие-то огромные бочки, мешки с цементом, лопаты, сломанные носилки. А сам я болтался, будто сарделька, на цепи, перекинутой через трубу под потолком. Причем крайние звенья цепи были продернуты в замки наручников, прочно сидевших на моих запястьях. Ситуация казалась безвыходной. Ноги мои едва касались пола. Болела голова, суставы рук, мне казалось, настолько вытянулись, что стали как у орангутанга. А еще страшно хотелось пить. Что же делать? Неужели в этом вонючем подвале и закончится моя непутевая жизнь?
      Если разобраться, то я и не жил вовсе. Так, справлял свои удовольствия да естественные нужды, думал, что все еще у меня впереди, еще порезвлюсь. Черт возьми, неужели и впрямь нет никакого выхода?! Я еще раз внимательно огляделся. Труба, на которой я болтался, была тонкая, полдюймовая, и одним концом уходила вверх, а вторым переходной муфтой крепилась к трубе в три четверти. Из муфты сочилась вода. А это означало, что крепление в этом месте ненадежное. Как бы это использовать? Я ухватился руками за цепь, попробовал подтянуться и перекинуть ноги через трубу. После многочисленных попыток мне это удалось. Перебирая цепь, сумел ухватиться за трубу руками. Она была теплая. После невероятных ухищрений мне удалось перевернуться на трубе и упереться в потолок. Поднатужился. Течь из муфты стало больше, но труба держалась крепко. Скоро я выбился из сил и расслабленно лег на трубу, отдыхая. Хорошо было бы перевернуться на спину и упереться в потолок коленями. Тогда был бы совсем иной эффект. Надо попробовать.
      Впереди неясной, туманной звездочкой маячила жизнь, а потому жаловаться на трудности и невзгоды было просто не по-мужски. Через полчаса, когда, казалось, силы вот-вот меня окончательно покинут, мне удалось лечь спиной на трубу и упереться в потолок коленями. Отдохнув пару минут, рывком попытался выпрямить колени и полетел вниз, больно ударившись о бетонный пол. Ну, это уже сущие пустяки. Из разъема трубы хлынула вода. Вскочил, подбежал к носилкам и отломал ручку. В моих руках была довольно увесистая дубина - орудие далекого предка. В определенных условиях да в умелых руках лучшего оружия и не надо. Господи! Помоги!
      Вода стала горячей, и подвал наполнился паром.
      - Караул!! Спасите!!! - что было мочи заорал я и принялся колотить дубиной по полу.
      На лестнице, ведущей в подвал, раздались тяжелые шаги. Я встал за дверь, приготовился, сжал в руках грозное оружие. Раздался лязг задвижки, дверь открылась. Увидев пар, Коля удивленно взвизгнул:
      - О, а чё это тут?! - И шагнул за порог.
      Я не стал мешкать и обрушил ему на голову дубину. Он, не издав ни единого звука, мешком свалился на пол. Я подскочил, из наплечной кобуры вытащил пистолет, обшарил карманы и, найдя ключи, открыл замки наручников. Порядок. Подготовил пистолет к бою с превосходящими силами и, как герой романа Купера, без страха и упрека смело шагнул за порог, закрыв дверь на задвижку.
      Неужели мне и на этот раз удастся выкрутиться? Меня переполняло щемящее чувство восторга и гордости за себя, любимого. Ай да Андрюха! Ай да молодец! Прямо как героический Колобок. Он и с поезда "скатился" благополучно, и от милиции ушел, а теперь, похоже, и от бандитов уйдет! Титан!
      Держа на изготовку пистолет, поднялся в дом и оказался в небольшом коридорчике рядом с лестницей, ведущей на второй этаж. Огляделся. Никого. Осторожно ступая, поднялся по ступеням и за одной из четырех дверей услышал приглушенные крики и шум борьбы. Попробовал толкнуть, но она оказалась запертой. Отступив, с разбегу ударил ногой в районе замка. Дверь распахнулась. Я ворвался в комнату и увидел на смятой кровати блондина Ваню и Таню. Лицо юного бандита выражало растерянность и страх, как если бы он увидел перед собой привидение, губы беззвучно шевелились.
      - Руки, милейший! - рявкнул я.
      Он послушно вздернул руки. Его симпатичное обиженное лицо "украшали" две великолепные кровавые борозды, а под левым глазом сиял свежий фингал. Молодец Татьяна!
      Она вскочила и, не обращая внимания на обнаженную грудь, радостно воскликнула:
      - Ой, Андрюша! Да ты прелесть!
      Я подошел и, уперев ствол пистолета в спину бандита, обыскал его, но оружия не обнаружил. Спросил:
      - Где ствол?
      - Тама, - кивнул он на стул.
      И действительно, на спинке висела кобура. Подивившись подобной беспечности блондинистого красавца, достал пистолет, протянул его Тане.
      - Держи. Обращаться умеешь?
      - Конечно. У меня второй разряд по стрельбе, - ответила она гордо.
      - Ну ты даешь! - удивился. - Наш пострел везде поспел. Приведи себя в порядок. Долго здесь задерживаться нам не резон.
      Только тут она обнаружила, в каком виде стоит передо мной, но нисколько не смутилась, запахнула оторвавшийся лоскут платья, деловито спросила:
      - Булавки нет?
      - Откуда, Малыш?
      - У меня есть, - с готовностью ответил блондин, принялся шарить по карманам и действительно извлек из одного булавку.
      - Что ж ты, негодник, наделал?! - спросил я молодого бандита. - Как коньяк пить, так ты маленький, а как на это дело, так сразу подрос, да?
      - Да я хотел по-хорошему, - проговорил он и неожиданно заплакал. - А она как саданет по глазу! Ну я и завелся.
      - Завелся! - передразнил его -я. - А ты знаешь, сколько за это "завелся" в суде дают?
      - Так я же хотел по-хорошему! - взревел он белугой.
      - Ладно, Ваня, мы, так и быть, тебя простим, если ты нам поможешь. Поможешь?
      - Ага, - с готовностью кивнул он и даже перестал плакать.
      - Сколько бандитов охраняет дом?
      - Пятеро.
      - Солидно. Вооружены автоматами?
      -Ага.
      - Час от часу не легче. А где Киндинов?
      - Он на первом этаже с Надькой гужуется.
      - Кто такая?
      - Зазноба его. Здесь работает по обслуге.
      - Ясно. Машина где?
      - Должна быть на стоянке за оградой.
      - Сделаем так. Ты нас вроде как будешь конвоировать до машины. Если охранник спросит, скажешь, что босс приказал. Как вы его между собой зовете?
      - Бобер.
      - Скажешь, что Бобер, мол, приказал доставить. Усек?
      - Да.
      - Только учти, нам терять нечего.
      - Да понял я. Сказал - помогу, значит, помогу, - запальчиво сказал Иван.
      Тоже охламону жить, понятно, хочется, и все же мне этот молодой бандит начинал все больше нравиться. Я разрядил пистолет и отдал Ивану.
      Все прошло по намеченному плану без сучка без задоринки. Стоявший у крыльца охранник спросил равнодушно:
      - Ты куда их ночью-то?
      - Бобер приказал доставить, - ответил Иван.
      - А, ну-ну, - пробурчал охранник и, потеряв к нам всякий интерес, отвернулся.
      Но не успели мы сделать и десяти шагов, как толстая проволока над нашей головой задрожала, пришла в движение, загудела. Пес?! Как же я о нем забыл?! Повернулся и увидел, что к нам огромными прыжками приближается мохнатое чудище с широко открытой страшной пастью. И я приготовился к смерти. Пес подбежал, сунулся мне в живот влажным носом и завилял хвостом. Сукин сын был очень молод и еще не понимал, что чужие люди предназначены для того, чтобы их рвать. Ему просто было скучно, и он хотел с нами поиграть.
      - Ну и шутки у тебя, приятель, - сказал я дрожащим голосом и похлопал зверя по холке.
      В сопровождении лохматого горе-сторожа мы дошли до калитки, выскользнули за ограду и направились к машине. Вдруг из-за сосны к нам метнулась чья-то тень. Успел лишь выхватить пистолет и тут же почувствовал, что мне на голову обрушилось небо со звездами вкупе с луной. Когда пришел в себя, то обнаружил, что кто-то сильный подтаскивает меня волоком к машине, поднял глаза и... увидел улыбающееся лицо своего бывшего друга Ромки Шилова. И понял, что это конец. На четвертый "раунд" мое потрепанное тело уже не годилось. Не осталось ни сил, ни мужества.
      Часть вторая
      РОМАН ШИЛОВ
      Глава 1
      Мой дружок Говоров едва нам все дело не испортил. Кто ж тогда думал, что он таким шустрым окажется и еще этим... крутым. А вообще-то он молодец. Не ожидал.
      Однако я по порядку... Родился в селе Лигечево, что на севере Томской области. В нашей семье Шиловых все охотники. Да и я с вот таких вот лет с батей в тайгу стал ходить. Все говорили, что я в своего прадеда Кондрата Ивановича уродился, в два метра вымахал. Остальные-то в нашей родне не скажу что низкорослые, но где-то под метр восемьдесят, не больше. Я один такой "дядя Степа". Я бы тоже стал охотником, если бы в десятом классе не подружился с нашим участковым дядей Семеном Халиным. Он-то меня и уговорил поступать в юридический институт. "Тебе, - говорит, - Роман, надо в милицию пойти. Много можешь для страны пользы принести". Я и соблазнился. А что, правильная работа. Мужская. Учился я хорошо и экзаменов не боялся, особенно письменных. Письменные я всегда сдавал хорошо. А вот устные... Стеснительным шибко был. Пока соображу, что сказать, у всякого учителя может терпение лопнуть.
      Поехал в Томск, сразу же сдал экзамены и был зачислен на первый курс. Это мне потом парни сказали, что помог наш тренер по борьбе Павел Павлович Сапожников. Вроде как только он меня увидел, так сразу сделал все, чтобы меня приняли. Он и правда тут же записал меня в секцию вольной борьбы. В моем весе соперников было немного, и я очень скоро, примерно через год, стал чемпионом Сибири и Дальнего Востока. Но скоро к вольной борьбе охладел и увлекся каратэ. Кроме того, очень полюбил баскетбол и был зачислен в команду университета. Там быстро сошелся с Андреем Говоровым. Вообще-то мы с ним были совсем разные. До сих пор не пойму, почему подружились. Может быть, потому, что оба были с юридического факультета? У нас, у Шиловых, все мужики молчуны. Поэтому я всегда удивлялся болтливости Говорова. Он мог часами тарахтеть. Я поражался - как только у него язык от этой "молотьбы" не устает. Вообще-то он парень неплохой, беззлобный, но только слишком несерьезный. Девчонок менял шутя и играючи. Мог с любой прямо на улице познакомиться и такое наплести, что я готов был сквозь землю провалиться. Андрей говорит, что у меня нет чувства юмора. Может, он и прав.
      Хотя я и никому не говорил, но только еще с первого курса знал, что буду работать в уголовном розыске. И наверное, остался бы в Томске, не случись у меня с местными оперативниками этого... нелепого конфликта. Вот. Да если разобраться, и конфликта-то никакого не было. Так, ерунда какая-то. Но только шибко они меня обидели. Произошло это сразу после сдачи экзаменов за третий курс. Андрей принес в общагу бутылку водки и уговорил меня выпить в честь успешного окончания сессии. Я и выпил-то немного, грамм сто, не больше, но с непривычки сильно захмелел. Говоров потащил меня на танцы в местный парк. Вот там, на танцплощадке, все и произошло. Вижу, как какой-то парень тянет девушку танцевать. Она не хочет, сопротивляется, а он тащит ее в круг. Я подошел. Спрашиваю: "В чем дело?" А он оказался сильно "под мухой" и весь из себя шебутной. "Отвали, - кричит, - а то "попишу"!" - и за грудки меня цапает. Ну, я и ударил. Потом оказалось, что у него челюсть в двух местах треснула. Тут откуда ни возьмись милиция. Ну и затаскали. Дошло дело до ректора. А он у нас строгим был, за малейшее нарушение мог запросто из университета выгнать. Вызвал он меня. Выслушал. И говорит: "Молодец! Правильно поступил". Ректор понял, а оперативники никак угомониться не могут. Я даже не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не Тамара - та девушка, к которой приставал пьяный парень. Мы с ней в милиции и познакомились. Вернее, она сама ко мне подошла. Так вот, Тамара написала письмо районному прокурору. Только после этого от меня отвязались. До сих пор не могу понять: что нужно было от меня тем оперативникам? А с Тамарой мы стали встречаться. Как оказалось, она училась на филологическом. А на пятом курсе поженились.
      Да, я совсем забыл рассказать, как оказался в Новосибирске. Учился я уже на пятом курсе. Вызывают меня однажды в деканат. Прихожу. А там полковник сидит. Седой. Солидный. И не успел я еще присесть, спрашивает:
      - Хочешь в милиции работать?
      - Хочу, - отвечаю.
      - А где конкретно?
      - В уголовном розыске.
      Очень этому полковник обрадовался.
      - Вот это по-нашему, - говорит. - Нам такие парни крайне нужны.
      После окончания университета поехал в Новосибирск. Привели меня к начальнику уголовного розыска полковнику Рокотову Владимиру Дмитриевичу. Он мне руку пожал, улыбнулся. Спрашивает:
      - Говорят, ты каратэ увлекался?
      - Было дело, - отвечаю. Неожиданно предлагает:
      - Попробуешь со мной поработать?
      - Как это? - опешил.
      - А так это, - рассмеялся. - Или боишься?
      А я смотрю на него - росточка так себе, едва ли до подбородка мне будет, думаю, шутит, должно быть. Я таких, как он, одной левой. Стою, с ноги на ногу переминаюсь, молчу. А он шкаф открыл, взял спортивную сумку и говорит:
      - Пойдем.
      У меня с собой тоже спортивный костюм был. Приезжаем в спортивный зал "Динамо", переодеваемся, выходим на помост. Но сколько он ни уговаривал меня работать, я никак не мог себя пересилить. Наконец ему, видать, все это надоело и он говорит:
      - Тогда защищайся.
      И принялся так меня со всех сторон охаживать, что я не знал, куда деваться. Разозлился. Начал отвечать. Провел серию коронных ударов, но все они - в белый свет, как в копеечку. И только тогда понял, какой он классный боец. А еще понял, что работал он со мной вполсилы. Это уж потом от ребят всяких легенд о нем наслушался, понял, что к чему. Я тогда был поражен его мастерством. Себя таким неуклюжим по сравнению с ним почувствовал, что стыдно стало. А он после боя одобрительно похлопал меня по плечу и говорит:
      - Молодец! У тебя прекрасные задатки - реакция хорошая, мышцы эластичные. Если поработать, можешь классным бойцом стать.
      Ополоснулись в душе, сели в раздевалке на скамейку. Он спрашивает:
      - Раньше бывал в Новосибирске?
      - Нет, - отвечаю, - первый раз.
      - Очень хорошо, - почему-то говорит он и улыбается.
      Я не пойму, к чему он клонит.
      - Что такое мафия, знаешь? - спрашивает.
      - Конечно. Это высокоорганизованная преступная организация, клан или даже синдикат со своими законами, железной дисциплиной и строгой подчиненностью. Обычно руководство мафии настолько законспирировано, что выйти на верхушки не удается, - без запинки ответил, как на экзамене.
      - Что ж, теорию ты знаешь на отлично, - рассмеялся Владимир Дмитриевич. - А не хотел бы на практике попробовать добраться до этого самого руководства?
      - Не так-то это просто, наверное.
      - Разумеется. Видишь ли, в нашей стране уже состоялось два этапа раздела собственности, - начиная с пресловутой ваучеризации и инфляции, сделавших большинство наших сограждан нищими, и кончая созданием таких экономических условий, при которых основная масса предприятий превратилась в банкротов и была скуплена за бесценок. К сожалению, в этих переделах больше преуспели криминальные структуры. Они наглее, бесцеремоннее, не гнушались и не гнушаются ничем для быстрого обогащения. Сейчас грядет третий, и последний, этап раздела собственности. Мафия (а именно она стоит у руля правления) в сговоре с продажными политиками создает такие условия, когда государство, чтобы расплатиться с долгами по заработной плате, будет вынуждено продать то, что еще не захапано. Но этот этап от двух предыдущих будет отличаться жесточайшей борьбой между преступными кланами за право обладания этой собственностью. Именно тот, кто ею завладеет, и станет хозяином положения. Будут пролиты реки крови. И мы должны достойно подготовиться к этому этапу. Должны знать планы мафии, держать в поле оперативного зрения ее руководителей. А для этого нужно внедриться в их ряды. Сумеешь?
      - Но у меня нет никакого опыта.
      - А опыт здесь и не нужен. Даже лучше, что его нет. У нас есть точные данные, что редактор газеты "Сибирские вести" Поливанов работает на мафию. Вот мы и хотим пристроить тебя в эту газету.
      - Не знаю, получится ли.
      - Получится. Мы похлопочем, и тебя порекомендует газете Союз журналистов на вакантную должность корреспондента отдела криминальной хроники. Согласен?
      - Можно попробовать, - проговорил неуверенно. Сомневался я вовсе не потому, что не хотел или боялся. Просто не был уверен, выйдет ли из меня газетчик?
      - Ты где остановился?
      - Да пока нигде. С вокзала прямо сюда.
      - А жена?
      - Она в Томске у родителей.
      Рокотов встал, открыл дверцу шкафа, достал из кармана висевшего там кителя ключ.
      - Вот, держи. Это ключ от нашей конспиративной квартиры. Позже оформим ее на твое имя договором купли-продажи. Ты уверен в своей жене?
      - Даже больше, чем в самом себе.
      - Тогда можешь ей сказать о нашей договоренности. Но больше - никому.
      - Понятно.
      - Связь будешь держать через нашего инспектора по особо важным делам Сидельникова Вадима. Он тебя сам найдет. Да, вот еще что. Учредителем газеты является фирма "Титан". Руководит ею крупный предприниматель Бобров Юрий Викторович. Человек он с довольно темным прошлым, дважды был судим за мошенничество. Но нам представляется, что не он главный. Главный пока остается в тени. Твоя задача - выйти на него... Ну, давай прощаться.
      Так я оказался в газете.
      Глава 2
      Поливанов встретил меня поначалу настороженно. Долго присматривался. А потом почему-то зауважал, проникся доверием. Может быть, потому, что не спорил с ним, был немногословен? Не знаю, может быть. В редакции ходили слухи, что он этот... Ну как его? Гомик. Вот. Что очень он любит таких больших парней, как я. Но я не очень-то им верил, мало ли какие сплетни распускают о начальстве. Хотя порой и ловил на себе его странные масленые взгляды.
      Тамара приехала и устроилась в какую-то фирму референтом - она хорошо знала английский. Зажили мы куда с добром. Неожиданно для себя открыл, что работа журналиста мне пришлась по душе. А мои статьи и репортажи нравились главному. Правда, часто, когда появлялся в каком-нибудь офисе, меня принимали за рэкетира. Смех. Однажды только хотел спросить у референта, где ее шеф, как она протянула свою дамскую сумочку со словами: "Это все, что у меня есть!" Неужели у меня такая разбойничья внешность? Месяцев через восемь у нас освободилось место ответственного секретаря, и главный редактор неожиданно для всех, а для меня в первую очередь, предложил эту должность мне. Я растерялся немного от неожиданности, но, посоветовавшись с Рокотовым, согласился.
      Андрей Говоров работал в прокуратуре Заельцовского района помощником прокурора. Мы иногда встречались, и всякий раз он ныл, как много у него работы и как он устает. У нас уволился корреспондент по культуре. Я смеха ради предложил ему это место. Неожиданно для меня Андрей согласился. Писал он легко, ярко, образно. Лично мне нравилось. А главному - нет, считал, что слишком выпендривается, умничает. И сам Андрей вызывал у шефа оскомину.
      Скоро я настолько вошел в доверие к Поливанову, что он стал делиться со мной кое-какой информацией. Однако сам-то он знал немного. Для него главным боссом был Бобров. Он понимал, что за Бобровым стоит кто-то еще более могущественный, но кто такой, не знал. Газета наша выражала интересы Боброва и тех, кто за ним стоял. Скоро я понял, что основным их оппонентом была финансовая группа, возглавляемая Шипилиным. Мне удалось выявить несколько каналов поступления наркотиков, пару подпольных заводов по производству водки. Но это казалось мелочевкой. До главной задачи, ради которой я и был внедрен в газету, еще было далеко. Стал нервничать. Рокотов успокаивал, говорил, что пока все в норме, что рано или поздно мы эту шайку накроем. Однажды главный представил меня Боброву. По словам Поливанова, я произвел на того хорошее впечатление. Но дальше этого дело не пошло.
      Смертью Шипилина начинался, как говорил Рокотов, третий, и последний, раздел собственности;
      Об убийстве мне сообщил Говоров, направленный на банкет в честь пятидесятилетия Шипилина. Судя по всему, Вениамин заранее почувствовал неладное, потому и не пошел на юбилей. Но примерно за час до звонка Андрея мне на работу позвонил Струмилин. Уже по голосу я понял: у Вени беда.
      - Рома, это сиюминутно и сверхважно! - взволнованно прокричал он. - Мы должны с тобой встретиться.
      У него всегда все было сиюминутно и сверхважно, поэтому я не придал особого значения его звонку.
      - Да что стряслось?
      - Это не телефонный разговор.
      - Приезжай в редакцию.
      - Не могу, Рома.
      - Ну, как знаешь! - рассердился я и положил трубку. Но через минуту телефон вновь зазвонил.
      - Рома, поверь, это действительно сверхважно! - сказал Вениамин. Предлагаю встретиться в метро на перроне станции "Красный проспект" ровно через полчаса. Я тебе это должен рассказать.
      Через полчаса его на месте не оказалось. Подождав лишних пятнадцать минут, бегом вернулся в редакцию, намереваясь позвонить Струмилину домой и выяснить, в чем дело. Но едва переступил порог редакции, как дежурный передал мне телефонную трубку, сказав, что у Говорова важное сообщение. Андрей рассказал о сенсационном убийстве Шипилина. Начинали развиваться главные события, а я не обладал никакой практически информацией. Позвонил Струмилину домой - телефон, увы, не отвечал. Что Веня хотел мне сообщить, так и осталось тайной.
      Утром, прежде чем идти в редакцию, решил заскочить к Вениамину. Но там нашел лишь его труп. Меня настолько увиденное ошарашило, что я помчался в редакцию, и позвонил в милицию, и сообщил о случившемся лишь тогда, когда узнал, что к Струмилину собирается Говоров.
      За, что убили Струмилина? Вениамин был, как мне казалось, безобидным парнем. Вечером ко мне на квартиру пришел Вадим Сидельников. Он уже обо всем знал и высказал предположение, что Струмилин мог работать на Шипилина. Вполне возможно. Во всяком случае, это хоть как-то объясняло, почему столь равнодушно воспринял весть о случившемся Поливанов.
      На следующий день узнал, что Говоров собирается в командировку в Челябинск. Сам Андрей мне ничего об этом говорить не стал. И вообще с ним что-то творилось неладное. Стал меня сторониться почему-то. О причинах его поездки в Челябинск мне рассказал главный редактор.
      Чувствовал я себя скверно. Под носом происходят такие события, а я, будто чурка с бельмами на глазах, ничего не вижу и не понимаю в происходящем. Попробовал заговорить об этом с Поливановым. Он сказал только:
      - Скоро сам все узнаешь из первых, так сказать, уст. Начальство, учти, на тебя виды имеет.
      - Что еще за начальство? - сделал вид, что не понял, о чем он говорит.
      - Не будь, Роман Владимирович, таким наивным, - укоризненно сказал главный. - Ты ведь прекрасно знаешь, что мы с тобой служим интересам весьма влиятельных и могущественных людей. Очень скоро они станут хозяевами в нашем городе и тогда, поверь, и о нас с тобой не забудут. Тебе хотят дать ответственное поручение. Понял?
      - Кто?
      - Об этом я сам не знаю. Юрий Викторович доложил о тебе кому следует. Ты ему очень приглянулся.
      - Это Бобров, что ли?
      - Им нужен именно такой парень, как ты. Может быть, скоро станешь большим человеком, Роман Владимирович.
      Он обнял меня за талию и игриво рассмеялся. А я понял из сказанного лишь одно: как и предполагал Рокотов, Бобров оказался не главным, за ним стояли более могущественные боссы. Вполне возможно, что и Шипилин тоже был в своем клане лишь средним звеном. Интересно, что за поручение хотят мне дать? Кажется, у меня впервые появилась возможность познакомиться с главными действующими лицами. Хорошо бы.
      - Скажите, Георгий Александрович, это люди Боброва убили Вениамина Струмилина? - спросил я доверительно, как сообщник.
      - Много будешь знать - скоро состаришься, - рассмеялся шеф.
      - Но за что?
      - Он хотел сидеть, как когда-то наш бывший президент Горбачев, сразу на двух стульях, служить и нашим и вашим. А это всегда плохо кончается.
      Значит, Вадим Сидельников оказался прав - Вениамина убрали за предательство.
      Вечером ко мне на квартиру пришли Сидельников и Рокотов. Выслушав меня, Владимир Дмитриевич задумчиво подытожил:
      - Все говорит за то, что начинается третий - решающий этап дележки собственности. И хорошо, что они имеют на тебя виды, Роман Владимирович. Возможно, нам удастся подобраться таким образом к главным действующим лицам. Вадим, что тебе удалось раскопать по убийствам Шипилина и Струмилина? Роману Владимировичу тоже будет интересно это послушать.
      Вошла Тамара, поставила на журнальный столик кофе.
      - Пожалуйста, подкрепитесь...
      - Спасибо, Тамара Алексеевна! - поблагодарил Рокотов.
      Сидельников проводил взглядом Тамару и отчего-то с тоской в голосе сказал:
      - Красивая у тебя жена. Роман. И, судя по чистоте в квартире, аккуратистка.
      Помимо воли разулыбался:
      - Да, с женой мне повезло.
      - Мы тебя слушаем, Вадим, - напомнил Владимир Дмитриевич.
      Тот отхлебнул кофе, закурил.
      - Чтобы понять причины убийства Шипилина, я, наряду с анализом других фактов, решил просмотреть и все местные издания за последние полгода, в особенности публикации в газете "Сибирский вариант", учрежденной четыре года назад его фирмой. Мое внимание привлекла опубликованная месяц назад статья под заголовком: "Есть ли у банка "Акционер" будущее?" Генеральным директором этого банка значится Семилетов Артур Леонидович. Соучредители: сам Семилетов, известный нам Бобров и Вербунин Яков Михайлович. Кто такой этот Вербунин - пока установить не удалось.
      - А ты его проверял по Информационному центру? - спросил Владимир Дмитриевич.
      - Обижаете, полковник! - улыбнулся Вадим. - Я, конечно, понимал, что вы обо мне невысокого мнения, но не до такой же степени, а?
      - Юморит! - хмыкнул Рокотов.
      - Здесь бы и хотел быть серьезным, так ведь сами вынуждаете. Хорошо, что не слышал этого вопроса Сергей Иванович Иванов. Вот кто бы вам ответил.
      - Это точно, - согласился полковник. - Продолжай.
      - Так вот, в той статье говорится, будто у банка настолько плохи дела, что он неминуемо вот-вот рухнет. Причем статья написана очень толково, с экономическими выкладками и обоснованиями, назывались даже неплатежеспособные фирмы - должники банка.
      - Это соответствовало действительности?
      - Насколько я понял, лишь отчасти. Дела у "Акционера" обстояли совсем не так уж плачевно, как утверждалось в статье. Скорее всего, это была тщательно спланированная акция Шипилина и компании. Статью эту перепечатали некоторые местные газеты. Появилась даже заметка в "Московском комсомольце". Не остались в стороне и наши телевизионные студии. Удар был мощным и хорошо рассчитанным. Вкладчики бросились "выручать" свои деньги, фирмы на время прекратили с банком все операции, и над ним нависла угроза банкротства.
      - Ну и каков же конечный результат?
      - Банк устоял, постепенно ситуация выправилась. Но Боброву и тем, кто за ним стоит, операция-провокация влетела в копеечку. Простить Шипилину, надо думать, подобного они не могли. Его убийство явилось ответным ходом. Таким образом они дали понять, что не намерены прощать подобного, да и показали весьма убедительно, кто в городе хозяин.
      - Согласен, - кивнул Рокотов. - Версия, полагаю, близка к истине. А за что убили Струмилина?
      - Он по образованию экономист, много и часто вращался в деловых кругах, пользовался их доверием, а следовательно, располагал определенной информацией и продавал ее Шипилину. Это явствует из анализа статьи. Его вычислили.
      - Допустим. Кто же в таком случае исполнители?
      - Чего не знаю, гражданин начальник, того не скажу, - улыбнулся Сидельников, разводя руками. - Не исключаю, что Шипилина убил заезжий киллер, а Струмилина кто-то из своих. В его квартире на телефонной трубке найдены свежие отпечатки пальцев. Сейчас мы их проверяем по нашей картотеке.
      - Ясно. Что ж, учитывая временной фактор, вы, товарищ майор, сработали вполне удовлетворительно. Надеюсь, что с помощью Романа Владимировича мы выйдем и на организаторов этих убийств.
      Ночью долго не мог заснуть. Лезли в голову мысли всякие. Для нормальной жизни человеку вроде бы не так уж и много надо. При нынешнем развитии техники и фантастических прорывах в науке совсем не трудно добиться того, чтобы все люди на земле жили нормально, в достатке, занимались любимым делом, а главное - не убивали друг друга. Почему же так получается, что одни не знают, куда девать богатства, но хотят все больше и больше, а другие в нищете и бесправии? Говоров утверждает, что я безнадежный этот... Ну, как его? Идеалист. Пусть так. Но разве я не прав? Ведь богатство не может принести человеку морального удовлетворения, дать счастья. Совсем наоборот. Ради обладания им и вершатся все самые тяжкие преступления. Но разве для этого дан человеку разум? И главное во имя чего? Человек все равно не съест больше положенного, не выпьет больше необходимого, а спать гораздо полезнее на твердом, чем на мягком. Говорят, что за деньги все можно купить, в том числе и любую женщину. Глупо. Порядочную женщину ни за какие деньги не купишь. А продажная мне и на дух не нужна. Пусть я идеалист. Но только несуразно как-то все в жизни получается. Неужели человек с его разумом за столько тысячелетий не смог так жизнь устроить, чтобы всем хорошо жилось на земле? Чем больше над этим думаю, тем больше не понимаю.
      В детстве я любил мечтать. Начитаюсь, понятно" Жюля Верна, Купера, Дюма и всяких других приключений и воображаю себя на месте героев. А еще мечтал найти клад или поймать шпиона. Хотя какие у нас, в тайге, шпионы? Смех один. А клад хотел найти вовсе не потому, чтобы стать богатым, а, стыдно признаться, чтобы обо мне в газете написали. Счастливая, как говорил классик, пора детства. Сейчас я мечтаю лишь о том, чтобы поймать тех негодяев, кто ради своей наживы убивает людей. А это, увы, не легче, чем клад найти.
      Глава 3
      Утром мне главный сказал; чтобы я никуда из редакции не отлучался. Я понял, что должно что-то произойти. И точно. В двенадцать часов увидел в окно, как около крыльца редакции остановился черный "БМВ", За темными стеклами я не смог разглядеть никого в салоне. Из машины вышел приятной наружности блондин, совсем еще юный, и вошел в здание. Видел, как прошел в кабинет главного редактора.
      Буквально через минуту вышел Поливанов и сказал:
      - Собирайся, Роман Владимирович, это за тобой.
      Сказано - сделано. Надел пиджак и вышел вслед за блондином. Сел на заднее сиденье "БМВ", и мы покатили. Когда доехали до развилки и свернули налево, я понял, что везут меня в загородную резиденцию Боброва. Так и оказалось. В зале, куда меня провели, в больших кожаных креслах сидели Бобров и рослый молодой мужчина с мужественным, довольно привлекательным лицом. При моем появлении мужчина тут же вскочил и, почтительно наклонившись в сторону Боброва, проговорил:
      - Я, пожалуй, пойду, Юрий Викторович, - и направился к двери. .
      Был он моего роста. Если и пониже, то самую малость.
      - Задержись, Олег, - попросил Бобров. - У меня к тебе еще разговор будет. Посиди пока на диване, полистай журналы с картинками. Может быть, там невесту себе высмотришь.
      - Хорошо, - ответил тот и сел на диван. Бобров повернулся ко мне, протянул руку:
      - Приветствую тебя, добрый молодец!
      Я вежливо пожал его сухую и жесткую ладонь. Он довольно грубо похлопал меня по плечу, повернулся к Олегу:
      - Каков детинушка! Он тебе, Олег, вряд ли уступит, а?
      Тот неопределенно пожал плечами.
      - А интересно, если на ручках?! Кто кого? - воодушевился Бобров, заинтересованно поглядывая то на меня, то на Олега. И предложил совершенно серьезно: - А давайте правда попробуем, а?
      - Да неудобно как-то, - сказал я.
      Олег усмехнулся и неожиданно согласился:
      - Почему бы и нет.
      - Вот и хорошо. Вот здесь, на журнальном столике, вам будет удобно?
      - Низковато, - сказал Олег.
      - А если вы на колени встанете?
      - Тогда можно.
      Олег внимательно, изучающе посмотрел на меня и опустился на одно колено. Мне ничего не оставалось, как сделать то же самое. Рука у него была крепкая, мозолистая. Видно, часто имеет дело с железом.
      - Начали, - взмахнул рукой Бобров. Силенкой Олега Бог не обидел. Сопротивлялся он мне почти две минуты, от напряжения у него даже жилы на лбу вспухли, но потом не выдержал, сдался.
      - Молодец! - похвалил Бобров и опять грубо, будто я лошадь какая, похлопал меня по плечу. - Так что, Олег, не все коту масленица, есть парни и помощнее тебя.
      - А я разве что говорил, - пожал тот плечами и снова сел на диван.
      - Это дело, как водится, надо отметить. - Бобров встал, подошел к стоявшему в углу холодильнику, достал бутылку коньяка. - Не возражаешь, Роман Владимирович?
      - Пожалуйста, - ответил. - Но только я не пью.
      - Что, совсем не пьешь?! - удивился Бобров.
      - Совсем.
      - С трудом верится. В отдельных случаях это просто необходимо. А как ты, Олег?
      - За, - кивнул тот.
      Бобров достал из секретера три рюмки, наполнил, не расплескав.
      - Берите, парни.
      Отказываться было неудобно, и я взял рюмку.
      - Предлагаю выпить за удачу! - сказал Бобров торжественно. - Ибо она во всяком деле необходима.
      Странный он какой-то. За все время ни разу даже не улыбнулся.
      Выпили. Я первый раз в своей жизни попробовал коньяк. Он оказался горьким и очень крепким, едва не поперхнулся. И что люди в нем находят?
      - Ну и как коньяк? - спросил хозяин. Я пожал плечами - ясно ведь, не знаток.
      - Неплохой, - ответил Олег. - Только не нужно держать его в холодильнике - пропадает вкус и аромат.
      - Учту на будущее, - сказал Бобров. - Век живи - век учись. - Он пристально посмотрел на меня, спросил: - Ты ведь университет с красным дипломом закончил?
      -Да.
      - Кандидат в мастера по вольной борьбе, имеешь черный пояс по восточным единоборствам, верно?
      Похоже, к встрече со мной они хорошо подготовились.
      -Да.
      - Очень хорошо. Работа журналиста нравится?
      - Привыкаю.
      - Как отношения с женой?
      - Нормальные.
      - Кстати, где она работает?
      - В фирме "Гелена" референтом.
      - Значит, все хорошо?
      - Нормально.
      - А ты не очень-то разговорчив.
      - У нас в родне все такие.
      - Понятно. А хотел бы ты, к примеру, разбогатеть?
      - Я в детстве мечтал клад найти, - ответил уклончиво.
      - Клад - это ерунда, - пренебрежительно махнул рукой Бобров. По-настоящему разбогатеть. Хочешь?
      - А кто ж этого не хочет?
      - Вот это ты правильно сказал. Разбогатеть все хотят, да не все могут. Это, брат, такое ли еще искусство - разбогатеть. А родители есть?
      - Да. Но они в Томской области живут, в деревне Лигечево.
      - Ясно. А твой друг... Андрей Говоров, что он за человек?
      Почему он спросил? При чем тут Андрей? Странно. Отчего они им заинтересовались?
      - Нормальный. Парень как парень.
      - Несерьезный он какой-то. Или я ошибаюсь?
      - Есть малость. У него просто характер такой веселый.
      - Он ведь раньше в прокуратуре работал?
      -Да.
      - А отчего уволился?
      - Я точно не знаю. Вроде как работа трудной показалась.
      - Да, да, - закивал Бобров. - Работа там действительно не сахар. Значит, говоришь, нормальный парень?
      - Так мне кажется.
      - А что это он по-латыни шпрехает? Латынь, чти ли, знает?
      - Знает немного. У нас ведь в университете ее преподавали. А Говоров любит пыль в глаза пускать, особенно девушкам.
      - А вот он Поливанову говорил о каком-то давнем убийстве, будто бы то убийство и убийство Шипилина совершили одни и те же люди. Тебе что-нибудь об этом известно?
      - Только со слов главного редактора.
      - А Говоров с тобой не откровенничал? - недоверчиво спросил Бобров.
      - Нет.
      - Странно. Тебе не кажется? Чтобы с другом не поделиться. Очень странно.
      - Возможно. Он в последнее время почему-то меня сторонится.
      - А в чем причина? Не знаешь?
      - Нет.
      Бобров долго изучающе смотрел на меня. Опасный тип. И лицо неприятное, и взгляд, будто у волка, злой, мрачный. Но почему их так заинтересовал Андрей? Чем он им не угодил?
      - А не водишь ли ты нас за нос, добрый молодец? - спросил Бобров.
      - Зачем мне это?
      - Не знаю, не знаю. Мало ли. Может быть, друга своего подставлять не хочешь.
      - Да нет, правда. Я действительно ничего не знаю.
      - Верю я тебе. Верю. Чего ты так переполошился?
      - Да не переполошился я. С чего вы взяли?
      - Значит, мне показалось... А как у тебя отношения с милицией?
      Я невольно вздрогнул. В голове пронеслось: "Неужели они все знают?!" Взял себя в руки, как можно спокойнее спросил:
      - В каком смысле?
      - В прямом. Были ли раньше осложнения с органами?
      - Да, было. После третьего курса.
      - И что же ты натворил?
      - Одному негодяю морду набил.
      - И за что же?
      - К девушке на танцах приставал. Я ему сделал замечание, а он на меня полез. Ну и пришлось того. Ну а потом в милицию стали таскать.
      - И чем все кончилось?
      - Дело прекратили.
      - А не предлагали менты сотрудничества?
      - Как это?
      - Чтобы поставлял для них информацию?
      - Нет, не предлагали.
      - Ясно. И чем собираешься заниматься дальше?
      - Работать. Чем же еще заниматься?
      - Но этим, Роман, больших денег не накопишь.
      - А что вы предлагаете?
      - Ишь какой шустрый! - деланно удивился Бобров. - Надо подумать, парень. Только ведь у нас надо работать не за страх, а за совесть.,
      - Я понимаю.
      - Это хорошо, что понимаешь. - Он встал. Протянул мне на прощанье руку. - Не буду больше задерживать. До свидания!
      Олег, рассматривавший до этого голых девиц в журналах, поднял голову, посмотрел на меня и, усмехнувшись, проговорил:
      - Будь здоров, чемпион!
      Я был разочарован. Так надеялся познакомиться с главным боссом, получить конкретное предложение. А вместо этого битых полчаса отвечал на глупые вопросы все того же Боброва. Осторожные. Как же все-таки подобраться к головке мафии? И почему их так заинтересовал Андрей? Чем он-то успел им насолить? Говоров говорил, что убийца двухметрового роста. Уж не этот ли Олег? Правда, Сидельников уверен, что стрелял заезжий киллер. Не обязательно. Ведь он был в маске. Попробуй узнай. У Олега на подбородке небольшая ямочка. Надо потолковать с Андреем, может, он заметил ямочку у того гиганта? И вообще, надо потолковать. Почему он меня стал избегать? И взгляд недоверчивый. Завтра должен вернуться из командировки. Вот завтра обо всем и потолкуем.
      А ночью мне приснился странный сон. Будто пошел с тятей на охоту в тайгу. А лет мне вроде как пятнадцать - шестнадцать, не больше. Идем это мы. И тут у меня из-под ног глухарь - фьють! Отлетел метров на сорок и сел в траву. Я за ним. Руки, ноги дрожат от возбуждения. Охотничий азарт проснулся. Только стал к нему подбираться, как опять - фьють. Но далеко не улетает. И так раз пять повторялось. А потом исчез, будто и не было вовсе. Огляделся вокруг. Лес дремучий, незнакомый. Принялся кликать тятю. А он не откликается - видно, далеко я от него ушел. Заволновался я, заметался из стороны в сторону. Только куда ни сунусь, везде бурелом да подрост непролазный. И понял, что заблудился. Страшно стало. Сел на валежину и заплакал горючими слезами. И тут вижу, как из глубины леса выходит огромный такой, человек не человек, чудище не чудище словом, что-то непонятное и до того черное-пречерное, чернее негра. Я затрясся от страха весь.
      - Ты кто такой? - спрашивает этот незнамо кто. А голос такой глухой-глухой, будто из могилы.
      - Рома Шилов, - отвечаю.
      - А что плачешь?
      - От тяти отбился, - отвечаю. - Заблудился,
      - Не заблудился ты, - говорит он, - а ко мне в гости пришел.
      - А кто вы такой? - спрашиваю.
      - Антихрист.
      Тут я совсем перепугался. Неужто сам Антихрист?! Сколько в детстве бабушка меня им стращала: "Смотри, Рома, будешь фулиганить, придет Антихрист и заберет тебя, неслуха". И вот он передо мной. Живой! Всамделишный! Хоть и страшно было, но любопытство пересилило.
      - А почему вы такой черный и большой? - спрашиваю.
      Рассмеялся он, будто филин заухал. Отвечает:
      - Черный потому, что злобой человеческой питаюсь. А большой потому, что много теперь у меня пищи.
      Подходит ко мне, хватает за шкирку и высоко поднимает над землей, спрашивает:
      - Что ты чувствуешь?
      Я от страха дара речи лишился. Кое-как просипел:
      - А что я должен чувствовать?
      - Малость и ничтожность свою чувствуешь? А я и впрямь таким маленьким, тщедушным и жалким себя почувствовал, таким беззащитным.
      - Чувствую, - отвечаю.
      Он поставил меня на землю и говорит:
      - Тогда живи. Ступай домой.
      И я вмиг оказался около своего дома. На крыльце дед сидит, трубкой попыхивает, на меня смотрит и смеется.
      - Видел Антихриста? - спрашивает.
      - Видел, - отвечаю.
      - Ну и какой он?
      - Большой! Страшный! Чернее негра.
      - Жирует, значица, крапивное семя! - зло сплюнул на землю дед. - И то верно - пришло его время.
      Тут на крыльцо выбежала бабушка. Лицо белое, растревоженное.
      - Ой, беда-то какая! - всплеснула руками. -У нас на иконе стекло треснуло.
      И я проснулся. Странный сон.
      Глава 4
      Доложил о своем визите к Боброву Рокотову. Покумекали и решили ждать дальнейшего развития событий - ничего другого нам не оставалось.
      А Говоров в редакцию не явился. Его телефон также не отвечал. Странно, куда это он мог запропаститься? Я заметно встревожился. Понял, что не напрасно меня Бобров о нем расспрашивал.
      Пошел к главному редактору. А он сидит за столом чернее тучи. И возмущенно меня встречает:
      - Вот он, твой дружок! Отличился так отличился!
      - В чем дело? - спрашиваю.
      - Милиция его замела.
      - Как так "милиция"?! За что?
      - За убийство Вени Струмилина.
      - Глупости это! Вы ведь знаете, что это не так?!
      - Знал. Да не все, видно, знал, - развел пухлыми руками Поливанов. Говорят, что у них есть прямые доказательства его виновности.
      - Не мог Андрей этого сделать - не первый год его знаю.
      - Ну, не знаю. Как бы там ни было, но только он арестован.
      - А где он содержится?
      - В Заельцовском управлении милиции. Вышел на улицу. Дошел до телефона-автомата. Позвонил Рокотову и доложил о случившемся.
      - Быть не может, - удивился он. - Почему же они нам не сообщили?
      - Наверное, сами хотели отличиться - раскрыть убийство, - высказал я предположение.
      - Выходит, что так, - согласился полковник. - Ну ничего, дорого им эта самодеятельность обойдется. Ты не клади трубку, я сейчас выясню, что к чему.
      Ждать мне пришлось минут восемь - десять. Наконец раздался голос Рокотова:
      - Слушаешь?
      -Да.
      - Твой приятель настолько шустрым оказался, что сбежал прямо из кабинета следователя прокуратуры.
      - Как так "сбежал"?!
      - Очень просто - через окно. У них там решетка на честном слове держалась, вот он и воспользовался. Выбежавший из прокуратуры следователь увидел, как он садился в красный "Москвич", и запомнил номер. Оказалось, это спортивный автомобиль и принадлежит спортивному клубу "Вираж", а сегодня утром его взяла член клуба Кулешова Татьяна Геннадьевна. Бросили на поиски все силы ГАИ, но пока безрезультатно.
      - Ну и артист! - подивился я другу.
      - А ты знаешь, что отпечатки, обнаруженные на телефонной трубке в квартире Струмилина, принадлежат Говорову?
      - Ну и что?
      - То есть как "что"?! Это очень веская улика.
      - Ее легко прояснить. Он был в квартире перед приездом милиции и, вероятно, хотел позвонить, сообщить об убийстве, но телефон-то убийца вырубил.
      - Почему он это скрыл?
      - Откуда я знаю? Это может объяснить только он сам.
      - А не знаешь, где он может быть?
      - Нет. У него есть приятели, с которыми он ходит в сауну. Но я с ними незнаком. А кто эта девушка?
      - Сейчас пытаемся установить. Ну пока. Если что прослышишь - звони.
      Но Андрей так и не объявился. Вечером вновь позвонил Рокотову.
      - "Москвич" найден на Мочищенском шоссе в пяти километрах от поста ГАИ, но ни девушки, ни Говорова в нем не было.
      - Они что, попали в аварию?
      - Нет. Просто у них кончился бензин. Девушка живет в том же доме, что и Струмилин, даже на том же этаже, но только в соседнем подъезде. Сидельников считает, что Говорова застала милиция в квартире Струмилина, и он, скрываясь от нее, перелез на лоджию Кулешовых, где и познакомился с Таней.
      - А что - очень даже может быть.
      Но Таня тоже дома не появлялась. Попытался разыскать Поливанова, но его ни на работе, ни дома не было. Жена сказала, что понятия не имеет, где он. Тревога за друга все усиливалась, и я не находил себе места. Главного редактора застал дома уже в двенадцатом часу. На мой вопрос: известно ли ему что о Говорове? - он нехорошо рассмеялся:
      - Все, отлетал твой шустрый дружок!
      - Где он?! Что с ним?!
      - В надежном месте.
      - На даче у Боброва? - догадался я.
      - Возможно, - уклончиво ответил Поливанов. - Да не волнуйся ты за это дерьмо. Не стоит он того.
      - Как так? Почему?
      - Потому. Засранец - он и есть засранец. Я очень удивился. Раньше подобных слов главный никогда не употреблял. Видно, здорово пронял его Андрей.
      - Может быть, вы все же объясните, что случилось?
      - Стукач он. Понял? Стучит либо в ФСБ, либо сучатам Шипилина. Но ничего, наши ребята и не таким шустрым языки развязывали..
      - Глупости все это! - закричал. - Вы, видно, все там с ума посходили. Уверяю вас, вы ошибаетесь. Никакой он не стукач.
      - Ты, Роман, лучше в это дело не лезь. Они без тебя там разберутся. Только себе навредишь, а ему вряд ли поможешь. Ну, бывай! А то я сегодня устал страшно.
      Что же делать? Позвонить Рокотову и попросить помощи? Но тогда Бобров и компания сразу догадаются, что именно я навел на них милицию. Нет, это исключено. Как же помочь Андрею?
      И я не придумал ничего лучшего, как поехать самому к даче Боброва. У меня не было конкретного плана. Там видно будет. Сориентируюсь на месте.
      Долго уговаривал таксиста, чтобы он согласился, пришлось пообещать двойную плату. Доехав до знакомого поворота, попросил остановиться. На часах уже было сорок минут первого. Вышел из машины и, скрываясь за деревьями, осторожно пробрался к даче Боброва. Рядом с оградой на стоянке увидел знакомый "БМВ". Значит, подручные Боброва здесь. Как же пробраться в дом? Дача охраняется боевиками. Это я видел вчера. Возможно, есть и какая-нибудь хитрая сигнализация. Нет, рисковать не стоит. Сейчас приходилось лишь ждать.
      Примерно через полчаса хлопнула дверь и на крыльце появились Андрей и девушка в сопровождении того самого блондина, который приезжал за мной.
      Охранник что-то спросил. Блондин ответил. Слов я не разобрал. Они вышли за калитку. И только тут я понял, что, несмотря на то что в руках блондина пистолет, не он конвоирует Андрея, а совсем даже наоборот - тот держит боевика на прицеле. Андрей шел сбоку и чуть сзади блондинчика.
      Когда они поравнялись со мной, я рванулся к Андрею. Он это заметил, и в его руке появился пистолет. Мне ничего не оставалось, как легко ударить его сверху кулаком по голове. Он, не издав ни единого звука, рухнул на землю. На мгновение увидел удивленное лицо боевика и вторым ударом послал его туда же. Девушка хотела закричать, но я вовремя зажал ей рот.
      - Спокойно, Татьяна Геннадьевна, я ваш друг. Она что-то замычала и забилась в моих руках.
      - Тише, а то нас могут услышать охранники. Я вас сейчас отпущу. Только обещайте не кричать.
      Она попыталась покачать головой. Я отпустил ее.
      - Кто вы такой?! - гневно прошептала девушка.
      - Я друг Андрея Роман Шилов.
      - Ничего себе друг, вы же его чуть не убили?! - Она бросилась к Андрею, опустилась на колени. - Андрюшенька, ты живой?
      Я подобрал с земли пистолеты и наклонился к девушке:
      - У нас нет времени, Таня. Садитесь в машину, а я погружу сейчас парней.
      - Хорошо, - согласилась она и пошла к "БМВ". Первым я упаковал блондина. Когда тащил Андрея, он пришел в себя и, увидев меня, прошипел слабым голосом, постанывая:
      - Ромка, ты последняя сволочь и иуда! За сколько сребреников ты служишь своим хозяевам, подонок?
      - Не говори глупости, герой, - беззлобно ответил, втискивая его на заднее сиденье.
      Теперь мне стало понятно, отчего он в последнее время сторонился меня. Он принимал своего друга за одного из них. Ну, не дурак ли?! Да, но каким же образом ему удалось вырваться из их лап?
      Когда хотел сесть за руль, то на сиденье водителя обнаружил Таню.
      - Машину поведу я, - твердо сказала она. Решительная девушка и очень серьезная. Она мне сразу понравилась.
      - Хорошо, - согласился я и сел рядом.
      - Таня, - сказал Андрей, - разреши тебе представить моего бывшего друга Романа Шилова. Когда-то он был совсем неплохим парнем, намеревался посвятить жизнь служению Отечеству, верил в доброе и светлое, мечтал "о морях и кораллах", а превратился в последнего прохвоста и негодяя, верноподданного слугу мафии.
      - Ну ты даешь! - рассмеялся я. - Что же ты не ввернул еще что-нибудь по-латыни?
      - Можно и по-латыни. Хок прэциум об стульциам фэро. А вообще, пошел бы ты со своей латынью! Знаешь куда?
      - Знаю.
      - А что ты сказал? - спросила Таня у Андрея.
      - Пусть тебе переведет этот амбал.
      Девушка повернулась ко мне.
      - Это возмездие я несу за глупость, - ответил, смеясь.
      Я сам себе удивлялся. Давно так не смеялся. Давно мне не было так радостно и легко. А как рад был, что все так хорошо закончилось и что вновь вижу своего этого... своего пижона друга. Никогда не думал, что он так мне дорог. Смотрел в знакомое лицо, на котором живого места не было, и удивлялся это каким же нужно обладать этим... оптимизмом, чтобы после всего шутить?!
      - Что уставился?! - отчего-то возмутился Андрей. - Куда ты меня везешь? К своему боссу Боброву?
      - Бобров не босс.
      - А кто же в таком случае босс?
      - Этого мы пока не знаем.
      - Кто это "мы"?
      - Пока сказать не могу. Поверь, я не тот, за кого ты меня принимаешь.
      - Врешь ты все, скотина, - неуверенно возразил Андрей.
      - Думаю, скоро убедишься, что не прав.
      - А теперь куда? - спросила Таня.
      И только тут заметил, что мы уже проехали Заельцовское кладбище. Быстро домчали.
      - Выезжай на Красный проспект.
      Машина была оборудована телефоном. Я снял трубку и позвонил Рокотову. Он откликнулся почти сразу.
      Я рассказал ему, что случилось.
      - Сейчас же приезжайте ко мне, - сказал Владимир Дмитриевич. - Адрес знаешь?
      - Нет.
      Он назвал адрес.
      - Да, но у нас в машине боевик. Что с ним делать?
      Блондин уже давно очнулся и сидел тихо, словно мышка.
      - У вас его заберет дежурный наряд и оформит, как положено. Я вас встречу у подъезда. Счастливо. - И положил трубку.
      Из моего телефонного разговора Андрей, кажется, начал что-то понимать, воскликнул удивленно:
      - Так ты что, в милиции, что ли, служишь?!
      - Ну что ты кричишь? - сказал укоризненно, кивнув в сторону блондина.
      - Ну ты и конспиратор! - восторженно закричал
      Андрей, хлопнул меня по плечу и захохотал, как ненормальный.
      - Вот темнила так темнила! Да этот белобрысый подросток уж давно все понял.
      Он обнял блондина за плечи, ласково проговорил:
      - Скажи, Ваня, ты понял, что дядя Рома в милиции служит? Говори, не стесняйся, тебя здесь никто наказывать не будет.
      - Ага. Понял, - кивнул тот.
      - А понял ли ты, Ванюша, что если дядя Рома служит в милиции, то скоро всем вам кисло придется? Ты это понял?
      Тот прыснул со смеху.
      - Нет, ты все же ответь, Ваня! - не отставал Андрей.
      - Ну ты даешь, в натуре, - сказал молодой бандит, продолжая хихикать.
      - А откуда этот блатной жаргон, Ваня? С виду вроде интеллигентный мальчик? Вот до чего доводит частое общение с Бобровым и ему подобными. Но ты не грусти, мы тебя перевоспитаем, - пообещал Андрей.
      Таня покатывалась со смеху. А я слушал Андрея и никак не мог понять над чем же они смеются? Ну кривляется мужик. Ну молотит языком всякую чушь. Что же в этом смешного?!
      - Так куда ехать? - спросила Таня, когда мы уже подъезжали к площади Калинина. Я назвал адрес.
      - Кому ты звонил, дубина?
      Это Андрей - мне. "Дубина" было самым ласковым его словом. Так он меня называл лишь в редкие минуты нашего взаимопонимания.
      Скрываться теперь не имело смысла.
      - К начальнику управления уголовного розыска области Рокотову Владимиру Дмитриевичу.
      - Ни фига себе! - присвистнул Андрей. - Никак не предполагал, что ты так высоко летаешь! Молодец!
      - Ты вот что, Андрей, ты там поаккуратнее со своими шуточками. Владимир Дмитриевич, знаешь ли, человек серьезный.
      - Рома, в милиции не столько серьезные, сколько озабоченные, вроде тебя. Потому-то и тебя туда взяли. Али нет?
      Блондин не сдержался, вновь прыснул в своем углу. Рассмеялась и Таня. Ну что ты будешь делать с моим забубенным другом? Все ему хиханьки да хаханьки. Никакой серьезности.
      - Смотри, я тебя предупредил. Коли что, шею намылю.
      - Вот это ты можешь. Верю. Только благодарю покорно. Мне уже ее так намылили, что теперь на всю оставшуюся жизнь хватит.
      Глава 5
      Никак не ожидал, что у Рокотова такая скромная квартира, обычная обстановка. Посмотришь по телевизору, как живут иные большие начальники, даже завидки берут. Ну, может, не завидки, но все равно...
      Увидев Говорова, Владимир Дмитриевич невольно покачал головой, сказал сочувственно:
      - Как же они вас?!
      - Это не только они. Моя внешность - результат, так сказать, коллективного творчества, начиная с матушки-природы и кончая большими приматами как в форме милиции, так и сугубо в штатском. Все потрудились на славу.
      Рокотов нахмурился.
      - Вот оно что... Потом напишете все .подробно. А пока мы слушаем вас, Андрей Петрович.
      - Я, Владимир Дмитриевич, конечно же понимаю ваше нетерпение и где-то даже его разделяю. Но поймите и меня. Уже со вчерашнего вечера у меня в сознании и даже в подсознании прочно укрепился образ такой, знаете ли, круглой, симпатичной, румяной, веселой, источающей удивительный, даже, не побоюсь этого слова, восхитительный аромат куриной ножки. И образ этот пришел ко мне не вдруг и не сразу, его вызвал к жизни и укрепил в сознании утробный крик моего алчущего желудка, вот уже двое суток лишенного даже зачерствелой корки.
      Лицо Рокотова стало пунцовым и растерянным. Я же готов был провалиться сквозь землю. Ну что ты за человек такой! Ведь предупреждал же; А ему что об стенку горох! Сам на конфликт нарывается. Ох и намылю ему шею, как обещал. Не посмотрю на его ранения и все такое. Достукается. Даже Таня удивилась и испугалась за своего друга.
      - Извините меня, Андрей Петрович! - проговорил смущенно Владимир Дмитриевич. - Бога ради, извините! И спасибо за урок. Очень хорошо вы мне врезали и, главное, за дело. Дина! - крикнул он вдруг зычным командирским голосом.
      В комнату вошла небольшого росточка, хрупкая миловидная женщина с глазами... У бабушки была икона. Ну, не икона, конечно, а эта... Как ее? Богоматерь. У нее точь-в-точь такие же глаза - огромные и печальные.
      - Здравствуйте! - поздоровалась она с нами и укоризненно сказала мужу: - Володя, что ты кричишь? Катю разбудишь.
      - Извини, Дина, вырвалось, - еще больше растерялся Владимир Дмитриевич. - Здесь такое дело, понимаешь... Надо бы ребят покормить.
      - У меня все готово, - ответила она, с улыбкой глядя на мужа. - Пока ты ждал на улице, я уже все разогрела.
      - Спасибо тебе! - ласково поблагодарил полковник. - Ты спасла мою репутацию.
      - Пойдемте на кухню, - пригласила хозяйка. - Там будет удобнее.
      - Спасибо! Это вот они, - указал я на Андрея и Таню. - А я сыт. Спасибо!
      - И то верно, - обрадовался Андрей. - Моего друга запускать на кухню, что козла в огород.
      Когда мы с Рокотовым остались одни, я сказал:
      - Вы уж его извините, Владимир Дмитриевич. Он порой болтает незнамо что.
      - Все нормально, - ответил он, улыбнувшись. - Очень хороший парень.
      - Правда?! - обрадовался я и удивился: - Он вам понравился?
      - Понравился. У него глаза хорошие.
      - Он еще и книжки пишет, - похвастался я другом.
      - Это, должно быть, хорошие книжки, правильные.
      - Владимир Дмитриевич, а можно я позвоню домой, скажу жене, чтобы не волновалась?
      - Конечно. Обязан позвонить и успокоить. Вскоре вернулись Андрей и Таня. Мой друг погладил живот и удовлетворенно сказал:
      - Ну вот, совсем другое дело. Теперь я готов поведать свою леденящую кровь историю. Нервным, легко возбудимым и малолетним просьба покинуть зал. Он многозначительно посмотрел на Таню.
      Она разом вспыхнула, будто зорька, сказала твердо:
      - Ни за что на свете!
      - Вот оно - новое поколение, которое выбрало пепси, - печально вздохнул Андрей. - Оно же совершенно игнорирует опыт старших поколений.
      - Тоже мне старшее поколение! - фыркнула Таня.
      - Приходится смириться с обстоятельствами и начать свою печальную повесть о том, как один весьма симпатичный, но очень наивный молодой человек возмечтал совершить подвиг и что из этого получилось.
      После рассказа Андрея все долго молчали. Я был удивлен и поражен, наверное, больше других. Если бы еще вчера мне сказали, что Андрюша способен все это вынести, я бы просто не поверил. Надо же!
      - Андрей Петрович, а почему вы перед поездкой в Челябинск были уверены, что убийства Погожева и Шипилина взаимосвязаны и совершены одними и теми же людьми? - спросил Рокотов.
      - Я совсем не был в этом уверен.
      - Постойте, но ведь именно об этом вы говорили главному редактору перед командировкой?
      - Верно. Но говорил лишь для того, чтобы его заинтересовать и убедить направить меня в Челябинск. Стрелял, как говорится, с закрытыми глазами, через левое плечо и неизвестно куда, но попал в самое яблочко. Вы не расстраивайтесь, господин полковник, это иногда случается.
      - Да, удивительное совпадение, - согласился Рокотов.
      - Андрюша, а среди боевиков на даче Боброва не было молодого мужчины лет тридцати, красивого, с меня ростом? - спросил я.
      - Нет, не было.
      - А тот, в ресторане "Садко", который едва тебя не сшиб... Ты у него, случайно, не заметил небольшой ямочки на подбородке?
      - Такой, как у меня?
      И тут я с удивлением обнаружил, что у Говорова на подбородке точно такая же ямочка, как и у того Олега. Ну надо же!
      Андрей рассмеялся.
      - Мы с тобой. Рома, знакомы уже более семи лет, а ты впервые разглядел мою ямочку. А того великана я видел какие-то считанные секунды. А зачем он тебе?
      Я рассказал о своей встрече на даче Боброва с Олегом. Последний почему-то очень заинтересовал Андрея.
      - Опиши его поподробнее.
      - Звать Олегом. Под два метра ростом, лицо мужественное, нос прямой, глаза... Постой, какие же у него глаза? Кажется, светло-карие. Волосы темные и слегка волнистые, зачесаны назад. Вот, пожалуй, все, что запомнил.
      - Алик - это уменьшительное от Олега? - спросил Андрей.
      - Да, - ответил Рокотов.
      - Этот Олег очень похож на любовника Трубициной. Во всяком случае, именно таким его описала мне подруга Трубициной Забродская. Весьма интересно! Ты раньше встречался с Бобровым?
      - Да. Меня Поливанов ему представлял.
      - А на этот раз ты считал, что тебя везут на встречу с боссом. Так?
      - Да, именно так я и думал.
      - А как вел себя этот Олег в присутствии Боброва?
      - Ну, как вел... Как вел... Как его подручный. Заинтересованно следивший за нашим разговором Рокотов неожиданно сказал:
      - А вы молодец, Андрей Петрович! Вероятнее всего, вы окажетесь правы.
      - Я убежден в этом на все сто и хоть сейчас могу заложить свою правую руку и голову моего ближайшего друга.
      Все рассмеялись, наверное, оттого, что вид у меня был действительно дурацкий, так как я, хоть убей, ничего не понимал в происходящем.
      - Может быть, ты объяснишь? - спросил Андрея.
      - Ты, Рома, ехал на встречу с боссом, и она состоялась! - торжественно произнес Андрей.
      - Не понял? Ты что, имеешь в виду Олега, что ли?
      - Вот именно. Человек он очень хитрый и крайне осторожный. Это я понял еще из его отношений с Трубициной и убийства Погожева. Он просто так "светиться" не будет. Поэтому перед тобой был ловко разыгран спектакль.
      Я вспомнил, как Бобров будто бы случайно задержал Олега в зале, как устроил это дурацкое соревнование.
      - А знаешь, очень похоже, что ты прав. Надо же! Молодец!
      - Спасибо за комплимент. Прости, но не могу ответить тебе тем же и вынужден огорчить. Ты боссу не показался, нет. Скажу больше - он тебе не поверил.
      - Да нет, вроде все нормально было, - пожал я плечами.
      - И все-таки это именно так. Уверен - тебя вызывали, чтобы дать какое-то конкретное ответственное поручение. Если его не дали, значит, тебе не поверили и, вероятнее всего, решили еще как следует к тебе присмотреться. И не хотел бы тебя огорчать, но не могу изменить своему главному жизненному принципу - лучше горькая правда, чем сладкая ложь. И вынужден предупредить, что очень скоро они тебя вычислят, если уже не вычислили.
      - Андрюша, какой же ты все-таки болтун! - восхитилась другом Таня.
      - А у меня фамилия такая. Всю жизнь пытаюсь доказать, что получил ее на законном основании.
      - Ты не прав, - возразил я Говорову. - По поведению главного редактора я ничего такого не заметил. л - Наш главный - дурак, непроходимый тупица. Это им известно не хуже, чем нам. Поэтому они могли ему ничего не сообщить.
      Внимательно слушавший наш разговор Рокотов решительно сказал:
      - Андрей Петрович прав. Мы не можем рисковать вами. Считайте, что с завтрашнего дня ваша работа в газете закончена. Утром вы выходите на работу в управление и поступаете в непосредственное подчинение к Сидельникову.
      - Да, но мне ведь ничего не удалось узнать, - вконец растерялся я.
      - Значит, будем искать другие пути. К тому же мы теперь знаем, кто руководитель. И потом, учитесь, Роман Владимирович, не обсуждать распоряжения начальства, а выполнять.
      - Слушаюсь, товарищ полковник! - отрубил я по-солдатски от смущения.
      - Ну, можно и не столь официально, - улыбнулся Рокотов, повернулся к Говорову, похвалил: - А вы молодец, Андрей Петрович! У вас отличный аналитический ум. Из вас хороший бы следователь получился.
      - Спасибо за комплимент! Обещаю в ближайшие десять лет обязательно обдумать ваше предложение.
      Но Рокотов, казалось, не обратил внимания на очередную выходку моего друга, сказал:
      - Нам необходимо вычислить этого Олега и вплотную заняться его разработкой. По словесному портрету составьте фоторобот. Подключите и свидетельницу, о которой говорил Андрей Петрович. Впрочем, все это мы обсудим завтра утром в управлении. - Посмотрел на часы. - Ого! Уже половина четвертого! Пора, как говорится, и на боковую. Засиделись.
      Я встал и стал прощаться, но полковник решительно меня перебил:
      - Никуда вы не пойдете. Здесь всем места хватит. Тем более, что ребятам, - он кивнул на Андрея и Таню, - пока ни в коем случае нельзя появляться дома. Их уже наверняка там ждут.
      - Неудобно ведь вас стеснять...
      - Давайте, Роман Владимирович, без сантиментов. - Окликнул жену: Дина! - А когда она появилась в дверях, попросил: - Будь добра, постели ребятам.
      Глава 6
      Утром решили, что Таня пока поживет у Рокотовых (на этом, кстати, настояла Дина Дмитриевна), а Андрей - у меня. Говоров стал напрашиваться поучаствовать в деле. Но Владимир Дмитриевич категорически этому воспротивился.
      Стоило нам лишь появиться в управлении, как Рокотова вызвал к себе генерал. Владимир Дмитриевич сказал Сидельникову:
      - Познакомь пока Романа Владимировича с ребятами.
      Вадим Андреевич провел меня по многочисленным кабинетам и представил оперативным работникам управления. Везде были майоры и подполковники. Я даже растерялся. Лишь в одном кабинете отыскался капитан. Он чем-то походил на моего забубенного друга. Ну, не в смысле внешности, но все же... Глазами. Вот. Глаза у него были такими же насмешливыми, как у Андрея.
      - Капитан Беркутов Дмитрий Константинович, - назвал его Сидельников. А это, Дима, наш новый товарищ, лейтенант Шилов Роман Владимирович.
      Беркутов подошел ко мне, бесцеремонно пощупал мои бицепсы, хлопнул по плечу.
      - Привет, Рома! Как здоровье? Майор не обижает? - кивнул в сторону Сидельникова. - Если будет придираться, сообщи. Мы на него быстро найдем управу. За ним водится этот грешок.
      - Хватит морочить нам голову, - решительно сказал Сидельников. Пойдем, Роман.
      Мы направились к двери.
      - Постойте, я ведь еще не закончил, - сказал Беркутов.
      Сидельников хмыкнул.
      - Завтра закончишь. Нашел, блин, дураков. Знаем мы твои опыты на живых людях. Здесь тебе не обломится. Понял, экспериментатор?
      - Грубый вы, товарищ майор, человек. Грубый и невоспитанный. Какой пример вы подаете подрастающему поколению?! Еще вчера я был о вас лучшего мнения. Определенно. О вашем безответственном поведении я буду вынужден сообщить в отдел попечительства подростков. Рома, не слушайте этого грубияна и невежду.
      - Да пошел бы ты! - сказал Сидельников, и мы ушли.
      - А чего это он? - спросил я. Вадим Андреевич рассмеялся.
      - Раскатал губу. Хотел устроить нам подлянку.
      - Чего? - не понял я.
      - Ну, не подлянку... Вообще-то он мужик нормальный и специалист толковый, но только страсть как любит различные розыгрыши. Однажды договорился с секретаршей генерала, и та отпечатала приказ, где предписывалось всем оперативным работникам управления на работе быть только в форме и отдавать друг другу честь, что к нарушителям будут применяться самые строгие дисциплинарные взыскания, вплоть до несоответствия занимаемой должности. Представляешь? Беркутов .не поленился зарегистрировать его в канцелярии. Парни все ознакомились с приказом под роспись. Возмущению не было предела. Ты ведь знаешь, что мы надеваем форму лишь а особо торжественных случаях. Пошумели, повозмущались, но кому же охота схлопотать несоответствие или лишиться, к примеру, премии, верно? Поэтому в обед большинство съездили домой и облачились в мундиры. Рокотов увидел своих подчиненных при всем параде и страшно удивился. "Что случилось?!" - спрашивает. А ему в ответ: "Нарушаете приказ, товарищ полковник". - "Какой еще приказ?!" В конце концов выяснилось, что это очередная шутка Беркутова. Его парни чуть тогда не помяли.
      Я очень удивился этому рассказу. Никак не предполагал, что в столь серьезном учреждении могут работать такие несерьезные люди. И потом, я не понимал таких шуток. Выставил всех дураками. Какая же это шутка?
      Владимира Дмитриевича нам пришлось ждать не менее двух часов. За это время я рассказал Сидельникову и Денису Хлебникову все, что узнал вчера от Говорова, и о том, к каким выводам мы пришли ночью. Успели все подробно обсудить и наметить план наших действий.
      Рокотов пришел хмурым и озабоченным. Сказал, ни на кого не глядя:
      - Вчера Москва снимала стружку с генерала за нераскрытые убийства Шипилина и Струмилина. А сейчас он снимал ее с меня. Дело забрала областная прокуратура, теперь оно в производстве у нашего общего знакомого Михаила Дмитриевича Краснова.
      - Здорово! - воскликнул Сидельников.
      - Вадим Андреевич, бери машину и езжайте прямо к нему. Он вас уже ждет. Потом меня проинформируешь. Я бы сам поехал, но мне предстоят объяснения с московским начальством. Счастливо!
      Первого, кого я увидел, когда Сидельников открыл дверь с табличкой: "Следователь по особо важным делам Краснов М.Д." и мы прошли в кабинет, - это моего забубенного друга Говорова, сидящего за приставным столиком и улыбающегося нам, будто майская роза. Я опешил. Как он здесь оказался?! Вот гусь! Ну и гусь! Как говорила моя бабушка: "Наш пострел везде поспел". За самим столом сидел полный мужчина лет сорока с простоватым добродушным лицом в форме полковника или как там у них. Китель ему был явно мал. Под напором тучного тела верхняя пуговица расстегнулась. При нашем появлении он встал из-за стола и полез с обнимками к Сидельникову.
      - Вадим! Как я рад снова тебя видеть! - Обнял майора и стал хлопать его по спине, приговаривая: - Рад! Очень рад! Эка ты какой ладный! - Затем, с неохотой отпустив, поздоровался за руку с Хлебниковым. - Здорово, Денис! Как твое ранение? Не беспокоит?
      - Все зажило, как на собаке, Михаил Дмитриевич! - разулыбался тот, польщенный, что полковник помнит о его ранении.
      - Михаил Дмитриевич, разрешите представить нашего нового товарища, сказал Сидельников, указывая на меня. - Роман Владимирович Шилов.
      Краснов, восхищенно глядя на меня, пожал мне руку, сказал:
      - Ай да детинушка! Богатырь! Где вы таких ребят только находите?
      - Секрет фирмы, - рассмеялся Вадим. Михаил Дмитриевич повернулся к Говорову.
      - А это мой новый помощник Говоров Андрей Петрович. Прошу любить и жаловать! - Краснов отчего-то рассмеялся.
      Говоров встал, отвесил нам шутовской поклон.
      - Можете запросто, без церемоний называть меня просто Андреем. Поскольку по воле случая, либо так было угодно Провидению, мы обречены какое-то время на сотрудничество, то я с самого начала предлагаю строить наши отношения на принципах доверительности и взаимопонимания. Кто с этим не согласен, может покинуть этот кабинет. Для таких его двери будут закрыты на веки вечные!
      - Каков, негодник?! - восхищенно проговори Краснов. - Он мне за полчаса уже все мозги напрочь заплел.
      Денис и Вадим рассмеялись и поочередно пожали руку Говорову.
      - Хлебников Денис. Очень приятно!
      - Вадим Сидельников. Ты где научился так болтать? Заканчивал специальные курсы или как?
      - Этому нельзя научиться. С этим надо родиться, - ответил Андрей.
      - А как насчет скромности? - ехидно усмехнулся Вадим.
      Говоров сокрушенно развел руками.
      - Вот здесь мои родители промахнулись. Затем и пришел сюда. Хотел было обратиться в милицию, да добрые люди рассоветовали. Спасибо им!
      Сидельников и Хлебников вновь рассмеялись.
      - Вы в курсе того, что произошло с Андреем Петровичем? - спросил Краснов, садясь за стол.
      - Да, - ответил за всех Сидельников.
      - Тем лучше. У вас есть план оперативно-розыскных мероприятий по этому делу?
      - Пока что вчерне., Михаил Дмитриевич. Он не утвержден начальством.
      - Хотелось бы взглянуть.
      Вадим раскрыл "дипломат", вынул из него пару исписанных листков, протянул их Краснову. Тот долго читал план, шевеля полными губами и тарабаня карандашом по столешнице.
      - Что ж, пока все верно. Определенные коррективы, я думаю, будут в него внесены после допроса Аникина.
      - Кого? - не понял Сидельников.
      - Того пацана, которого задержал вчера Говоров, - пояснил Михаил Дмитриевич. - Надеюсь, что он нам расскажет много интересного.
      Краснов достал из стола милицейский телефонный справочник, отыскал в нем нужный номер, позвонил.
      - Это Информационный центр?.. Здравствуйте! Вас беспокоят из прокуратуры области. Пригласите, пожалуйста, к телефону Наталью Павловну Забродскую... Что? Она на больничном?.. Спасибо. Денис Никитович, - обратился он к Хлебникову после недолгого раздумья, - бери ребят, и дуйте к подруге Трубициной Забродской, и чтобы к вечеру фоторобот этого сукиного сына был у меня. Говоров адрес ее знает.
      -Хорошо, Михаил Дмитриевич. - Хлебников встал, и обращаясь к нам с Андреем, сказал: - Пошли, ребята. Вадим, мы возьмем машину?
      - Конечно берите.
      Мы вышли. По дороге я спросил у Андрея:
      - Как ты здесь оказался?
      - Когда получил отлуп от твоего шефа, решил воспользоваться его советом. В силу моего общительного характера кое-какие зацепки у меня здесь были, к тому же я хорошо знаком с Красновым - как-то пару месяцев с ним работал. Пал на колени, разыграл мелодраму: "Возьмите обратно! Без прокуратуры нет мне жизни ни на этом, ни на том свете!" Взяли.
      - Ну ты даешь! А как же с редакцией?
      - И с редакцией все в порядке. Главный исчез в неизвестном направлении. А зам едва до потолка от радости не подпрыгнул, когда узнал, что я решил уволиться. Все путем, дружище. Будем вместе бороться с мафией. Намедни слышал из достоверных источников, что это где-то самое мужское занятие.
      - А как же трудности, на которые ты прежде жаловался?
      - Почему у тебя, Рома, такой паскудный характер? Почему пытаешься все испортить, а? Прежде! Признаюсь, прежде меня трудности пугали. А теперь они меня вдохновляют. Да. Надоело, Рома, сидеть в засаде, когда вокруг творятся великие мерзости.
      - Как красиво, - рассмеялся я.
      - Чем скалиться, лучше бы записывал за мной, запоминал, учился, пока я жив. А то ведь как только рот откроешь, я готов провалиться сквозь землю от стыда, что у меня такой друг.
      - Трепач! - ответил я добродушно.
      Не скрываю, я был счастлив, что мы снова вместе. И вообще, Андрюша в последнее время доказал, что он настоящий мужик и все такое... А настоящих мужиков сейчас еще очень поискать надо. А то, что болтун... Ну и что из того? Он таким уродился. Не это ведь главное, верно? Главное то, что у тебя в мозгах да за душой.
      В Ботаническом жилмассиве мы подъехали к старой обшарпанной пятиэтажке, поднялись на пятый этаж.
      - Номер квартиры? - спросил Хлебников Андрея.
      - Пятьдесят восьмая.
      - Оставайтесь на лестнице. И запомните на будущее - никогда не вставайте напротив двери. Однажды это стоило жизни одному хорошему моему товарищу.
      - Вводный инструктаж, - прошептал мне на ухо Андрей.
      Хлебников нажал на кнопку звонка. За дверью бодро прозвучала какая-то знакомая мелодия. Прошло не менее минуты, и тут отозвался настороженный мужской голос:
      - Кто там?
      - Это Коля Дебил! - прошептал Андрей, узнавший по голосу бандита, и хотел было выступить вперед, но Хлебников удержал его рукой.
      - Ты его знаешь? - спросил шепотом.
      - Еще бы мне его не знать, когда он вырвал клок моих волос вместе со шкурой.
      - Он вооружен?
      - Естественно. Кто-то рождается в рубашке, а этот с пушкой под мышкой.
      - А у вас оружие есть? - спросил Хлебников, доставая пистолет и передергивая затвор.
      - Нет, - ответил я.
      - Плохо. Извините, ребята, но это наша промашка. Что будем делать?
      - Попытаюсь поимпровизировать, - ответил Андрей и бодрым голосом сказал: - Открывай, Коля! Свои.
      Но видно, бандит тоже узнал его по голосу. В ответ прозвучали кряду три выстрела. Пули, пробив дверь, застряли в стене.
      - А я что говорил?! - возбужденно проговорил Хлебников. - Вводный инструктаж тоже порой необходим, юморист.
      - Ну и слух у тебя, начальник! - удивился Говоров.
      В это время за дверью раздался грохот и звон разбитого стекла. Хлебников ударил в дверь плечом, но она не поддалась.
      - Разрешите-ка мне, - сказал я и, отстранив майора, саданул в дверь ногой, но, видно, не совсем рассчитал силу удара. Дверь плашмя рухнула на пол. Мы ворвались в квартиру.
      В комнате на диване лежала девушка. .Мертвая. В кресле сидел мужчина лет сорока и спокойно с любопытством на нас взирал. Рама окна была разбита вдребезги.
      - Ну и Коля! Ну и дебил! - удивился Андрей. - Он, вероятно, забыл, что это не первый, а пятый этаж.
      - Руки! - закричал Хлебников, направляя пистолет на мужчину в кресле.
      Тот поднял руки.
      Мы подскочили к окну и глянули вниз. На газоне корчился и взвизгивал от боли бандит. Он попытался было вскочить, но с громким стоном, перемежаемым матом, вновь упал на землю.
      Хлебников подошел к мужчине.
      - Оружие есть? .
      - Нет и никогда не было.
      - Встать!
      Мужчина послушно поднялся, продолжая держать руки над головой и снисходительно усмехаясь. Майор обхлопал его и сказал:
      - Ребята, держите здесь этого субчика, а я вниз. - Уже с порога бросил: - Роман, позвони Рокотову и Краснову, сообщи, что здесь случилось, и вызов" "скорую помощь".
      Я позвонил Рокотову.
      - Владимир Дмитриевич, нас следователь послал к Забродской, свидетельнице.... А здесь бандиты. Один в окно выпрыгнул. А второй здесь остался.
      - Тот, кто выпрыгнул, скрылся?
      - Да нет. Здесь пятый этаж. Наверное, йоги сломал. Кричит там внизу и матерится.
      - А что со свидетельницей?
      - Убили.
      - Сволочи! "Скорую помощь" вызвали?
      - Нет, собираюсь только.
      - Скажи, чтобы привезли бланк протокола осмотра места происшествия, сказал мне Андрей.
      - Товарищ полковник, здесь Говоров просит, чтобы привезли бланк протокола осмотра места происшествия.
      - Говоров?! - поразился Рокотов. - Как он там оказался? Что это еще за самодеятельность?
      - Да нет, все нормально, товарищ полковник. Он теперь у них работает.
      - Где это "у них"?
      - В прокуратуре у Краснова. Он это... Он говорит, что воспользовался вашим советом и восстановился на прежней работе. Его сюда Михаил Дмитриевич послал.
      - С твоим другом не соскучишься. Это уж точно. А вообще-то я одобряю его решение. Поздравь его от меня.
      Андрей сидел в кресле напротив мужчины и о чем-то с ним переговаривался.
      - Значит, вы теперь в органах, Андрей Петрович? - спросил мужчина. Поздравляю!
      - Спасибо, Константин Прокопьевич! Вот решил, так сказать, помочь государству покончить с вами еще при жизни нынешнего поколения. Одобряете?
      Мужчина весело рассмеялся.
      - Шутник вы, Андрей Петрович! Большой шутник. Бороться с нами - сизифов труд. Государство - это мы. Если вы это не поймете, то плохо кончите.
      - Нэ сутор супра крэпидам! - многозначительно сказал Андрей, воздев палец.
      - Что, простите?
      - Это сказал не я, а древнегреческий художник Апеллес: "Пусть сапожник судит не выше сапога".
      - Ах, как вы меня! - добродушно рассмеялся Константин Прокопьевич. - Но только я прав, и вы, дорогуша, сами в этом скоро убедитесь.
      С улицы раздался свист. Я подошел к окну, глянул вниз. Там, на газоне, лежал бандит. Руки у него были заведены назад и стянуты наручниками. Над ним стоял Хлебников, начала, как обычно, собираться толпа зевак.
      - Вызвали "скорую"? А то как бы он здесь не загнулся! - прокричал майор.
      - Вызвали. А что с ним?
      - Открытый перелом голени. Большая кровопотеря.
      - Так наложите жгут.
      - И то верно. Найди мне там что-нибудь.
      Я сходил на кухню, разыскал пару вафельных полотенец, деревянную лопатку. Привязал полотенца к лопатке и выбросил Хлебникову.
      - Порядок! - сказал он весело. - Теперь не умрет.
      В ответ раздался отборный мат бандита.
      Я сел на подоконник и стал слушать, о чем говорят Андрей и странный задержанный.
      - Кто вам приказал убить Забродскую? Олег?
      Спокойное лицо бандита дрогнуло, но он быстро справился с нервами и с иронией спросил:
      - О чем это вы, голубчик? О каком еще Олеге идет речь? Задание дал наш общий знакомый Бобров.
      - Ну да, ну да. Я вам вот так взял и поверил.
      - Это ваше дело, - пожал плечами Константин Прокопьевич.
      - За что ее убили?
      - Понятия не имею. Об этом вам лучше спросить самого Боброва. Мы же всего-навсего скромные исполнители.
      - Что же вы так прибедняетесь, Константин Прокопьевич, - укоризненно покачал головой Говоров. - То говорили, что представляете собой целое государство, а то опускаетесь до положения какой-то, простите, шестерки. Нехорошо! Несолидно!
      - Что поделаешь, - развел руками Константин Прокопьевич, рассмеялся: Видно, рылом не вышел.
      - Кто убил Шипилина?
      - Не имею ни малейшего представления.
      - Врете, Киндинов!
      - Обижаете, Андрей Петрович! Слышал, что это сделал кто-то приезжий.
      - Кто его нанимал?
      - Вопрос также не по адресу.
      - Кто и за что убил Вениамина Струмилина?
      - Это сделал Николай Кочубеев, или, как вы его совершенно верно называете, Коля Дебил, по заданию все того же Боброва. За что? Он пострадал из-за своей жадности - служил сразу нескольким боссам. Такие люди всегда плохо кончают.
      - Кто из вас ездил на Урал?
      - Куда, простите?
      - В город Челябинск. А конкретно - в женскую колонию усиленного режима.
      - А что, любопытно знать, мы там потеряли?
      - То есть и об этом вам ничего не известно?
      - Ничегошеньки. Вы ведь видите, Андрей Петрович, я стараюсь быть предельно искренним.
      В это время с улицы послышался звук мотора и скрип тормозов подъехавшей машины. Я обернулся. Это была "скорая помощь". Вслед за ней к подъезду подкатили и две черные "Волги".
      Глава 7
      Вместе со специалистами попробовал составить фоторобот Олега. Лицо смотрелось каким-то неживым, а потому мало похожим на реального человека. Но сколько ни бился, ничего ни прибавить, ни убавить не удалось. В конце концов отступился.
      Вместе с Хлебниковым сходил в оружейку, получил "Макаров" и наплечную кобуру. Был радостно взволнован, что и понятно: когда дело касается оружия, мужики все или почти все ведут себя как дети. Успел пострелять в тире, заметно удивил инструктора, выбив 29 из 30.
      - Спортсмен? - спросил он меня.
      - Нет. Охотник.
      - Тогда понятно.
      Вечером вновь собрались у Михаила Дмитриевича Краснова. Был здесь и наш шеф Рокотов. Увидев Владимира Дмитриевича, Краснов выскочил из-за стола и полез обниматься, приговаривая:
      - Володя! Друг! Сколько лет, сколько зим! Рад! Очень рад! Что-то ты совсем стал забывать старых друзей, а?
      - Работы, Михаил Дмитриевич, невпроворот. Зашиваюсь! - оправдывался тот.
      - А помнишь, как мы с Ивановым мафию шерстили, а?! Шум на всю Россию-матушку стоял. Помнишь?
      - Ну как не помнить. Ведь он, можно сказать, мой "крестный". Если бы не Сергей Иванович, еще неизвестно, как бы у меня все сложилось.
      - А кто такой Иванов? - спросил я шепотом сидящего рядом Хлебникова.
      - Был здесь следователь такой, - прошептал он в ответ. - От Бога! Вот такой мужик! Сейчас в Москве работает.
      Наконец Краснов сел за стол, застегнул верхнюю пуговицу на кителе, обвел присутствующих взглядом и хмуро сказал:
      - Похвастать нам особенно нечем. Мы имеем еще один труп и показания Аникина и Киндинова, которые мало что знают.
      - Я бы, Михаил Дмитриевич, не был столь категоричен, - возразил Говоров.
      - Ты это о чем? - не понял Краснов.
      - Я про Киндинова. Уверен, что этот тертый калач знает руководство мафии, в том числе и Олега, но вряд ли расколется, так как понимает, чем ему все это может грозить.
      - Вы, Андрей Петрович, вероятно, имели в виду, что он вряд ли признается? - несколько раздраженно спросил Михаил Дмитриевич.
      Андрей усмехнулся и счел за лучшее промолчать,.
      - А что говорит Кочубеев? - спросил Хлебников.
      - Он, кроме матерков, еще не сказал ни одного нормального слова, проворчал Краснов. Повернулся к Сидельникову: - Вадим Андреевич, что у нас с Бобровым?
      - Он на даче. За ней установлено наблюдение. В три часа туда приехал главный редактор газеты "Сибирские вести" Поливанов и пока ее не покидал.
      - Ясно, - кивнул Краснов. Обратился к Рокотову: - Владимир Дмитриевич, ты обещал проверить коммерсантов города?
      - Я подключил к делу ОБЭП. Они утверждают, что ни один коммерсант не похож на интересующего нас Олега. Это определенно.
      - Кто же он такой, этот таинственный Олег? Полковник пожал плечами.
      - Одна надежда, что его кто-то опознает по фотороботу. Но у меня такое ощущение, что не он главный. За ним кто-то стоит еще более хитрый и осторожный. Мы же тронули лишь первое звено мафии, возглавляет которое Бобров. Вот потому его так охотно сдают даже его же подчиненные.
      - Что же с ним делать?
      - Нам, после того что случилось сегодня, ничего не остается, как только его брать. Но предвижу, толку от этого будет мало. Он не назовет своих боссов. Уверен.
      - Утешил, что называется, - вздохнул Михаил Дмитриевич, отчего верхняя пуговица его кителя вновь расстегнулась. - Ладно, действуйте, а там видно будет.
      - Я уже договорился с омоновцами на восемь часов вечера, - сказал Рокотов.
      - Вот и хорошо. - Краснов повернулся к Говорову: - Андрей Петрович, необходимо взять в суде дело по убийству Погожева и тщательнейшим образом изучить все связи потерпевшего. Может быть, подвернется какая-то зацепка, которая поможет выйти на Олега.
      - Хорошо, Михаил Дмитриевич, - кивнул Андрей. - Только во всей этой катавасии мне не дает покоя вопрос: зачем нужно было убивать Забродскую?
      - А что тут непонятного? Они избавились от свидетельницы, которая могла опознать Олега. Вот и все.
      - Но ведь его знает и мой легендарный друг Рома Шилов. Причем Забродская видела его лишь мельком, а Шилов не только его прекрасно рассмотрел, но даже успел помериться с ним силенкой.
      - А ведь верно, - сказал Рокотов. - Молодец, Андрей Петрович! Что-то здесь, действительно, не то.
      - Этот Олег мог предполагать, что Трубицина рассказала обо всем своей лучшей подруге. Потому и убили, - возразил Краснов.
      - Наверняка бандиты у нее все выпытали, а также то, что она уже успела поделиться этим со мной. Но зачем же убивать? - недоумевал Андрей.
      - И какой же ты из всего этого сделал вывод? - спросил Михаил Дмитриевич.
      - Я надеялся, что старшие товарищи, как более опытные, мне подскажут, сказал Андрей со своей неизменной ехидной улыбкой. - Но теперь вижу, что надежды напрасно юношей питают.
      Я почувствовал, что краснею. Ну что ты будешь делать?! Ну не знает удержу, и все тут.
      Но Краснов и Рокотов неожиданно добродушно рассмеялись.
      - А ничего парнишка, да?! - сказал Михаил Дмитриевич, обращаяськ полковнику: - Но жидковат. До Иванова недотягивает. Нет, недотягивает.
      - Молодой, - согласился тот. - У него еще есть время подрасти.
      - А я, веришь, поговорю с этим юмористом и будто с Сережей увиделся, признался Краснов.
      - Скучаешь? - спросил Рокотов.
      - А как же. Ведь мы с ним вместе начинали. Вот бы его сейчас к нам, он бы в два счета это дело раскрутил.
      - Не прибедняйся, Михаил Дмитриевич, - возразил полковник.
      - Да чего там, - махнул Краснов рукой. - У Иванова талант. А у меня опыт и маломальские способности. Вот и все. Давай, юморист, выкладывай, что удумал? - спросил Краснов Андрея, меняя тему.
      - Мне кажется, что моему симпатичному другу Роме Шилову показали не того Олега, а может быть, совсем даже не Олега, а какого-нибудь Семена или Ивана.
      - Серьезно! - удивился Краснов. - Зачем это им было нужно?
      - А вот этого я пока не знаю. Чтобы, к примеру, пустить нас по ложному следу. Иначе убийство Забродской выглядит слишком нелогичным.
      - Версия весьма интересная, - оживился Рокотов. - Но в таком случае они должны были знать, кто такой Шилов?
      - Может быть, не знали наверняка, -но догадывались, что в газете работает ваш агент.
      - Это точно, - согласился Краснов. - Судя по всему, против нас играют классные профессионалы. Я бы даже сказал - высококлассные. А мы даже не знаем, каковы их планы и конечная цель. А без этого мы не сможем выйти на организаторов. Ключ к разгадке - убийство Шипилина. Не думаю, что его убрали только потому, что он организовал через средства массовой информации слухи о несостоятельности банка Боброва. Причины гораздо глубже, и нам надо их вскрыть. Требуется срочно подключать к делу Управление по борьбе с экономическими преступлениями и Региональное управление по борьбе с организованной преступностью.
      - Согласен, - сказал Рокотов. - Ну, нам пора, Михаил Дмитриевич. Надо еще обсудить с ребятами предстоящую операцию.
      - Михаил Дмитриевич, я поеду вместе с ними, - заволновался Андрей. Там наверняка понадобится осмотреть место происшествия. Да и мало ли что еще.
      - Это, конечно, так... - Краснов почесал затылок. - Только ты будь там, парень, поосторожнее, не лезь на рожон. Ладно?
      - Как говорит мой дорогой друг Рома, есть не лезть на этот самый.
      - Вот-вот, правильно он говорит. У тебя есть пистолет?
      - Нет.
      Следователь открыл сейф, достал из него пистолет, кобуру, протянул Говорову.
      - Вот, возьми пока мой.
      - Спасибо!
      - Счастливо вам! - напутствовал нас Михаил Дмитриевич.
      Глава 8
      К даче Боброва мы. подъехали в девять часов вечера. Метров за двести остановились. Омоновцы высыпали из крытого "КамАЗа", вошли в лес, где стоял замаскированный милицейский "уазик". Из него выскочил долговязый парень в спортивном адидасовском костюме, огромными прыжками приблизился к нам, вытянулся перед Рокотовым, отчеканил:
      - Товарищ полковник! Старший инспектор Заельцовского управления старший лейтенант Воскобойников. С группой оперативных работников веду наружное наблюдение.
      - Что ж вы плохо замаскировали машину?
      - Виноват!
      - Как здесь?
      - Все спокойно, товарищ полковник.
      - Ваш "уазик" оборудован громкоговорителем?
      - Так точно!
      - Тогда мы пересядем, пожалуй, в него. Подъезжайте.
      - Слушаюсь!
      Через пару минут "уазик" остановился около нашей "Волги". Мы пересели в него. В салоне, кроме Воскобойникова, сидело еще двое парней.
      - Поехали, - приказал Владимир Дмитриевич сидевшему за рулем Хлебникову.
      На заднем сиденье, кроме меня, примостились Вадим Сидельников и мой дружок Андрюша Говоров. После того как он в кабинете у Краснова поразил своей сообразительностью даже бывалых асов, я его еще больше зауважал. Вот только бы ему маленько серьезности прибавить, совсем был бы парень что надо. С годами, думаю, это пройдет, остепенится. А может, и нет. От него всего можно ожидать, он это... Непредсказуем в своих поступках, уж точно.
      - Волнуешься? - прошептал он мне на ухо, толкнув в бок локтем.
      - Да не то чтобы. А так как-то.
      - Так четко, как ты, я, наверное, никогда не научусь формулировать свои мысли, - захихикал он. - А я, как вспомню, что мне здесь довелось испытать, аж поджилки трясутся.
      Мы медленно подъехали к воротам дачи. Владимир Дмитриевич взял в руки микрофон. В вечерней тишине громко прозвучал его строгий и требовательный голос:
      - Внимание! С вами говорит начальник управления уголовного розыска области полковник Рокотов. Дача окружена. Сопротивление бесполезно. Прошу сдать оружие.
      Такое впечатление, будто охранники только и ждали этой команды. Они тут же вышли с поднятыми руками, побросали автоматы в одну кучу и послушно выстроились у калитки.
      - Товарищ старший лейтенант, - обратился Рокотов к Воскобойникову. Займитесь со своими людьми задержанными.
      - Слушаюсь! - прокричал тот и выскочил из автомобиля.
      Рокотов еще какое-то время подождал. Но из дома никто больше не вышел. Он достал из кармана трубку переговорного устройства, сказал в нее:
      - Капитан, начинайте штурм. Но помните, они нам нужны живыми.
      - Хорошо, товарищ полковник, - послышался бодрый голос. - Попробуем.
      Вскоре из леса показались омоновцы и короткими перебежками приблизились к дому. Пятеро, вместе с командиром, скрылись в доме. Через пару минут капитан доложил:
      - Товарищ полковник, дом пуст.
      Мы вслед за Рокотовым вышли из машины.
      - Каким образом Боброву удалось покинуть дом незамеченным? - спросил он у старшего лейтенанта.
      Тот растерялся, побледнел, сказал неуверенно:
      - Не знаю, товарищ полковник! Вообще-то не должны были.
      Рокотов резко повернулся и пошел к дому. В зале, где я беседовал с Бобровым и мерился силой с Олегом, Андрей обратил внимание на большое зеркало на стене. Долго ходил около него, стучал по нему костяшками пальцев, к чему-то прислушиваясь,
      - Ты что над ним колдуешь? - спросил я.
      - Ты, Рома, не находишь странным, что это зеркало вмонтировано в стену?
      - А что здесь странного? - пожал плечами. - Так иногда делают. Бывают и все стены зеркальными.
      - Но это же не балетный класс, верно? Гораздо удобнее было бы повесить зеркало.
      Говоров прошел в соседнюю комнату. Это, очевидно, был кабинет Боброва. Стены забраны панелями под карельскую березу, а на расстоянии примерно полутора метров от пола по всему периметру кабинета проходили две выступающие полосы из нержавейки, напоминающие рельсы. Очень красиво и это... Ну, как его? Впечатляюще. Вот. У окна стоял двухтумбовый письменный стол. На нем - огромная настольная лампа с зеленым стеклянным плафоном. В ближнем углу - большой книжный шкаф с антресолью. И вновь этот шкаф очень заинтересовал Андрея. Он долго его изучал, затем опустился на колени и стал заглядывать под него.
      - Что ты там пытаешься найти? Черную кошку? - пошутил я.
      - Рома, обещай больше никогда не пытаться шутить. А то от твоих шуток даже у меня скулы сводит.
      - Да пошел ты!
      - Ты не обижайся, Рома. На правду грех обижаться. Ты лучше посмотри сюда. Не пожалеешь.
      - Опять разыгрываешь? - спросил я с опаской.
      - На этот раз нет. Клянусь!
      Я встал на колени, заглянул под шкаф, но, как и предполагал, ничего там не увидел. Эти его вечные розыгрыши вот где у меня сидят. Может, его прямо здесь и вздуть? Ладно, потерпим.
      - Ты конечно же ничего не видишь? - спросил Андрей.
      - Ну знаешь! - проговорил я в сердцах, поднимаясь с колен. - Ты что это... Ты чего добиваешься? Чтобы я тебе шею намылил? Я могу.
      - То, что ты можешь, у меня нет и тени сомнения. Вот если бы ты еще мог думать головой, то тебе совсем бы цены не было. Это точно.
      - Нет, ты меня уже достал! - проговорил я возмущенно и, схватив своего друга за шкирку, рывком поставил на ноги.
      - А ты, между прочим, заметил, что шкаф не стоит на полу? - как ни в чем не бывало спросил он, снисходительно ухмыляясь.
      - Как так "не стоит"?! - опешил я, отпуская его. - А где же он стоит в таком случае?
      - Он вообще не стоит, а висит вот на этих металлических штуковинах, указал он на полосы из нержавейки.
      - Странно! А для чего бы?
      - Вот и мне любопытно узнать. Где-то тут должен быть приводной механизм.
      - Какой? - не понял я.
      Андрей смешно наморщил лоб, надул щеки и, растягивая гласные, проговорил:
      - А теперь мы повторяем то же сообщение для папуасов Новой Гвинеи и специально для почетного гражданина нашего города Шилова Р.В. В нашем сообщении говорилось о механизме, приводящем в движение вот этот громоздкий шкаф. Где-то здесь должна быть кнопка или что-то в этом роде. Причем где-то совсем близко.
      Андрей подошел к шкафу, открыл дверцу, снял с полки несколько книг, внимательно пригляделся.
      - Есть! - воскликнул, нажал на что-то там, и шкаф, как по волшебству, пришел в движение, открывая тонированное стекло, через которое зал был как на ладони.
      - Так это зеркало?! - догадался я. :
      - Оно, родное! - рассмеялся Говоров. - Вот где находился тот самый Олег и наблюдал, как ты бодаешься с его "подставкой".
      - Ловко! Ну ты даешь! Молодец!
      - И твой фоторобот, я уверен, гроша ломаного не стоит. Мы бы по нему искали этого Олега до морковкина заговенья. "Подставка" - скорее всего, какой-нибудь залетный, связанный с Бобровым общими делами. Скорее всего, его уже нет в городе. А если бы даже и был, то он настоящего Олега и в глаза не видел. Классно работают!
      - Да уж! - вынужден был согласиться.
      - Ладно, это оставим полковнику. Пусть сам полюбуется. А мы пойдем дальше.
      Мы вышли из кабинета и по узкому коридору прошли в конец дома, где уперлись в дверь. Она была заперта снаружи.
      - А ну-ка, Рома, попробуй отпереть эту дверь своей отмычкой.
      - Какой еще отмычкой? - не понял я. - Никакой отмычки у меня нет и не было.
      - Ножкой, мой хороший. Ножкой. Она у тебя и не такие двери открывала.
      Памятуя о конфузе в квартире Забродской, я ударил ногой вполсилы. Дверь не поддалась. Ударил посильнее. Тот же результат. Тогда разбежался и двинул как следует. Раздался оглушительный треск, дверь распахнулась, и я оказался в довольно большой теплице.
      - Вот через нее и ушел Бобров вместе с нашим бывшим шефом, - огорченно проговорил Андрей, входя в теплицу.
      - Похоже, что так.
      Я прошел в глубь теплицы и в самом конце дорожки увидел металлическую крышку, выкрашенную в зеленый цвет.
      - А это еще что такое?
      - Вероятно, погреб для хранения соленостей, клубней и прочего, ответил Андрей.
      Я легко откинул крышку. И в тот же миг из чернильной глубины мне навстречу рванулась яркая вспышка и будто кто-то ударил меня по животу здоровущим дрыном, свалив с ног. И я понял, что ранен.
      - Рома-а-а! - раздался крик моего друга. Он подбежал, выхватил пистолет, передернул затвор и трижды выстрелил в погреб, крича: - Сволочи! Подонки! Ублюдки!
      Вслед за этим раздался плаксивый истеричный крик главного редактора Поливанова:
      - Не стреляйте! Мы сдаемся!
      Андрей упал передо мной на колени:
      - Как ты, Рома?
      - Терпимо. Жжет маленько.
      - Ты держись, Рома! Все будет хорошо! Все будет нормально! Ты только держись!
      - Я держусь.
      Раздались голоса, топот множества ног. Надо мной склонился Рокотов.
      - Куда ранен. Роман Владимирович?
      - В живот.
      - Плохо, но не смертельно. Мы живо тебя подлатаем, будешь лучше прежнего.
      - Да я ничего. - Мне как-то было неудобно, что доставляю людям столько беспокойства. - Вот только ноги.
      - Что ноги, Роман? - спросил полковник .обеспокоенно.
      - Я их совершенно не чувствую. Странно.
      Полковник повернулся к своим подчиненным и закричал:
      - Носилки и машину! Живо! Да вызовите "скорую помощь"!
      А я лежал и совсем не чувствовал своих ног, будто у меня их никогда и не было. И мне стало страшно.
      Книга вторая
      Старые долги
      Часть первая
      СИБИРСКИЙ СПРУТ
      Глава 1
      В тот самый миг, когда был тяжело ранен Роман Шилов, Андрей Говоров разом повзрослел на добрый десяток лет. Прежде, глядя на своего друга-великана, он думал, что тому ничего не может угрожать, что он обречен на бессмертие. И вот какой-то ничтожный кусочек металла едва напрочь не перечеркнул такую могучую жизнь. И Андрей впервые воочию, как бы на ощупь осознал, насколько хрупка, насколько уязвима жизнь. Совсем недавно он сам подвергался побоям, пыткам и издевательствам. Сам стоял, можно сказать, на самом краешке, отделяющем жизнь от смерти. Но тогда он отчего-то не осознавал этого столь отчетливо. И лишь теперь, увидев распростертое на земле исполинское тело своего друга, окончательно понял, в какую смертельную игру ввязался. А еще ему открылось, что дороже человека, чем Роман Шилов, у него на этом раздираемом враждой и ненавистью земном шарике не было и нет. Ему было стыдно за то, что постоянно подтрунивал над другом. "Идиот!" - это как раз про него сказано. И еще мягко сказано. Шут гороховый! Он даже представить не мог, что Романа вдруг бы не стало. А ситуация была очень близка к тому. Как рассказал Андрею хирург, делавший Роману операцию, пуля, пробив брюшину и селезенку, ударилась в позвоночный столб и срикошетила. Но удар был столь сильный и коварный, что у Романа на какое-то время отнялись ноги. Если бы пуля пробила этот самый столб и разрушила спинной мозг, то ноги бы у него отнялись совсем и он был бы обречен на медленную и мучительную смерть. Хирург сказал, что Роман в рубашке родился. И Андрей, прежде несколько снисходительно-индифферентно относившийся к Богу, пошел в церковь и поставил свечку за здравие раба Божьего и прекрасного парня Романа.
      После нескольких попыток ему все же удалось прорваться в палату к другу. Тот лежал на больничной койке, такой большой и такой беспомощный, что у Андрея невольно защипало глаза. Он поставил пакет с фруктами на тумбочку, присел рядом на табурет.
      - Здравствуй, Рома!
      - Здравствуй, Андрюша! - На бледном, заросшем щетиной лице Шилова цвела радостная улыбка.
      - Как ты? Как ноги?
      - Нормально. Я уже начинаю их чувствовать. Врачи говорят, скоро буду ходить.
      - У тебя всегда все нормально, - рассмеялся Андрей. - А знаешь, Рома, я тебя очень люблю.
      - Я тебя тоже, Андрюша. - Шилов нашел руку друга, крепко сжал. - Как там дело?
      - Бобров все отрицает. Буквально все. Ни о каких, мол, убийствах и всем прочем не имеет ни малейшего понятия. Олега, разумеется, тоже не знает. Наш бывший шеф, наоборот, рассказывает очень много и очень охотно, но, к сожалению, информация у него скудная. Вот такие невеселые пока у нас дела.
      - Ловко они замаскировались. Значит, никаких шансов выйти на этого... на этого Олега нет?
      - Я проверил по старому делу связи Погожева и вышел на предпринимателя средней руки Добрецова Алексея Владленовича. Сейчас он заведует магазином бытовых приборов, расположенным недалеко от Центрального рынка. Из всех знакомых Погожева он единственный, кто внешне чем-то похож на нашего таинственного Олега. Рост - метр девяносто, статный, красивый.
      - Директор магазина? Вряд ли он тот, кто нам нужен, - с сомнением проговорил Роман. - К тому же зовут Алексеем.
      Андрей тяжко вздохнул, развел руками:
      - Шансов, что он может оказаться тем самым Олегом, девяносто восемь к двум. Но версия, какой бы ни была, остается версией, и ее надо отработать до конца.
      - Это конечно, - согласился Шилов. В палату заглянула дежурная сестра:
      - Молодой человек, вы просились на две минуты, а сидите уже пятнадцать. Надо же иметь совесть!
      - Девушка, - запел Андрей проникновенно, - вы даже не представляете, насколько красивы в этом белоснежном халате!
      - Ну вот еще! - засмущалась сестра. И уже просительно, будто извиняясь, сказала: - Больному нужен отдых.
      - Ухожу, ухожу. - Говоров встал. - Разве я могу ослушаться и огорчить такую очаровательную девушку?
      Сестра стрельнула в него заинтересованными глазками и улыбнулась так, будто выдала солидный аванс на будущее.
      - Поправляйся, Рома! Завтра постараюсь забежать.
      - Счастливо, Андрюша! - Шилов поднял свой огромный кулак. - Они не пройдут!
      - Без тебя, Рома, их труднее будет остановить. Так что скорее вставай в строй.
      - Я постараюсь.
      - Вот-вот, сильно постарайся. На тебя смотрит с надеждой вся мировая общественность.
      Выйдя из больницы, Андрей "оседлал" свой "шевроле" и отправился прямиком в магазин бытовых приборов под названием "Бетта", что располагался на Каменской улице, и, на языке военных, решил провести "разведку боем", или, проще говоря, познакомиться с этим самым Добрецовым, потолковать с ним за жизнь, о взглядах на текущие политические события в стране и мире и планах на будущее. Предварительно Говоров звонил в магазин и разговаривал с какой-то Кассией Львовной. От нее узнал, что они только что продали последнее голубое биде. На этом биде он и решил сыграть спектакль одного актера. Делал он это втайне от своего шефа Краснова, который неодобрительно относился к подобным инициативам, считая, что каждый должен заниматься своим делом. А то, что намеревался предпринять Андрей, явно выходило за рамки его служебных обязанностей. Если следовать правилам, то он должен бы вызвать Добрецова в прокуратуру и допросить о его взаимоотношениях с покойным Погожевым. Все так. Но если этот директор магазина действительно имеет какое-то отношение к убийству Погожева и всему остальному, то такой вызов ничего, кроме вреда, не даст. Конечно, можно было бы поручить его разработку оперативникам. Но, как считал Андрей, важен личный контакт, важно самому пощупать биомагнитное поле предполагаемого противника, посмотреть ему открыто и честно в глаза, постараться найти его ахиллесову пяту. Словом, решился нарушить запрет. Как говорится: "Бог не выдаст, свинья не съест".
      Говоров подогнал "шевроле" к самому входу в магазин, едва не подперев бампером дверь. Этот маневр, Андрей надеялся, произведет впечатление на работников магазина. Импозантный вид иномарки должен, по замыслу "режиссера", компенсировать несколько нереспектабельную и даже помятую внешность ее хозяина. По одежке встречают... Вот именно.
      Андрей стремительно вошел в магазин и обратился к продавцу, высокому субъекту примерно его возраста, облаченного в элегантную светло-коричневую тройку.
      - Приятель, здесь должны были оставить Анисимову голубое биде.
      - А Анисимов - это кто?
      Ироничный взгляд серых глаз продавца свидетельствовал о независимости, интеллекте и любви к самоанализу, а возможно, и умелом обращении с оружием.
      - Ты чё прикалываешься?! - взъярился Говоров. - Анисимов - это я.
      - Ясно, - усмехнулся продавец. - К сожалению, все биде уже проданы.
      Лицо Андрея выразило тупое недоумение.
      - Как так "проданы"?! - заорал он. - Ты с кем шутки шутишь, марципан ты хреновый? Да я тебя быстро устрою в безработные до конца жизни. Понял ты, кент??
      - Ничем помочь не могу - биде действительно нет в наличии, - спокойно и невозмутимо ответил продавец.
      - Ты чё, блин, несешь?! Гамбургер ты занюханный!
      - У вас какие-то оригинальные гастрономические сравнения, - вновь усмехнулся интеллект прилавка.
      - Я тебе, кулебяка ты сраная, на дому гастроном устрою! - взъярился Говоров. - Ты фекалиями своей тещи будешь питаться, революционер! А ну, живо давай биде, плюшка с горчицей!
      Однако субъект по ту сторону прилавка продолжал оставаться невозмутимым, как английский лорд.
      - Но я же вам русским языком сказал, что биде проданы. Очень сожалею.
      - Ну ты меня уже достал! - продолжал "гнать картину" Говоров. - Я тебе такую устрою встречу без свидетелей - мир покачнется. Понял?! Мне ж на днях ваша... Как ее... Кассия Львовна обещала оставить биде.
      - Туда, пожалуйста, - указал рукой направление продавец. - Вторая дверь направо.
      - Я с тобой, чахохбили ты недоперченный, еще поговорю, - угрожающе пообещал Андрей на прощанье и потопал во вторую дверь направо.
      Говоров бесцеремонно распахнул дверь с табличкой "Заместитель директора Топленова Кассия Львовна" и шагнул через порог. За пластиковым столом сидела женщина лет тридцати пяти и с любопытством смотрела на вошедшего. Сказать, что она была некрасива, значит ничего не сказать. Она была безобразна, как кикимора. Посадить ее при входе в магазин - и вряд ли кто рискнул бы в него зайти. Если, к примеру, побрить шимпанзе, надеть на него парик и сделать макияж, то он выглядел бы куда предпочтительней. Единственным достоинством на ее лице были огромные, в пол-лица, очки в позолоченной оправе.
      - Что вам угодно? - спросила Топленова и улыбнулась голливудской улыбкой. Вот зубы... Да, зубы у нее были действительно великолепные. Потому-то она их так охотно выставляла на обозрение, как товарный знак качества.
      - Ты будешь Кассия Львовна? - спросил Говоров.
      - Допустим, - вновь обнажила она свои "фарфоровые" зубы.
      - Ты чё прикалываешься?! Что значит "допустим"?
      - Ну я. Я - Кассия Львовна. А в чем, собственно, дело?
      - Во! Ты-то мне и нужна! - воскликнул Андрей и без приглашения плюхнулся на стул. Достал пачку "Мальборо", протянул Топленовой. - Будешь?
      - Нет, спасибо. Я не курю, - с брезгливой миной отстраненно проговорила та.
      - Гонишь?! - не поверил Андрей. - Брезговаешь?
      Она сочла за лучшее вообще не отвечать. Боже, как же они надоели, эти новые... эти новые посетители! Надоели своей бестактностью, своей беспардонностью, своим невежеством, наконец. Как же трудно с ними работать! Но ничего не поделаешь - надо. Через не могу. Такова парадигма жизни. И, тяжело вздохнув, замдиректора вновь обнажила свои великолепные зубы:
      - Чем могу помочь?
      Говоров поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, стряхнул пепел в пластмассовую коробочку со скрепками.
      - Я тут намедни с тобой толковал насчет голубого биде. Помнишь?
      - Что-то не припоминаю... Вполне возможно. Ну и что? Есть какие-то проблемы?
      - Ну ты, блин, даешь! Ты чё ж меня подводишь, таранька ты безмозглая?!
      Некрасивое лицо Топленовой пошло красными пятнами.
      - Нельзя так... Нехорошо! - строго проговорила она и даже погрозила ему пальчиком, из чего он сделал вывод, что прежде, еще при советской власти, она работала учительницей и поставляла все новых рекрутов и волонтеров в человеческий обезьянник.
      - Ты кому это грозишь, падла! - заорал благим матом Андрей и грохнул кулаком по столу, отчего коробочка со скрепками высоко подпрыгнула, скрепки вместе с пеплом рассыпались по столу.
      Очки Топленовой соскользнули с носа-пипочки и повисли на золотой цепочке. Она близоруко щурилась на Говорова и мелко тряслась то ли от страха, а скорее от возмущения.
      Тот же продолжал возмущаться:
      - Нехорошо?! А ты хорошо сделала, утка ты фаршированная?! Подлянку мне устроила, килька маринованная, и еще туда же - пальчиком?! Я тебе покажу пальчики! Я тебе из этих пальчиков рагу сделаю и заставлю слопать, волюнтаристка. А ну отвечай, куда ты затырила мое биде?! - И снова грохнул по столу кулаком.
      - Ой! - пискнула Топленова и стала медленно сползать с кресла под стол.
      В это время распахнулась дверь кабинета и на пороге нарисовался тридцатилетний красавец атлет.
      - Что за шум? - спросил он спокойным, ровным тоном.
      - Алик, спаси меня от этого ненормального! - взмолилась Топленова.
      Говоров невольно вздрогнул, услышав это имя. Ему потребовалось призвать на помощь всю волю и выдержку, чтобы не выдать себя.
      - В чем дело, молодой человек? - спросил. Добрецов.
      Сомнений не осталось - это был несомненно он. На ловца и зверь бежит.
      - А ты кто такой?! - воинственно сжал кулаки и приподнялся в кресле Андрей.
      - Я директор этого магазина Добрецов Алексей Владленович. И в чем же дело?
      - Хрен ты моржовый, а не директор магазина! Понял? Набрал дебилов и доволен. Что продавец мне полчаса нервы мотал, что эта вот...
      - Нахал! - подскочила в кресле Топленова, в присутствии шефа она вдруг осмелела и стала наглеть.
      - Заткнись, обезьяна! А то врежу промеж глаз, имя свое забудешь.
      Добрецов неожиданно рассмеялся. Легко так рассмеялся, весело и беззлобно. Сцена его явно забавляла. Он сел напротив Говорова и, увидев на приставном столике пачку "Мальборо", указал на нее рукой:
      - Вы позволите?
      - Валяй, - разрешил Андрей.
      Добрецов закурил. На нем была тонкая замшевая куртка и белоснежная водолазка. Темно-русые, слегка волнистые волосы, чуть удлиненное лицо, прямой нос с едва заметной горбинкой. Именно этот портрет "рисовала" Говорову Забродская. Правда, тогда на нем был замшевый пиджак. Очевидно, Добрецов питает слабость к замшевым вещам. Она тоже не сказала ничего про небольшую ямочку на подбородке. Но это не существенно. Глядя на него, Андрей понял, что перед ним именно тот, кого они столь долго и безуспешно искали. Да, но почему Алик, если он Алексей? Ну, не важно. Это была удача. Большая удача! Он был озабочен сейчас лишь тем, как бы не выдать своей радости, поглубже спрятать обуревавшие его чувства за наглостью "героя", которого играл.
      Добрецов откинулся на спинку стула, выпустил к потолку струю дыма и весело спросил:
      - Так скажет мне, наконец, кто-нибудь, что здесь произошло и в чем суть конфликта?
      - Алик, ну ты же видишь, что он ненормальный, - вновь завелась Топленова.
      Она уже окончательно пришла в себя, воздрузила на нос очки и стала походить на мартышку из басни Крылова, причем мартышку воинственную.
      - А ну заглохни, захлопни свою форточку, а то сквозит! - вновь взъярился Говоров. - Я тебе покажу ненормального, курица ты общипанная! Я из тебя сделаю ростбиф по-польски.
      Добрецов вновь рассмеялся. Спросил непринужденно Андрея:
      - Простите, с кем имею честь?
      - Анисимов, - пробурчал тот.
      - А имя-отчество?
      - Зачем это? Просто Анисимов.
      - Просто так просто, - тут же согласился Добрецов. - Господин Анисимов, расскажите по порядку, что произошло и чем вы недовольны?
      - Эта обезьяна затырила мое биде. Понятно?
      - Постойте, постойте, как так "затырила"? И что значит, "ваше"? Вы что, сдавали биде на хранение в наш магазин? - Насмешливый взгляд директора свидетельствовал, что разговор все больше начинал его забавлять.
      - А по-моему, все ясно, - хмуро проговорил Андрей. - Намедни я договорился с этой по телефону, чтобы она оставила мне голубое биде. А она либо загнала его, либо затырила и не отдает, лягушка под майонезом.
      Добрецов повернулся к Топленовой:
      - Кассия Львовна, он говорит правду?
      - Алексей Владленович, я не помню подобного разговора. Вчера звонил какой-то товарищ, интересовался голубым биде. Я ему ответила, что биде уже проданы. Вот и все.
      - Как это все?! Как это все?! - подпрыгнул Говоров. - Ты чё, блин, за идиота меня держишь али что?!
      - Успокойтесь, господин Анисимов, - миролюбиво проговорил Добрецов. Возможно, Кассия Львовна что-то спутала. Возможно. Давайте договоримся так: вы оставляете нам свой номер телефона, а мы постараемся найти вам в течение двух-трех дней голубое биде и сообщим. Как вы на это смотрите?
      - А может быть, "мое" биде у вас на складе? - с недоверием спросил Андрей.
      - К сожалению, биде действительно проданы, - развел руками директор. Можете мне поверить.
      - Хорошо, - сдался наконец Говоров. - Записывайте: 3-28-41, - назвал первый пришедший на ум номер телефона.
      - А почему пятизначный?
      - Потому что я живу в Бердске.
      - Ясно. А чем занимаетесь, если не секрет?
      - Продаю угнанные машины, - нагло рассмеялся Андрей.
      - Что ж, вполне достойный бизнес, - спокойно сказал Добрецов, усмехнувшись. - Рад был познакомиться. - Он встал, протянул на прощанье руку.
      - Взаимно.
      По рукопожатию Андрей понял, что за этой замшевой курткой пребывают пока в состоянии покоя крутые мышцы и дремлет в них до поры до времени могучая, убойная сила, готовая в любой момент пробудиться... Нет, не хотел бы он с ним встретиться где-нибудь в укромном месте. Не хотел бы.
      Андрей вышел из магазина и сел за руль "шевроле". Зря он так держал себя с Кассией Львовной. Зря. Кажется, он переиграл. Ему стало ее искренне жаль. Разве она виновата, что Бог наградил ее такой внешностью? А ее высокомерие, скорее всего, напускное, инстинкт самосохранения. Когда все закончится, он обязательно купит ей букет цветов и коробку конфет, и, если она согласится, они вместе выпьют по чашке чаю. Эта мысль его успокоила. И еще он вдруг понял, что искомый ими Алик сразу же угадал, кто перед ним. Потому и вел себя столь невозмутимо. Он над ним, актером погорелого театра, просто потешался.
      Глава 2
      В то самое время, когда Говоров давал бесплатное представление в магазине бытовых приборов "Бетта", к стойке администратора гостиницы "Новосибирск" подошел маленький полный господин лет сорока пяти - пятидесяти. Одет он был в тонкую светло-серую куртку и точно такие же брюки. В руках держал солидный портфель. Круглое лицо его с пышными гуцульскими усами было безмятежным, благодушным и улыбчивым.
      - Красавица, - обратился мужчина к тучной и хмурой дежурной администраторше, - мне нужен одноместный номер в вашем великолепном отеле. Можно с видом на море.
      Мужчина заливисто рассмеялся, довольный своей шуткой. Но дежурившая сегодня Майя Павловна Месяц к шуткам относилась строго отрицательно. К тому же утром ее муженек (не приведи Господи кому такого зануду!) и стерва свекровь (чтоб ее черти взяли!) изгадили ей настроение. Поэтому она смерила мужчину с головы до ног неприязненным взглядом. Тот настолько показался ей несолидным и нелепым, что она даже отвернулась от презрения к нему и сказала куда-то в сторону:
      - У нас здесь вам моря нет.
      - Ах, какая жалость, какая жалость! - завздыхал мужчина. - А я так рассчитывал. Но, как говорится, вынужден смириться с обстоятельствами и согласен, замечательная, на любой одноместный номер.
      Дежурная, все так же не глядя на мужчину, выудила толстыми пальцами бланк анкеты прибывшего в гостиницу, выложила его на стойку.
      - Заполняйте.
      - С огромным удовольствием, божественная! - улыбаясь, проговорил мужчина и, взяв бланк, покатил на коротких ножках к одному из стоящих в фойе журнальных столиков.
      Майя Павловна презрительно фыркнула ему вслед:
      - Воображают тут всякие!
      Через десять минут коротышка вернулся и протянул ей заполненную анкету вместе с паспортом. В ней значилось, что Хорунжий Павел Осипович прибыл в командировку из города Кременчуга сроком на неделю.
      - Оплачивать будете весь срок? - строго спросила Майя Павловна.
      - Обязательно и всенепременно, драгоценнейшая! - с воодушевлением воскликнул Хорунжий, пребывавший в отличном настроении.
      Дежурная фыркнула еще более презрительно и передала документы кассиру. Заплатив положенную сумму и получив карту гостя, Хорунжий взял у портье ключ от 921-го номера и направился к лифту. Это был обычный гостиничный номер со стареньким черно-белым телевизором на тумбочке и "припадочным" холодильником в углу. Номер гостя вполне устраивал. Человеком он был бывалым, многое повидавшим на своем веку, волею судьбы приходилось даже с блеском играть роль вокзального бомжа. Он раскрыл портфель, достал из него бритвенный прибор, разделся и направился в ванную, где придирчиво оглядел себя в зеркало и, очевидно оставшись довольным, смешно надул щеки и торжественно провозгласил:
      - Спешите видеть! Последние гастроли великого маэстро! - И заливисто рассмеялся.
      После чего просунул указательные пальцы за уши и довольно легко снял темно-русый, уже изрядно побитый сединой "волосяной покров", обнажив блестящую и бугристую, будто седалище павиана, лысину. Без парика Хорунжий стал совсем смешным и несолидным мужичонкой. Приняв душ и тщательно побрившись, он вновь напялил парик, оделся и спустился в ресторан. Плотно пообедав, вышел на площадь Гарина-Михайловского и направился к зданию железнодорожного вокзала, где сразу же прошел к автоматическим камерам хранения и остановился перед сорок восьмой ячейкой. Оглядевшись, набрал код, открыл дверцу и вынул светло-коричневый "дипломат" из крокодиловой кожи.
      Вместе с "дипломатом" он вернулся в свой номер, запер дверь на ключ. Лишь после этого набрал код на замке "дипломата" и откинул крышку. В глубоких вырезах пенопласта лежали два пистолета "Макаров", глушители к ним, с десяток обойм с патронами и небольшой, будто игрушечный, браунинг. Хорунжий достал один из пистолетов, снял с предохранителя, передернул затвор и, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок. Он довольно рассмеялся и кому-то пригрозил:
      - Нет, господа хорошие, Игорь Гарюнов не прощает нанесенные обиды и всегда платит по счетам!
      Те из читателей, кто знаком с предыдущим романом автора "Паранойя", вероятно, уже узнали в маленьком мужчине известного профессионального киллера экстра-класса, действовавшего под фамилией Кацобаев Владислав Иванович. Тем же, кто с ним незнаком, автор считает своим долгом пояснить, что Игорь Васильевич Гарюнов полгода тому назад прибыл в Новосибирск под фамилией Кацобаев с группой из шести боевиков якобы для охраны одного очень влиятельного босса, а фактически для совершения ряда убийств. Нет, заплатили ему очень даже неплохо, грех жаловаться. А потом, по какой такой причине, он так и не понял, да и вряд ли уже поймет, но только тот самый босс - этот красивый самоуверенный павлин дал указание двум желторотым юнцам, чтобы они, значит, его, Гарюнова, того, этого... Укокошили. Будто это так просто. О-хо-хо! И что за дураки такие, эти боссы?! Думают, если Денег куры не клюют, так все могут?! Думают, стоит им только захотеть, щелкнуть пальчиками - и все, и уже нет Гарюнова, превратился бедняга в космическую пыль и даже воспоминания о нем растаяли? Если бы все было так просто. Эта самоуверенность их и подводит. Очень подводит. Когда милиция обнаружила трупы охотившихся за ним боевиков, сам Гарюнов ловко скрылся и от мафии, и от правоохранительных органов, превратившись на какое-то время в натурального вокзального бомжа. О-хо-хо!
      А-ха-ха! Даже вспомнить страшно.
      Долгих четыре месяца жил он вместе с опустившимися на самое дно жизни, грязными, завшивевшими людьми, вынашивая план мести, пока не решился отправиться в Москву на поиски своего оскорбителя. Гарюнов еще никому и никогда не прощал обиды. В родной Москве у него было много знакомых, в том числе и среди очень влиятельных людей. Через них ему удалось установить, что подлинная фамилия его обидчика - Кудрявцев Роман Данилович. Узнал он также, что тот изменил внешность. Но это для Гарюнова ровным счетом ничего не значило. Как бы тот ни изменил внешность, он бы вычислил его в любой толпе даже по походке. Но когда он, казалось, уже вышел на след своей жертвы, то узнал, что тот на днях отбыл в Новосибирск. И Гарюнову вновь пришлось собираться в путь-дорогу. Он предвидел, что найти Кудрявцева в малознакомом городе будет довольно трудно, но уповал на его величество счастливый случай. Пока что ему всегда и во всем сопутствовала удача. Он верил, что так будет и на этот раз.
      Сегодня же вечером он решил посетить ночной бар "Валентин", с которого все и началось в прошлый раз, и потолковать с одной очень симпатичной официанточкой, разыгрывающей из себя разбитную простушку. Его не проведешь, уже тогда он понял, что она не так проста, как хотела казаться. Далеко не так проста.
      Он еще раз внимательно глянул на себя в зеркало. Парик и пышные усы делали его практически неузнаваемым. Он достал из портфеля массивные роговые очки с дымчатыми стеклами. Теперь его не узнала бы и мать родная. Да. Где она, эта беспутевая, давшая ему жизнь, но не давшая разумения? Затерялась, сгинула, канула в человеческом муравейнике. Разве ж можно таким разрешать рожать? Что хорошего могут они привить своему потомству? Вот есть же санитарная служба по борьбе со всякого рода вредителями, грызунами там, вредными насекомыми. Надо на уровне государства создать подобную службу по борьбе с , человеческими паразитами. Очень было бы правильно и даже где-то гуманно. Ведь они же генетически опасны для общества. Гарюнов рассмеялся. Эка куда его занесло! Он извлек все из того же портфеля бутылку коньяка, отвинтил пробку, хлебнул из горлышка. Хорошо! Вот покончит с этим павлином и все - уйдет на отдых, хватит этих страстей-мордастей, не в его возрасте этим заниматься. Купит где-нибудь в Подмосковье дачку, будет растить клубнику да собирать грибы в лесу. Замечательно! А может, и хозяйкой еще обзаведется? А что? Очень даже может быть. Сколько сейчас хороших женщин по России-матушке бродит, ищет теплого угла, где бы можно было приткнуться.
      - "Очаровательные глазки! Очаровали вы меня...", - неожиданно пропел Игорь Васильевич и гоголем прошелся по комнате. Хорошо ему было, весело.
      "А может быть, оставить этого павлина? Шут бы с ним!" - подумал. Но тут же отверг эту мысль. Нет, нет, этого никак нельзя. Это святое! Как карточный долг.
      Гарюнов расправил постель, лег и тут же уснул. Проснулся он ровно через четыре часа, бодрый и отдохнувший. Умылся. Вскипятил в стакане кипятильником воду. Заварил кофе. Замечательно! Достал один из пистолетов, зарядил, сунул сзади под брючный ремень, глушитель опустил во внутренний карман куртки, надел ее и вышел из номера.
      В баре "Валентин" за эти полгода практически ничего не изменилось. Прежде чем сесть за столик, Гарюнов прошел к стойке бара, с трудом взгромоздился на высокий табурет, заказал порцию фирменного коктейля "Валентин" и стал медленно небольшими глотками потягивать его, исподволь наблюдая за залом. Посетителей было пока немного, в основном молодежь. Вели они себя шумно и вызывающе, громко хохотали, стараясь перекричать друг друга. Дворняги! По ним уже давно тюрьма плачет. И каждый из них рано или поздно в ней обязательно побывает. О-хо-хо! Учит их жизнь, учит, а все бесполезно. Видно, так уж человек устроен - быстрее воспринимает дурные привычки.
      И тут Игорь Васильевич увидел знакомую официантку, ту, ради которой он сюда, собственно, и пришел. Она подошла к столику, достала из кармана блокнот и карандаш, приняв заказ, удалилась. И, глядя ей вслед, Гарюнов вдруг засомневался. А может быть, ему тогда показалось и эта девица никакого отношения ко всему этому не имела? Дело в том, что помимо их группы, получившей задание обеспечить личную охрану Кудрявцева, а также местных боевиков, охранявших проводимое здесь, в баре, совещание денежных мешков, была еще какая-то невидимая организация, отслеживающая каждый их шаг, каждый поступок и в нужный момент как бы направлявшая их действия. Тогда он был уверен, что к этой организации принадлежит и официантка. Как же ее имя? Кажется, Лидия. Да, точно, Лидия, А сейчас стал почему-то очень и очень в этом сомневаться. Уж слишком она с виду несерьезная, какая-то простодушная. Этакая наивная симпампулька с крепким здоровым телом.
      Гарюнов расплатился с барменом и прошел за один из свободных столиков, обслуживаемых Лидией, и стал ждать, просматривая меню и вспоминая, как полгода назад здесь повязали трех оперативников. Шустрые оказались ребята, выкрутились, казалось бы, из безвыходной ситуации. Молодцы! Никакой неприязни к сотрудникам милиции он никогда не испытывал. Они делали свою работу, и в зависимости от того, как они ее делали, так он к ним и относился. Работали профессионально уважал, допускали непростительные ляпы - презирал. Но пока что не нашлось еще ни одного, и, он надеялся, не найдется, кто бы смог переиграть его, Гарюнова.
      За этими размышлениями он не заметил, как рядом с его столом выросла официантка.
      - Слушаю вас, - раздался неожиданно ее мягкий грудной голос.
      Он поднял глаза, обдал ее с ног до головы ласковым, умильным взглядом, завосхищался:
      - Ах, какая гарная дивчина! Какая необыкновенная красавица! Прямо-таки ослепнуть можно, честное слово!
      Девушка засмущалась, одернула кружевной фартук, улыбнулась:
      - Вот еще! Скажете тоже! - Но по всему было видно, что слова Гарюнова ей по душе. А он еще больше укрепился в своих сомнениях.
      - Вы цены себе не знаете, божественная! Вам бы в Голливуде сниматься, а не в этом кафе работать. Как же вас звать, красавица?
      - Лида, - проговорила она.
      - А отчество-то у вас есть, бесподобная? Как папку вашего звали, восхитительная?
      - Сергеевна.
      - Лидия Сергеевна?! Прелестно! Великолепно! Замечательно! - залился соловьем Игорь Васильевич.
      И тут-то в ней что-то изменилось. Даже не в ней, а лишь во взгляде. На какое-то мгновение он стал вдруг цепким, как объектив фотоаппарата. И по этому вот мгновению Гарюнов понял, что и на сей раз интуиция его не подвела. Он на правильном пути. Открытие его и порадовало, и повергло в уныние одновременно. Не хотелось лишней крови. Так не хотелось. Но ничего не поделаешь, обстоятельства вынуждают, они, можно сказать, диктуют правила игры. Профессионал его уровня ошибается лишь один раз. Так же, как сапер. Как сапер. О-хо-хо! А-ха-ха!
      А она - неужели его узнала? Нет, не может быть. Это исключено. Да и видела она его раньше лишь мельком.
      - И что же вы, Лидия Сергеевна, драгоценная вы наша, можете мне предложить покушать чего-нибудь вкусненького? Я, знаете ли, очень люблю ублажить свою утробушку. От этой слабости и страдаю. - Он похлопал себя по крутому животу. - Да, да, страдаю, представьте себе. Хи-хи-хи! Ха-ха-ха!
      - Могу предложить нашу фирменную котлету "Валентин и Валентина", ответила она, улыбаясь, уж больно смешной посетитель, забавный.
      - "Валентин и Валентина", говорите? Ах, как расчудесно! Как мило! Это ведь был фильм такой, помните?
      - Не знаю. Может быть, - пожала плечами официантка.
      - Да, да, уверяю вас, был такой фильм "Валентин и Валентина". Замечательный, смею утверждать, фильм. Настоятельно рекомендую. Не пожалеете. И до которого часа вы здесь хлопочете, Лидия Сергеевна?
      - До семи утра.
      - Что вы говорите?! - удивился Гарюнов. - Это, должно быть, так трудно, несравненная, всю ночь на, ногах?
      - Конечно трудно. Но я уже привыкла. И потом, я работаю через день.
      - Ага, о-хо-хо... А теперь принесите-ка свою фирменную котлету, сто пятьдесят коньячку и салат из крабов. А то, может, выпьете со стариком за знакомство бокал шампанского?
      - Ой, да какой же вы старик?! - удивилась она. - Я бы с удовольствием. Только мне никак нельзя. У нас с этим строго. Могут с работы выгнать.
      - Жаль! Очень жаль! - опечалился Гарюнов. Через час, тепло распрощавшись с официанткой и пообещав непременно теперь ужинать в их баре, он вышел на улицу, поймал такси и вернулся в гостиницу. Заказал по телефону к шести часам такси, завел будильник на половину шестого, лег и тут же уснул. Что-что, а нервы у него были крепкими. Дай Бог каждому такие нервы.
      Игорю Васильевичу пришлось ждать Лидию около часа, скрываясь за углом дома напротив. Наконец она появилась и не спеша направилась в сторону Учительской. Он на почтительном расстоянии пошел следом.
      Благо в эти часы на улице было многолюдно. Через пару кварталов она свернула во двор трехэтажного дома и зашла в первый подъезд. Не мешкая, он направился следом. Бесшумно проник в подъезд, ступил на лестницу и поднял голову. Лидия открыла дверь квартиры на втором этаже справа и вошла в нее. Гарюнов вышел на улицу, закурил. Он был спокоен? Да, конечно же. Немного жаль эту заблудшую овечку, такую симпампульку. Но - сама виновата. Не надо было ввязываться в опасные мужские игры. Денег больших захотелось. Мечтала, поди, скопить их побольше, выйти замуж за красавца великана и уплыть с ним куда-нибудь по морю-океану в жаркие страны. О-хо-хо! А-ха-ха! Все этого хотят, да не у всех получается. Довольствовалась бы тем, что имела, глядишь, и дожила бы до глубокой старости.
      Гарюнов выбросил окурок, вошел в подъезд, поднялся на второй этаж, достал пистолет, привинтил к нему глушитель и решительно нажал на кнопку звонка квартиры 15. Около минуты подождал, прислушиваясь, и вновь позвонил.
      - Иду, иду! - раздался издалека голос хозяйки. "Была в ванной", - понял Игорь Васильевич. Дверь широко распахнулась, и перед ним предстала улыбающаяся Лидия в халате и с махровым полотенцем на шее. Волосы ее влажно блестели. Увидев его, она побледнела, глаза округлились от ужаса.
      - Вы?! - прошептала она помертвевшими губами, отступая в глубь коридора.
      По ее реакции он понял, что она его узнала, узнала еще там, в баре. Наблюдательная девочка. Очень наблюдательная. И скрытная.
      Он закрыл за собой дверь и, сладко улыбаясь, ласково проговорил:
      - Бога ради, простите, драгоценнейшая, за столь внезапное вторжение. Мне так неудобно, так неудобно, можно сказать, даже стыдно, но я вчера забыл вам, красавица, задать один малюсенький вопросик. Вы уж, восхитительная, извиняйте старика. Совсем плох стал. Старческий склероз, будь он неладен. А утром проснулся и опечалился. Как же, думаю, так случилось, что вопросик Лидии Сергеевне не задал? В бар побежал, а там говорят, что ушла уже домой наша красавица. О-хо-хо! Вы уж не обессудьте, ежели что не так.
      - Что вам нужно?! - прохрипела Лидия, отступая в комнату.
      От страха голос ее сел. Она прекрасно знала, какой страшный человек перед ней, на что он способен. Виталий Семенович ей много чего рассказал про него. Она его узнала в баре скорее не по внешности, а по этой вот сладкой манере говорить. Узнав, сразу же сообщила Виталию Семеновичу. Но срочно прибывшие в бар парни уже не застали говоруна.
      - Ну что же вы, Лидочка, такая непонятливая, право, - укоризненно покачал головой Гарюнов. - Я ж вам сколько твержу: вопросики у меня имеются. Потому и пришел. Почто неласково смотрите? Уж не обидел ли чем, божественная?
      - Я... Я... Я сейчас закричу!
      - А вот этого не советую, ласковая вы наша, - попенял он, продолжая улыбаться.
      Вывел из-за спины правую руку с пистолетом, вскинул и нажал на спуск. Пуля просвистела над головой Лидии и вплющилась в стену.
      - Ой! - вскрикнула девушка и плюхнулась на диван.
      - Ах, ах, как неловко получилось! - принялся сокрушаться Гарюнов. - Как же это так-то! Совсем плохой стал.
      - Что вам нужно?! - Лидия неотрывно смотрела на дуло пистолета, уже мысленно прощаясь с жизнью.
      - Спросить вас, девонька, хочу. Вы меня узнали, да?
      Она молча кивнула.
      - И когда же вы меня, лапонька, узнали? Там, в баре?
      Она вновь кивнула.
      - Очень хорошо. А успели ли вы сообщить обо мне своему начальству?
      Лидия потупилась, не ответила. Гарюнов придвинул к дивану кресло, сел напротив девушки.
      - Не надо меня обижать, милая. Не надо со мной в молчанки играть. А то ведь и моему терпению может прийти конец. Верно?
      Он вновь вскинул пистолет и спустил курок. На этот раз пуля пролетела рядом с ухом девушки.
      - Да, да, сообщила, - закивала она.
      - И кто же ваш шеф, дорогуша?
      - Я его только раз и видела. Честное слово! А так все по телефону. Или к нам в бар приходили его люди Борис и Валентин.
      - Кто же он такой? Как его звать, как величать?
      - Он в милиции работает. Капитан. Ага. Виталий Семенович. А фамилию он не называл.
      - В милиции, говоришь. Так вы, несравненная, значит, на милицию трудитесь?
      - Нет, нет, что вы. Это он только в милиции значится, а на самом деле работает на кого-то другого.
      - На кого?
      - А вот этого я не знаю. Честное слово!
      - Как же вы с ним познакомились?
      - Это еще до работы в баре было... Как-то я обчистила в гостинице одного иностранца, а капитан меня задержал с поличным. Ну и предложил - либо сотрудничать с ним, либо в тюрьму.
      - Так вы, восхитительная, занимались древней профессией?
      - А? Ну да. А что делать? Жить как-то надо, верно? - виновато улыбнулась девушка.
      - Нет, нет, я вовсе не осуждаю вас, бесценная. Вовсе не осуждаю. Что вы, несравненная, как я могу. - Он торжественно воздел указательный палец и, смешно раздувая щеки и выкатывая глаза, назидательно запричитал: - Он вам судия! Он всем нам отмерит полной меркою за грехи наши. "Аз воздам!" А-ха-ха! О-хо-хо!.. И что же было потом, обольстительная вы наша?
      - Он меня устроил в этот бар и наказал обо всем интересном докладывать лично ему или его парням.
      - А вот у вас был метрдотель, запамятовал его имя-отчество, старик...
      - Петр Сергеевич?
      - Вот именно. Петр Сергеевич. Да. Этот капитан был с ним как-то связан?
      - Нет, не думаю.
      - Почему?
      - Мне Виталий Семенович поручил за ним следить и докладывать о каждом его шаге,
      - Крайне любопытно. Весьма. И что же вы, дорогуша, ему обо мне рассказали?
      - Он отчего-то был уверен, что рано или поздно, но вы у нас объявитесь. И сказал, чтобы сразу сообщила ему.
      - Ну и?
      - Я как вас узнала, так ему позвонила.
      - А как же вы меня признали, позвольте полюбопытствовать?
      - Поначалу я вас совсем даже не узнала. А потом, когда стали говорить...
      - Вот как?! - удивился Гарюнов. - Язык мой - враг мой. Да? - заливисто рассмеялся. - Это надобно учесть. И что же было потом?
      - Борис, Валентин и еще несколько человек приезжали в бар, но вы уже ушли.
      - И много у вашего капитана помощников?
      - Я лично знаю только этих двоих. Но мне кажется, что много.
      - И все они в милиции служат?
      -Да.
      - Что делается! Что делается! - завздыхал Игорь . Васильевич. - Ни на кого невозможно положиться. Куда катимся, непонятно. А в каком отделе милиции работает капитан?
      - В Центральном.
      Гарюнов достал из кармана фоторобот Кудрявцева, протянул его Лидии.
      - А этого господина вы, случайно, не видели?
      Она внимательно рассмотрела фотографию, вернула, решительно сказала:
      - Нет, никогда.
      - И это все, что вы можете мне рассказать, бесподобная?
      - Да.
      - Что ж, и на том спасибо.
      Он вскинул пистолет. Раздался хлопок. На этот раз пуля угодила точно в лоб Лидии. Она, не издав ни единого звука, рухнула на диван.
      - Ах, какая жалость, какая жалость! - проговорил Игорь Васильевич, вставая. - Такая молодая особа. Такая красивая. Ей бы жить и жить. Жаль!
      Гарюнов был уверен, что вышел на верный след, который в конце концов обязательно приведет к Кудрявцеву. Знал он, что и противники не будут сидеть сложа руки. Нет. Поэтому в гостиницу возвращаться ему никак нельзя. Он усмехнулся. Не на того напали. Еще никому не удавалось его переиграть. Игорь Васильевич ощутил новый прилив сил, убыстрился ток крови по жилам, налились энергией застоявшиеся мышцы.
      Гарюнов зашел в ближайшую парикмахерскую и сбрил усы. Затем купил в киоске несколько свежих газет и, просмотрев их, нашел нужное объявление. Позвонил по указанному в рекламе телефону, подъехал и снял на улице Железнодорожной довольно приличную однокомнатную квартиру, заплатив хозяйке за три месяца вперед.
      Вечером на вокзале Новосибирск-Главный появился старый знакомый маленький и смешной бомж по кличке Пупсик. Старожилы встретили его тепло, тем более что Пупсик пришел не один, а с двумя "огнетушителями" "Агдама".
      Глава 3
      Краснов выслушал Говорова молча, сказал недовольно, избегая встречаться с ним взглядом:
      - Не одобряю я все это, понимаешь. - Встал, медленно прошелся по кабинету, тяжело вздохнул и твердо, как бы ставя окончательную точку, добавил: - Прошу учесть.
      Андрей невольно усмехнулся. Хороший мужик его шеф, но малость занудный, без чувства юмора и полета фантазии. Однако специалист классный.
      - Зато мы установили Алика.
      - А что толку, что установили? Есть у нас что-нибудь против него?
      - Нет, так будет.
      - Будет или нет, это еще бабка надвое сказала, - проворчал Краснов. - А то, что мы его насторожили, - это факт. Так ты уверен, что он тебя узнал?
      - К сожалению. Вероятно, он мою беседу с Бобровым смотрел из соседнего кабинета.
      - Вот то-то и оно. Теперь он вообще затаится.
      - Он и так сплошь окутан плотным туманом, будто острова Альбиона. Главное - мы его вычислили.
      - Не знаю, не знаю, что для тебя главное. Я, скажем, всю жизнь считал, что главное для следователя - доказать вину преступника. Выходит, что у нас с тобой разные подходы, понимаешь.
      - Задачи у нас, Михаил Дмитриевич, общие, а подходы уж точно разные, съязвил Говоров.
      - Ну, если ты такой умный, садись на мое место, командуй, раскипятился Краснов. - А я у тебя поучусь этим самым подходам. Давай, не стесняйся!
      И Андрей лишний раз убедился, что шутить с шефом совершенно невозможно, он тут же обижается.
      - Ад когитантум эт агэндум хомо натус эст.
      - Что, решил добить старика латынью?! - еще больше обиделся Михаил Дмитриевич.
      - Ни в коем случае. Просто когда мне не хватает своего разумения, я обращаюсь за мудростью к древним. Сказанная мной фраза означает: "Человек рожден для мысли и действия". Этим я хотел сказать, что мы отлично дополняем друг друга. Вы - титан мысли, я - человек действия. Объединив наши усилия, мы можем горы свернуть.
      - Выкрутился, подхалим, - добродушно рассмеялся Краснов. - И что же ты собираешься предпринять, человек действия?
      - Первое, что необходимо сделать, - привязать Добрецова к убийству Погожева. Для начала раздобыть его фотографию в паспортном отделе, установить сержанта Заельцовского ИВС, разрешившего "журналисту" свидание с Трубициной, провести опознание Добрецова.
      - Не возражаю. Вполне возможно, что убийство Погожева станет ключом к разгадке всего дела. Действуй.
      Дежурный по ИВС старший лейтенант, внимательно изучив удостоверение Говорова, спросил:
      - И что же вас, Андрей Петрович, интересует?
      - Меня интересует, кто дежурил в вашем ИВС в ночь с 18 на 19 декабря девяносто шестого года.
      - Подождите минуту, я сейчас принесу журналы дежурства.
      Ждать Андрею пришлось минут десять. Наконец появился дежурный, стал перелистывать журнал и скоро нашел нужную страницу. Проговорил несколько озадаченно:
      - Странно, но дежурил тогда старший сержант Осипов Вячеслав Дмитриевич.
      - А отчего это вам показалось странным?
      - Потому что у нас обычно дежурят офицеры, а сержанты являются их помощниками.
      - А как мне найти Осипова?
      - К сожалению, это невозможно.
      - Почему?
      - Он погиб прошлым летом.
      Говоров даже вздрогнул от неожиданности. Странное дело. Стоит только ему выйти на кого-то из свидетелей, как того из-под носа уводят прямиком на небо.
      - Когда и как это случилось?
      - Утонул прошлым летом на Обском море.
      - Он был один?
      - Нет, вместе со своей семьей - женой и двумя детьми.
      Андрей долго жал на кнопку звонка квартиры Осиповых, наконец из-за двери послышался звонкий детский голос:
      - Кто там?
      - Мне нужно Надежду Петровну.
      - Мама на работе.
      - А когда она вернется?
      - Скоро вернется. Через полчаса.
      - Спасибо, друг!
      - Я не друг.
      - Вот те раз. Это еще почему?
      - Я - девочка.
      - А ты считаешь, что девочка не может быть другом?
      - Девочка может быть подругой, - серьезно ответила невидимая собеседница.
      - Гм. Логично. Очень логично, - был вынужден согласиться Говоров.
      Он спустился во двор, сел на скамейку около подъезда, закурил и стал ждать Надежду Осипову. Интуитивно он чувствовал, что смерть сержанта не была случайной. Добрецов избавился от свидетеля? Да, но почему тогда он не сделал этого сразу, а ждал более полугода? Нет, это на него не похоже. Значит, Осипов стал для него опасен позже. Возможно, он подслушал разговор между Трубициной и Добрецовым и попытался из этого извлечь выгоду - начал шантажировать? Вполне возможно. Как бы там ни было, с его смертью рвалась последняя ниточка, ведущая к одному из главных руководителей мафии, если не главному. Каким же образом к нему подобраться? И сколько это еще будет стоить человеческих жизней? Здесь задумаешься. Циркулюс вициозус (порочный круг). Вот именно. И нет никакой возможности его разорвать.
      Где-то через полчасика Андрей увидел шедшую к подъезду полную женщину лет тридцати пяти с преждевременно увядшим некрасивым лицом. Он встал и шагнул навстречу.
      - Добрый день! Надежда Петровна?
      - Да. А в чем дело? - обеспокоилась Осипова и стала оглядываться по сторонам, будто искала защиты.
      - Да вы не волнуйтесь. Я из прокуратуры. - Говоров достал удостоверение, протянул ей. - Вот, пожалуйста.
      Она сразу же успокоилась, взяла удостоверение, взглянула и тут же вернула.
      - Слушаю, Андрей Петрович. Что вас интересует?
      - Мне хотелось бы поподробнее узнать о причине смерти вашего мужа.
      Она внимательно и строго взглянула на него.
      - Почему это вас заинтересовала его смерть? Ведь уже год прошел.
      - Появились определенные обстоятельства, - уклончиво ответил Говоров.
      - Обстоятельства?! - явно деланно удивилась она. - А почему же вы прежде меня и слушать не хотели, говорили, что я все выдумываю?
      - Я этого не знал.
      - Ну, не вы конкретно, а ваше начальство. Какая разница.
      - И что же вы говорили раньше?
      - Я утверждала и сейчас уверена - он не мог утонуть без посторонней помощи.
      - Надежда Петровна, давайте присядем, - он указал рукой на скамейку, и вы все мне подробно расскажете. Хорошо?
      - Ой, что же это я, - спохватилась она. - Извините, Андрей Петрович! Пойдемте в квартиру, там и поговорим.
      Их встретила дочка Осиновой, девочка лет двенадцати - тринадцати, такая же серьезная и строгая, как мать, но совсем на нее не похожая. Курносый нос, большие дерзкие глаза говорили о независимости.
      - Здравствуй, подруга! - приветствовал ее Говоров. - А меня зовут Андреем Петровичем.
      - Здравствуйте! Оксана. Это вы приходили? - проговорила она, продолжая пристально его рассматривать.
      С годами из нее получится неплохой следователь.
      Точно.
      - Я. А что, не похож?
      Она молча пожала плечами и ушла.
      - Оксана у меня не по годам серьезная, - с улыбкой объяснила Осипова, провожая дочь любовным взглядом. - К ней надо привыкнуть. Проходите, Андрей Петрович.
      В квартире был идеальный порядок. Поэтому Говоров снял туфли, прошел в комнату и сел на диван. Достал из "дипломата" бланк протокола допроса свидетеля, положил на журнальный столик. Увидев его приготовления, Надежда Петровна спросила:
      - Это так серьезно?
      - Пока еще трудно сказать что-то определенно. Но по одной из версий мы допускаем, что вашего мужа могли убить, как неугодного свидетеля.
      - И об этом вспомнили лишь сейчас?
      - Эта версия появилась у нас совсем недавно, в связи с расследованием другого дела. Надежда Петровна, вспомните, пожалуйста, в декабре девяносто шестого, примерно за десять дней до Нового года, муж, вернувшись с дежурства, рассказывал вам что-то необычное?
      Осипова надолго задумалась, вспоминая. Затем с виноватым видом развела руками.
      - Нет, ничего такого не приходит на память. Вообще-то он много чего рассказывал. Разве все упомнишь.
      - А не говорил ли он про девушку-наркоманку, убившую своего любовника?
      - Да, да! - обрадованно воскликнула она. - Конечно же! Как я могла это забыть. Рассказывал, что ее привезли ночью совершенно бесчувственную. Он еще не хотел ее помещать в камеру, требовал врача. Но его успокоили, сказали, что она наркоманка и скоро придет в себя. Действительно, так и случилось. А рано утром мужу позвонил кто-то из начальства и сказал, чтобы он обеспечил встречу какого-то журналиста с этой девушкой.
      - Ваш муж не слышал, о чем они беседовали?
      Осипова покраснела, потупилась.
      - Не помню.
      Говоров понял: ей стыдно признаться, что муж подслушивал чужой разговор. Но она определенно что-то знает. От волнения у него даже вспотели ладони. Он должен, обязан вытянуть из нее показания. И он решил раскрыть перед ней все карты.
      - Надежда Петровна, у нас есть все основания считать, что с девушкой в то утро разговаривал убийца вашего мужа. Он же отправил на тот свет своего знакомого Погожева, а осудили за это ту девушку. Когда же она, отбывая наказание, поняла, что ее просто грубо подставили, то написала мне письмо и попросила к ней приехать, я не успел, он организовал и ее убийство. Теперь вы понимаете, что это за человек и как важно его остановить? А без вашей помощи сделать это будет крайне трудно.
      Осипова долго молчала, колеблясь и не решаясь начать. Наконец глухо проговорила:
      - Хорошо. Я скажу. Муж слышал, как тот журналист долго убеждал девушку не вмешивать его в это дело и не называть его имени.
      - И это все?
      - Да. Разве что... Когда посетитель уходил, то предложил мужу миллион рублей. А вскоре после этого случая Слава стал его разыскивать, при мне звонил в редакции газет, журналов, интересовался, есть ли у них высокий, под два метра, журналист, описывал его внешность.
      - Нашел?
      - Не знаю. Но теперь думаю, что да, нашел. Где-то за неделю до своей смерти он пришел домой очень веселый, возбужденный, выложил на стол пять миллионов и сказал: "Теперь, Надюха, заживем!" Я спросила: "Что это за деньги?" А он ответил: "Развязал денежный мешок". Я не придала тогда значения его словам, думала, что ему вернули задолженность по заработной плате. Теперь-то понимаю, что за "мешок" он развязал. Господи! Ну зачем это ему было нужно? Ведь нормально жили. Не бедствовали, как другие. Нет, большего захотелось. - И она тихо заплакала.
      Говоров подождал, пока она успокоится, спросил:
      - Надежда Петровна, ваш муж называл фамилию того начальника, что дал ему указание допустить журналиста к заключенной?
      - Нет, не называл... А впрочем, не помню.
      - Может, говорил, где он работает?
      - Муж сказал, что позвонили из управления.
      - А кто конкретно звонил, не сказал?
      - Нет.
      - Расскажите об обстоятельствах его гибели.
      - Отец мой обезножил и подарил нам свои "Жигули". Хоть и старенький автомобильчик, но бегал исправно. Поэтому летом мы всегда пытались вырваться за город. Эту субботу взяли девочек и поехали на Обское море. День был теплым и солнечным. Поехали на "Солдатский пляж". Это недалеко от шлюзов. Там и вода чище, и людей немного. Позагорали, решили перекусить. Я занялась обедом, а Слава пошел окунуться. Ушел и с концами.
      - Он хорошо плавал?
      - Еще бы не хорошо. Очень даже хорошо. В детстве даже какой-то разряд имел.
      - И вы не слышали никаких криков о помощи?
      - Нет, ничего. Я едва с ума не сошла. Вызвали спасателей. Но они его не нашли. Лишь через несколько дней тело прибило к берегу в километре от этого места.
      Говоров записал ее показания в протокол. Она прочла, расписалась.
      А на улице шел дождь. Даже не дождь, а сплошной ливень. Неистовый. Яростный. Громыхало. Тучи, сшибаясь лбами, озаряли иссиня-черное небо яркими зигзагами молний. По асфальту неслись вспененные потоки.
      Говоров, решив переждать дождь, стоял под козырьком подъезда, смотрел на разбушевавшуюся стихию, курил. В детстве в родном Спирине он любил с друзьями бегать босиком под таким вот дождем и кричать что есть мочи: "Дождик, дождик, пуще, дам тебе гущи!", "Дождик, дождик, перестань, я уеду в..." Куда же они собирались уехать? Забыл. Все постепенно забывается. Гаснут даже самые яркие картины детства.
      Он был доволен сегодняшним визитом к Осиповой. Появилась пусть тоненькая, но ниточка к Добрецову. Кто же звонил Вячеславу Осипову рано утром 19 декабря 1996 года? Как бы это узнать? Жена считает, что из управления милиции. Кого мог послушать сержант? Начальника своей службы. Раз. Любого из руководителей управления - два. Своего хорошего знакомого. Три. Кого же еще? Дежурного по городу - вот кого. Последний много предпочтительней всех остальных, так как подобной просьбой вряд ли будут тревожить рано утром высокое начальство. Итак, поиск следует начать именно с дежурного по городу. Точно.
      Глава 4
      - Хватит дрыхнуть, в натуре. Офа-ана-арел! - раздался скрипучий голос Гены, разбудивший Добрецова.
      Попугая Алексей Владленович купил два года назад у зоомагазина. Проходил мимо, а там Гена потешал толпу зевак великолепным знанием лагерного лексикона. По команде хозяина, парнишки лет четырнадцати, Гена, распушив гребень и хлопая крыльями, сипло орал: "Ата-ас! Шухер! Менты пархатые! Валеты! Куда смотрит ОМОН, в натуре!" - вызывая приступы хохота. Смешной был попугай, почти по Жванецкому, и Добрецов купил его за пятьсот тысяч. Но оказавшись в незнакомой квартире, Гена словно язык проглотил. Сидел печальный, нахохлившийся и упорно молчал. Первые дни даже ничего не ел. Такая преданность птицы прежнему хозяину тронула Добрецова. Он проникся к Гене уважением и сочувствием. Заговорил упрямец лишь через полгода. Это было вечером. Алексей смотрел телевизор. Вдруг Гена захлопал крыльями и проскрипел: "Накатить бы сейчас, хозяин!" Гена часто так к месту употреблял фразы, что у Добрецова не раз возникало сомнение: а не обладают ли птицы разумом?
      Он посмотрел на часы. Шесть утра. Так рано Гена его будил лишь при переходе на летнее время. Вставать не хотелось. Во всем теле ощущалась разбитость и усталость. Не выспался. Вчера вечером ему позвонил Полуэктов и сообщил, что в баре "Валентин" объявился старый знакомый Кацобаев. Был тот в парике, усах и темных очках. Официантка опознала его по характерной для него речи и тут же сообщила капитану.
      - Что будем делать, Алексей Владленович? - спросил Полуэктов.
      - Направь в бар своих лучших людей. Учти, киллер мне нужен живым и здоровым.
      - Ясно, - ответил капитан. Минут через сорок он вновь позвонил и сказал, что его парни не застали Кацобаева в баре.
      - Так найдите его, - раздраженно распорядился Добрецов. - Задействуйте всех своих людей, но чтобы он в ближайшее время был найден.
      - Найдем, - заверил его Полуэктов. - Не волнуйтесь, Алексей Владленович.
      - Это тебе надо волноваться, капитан, - сказал Добрецов и положил трубку.
      Появление киллера в городе обеспокоило его гораздо больше, чем неожиданный визит Говорова в магазин. Журналиста он узнал сразу, так как достаточно на него насмотрелся при его беседе с Бобровым. Да, но если он заявился к нему в магазин, то это могло означать лишь одно: Говоров вместе со своим другом Шиловым разгадали его ход с двойником Олегом? Не иначе. Это свидетельствовало о незаурядных способностях оппонентов. Что ж, тем интереснее будет сама игра. Добрецов любил нестандартные обстоятельства. К тому же эта ситуация была у него под контролем.
      Визит Говорова его не обеспокоил, нет. Скорее позабавил. Он с интересом за ним наблюдал и оценил его актерские способности. Весьма одаренный молодой человек. Немного, правда, хамоватый, а так ничего. Он, Добрецов, с удовольствием взял бы его в свою команду. Умные и талантливые люди ему позарез нужны. Над этим стоит подумать.
      Да, но каким образом он все же на него вышел? Скорее всего, чисто случайно. Стал интересоваться друзьями и знакомыми покойничка Погожева... Именно так. Погожев... А ведь когда-то они были друзьями. Затем их дороги круто разошлись. Тот был из вымирающего племени идеалистов - полагал, что можно стать богатым честным способом. Глупость несусветная. Когда же Погожев узнал об операциях с техническим спиртом, он стал просто опасен. И тогда Добрецов решил, как говорится, одним ударом избавиться и от него, и от порядком уже надоевшей любовницы.
      Он тщательно подготовился и блестяще осуществил задуманное. Чувствовалась школа Антона Сергеевича Полякова. Около трех лет руководил Добрецов на Предприятии Полякова небольшой сверхсекретной группой. О ее существовании знал только шеф. В ее задачу входило: наблюдение и сбор компромата на компаньонов и ближайших помощников самого Полякова, даже начальника службы безопасности Предприятия Комиссарова, сбор компромата на конкурентов и нужных политиков, а если таковой отсутствовал или его было недостаточно, то и его создание. Благодаря этому Поляков, по существу, держал в руках весь деловой мир и многих местных политиков и за сравнительно короткое время сумел всех подмять под себя. Крах, казалось бы, непотопляемого Предприятия Полякова многому научил Добрецова. Очень многому. Он понял, что, пока идет жесточайшая война за перераспределение собственности, сфер влияния и еще до конца не ясен исход этой борьбы, ему, Добрецову, надо оставаться в тени, не высовываться. Он был уверен, что его время еще впереди. Он придет на эту землю полноправным могущественным правителем. Это могущество дадут ему деньги, много денег. Так будет. А пока...
      Собрав воедино разрозненные остатки бывшей промышленно-финансовой империи Полякова, Добрецов принялся за дело. Имея в руках солидный архив компромата, он без особого труда договорился с нужными людьми делового мира, политиками, администраторами. Не брезговал и услугами криминалитета. Даже, наоборот, самые рискованные операции -по поставке и реализации наркотиков, продаже оружия, производство нелегальных винно-водочных изделий, игорный бизнес, проституция, рэкет поручались именно им. Так проще - они не задавали ненужных вопросов. Алексей Владленович продумал систему безопасности таким образом, чтобы гибель одного подразделения не могла повлиять на жизнедеятельность всего Предприятия. Его основу составляли финансово-промышленные группы, действовавшие совершенно автономно друг от друга. Такой была и группа Боброва. Каждая из них, наряду с законной, так сказать, деятельностью, осуществляла один из видов нелегального бизнеса. Группа Боброва, в частности, занималась наркотиками. О существовании Добрецова, кроме руководителей, не знал никто. Да и те не догадывались, что именно он стоит во главе Предприятия. В разговоре с ними он часто говорил:
      "Есть мнение, что вы больше думаете о себе, чем о деле", "Есть мнение, что вам пора включаться в избирательную кампанию. Со значком депутата вы будете выглядеть предпочтительнее". Таким образом, он давал понять, что выражает не только свою точку зрения, за ним стоит какой-то могущественный коллективный орган.
      Каждая из финансовых групп имела свой банк, где отмывались "грязные" деньги, свою газету, отстаивающую ее интересы, и охранную службу. Добрецов создал мощную систему безопасности Предприятия, поручив ее руководство Полуэктову. Выбор его не был случаен. Алексей Владленович долго присматривался к капитану, большому охотнику к шальным левым заработкам, прежде чем поручить ему столь ответственное дело. Полуэктов был умен, хитер, беспринципен, весьма деятелен и осторожен. Лучшего шефа службы безопасности трудно было пожелать. Просмотрев две видеопленки о передаче ему взяток, капитан без каких-либо угрызений совести согласился на сотрудничество и очень скоро доказал, что Добрецов в, нем не ошибся.
      Идея Москвы о создании сверхмощного концерна, объединившего бы всех крупных промышленников и финансистов, Добрецову понравилась. Такому концерну по плечу будет решить все задачи. Все правильно надо брать бразды правления в свои руки. Давно пора. Надежды на бездарных и продажных политиков нет никакой. Только деловые люди, с их хваткой и предприимчивостью, с их аналитическим складом ума и финансовыми возможностями, могут создать идеальную и дееспособную модель государства.
      Первое появление в городе Кудрявцева, представителя только что народившегося Высшего экономического совета страны и будущего правителя Сибири, не обеспокоило Добрецова. Более того, чтобы осуществить задуманное, тот был ему нужен - Кудрявцеву доверяла Москва. Контактировать с ним было поручено Свалову. Тот однажды представил Кудрявцеву Алексея, как молодого и перспективного бизнесмена. Из их десятиминутной беседы Добрецов понял, что Роман Данилович умен, предприимчив, деятелен и талантлив, но слишком самонадеян и самовлюблен. А это, в конце концов, приведет его к печальному результату. Когда дело будет сделано, он исчезнет так же таинственно, как и появился. Но пока Кудрявцев нужен был Добрецову живым и невредимым, наделенным полномочиями Центра. Вот почему Алексея так встревожило сообщение Полуэктова. Кацобаев объявился в городе вслед за Кудрявцевым не зря.
      - А зар-р-рядку кто за тебя должен делать? Пон-тий Пилат? - недовольно проскрипел Гена, прервав размышления Добрецова.
      Со временем Гена многое утратил из своего богатого блатного речевого наследия и все меньше стал "ботать по фене". Теперь он мог удивить многозначительным высказыванием: "Завтра, завтра, всегда завтра - так проходит жизнь".
      - Заткнись, Цицерон, - добродушно усмехнулся Алексей, вставая.
      - От Цицерона слышу, - огрызнулся Гена, вновь удивив Добрецова точным попаданием ответа.
      Зарядку делать не хотелось. Но по укоренившейся привычке взял гантели и в течение получаса основательно размялся. Принял холодный душ. Тщательно побрился. Выпил чашку кофе. Порядок. В восемь позвонил Полуэктов.
      - Алексей Владленович, Кацобаев, скорее всего, проживает в гостинице "Новосибирск" под фамилией Хорунжий. Но его в номере не оказалось. Со слов портье, он часов в шесть ушел из гостиницы.
      - Куда, интересно, в такую рань?
      - Понятия не имею.
      - Пусть твои люди ждут его возвращения. Еще раз предупреди, что он мне нужен живым.
      - Уже сделано.
      - Вот и хорошо. Бывай.
      Добрецов положил трубку. Столь опытный профессионал был нужен ему. Очень нужен. Со временем он даст киллеру возможность поквитаться с Кудрявцевым. Но только после выполнения тем своей миссии, не раньше.
      Второй звонок Полуэктова нашел Добрецова в одиннадцать часов в магазине. Уже по его голосу он понял, что случилось что-то из ряда вон.
      - Алексей Владленович, убита официантка.
      - Это Кацобаев?
      - Несомненно. Почерк тот же.
      - Вы его взяли?
      - Нет. Он в гостинице не появлялся. И вряд ли теперь появится. Он вновь нас переиграл.
      - Выходит, что так, - согласился капитан.
      - Официантка о тебе знала?
      - Да. Я ее лично вербовал.
      - Ну и дурак. Теперь ходи и оглядывайся. Кацобаев обязательно попытается выйти на тебя. И если ты его не опередишь, то я тебе не завидую. Да, но каким образом он вычислил официантку?
      - Понятия не имею. О ней, кроме двух ближайших моих помощников, не знал никто. Вероятно, догадался.
      - Умен этот киллер. Очень умен. На его поиски задействуй всех своих людей.
      - Может быть, подбросить информацию в городскую прокуратуру Истомину? Кацобаев ведь у них в розыске.
      - Что ж, мысль интересная, но страшно глупая. Если киллер окажется у них, то он молчать не будет, а это может означать лишь одно - крест на твоей карьере. Ты должен молить Бога, чтобы тот же Истомин узнал о появлении Кацобаева как можно позднее.
      Разговор оставил у Добрецова неприятный осадок. Он стал разочаровываться в шефе безопасности. Глупеет прямо на глазах. От страха, что ли? Если так, то это скверно. Очень скверно. Самое время подумать о его замене. К тому же Полуэктов слишком много знает. А трусу много знать не положено, поскольку это опасно для всего Предприятия. И Добрецов вспомнил о подполковнике Васильеве, работавшем в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью и оказывавшем ему мелкие услуги. Пора задействовать его на полную катушку. А Кацобаева они поймают на живца, на этого труса Полуэктова. Киллер в ближайшее время обязательно на него выйдет...
      Настроение у Алексея Владленовича заметно улучшилось.
      Глава 5
      После обеда в кабинет Беркутова влетел возбужденный Сергей Колесов и, потрясая перед его носом какими-то бумагами, прокричал:
      - Ты это читал?!
      - Что именно? Тезисы твоего очередного выступления по телевизору? Что ты так волнуешься, не понимаю. Телезрители давно привыкли к твоим глупостям. Их теперь уже ничем не удивишь.
      - Юморист. На, читай! - Сергей демонстративно бросил на стол бумаги.
      "Информационная справка о совершенных преступлениях 5 августа..." прочел Беркутов. В глаза бросилось сообщение, отмеченное Колесовым красной галочкой: "5 августа в своей квартире выстрелом в голову была убита официантка ночного бара "Валентин" Хмельницкая Лидия Сергеевна. Преступник скрылся. Мотивы убийства устанавливаются".
      - Тю-ю-у! - присвистнул Дмитрий. - Вот вам, бабушка, и Юрьев день! Лидочка! Кому же помешала эта заблудшая овца с сексапильной попкой? За что же с ней так жестоко?
      - Видно, было за что. Я звонил в Калининское управление, разговаривал с оперативниками, выезжавшими на место происшествия. Корыстные мотивы они напрочь отвергли - в квартире полный порядок. А знаешь, куда был произведен выстрел?
      - Точно в центр лба, - ответил Беркутов.
      - Как ты догадался?! - удивился Сергей.
      - На то я и Беркутов, - снисходительно усмехнулся Дмитрий. - Иначе у меня была бы совсем другая фамилия. Ну, к примеру, Дронов там или Колесов, а?
      Но Сергей в ответ лишь благодушно рассмеялся. Слишком хорошо он знал своего друга, чтобы обижаться.
      - И к какому же ты, умник, пришел выводу?
      - Ну, это совсем просто. Бери бумагу и записывай. Из темного мрака забвения и безвестности на арену вновь вышел наш старый знакомый Кацобаев Владислав Иванович.
      - Точно! - вновь удивился Колесов. - Я тоже о нем подумал, как только узнал от парней подробности убийства.
      - Поздравляю! Вы, мой друг, делаете успехи. Определенно.
      - А как думаешь, почему Кацобаев вдруг объявился? - спросил Сергей, пропуская мимо ушей насмешки друга.
      - Вообще-то на этот вопрос тебе лучше всего ответил бы сам Владислав Иванович. Но поскольку мы не знаем пока, где его найти, попробую ответить за него. Рассуждаем логически. Киллеру появляться в нашем городе, где вся милиция вкупе с прокуратурой давно готовятся к его торжественной и трогательной встрече, вроде бы совсем не резон. Так?
      - Так.
      - И вместе с тем он появляется. И сразу же оставляет свою "визитную карточку" в квартире на Богданке. Почему? Если мы ответим на этот вопрос, то узнаем мотивы убийства, а там и до всего остального рукой подать.
      - Утешил, называется, - разочарованно протянул Колесов. - Этак и я могу.
      - С чем тебя и поздравляю. У нас в школе учительница литературы Наталья Ефимовна любила говорить: "Хорошо, когда у человека крепкие нервы. Когда же это не нервы - канаты, то это патология"... Так на чем мы остановились?
      - На мотивах убийства.
      - Так вот я и говорю. Ты помнишь, чем едва не закончился прошлый визит киллера в наш город? Объясняю специально для господина подполковника - прошлый раз Кацобаева едва не убили. А кто давал боевикам приказ?
      - Кудрявцев, очевидно.
      - Вот именно. Кудрявцев, он же - Свистунов, он же - подданный Турции Исламбек-оглы, решил таким образом отблагодарить киллера за работу, а заодно избавиться от опасного свидетеля. Мог Кацобаев пройти мимо подобного свинства и не попытаться разобраться с боссом? Хоть они, киллеры, недочеловеки, но тоже гордость имеют... Что молчишь, Сережа? Или процесс торможения у тебя уже обрел необратимую форму?
      - Ты хочешь сказать, что Кацобаев прибыл к нам, чтобы поквитаться с Кудрявцевым?
      - Ну, наконец-то! - радостно воскликнул Беркутов. - Спешите видеть! Смертельный аттракцион! Мышь родила слона!
      - Слушай, Дима, ты когда-нибудь бываешь серьезным?
      - Исключительно когда сплю. Да и то не уверен. По свидетельству моей сожительницы, я и во сне веду себя несолидно.
      - Так вы что, до сих пор не зарегистрировались?! - удивился Колесов.
      - До сих пор. Все как-то некогда было. Собирались завтра подать заявление, если, конечно, не произойдет ничего непредвиденного... Так о чем мы?
      - О том, что Кацобаев приехал из-за Кудрявцева.
      - Вот именно. Появление Кацобаева прямо свидетельствует, что Кудрявцев вновь в нашем городе. Разумеется, сейчас он уже не Кудрявцев и даже не Свистунов, а уж тем более не Исламбек-оглы. А прибыл он, если верить показаниям арестованного нами в прошлый раз бизнесмена Свалова, для осуществления своей давней мечты - стать полноправным правителем всея Сибири. Не меньше.
      - А ты веришь, что это в принципе возможно?
      - Еще как возможно, Сережа. Еще как возможно. Они никогда не были так близки к цели, как теперь. Им обеспечена поддержка в высших эшелонах власти. Поэтому, попомни мое слово, мы с этим делом еще наплачемся. Даже если киллер осуществит задуманное, это ровным счетом ничего не изменит. Расклад сил не в нашу пользу.
      - Мы должны взять киллера до этого. Обиженный Кацобаев может многое нам рассказать о Кудрявцеве и его планах.
      - Не думаю, что это будет просто сделать. Вспомни, чем закончились все наши попытки в прошлый раз. То-то и оно. Нет, найти его будет гораздо труднее, чем Кудрявцева. Чтобы найти Кацобаева, мы должны как можно быстрее вычислить местонахождение будущего правителя.
      - Ну это-то несложно будет сделать. Размножим его фотографию, раздадим оперативникам и агентам, кто работает с деловыми.
      - Святая наивность! Ты слишком плохого мнения о мафии, мой любезный друг. Если ты не поймешь, что там работают профессионалы почище нас с тобой, то плохо кончишь.
      - Не понял?
      - Кудрявцев заявился к нам не только под чужой фамилией, но и с другой внешностью. Тем более сделать это сейчас совсем просто.
      - Ты полагаешь?
      - Уверен. Но вычислить его все же можно. А главное, мы обязаны опередить киллера.
      Глава 6
      Полуэктова Гарюнов установил уже на следующий день. Два дня ушло у него на изучение маршрутов ка питана. Жил он с женой и тринадцатилетней дочкой в трехкомнатной квартире на улице Крылова. Дочку на лето .отправили к родителям жены в деревню. Имеет две машины: "пежо" - для жены и "БМВ" - для себя. И это на скромную капитанскую зарплату? Вот какие нынче пошли капитаны милиции. О-хо-хо! Куда катится страна? Непонятно. Нет, раньше бы он себе этого не позволил. Раньше бы у него поинтересовались, на какие такие шиши он приобрел эти иномарки и каждый год вместе с супругой совершает вояжи за границу. А теперь никого это не колышет. Все заняты исключительно сами собой. Что делается в мире! Что делается!
      Столь подробную информацию Игорь Васильевич почерпнул из рассказов благочестивых старушек, просиживающих дни и вечера на скамейке перед подъездом, представившись им беженцем, мыкающим горе горькое по вине нынешней власти, рассказав совершенно жуткую историю своих мытарств по некогда великой стране и вызвав слезы сочувствия. Уж что-что, а сочинять он был горазд. Нет, он не спрашивал их о семье Полуэктовых, они сами все ему выложили.
      Виталий Семенович Полуэктов возвращался домой обычно около восьми часов вечера. Капитан, плотный здоровяк с лисьим лицом, Гарюнову откровенно не понравился - такие гладкие да ухоженные слишком любят срывать цветы удовольствия. Такие вот нынче пошли капитаны. Раньше они, кроме ранений, заработанных в схватках с бандитами, да неприятностей по службе, ничего за душой не имели, а нынче они желают жить на широкую ногу и по возможности ни в чем себе не отказывать. О-хо-хо! А-ха-ха! А если разобраться, то еще неизвестно, кто жил и живет по-человечески. Один хоромы себе возводит, которым бы сам Крез позавидовал, а другой на последние гроши книжки умные покупает. И оба счастливы. О-хо-хо! Странно устроен человек. Трудно понять, что ему нужно.
      В половине восьмого Гарюнов позвонил в квартиру Полуэктовых.
      - Кто там? - раздался из-за двери приятный женский голос. Дверь была металлическая, с двумя замками. Видно, есть что хранить капитану за такой дверью.
      - Извините, но мне бы Виталия Семеновича. - Он еще не вернулся с работы.
      - Ах, какая жалость, какая жалость! - принялся сокрушаться Гарюнов. - А мы с ним договорились о встрече ровно в половине восьмого.
      Дверь приоткрылась ровно на длину цепочки. В образовавшуюся щель выглянула довольно миловидная молодая женщина.
      - Так вы с ним договаривались? - спросила недоверчиво.
      - Конечно же договаривались. Очень даже договаривались. Как раз на половину восьмого, восхитительная.
      Полуэктова невольно улыбнулась маленькому смешному гостю и его манере говорить, надувая щеки.
      - Странно, что он меня не предупредил, - сказала она, размышляя, впускать ли гостя в квартиру. Нет, муж категорически запретил ей это делать. Надо посоветоваться с ним. Обязательно.
      - И мне это кажется странным, божественная. Даже, я бы сказал, обидно до глубины души. Ваш муж, несравненная, необязательный человек, смею вас заверить.
      - Вы подождите минутку, я сейчас позвоню ему.
      - Конечно, конечно. Какие могут быть вопросы, - проговорил Гарюнов, извлек из-за спины правую руку с пистолетом. Раздался хлопок - и цепочка перебита метким выстрелом. Гарюнов вошел в квартиру и закрыл за собой дверь.
      У направившейся звонить мужу Полуэктовой от страха подкосились ноги. Она пошатнулась и, чтобы не упасть, прислонилась к стене, повернулась к Гарюнову.
      - Кто вы?! Что вам нужно?! - прошептала женщина помертвевшими губами.
      Непрошеный гость вскинул пистолет и нажал на спусковой крючок. Пуля угодила Полуэктовой в центр лба, и она осела на пол.
      - О-хо-хо! А-ха-ха! Какая жалость, какая жалость! - принялся сокрушаться киллер. - Такая приятная молодая особа. Жаль! Очень жаль! Но, с другой стороны, сама, голубушка, виновата. Надобно было выходить замуж за порядочного человека, а не за мерзавца. Вот так-то вот. Любила спать мягко, кушать сладко и по заграницам шастать? Вот и поплатилась, красавица.
      Осторожно, чтобы не испачкаться кровью, он подхватил труп Полуэктовой под мышки, дотащил до ванной комнаты, перевалил в ванну, задернул штору. Порядок. Снял с вешалки полотенце и стер с напольного кафеля следы крови. В коридоре на красной ковровой дорожке кровь, если не присматриваться, почти не видна.
      Капитан Полуэктов возвращался домой мрачный и озабоченный. Он задействовал на поиски Кацобаева все силы, но отыскать хотя бы намек на след киллера не сумел. Он на мгновение представил, что этот сукин сын доберется до Кудрявцева и совершит задуманное, и ему стало не по себе. Нет, нет, только не это. К тому же добраться сейчас до Кудрявцева будет не так-то просто. Они предприняли определенные меры, задействовали две мощные охранные фирмы. Рядом с ним одновременно находятся около двадцати боевиков. Маршруты его поездок специально оговариваются. Но Полуэктов понимал, что предусмотреть все невозможно, а потому нервничал.
      Виталий Семенович в целом был доволен жизнью. Она складывалась именно так, как он того хотел. С детства мечтал разбогатеть, и разбогател. Пока, конечно, не настолько, как виделось в воображении, но все же может кое-что себе позволить. Он был уверен, что будет у него еще и вилла на Адриатическом побережье, и крупный счет в швейцарском банке. Все будет. Еще в институте он знал, что пойдет работать в милицию в отдел по борьбе с экономическими преступлениями, где, как говорили парни, можно зашибить приличные бабки. Взятки он стал брать с первого же года службы. Причем делал он это настолько хитро и осторожно, что ни разу не попался. Правда, начальник отдела подполковник Кузнецов недоверчиво косился на подчиненного, что-то подозревал. Но подозревать - это одно, это сколько угодно, это и он, Полуэктов, с таким же успехом может подозревать и самого подполковника. Главное - не попасться, верно? Но если Кузнецов не поймал его за руку, то это удалось людям Добрецова. Полуэктов об этом не жалел. Нет. Даже был рад, что подвернулось настоящее дело, где и платили соответственно. А еще понял, что новый хозяин и те, кто за ним стоит, очень крутые люди, за ними будущее, и старался, как мог, оправдать их доверие.
      Он возглавил систему безопасности Предприятия, состоящую два года назад из трех автономных групп, в которые входили в основном бывшие сотрудники милиции. Сейчас таких групп восемь. Три сформированы исключительно из работающих сотрудников. Одну из групп возглавлял старший инспектор УБЭП управления милиции подполковник Щербаков, вторую - начальник отдела уголовного розыска одного из районных управлений подполковник Смирнов, третью - старший инспектор Регионального управления по борьбе с организованной преступностью майор Солдатенко. Однако Полуэктов особенно гордился операцией по вербовке заместителя начальника уголовного розыска области полковника Зайцева Игоря Николаевича. Сам Зайцев из старой гвардии и имел безупречную репутацию, но вот сынок его Дмитрий очень был охоч до денег и стремился их добыть как законными, а чаще незаконными методами. На одной из таких операций по продаже краденых иномарок Дима Зайцев и был застукан. Ему грозил длительный срок заключения, а папаше - большие неприятности по службе. На этом полковник сломался и стал верой и правдой служить Предприятию. Руководил Полуэктов группами через своих непосредственных помощников Бориса Попсуева и Валентина Камышева. Он был доволен своей работой, в будущем уже видел огромный кабинет, обтянутый светло-коричневой кожей, и себя за массивным столом в генеральском мундире. Министр внутренних дел Сибирской Республики! Недурственно звучит, верно?
      Но если бы Виталий Семенович знал или хотя бы предвидел, что Добрецовым на нем уже поставлен жирный крест, то вряд ли был бы столь благодушен.
      Вернулся Полуэктов домой в половине девятого и был крайне удивлен тем, что жена его не встретила.
      - Валюша! - окликнул он ее, включив свет в коридоре.
      Тишина. "Странно, - подумал Виталий Семенович, - что же с ней такое случилось?"
      Жену он нашел в спальне. Она спала, укрывшись с головой одеялом. На прикроватной тумбочке лежал открытым очередной роман Жорж Санд. Это неприятно удивило Полуэктова. Совсем разленилась, помешалась на этих романах, честное слово. Даже мужа с работы встретить не может. Он подошел к кровати, откинул одеяло... И увидел направленный на него пистолет и улыбающегося Кацобаева. Тот сам его нашел. Все тело Виталия Семеновича сковало непомерной тяжестью. Он прекрасно понимал, чем эта встреча может для него закончиться. О жене мгновенно забыл..
      - Виталий Семенович! - радостно воскликнул киллер, садясь. - Неужели же это вы?! Рад! Несказанно рад нашей встрече! Много наслышан о вас как об умном, инициативном и талантливом человеке. Давно мечтал познакомиться. Говорят, будто бы вы меня искали. Это так?.. Что же вы молчите, Виталий Семенович? Я думаю, голубчик, что мне представляться нет необходимости? Но отчего молчите? Своим молчанием вы, милейший, можно сказать, меня обижаете. Нехорошо эдак-то гостей встречать, Виталий Семенович, некрасиво. Я ведь к вам пришел не в молчанки, понимаете ли, играть, а с совершенно конкретным интересом.
      У Полуэктова кружилась голова. Подташнивало. Так вот он каков, этот страшный человек. На вид совсем безобидный, щелчком убить можно. Сколько же на его совести загубленных жизней? И вот пришел еще за одной. Что же делать?
      - Как вы здесь оказались? - наконец глухо выда-вил из себя капитан.
      Вопрос этот отчего-то очень развеселил киллера. Он заливисто рассмеялся, надул и без того пухлые щеки, почмокал губами.
      - Смешной вы человек, ваше благородие. И вопросы смешные задаете. Как я здесь оказался? Я ведь не бестелесный дух какой, а сугубо материальное существо. Человек. А человек... Как там у классика? "Человек - это звучит гордо". Вот! - Он поднял назидательно указательный палец. - Вы, Виталий Семенович, красавец вы наш писаный, внимательно следите за ходом моих мыслей? Как я еще мог здесь, матерый вы человечище, оказаться, как только через дверь? Иного способа попадания в квартиру еще не изобрели. Ваша жена, красавица, меня впустила. Тоже, кстати, молчуньей была. О-хо-хо! Чему только вас учили в ваших школах-университетах? Чему угодно, но только не вежливости. Только не вежливости. Так-то вот.
      - Вы! - вырвался из груди Полуэктова сдавленный крик. Он подавился воздухом и надолго зашелся кашлем. Из натуженных глаз потекли слезы. Он хотел из бокового кармана пиджака достать носовой платок, но был остановлен киллером.
      - Не надо, Виталий Семенович, голубчик, лишних телодвижений. Не надо. А то я за себя не ручаюсь. У меня ведь тоже нервы имеются и все такое прочее, драгоценный вы наш.
      Капитан видел, что Кацобаев буквально упивается минутой своего торжества. Его так и распирает гордость. Что ж, все верно, его взяла. Но есть ли у него, Полуэктова, шанс уцелеть? Самый ничтожный. Если играть по правилам киллера. Надо попробовать с ним договориться. Да, да, иного ему не дано. Надо попытаться.
      - Вы ее убили? - спросил он.
      - Что поделаешь, Виталий Семенович. Что поделаешь! - тяжело вздохнул киллер и развел руками. - Но вы не волнуйтесь, смерть ее была легкой, мгновенной. Она еще и испугаться по-настоящему не успела, а душа ее уже отлетела в мир иной. Такой смерти можно позавидовать. Сейчас ваша красавица уже, поди, бродит по райским кущам, пьет, аки пчела, сладкий нектар с чудесных цветов, кушает разные вкусности да дышит хрустальным воздухом. Хорошо! А мы с вами, Виталий Семенович, вынуждены пребывать в этой гнусности, дышать отравленным воздухом, потреблять гербицидные овощи и фрукты, бруцеллезное мясо, маяться от всевозможных болезней, коим несть числа, мучиться от человеческой глупости, хамства и невежества. Так что, если разобраться, то еще неизвестно, кому следует завидовать - нам с вами или вашей драгоценной супруге. О-хо-хо! А вот что же мне с вами-то делать, замечательный вы наш? Вы ведь даже покаяться не успели в своих грехах. Не примут вас, Виталий Семенович, на том свете без покаяния. Никак не примут. Тут я намедни видел одного попика по телевизору. Так вот, этот утешитель убеждал, что Господь наш милостив и может простить самого отчаянного грешника. Главное - вовремя покаяться в своих грехах и попросить у него прощения. Так что у нас с вами есть еще шанс обрести царствие небесное.
      - Я людей не убивал,- холодно проговорил По-луэктов.
      - А вот и неправда, милейший. Если не вы сами, то по вашему заданию обязательно убивали. Нынче без этого в большой политике никак нельзя. А вы ведь сторожевой пес этой самой политики. Мечтали, поди, стать министром внутренних дел в будущем правительстве Сибири. Сознайтесь, была такая мыслишка? Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Не отпирайтесь. По глазам вижу, что была, сладкий вы наш. И потом, убийство - это еще не самый страшный грех. Вы ведь, дорогой Виталий Семенович, давали клятву на верность служения стране и народу, а пресмыкаетесь перед разного рода сомнительными личностями. Вы клятвопреступник, Виталий Семенович. А это грех страшнее всех прочих. Так что, путь вам, бриллиантовый вы наш, без покаяния в царствие небесное заказан. Никаким образом вас туда не пропустят. И даже ваши связи здесь не помогут.
      Капитан стал уставать от болтливости киллера. Для чего тот пришел? Чтобы молоть всю эту чушь? Нет, его привел сюда конкретный интерес. Ему нужен Кудрявцев. Не узнав, где обидчик и каким образом до него можно добраться, киллер не будет его, Полуэктова, убивать. Нет, не станет. Эта мысль приободрила капитана. Его сейчас вовсе не интересовал московский босс. Нет. Ведь именно по его вине он, Полуэктов, попал в подобную ситуацию. Он даже будет рад, если киллеру удастся его убрать с дороги. Самое время подумать о себе. Он выдаст необходимую Кацобаеву информацию, но только в обмен на обещание сохранить ему жизнь. Только на этих условиях. И завтра же его не будет ни в этом городе, ни в этой стране с ее прозрачными границами.
      - Чего вы хотите? - спросил он киллера.
      - Ага, уже слышу не мальчика, но мужа, - обрадовался Кацобаев. - А вы деловой, Виталий Семенович. Сразу берете, так сказать, быка за рога. Похвально! Мне это нравится. Честное пионерское! - Он заливисто рассмеялся, раздувая щеки. - Так вас, золотко, интересует, чего же я хочу? Если откровенно, Виталий Семенович, я хочу бросить все эти страсти-мордасти (возраст уже, знаете ли, не тот) и уйти на покой, остаток дней провести тихо, благостно, вымаливая у Отца нашего небесного прощение за содеянное.
      - Но вы ведь не за этим ко мне пришли?
      - Ах, какой вы догадливый! - разыграл удивление киллер. - Все прямо на лету схватываете, умненький вы наш. Что верно, то верно. Сюда я пришел совсем не за этим. Верно. Не могу я уйти на покой, не заплатив кое-кому кое-какие должки. А без этого не будет моей душе успокоения ни на этом и ни на том свете.
      - Вас интересует Кудрявцев?
      - Верно! -вновь "удивился" Кацобаев. - Ну молодец! Ну догада! Вы мне положительно нравитесь, Виталий Семенович. Именно этот негодяй меня и интересует. Горю нетерпением услышать, где вы его прячете, как охраняете, где он бывает и с кем? Словом, мне нужна полная информация о нем.
      - Я могу вам ее выдать, но при одном условии.
      - Я весь внимание, жемчужный.
      - Вы обещаете сохранить мне жизнь?
      - Да сколько угодно. Клянусь памятью моей мамы! - воскликнул Кацобаев с надрывными нотками в голосе.
      И Полуэктов выложил ему все, что знал о Кудрявцеве: где живет, как охраняется, какими маршрутами ездит, даже нарисовал схему дома с охранной сигнализацией, постами боевиков.
      - Это все? - спросил киллер.
      - Все, - кивнул капитан.
      - А кому вы, голубчик, служите? Кто ваш хозяин?
      - Я непосредственно подчиняюсь Добрецову Алексею Владленовичу. А кто стоит за ним, не знаю.
      - Кто он такой?
      - Заведует магазином бытовой техники "Бетта".
      - Что ж, очень хорошо! Можно даже сказать, замечательно! Своим рассказом вы, Виталий Семенович, сослужили большую службу человечеству и заслужили прощение Всевышнего. Я отпускаю вам грехи. - И киллер вскинул пистолет.
      - Как! - успел лишь удивиться Полуэктов и мертвым рухнул на пол.
      Гарюнов встал. Не спеша отвинтил глушитель, пистолет сунул сзади под брючный ремень. Он никогда прежде не пользовался дважды одним и тем же оружием. Но сейчас обстоятельства изменились. Глядя на труп капитана, с сожалением проговорил:
      - Какой наивный, какой доверчивый человек! Разве же сейчас можно верить обещаниям, да еще таких негодяев, как я? А с виду производил впечатление умного человека. О-хо-хо! А-ха-ха! Ничему-то их жизнь не учит. Н-да. И потом, у Гарюнова принцип - не оставлять свидетелей. Оттого он и дожил до почтенного возраста. Только поэтому.
      За окнами уже была ночь. Рано стало темнеть. Это значит, что приближается осень. Гарюнов очень не любил это время года, особенно в последнее время. Осень вместе с ненастьем и слякотью несла ему остеохондроз, обострение язвы желудка и другие болячки, коими он обзавелся за долгие годы нервной и опасной работы. А еще осенью наваливались апатия и хандра, что при его профессии недопустимо.
      Он вышел из квартиры, стал медленно спускаться по лестнице. Темную фигуру человека, шагнувшего из глубины тамбура, он заметил лишь в самый последний момент и не успел среагировать; сильный удар обрушился ему на голову и погасил сознание.
      Глава 7
      Дежурил по городу в ночь с 18 на 19 декабря 1996 года майор Игорь Матвеевич Случанко. Но он оказался в отпуске. Андрей позвонил ему домой. Жена ответила, что муж неделю назад уехал по путевке в санаторий "Белокуриха". Сплошное невезение. Попробовал дозвониться до "Белокурихи", но связь была ужасной. Да и о чем можно дотолковаться по телефону? Придется Добираться в санаторий самому. Доложил свои соображения Краснову.
      - Надо ехать, - согласился тот. - Кто знает, может быть, на этот раз нам повезет.
      Говоров оформил командировку, купил билет на поезд и решил позвонить в Челябинск капитану внутренней службы Колдобиной.
      - Андрюша, здравствуй! - воскликнула Виктория, сразу узнав его по голосу. - Рада тебя слышать. А я пробовала разыскать тебя в редакции, но там сказали, что ты уволился. Куда же ты пропал?
      - Все возвращается на круги своя, Виктория. Вернулся и я.
      - Что это значит?
      - Вновь работаю в прокуратуре.
      - И правильно сделал. Самая мужская работа. А ты легок на помине. Только что о тебе вспоминала.
      - Приятно слышать. И в каком же виде предстал я в этих воспоминаниях?
      - В разных. - Колдобина загадочно рассмеялась. - Ты к нам в командировку не собираешься?
      - А что, есть основания?
      - Есть. Хомова и Овчаренко признались в убийстве Грубициной. Прокуратурой возбуждено уголовное дело, ведется расследование.
      - Ты молодец, Виктория! Что-то прояснилось?
      - Они говорят, что убили за десять тысяч долларов, заказчик - парень лет двадцати пяти.
      - Есть фоторобот?
      -Да.
      - Можешь направить его нам телефаксом?
      - Постараюсь. Чего не сделаешь ради хорошего человека, верно? Куда послать?
      - В прокуратуру области на имя следователя по особо важным делам Краснова.
      - Отправлю сегодня же.
      Перед поездкой в "Белокуриху" Андрей решил попроведать Романа Шилова. Не обнаружив его в палате, страшно удивился. Соседи по палате сказали, что тот начал ходить и, вероятно, сейчас во дворе. Действительно, друга Говоров увидел на скамейке вместе с женой Тамарой. Они настолько были увлечены разговором, что не заметили Андрея.
      - Все воркуете, голубки!
      От неожиданности Тамара вздрогнула, а Роман расплылся в улыбке.
      - Андрюша! - воскликнул радостно, вставая. - А я видишь вот... Того, этого... - Не найдя слов, притопнул поочередно ногами. - Каково?!
      - Рад за тебя. Рома. Только ты поосторожнее топочи ножищами. А то проломишь земную твердь. Хватит нам и природных катаклизмов. А вообще, ты порядочный свинтус! Такую потрясающую новость я узнаю от чужих людей.
      - Так я тебе звонил, но тебя не было дома.
      - Привет, Тома. - Говоров наклонился и поцеловал Шилову в щеку. - Все расцветаешь? Не боишься за мужа? Смотри, как он копытами бьет. Как молодой рысак. Ускачет к какой-нибудь медсестре.
      - Трепач! - добродушно рассмеялся Роман.
      - А я, уходя, буду его приковывать к кровати наручниками, - ответила Тамара серьезно.
      - Вот это ты правильно решила. Одобряю. А то ведь за ним не уследишь.
      - Надо же, спелись! - удивился Шилов. - Знаешь что, Андрюша, чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Нашелся, тоже мне, этот... Как его... Поборник нравственности.
      - Тома, тебе не кажется, что он сегодня что-то разговорился?
      - Ранение пошло ему на пользуй-поддержала Андрея Тамара.
      - Точно! Спелись! - рассмеялся Роман. Говоров протянул другу пакет с яблоками.
      - Держи. Жуй железо, пока жуется.
      Шилов взял пакет, положил рядом на скамейку, слегка подвинулся.
      - Садись, Андрюша, рассказывай, как дела. Андрей кратко поведал о последних событиях.
      - Значит, ты все же нашел этого Алика? Молодец! - похвалил Роман.
      - А что толку? Доказательств у нас на него ноль целых и ноль десятых.
      - Так ты полагаешь, что он и сержанта?
      - Уверен. - Говоров встал. - Давай прощаться, Рома. Мне пора. На пару дней еду в санаторий "Белокуриха".
      - А что ты забыл там?
      - Хочу немного подлечить нервы. А то от общения с тобой они сильно расшалились.
      - Нет, все-таки я тебе когда-нибудь намылю шею. Дождешься, - серьезно пообещал Шилов.
      - Как говаривал еще великий Аристотель: "Амикус Плято, сэдмагис амика вэритас!" (Платон мне друг, но истина дороже). Запомни, Рома, сам, передай детям и детям детей своих, что сила - самый недостойный аргумент в споре интеллигентов.
      - Хорошо, - кивнул Шилов. - А взбучку я тебе все же обещаю.
      - Эх, Рома, Рома! Дремучий ты человек, и принципы у тебя дремучие. Это факт, не требующий доказательств. Будь здоров, дитя тайги! Поправляйся.
      В Бийск Говоров прибыл ранним утром. Накрапывал нудный дождь. Дул сильный холодный ветер. На привокзальной площади стоял старенький "пазик" с табличкой "Санаторий "Белокуриха". Андрей пристроился на заднем сиденье. За два часа автобус основательно ухайдокал пассажиров. То дергался, как припадочный, угрожая развалиться на полдороге, то останавливался, остывая.
      Случанко он нашел в своем номере в компании довольно миловидной блондинки лет тридцати пяти. Они сидели за столом и пили кофе. Хозяин, жгучий брюнет довольно приятной наружности, встретил гостя радушной улыбкой. Но стоило тому представиться, улыбка приказала долго жить, лицо разом стало потерянным и несчастным, а черные глазки забегали туда-сюда, туда-сюда, будто у кота на старинных ходиках, символизировавших когда-то семейный уют и благополучие. Он вскочил, схватил руку Говорова и принялся ее трясти, приговаривая:
      - Рад! Очень рад! - Долго пытался вернуть на лицо улыбку. Но все никак не получалось. - А мы, так сказать, кофейничаем... Ирина Владимировна захотела... Не желаете?
      - Кого?
      Вопрос привел Случанко в еще большее замешательство. Он несолидно захихикал, плюхнулся на стул, схватил свою чашку и махом, будто там была водка, выпил. Но кофе попал не в то горло, и майор захлебнулся, натужно закашлялся... Ирина Владимировна вскочила и принялась что есть мочи дубасить своего Друга кулаком по спине. Наконец кашель отпустил.
      - Извините! - просипел Случанко виновато.
      - Да ну, что вы, - ответил Андрей, улыбаясь. - С кем не бывает. Вы, Игорь Матвеевич, зря так на меня реагируете. Я ведь не из комитета нравственности и тоже по утрам люблю выпить чашку кофе. И не вижу в этом ничего зазорного. Честное слово!
      Ирина Владимировна вскочила и, торопливо обронив сочным контральто: "Извините!" - выскочила из комнаты. Андрей проводил ее удивленным взглядом.
      - Что это здесь за манера такая - извините, извините?! Может быть, это слово что-нибудь означает? Может, пароль? Нет?
      Случанко вновь несолидно захихикал. Предложил:
      - Кофе не желаете с дороги?
      - С дороги очень даже желаю.
      Приготовив кофе, Случанко подвинул чашку Андрею, и только тут до него дошло, что просто так следователь прокуратуры в санатории не появляется, а если все же появился, то на это должна быть веская причина. Спросил тревожно:
      - Вы ко мне по какому вопросу?
      Говоров отхлебнул кофе. В столь промозглую погоду он был как раз кстати. Андрей внимательно изучал сидящего перед ним мужчину. Кто он порядочный офицер или шестерка мафии? Попробуй определи. А от этого многое зависит. Очень многое. Если он окажется шестеркой, то вряд ли что скажет. И Андрей решил начать разговор издалека.
      - Игорь Матвеевич, вам привет от вашего старого приятеля.
      - Вот как?! - удивился Случанко. - А от кого именно?
      - От Добрецова.
      - От Добрецова?.. Простите, но эта фамилия мне ничего не говорит. Кто он такой?
      Андрей рассмеялся, укоризненно покачал головой.
      - Ну зачем же вы так, Игорь Матвеевич! Нехорошо забывать старых друзей. Очень нехорошо! Только не говорите мне, что вы не знаете директора магазина бытовых приборов "Бетта" Алексея Владленовича Добрецова. Я все равно этому не поверю.
      - Но я, действительно, не того... Что-то не припоминаю, - растерялся майор. :
      Реакция его была вполне естественная. Скорее всего, он нормальный порядочный офицер и никакого отношения ко всему этому не имеет. А симпатичная блондинка в номере? Ну это его личное дело. Бывает, что и к порядочным людям заходят по утрам женщины на чашку кофе. Что в этом особенного?
      - А вот он вас очень даже хорошо знает и признателен вам за оказанную услугу.
      - Какую еще услугу? - насторожился Случанко.
      - В декабре девяносто шестого года во время вашего дежурства вы оказали ему, можно сказать, неоценимую услугу. Неужели не помните?
      Лицо майора пошло красными пятнами, на скулах заиграли желваки, взгляд черных глаз стал злым, колючим.
      - Кто вы такой?! - медленно проговорил он, слегка приподнимаясь и все более наливаясь подозрительностью. - Прошу ваше удостоверение.
      - Удостоверение? Ноу проблем. - Говоров достал книжечку, протянул Случанко.
      Тот долго рассматривал, глупея прямо на глазах. Вернул удостоверение, недоуменно пожал плечами.
      - Никак не возьму в толк, о чем вы спрашиваете? Какую услугу и кому я оказал? Может быть, объясните, Андрей Петрович?
      - Объяснить? Что ж, можно и объяснить. В ту ночь вы дежурили по управлению.
      - Возможно. Не помню.
      - Я не спрашиваю, а констатирую факт. Вспомните, пожалуйста, как звонили дежурному Заельцовского ИВС, чтобы тот разрешил встречу журналисту Добрецову с арестованной за убийство Трубициной.
      - Ах, это, - вымученно улыбнулся Случанко. И уже по этой улыбке Андрей понял, что приехал сюда не напрасно. - А я никак не могу взять в толк, о каком Добрецове идет речь? Я и фамилии того журналиста не помню. Да мне кажется, что Полуэктов ее и не называл.
      - Кто такой Полуэктов?
      - Капитан Полуэктов из Калининского управления. Мы вместе с ним заканчивали юридический факультет. Он мне позвонил и попросил организовать встречу знакомого журналиста с арестованной за убийство своего любовника. Как вы назвали ее фамилию? Трубицина? Да, да, кажется, именно эту фамилию он и называл. Я и позвонил в ИВС.
      - Кто такой этот Полуэктов?
      - Работал тогда старшим инспектором отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Где сейчас? Не знаю. Мы с ним с того времени ни разу не пересекались. А почему вас заинтересовал этот случай?
      - Долго рассказывать, Игорь Матвеевич, - уклончиво ответил Говоров.
      - Понятно, - кивнул Случанко.
      Когда Андрей сел на знакомый старенький "пазик", то заметил, что следом за ним в автобус вошел высокий симпатичный блондин. Именно с этим блондином он ехал в санаторий. Точно. Похоже, этого парня больше интересует он, Говоров, а не санаторий. Очень похоже. Вспомнил, чем едва не закончилась его командировка в Челябинск, и ему стало не по себе. И он решил действовать, чтобы обезопасить себя от возможных неприятностей.
      На вокзале Бийска отыскал милицейский пункт. Вошел. В небольшой насквозь прокуренной и грязной комнате два сержанта, чтобы хоть как-то скоротать время, резались в карты. На Андрея не обратили никакого внимания, что ему крайне не понравилось.
      - Валентин Сергеевич сюда не заходил?
      - Это кто еще такой? Твой папа? - пошутил один из сержантов, маленький и подвижный. Другой тут же разразился громким смехом. Видно, так у них были распределены роли - один говорил глупости, а другой над ними смеялся. Так им было интереснее жить, легче шлепать по жизни.
      - Ну, ребята, удивляете. Не знать начальника управления транспортной милиции?! Да-а!! Это надо уметь!
      Лица сержантов стали бледными и растерянными. Карты в мгновение ока исчезли в кармане маленького сержанта.
      - К-какого еще н-начальника управления?! - заикаясь, спросил его приятель, полный и массивный.
      - Ну не моего же. Мы с ним договорились здесь встретиться.
      - Шутишь?! - попробовал улыбнуться маленький, но из этого ничего не получилось.
      - Какие могут быть шутки, ребята! - "возмутился" Говоров. - Он с минуты на минуту должен сюда прийти, а вы в карты... Ну и порядки у вас в милиции! И опять же грязно, накурено. А высокое начальство на пороге.
      - Коля! - заорал благим матом маленький. - Открой окно и двери, пусть просквозит.
      Его приятель бросился выполнять указание. Маленький схватил полную окурков пепельницу, вытряхнул в урну для бумаг и вместе с ней умчался из дежурки. Через считанные секунды появился, поставил урну на место и заметался по комнате, закричал в панике:
      - Коля, ты швабру не видел?!
      - Так вон же она, - указал тот на стоявшую в дальнем углу швабру.
      - Живо сделай влажную уборку, - распорядился маленький, видно старший.
      - Ага. Я счас, - ответил тот и выбежал, громко топая ножищами.
      Через минуту вернулся с красным, вероятно из пожарного инвентаря, ведром и принялся с ожесточением тереть грязный пол шваброй. От усердия на его полном лице выступил бисер пота. Похоже, физической работой он занимался редко.
      - А вы кто ж будете? - спросил Говорова маленький.
      - Я из прокуратуры, - ответил Андрей небрежно. Достал удостоверение, показал сержанту. Это еще больше убедило того, что их не разыгрывают. Он вытянулся по стойке смирно, отдал честь, отрапортовал:
      - Дежурный линейного поста милиции сержант Березин. За время моего дежурства никаких происшествий не отмечено.
      Теперь его глаза, кроме преданности и служебного рвения, ничего не выражали. Коля тем временем уже закончил уборку и умчался вместе с ведром и шваброй. Говоров увидел в окно вышагивающего по перрону блондина. Пора было действовать.
      - Как же никаких происшествий, когда вон тот гражданин, - Андрей указал на блондина, - торгует на станции наркотиками?
      - Вон тот, говорите? - Березин сделал стойку, будто спаниель перед броском за подстреленной уткой, глаза сузились. - Коля! - заорал. - За мной!
      Сержанты стремглав бросились на улицу. Говоров видел, как они подскочили к блондину и, подхватив под руки, потащили в дежурку. Тот от растерянности и не помышлял о сопротивлении. Оказавшись в комнате, Березин, подступая к блондину и страшно выкатывая глаза, заорал:
      - А ну, говори, козел, где ты спрятал труп?
      Андрей невольно усмехнулся. Это был обычный дешевый трюк. Некоторые работники милиции считают, что подозреваемого нужно ошеломить, деморализовать, обвинив в страшном преступлении. Тогда он легче пойдет на признание. Определенная доля правды в этом есть, но лишь для отдельных людей.
      - Вы что, офонарели? - возмутился блондин. - Какой еще труп?! Я сотрудник милиции.
      - А я президент Соединенных Штатов Америки, - издевательски проговорил Березин.
      Коля одобрил слова начальника громовым хохотом.
      - Вы за это ответите, сержант!
      Андрей внимательно наблюдал за блондином. Несмотря на демонстрируемое тем возмущение, он был растерян и подавлен случившимся. Возможно, он был сотрудником милиции, но не спешил предъявить служебное удостоверение. К тому же его явно нервировало присутствие Говорова. Андрей решительно подошел к нему.
      - Следователь прокуратуры Говоров Андрей Петрович. К нам поступили данные, что вы здесь занимаетесь торговлей героином.
      - Глупости какие, - пробормотал блондин, пряча взгляд.
      - Предъявите, пожалуйста, документы.
      - Но, товарищ следователь, здесь явное недоразумение. Ни о каком героине я понятия не имею.
      - Разберемся. Документы, пожалуйста. Блондин неохотно полез за документами. Достал служебное удостоверение, протянул его Говорову.
      В документе значилось, что капитан Камышев Валентин Афанасьевич состоит на службе в органах внутренних дел в должности старшего оперуполномоченного уголовного розыска Центрального управления милиции города Новосибирска.
      - Каким образом, Валентин Афанасьевич, вы здесь оказались?
      - Прибыл в командировку.
      - Предъявите командировочное удостоверение.
      - Ну, не совсем в командировку. Вернее, приехал навестить приятеля.
      - Фамилия?
      - Что? - испуганно спросил Камышев.
      - Как фамилия вашего приятеля?
      - Это что - допрос?! - вновь попробовал разыграть возмущение капитан. Я не намерен отвечать на этот вопрос.
      И Говоров окончательно понял, что Камышев следил именно за ним, знает, с кем он встречался, уже наверняка доложил об этом своему начальству и даже получил от него приказ. Согласно этому приказу весельчак и балагур Андрей Говоров, всю свою сознательную жизнь пытавшийся оправдать свою фамилию, по пути следования в Новосибирск должен был исчезнуть как материальное одушевленное тело. Нет, есть все же на свете Бог! Есть! Это он надоумил Андрея проверить блондина.
      - Вам знаком капитан Виталий Семенович Полуэктов? - неожиданно даже для себя спросил Говоров.
      Для Камышева вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Симпатичное лицо его разом посерело. Не побледнело, нет, а именно посерело, будто он только что вышел на свободу после двадцатилетнего тюремного заключения. Затравленный взгляд заметался по кабинету, ища путь к спасению.
      - А кто это? - жалко выдавил он из себя.
      - Вот те раз! - разыграл Андрей удивление. - Как же так, Валентин Афанасьевич? Вы забыли своего непосредственного начальника? Позвольте в этом усомниться.
      Говоров был очень собой доволен. Все вопросы попадали точно в цель.
      Вместе с приборкой в кабинете и внешний облик сержантов тоже разительно Изменился: они ободрились, подтянулись, вдруг вспомнили, что находятся на ответственной государственной службе. Лица пылали желанием совершить подвиг. Они с интересом следили за разговором Говорова с Камышевым, понимая, что на их глазах происходит что-то большое, значительное, что они в своей заштатной провинции могли видеть лишь по телевизору.
      Говорова озарила гениальная догадка.
      - Это Полуэктов дал вам задание убить Трубицину?
      - Что?! - вскричал в панике капитан и попытался выхватить пистолет, но был крепко схвачен сержантами за руки.
      - Что, не ожидали?! - рассмеялся Андрей. - Не ожидали, что мы обо всем знаем? Мы давно за вами следим, капитан. Запираться бесполезно. Хомова и Овчаренко, которым вы заплатили десять тысяч долларов за убийство Трубициной, опознали вас по фотографии.
      Последние остатки мужества покинули Камышева, и он не по-мужски запричитал:
      - Я не хотел этого делать! Меня заставили! Клянусь, гражданин следователь!
      Нет, он не был героем. Человек, однажды предавший, продавший долг, честь и совесть, уже не способен на поступок. Он вынужден всю оставшуюся жизнь пресмыкаться и подличать. Говорову очень нравился ход своих мыслей, да и собой он сейчас охотно любовался.
      - Кто заставил? Полуэктов?
      - Да. Он. Я не мог отказаться. Иначе он бы меня убил.
      - Добрецова знаете?
      - Кого, простите? - угодливо переспросил Ка-мышев.
      - Добрецова Алексея Владленовича?
      - Никак нет. Не знал. Я знал одного лишь Полуэктова и выполнял его указания.
      - Ребята, - обратился Андрей к сержантам, - разоружите этого бывшего капитана нашей славной милиции и наденьте на него наручники.
      Те с готовностью и даже радостью выполнили указание. Теперь у них будет право вспоминать о том, как они лично брали особо опасного преступника, большого милицейского чиновника. Эти воспоминания со временем будут обрастать все новыми леденящими душу подробностями и еще долгие годы будут согревать их вялые и серые будни.
      -У вас есть бланки протоколов задержания? спросил Говоров.
      - Ага. Я сейчас. - Березин из верхнего ящика стола достал бланки, положил на стол. И, с восхищением глядя на Андрея, проговорил: - Здорово вы его раскололи! Высший класс!!
      - Ничего особенного. Работа, - небрежно ответил тот. Сел за стол и оформил протокол задержания. - Гражданин Камышев, вы задерживаетесь по подозрению в организации убийства Трубициной Екатерины Павловны. Вам ясно, в чем вы подозреваетесь?
      Но Камышев уже не был способен к диалогу и лишь молча кивнул. Андрей записал показания капитана, дал ему их прочесть и расписаться. После чего насмешливо спросил:
      - А помните, Валентин Афанасьевич, как перекрестили меня в тамбуре вагона и сбросили с поезда?
      От этого вопроса Камышеву стало совсем плохо, он затрясся всем телом, а затем притворился, что потерял сознание. Но это сейчас уже не имело значения. Это не к спеху. Это потом, когда он подробно расскажет и о причинах, заставивших его это сделать, и о многом другом.
      Сержант Коля притащил от начальника станции старенькую пишущую машинку "Москва", и Андрей отпечатал на ней постановление об этапировании подозреваемого Камышева в ИВС Новосибирска.
      Глава 8
      В одиннадцать часов вечера на квартиру к Добрецову позвонил Максим Капустин и доложил, что задуманная операция проведена успешно. Киллер убил Полуэктова и его жену, а сам с небольшой шишкой на голове упакован и доставлен по назначению.
      - Где вы его содержите? - спросил Алексей.
      - У нас в спорткомплексе. Здесь у меня для этого идеальные условия. Желаешь на него взглянуть?
      - Нет, уже поздно. Завтра утром в восемь я буду там. Смотри, ты отвечаешь мне за него головой.
      - Обижаешь, шеф. Как ежели что, так сразу что, почем и почему. А как не так, так вот тебе и пожалуйста.
      - Юморист! - добродушно усмехнулся Добрецов. - Ладно, бывай.
      "Все по плану идет. Все по плану. По какому-то страшному плану", всплыли в сознании строчки из стихотворения поэта Кузнецова. Поэт будто предвидел надвигавшиеся события. Как и Лермонтов:
      "Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет". А может быть, поэты действительно являются посланцами Космоса и им дано заглянуть в будущее? Возможно, возможно. Хотел бы и он туда заглянуть. А впрочем, он и без того знает, что там у него будет полный порядок. Будущее надо не только уметь прогнозировать, но и строить самому. Он умеет.
      Добрецов пружинисто поднялся с кресла, прошелся по комнате. Все по плану идет. Все по плану. Что ж, за это и выпить не грех. Подошел к стенке, открыл дверцу, достал бутылку шотландского виски, наполнил рюмку, подошел к клетке с попугаем. Тот спал.
      - Гена, может быть, выпьешь со мной за удачу? - сказал Добрецов, но попугай даже не шелохнулся. Просунув палец меж прутьев, он ткнул соню в бок.
      - Хватит дрыхнуть. Выпей с хозяином.
      В ответ Гена что-то неразборчиво проскрипел. Похоже послал его подальше и демонстративно отвернулся.
      - Ну и шут с тобой. - Алексей подошел к зеркалу и, обращаясь к своему зеркальному двойнику, дурачась, торжественно произнес: - За тебя, Алик! За то, чтобы в твоей жизни все было тип-топ, а всем твоим начинаниям сопутствовала удача! Словом, будь здоров, дружище! Я очень на тебя рассчитываю.
      Выпил залпом, сел в кресло, закурил. Аликом отчего-то называла его мать в детстве. Затем друзья, знакомые. С тех пор оно кочует с ним по жизни, и нет никакой возможности от него отделаться. Да он и не хочет. Имя это как маленький осколок детства, согревающий душу. Лишь в детстве он чувствовал себя тепло и комфортно. А потом... Лучше не вспоминать. "И скучно. И грустно. И некому руку подать". Может быть, и не так, но суть верна. Человек может надеяться только на себя, на себя самого и для того, чтобы чего-то добиться в жизни, должен основательно поработать локтями. И мозгами, разумеется. Это - аксиома. Все остальное - россказни слабаков и неудачников. Он, Добрецов, слишком рано это осознал и понял.
      Добрецов встал с кресла, передернул плечами, будто сбросил груз воспоминаний. Пустое все это. Надо думать о деле. До заветной цели осталось сделать несколько шагов. Если получится (должно получиться), тогда он придет всерьез и надолго. Главное - в решающий момент не допустить серьезных ошибок. Он понимал, что против него играют профессионалы, но расклад сил был не на их стороне. Правда, в последнее время Предприятие понесло ощутимые потери. Приказала долго жить группа Свалова, группа Кравцова, занимавшаяся торговлей оружием. Сейчас пошла ко дну и группа Боброва. Но это ровным счетом ничего не значит. Основные капиталы, в том числе и от деятельности этих групп, надежно спрятаны в банках Европы и, он верил, очень скоро поработают на благо его страны. И никаким следователям и сыщикам до них не добраться. Не по зубам орех.
      Однако пора спать. Он прошел в спальню, разделся, лег и тут же уснул крепким и здоровым сном без сновидений. Да они его и не посещали никогда.
      - Вставай, алкаш несчастный! - закричал Гена и захлопал крыльями, разбудив Добрецова.
      - Нет, похоже, я тебя никогда не отучу от дурных манер, - с сожалением сказал Алексей.
      Сделав зарядку и выпив кофе, он вышел на улицу и направился на автостоянку, где его ожидал "девятый" "жигуль". Директор среднего магазина со средними доходами, да к тому же исправно плативший налоги, обязан был жить соответственно, не выделяться и не привлекать к себе внимания. Сел в машину, завел мотор и покатил к спорткомплексу "Спартак".
      "Как там Говоров?" - отчего-то подумал. Оказывается, теперь тот работал в прокуратуре. Способный парень. Похоже, что он вот-вот выйдет на Полуэктова. Добрецов усмехнулся. Что ж, теперь пусть выходит. Тот многое ему поведает. Ха-ха. Капустин уже ждал его в своем кабинете.
      Максим был на три года старше Добрецова (недавно они отметили его тридцатипятилетие), но вел себя порой по-пацански дурашливо. Познакомились они два года назад, когда Алексей только начал создавать службу безопасности Предприятия и думал о кандидатуре руководителя спецподразделения. Закончив выступления в большом спорте, Капустин, как и многие талантливые ребята, оказался не у дел. Мохнатой лапы в коррумпированной спортивной верхушке у него не было, а сам устроиться на приличную работу не смог. Помыкавшись пару лет, он сколотил группу из десяти бывших спортсменов и занялся рэкетом. Однажды они наведались ив его магазин. Там и познакомились, разговорились. После чего Алексей помог Максиму устроиться тренером, а вскоре тот возглавил спецподразделение, в которое вошли все бывшие его подельники по рэкету. Добрецов в нем не ошибся. Работал Капустин чисто и надежно. Они считались друзьями. Во всяком случае, так думал Максим, потому и допускал в отношении с боссом шутливые вольности. Но даже ему Добрецов не раскрылся. Максим считал, что он лишь представляет интересы влиятельных воротил.
      - Привет, Максим! - Алексей пожал крепкую мозолистую, привыкшую к железу руку. - Где киллер?
      - Киллер! - презрительно рассмеялся Максим. - Жертва неудавшегося аборта он, а не киллер. Этакий маленький сладенький юродивый.
      - Не скажи. Внешность обманчива. Это один из лучших, если не лучший профессионал на постсоветском пространстве.
      - Гонишь?! - усомнился Капустин. Добрецов невольно поморщился.
      - Откуда этот лексикон бритоголовых ублюдков? Ты, как мой Гена, никак не можешь избавиться от дурных привычек.
      - Извини, шеф! - заорал Максим, вытягиваясь во фрунт. - Как только, так сразу. Ты еще моргнуть не успеешь, а я уже тут как тут с превеликим удовольствием и обожанием.
      Алексей рассмеялся.
      - Ладно, веди сюда твоего "юродивого". Посмотрим, что он за птица.
      Через пять минут в сопровождении Максима в кабинет на коротких ножках вкатился маленький, полный и лысый мужичонка лет пятидесяти. Он щурил глазки от яркого света и удивительно походил на Винни-Пуха из советского мультфильма. Ну очень внешне безобидный и смешной мужичок.
      - Представляешь?! Насилу добудился. Вот нервы, да?! - удивлялся Капустин.
      Заметив на руках киллера наручники, Добрецов нарочито строго спросил у Максима:
      - Почему в наручниках?
      - На всякий случай, - усмехнулся он, приняв игру шефа. - Вдруг он умеет летать. Или проходить сквозь стены!..
      - Немедленно снять.
      - Слухаю, вашбродь! - заорал Капустин и со всех ног бросился выполнять приказ.
      Гарюнов с интересом наблюдал за происходящим, теряясь в догадках. Кто же они такие, эти рослые красавцы? Убивать именно таких великолепных самцов ему доставляло особое удовольствие. Да, но кто же они? То, что не менты, это определенно. Похоже, что за ним следили. Если это люди из службы безопасности Кудрявцева, то почему тогда дали убить Полуэктова? Пока сплошные вопросы.
      С него сняли наручники, и он принялся растирать затекшие запястья. К нему подошел Добрецов и, широко улыбаясь, протянул руку:
      - Рад вас приветствовать, Владислав Иванович! Всегда мечтал познакомиться со знаменитым киллером.
      Гарюнов огляделся, будто ища того, кому были предназначены эти слова. Не найдя, недоуменно спросил:
      - Это вы ко мне?
      - К вам, к вам, Владислав Иванович.
      - Это, конечно, здрасьте. - Он пожал руку красавца - Но только вы, милейший, глубоко заблуждаетесь относительно моей скромной персоны, уверяю вас. Киллер! Это надо же такое придумать! Меня как-то жена. Катя, попросила курице голову отрубить, так я и то не отважился. А вы говорите - киллер! Нехорошо так обижать человека. Бог вам этого не простит, уважаемый. Извиняйте, не знаю, как вас звать-величать.
      Добрецов искренне рассмеялся, невольно восхитившись блистательной игрой Кацобаева. Однако он прав - пора переводить разговор в конструктивное русло.
      - Разрешите представиться - Добрецов Алексей Владленович.
      - Как же, как же, - оживился киллер. - Много наслышан. Много... Покойный капитан милиции Полуэктов Виталий Семенович отзывался о вас как об одном из самых достойнейших представителей, так сказать, молодого поколения. Рад! Очень рад познакомиться и засвидетельствовать, таким образом, личное почтение! Только что же это вы, дорогой Алексей Владленович, оказались столь немилосердны к своему верноподданному, можно сказать, рабу, этому, достойному светлой памяти, капитану милиции Полуэктову Виталию Семеновичу?
      - Странное у вас понятие о милосердии, - усмехнулся Добрецов. - Ведь убили-то его вы, Владислав Иванович, а не я.
      - А! Что я! - махнул рукой Гарюнов. - Я конченый и ничтожный человек, недостойный даже презрения порядочных людей. Это моя работа. Убивать людей стало привычкой. А привычки в моем возрасте трудно менять. Вы же, бриллиантовый, совсем другое дело. Вы стоите на пороге великих свершений. Так отчего же ваши люди, замечательный, вовремя не остановили мою преступную руку?
      Добрецов слушал киллера со все более возрастающим интересом. Похоже, он искренен в своих откровениях и весьма своеобразен, хотя и актерствует. С таким, пожалуй, можно иметь дело.
      - И что же он обо мне рассказал?
      - Исключительно все, жемчужный. Разумеется, в пределах того, что ему самому было известно, - ответил Гарюнов уклончиво. Он внимательно изучал сидящего перед ним великана, стараясь понять, что тому от него нужно и почему его оставили в живых.
      - Вот видите, - печально улыбнулся Добрецов. - А где гарантия, что все это он не выложит, к примеру, следователю прокуратуры? То-то и оно. Он трус, Владислав Иванович. А трус был всегда во все века презираем и не достоин лучшей участи. Так что давайте о нем забудем. Вы помогли мне избавиться от балласта, и я вам искренне благодарен за это.
      - Вы меня убедили, дорогой. У вас завидная способность убеждать. С такой способностью вы далеко пойдете, Алексей Владленович. Уверяю вас.
      - А теперь перейдем к делу. Я предлагаю вам сотрудничество, Владислав Иванович.
      Казалось, предложение нисколько не удивило киллера, будто он давно его ждал. Спросил лишь:
      - И на каких же условиях, милейший?
      - На хороших, Владислав Иванович. Нам нужен специалист вашего уровня. А нужные люди у нас не остаются внакладе. Не волнуйтесь.
      - Я и не волнуюсь, - пожал плечами Гарюнов. - А кому это "нам", позвольте полюбопытствовать?
      Добрецов рассмеялся, поняв беспокойство киллера:
      - Речь не идет о вашем заклятом враге Кудрявцеве. Более того, последний пункт нашего с вами договора позволяет вам совершить справедливый акт возмездия. Так как, согласны?
      При всем своем знании Гарюнов, как ни старался, не сумел скрыть удивления:
      - По-крупному играете, молодой человек!
      - Кто по-крупному играет, тот по-крупному и выигрывает, Владислав Иванович.
      - Это конечно. Это правильно, - закивал тот. - Вы мне положительно нравитесь, Алексей Владленович. Сочту за честь работать вместе с вами.
      - Вот и хорошо. Значит, будем считать, что наша сделка состоялась?
      - Я буду по-прежнему ограничен в свободе?
      - Да. Что только в ваших же интересах. После этих убийств на ваши поиски брошена вся милиция города. Вы будете жить здесь. Выезжать же - лишь для выполнения конкретного задания. Все условия для нормальной жизни вам будут созданы.
      - О-хо-хо! - с сожалением вздохнул Гарюнов. - А я ведь мечтал уйти на покой, выращивать клубнику и ходить в лес по грибы.
      - Я думаю, что это не займет у вас много времени. Еще успеете отдохнуть. - Добрецов встал. - А теперь мне пора. Желаю удачи, Владислав Иванович! До свидания! - Он пожал киллеру руку и вышел из кабинета.
      Вечером Капустин сообщил Добрецову неприятную новость - в Бийске арестован капитан Камышев. Камышев следил за Говоровым. Значит, тот его раскрыл? Этот Говоров становится опасен. Теперь Алексей пожалел, что не дал добро на его ликвидацию во время поездки в Челябинск. Камышев ничего не знает лично о нем, зато отлично осведомлен о всей системе безопасности Предприятия. Хорошо, если будет молчать. А если заговорит? Этого допустить нельзя.
      - Надо принимать срочные меры.
      - В смысле? - спросил Максим.
      Этот вопрос почему-то вызвал у Добрецова сильное раздражение, и он едва сдержался, почувствовав желание наорать на Капустина.
      - Необходимо задействовать нашего киллера.
      - Но, шеф, мы, кажется, договаривались с тобой, что я мокрыми делами не занимаюсь.
      Мучившее Алексея раздражение наконец прорвалось наружу.
      - А кто должен этим заниматься?! Я?! Мне этого хочется? Чистеньким норовишь остаться? Чистоплюй! Под угрозу поставлена система безопасности всего Предприятия, а он становится в позу.
      - Ты что, с цепи сорвался? - пробормотал озадаченно Капустин - он никогда прежде не слышал, чтобы Добрецов кричал.
      - Хватит разводить демагогию. Слушай первое задание для киллера.
      Глава 9
      Андрей Говоров был убит выстрелом в голову у своего подъезда поздно вечером, когда вернулся из командировки. Труп его обнаружила Таня Кулешова.
      Страшная весть застала Владимира. Дмитриевича Рокотова в служебном кабинете. Он как раз проводил оперативное совещание. Последние события, в особенности убийство капитана Полуэктова, заставляли полковника и все управление уголовного розыска работать почти в запредельном режиме.
      Рокотов молча выслушал сообщение дежурного по городу, побледнел, на скулах резко обозначились желваки.
      - Я понял. Спасибо, - сказал и положил трубку. Долго смотрел поверх голов своих подчиненных куда-то в пространство, не в состоянии произнести ни слова. Теснивший грудь твердый ком мешал даже дышать. Таким полковника раньше видел лишь Вадим С ид ельников, когда был тяжело ранен друг Рокотова следователь Сергей Иванович Иванов.
      Трудно было сразу поверить, что не стало этого улыбчивого парня с красивым интеллигентным лицом, охотника до розыгрышей и большого умницы. Каких людей они теряют! А главное - ради чего и во имя чего?! Вся эта алчная мафия, вместе взятая, не стоит мизинца Андрюши Говорова. И ладно бы еще, если бы был виден свет в конце тоннеля, а то ведь ни единого проблеска. Порой такое отчаяние, такая безысходность охватывает, что руки опускаются.
      - Что случилось, Владимир Дмитриевич? - не выдержал Сидельников.
      Вопрос этот вывел полковника из оцепенения. Он вздрогнул, обвел присутствующих усталым взглядом.
      - Убит Андрей Говоров.
      Сидевшие за длинным приставным столом оперативники управления Сидельников, Колосов, Хлебников, Беркутов и совсем недавно подключившийся к делу подполковник ФСБ Дронов с грохотом повскакивали с мест.
      - Где, когда это произошло? - спросил Сидельников.
      - Только что у его подъезда. Почерк тот же - выстрел в голову.
      - Кацобаев! Сволочь! - Вадим в сердцах долбанул кулаком по столу. Такой парень!
      - Да, но почему Кацобаев? - подал голос Беркутов. - По нашей версии у него иные цели.
      - Похоже, мафия вышла на него раньше нас, - высказал предположение Дронов. - И теперь он работает под их контролем.
      - Возможно, - согласился Рокотов. - Выбор исполнителя, думаю, сделан ими не случайно. Этим они дают нам понять, что шутить не намерены.
      Полковник снял телефонную трубку, набрал номер.
      - Оперативную машину к подъезду. - Встал, машинально одернул китель. Поедем на место. Потом все обсудим.
      - А Михаилу Дмитриевичу сообщили? - спросил Сидельников.
      - Дежурный по городу должен был доложить. Впрочем, надо позвонить. Заберем его по дороге. Рокотов позвонил Краснову:
      - Здравствуйте! Мне Михаила Дмитриевича, пожалуйста... Что?! Когда это случилось?.. Извините. - Полковник положил трубку, мрачно сказал: - У Краснова случился сердечный приступ. Жена вызвала "скорую".
      У подъезда Говорова уже работала дежурившая по городу оперативно-следственная бригада. Однако, кроме стреляной гильзы от пистолета "Макаров", других следов преступников найти не удалось. Соседи Андрея, а также жители близлежащих домов ничего не видели и не слышали. Сидевшая на скамейке худенькая девушка также ничего существенного сказать не могла. Давясь слезами, она говорила:
      - Я сидела в подъезде на ступеньках у квартиры Андрюши. Ждала его... Вот... Он. обещал приехать... Тихо было. И тут раздался на улице какой-то странный хлопок... Нет, никакого крика или шума не слышала... Потом взревел мотор и отъехала машина... Мне почему-то тревожно стало. Выбежала на улицу, а там Андрюша... Боже! Как жить дальше! - И девушка разрыдалась, закрыв лицо ладонями.
      Часть вторая
      СЕРГЕЙ ИВАНОВ
      Глава 1
      Вот уже месяц, как моя усталая, основательно измочаленная жизнью и тяжелая, как старые долги, ободочка жила в полном соответствии с учением Павлова об условных и безусловных рефлексах. По укоренившейся за долгие годы привычке в половине восьмого она вставала, делала зарядку, выпивала свой положенный кофе, одевала и отводила дочку в ясли и шла на работу, где с кем-то встречалась, кого-то допрашивала, что-то кому-то доказывала. Работой я пытался заглушить сжиравшую мою душу боль. Но все было напрасно. Душа моя скукожилась, стала маленькой и жалкой, в ней едва-едва теплился огонек. Когда же ей становилось совсем невмоготу, спасалась бегством в воспоминания, вновь и вновь проходила дорогами прожитой жизни, такой знакомой, привычной, такой счастливой и... прошлой.
      Конечно, было всякое. Да чего там, еще как трудно приходилось. Были и черные дни, когда небо казалось с овчинку, когда все делал через не могу. Было и горе от утраты близких и дорогих мне людей, и терзавшие сомнения, и две предательские пули в спину, когда жизнь долго колебалась на тонюсенькой грани... Но там была Катя, жена, моя любимая и самая замечательная на земле женщина. Она ждала меня дома, теплая, нежная, обнимала за плечи и ласково говорила: "Сереженька! Как же я тебя люблю!" И проходила усталость. И стихала боль. И улетучивались сомнения. Неужели же это никогда, никогда не вернется? Какое страшное, какое обреченное слово - никогда... Ровно месяц назад Катя умерла от обширного кровоизлияния в мозг. Патологоанатом, делавший вскрытие, объяснил: "Сказались последствия черепно-мозговой, травмы".
      Два с половиной года назад Катя попала в автомобильную аварию, подстроенную постоянным моим оппонентом и заклятым врагом Антоном Поляковым. Будь проклят этот подонок и все подонки на свете! Как же я их ненавижу! Понимаю, наивные мечты, но, право слово, взорваться бы, разлететься на молекулы и атомы и пролиться ядовитым дождем на головы всех негодяев, мешающих жить нормальным людям. И чтобы они от того дождя все разом облысели, а лица их стали красными, как помидор, и уродливыми, и чтобы люди показывали на них пальцем и говорили: "Вон негодяй идет".
      На похоронах жены, глядя на ее прекрасное лицо, я никак не мог поверить в то, что уже ее не увижу. И лишь целуя ее холодный лоб, окончательно понял, что потерял ее безвозвратно. То был холод вечности. Он пронзил все тело навылет и убил чувства. Без Кати не осталось настоящего, не было, так думалось, и будущего. Потому-то и спасался прошлым. А если и держался еще на плаву, то только благодаря дочурке Верочке.
      Огромная, чужая и чуждая столица все больше стала раздражать и угнетать. И я решил вернуться в родной Новосибирск, где жил сын Павлуша (Какой он теперь? Наверное, вымахал за эти два года и уже, поди, перерос батю), где у меня остались друзья. В Москве друзьями так и не обзавелся. Единственный близкий человек, Семен Григорьевич Сапелкин, умер год назад от инфаркта - не выдержало сердце, когда его грубо и несправедливо убрали из прокуратуры. В последние годы смерть стала очень разборчива - метила все больше в порядочных людей.
      Задумано - сделано. Я быстро свернул служебные дела, собрал нехитрые пожитки, сел на "Сибиряк" и отправился на свою малую родину. Двухлетняя Верочка, рано начавшая говорить, всю дорогу спрашивала: "А где мама? Почему она меня не любит?" За этот месяц она, бедняжка, замучила меня подобными вопросами, стала капризной и раздражительной. Своим детским умом она еще не способна была понять, что мамы у нее больше не будет, но интуитивно чувствовала, что случилось что-то страшное, непоправимое.
      Когда мы с Верой вышли на площадь Гарина-Михайловского, у меня невольно защипало глаза. Становлюсь сентиментальным - значит старею. Все было родным и до боли знакомым. Хотя виделись м заметные перемены. На Вокзальной магистрали уже достраивался комплекс современных зданий из красного кирпича. Рядом с гостиницей "Новосибирск" выросли новые торговые павильоны. Радовала чистота на улицах.
      На стоянке такси мы сели в "Волгу" и отправились домой.
      На двери нашей квартиры поразила нарисованная краской фашистская свастика. Странно и страшно видеть ее в стране, больше всех пострадавшей от фашизма. Неужели так коротка историческая память? Квартиру эту мы с Катей решили не продавать и мечтали когда-нибудь в нее вернуться. Катя также не прижилась в Москве, считала ее временным пристанищем. Увы, судьба распорядилась по-своему. При воспоминании о Кате квартира сразу стала чужой и враждебной, подозрительно глянула на меня немытыми окнами, а все предметы как бы в одночасье покрылись толстым слоем пыли. Я огляделся. Неужели здесь начиналась моя счастливая совместная жизнь с Катей? Как это было давно, в другом тысячелетии. Тогда мы не могли и предположить, что счастье окажется столь коротким.
      - Вот мы и дома. Теперь, Веруха-горюха, ты здесь хозяйка. Распоряжайся.
      - А я маме расскажу, - тут же пообещала дочка.
      Катя всегда сердилась, когда я так называл Веру. Выходит, что я накаркал дочке нелегкую судьбу.
      - И будешь ябедой. А ябед никто не любит. Запомнишь?
      - Ага, - серьезно ответила дочь.
      Переоделся в спортивный костюм и принялся за уборку. Катя приучила дочку помогать по дому. А потому дал ей влажную тряпку, и она сосредоточенно, с удовольствием терла ею журнальный столик, высунув от усердия язык. Невольно залюбовался дочерью. При рождении Веры Катя убеждала, что дочь - вылитый папа. Но сейчас в ней все больше проступали мамины черты. Будет такая же красавица.
      Закончив с уборкой и накормив дочь, я позвонил своей бывшей жене.
      - Ой, Сережа! - обрадовалась Лена, узнав меня по голосу. - Здравствуй! Тебя так хорошо слышно, будто от соседей звонишь.
      - Ты почти угадала. Я вернулся, Лена.
      - Ну и правильно сделал. И Павлик будет рад. Он так по тебе скучает. Что-то голос у тебя какой-то тусклый. Что-нибудь случилось? Как дочка? Как Катя?
      --Катя умерла.
      - Сережа! Разве такими вещами шутят? - укоризненно сказала Лена.
      - Я не шучу. Вот уже месяц, как ее похоронил. Такие вот невеселые у нас дела, Лена.
      Мягко, сердечно, без ложного пафоса Лена, волнуясь, произнесла нужные слова. Помолчали.
      - Лена, у меня к тебе просьба. Насколько я знаю, твоя мама на пенсии?
      - Да. А что такое?
      - Попроси ее, чтобы она посидела с Верой несколько дней. Мне нужно оглядеться, уладить формальности с работой, договориться с яслями. Думаю, дня за четыре-пять управлюсь.
      - Да я сама с удовольствием с ней посижу.
      - А твоя работа?
      - Я в прошлом году не отгуляла десять дней. Так что никаких проблем. Привози. Через час сможешь подъехать? К этому времени и Павлик, наигравшись в футбол до одури, должен вернуться.
      - Хорошо. Будем. - И я принялся одевать дочь в гости на встречу с братом.
      "Хорошая она все-таки баба!" - вдруг с теплотой подумал о своей бывшей жене.
      Глава 2
      Когда-то, давно мы с Павликом были в зоопарке. Было ему тогда лет семь-восемь, не больше. Зашли в обезьянник. Он долго стоял перед клеткой с павианом, и взгляд у него был такой же, как сейчас у Лены. Тогда сын спросил с сомнением: "Пап, неужели люди произошли от такой вот обезьяны?"
      Елена Прекрасная, с любопытством и сочувствием рассматривающая сейчас мою постаревшую и похудевшую физиономию с потухшим взглядом, наверняка подумала: "Неужели он был моим мужем?!" И где-то по большому счету я ее мог понять. Зрелище малопривлекательное, я бы даже сказал - удручающее.
      В жизни я боюсь всего трех вещей: неоплаченных счетов, выглядеть дураком в собственных глазах и женских слез. Последних боюсь больше всего, теряюсь и вообще начинаю плохо соображать.
      Обнял ее за плечи и, будто выпускник школы законченных дебилов, неуклюже попытался успокоить:
      - Ну, ну, Лена! Ну, чего ты, в самом деле. Я тебя не узнаю, честное слово.
      - Я и сама себя не узнаю, Сережа. Мне так тебя жалко! Сердце разрывается...
      - А вот этого не надо. Я фаталист. Если так случилось, значит, я должен был через это пройти.
      Отстранил ее, достал носовой платок и принялся, как маленькой, вытирать глаза, щеки, нос. Черт возьми! До чего же она красива! Месяц назад ей исполнилось тридцать восемь. И рядом с моей поношенной физиономией она, ей-право, выглядит как фотомодель.
      - Интересно, ты замечаешь, что становишься с каждым годом все красивее? От поклонников, наверное, отбою нет.
      - А что толку, - махнула она рукой. - Где они нынче, настоящие-то мужики?
      - Не там ищешь.
      - Возможно, - согласилась она.
      Стоявшая рядом Верочка, молча с любопытством наблюдавшая за нами, не выдержала, дернула Лену за подол платья и с детской бесцеремонностью спросила:
      - Тетя, а ты кто?
      Лена подхватила ее на руки, расцеловала в щеки, восхитилась:
      - Ах, какая прелесть! Копия мамы. А меня зовут тетя Лена. Я мама твоего братика Павлика. Скоро ты с ним познакомишься.
      Но Верочке еще трудно было понять, что у ее братика может быть другая мама. Но услышав знакомое слово, спросила:
      - А где моя мама?
      Лена растерялась, не зная, что ответить. Посмотрела на меня. Нас выручил звонок в дверь. Лена пошла открывать. Из коридора послышался незнакомый басовитый голос сына:
      - Привет, ма! Я только на минутку, только переодеться. Мы с парнями договорились... Что? Кто у нас?
      В проеме двери выросла его долговязая фигура. Глянул на меня, на лице отразилась растерянность. Он в замешательстве переминался с ноги на ногу, не зная, что же предпринять. Наконец шагнул навстречу, протянул руку:
      - Здравствуй, отец!
      Как же он вытянулся, возмужал. Мы теперь с ним почти одного роста. И этот иронический взгляд. Трудно ему придется в жизни. Ох трудно!
      - А что так официально, будто мы с тобой на приеме в Букингемском дворце?
      Крепко обнял Павла, почувствовал под футболкой сильные мышцы.
      .
      Лена, глядя на нас, вновь заплакала.
      - Господи! Ивановы, как же вы похожи!
      Она меня все больше удивляла. Что-то в ней изменилось, стала впечатлительной и слезливой до невозможности.
      - Познакомься, Павел. Это твоя сестра Верочка. Человек хоть и маленький, но очень независимый и самостоятельный.
      Павел присел на корточки, протянул сестре руку:
      - Привет, сестричка! Ты что такая серьезная?
      - Я не сельезная, - ответила она, настороженно, исподлобья глядя на брата.
      - А ты так умеешь? - Павел ухватил себя за уши, потянул, одновременно высунув язык.
      Вера звонко рассмеялась и тут же принялась копировать брата.
      - Молодчина! - одобрил он ее попытки. - А не боишься, что Бармалей тебя за язык схватит?
      Вера тут же спрятала язык, испуганно огляделась, готовая в любую минуту зареветь.
      - Ты знаешь, кто такой Бармалей? - спросил Павел.
      - Он некалосый.
      - Он злой, страшный и ужасный разбойник. Но ты его не боись. Я его вчера так сильно поколотил, что он ни за что сюда не придет.
      Вера заулыбалась, восхищенно глядя на брата: Для нее он сразу стал героем, победившим самого Бармалея.
      - А ты на коне когда-нибудь скакала? - спросил он.
      - Нет! - вздохнула девочка.
      - Тогда садись.
      Павел встал на четвереньки, присел, чтобы Вера смогла на него взобраться. Сестра была в неописуемом восторге. Тут же взгромоздилась ему на спину, крепко ухватившись ручонками за тенниску.
      - И-го-го! - заржал Павлик и "поскакал" в свою комнату.
      Мы с Леной, глядя на них, невольно разулыбались.
      - Дети скорее находят общий язык, - сказала она. - Сережа, ты немного поскучай. Я накрою на стол. Будем ужинать.
      - Я тебе помогу. Не люблю сидеть без дела. - На кухне спросил Лену: - А где Вадим?
      - Кто это?! - сделала она удивленные глаза.
      - Ну ты даешь! - рассмеялся. - Насколько я помню, так звали твоего последнего мужа. Или я что-то путаю?
      - Не знаю, не знаю. Год назад в этой квартире действительно обретался какой-то жалкий тип. Кто такой? Возможно, это именно тот, кто тебя интересует. Однако ни фамилии, ни имени его я не спрашивала.
      - С тобой не соскучишься. А кто обвинял меня когда-то в излишней юморилизации жизни?
      - С кем поведешься.
      Через полчаса все уже сидели за столом и ели мои любимые сибирские пельмени.
      - Как закончил девятый? - спросил я сына. Павел хмыкнул, пожал плечами, насмешливо взглянул сначала на меня, затем на мать.
      - Ни фига, блин, заявочки! Ма, ты видела? Мой папа вдруг вспомнил о родительских обязанностях!
      В слове "папа" он на французский манер сделал ударение на втором слоге. Получилось смешно. Я невольно залюбовался сыном. Моя школа! Этому палец в рот не клади.
      - Павел, как тебе не стыдно! - возмутилась мать. - Ты что здесь представление опять устраиваешь?!
      - А я чё. Я ничё. Во всем беру пример с родителя своего.
      Я рассмеялся, мне стало хорошо.
      - Не знаешь, случайно, как поживает мой друг Миша Краснов?
      - Плохие у него дела, Сережа, - понурилась Лена.
      - А в чем дело?
      - Он в больнице. С инфарктом.
      Новость была ошеломляющей. Чтобы Миша Краснов - и вдруг с инфарктом?! Если уж его достало, то что говорить об этом вечно рефлексирующем Иванове?
      - Дела!.. Когда это случилось?
      - Вчера вечером. Мне Валентина позвонила.
      Валентина Краснова была лучшей Лениной подругой. Меня всегда удивляла их дружба. Что могло связывать блистательную и несколько надменную красавицу Лену и простоватую и простодушную Валентину? И тем не менее они подруги - не разлей вода. Валентина умела уступать. Вероятно, это и предопределило прочность столь странного союза. Черт, как обидно за Мишу.
      - Подробностей не знаешь?
      - Валя сказала, из-за неприятностей на работе. Убили следователя какого-то, его помощника. А будто в него стреляли. - Лена тяжело вздохнула. Когда же все это прекратится! С каждым днем все страшнее становится жить. Я вся испереживалась за Павлика. Он чуть задержится, а я уже места себе не нахожу.
      - К Мише пускают?
      - Вряд ли. Он ведь пока в реанимационном отделении. Впрочем, на этот вопрос тебе лучше ответит Валентина. Позвони ей.
      Валентина сразу заплакала, запричитала, да так, что у меня мороз прошел по коже.
      - Что ты его раньше времени отпеваешь?! - нарочито грубо прикрикнул на нее.
      Немного успокоившись, она сказала печально:.
      - Вот видишь, Сережа, как получилось? А ты все подтрунивал над ним флегматик, мол, нервы как у слона. Оказывается, и у "слона" сердце не камень. А я тебе пыталась вчера дозвониться, но телефон не отвечал. Откуда ты узнал?
      - Лена сказала. Я сейчас звоню от нее.
      - Так ты что, вернулся, что ли?
      - Думаю, насовсем.
      - Вот Миша порадуется. Последнее время он часто о тебе вспоминал.
      - Как он? Что говорят врачи?
      - А что врачи? Как всегда, успокаивают. Уверяют, что все будет хорошо.
      - Иначе и быть не может. Ты его видела?
      - Только через щелку. Лежит бледный - краше в гроб кладут! - Она вновь заплакала.
      - Ты когда собираешься в больницу?
      - Завтра утром.
      - На машине?
      - Да. А что?
      - Заезжай за мной. У меня появилась идея, как к нему прорваться.
      - Хорошо. Заеду. В девять часов. Только вряд ли у тебя получится. Там завотделением зверь.
      - Попытка не пытка. До встречи!
      Глава 3
      Увидев меня в генеральском мундире, Краснова удивленно охнула:
      - Ой, Сережа! Какой же ты красивый! Вот бы Мише глянуть на тебя.
      Я обошел их старенький "москвичек", любовно похлопал его по крылу. Сколько связано с этим пенсионером воспоминаний, как приятных, так и не очень. Открыл дверцу, сел рядом с Валентиной, поцеловал ее в ядреную щеку. За эти два года она сильно раздобрела.
      - Привет, Валюша! Рад тебя видеть.
      - Здравствуй, Сережа! Только на что тут глядеть. - Она похлопала себя по объемному животу. - Видишь, что делается? Прямо не знаю, откуда что берется. Вроде и диету соблюдаю, и зарядку по утрам делаю. И все без толку. Вот на тебя, Сережа, действительно одна радость смотреть. Красавец! Тебе очень к лицу форма.
      - Это и есть часть моего плана.
      Как я и предполагал, генеральская форма произвела впечатление на медицинский персонал кардиологического отделения. До кабинета заведующего меня никто не посмел остановить. Все, будто под гипнозом, лишь сопроводили меня удивленными взглядами. Заведующий отделением, примерно одного со мной возраста, полный, со строгим взглядом карих глаз, при появлении в его кабинете генерала вежливо привстал.
      - Иванов Сергей Иванович, - представился я, протягивая для приветствия руку.
      - Очень приятно. Обухов Станислав Владимирович. - Рукопожатие его было крепким. - Чем могу?
      Придал лицу строго официальное выражение. Огляделся, не подслушивает ли кто, и тоном заговорщика, будто доверяя важную государственную тайну, сказал:
      - Станислав Владимирович, мне необходимо срочно видеть Краснова Михаила Дмитриевича.
      - Да, но он сейчас в таком состоянии... - нерешительно запротестовал Обухов.
      - Дело большой государственной важности, поверьте. От этой встречи может зависеть очень многое. Вы меня понимаете?
      - Конечно, конечно. Такая работа... Вынужден разрешить, но только не больше пяти минут.
      - Большое спасибо, Станислав Владимирович. С медиками не спорят, поэтому вдвойне рад, что нашел у вас понимание.
      Увидев меня, Михаил даже приподнялся от неожиданности.
      - Сережа!! Ты откуда?!
      - Из леса, вестимо. Привет, Миша! Ты лежи и не фонтанируй. Смотреть можешь, все остальное - запрещено.
      - А в генеральской форме ты выглядишь солидно. На себя не похож, правда.
      Это он так шутил. С чувством юмора у моего давнего друга всегда была напряженка. Что не помешало ему стать классным профессионалом. С Мишей Красновым мы двадцать лет назад вместе начинали работать в прокуратуре Заельцовского района. Даже женились почти одновременно. Сколько с тех пор воды утекло, столько всего произошло, но, видно, судьба нас спаяла навсегда. И я вновь похвалил себя за то, что догадался вернуться.
      - Ты в отпуск к нам?
      - Нет, друг, насовсем. Если примете блудного сына.
      - Не прибедняйся, Сережа. Ты как раз кстати. У меня такое дело, что ум за разум заходит. Почище поляковского. Все к шутам расползается.
      - Ты никак уже сватаешь меня, Миша? А я надеялся немного отдохнуть, развеяться.
      - Какой тут отдых, Сережа. Ты Валентину видел?
      - Приехал с ней.
      - У меня в кителе ключи. Скажешь, чтобы отдала, и принимайся за дело.
      - Это как решит начальство.
      - А что решать? Тебя нам сам Бог послал.
      - Мне кажется, Миша, что ты несколько завышаешь мои способности.
      - Ничего я не завышаю. Ну, как ты поживаешь?
      - Все нормально, Миша. Все путем. Ты-то как себя чувствуешь?
      - А что я? Я ничего, выкарабкаюсь. Вот парня жалко! Такого замечательного парня, гады, сгубили. Он был чем-то на тебя похож, Андрюша Говоров. Он и разворошил весь этот гадюшник, и, выходит, напугал.
      - Ничего, разберемся, Миша. Обязательно разберемся. Это я тебе клятвенно обещаю. Ты только не волнуйся и поправляйся. А то разлегся тут на всем готовеньком. Ну, я пойду. Теперь мы с тобой, брат, в одной упряжке.
      - Я рад, Сережа. Мне так тебя недоставало.
      Глава 4
      Кажется, новость о моем возвращении бежала далеко впереди меня. Стоило лишь переступить порог кабинета начальника отдела кадров Расторгуева, как тот выскочил из-за стола и, широко улыбаясь, долго тряс мою руку.
      - Искренне рад твоему возвращению, Сергей Иванович! - Отступил на шаг, окинул меня с ног до головы завистливым взглядом, восхищенно проговорил: Ничего не скажешь, хорош! Никогда не видел раньше тебя в мундире. Форма тебе к лицу.
      Мы с ним где-то одного возраста, но судьба предопределила ему все время быть кадровиком, и вот - вырос до начальника отдела. Помню его еще худым и очень подвижным молодым человеком с участливым выражением лица. Кто бы мог тогда предположить, что он в сорок лет превратится в этакого тучного, лысого, обремененного одышкой канцеляриста.
      Достал из внутреннего кармана трудовую книжку и приказ Генерального прокурора о моем переводе, протянул их Расторгуеву.
      - Мы в курсе. Павел Александрович приказал, как появишься, срочно к нему. Пойдем.
      Прокурор области Павел Александрович Ковалев выглядел озабоченным и усталым. Да, ему не позавидуешь. В последнее время заказные убийства посыпались как из рога изобилия. И как следствие - особый контроль Генеральной прокуратуры, звонят чуть ли не каждый день. Да и областное и городское руководство постоянно напоминает о себе. О прессе и говорить не приходится только успевай поворачиваться, отвечай на их едкие, злые, порой вздорные вопросы. А что сделаешь? Нынче журналисты в любую щель пролезет. Это раньше, бывало, скажешь: "Тайна следствия", и они этим удовлетворялись. Нынче другие времена. Демократия. Правда, что это такое и с чем ее едят, кажется, никто до сих пор так и не докумекал. Но сладкое словцо. Очень сладкое! Сказал будто "сникерс" скушал. "Съел, и порядок", - уверяет честной народ реклама.
      Служебная карьера Ковалева была стремительной и неожиданной даже для него самого. В тридцать лет он работал прокурором одного из самых дальних районов, когда получил предложение стать первым заместителем прокурора области. Отчего тогдашний прокурор остановил свой выбор на молодом человеке, ничем, в общем-то, не выделявшемся, для большинства так и осталось тайной за семью печатями Говорили о каких-то его связях в Москве, но все более так, наугад, на уровне слухов и досужих сплетен. Его назначение многие встретили с плохо скрываемым раздражением. Но Ковалев очень скоро доказал, что выбор прокурора был не случаен. Сейчас же он уже дорабатывал второй срок и подумывал о третьем. Наши с ним отношения раньше складывались непросто. Особых претензий к моей работе у Ковалева не было, просто он считал меня человеком не совсем серьезным, а мои шутки, которые я порой отпускал в его адрес, его, мягко говоря, раздражали.
      Поздоровавшись, он кивнул на стул. И сразу, как говорится, взял быка за рога.
      - К сожалению, Сергей Иванович, у нас сейчас полный комплект следователей. Можем предложить вам на первое время должность старшего прокурора следственного управления. Оклад почти такой же, какой был у вас по прежней должности.
      - И чем я буду заниматься?
      - Как чем?! - удивился прокурор неуместности вопроса. - Следствием, разумеется. Мы хотим, чтобы вы возглавили расследование дела, которое вел Михаил Дмитриевич Краснов. Вы ведь, кажется, с ним друзья?
      - Я согласен.
      - Вот и хорошо. Можете располагаться в кабинете Краснова. Только вот ключи от сейфа...
      - Краснов мне их уже передал.
      Ковалев усмехнулся.
      - Оперативно. Очень оперативно. По этому делу у нас работало три сотрудника. В строю остался лишь один - старший следователь городской прокуратуры Истомин. Вы ведь с ним знакомы?
      -Да.
      Своими односложными ответами я несколько озадачивал прокурора. По старой привычке Ковалев разговаривал с непредсказуемым следователем осторожно, тщательно выбирая выражения, словно шел по скользкому льду.
      - Нужна будет моя помощь - обращайтесь.
      Прокурор встал, давая понять, что разговор окончен.
      До вечера изучал переданные мне материалы. По существу, это были два самостоятельных дела: одно - по обвинению Свалова В.Н. и компании и второе возбужденное по факту убийства коммерсанта Шипилина. Объединены они были в одно производство, мягко говоря, без достаточных оснований, по одной лишь версии, что пять убийств в первом деле и три убийства, нет, теперь уже четыре во втором совершены киллером Кацобаевым Владиславом Ивановичем. Попытки же найти его или хотя бы выяснить, кто он такой, под какой личиной здесь обретается, закончились полным провалом.
      Согласно справке Информационного центра Москвы подобный господин маленького роста в Белокаменной никогда не проживал и не проживает. А потому объединены дела, грубо выражаясь, незаконно. Но вот что мне показалось странным: никто не обратил внимания на другие обстоятельства, делающие эти дела очень похожими. Банк "Акционер", одним из соучредителей которого являлся Бобров, и банк "Гарант" - в его соучредителях значился Свадов - неоднократно выдавали, как потом оказалось, по фальшивым авизовкам крупные суммы. Случайно ли это совпадение? В связи с этим мне вспомнилось, как накануне чеченской мясорубки очень многие коммерческие банки также отпускали по фальшивым авизо несуществующим в природе чеченским фирмам огромные средства. Причем некоторые продолжали выдавать деньги даже после того, как газеты уже написали об этих фактах. Что это? Всеобщий параноидальный психоз с бредовыми галлюцинациями, внезапно охвативший всех банковских работников, или они выполняли чей-то приказ? Ответ напрашивается сам собой. Может быть, и в данном случае происходит нечто подобное и деятельность этих банков кем-то управляется? Во всяком случае, подобная версия не лишена оснований и нуждается в проверке. Интересно, завершались ли в последнее время какими-то результатами дела, связанные с незаконной деятельностью здешних фирм? Хорошо бы их посмотреть.
      Я прекрасно понимал, что дело обещает быть огромным и у нас с Истоминым не хватит ни физических сил, ни времени, чтобы его закончить в определенные законом сроки. Необходимо просить еще, как минимум, трех-четырех следователей.
      Раздался деликатный стук в дверь, и в проеме показался Истомин.
      Вышел из-за стола, подошел, от души обнял.
      - Здравствуй, Валера! Рад тебя видеть. Легок на помине. Только что о тебе вспоминал. Как дела?
      - Да что у меня... Вот Екатерина Валентиновна... Надо же! Мы все ее так любили. Представляю, как вам сейчас нелегко.
      - Что случилось, то случилось, Валера. Видно, у меня на роду написано отвечать за грехи других. Но, как бы там ни было, а жить надо...
      Мы по-настоящему обнялись. На радостях он так меня тиснул, что я едва не испустил дух. Чем-чем, а силенкой его Бог не обидел. Интеллигент с бицепсами Шварценеггера.
      - Значит, снова вместе, Сергей Иванович! Я так рад! Искренне! От души...
      - Валера! Сжалься! Ты мне всю душу вытрясешь.
      - Ой, извините, Сергей Иванович! - смутился Истомин, отпуская меня немного помятым, но живым и невредимым.
      - Ты ведь заканчивал дело по Свалову?
      -Да.
      - Чем он объясняет отпуск крупных сумм по фальшивым авизо?
      - Ошибками кассиров.
      - Ты их допрашивал?
      - Да. Говорили, что "бес попутал". А вы считаете, за этим кроется спланированная акция?
      - Почти уверен. Нужно срочно забрать дело из суда. А были ли в городе еще какие-нибудь громкие хозяйственные дела?
      - На днях в облсуде рассмотрено дело о хищении большого количества огнестрельного оружия. Членом нашей группы Беркутовым обнаружен огромный склад.
      - Это дело также необходимо забрать.
      - Хорошо.
      - Завтра в четырнадцать ноль-ноль собираемся у
      меня.
      - Завтра похороны Говорова, Сергей Иванович.
      - Ах да. Совсем забыл. Извини. Тогда перенесем на послезавтра. Утром в девять.
      Через полчаса после ухода Истомина позвонил Владимир Рокотов. Классный мужик. Не любит много говорить, зато много делает. Года четыре назад ему грозили крупные неприятности. И если бы я и Андрей Трайнин не пошли на определенные деликатные нарушения закона, то Рокотов мог очень запросто оказаться на скамье подсудимых. Больше всего меня тогда удивил не я. Нет. Со мной-то как раз все ясно. Мои гены определенно подпортил далекий предок вольнодумец и авантюрист. Поразил меня и порадовал строгий и педантичный законник Трайнин. Но как бы там ни было, а Володю Рокотова мы отмазали, дали ему верный шанс. И он его использовал на полную катушку.
      - Здравствуй, Сережа! Секретарь мне сказала, что ты звонил. А я был в Мошкове на совещании. Ты как раз вовремя. Слышал, какие у нас здесь дела творятся?
      - Да уж... Дела как сажа бела.
      - С Катей как случилось?
      - Поляков и из колонии меня достал.
      - Сволочи! Знаешь, Сережа, у меня порой опускаются руки. Честное слово. Мы крутимся, теряем замечательных ребят, дорогих людей, а преступность, что раковая опухоль, растет и растет.
      - Ты никак жалуешься? Мир, наверное, действительно обречен, если такие мужики, как ты, начинают хныкать. И что же ты предлагаешь? Сменить профессию?
      - Я просто размышляю. Ты же видишь, что творится в стране? А профессию, возможно, я бы и сменил, да только ничего другого делать не умею.
      - Не умеешь или не хочешь?
      - А какая разница?
      - Большая. Я видел, как ты классно работаешь на ринге. С твоими знаниями восточных единоборств мог бы тренировать, допустим, боевиков мафии. Имел бы большие бабки. И главное - никакого риска.
      - Ну и шуточки у тебя, боцман... Сережа, ты чем сейчас занимаешься?
      - Изучаю дела. А что?
      - Давай сворачивайся. Через пять минут я за тобой заеду.
      - И куда же ты меня, если позволительно спросить?
      - К себе домой. Там Дина запекла гуся. Надо отметить встречу и потолковать заодно по делу. Есть кое-какие новости.
      - Ох, Сереженька! - тихо проговорила Дина и, приникнув ко мне хрупким телом, беззвучно заплакала. Дина и Катя были лучшими подругами. До этого я не очень-то верил в женскую дружбу, считал, что женщины с их системой "микроскопа" слишком зациклены на себе, чтобы быть искренними. Но Дина с Катей эту бредятину опровергли.
      Узнав, что я похоронил Катю месяц назад, Дина очень обиделась, так посмотрела на меня, что мне захотелось сквозь землю провалиться. Тихо сказала:
      - Как ты мог?! - И ушла на кухню.
      И только тут я осознал, насколько она права. Почему я считал, что смерть Кати - это лишь мое личное горе? По какому праву лишил Дину, Володю, Мишу Краснова возможности с ней попрощаться?
      - Ты, Сережа, действительно... - Рокотов долго подбирал слово, которого я заслуживал, но, боясь, очевидно, усугубить и без того незавидное мое положение, мягко добавил: - Действительно, отличился.
      - Извините, ребята! - выдавил я из себя.
      "Извините, ребята! - смешно передразнил меня прозвучавший где-то в черепушке знакомый едкий голосишко. - Горбатого могила исправит. Каким ты был законченным эгоистом, таким и остался".
      Иванов! Мой постоянный оппонент. Я был искренне рад нашей встрече. Со смертью Кати он куда-то исчез. Похоже, он переместился в Новосибирск задолго до меня. Все возвращается на круги своя. Как все-таки здорово, что я вернулся.
      "Привет, - ответил я радостно. - Давненько я не слышал твоего скрипучего голоса. Как поживаешь, приятель?"
      "Спасибо. Хреново".
      "А что так?"
      "Шевельни мозгами, - проворчал Иванов сердито - Одна мысль, что вновь долгие годы придется сосуществовать с таким неотесанным эгоистом, как ты, может навсегда испортить любое, даже самoe праздничное настроение".
      "Ты неисправим, - рассмеялся я. - Все такой же зануда и пессимист. И все же я искренне рад нашей встрече".
      "Честно признаться, я тоже, - проскрипел двойник. - Поздравляю с возвращением в родные пенаты!"
      "Пошел ты!"
      - Это ты с кем? - услышал я удивленный голос. Похоже, что уже начинаю беседовать с Ивановым-оппонентом вслух. Замечательно! Хорошо же я выгляжу со стороны, да?! Так недолго и загреметь в психушку
      - Да так, кое-что вспомнил.
      - Заливай, заливай, - усмехнулся Рокотов. Володя был в курсе моих взаимоотношений с Ивановым-вторым и догадался, кого я только что шуганул. Появилась Дина, неся на подносе огромного румяного гуся. Лицо ее было заплаканным и несчастным. Она поставила гуся в центр уже накрытого стола и, стараясь на меня не смотреть, нарочито строго спросила:
      - Почему до сих пор не за столом? Я подошел к ней, обнял за плечи.
      - Прости меня, Дина, ради Христа! Я порядочный свинтус. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты меня помиловала?
      - Как ты мог, Сережа?! Никогда не думала, что ты на такое способен. Ведь Катя... Я... А-а-а! - Она махнула рукой, закрыла лицо ладонями и убежала в ванную.
      - Терпи, Сережа, - попробовал приободрить меня Володя. - Давай за стол. Выпьем. Авось полегчает.
      - Авось да небось, - усмехнулся я, усаживаясь. - Никогда прежде не слышал от тебя подобных словечек.
      - Старею, наверное, - ответил Рокотов, наливая в рюмки водку. - У нас в детдоме так сторож дядя Петя говорил. Давай, Сережа, выпьем за встречу. Я очень рад, что мы снова вместе. А на Дину не обращай внимания. Пусть проплачется. Такое горе. Она так любила Катю.
      - Нет, без Дины я пить не буду, - запротестовал я.
      - Ну как знаешь. - Он поставил свою рюмку на место. - Ты изучил дело?
      - В общих чертах. Чтобы влезть в него досконально, нужна, как минимум, неделя.
      - И каковы первые впечатления?
      - Ниже среднего. Пока вы лишь плелись в хвосте событий, добросовестно фиксируя их на бумаге, и если бы не Говоров, то было бы вообще глухо, как в танке. Жаль парня. Он был прирожденным следователем.
      - Да, - кивнул Рокотов. - А ты показания Свалова читал?
      - Читал.
      - И как тебе идея мафии взять все в свои руки? Неужели это возможно?
      - Еще как возможно. Идея не нова. Ее контуры просматривались уже при расследовании дела Полякова. Уже тогда мафия предприняла первые шаги к консолидации и была близка к тому, чтобы взять всю экономику области под контроль. Осуществлению этой "благородной" цели помешали тогда мы с тобой.
      - А что толку, - хмуро проговорил Володя. - Теперь они собираются взять под контроль экономику всей страны. Неужели там, - Рокотов поднял глаза к потолку, - этого не видят?
      - Там, Володя, уже все давным-давно куплены мафией вместе с потрохами.
      - Что же делать?
      - Спроси что-нибудь полегче. Работать. Иного нам не дано. И попытаться помешать этим планам. Как говаривал ваш детдомовский сторож, авось получится. В это время вернулась Дина. Виновато глядя на меня, проговорила чуть слышно:
      - Извини, Сережа! Я что-то совсем расклеилась, встретила, называется, гостя.
      - Это ничего, Дина. Живые оплакивают умерших. Давайте выпьем за светлую и незабвенную память о ней. Молча выпили. Грустный получился у нас ужин. Рокотов вызвался меня проводить. Мы решили прогуляться до моего дома. Ночь была тихая, теплая, даже душная, будто не середина августа, а зенит лета. Высокое небо с мириадами ярких звезд было парадно-торжественным. Где-то там обретает сейчас душа моей Кати. Ей там хорошо и покойно. Я это знаю. Практически сам там побывал, да выкарабкался. Но также верю и в то, что она отдала бы все на свете, лишь бы оказаться здесь, рядом с нами...
      - А где дочь? - спросил Рокотов.
      - Отдал пока Лене;
      - Как она? Как Павел? Давненько его не видел.
      - Нормально. Весь в батяню.
      - Это точно, - согласился Владимир. - Вылитый. Да, совсем забыл сказать. Сегодня мне звонили из Бийска. Оказывается, там Говоров задержал по подозрению в убийстве Трубициной капитана Центрального управления милиции Камышева.
      - Вот оно что. Похоже, что он зацепил что-то очень существенное. Потому-то его и поторопились убрать. А гаденыша привезут - поговорим.
      - Увы... Во время этапирования в Новосибирск Камышева убили прямо в поезде.
      - Вот черт! Оперативно, сволочи, работают. Их системе безопасности можно позавидовать. Это тебе никого не напоминает?
      - Ты имеешь в виду Полякова?
      - Вот именно. И вообще меня последнее время не покидает чувство, что мы вновь с ним столкнулись.
      - Не говори глупостей. Ты ведь знаешь, что ему определили двенадцать лет.
      - Я, конечно, не берусь утверждать, но только почерк... Да. А что, если мы тогда одну голову у этой страшной гидры под названием Предприятие не заметили и теперь она восстановила свое былое величие? Ты ведь работал внутри этой системы, не знаешь, кто бы это мог быть?
      - Откуда? Все, что мне стало известно, я выложил, как на духу.
      - А кто может знать?
      - Возможно, бывший шеф безопасности Комиссаров?
      - Точно. Этот вполне может знать. Срочно установи, где он отбывает наказание.
      - Сделаем.
      - И еще... За что убили тогда коммерсанта Виктора Юдашева?
      - За отказ с ними сотрудничать.
      - Вот именно. А если и причина убийства Шипилина та же? Не верю, что в деловых кругах нет порядочных людей, что все они продались мафии.
      Рокотов неожиданно рассмеялся, обнял меня за плечи.
      - Узнаю Иванова. За твоими версиями трудно уследить. Нет, все же хорошо, что ты вновь с нами.
      От новой, пришедшей на ум мысли я даже приостановился, замер. Рокотов встревоженно спросил:
      - Что с тобой?
      - Каким образом Говоров оказался в Бийске?
      - Он ездил в санаторий "Белокуриха" допросить майора Случанко, дежурившего по городу в ночь убийства Погожева.
      - Это убийство двухлетней давности?
      -Да.
      - Кто знал о его поездке?
      - Что ты этим хочешь сказать? - насторожился Владимир.
      - Пока ничего определенного. Просто хочу знать круг посвященных.
      - Краснов, естественно, Истомин, Сидельников, я. Проверенная гвардия. Надеюсь, нас ты не подозреваешь?
      - Кто еще?
      - Мой заместитель полковник Зайцев. Я поручил ему лично курировать это дело.
      - Что о нем скажешь?
      - Прекрасный специалист. Полста лет. Мне его посоветовал взять в замы Трайнин. Правда, последние полгода с ним что-то происходит, стал хмурым, замкнутым. Пробовал с ним поговорить по душам, но не тут-то было. Ребята говорят, у него проблемы с сыном.
      - Срочно узнайте, в чем тут дело.
      - Ты думаешь...
      - Я всего лишь сопоставляю факты и прихожу к определенным выводам. Это ведь так просто. К примеру, я спрашиваю: почему преступники появились на квартире Забродской раньше вас? Случайно? Возможно. А возможно, и нет. Но когда они оказываются вместе со следователем в Бийске, то это уже очень похоже на закономерность. Из этого вывод: либо у вас в управлении, либо у нас в прокуратуре кто-то роет, кто-то регулярно снабжает мафию ценной информацией о передвижении и замыслах противника. И пока мы с тобой его не вычислим, нет и не может быть у нас с тобой спокойной жизни. Понял?
      - При таком раскладе многое проясняется. Сережа, ты молодец!
      Я полностью разделял мнение Володи. Мне было не скажу что очень уж хорошо, просто нормально, спокойно. С души будто камень свалился, и я вновь ощутил ногами землю, ее могучее притяжение. Это придавало уверенности. От выпитого слегка кружилась голова. Я полной грудью вдыхал ночной воздух. Смотрел на печальный и слегка удивленный лик луны. Неспешно мерил шагами родной и до боли знакомый город. А рядом шел Володя Рокотов, мой друг - замечательный и очень надежный человек.
      И тут я заметил сзади, метрах в двадцати, троих парней. Остановился, достал сигареты, закурил. Они также притормозили, ждали. Что-то здесь нечисто.
      - Володя, за нами, кажется, следят.
      - С чего бы? Тебе показалось, - неумело разыграл он удивление. И я сразу все понял.
      - Это твои парни?
      - Ну.
      - Чего "ну"?
      - Ну мои.
      - Ну загну. Удивляюсь, как вам, гражданин начальник, с таким "богатым" лексиконом доверили Уголовный розыск огромной области. Я бы подумал, прежде чем поручить вам командовать хотя бы ротой дебилов.
      Рокотов добродушно фыркнул.
      - Скучно было без тебя, Сережа. - Он вдруг обхватил меня за талию и легко поднял. - Скажи спасибо, что это мои ребята, а не боевики мафии.
      - Ну, ей-богу, детский сад какой-то. Что ты меня тискаешь? Какой пример подаешь подчиненным? А ну сейчас же поставь на место!
      Я сделал попытку вырваться. Не тут-то было, хватка у него бульдожья.
      - Нет, ты сначала скажи спасибо.
      - Спасибо, благодетель, за заботу, за ласку! Век тебе этого не забуду. Сей благородный поступок будет навеки высечен на скрижалях истории.
      - То-то же, - удовлетворенно проговорил Владимир, выпуская меня из своих медвежьих лап. - Хватит, научены горьким опытом. Теперь, господин генерал, вы даже, простите, в сортир без сопровождения не сможете сходить. И вообще, ваши передвижения по городу нужно свести к минимуму. Вопросы есть?
      - Это же ограничение моих прав. Грубое и беспардонное. А как же свобода личности, о которой вы столь долго и нудно кричали?! Где она, я вас спрашиваю?! Нет, я этого так не оставлю. Я буду жаловаться!
      - Жалуйся себе на здоровье, - великодушно разрешил мне друг. - Можно письменно. На мое имя.
      А ночью мне приснилась Катя. Она была довольна принятым мной решением. А я был доволен, что она довольна. Поэтому утро встретил бодрым и отдохнувшим. Умывшись, сделал на скорую руку яичницу, позавтракал и побежал к Лене проведать Веруху. А следом топали три добрых молодца с усталыми, но симпатичными лицами. Будущее надвигалось на меня с неотвратимостью курьерского поезда. Какое покажет время. Бум надеяться. Ничего другого нам не остается.
      Глава 5
      На похороны Говорова не пошел. Во-первых, я не был знаком с этим, по отзывам, славным парнем. Во-вторых, меня уже цепко повязали нити уголовного дела. Пора играть на опережение.
      Итак, Шипилин... О возможных причинах его убийства я уже высказывал свои предположения Рокотову. Нужно побеседовать с коммерсантами из его окружения. Они могут подтвердить, прав ли я. Убил его, Скорее всего, именно тот тип, с которым на балу столкнулся Говоров. Если судить по хладнокровности убийства и точности удара ножом, это, скорее всего, профессиональный киллер. Выйти на него сейчас будет крайне сложно, если вообще возможно. Здесь приходится уповать пока на его величество случай.
      Пойдем дальше. Вениамин Струмилин. Здесь все более-менее ясно. Известен исполнитель - Николай Кочубеев. А если есть исполнитель, то найдем и организатора, обязательно найдем. Не все пока ясно с мотивами убийства. Но и это, как говорится, дело техники. Они уже сейчас просматриваются достаточно четко. Скорее всего, Струмилин снабжал Шипилина кое-какой доверительной информацией, за что и пострадал.
      С убийствами Погожева, Трубициной, Забродской и дежурного по Заельцовскому ИВС... Как же его фамилия?.. Забыл. Ну не суть важно. Здесь тоже все более или менее ясно. Говоров был уверен, что Погожева убил Добрецов, а затем ловко подставил свою любовницу Трубицину. Когда же Говоров заинтересовался этим делом, то пресловутый Алик срочно и умело организовал убийство всех тех, кто мог на него вывести. Что же Говорову удалось раздобыть в командировке? Исчез "дипломат", с которым он уехал. В нем представляет интерес протокол допроса майора Случанко. Что еще? Протокол задержания Камышева и постановление о его этапировании в Новосибирск. Это само собой. Но при задержании Говоров обязательно допросил этого перевертыша. Точно! Протокол его допроса и стоил, вероятно, жизни замечательному парню Андрею Говорову.
      Добрецов, Добрецов... Я напряг память, стараясь вспомнить, всплывала ли эта фамилия при расследовании мной дела Полякова. Нет, не всплывала. И все же я был убежден, что Добрецов каким-то образом был тесно связан с Поляковым. Почему? А шут меня знает почему. Интуиция. А она хоть и легкомысленная девица, но еще ни разу меня не подводила. Пока Добрецов не предоставил нам ни единого шанса его изобличить. Хитер бобер, изворотлив. А что, если он и стоит во главе пирамиды? Не исключено. Свалов о нем не обмолвился ни словом. Бобров - тоже. Бобров и не скажет. А вот Свалов... Жидковат, может и расколоться, если правильно построить допрос. Этим я займусь, пожалуй, сам. Да, но если мои предположения верны, то Добрецов не может относиться равнодушно к нагрянувшему из Москвы Кудрявцеву, покушающемуся на его власть. Определенно. Значит, конфликт между ними неизбежен. И Добрецов постарается убрать со своей дороги соперника тихо и незаметно.
      Есть полная уверенность, что Кудрявцев сейчас в Новосибирске, тем более что вновь активизировался киллер Кацобаев (фамилия явно вымышленная). Киллеру нужен Кудрявцев. Все так. И убийства официантки и капитана Полуэктова, скорее всего, взаимосвязаны - через них он пытался выйти на Кудрявцева. Правда, пока не ясна роль Полуэктова. Можно лишь предположить, что он был шестеркой мафии. Но при чем тут Говоров? Чем следователь не угодил киллеру? В его убийстве отсутствует всякая логика. Н-да... Стоп. А что, если?.. Вполне возможно, что Добрецов добрался до киллера раньше нас. и теперь тот работает под его контролем. Ай да Иванов! Есть, есть еще порох в пороховницах. А этот директор магазина - достойный противник. И по сути политическое убийство Кудрявцева будет выглядеть лишь как месть оскорбленного киллера. Все точно и мастерски рассчитано.
      Добрецов, Добрецов. Как же до тебя, хитроват добраться? Посещение магазина было грубейшей ошибкой Говорова. Теперь Алик знает, что мы на него вышли, и будет предельно осторожным. Где же он прячет Кацобаева? Убийства Кудрявцева никак нельзя допустить. Он, с его московскими связями, нужен нам живой и невредимый. А о Добрецове я Должен знать все, начиная с того времени, когда он еще в пеленки писался. Так и запишем.
      Пока ясно одно: надо убедить прокурора добавить нам еще, как минимум, троих следователей. А то окончательно зашьемся.
      В это время в дверь постучали. В
      - Да, да, входите! - прокричал.
      Дверь медленно приоткрылась, и в проеме вырос этакий детинушка под два метра. Лицо у парня бледное и болезненное. Одет в трико, тенниску, на ногах комнатные тапочки. Странный вид нежданного гостя меня озадачил.
      - Здравствуйте, Сергей Иванович! - поздоровался парень. - Шилов я, Роман.
      Шилов, Шилов... Ах, Шилов! Друг Говорова. Но ведь он недавно был ранен Бобровым и сейчас должен находиться в больнице? Сбежал, что ли, халдей?
      - Здравствуй, Роман! - Встал из-за стола, пожал ему руку. - Рад познакомиться с героической личностью.
      - Да что там, - засмущался Роман, переминаясь с ноги на ногу.
      - Ты хочешь мне сообщить, что врачи отпустили тебя из больницы?
      - Сам ушел.
      - Оно и видно. И как это "сам"?
      - А так. Собрался и ушел. А чего там разлеживаться... Они Андрюшу... А я там.
      Я во все глаза смотрел на этого Добрыню Никитича и чувствовал, как внутри поднимается душная щемящая волна. Совсем, видать, плохим становлюсь, едва слеза сентиментальности не прошибла. А кто-то что-то говорил о нашей молодежи. Трепачи! Они имели и имеют дело лишь с коротко стриженными ублюдками с деревянными челюстями и понятия не имеют, что есть такие орлы, как Рома Шилов. Нет, что бы они там ни каркали и ни пророчили, но пока в строю такие ребята, значит, не все потеряно и у страны есть будущее. Да, но что же ему нужно от меня?
      - Ты садись, Рома. Садись. А то у меня уже шея устала смотреть на тебя снизу вверх. Но я как-то не возьму в толк - почему ты ко мне-то пришел?
      Он медленно сел на стул. И по тому, как напряглись мышцы его лица, понял, что даже это нехитрое действие далось ему с трудом. Аника-воин!
      - Хочу, чтобы вы меня взяли в группу, - сказал он просто, доверчиво глядя на меня.
      Рвется в бой. Считает, что без него мы с мафией не разберемся. Эх, молодо-зелено! Когда-то и я был точно таким же, прямиком пер на амбразуру. Лишь позже пришло осознание, что мафию кавалерийским наскоком не возьмешь, нет. Здесь надобно терпение, терпение и еще раз терпение. Но как же деликатнее отделаться от этого полуинвалида богатыря?
      - А при чем тут я?! - разыграл удивление. - У тебя есть непосредственный начальник Рокотов. Пусть он и решает. Так что давай прямиком к нему.
      - Я у него уже был. Он это... Сказал, как вы решите, так и будет.
      Нет, как это вам нравится?! Ну Рокотов! Ну молодец! Удружил так удружил, нечего сказать! Сам не решился отказать парню, перевел стрелки на меня, пусть, мол, друг отдувается. Ловко! Прежде я подобного за ним не наблюдал..
      - Но ты ведь знаешь, что врачи... У них разговор короткий - нельзя, и все нелады, - сделал я последнюю попытку его образумить.
      - А я все равно. Я не уйду, - упрямо проговорил Шилов, набычившись. И я наконец решился.
      - Хорошо. Но только ни о каких боевых операциях пока не может быть и речи. Будешь сидеть здесь и помогать мне с бумагами. Идет?
      Роман счастливо разулыбался:
      - Ага! Спасибо вам, Сергей Иванович!
      - А с женой свое решение обговорил?
      - Пока нет, но она понимает с полуслова... Она хорошая.
      - Хорошая, потому что тебе во всем потакает?
      - Ага, - рассмеялся Шилов.
      - Странное у тебя понятие о хороших женах. А ведь, Рома, жена - она ведь тоже человек. Чем раньше ты это поймешь, тем для тебя будет лучше. Ладно, иди домой, отдохни, переоденься, а завтра утром ко мне.
      Он резво, пожалуй, даже слишком резво вскочил:
      - Разрешите идти?
      - Иди. Да, если случайно встретишь своего начальника, то передай ему, что я встревожен и даже где-то по большому счету удручен его поведением. Передашь?
      - Передам, - озадаченно проговорил он, не понимая, приказ это или шутка.
      После ухода Шилова я стал готовиться к предстоящему совещанию. Необходимо было переломить ситуацию и начинать массированное наступление на мафию. Пора.
      Книга третья
      Реванш не состоялся
      Часть первая
      СТРАТЕГИ
      Глава 1
      Романа Даниловича разбудил телефонный звонок. Прежде чем взять трубку, он .глянул на часы. Семь утра. Кому это приспичило звонить в такую рань?
      - Здравствуйте, Олег Михайлович? - услышал Кудрявцев хрипловатый, с заметной картавинкой голос, по которому узнал исполнительного директора банка "Восток" Швеца Ивана Семеновича.
      Банк был одним из самых крупных и имел свои филиалы не только во многих -городах страны, в том числе и в Новосибирске, но и за границей. В Москве сейчас было четыре часа. Не спится людям. Роман Данилович понял, что случилось что-то из ряда вон. Теперь он был Студенковым Олегом Михайловичем - шефом мифической московской фирмы "Ноктюрн". Нет, по бумагам она была и даже "плодотворно" работала. Но в природе ее не существовало.
      - Здравствуйте, Иван Семенович! - радушно приветствовал он Швеца. - Рад вас слышать!
      - Олег Михайлович, вы можете гарантировать конфиденциальность нашего разговора? - заговорщицки спросил Швец.
      Кудрявцев невольно усмехнулся. Нравится мужикам играть в разведчиков и шпионов. А почему бы и не поиграть, если есть возможность?
      - Да, да, не беспокойтесь. - Как заверил Романа Даниловича хозяин дачи Семилетов, телефон проверен специалистами качественно. - Отчего же вам не спится, Иван Семенович?
      - А-а! Не до сна тут. Мне Николай Викторович приказал срочно обзвонить всех наших. Поэтому сижу вот, телефон раскалился.
      - Что-нибудь случилось?
      - Еще как случилось. Из достоверных источников стало известно, что правительство готовит постановление о замораживании всех выплат по государственным обязательствам и резком повышении курса доллара.
      - Они что, с ума там сошли? - разыграл Кудрявцев возмущение. Он уже давно .не играл с этим государством ни в какие игры и чувствовал, что обвал рубля рано или поздно произойдет. Занимая деньги у банков под немыслимые проценты, оно неизбежно должно было стать банкротом. Однако все это он держал при себе, не считая нужным раскрываться. По опыту знал, что любое мнение может быть по-разному интерпретировано. А потому не нужно высовываться. Надо быть как все. Так спокойнее. Продолжая придерживаться взятого тона, в сердцах проговорил: - Ведь и президент и правительство заверяли и заверяют в надежности рубля?!
      - А-а! Кому вы верите, Олег Михайлович? Они уже давно исчерпали лимит доверия. Наконец это поняли не только у нас в стране, но и на Западе. Предупредите о грядущих событиях директора нашего филиала и всех своих. Предполагается, что доллар за первую неделю может поправиться до двадцати и более рублей. На этом можно сыграть с пользой для себя. Постарайтесь как можно быстрее избавиться от всех ценных бумаг. Счастливо вам!
      - До свидания! - Кудрявцев положил трубку. Встал. Прошелся по комнате. Все правильно. Этим и должно было кончиться. С неожиданным (для непосвященных) уходом прежнего премьера и с приходом нового - этого комсомольского вожачка средней руки с вежливой улыбкой и манерами метрдотеля перворазрядного ресторана, сразу получившего емкое и точное прозвище "киндер-сюрприз", Кудрявцев день ото дня ждал, что нечто подобное произойдет. Бывший комсомольский вожак, соглашаясь возглавить правительство огромной страны, скорее всего, даже не предполагал, что приглашен сильными мира сего на роль "мальчика для битья", на которого можно будет повесить всех гусей. Так и произошло. Поэтому вновь созданный банк "Центр России" не играл с государством в азартные игры и не участвовал в построении финансовой пирамиды, которая, как карточный домик, должна была непременно рухнуть. Нет, увольте, господа. Не на того напали. Но теперешние компаньоны Романа Даниловича, каждый из которых имел еще и свой банк, а то и не один, в такие игры очень азартно играли, надеясь получить хорошие дивиденды. Похоже, жизнь так их ничему и не научила. И все ж их надо предупредить. Сегодняшнее совещание как нельзя кстати.
      Телефонный разговор лишний раз подтвердил серьезность намерений на власть в стране той команды, к коей он имеет честь принадлежать. Дряхлеющий на глазах президент и бездарное правительство еще не успеют подумать, а его команда уже все знает об их планах. Нет, Высший экономический совет - это всерьез и надолго. Это сила, с которой вряд ли кто-то осмелится открыто враждовать. Они уже сейчас доподлинно знают, кто, сколько и в каких банках хранит свои сбережения на Западе. Это колоссальные суммы, полноводная денежная река. Принудить их вернуть капиталы на родину не составит большого труда. Для этого есть множество проверенных и достаточно эффективных способов. И тогда они заставят Запад их уважать и с ними считаться. Что ж, как говорится в народе: "За что боролись, на то и напоролись". Именно так. Вы, господа, хотели поставить Россию на колени и чтобы она с них никогда не встала? Но на коленях, уверен, придется постоять вам.
      На этот раз все складывалось как нельзя лучше. Создан и уже начинает работать новый банк, который в дальнейшем станет главным банком Сибири, определены стратегические задачи и намечен план первоочередных мероприятий. Все вроде бы просчитано и взвешено, но не было душе его успокоения, маялась она нехорошим предчувствием.
      Роман Данилович сел в кресло, закурил. Он никогда прежде не курил на голодный желудок. Но сейчас даже не подумал об этом. Прикуривая, обратил внимание, что руки заметно дрожат. Что-то нервы стали пошаливать. Немудрено, коль такие события надвигаются.
      Кудрявцев находился в Новосибирске уже около месяца. Памятуя о прошлом своем приезде, когда он из-за бездарных охранников оказался в полшаге от провала, он на этот раз набирал свою охрану сам.
      Возглавил ее бывший капитан ГРУ Кирилл Дмитриевич Прилепских, человек умный, деятельный и осторожный. Да и остальные шестеро ему под стать - опытные оперативники некогда грозных спецподразделений, одно название которых вызывало уважение. Однако Роман Данилович прекрасно понимал, что эти семеро, как бы опытны ни были, не могут гарантировать его безопасности, если в этом не заинтересованы его гостеприимные хозяева. А вот здесь-то как раз уверенности не было. Еще в прошлый раз он интуитивно чувствовал, что работает под чьим-то неусыпным контролем. Кто-то затеял с ним непонятную игру. Свалов, представлявший тогда интересы делового мира Новосибирска, не в счет. Трусоват. Жидковат. Он мог быть хорошим исполнителем. Но чтобы затевать тонкую и опасную игру с представителем Центра? Нет, нет, ни за что на свете.
      Когда же он почувствовал неладное? С момента знакомства с Добрецовым. Именно тогда понял, что что-то здесь не то. Свалов представил этого рослого красавца с умным и внимательным взглядом серых глаз как перспективного молодого коммерсанта. Держался Добрецов скромно, почтительно. Из десятиминутной беседы с ним Роман Данилович выяснил, что тот владеет небольшим хозяйственным магазином со средним оборотом, не женат, особых пристрастий не имеет, своим положением вполне доволен. Он ни о чем не просил Кудрявцева, в протекции не нуждался. Сказал лишь, что мечтал познакомиться. Это-то и показалось странным. Во-первых, каким образом он о нем узнал? Он не был ни родственником Свалова, ни его хорошим знакомым. Мало ли молодых начинающих .коммерсантов хотели бы с ним, Кудрявцевым, познакомиться? Во-вторых, если Добрецову ничего не было нужно, то терялся всякий смысл такой встречи. И, наконец, в-третьих, подозрительным было поведение Свалова. Держался он с молодым человеком так, как если бы скромный служащий, по капризу своего босса, вдруг занял его кресло. Зависимое положение невозможно скрыть никаким антуражем. Для этого надо быть гениальным артистом. Свалов им не был. Словом, Добрецов очень и очень заинтересовал Романа Даниловича. Но познакомиться с ним поближе и узнать о нем побольше тогда не удалось. Провал группы Свалова и последующие события заставили Кудрявцева срочно покинуть Новосибирск.
      В свой новый приезд он первым делом поручил Прилепских как можно больше разузнать о Добрецове. Однако, или тот был сверхосторожен, или действительно довольствовался небольшим магазином и ничем более. Во всяком случае, за две недели Прилепских ничего иного установить не удалось. И все же интуиция подсказывала Роману Даниловичу, что это не так. Он кожей чувствовал опасность. И исходила она именно от Добрецова. Как же к нему подобраться? Уже тот факт, что опытному Прилепских не удалось на него ничего добыть, свидетельствовал о серьезности противника, - в том, что в лице Добрецова он обрел именно противника, Кудрявцев не сомневался.
      На этот раз деловой мир Новосибирска представлял генеральный директор банка "Акционер" Семидетов Артур Леонидович, на даче которого и поселили Романа Даниловича. Кудрявцев попробовал было с ним поговорить о Добрецове. Но стоило тому лишь услышать эту фамилию, как он тут же закрылся и поторопился заверить, что такого не. знает и ничего о нем не слышал. Это лишний раз укрепило уверенность Кудрявцева в том, что интуиция его не подводит.
      В последние дни случилось что-то серьезное. Местные руководители, отвечающие за его охрану, усилили меры предосторожности. Дачу охраняли не менее двадцати боевиков. Сменили и автомобиль. Теперь он ездил в бронированном "БМВ". Что бы это значило? Кудрявцев терялся в догадках.
      Дверь осторожно приоткрылась, показалась фигура его начальника охраны. Увидев шефа сидящим в кресле, Прилепских спросил:
      - Разрешите, Олег Михайлович?
      - Да, да, входите, Кирилл Дмитриевич.
      Кудрявцеву нравился этот невысокий, ладный человек с неприметной внешностью. Он знал дистанцию, не лез со своими советами, четко и быстро выполняя указания. Ему с одинаковым успехом можно было дать как тридцать, так и сорок лет. Таким, наверное, и должен быть профессиональный разведчик.
      Прилепских прошел к креслу, сел, закурил.
      - Есть какие-то новости, Кирилл Дмитриевич? - поинтересовался Кудрявцев.
      - Есть, - кивнул Прилепских. - По своим каналам я установил, что в городе объявился знаменитый киллер по фамилии Кацобаев, который уже успел убить нескольких человек. На его поиски брошена вся милиция.
      При упоминании фамилии киллера Кудрявцев невольно вздрогнул. И это не ускользнуло от внимания зоркого начальника охраны.
      Новость была действительно неожиданной. Она не только взволновала, но и обеспокоила Кудрявцева. Он прекрасно понимал, по какой причине киллер Кацобаев, а вернее сказать, Гарюнов Игорь Васильевич вновь объявился в здешних краях. Уже в Москве, перед самым отъездом, до него дошла информация, что Гарюнов его разыскивает. Роман Данилович клял себя последними словами за допущенную в прошлый раз беспечность. Надо же, как недооценил он всего-навсего убийцу. А это в его-то годы, с его жизненным опытом непростительно. Послав к Гарюнову двух каких-никаких боевиков, он уже посчитал, что дело сделано. В результате этих заморышей нашли с дырками во лбу, а киллер исчез, как в воду канул. И вот нате вам - он вновь объявился тут. Это означает лишь одно: в Москве Гарюнов не только вышел на него, но и сумел установить, что он уехал в Новосибирск. Вполне возможно, что он знает и об его измененной внешности.
      - И кого же он успел убить? - как можно спокойнее спросил Кудрявцев.
      Перечисление фамилий убитых ничего не сказало Роману Даниловичу. Лишь название знакомого бара подтвердило его опасения - эти убийства вовсе не случайны и каким-то образом связаны с охотой на него.
      Кудрявцев побрился, принял душ, позавтракал традиционным бутербродом с сыром и чашкой кофе. Порядок! Пора было звонить своим, как сказал бы тот же следователь Иванов, "под ельникам". Ха-ха-ха! Шутка. Черный юмор. Кстати, говорят, что этот Иванов очень опасен, умен, хитер, деятелен, не покупается и не продается. Россказни! Все в нынешнем мире, в том числе и любой человек, имеет цену. Просто мало давали.
      Его компаньоны, будущие члены кабинета правительства Сибирской Республики, известие о предстоящих шагах нового правительства во главе с очаровательным "киндер-сюрпризом" встретили по-разному. Кто возмущался, доходя в своем возмущении до примитивных матюгов, а кто лишь спокойно благодарил за сообщение. По их реакции Роман Данилович мог определить, на кого из них в той или иной мере в дальнейшем можно будет положиться. Ситуация подсказывала - надо ориентироваться на то, чтобы брать власть в стране в свои руки.
      Похоже, у его шефа охраны были действительно установлены надежные каналы в местных правоохранительных органах, так как уже вечером он доложил, что капитан милиции Полуэктов, скорее всего, сотрудничал с одной из мафиозных группировок и пострадал в результате очередной разборки между преступными кланами. И так далее.
      Скрупулезно проанализировав информацию. Роман Данилович пришел к выводу, что киллера прибрали к рукам местные авторитеты и теперь он работает под их контролем. Вполне можно предположить, что главным "контролером" является. Добрецов. Да, но зачем этому молодому сукиному сыну понадобился киллер? Ведь если он захочет от него, Кудрявцева, отделаться, то беспрепятственно сделает это в любое время. Зачем же киллер?.. Вдруг он все понял. Ведь его убийство будет выглядеть как сведение счетов двух москвичей, их внутренняя разборка. В этом случае Добрецов вне всяких подозрений. Ловко! В народе о таких говорят: "Молодой, да ранний".
      Если дела обстоят именно так, как он предполагает, то положение его, надо прямо сказать, незавидное.
      - Кирилл Дмитриевич, - обратился он к Прилепских, - необходимо во что бы то ни стало найти этого киллера. Это очень важно, неотложно, срочно. Речь идет о нашей безопасности. Поторопитесь.
      - Понял. Разрешите выполнять?
      - Да, да. Вы уж постарайтесь, Кирилл Дмитриевич. - К своему неудовольствию, Роман Данилович отметил, что прозвучало это несколько заискивающе.
      Отметил это и Прилепских. Но его серое невзрачное лицо не выразило никаких эмоций. Бесцветно проговорив: "Я постараюсь", он вышел.
      Глава 2
      ...Полуденный зной. Неподвижный воздух пахнет медом, чабрецом и еще чем-то удивительно приятным и пронзительно звенит, звенит, звенит от сонмища прячущихся в траве цикад. Утомленные жарой, задремали красавицы березы, свесив почти до земли великолепные кудри. От обилия ромашек кажется, что на луг выпал снег. Как красиво! Ромашковая даль! Что, может быть лучше такого ромашкового луга?
      Большая яркая кавалькада показалась из-за березового колка. В основном мужчины. Из женщин лишь графиня Померанцева, эта энергичная особа с грубым некрасивым лицом и манерами приказчика, да она, Марианна, выразили желание непременно участвовать в охоте. От пряного ли воздуха, от возбуждения или от ощущения ЕГО близости у Марианны кружится голова, а сердце готово выскочить из груди. Молодая и норовистая Глория под ней нетерпеливо перебирает ногами. ОН наклоняется к Марианне, накрывает ее руку своей сильной ладонью и, заглядывая в глаза, спрашивает:
      - Всё в порядке?
      Она даже прикусывает губу, чтобы в полный голос не закричать от переполнявшего ее счастья, и, опустив глаза, чуть слышно отвечает:
      - Да, да.
      Боже мой! Как же долго она ждала, надеялась, что он обратит на нее внимание: И кажется, это случилось!
      Но вот дремотную тишину разбудил звонкий и протяжный звук рожка, возвещавший о начале охоты. Вслед за ним из колка справа раздались громкие голоса и крики: "Ату его! Ату!"
      И тут Марианна увидела зайца. Он выскочил из леса и, сделав стойку и прядая ушами, испуганно огляделся. Увидев всадников, высоко подпрыгнул и бросился наутек. Кавалькада с шумом и гиканьем устремилась за бедным зверьком. Марианна пришпорила Глорию. Лошадь резво взяла с места и помчалась вперед, переходя на иноходь. Девушка, увлеченная погоней, уже ничего не замечала вокруг, видела впереди лишь серый подпрыгивающий комочек. В клочья рвался сухой полуденный воздух, выбивая из глаз невольные слезы, а молодое и сильное тело возбужденно звенело от переизбытка сил. Как хорошо! Как замечательно жить на земле! Боковым зрением она видела ЕГО слева совсем близко. Он одобрительно посматривал на нее и улыбался. У НЕГО хорошая улыбка, добрая и чуть ироничная. Как же она ЕГО любит!
      Вдруг из-под копыт Глории выпорхнула какая-то крупная птица. Должно быть, куропатка. Лошадь испуганно отпрянула в сторону и рухнула. Марианна вылетела из седла.
      Когда она пришла в себя, то совсем близко увидела ЕГО встревоженное лицо и слабо улыбнулась. Болело правое бедро, саднило плечо, в голове будто стучали молотом.
      - Как ты, Марианна? - спросил ОН. ОН впервые сказал ей "ты". И это было так необычно и так... так... радостно.
      - Спасибо. Плечо вот только и голова, - ответила она чуть слышно и закрыла глаза.
      ОН, приговаривая: "Ты потерпи немного. Потерпи", подхватил ее на руки, прижал к себе и понес. А она тихо плакала и мечтала лишь о том, чтобы это продолжалось как можно дольше, хорошо бы вот так всю жизнь!..
      ...Рядом громко и настойчиво спросили. Светлана вздрогнула, очнулась от своего сна-видения и подняла глаза. Перед ней стоял официант - злой, недовольный.
      - Вы, кажется, что-то сказали? - удивилась она.
      - Я уже третий раз спрашиваю: будете что-нибудь заказывать?
      - Можно я это сделаю чуть позже? - миролюбиво улыбнулась Светлана. Видите ли, с минуты на минуту должна прийти моя подруга.
      - У меня что, другой работы нет, как выполнять чьи-то прихоти? раздраженно проговорил официант. У него было плохое настроение, и он не считал нужным скрывать его от клиентов.
      - Вы что, не слышали - девушка ждет подругу? - сказал сидящий напротив Светланы молодой мужчина.
      - Извините, - пробормотал официант и удалился.
      - Спасибо за поддержку! - поблагодарила девушка. - А то у него был такой грозный вид, что я откровенно испугалась.
      - Пустое, - небрежно ответил он. - Просто их надо почаще ставить на место, а то совсем распоясались. Такое впечатление, будто не мы к ним пришли, а они к нам.
      - Да, да, вы совершенно правы. Я всегда испытываю робость в общении с ними.
      Светлана посмотрела на наручные часики. Девять часов.
      - Что, опаздывает? - сочувственно спросил он.
      - Совершенно ничего не понимаю, - пожала она плечами. - Что с ней могло случиться?
      - С подругой?
      - Да, - кивнула девушка. - Сама пригласила меня сегодня сюда отметить день рождения. Не понимаю. Наверное, случилось что-то серьезное.
      - А она что, такая обязательная?
      - Да вообще-то не очень, - усмехнулась Светлана. - Она из числа тех, кто всегда и везде опаздывают.
      - Тогда придет, - убежденно проговорил мужчина. - Разрешите угостить вас шампанским?
      - Н-не знаю, удобно ли, - засомневалась она.
      - Ну, отчего же, - возразил он. - Вы ведь пришли в ресторан веселиться, а не уныло ждать. Верно?
      - Так-то оно так, но только...
      - Никаких "только", - перебил он ее и огляделся в поисках официанта. Не найдя его, проговорил: - Я сейчас. - Встал и ушел,
      Вернулся он минуты через две с бутылкой шампанского и двумя бокалами в руках. Ловко откупорил бутылку, налил ей и себе.
      - Давайте познакомимся, - предложил. - Меня зовут Олег.
      - Светлана.
      - Очень приятно. Замечательное имя. Редкое. - Он поднял бокал. Предлагаю выпить за знакомство и за его продолжение. - Олег рассмеялся. - Вы не против?
      Она ничего не ответила, лишь пожала неопределенно плечами.
      Выпили. Исподволь наблюдая за новым знакомым, Светлана пришла к выводу, что он принадлежит к лидерам, привык всегда и в любых ситуациях брать инициативу на себя. Но делает это тактично и почти незаметно. Воспитан. Умен. Что еще? Красив. Пожалуй, даже слишком. Несомненно, имеет успех у женщин.
      - Извините за любопытство, вы замужем? - спросил он. - Впрочем, если вопрос показался вам бестактным, можете не отвечать.
      - Н-нет, не замужем.
      - А что так неуверенно? - улыбнулся Олег.
      - Я... была замужем.
      Он внимательно на нее посмотрел и, поняв, что ей неприятна эта тема, коротко кивнул:
      - Ясно. - Вновь наполнил бокалы. - Теперь тост за вами.
      - Нет, нет, - протестующе замотала головой Светлана, - Я и так уже... У меня голова закружилась.
      - Не смею настаивать. - Олег отставил свой бокал в сторону.
      В это время к их столу вальяжной походкой подошел какой-то долговязый и неряшливый тип в джинсовом костюме. Был он в изрядном подпитии.
      - Мидам! - склонился он перед Светланой в шутовском поклоне. Р-разрешите а-ангажировать вас на т-танец. - Язык плохо слушался хозяина.
      - Нет, нет, я не танцую, - испуганно проговорила девушка. - Извините!
      - С-странно! - очень удивился тип и громко икнул. - А з-зачем же ты в т-таком случае сюда, коза, пришла? К-кино крутить этому к-ка-абану?
      - Ну зачем же вы так! - вконец растерялась она. - Как вам не совестно?!
      Мужчина выпучил глаза и заорал благим матом:
      - Это ты почему меня стыдишь, а?! Зачем обижаешь?!
      Олег внимательно посмотрел на мужчину, перевел взгляд на Светлану, встал и, пробормотав: "Одну минутку", направился к выходу.
      - Что, в штаны н-натрухал, герой! - ударил ему в спину издевательский хохот пьяного.
      Но Олег никак на это не отреагировал, даже не оглянулся.
      Около столика Светланы вырос дородный, внушительный метрдотель и, строго глядя на хулигана, спросил:
      -- В чем дело, молодой человек?
      Тот ткнул указательным пальцем в яркий галстук метрдотеля и удивленно воскликнул:
      - Ой, а что это?! - И когда метрдотель склонил голову, чтобы посмотреть, чего там у него такого обнаружил этот дебошир, тот крепко ухватил его за нос и восторженно заорал: - А-а! Попался! Зачем на базаре кусался?!
      Метрдотель растерялся совершенно, лупил на посетителя глаза, крутил головой, пытаясь освободиться от цепких пальцев мужчины, совершенно забыв, что у него есть руки. К нему на помощь ринулись два Дюжих официанта. Втроем они вытолкали нахала вон.
      Светлана осталась сидеть за столом красная от возмущения и едва не плача от обиды. Больше всего ее поразило поведение Олега. Трус! Вместо того, чтобы дать отпор пьяному дебоширу, он позорно бежал за помощью. Она терпеливо ждала его, чтобы высказать в лицо все, что о нем думает. Но время шло, а он не возвращался. Прошло пять, десять, пятнадцать минут. И Светлана поняла, что провалила операцию...
      О возвращении Иванова она узнала от Вадима Сидельникова. Несмотря на то, что они были в разводе, продолжали оставаться друзьями. Она все рассказала Вадиму. И о своем чувстве. И о том, Что вышла за него замуж от отчаяния, действуя по пословице "Стерпится, слюбится", пытаясь таким образом совладать со своей любовью. Она искренне хотела быть Вадиму обычной заботливой женой. Но только ничего из этого хорошего не получилось. Чувство оказалось сильнее ее. Умница Вадим все понял и простил.
      От Сидельникова она узнала и о постигшем Сергея Ивановича несчастье. Сердце ее задохнулось от жалости к нему. Сколько же всего пришлось вынести этому мужественному человеку. А теперь еще и это. Почему так несправедливо устроена жизнь, что все беды и невзгоды выпадают исключительно на долю хороших людей? Негодяи же всех мастей живут, как правило, легко, играючи. Почему так? Может, оттого, что негодяи умеют приспосабливаться к обстоятельствам, а хорошие люди живут по совести? Наверное, так. Но как же жалко Иванова! Он безмерно любил свою жену. Светлана так завидовала этой зеленоглазой красавице. И вдруг несчастье. Светлана искренне переживала за Иванова. И все же чувствовала, как в глубине ее души зарождается пусть маленькая, но надежда, даже тихая радость от того, что произошло. Она возмущалась, стыдила себя, называла эгоисткой до мозга костей, то погасить эту надежду так и не смогла.
      О ее любви к Иванову знал лишь Вадим. Он один. А на тот небольшой эпизод во время ранения Сергея Ивановича, когда она во всеуслышание на весь белый свет кричала о своей любви, никто не обратил внимания. Не до того было. Тогда она была уверена, что он умирает, и очень испугалась, что так и не узнает о ее любви. Слава Богу, и он, кажется, ничего не понял.
      Но желание его увидеть было столь велико, что она не находила себе места, стала рассеянной и забывчивой до неприличия, все буквально валилось из рук. Многие знакомые, знавшие, что она долгое время работала в группе Сергея, при встрече с ней говорили:
      - Ты знаешь, Иванов вернулся?
      - Знаю. Ну и что из того? - отвечала она с вызовом.
      - Как что?! Ты его видела?
      - Нет. И не горю большим желанием. Прошел день, второй, третий. И она уже стала свыкаться с мыслью, что никогда, никогда его больше не увидит. Эта мысль даже стала доставлять ей удовольствие. Ночами, уткнувшись в подушку, она мечтала: пройдут годы, он станет старым и немощным. И тогда она придет к нему и расскажет, как он прошел мимо своего счастья - ее большой любви, и как он будет сожалеть об этом. Она так ярко представляла эту сцену, что на душе становилось светло и щемяще-тоскливо. Поплакав, она успокаивалась и засыпала. Господи! Когда же она станет взрослой?! Наверное, никогда. В ней жили как бы две женщины- Нежная, пылкая Марианна - в мечтах. И сдержанная, строгая, где-то даже несколько педантичная Светлана - в жизни. А имя Марианна ей нравилось с детства. Откуда оно возникло? Она уже не помнит. Но имя было очень красивое, необычное, и она. часто называлась им при знакомстве'.
      Неожиданно ее вызвал Рокотов. Она шла к нему, теряясь в догадках, а сердце сжималось от предчувствия, что сейчас что-то непременно должно произойти.
      Секретарша Нина распахнула перед ней дверь и сказала:
      - Владимир Дмитриевич ждет вас.
      И она вошла. И увидела ЕГО сидящим за приставным столом - постаревшего, похудевшего, с темными кругами под глазами. Он смотрел на нее и улыбался. У нее закружилась голова и подогнулись ноги. И она поняла, что еще чуть-чуть - и она грохнется на пол. Опустив глаза, тихо поздоровалась:
      - Здравствуйте, Сергей Иванович! Рада вас видеть.
      - Здравствуйте, Светлана Анатольевна!
      Он встал из-за стола, подошел, хотел было обнять, но не решился, протянул для приветствия руку. С легким смешком проговорил:
      - А вы все такая же - холодная и ослепительная!
      От него горьковато пахло знакомым одеколоном, табаком. И она не выдержала и расплакалась.
      А Иванов растерялся и не знал, что же ему предпринять. Легонько похлопал ее по спине, будто у нее что-то застряло в горле, пробормотал:
      - Ну, Света! Ну, что ты, честное слово! Такая героическая девушка, и вдруг вот тебе и пожалуйста. Все нормально, все путем. Успокойся.
      А она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Хороша! Нечего сказать. Разревелась, как нервная барышня! Что он о ней подумает?!
      Рокотов смотрел на них и по-хорошему завидовал другу. Он уже давно обо всем догадался. Везет Сергею с женщинами. Еще как везет. Светлана такая девушка! Словом, он искренне желал, чтобы у этой прекрасной, можно даже сказать, замечательной пары все сладилось. Поняв, что оба нуждаются в его помощи, громко бодрым голосом проговорил:
      - Вновь собирается могучая кучка истребителей мафии! Присаживайтесь, Светлана Анатольевна. У нас с Сергеем Ивановичем есть к вам разговор.
      Она взяла себя в руки. Справилась с волнением. Села за стол. Достала носовой платок и тщательно вытерла глаза. Взглянула на Рокотова:
      - Слушаю вас, товарищ полковник.
      - Сергей Иванович, давай ты, - сказал тот другу. Иванов кратко рассказал Светлане суть дела.
      - Мы убеждены, что за всем этим стоит директор магазина "Бетта" Добрецов Алексей Владленович, но, к сожалению, никаких доказательств у нас нет. Умен, хитер и очень осторожен. А узнав, что мы на него вышли, стал вдвойне осторожным, - закончил Иванов.
      - А откуда он знает, что вы им заинтересовались?
      - Его магазин посещал Говоров. Добрецов, хитрец, его раскусил. Думаю, это и стоило Андрею жизни. Есть еще вопросы?
      - А киллер?.. Как его? Кацобаев? Он как?
      - Лично я уверен, что он работает сейчас под контролем Добрецова. Ясно?
      - Ясно. - Светлана задумалась, анализируя информацию. Похоже, что и на этот раз противники серьезные, хитрые и жестокие. Да, но что же Иванов и Рокотов задумали? - Вы хотите, чтобы я познакомилась с Добрецовым?
      - Ax, умница! Ax, догада! - воскликнул Сергей Иванович, обращаясь к Рокотову. - Господин полковник, поделитесь секретом - где вы находите таких сообразительных работников, таких очаровательных капитанов?!
      Но Владимир Дмитриевич не поддержал друга, даже чуть заметно поморщился от его слов, хмуро ответил:
      - Секрет фирмы. - Обратился к Светлане: - Да, именно об этом мы хотели вас попросить, Светлана Анатольевна. Познакомиться и войти к нему в доверие, стать ему необходимой.
      - Но отчего вы считаете, что это у меня получится?
      - Зная ваши выдающиеся способности, мы в этом убеждены, - не выдержал Иванов. - Дело в том, что Добрецов большой охотник до красивых девушек, и не просто красивых, но и, смею вас заверить, высокопорядочных. Путаны ему и даром не нужны. А на вашем божественном лике еще при рождении Создателем поставлена печать - "святая".
      Светлана почувствовала, что щеки ее вновь начинают нестерпимо гореть. Еле сдержалась, чтобы вновь не расплакаться. Зачем же он так?! Почему?! Ведь он же умный, добрый, а ведет себя порой как... как... Как непонятно кто.
      Видя состояние девушки, Рокотов неодобрительно проговорил:
      - Послушай, Сережа, ты можешь говорить серьезно, без этих твоих штучек?!
      Но тот и сам уже понял, что зашел слишком далеко, развел руками и, простодушно улыбаясь, ответил:
      - А это не я.
      - А кто же?
      - Это он.
      - Кто?
      Кто, кто! Неужели не ясно?! - "возмутился" Сергей Иванович. - Придурок этот, Иванов! Кто же еще?
      Рокотов и Светлана одновременно рассмеялись. Возникшее было напряжение спало. Владимир Дмитриевич покачал годовой.
      - С тобой, Сережа, не соскучишься. Это точно. Порой я начинаю сомневаться в твоем возрасте. Честное слово!
      - Но каким образом я с ним познакомлюсь? - спросила Козицина.
      - Мы уже думали над этим, - сказал полковник. Кивнул в сторону друга, усмехнулся. - Товарищ генерал считает, что лучше всего это сделать в ресторане "Центральный", где Добрецов ежедневно с восьми до девяти ужинает.
      - Тамбовский волк вам товарищ, полковник, - не упустил удобного случая Иванов, вновь рассмешив Рокотова и Светлану. - А господин генерал действительно считает, что ресторан - это наиболее удобный вариант для знакомства. Тем более, что молодой, да ранний босс местной мафии ужинает всегда один. Но если Светлана попросится к нему за столик, то он, уверен, не посмеет отказать. Вот вы бы, полковник, отказали?
      - Я? Нет.
      - То-то. И это при том, что вы без памяти влюблены в свою Дину. А Добрецов в настоящий момент человек свободный. А когда знакомство состоится, на сцене появится ваш "артист". Как его?
      - Беркутов. Дмитрий Беркутов.
      - Вот именно. И разыграет пошлую сцену необоснованных притязаний пьяного ублюдка к порядочной девушке. Добрецов, как истинный джентльмен, обязан будет вступиться за честь дамы. И тогда их знакомство перерастет в теплые и дружеские отношения. А через день, смею вас заверить, она уже будет приходить к нему по ночам в образе Венеры Милосской. Я все правильно рассказал, полковник? Ничего не упустил?
      - Юморист! "Горбатого могила исправит" - это сказано про тебя, сокрушенно проговорил Роко-тов. Обратился к Светлане: - Но, в принципе, Сергей Иванович все правильно рассказал.
      В ресторане до поры до времени все шло по задуманному сценарию. До появления Димы Беркутова. Когда же тот предстал перед ними в образе хама и дебошира, жаждущего приключений, Добрецов просто-напросто сбежал. Почему? Что его так напугало? Светлана еще раз проанализировала свое поведение и действия Беркутова. Все было естественно и не могло вызвать никаких подозрений. Может быть, он не хотел светиться? Во всяком случае, другого объяснения его поступку Светлана не находила.
      Прождав сорок минут и окончательно поняв, что Добрецов уже не вернется, Светлана встала и направилась к выходу. За первым столиком справа от двери сидела "группа поддержки" - Колесов и Хлебников. Ребята проводили ее сочувственными взглядами.
      А на улице накрапывал мелкий холодный дождь. Надо же! Когда она собиралась в ресторан, ничто не предвещало ненастья, поэтому она даже не подумала взять зонтик. Светлана достала из сумочки косынку, повязала ее на голову и направилась к автобусной остановке. Через несколько метров ее нагнала "девятка". Машина остановилась, дверца водителя открылась, и перед Светланой предстал улыбающийся Добрецов. Он почтительно склонил голову и извиняющимся тоном проговорил:
      - Извините, Светлана, что я вас так неожиданно покинул. Работа, знаете ли -Меня срочно вызвали.
      - Ну что вы, что вы! Какие могут быть извинения. Работа у мужчины должна быть всегда на первом месте. Особенно когда на нее так удачно вызывают, в самый подходящий момент, - едко подковырнула смельчака. Она была рада вновь видеть Добрецова. Значит, не все еще потеряно и есть надежда выполнить задание.
      - А вы с перцем! - добродушно рассмеялся он. - Уж не думаете ли вы, что я испугался какого-то жалкого типа?
      - Вы слишком самоуверенны, если считаете, что я о вас думала. Много чести!
      Светлана с вызовом посмотрела на Олега. Но он ничуть не обиделся.
      - Вы домой? - спросил беспечно.
      -Да.
      - Садитесь, я вас подвезу.
      - Спасибо!
      Он открыл переднюю дверцу. Она села рядом. Добрецов спросил с непонятным смешком:
      - Что, так и не дождались своей подруги?
      - Увы.
      - Бывает, - неопределенно проговорил он. Плавно тронул машину, и в этот момент чьи-то цепкие руки схватили ее за плечи и придавили к спинке. Она рванулась, пытаясь высвободиться, но не тут-то было. Силы были слишком неравны. Стало трудно дышать.
      Наблюдавший эту картину Добрецов укоризненно заметил:
      - Максим, мне кажется, ты никогда не научишься приличным манерам в обращении с дамами. Знакомься - инспектор уголовного розыска Светлана. Правда, фамилию ее пока не знаю. Потом уточнишь. Никогда не предполагал, что в милиции работают столь очаровательные женщины.
      И Светлана поняла, что там, в ресторане, был еще не провал. Нет. Провал произошел сейчас. Полный и безоговорочный.
      Глава 3
      В аэропорту Томска у трапа самолета Сергея Ивановича ждал прокурорский микроавтобус, оборудованный под криминалистическую лабораторию, и через громкоговоритель вещал на всю округу: "Следователь Иванов, просьба подойти к машине!"
      Так хорошенькая попутчица Иванова Лариса, которой он всю дорогу морочил голову, представившись менеджером русско-французской фирмы "Беженар", узнала, кто он есть на самом деле. Дотащив ее огромную сумку до аэропортовского автобуса, Сергей Иванович протянул руку:
      - Прощайте, Лариса! Приятно было познакомиться.
      - А вы куда? - растерялась молодая женщина. Иванов кивнул в сторону "уазика".
      - Труба зовет вершить государеву службу.
      - Так вы?!.. Но ведь вы же...
      - Лариса, никогда не верьте случайным попутчикам, в особенности мужчинам преклонного возраста.
      - Но какого же вы преклонного! - разыграла она удивление, стрельнув на него глазками.
      - Вы мне льстите, - тяжко вздохнул он и, пожав ей руку, направился к микроавтобусу.
      Встречал его долговязый молодой человек лет двадцати - двадцати двух, не больше, с некрасивым анемичным лицом и, сильно надув щеки, изображал важную государственную персону.
      - Привет! - поздоровался с ним Иванов.
      - Вы Иванов? - вместо приветствия, строго спросил парень.
      - Да вроде бы, - с сомнением ответил Сергей Иванович.
      - То есть как это?! - Лицо его выразило явную растерянность, даже щеки наполовину сдулись.
      - А так это, - развел руками Иванов. - Утром точно знал, что я Иванов, а вот сейчас я в этом уже не уверен... Постойте-ка, у меня ведь документ есть!
      Достал служебное удостоверение, протянул парню. Тот взял его, раскрыл и сразу "подрос" сантиметров на десять. Напряженным срывающимся голосом прокричал:
      - Здрасьте! Разрешите представиться: лаборант кабинета криминалистики Елизаров Игорь Владимирович! Мне велено вас сопровождать.
      - Молодец! Далеко пойдешь, - похлопал его по плечу Иванов.
      - Ну вот еще! - засмущался Игорь, польщенный словами важного гостя.
      - Можешь мне поверить. В нашем деле главное что? Правильно. Главное научиться надувать щеки так, как это делаешь ты, и, считай, карьера обеспечена. Верно? Вот ты это очень даже хорошо усвоил.
      После этих слов Игорь моментально стал походить на вареного рака и готов был провалиться сквозь землю. Стоял, переминаясь с ноги на ногу, и не знал, что же ему делать и что предпринять. Иванову стало его жалко, и он решил прекратить воспитательный процесс.
      - До колонии далеко? - спросил.
      - Километров шестьдесят, - ответил Игорь.
      - Тогда поехали. - Иванов открыл дверцу и сел рядом с водителем.
      "Уазик" оказался стареньким и вконец изношенным. Пока они добрались до колонии, он дважды ломался. Игорь бегал, суетился, пытаясь помочь шоферу, всем своим видом стремился дать понять следователю, что тот в. нем ошибся, принял не за того, каким он является на самом деле.
      Иванов ожидал увидеть Катаева несчастным и сильно поношенным, как тот "уазик", а перед ним предстал здоровый и цветущий человек с довольным лоснящимся лицом и хитрым заискивающим взглядом выпуклых коровьих глаз, уже наполовину заплывших жиром. Когда Сергей Иванович назвался, Катаев заинтересованно спросил:
      - А не тот ли вы будете Иванов, кто вел дело Антона Сергеевича Полякова?
      - Он самый, Семен Борисович. Он самый.
      - Как же, как же, много наслышан, - с уважением проговорил Катаев.
      - Вы хорошо знали Полякова?
      - А кто же его не знал. Он ведь был председателем нашего союза. Выдающийся человек! Умный, талантливый.
      - Только не туда направлял свои таланты?
      - Это ведь как сказать, Сергей Иванович. С какой позиции посмотреть. С вашей - вроде бы так, а с его - совсем даже наоборот.
      - Как ни странно, но я привык смотреть с позиции государства. Вам, наверное, это кажется смешным?
      - Нет, нет, я понимаю. Это конечно. Это конечно, - закивал Катаев. - Но ведь и государство может иметь противоправные, а то и, я извиняюсь, преступные цели. Что же тогда?
      - Это не может быть, потому что быть не может.
      - Но как же, как же, Сергей Иванович, - взволновался Катаев. - Неужто вы сами не видите, что де лается? Разве не государство обобрало народ, отняло у него все сбережения?
      - Нет, Семен Борисович, не государство. Государство всегда создается для благих целей, чтобы заботиться о своих гражданах, об их физическом я нравственном здоровье, оберегать и защищать их, приумножать их богатства. Противоправными и преступными могут быть лишь действия государственных чиновников и политиков.
      - А разве это не одно и то же?.
      - Должен вас огорчить. Далеко не одно и то же. Потому-то действия таких чиновников и политиков называются противоправными и антигосударственными, и если они не сядут на скамью подсудимых еще при жизни, о чем я лично буду очень сожалеть, то обязательно предстанут перед судом истории.
      Иванов невольно усмехнулся. Умел он иногда ввернуть что-нибудь этакое. Будь здоров как умел.
      Катаев не нашелся что ответить, лишь кисло усмехнулся.
      - А вы, Семен Борисович, недурственно выглядите. Даже не ожидал.
      - Везде можно жить, Сергей Иванович. Все зависит от количества у вас денег. С ними можно и на Северном полюсе устроить себе жизнь, как у турецкого падишаха. - Катаев заливисто рассмеялся, довольный своей шуткой.
      Ну совсем благополучный зек. Прямо позавидовать можно. И все же Иванов видел, что, несмотря на всю свою жизнерадостность и благополучие, поселившиеся на жирном лице зека Катаева с несерьезной кличкой Зяма, долгие годы жившего по поддельному паспорту как Свалов Валентин Николаевич, в глубине своих хитроватых глаз он пытался ненадежнее упрятать страх. Но поскольку Зяма был трусом по природе, страх зачастую оказывался сильнее хозяина и выскакивал наружу противным дрожанием губ и рук, испариной на лбу и, наоборот, сухостью во рту, подташниванием. И вроде разговор со следователем зряшный, о всяких пустяках, но и он истерзал уже вконец всю душу Семена Борисовича. Прямо наказание какое-то. А что будет, когда разговор примет другой оборот, пойдет, так сказать, по существу? Ведь не за тем же следователь приехал, чтобы справиться о его здоровье? Что же ему нужно? Вот эта неопределенность больше всего и пугала. Но вместо того, чтобы задавать те самые, главные, вопросы, следователь продолжал спрашивать о всяких глупостях. Ну зачем ему, к примеру, надобно знать, какие у него, Катаева, взаимоотношения с начальством колонии? Или есть у него здесь друзья или нет? И при чем тут язва желудка, приобретенная Катаевым еще в молодые годы? Сумасшедший дом какой-то, честное слово! От всего этого очень даже просто можно натурально спятить! Постепенно жизнерадостность и благополучие слиняли с упитанного лица Катаева. Теперь оно уже было потерянным, бледным и глубоко несчастным. От каждого нового вопроса следователя тучные складки подбородка Зямы возмущенно колыхались, а из горла, опережая слова, вырывался какой-то непонятный клекот.
      - Переписываетесь с кем, Семен Борисович? -спросил Иванов.
      "Вот опять! - устало подумал Катаев. - Ну это ему зачем?" Он уже яро ненавидел этого симпатичного следователя с насмешливым взглядом и, чтобы скрыт овладевшие им чувства, старался не смотреть на Ива нова.
      - Нет. У меня там, - Катаев вяло махнул рукой направлении двери, никого нет.
      - А я вам вот так взял и поверил, да? - весел рассмеялся следователь.
      Семена Борисовича уже шатало от усталости. Был лишь одно желание поскорее вернуться в барак упасть на койку и отдохнуть часок-другой, расслабиться. Не было уже никаких сил отвечать. И он про молчал.
      Иванов, наблюдавший за Катаевым, понял: клиент созрел настолько, что пора было приступать к делу.
      - Неужели и с Добрецовым не переписываетесь?
      От этого вопроса глаза Катаева сделались совершенно дикими, лицо пошло красными пятнами, а и горла теперь раздавался непрерывный клекот, мешавший говорить. Вопрос сильно его напугал. Он пре красно понимал, чем он может для него обернуться За Добрецовым стоят такие силы, что одного слова достаточно, чтобы в момент перейти в мир теней и символов. Что же делать? Что делать?! Может быть разыграть душевное расстройство? Нет, это не вариант. Иванов с ходу его расколет. Тот еще жук! Это только усугубит положение. Но надо же что-то ответить. Пауза и так слишком затянулась.
      И изо рта Катаева сплошным потоком полились междометия и обрывки слов, составить фразу из которых не было никакой возможности:
      - А... Я... Заче... И вооб... Обижае... Он... Я... Его... И вообще.
      Иванов весело рассмеялся:
      - Не надо, милейший, косить под идиота. Вам это не к лицу. И потом, в вашем возрасте это небезопасно. Могут быть спайки кишечника, несварение желудка и тому подобное. А потому советую поберечь здоровье и говорить правду.
      - Но я действительно не того и вообще, - захныкал Катаев. - За что вы меня так обижаете, за что мучите? Какой еще... Как вы сказали его фамилия?
      Иванов несколько удивился, что противник до сих пор не выбросил белый флаг и не потерял способность к сопротивлению. Видно, велик его страх перед Добрецовым. Очень велик. Однако пора его дожимать.
      Он погрозил Катаеву пальцем.
      - Экий вы хитрован, Семен Борисович. Не знает он, видите ли, своего босса. Не надобно со мной так. Я ведь могу и обидеться.
      - Да что вы такое говорите, Сергей Иванович! - канючил зек со смешной кличкой Зяма. - Господи! Какой босс? Какой босс?! О чем вы такое и вообще? Неужели вам доставляет удовольствие мучить пожилого человека? Господь вам этого не простит, Сергей
      Иванович. А еще говорили, что вы человек добрый и справедливый.
      Иванов, не скрывая, потешался над неумелым актерством. Ну очень смешной зек. Обхохочешься. Он закурил. Встал. Прошелся по комнате, наблюдая за Катаевым. У того по красной жирной шее текли струйки пота. Похоже, он израсходовал свои последние резервы, пытаясь убедить следователя в своей непричастности к происходящему.
      - Я вижу, что вам здесь очень нравится, Семен Борисович? Что, решили остатки жизни прожить в колонии? Одобряю. И то верно, к чему маяться на свободе в поисках хлеба насущного, когда здесь и накормят, и напоят, и спать по сигналу уложат. Все правильно. Даже лагерная роба вам к лицу.
      Остатки мужества покинули Катаева, и он расплакался.
      - Что вам от меня нужно?!
      - Как ни смешно это прозвучит, но правды, Семен Борисович. И ничего, кроме правды.
      - О Добрецове?
      - О нем, родном. О нем.
      - Хорошо, - обреченно кивнул Катаев, хлюпая носом. - Но только я мало что знаю.
      - Зачем же вы так, Семен Борисович? Нехорошо? Несолидно. А вот он о вас много чего рассказал.
      - Он обо мне, может быть, и знает, а вот я о нем - практически ничего.
      - Где, когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
      - Три с половиной года назад он объявился у меня в офисе. Наша фирма, кроме основной деятельности, пробавлялась еще и марафетом. Но так, по мелочи. Это, я думаю, вам известно не хуже меня.
      - И что же Добрецов?
      - Он заявил, что есть мнение поставить торговлю наркотиками на солидную основу. Я, естественно, в отказ - знать, мол, не знаю ни о каких наркотиках. Тогда он извлекает из "дипломата" папку, открывает, а там и видеопленка, и фотографии, и фальшивые фактуры, накладные, платежные поручения, которыми мы оформляли поступление сумм от реализации наркотиков. А сам с улыбкой говорит: "Если вы, Валентин Николаевич"... Я ведь тогда Сваловым был.
      - Я знаю. Продолжайте.
      - "Если, - говорит, - вы с нами откажетесь сотрудничать, то эта папка завтра же будет лежать на столе у прокурора области". Ну, я и согласился. А что оставалось делать? Поначалу они определили мне десять процентов от реализации наркотиков, через год снизили их до пяти, а потом наложили лапу и на деятельность всей фирмы. Так-то вот. Я стал у них вроде штатного служащего.
      - А вы уверены, что Добрецов представлял чьи-то интересы?
      - Убежден. Да он и сам это никогда не скрывал, даже подчеркивал.
      - Вы никогда никого из них не видели?
      - Никогда. Конспирация у них на высшем уровне.
      - И даже не догадывались, кто бы это мог быть?
      - Нет, не знаю. Может быть, и вы. Трудно понять, кто на кого работает. Сейчас все живут по принципу: не объе... не обманешь - не проживешь.
      - Вы это серьезно?
      - Абсолютно. Вот вы недавно говорили, что отстаиваете государственные интересы и все такое прочее. Но только это, Сергей Иванович, лукавство, красивые слова, не более. Ни за что не поверю, что вы не ищете своей выгоды, своего интереса. Получить, к примеру, генеральский мундир или что-то еще.
      - Я его уже получил.
      - Вот как! Поздравляю! Нет, человек так устроен, что своя рубашка ему всегда будет ближе к телу.
      - Да вы, батенька, философ, - усмехнулся Иванов - Скажите, кто еще из деловых работал на Добрецова и компанию?
      - Не знаю, но подозреваю, что многие, если не все. Но каждый работал, так сказать, автономно, чтобы в случае чего не потянуть за собой остальных. Поэтому друг о друге мы ничего не знали.
      - Подобная система мне хорошо знакома. Ее внедрил небезызвестный вам Антон Сергеевич Поляков.
      - Да, выдающийся был человек. Голова! - восторженно согласился Катаев.
      Сергей Иванович лучше, чем кто бы то ни было, знал Полякова, но переубеждать Катаева считал излишним. Сказал только:
      - Его преемники тоже не лыком шиты.
      - Совершенно с вами согласен, Сергей Иванович, - улыбнулся Катаев.
      С того самого момента, как решил сдаться на милость победителя и все рассказать, он окончательно успокоился, пришел в себя, а полное его лицо вновь засияло жизнелюбием и неподдельным интересом к жизни.
      - Кто вам приказал выдавать деньги по фальшивым авизо? Добрецов?
      Катаев внимательно взглянул на следователя красными воспаленными глазами.
      - Вам и это известно?
      - Нет ничего тайного, что бы не стало явным, Семен Борисович.
      - Да, он, - кивнул тот.
      - Куда и на какие цели шли эти деньги?
      - Я не знаю. Добрецов говорил, что для создания фонда поддержки бизнесменов.
      - Кто их получал?
      - Всегда один и тот же человек - мужчина лет тридцати пяти, блондин, среднего роста, судя по всему, из бывших военных. Выдавал деньги лично я. Всегда в долларах. Затем оформляли их как проданные населению.
      - Мужчина представлялся вам?
      - Да, Скоробогатовым Артемом Викторовичем. Думаю, фамилия вымышленная.
      - Вы можете составить его подробный словесный портрет?
      - Попробую.
      - Это был единственный источник пополнения того фонда?
      - Нет, была еще фирма. Полтора года назад я по заданию Добрецова ездил в Германию, где с одним из разорившихся бюргеров составил договор о поставке нашей фирме торгового оборудования.
      - Договор, надо полагать, липовый?
      - Разумеется.
      - Как фамилия этого бюргера?
      - Филипп Краух. Житель Бонна. Но адреса его, к сожалению, не помню. Он оформлял фальшивые документы о поставке фирмой "Филипп и сыновья" несуществующего оборудования и выставлял нам счет. А мы его добросовестно оплачивали.
      - Расчеты производились в немецких марках?
      - Да.
      - Какие суммы были перечислены?
      - Точно не помню. Это надо посмотреть по документам. Но что-то около двух-трех миллионов марок.
      - Не хило.
      - Что?
      - И не мучает, говорю, совесть за мелочное позорное прошлое, Семен Борисович?
      - Ой, мучает, Сергей Иванович! - вздохнул Катаев - Так мучает, что спасу нет никакого. Лежу на нарах, закрою глаза и все мучаюсь, мучаюсь. "Вот, думаю- еще б так пожить хоть под старость". Надеюсь, моя искренность будет по достоинству оценена судом?
      - Да вы юморист, милейший! Впрочем, надеяться никогда не поздно, иначе жизнь наша потеряла бы всякий смысл.
      Иванов возвращался из командировки в приподнятом настроении. Его предположения полностью подтвердились. Но версии, даже сверхгениальные, в основу обвинения не положишь, нет. А полновесные и, обратите внимание, прямые доказательства виновности этого сукиного сына Добрецова, любителя хорошеньких, но обязательно порядочных женщин, лежат в этом вот "дипломате" в виде протокола допроса "милейшего" человека Катаева Семена Борисовича - жулика по натуре и философа по призванию. И каким бы ни был наш Алик шустреньким, умненьким, хитреньким и сверхосторожненьким, он сполна ответит за все свои гнусности. Обязательно! На том стоим и стоять будем.
      Скосил глаза. Рядом сидела некрасивая пожилая дама. На лице ее с плотно сжатыми тонкими губами уже давно вызрела подозрительность к окружающему миру, а к мужчинам - в частности. И он пожалел, что нет рядом прежней попутчицы хорошенькой и развеселой Ларисы. Он бы ей рассказал, что следователи тоже люди и где-то по большому счету очень даже замечательные мужики. А вечером они бы выпили на брудершафт шампанского и весело бы посмеялись над se рогатым муженьком. Ага.
      "Ну ты и козел! - возник возмущенный голос его постоянного оппонента Иванова. - Давно ждал, когда вылезет наружу твоя подлинная сущность. И вот дождался, наконец!"
      "Уж и пошутить нельзя. Ты же видишь, что я просто фонтанирую от Хорошего настроения".
      "Фонтанирует он, видите ли! - проворчал Иванов, усаживаясь на колени некрасивой соседки. - Только фонтаны у тебя почему-то все больше из шампанского. А в их струях купаются толстозадые нимфы".
      "Фу, как пошло! Ты, гад, любому можешь настроение испортить".
      "Ни фига, блин, заявочки! Это кто кому настроение испортил?! Кто из нас возжелал, чтобы вместо этой вот, - он попрыгал на коленях у дамы, - оказалась молодая и здоровая телка, охотно наставляющая рога своему муженьку? Я? А ну, в глаза мне! В глаза!"
      "Да пошел ты к такой матери! - вспылил Сергей Иванович. - Юморист хренов! Что же, прикажешь мне всю жизнь оставаться монахом? Я здоровый мужик с нормальными инстинктами".
      "Если б к этим инстинктам еще чуть-чуть разума, то цены бы тебе не было. Ты, Серега, кобелина нормальный - это точно. И видно невооруженным глазом".
      "Ну, знаешь ли! - обиделся Сергей Иванович. - Ты чего добиваешься?! Хочешь, чтобы я прекратил с тобой всякие отношения? Ты этого хочешь?!"
      "Ой, боюсь, боюсь! - саркастически рассмеялся Иванов. Смешно передразнил: - "Ты этого хочешь?" Фу ты, ну ты! Сиди лучше и не рыпайся. Понял? Куда ты без меня? Без меня ты, как тот корабль без руля и ветрил, -, плывешь по воле обстоятельств, либо сопьешься, либо сбл... словом, ничего хорошего из тебя не получится. Сказал бы спасибо, что с тобой вожусь. Думаешь, очень мне этого хочется?"
      "Спасибо, родной! Спасибо, благодетель! Век не забуду!" - Сергей Иванович отвесил шутовской поклон...
      - Вы что-то сказали? - спросила соседка. Теперь вся ее недоверчивость сосредоточилась на нем. Скорее всего, она заподозрила в нем террориста, вынашивающего черные планы захвата воздушного судна, и так себя взвинтила, что, кажется, готова была кричать и звать на помощь.
      - Нет, мадам, ничего не сказал.
      - Как же - нет, когда я слышала собственными ушами?
      Ее твердый, как победитовое сверло, взгляд пытался проникнуть в черепную коробку соседа и подсмотреть там его коварные замыслы.
      - Если я с кем и разговаривал, то не с вами, мадам. Успокойтесь.
      - А с кем же?
      - С Богом, мадам. С Богом. Я всегда с ним беседую, когда отрываюсь от земли.
      - А-а! - разочарованно вздохнула она и отвернулась.
      Ее увядающая душа жаждала жутких впечатлений, а получился сплошной облом. Вместо страшного и жестокого террориста, сосед оказался заурядным шизиком.
      Под Новосибирском самолет попал в грозу. Его трясло и швыряло из стороны в сторону, будто он ехал по дорогам российской глубинки. Обшивка и шпангоуты протяжно скрипели, самолет готов был в любую секунду развалиться. Несколько десятков пассажиров чувствовали себя заложниками стихии и, вцепившись в подлокотники кресел, с замиранием ждали, чем все кончится. Кончилось тем, что они все-таки приземлились в аэропорту Толмачево.
      Едва взглянув на Рокотова, Иванов сразу понял, что что-то случилось.
      - Что произошло?
      - Светлана Козицина пропала, - ответил Владимир, виновато пряча глаза.
      - Как так "пропала"?! Когда?
      - Позавчера вечером. Вышла из ресторана и с концом. Сначала все шло по намеченному сценарию. Светлана села за столик, познакомилась с Добрецовым, выпила с ним шампанского. Но стоило появиться переодетому Беркутову, как Добрецов встал и, ни слова не говоря, вышел. Она ждала его еще сорок минут, а когда ожидание стало бессмысленным, ушла.
      - А где же были твои парни?
      - Остались в ресторане.
      - Почему не пошли за Светланой?
      - Говорят, посчитали операцию законченной. Я уже выписал Колесову выговор.
      - Ты бы лучше выписал Светлану у мафии. Ну оперативнички! Ну менты, мать вашу! Вас эти козлы сделали, как последних фраеров! Вот у кого надо учиться работать. Профессионалы!
      Сергей Иванович саркастически рассмеялся, вскочил, забегал по кабинету.
      - Такая девушка! Она одна всей нашей команды стоит. Какой идиот предложил это дурацкое знакомство?!
      - Такты же сам и предложил! - удивился Рокотов.
      - А я о ком говорю? О Папе Римском, что ли? Здесь, - Сергей Иванович похлопал по "дипломату", - есть все основания взять этого сукиного сына под стражу.
      - Пока мы не освободим Светлану, и думать не смей.
      - А то я не понимаю. Она сейчас - козырный туз в их руках. Они еще не звонили, не предъявляли своих условий?
      - Нет. Молчат.
      - Где же, хотел бы я знать, они ее прячут?
      - Вероятно, там же, где и киллера, - высказал предположение Рокотов.
      - Вполне возможно, - согласился Иванов. - Катаев мне рассказал об одном из подручных Добрецова. Я пригласил художника, и тот с его слов нарисовал портрет этого типа.
      Он раскрыл "дипломат" и достал небольшой лист ватмана, протянул Рокотову. На карандашном рисунке был изображен молодой широкоскулый мужчина с коротким курносым носом и широко поставленными большими глазами. Тонкие губы. Массивный подбородок. Крепкая сильная шея борца.
      - Симпатичная морда. Кто он такой?
      - Он постоянно получал доллары по фальшивым авизо в банке "Сибирские инвестиции", которым Катаев, он же Свалов, заведовал. Пару раз видел, как тот сопровождал Добрецова, считает, что он - бывший военный. Вполне возможно, что этот парень, - Иванов кивнул на рисунок, - служил прежде в разведке или контрразведке. У них там строевая не в пример милиции. Ты его раньше не видел?
      - Нет. Ты ведь знаешь, что в местной ФСБ я почти никого не знаю.
      - А где Дронов?
      - Я его с час назад видел в кабинете Беркутова. - Рокотов снял трубку, нажал на какую-то клавишу. - Дмитрий Константинович, Дронов не у вас?.. Пусть срочно зайдет ко мне.
      Через минуту в кабинет зашел Дронов, поздоровался с Ивановым, повернулся к полковнику:
      - Слушаю, Владимир Дмитриевич. Рокотов подвинул рисунок на край стола.
      - Юрий Валентинович, вы, случайно, не знаете этого человека?
      Тот взял рисунок, внимательно рассмотрел.
      - Нет. Но лицо мне кажется знакомым.
      - Мне тоже кажется знакомым лицо каждой симпатичной женщины, но сколько я ни убеждал их, что мы где-то встречались, еще ни одна этого не подтвердила, проворчал Иванов.
      - И все же я уверен, что где-то его видел, - упрямо повторил Дронов. У меня хорошая память на лица. Только вот где - никак не могу вспомнить.
      - Ты уж постарайся, Юрий Валентинович. От этого, может быть, зависит жизнь Светланы Анатольевны, - попросил Рокотов.
      - Я постараюсь.
      - Да, передайте Дмитрию Константиновичу, что я жду его ровно через час, - полковник посмотрел на часы, - в одиннадцать тридцать.
      После ухода Дронова Рокотов повел себя как-то странно, долго заинтересованно рассматривал карандаш, будто это была по меньшей мере авторучка "Паркер" или какая-то космическая штуковина, случайно выпавшая из "тарелки" пришельцев. Убедившись, что это все-таки обычный карандаш, принялся наяривать им по столешнице, избегая смотреть на друга. И Иванов понял, что похищение Светланы - не единственная "радостная" новость, поджидавшая его на родной земле. Похоже, что у Рокотова сегодня день сюрпризов.
      - Что еще стряслось? Выкладывай.
      - С чего ты взял?! - разыграл Рокотов удивление.
      - Не надо грязи, гражданин начальник. Что случилось?
      - Понимаешь, Сережа, после похищения Светланы я предпринял кое-какие меры предосторожности и дал указание отвезти Лену, Пашу и Верочку в надежное место.
      - Где они?
      - Я же сказал - в надежном месте.
      - Конспиратор! А почему меня не спросил?
      - Я пытался до тебя дозвониться, но не смог, а время поджимало. Похоже, что мафия перешла в решительное наступление, и я не имел права рисковать.
      - А как же твои Дина с Катей?
      - Пришлось и о них побеспокоиться.
      - Вот дожили, да?! Скоро к каждому оперативнику будем приставлять человека с ружьем.
      - Тут особый случай. Да и в списках мафии твоя фамилия на одном из первых мест, если не на первом.
      - Прямо "Коза ностра" какая-то. Жуть! Скажи, если бы десять лет назад тебе бы сказали, что у нас станет возможным такое, ты бы поверил?
      - Нет, разумеется.
      Во сне к Сергею Ивановичу вновь приходила Катя. Лицо ее было тревожным и печальным.
      - Боюсь я за тебя, Сережа, - сказала она. - Прямо испереживалась вся.
      Он задохнулся от любви и нежности, обнял, принялся целовать прекрасное лицо, приговаривая:
      - Успокойся, родная моя! Успокойся. Все будет нормально. Мне не впервой.
      - И все же тревожно. Я так тебя люблю, Сереженька!
      - Я тебя тоже, Катя! Ты меня прости.
      - За что, Сережа?
      - Да за глупости всякие.
      - То, что в самолете?
      И он понял, что она все-все о нем знает, и почувствовал, что краснеет.
      - Ну что ты такое говоришь, Сереженька, - неожиданно рассмеялась она. Ты ведь живой человек и совсем еще молодой мужчина. Главное - чтобы не забыл меня.
      - Я тебя никогда не забуду, Катя!
      - Вот и хорошо. Мне больше ничего и не надо. Прощай!
      И дрожащий лунный свет разомкнулся, принимая ее, а потом вновь сомкнулся.
      Глава 4
      - Завтра, завтра, всегда завтра - так проходит жизнь, - недовольно проскрипел Гена и, не выдержав до конца роли старого и мудрого ворчуна, захлопал крыльями и разразился отборнейшим матом.
      Добрецов открыл глаза, потянулся. Взглянул на часы. Ровно семь. Гена работает с четкостью деревенских петухов. Молодец! Никакого будильника не надо.
      - Заткнись ты, ханыга! - добродушно выговорил он попугаю. - Учишь тебя, учишь приличным манерам и что об стенку горох. Биндюжник!
      - Сам биндюжник! - сердито проворчал Гена и заперебирал лапами по жердочке, вновь удивив Алексея точным попаданием в суть разговора.
      - Пошел к черту! Дай еще немного поспать.
      - Полундра, братва! Наших бьют! - благим матом заорал попугай и захлопал крыльями.
      - А это что еще за полундра? - усмехнулся Добрецов, окончательно проснувшись. - Никак по молодости ты на флоте служил. Сколько же тебе лет, дружище?
      Но попугай не желал больше общаться. Сидел в углу клетки, сердито нахохлившись, и даже прикрыл свои желтые "светофоры" то ли от презрения к хозяину, то ли не желая видеть белый свет.
      - Ну и шут с тобой.
      Алексей нашарил на прикроватной тумбочке сигареты и зажигалку. Закурил. Вставать не хотелось. Надо набраться побольше сил. Они ему очень понадобятся. Он начинает крупную игру и намерен сорвать весь банк. А как же иначе. Успех не преподносят на блюдечке с голубой каемочкой, его надо уметь не только прогнозировать, но и готовить. И тогда он непременно состоится. Он подготовил. Однако надо спешить. А то как бы прокуратура и милиция его не опередили. Известие о том, что следствие возглавил Иванов, главный оппонент Полякова, сильно попортило ему нервы. Но они здорово лопухнулись с этой Светланой. Факт. Добрецов рассеялся. Это воспоминание доставило ему истинное Удовольствие. А ведь поначалу он все было принял за чистую монету. А девушка была хороша! Высший класс! Красивая. Строгая. Недоступная. Именно такая, какие ему особенно нравятся. Похоже, они даже вкусы его изучили. Очень похоже. Ха-ха-ха! Никак не предполагал, что в милиции такие работают. Он невольно поддался ее обаянию. Даже принялся строить кое-какие планы на будущее. Честно. Но лишь до того момента, пока на авансцене не появился этот длинноносый идиот и не стал гнать картину. Примитивно сработали оперативники, топорно. Нет, актерские способности у этих ребят вне всяких сомнений. А вот сценарий... Да, явно подкачал. Не надо было вводить в него длинноносого, и, глядишь, им все бы и удалось. Даже наверняка бы удалось. Этот персонаж был лишним и только все испортил. Это он уже и в кино видел, и в книгах читал. Неинтересно. Попахивает плагиатом. Кто же сей сценарий состряпал? Неужели Иванов? Если так, то он, Добрецов, был о нем лучшего мнения.
      Едва он покинул ресторан, как его посетила счастливая идея: "А что, если воспользоваться ситуацией и сотворить своим оппонентам красивую фигуру из трех пальцев?" Стоило попробовать. И идея блестяще ему удалась. Вот теперь где они у него. Теперь он диктует правила игры. Да будет так отныне и во веки веков, аминь! У Иванова и компании ничего на него нет и быть не может. Он все предусмотрел. А Светлану жаль! Искренне жаль. Такая девушка! А какая выдержка! Какое самообладание! Может быть, попробовать ее уговорить сотрудничать? Нет, ничего не получится. Она из породы праведниц. И этим все сказано. Странная порода людей. Ведь не дураки же. Во всяком случае, многие из них. Тогда откуда эта зашоренность? Неужели не видят, до какой степени изменился мир? Что они со своими принципами выглядят смешно, даже вульгарно, и ничего, кроме жалости и сочувствия, не вызывают? Мир меняется, а они - нет. трудно это понять, если вообще возможно. Жаль, что она именно такая. Впервые он встретил девушку, которая... которую... А! Что там говорить! Это нравилась она ему. И даже очень.
      Светлана так и не призналась, где служит. Установить же, кто она такая, им не составило большого труда. Капитан милиции Козицина Светлана Анатольевна, старший оперуполномоченный управления уголовного розыска области. Но даже после этого она продолжала все отрицать. Глупо, конечно. Но это ее дело.
      В данную минуту его больше заботит Кудрявцев. Наступил как раз тот момент, когда "мавр сделал свое дело, мавр может умереть". Но он, Добрецов, не имеет к этому ровно никакого отношения. Здесь не должно быть и тени сомнения. Все должно выглядеть естественным и простым: Кудрявцев сильно обидел киллера, за что и поплатился. Только в этом случае Москва его признает и будет вынуждена с ним сотрудничать. К предстоящей операции все подготовлено. О киллере, кроме него, Добрецова, знают лишь Капустин да четверо его ребят. И больше никто. Но они об этом будут помалкивать. Парни надежные. На даче Семилетова, где проживает высокий московский гость, есть тайный ход, о котором знают лишь хозяин дачи и Добрецов. Семилетов готовил его для себя. Так, на всякий случай. Ход этот ведет прямехонько в спальню, где изволит отдыхать несостоявшийся правитель всея Сибири. Когда же киллер сделает свое Дело, его уже будут поджидать парни из внешней охраны дачи. Здесь и окончится "славный" путь великого киллера современности. Местные газеты напишут: "Убийца погиб в перестрелке". Все схвачено. Все предусмотрено. Иначе и быть не должно.
      Алексей встал. Взял гантели и сделал зарядку. Затем принял холодный душ и позавтракал. Настроение было отменным. Во всем теле он ощущал бодрость и легкость необыкновенную. Сегодня - великий день в его жизни. И он верил, что ему будет сопутствовать удача.
      А вот автор не разделял его оптимизма, так как наперед знал, чем этот день для Добрецова закончится.
      Глава 5
      В "Белокурихе" Дмитрий Беркутов оказался впервые. Санаторий ему понравился. Это, конечно, не курорты Монтевидео, но тоже неплохо. И места здесь красивые. Пойдет в отпуск, обязательно приедет сюда со Светланой. Кстати, они так и не подали заявление в ЗАГС. Постоянно что-то мешает. То ему морду набьют, то ей нездоровится. Не иначе сам черт с его женитьбой что-то крутит. Определенно.
      Майора Случанко он нашел в своей комнате в компании дебелой, увядающей блондинки. Пигментные пятна на ее довольно миловидном лице походили на осенние листья, слегка припорошенные, будто снегом, пудрой. "Листья желтые над городом кружатся", - всплыли в сознании Дмитрия слова из шлягера семидесятых. Да, уж если листья закружили, то и недолго "ждать зимы седой осталось". Вот и спешит дамочка не упустить своего. Случанко и его гостья сидели за накрытым столом и уже были в изрядном подпитии, о чем прямо говорила пустая бутылка из-под импортного вина и вторая точно такая же, наполовину выпитая.
      - Привет честной компании! - бодро проговорил Беркутов и помахал рукой, будто выступал на митинге. Подсел к столу. Увидев пустой стакан, взял, дунул в него и поставил перед Случанко. - Наливай, командир!
      Тот нисколько не удивился подобной бесцеремонности гостя, посчитав его знакомым своей пассии, лишь пожал плечами и до краев наполнил стакан вином. Глаза дамы при появлении молодого мужчины загорелись могучим и вечным, как сама природа, призывом к совокуплению. Видно, майор перестал ее устраивать.
      - За что пьем, господа? - сказал Беркутов, поднимая стакан. Обратился к даме: - Уж не за вашего ли сынка?
      - Какого еще сынка? - насторожилась она, ожидая подвоха.
      - А разве двадцатилетний дебил, которого я только что встретил у двери, не ваш сын? Ну о-очень похож!
      Лицо дамы сначала стало молочно-белым, отчего "листья" на нем проступили особенно четко, а затем - пунцовым. Одарив своего любовника недобрым взглядом и процедив сквозь сжатые губы: "Я, пожалуй, пойду", пулей вылетела из комнаты.
      - Ты кто такой? - набычился майор. - Почему обижаешь?! - И с угрожающим видом стал приподниматься со стула.
      - Кстати, Игорь Матвеевич, супруга ваша велела вам кланяться и поцеловать вас за нее. - Дмитрий сграбастал голову Случанко ручищами, притянул и влепил в благоухающую дорогим одеколоном щеку майора смачный поцелуй.
      Тот плюхнулся обратно на стул и покраснел, как десятилетний мальчик, застигнутый взрослыми за недозволенным занятием. Пробурчал:
      - Это конечно... Это спасибо. И все же... хотелось бы знать...
      - А это завсегда пожалуйста. - Беркутов достал служебное удостоверение, протянул Случанко.
      Майор долго изучал документ, даже посмотрел на оборотную сторону - нет ли там какого тайного знака общества сексуальных меньшинств. Наконец, убедившись, что все в порядке, глядя куда-то в пространство над головой Беркутова, извиняющимся тоном проговорил:
      - А что ты ворвался, как архаровец какой?
      - Так двери надо закрывать, Игорек, когда этими делами занимаешься.
      - А?.. Ну да. А про жену ты как? Гнал или как?
      - Успокойся. К сожалению, жены твоей я не знаю. А если бы знал, то обязательно бы сказал, чем ты здесь занимаешься.
      - Ну ты даешь, в натуре! - повеселел майор, поняв, что коллега шутит. Здесь все этим занимаются.
      - Все тебе, старшему офицеру нашей славной краснознаменной милиции, не указ. Понял? И потом, откуда, Игорек, этот блатной жаргон? Ты что, специально обучался "ботать по фене"?
      - Да пошел ты! - хотел обидеться Случанко, но раздумал, рассмеялся: Ну ты и жук!
      - А где ты такую нашел? Не было помоложе, что ли?
      - Я не искал. Она меня сама нашла. Да она и не старая. Мы одногодки.
      - Наивный ты человек, Игорь. Она, как минимум, скостила себе пяток лет.
      - Ну и хрен с ней, - махнул рукой майор. - Мне без разницы. А ты тут как оказался? По делу или как?
      - Или как. Помнишь следователя, который приезжал к тебе неделю назад?
      - Конечно. Прекрасно помню. Красивый парень. Андреем, кажется, зовут.
      - Звали.
      - Как так?
      - Убили его, Игорь. - Беркутов внимательно следил за реакцией майора.
      - Да ты что?!
      Глаза Случанко стали по пяти рублей каждый. И это лучше всяких слов убедило Дмитрия, что майор никакого отношения не имеет к смерти Говорова. И потом, глаза у него честные, глаза порядочного человека. А что до этой смазливой увядающей красавицы, факт еще ни о чем не говорит. И у порядочных людей сколько угодно таких бабенок. За примером далеко ходить не надо. Да к тому же отпуск у человека.
      - Кто же его? - спросил Случанко.
      - А я надеялся, что ты мне поможешь ответить на этот вопрос. О чем он тебя спрашивал и что ты ему рассказал?
      Выслушав майора. Беркутов задумчиво, будто разговаривая с самим собой, сказал:
      - Значит, не это их испугало.
      - Чего "не это"? - не понял майор.
      - Не твои показания. Иначе бы ты уже носил почетное звание - бывший мент. Это определенно. Значит, убийство капитана Полуэктова - спланированная акция?
      - Кого-то еще, что ли, убили?
      - Не бери в голову, Игорек. Чем меньше будешь знать, тем больше у тебя шансов прожить лишних пару лет.
      В Бийске Беркутова поджидала большая удача. Участвовавшие в задержании Камышева сержанты - Дмитрий тут же окрестил их Тарапунькой и Штепселем взахлеб рассказали, как "повязали этого гада капитана", как тот "пытался давить им на психику и тряс корочками", но не тут-то было, следователь с ходу его "расколол". Капитан оказался слабаком, "распустил сопли и признался в организации убийства какой-то бабы на зоне в Челябинске" и говорил, что его заставил это сделать тоже какой-то капитан, который у них за главного. Как же его фамилия?..
      - Не Полуэктов? - подсказал Беркутов.
      - Точно? Он! - обрадовался Штепсель.
      - Что было дальше?
      Штепсель вопросительно посмотрел на Тарапуньку.
      - А чё дальше? Он, по-моему, в обморок грохнулся?
      - Ну! - обрадовался Тарапунька. - Натурально! Когда следователь предложил этому козлу рассказать, как он сбросил его с поезда, тот закатил глаза и повалился на пол. Картину, наверное, гад гнал.
      - Да, так все и было, - подтвердил Штепсель.
      Из них двоих он был за старшего и считал, что несет ответственность не только за свои слова, но и за слова приятеля. - Следователь сказал: "Ладно, хватит с него пока и этого", записал показания. А затем мы доставили капитана в отдел.
      - Вы знаете, что этот капитан был убит в поезде?
      - Слышали, - кивнул Штепсель. - Дело ведет Барнаульская транспортная прокуратура. Нас туда вызывали и допрашивали.
      Беркутов записал их показания, дал расписаться в протоколах, похвалил за службу.
      Из Бийска Беркутов отправился в Барнаул в транспортную прокуратуру. Теперь не оставалось сомнений что именно задержание Камышева и его допрос стоили жизни и капитану, и Говорову, а возможно, и Полуэктову. Похоже на то, что Полуэктов уже был приговорен. Очень похоже. Потому-то мафия и не .тронула майора Случанко. Да, но кем же у них служил шестерка Полуэктов? То, что в их табели о рангах стоял гораздо выше Камышева, - это определенно. И сколько еще коллег Беркутова верой и правдой служат мафии? В гробу бы он видел таких коллег, и непременно в белых тапочках. Вот по таким козлам считают, что милиция едва ли не в полном составе пашет на авторитетов преступного мира. Но ничего, даст Бог, они получат свое. Обязательно получат.
      Барнаульский транспортный прокурор оказался совсем молодым человеком, лет двадцати семи. Среднего роста, энергичный, подвижный, он и выглядел, и вел себя несолидно. Выскочил из-за стола, долго жал Дмитрию руку, сообщив, что начинал работать в Новосибирске. Узнав, что их оперативно-следственную группу возглавляет Иванов, обрадовался.
      - Я ведь очень хорошо знаю Сергея Ивановича! - воскликнул он и отчего-то рассмеялся. - А как же! Работал вместе с ним по одному очень серьезному делу. Да! Это следователь! Многому я у него научился. Извините, забыл представиться - Михаил Михайлович Решетов.
      - Беркутов Дмитрий Константинович.
      - А вы по какому делу к нам, Дмитрий Константинович?
      Беркутов достал запрос о направлении уголовного Дела об убийстве Камышева в прокуратуру Новосибирской области для присоединения к такому-то делу и постановление следователя Иванова о соединении уголовных дел, протянул их прокурору. Ознакомившись, тот беспечно сказал:
      - Баба с возу - кобыле легче. Правильно? Тем более, что здесь действовал профессиональный киллер. Вы в курсе?
      - Нет. Знаю только, что Камышев убит в поезде, а как, кем и каким образом - понятия не имею.
      - Убийца действовал очень грамотно. Камышев с двумя сопровождающими ехали в отдельном купе поезда "Адлер - Новосибирск". Киллер дождался, когда один из сопровождающих пошел в туалет, а дверь оставил приоткрытой, вошел в купе, струёй паралитического газа из баллончика вырубил охранника и нанес Камышеву два удара ножом в грудь. Тот умер мгновенно. Затем убийца дождался второго охранника, вырубил и его. Связал сотрудников милиции, заклеил им рты скотчем и вышел, закрыв за собой дверь купе. Их обнаружили лишь в Новосибирске.
      - Тогда отчего дело находится у вас в производстве?
      - Потому что, согласно показаниям сопровождающих, само преступление произошло тогда, когда поезд шел по дороге, обслуживаемой нашим отделением.
      - Ясно. Мне можно здесь у вас познакомиться с материалами уголовного дела?
      - Бога ради. У меня в кабинете вам будет удобно?
      - А не найдется ли отдельного?
      - Найдем.
      Изучая дело, Беркутов обратил внимание, что киллер вел себя слишком самоуверенно, можно даже сказать, нагло и беспардонно. Двухметровый гигант долгое время торчал в коридоре, будто сознательно давал проводницам хорошенько его запомнить. Затем с открытым "забралом" вошел в купе. Так мог вести себя только человек, который был уверен, что милиция все равно его не найдет, если даже будет иметь его портрет. О чем это говорит? Он либо прибыл из-за рубежа либо обеспечил себе стопроцентное алиби. Определенно. А вот и его фоторобот. Симпатичное, но довольно заурядное лицо, широкоскулое, с мясистым носом и массивным подбородком. Брюнет. Как же тебя найти, дорогой? Где ты, сучонок, прячешься?
      Прокурор настоял и выделил Дмитрию сопровождающих - двух парней из ОБЭП, едущих в Новосибирск на какое-то совещание в Межтерриториальное управление по борьбе с организованной преступностью. Беркутов был только рад попутчикам - все веселее скоротаешь время в пути. Но оба оказались до неприличия занудами, к Дмитрию относились осторожно, даже настороженно. На его предложение выпить за знакомство ответили отказом, заявив, что не пьют ничего крепче кока-колы.
      - А может быть, в картишки перекинемся? - Беркутов ослепил попутчиков улыбкой голливудского супермена, доставая колоду карт.
      Парни переглянулись.
      - Нет, спасибо, - отказался один из них, назвавшийся при знакомстве Валентином, - мы в азартные игры не играем.
      Фу ты, ну ты! Какие мы важные. И на этой самой кобыле не подъехать. Определенно.
      - Парни, если вы думаете, что я из комитета нравственности, то глубоко заблуждаетесь. Я такой же, как все, "как сто тысяч других в России".
      Они вновь переглянулись и, ничего не ответив, вежливо улыбнулись.
      Поняв наконец, что его явно принимают за кого-то другого (видно, у них были на то веские основания) и убедить их в обратном - пустая трата времени, Беркутов смирился, махнул на все рукой и, оставив на попечение парней "дипломат" с уголовным делом, отправился в вагон-ресторан, где надеялся встретить людей более отзывчивых, нежели эти чем-то очень напуганные в жизни дебилы.
      В ресторане народу было немного. Основная масса народонаселения страны давно и прочно забыла сюда дорогу, предпочитая питаться исключительно всухомятку. Дмитрий сел за столик, заказал толстой и основательной, будто "девушка с веслом", официантке все, что значилось в скромном меню, и двести граммов водки для сугрева. В ожидании заказа закурил и принялся рассматривать немногочисленных посетителей. В основном присутствовал молодняк. Парень с девушкой, которая отчего-то страшно смущалась и постоянно испуганно озиралась по сторонам - нет ли где поблизости ее строгой мамаши. Группа подростков, пивших пиво и горланивших какую-то полублатную песню. Вот, собственно, и все посетители. И тут Беркутов увидел, как к его столику подплывает что-то этакое, скорее из народного фольклора, чем из реальной жизни, настоящая пава - чудо чудное, диво дивное. Определенно. Словом, штучка была из дорогих, из самых дорогих. Как сказал бы Володя Высоцкий:
      "Ну все в тебе. Ну все в тебе по мне". А на полных порочных губах ее блуждала улыбка, будто пригласительный билет на алтарь любовных оргий. И лишь на самом дне ее красивых голубых глаз, неразличимый для среднестатистического обывателя, лежал четкий расчет. А поскольку Беркутов был опытным оперативником, то сразу его разглядел и все понял. Да, но почему эта дорогая штучка? Такого он не ожидал. Отправляясь по маршруту Андрея Говорова, он предвидел осложнения в виде двух-трех качков и был к этому готов. Надо полагать, на этот раз мафия решила сыграть более тонко и, зная его слабость к женскому полу, направила на задание пугану экстра-класса в образе Минервы, покровительницы искусств. И главное, все в ней соответствовало вкусам Дмитрия. И тот же номер лифчика (четвертый), и бедра, и талия, и губы. Словом - все! Без консультантов здесь не обошлось. Это точно. Кто же их консультировал? Уж не Ирка ли, его бывшая любовница, мечтавшая когда-то охомутать его? Не исключено. Что же делать?
      "Это надо быть полным идиотом, чтобы от такого добровольно отказаться, - подумал он, глядя на стоявшее перед ним женское великолепие. - Будем играть по их правилам, а там будь что будет. Где наша не пропадала!"
      Девица некоторое время постояла перед ним, давая возможность внимательно обозреть свои достоинства. Затем сочным контральто спросила:
      - Вы позволите, молодой человек? - И указала ручкой на место напротив.
      Дмитрий огляделся по сторонам и, не найдя никого рядом, "удивленно" спросил:
      - Это вы мне?!
      - Вам, - прозвучало контральто, переходя в воркующий смех, отчего соответствующего номера грудь встрепенулась, а затем волнующе заколыхалась. Картина не для слабонервных. Определенно.
      - А вы уверены, что я именно тот, кто вам нужен? - решил уточнить Беркутов.
      Прятавшийся на дне ее небесных глаз интерес забеспокоился, заметался из стороны в сторону, отчего глазки ее забегали туда-сюда, туда-сюда, словно у котенка на старинных ходиках.
      - Я боюсь, что ко мне станут приставать эти пьяные юнцы. - Она кивнула в сторону подростков.
      - Да, да, конечно. - Он вскочил, отодвинул стул, помог ей сесть. Возвратившись на свое место, спросил насмешливо: - А почему вы уверены, что я не буду приставать? Я что, похож на импотента?
      Порядочная женщина после таких слов должна бы встать и уйти. Но Дмитрий был уверен, что эта не уйдет. Ей за это платили, и добровольно отказываться от заработка она не намерена. Потому-то он и наглел. В ответ она лишь завлекательно проворковала:
      - Вы - совсем другое дело.
      В это время за кухонной дверью раздалась тяжелая поступь командора. Их души объял мистический ужас, и они со страхом оглянулись. Но это была всего лишь "девушка с веслом", принесшая заказ. Выставила тарелки и пузатый графинчик с водкой на столик, недобрым взглядом обдала с ног до головы соседку Дмитрия, спросила:
      - Чё будем заказывать?
      - Мне, пожалуйста, то же самое. - Минерва кивнула на кухню.
      - И водку?
      - Что? Ну да. И водку.
      - Хм, - презрительно фыркнула официантка и затопала от их столика.
      - И мой длинный нос не помеха? - спросил Беркутов, решив возобновить прерванный разговор.
      - Но отчего же - длинный, - возразила она. - Очень даже нормальный. Мне нравится.
      - В таком случае предлагаю выпить за мой нос! - торжественно провозгласил Беркутов, наполняя рюмки.
      - Замечательный тост! - восхитилась она.
      - Меня зовут Дмитрий, - представился он, хотя наперед знал, что ей его имя доподлинно известно.
      - А меня Наташа.
      Знакомство состоялось. Чем оно закончится для Беркутова, знает только автор. Но он не имеет обыкновения до поры до времени открывать свои планы ни читателям, ни своим героям.
      Глава 6
      Добрецов настолько уверовал в свою гениальность, что стал излишне самоуверен и самонадеян. Это-то его и подвело, сослужило плохую службу. Когда его "девятка" со Светланой Козициной отъехала от ресторана "Центральный", то вскоре вслед за ней отправился "шестисотый" "мерседес". Алексей Владленович в зеркало заднего вида увидел его и тут же о нем забыл. Он считал, что интересует лишь сотрудников милиции, а у них таких машин отродясь не было.
      Через пятнадцать минут "девятка" Добрецова въехала в центральные ворота стадиона "Спартак". "Мерседес" остановился перед воротами. Из него вышел человек среднего роста с видеокамерой, снабженной прибором ночного видения, и принялся снимать то, что происходило перед главной трибуной стадиона. Человек с камерой был не кем иным, как Прилепских Кириллом Дмитриевичем - начальником личной охраны Кудрявцева.
      Через сорок минут он уже сидел перед своим шефом и докладывал о выполнении задания. Кудрявцев недавно принял душ, тщательно зачесанные назад волосы влажно блестели. В длинном атласном халате, развалясь в глубоком удобном кресле, Роман Данилович курил гаванскую сигару и внимательно слушал Прилепских. Когда тот закончил, спросил:
      - А кто эта девица?
      - Пока не знаю, но думаю, что агент милиции.
      - Какие у тебя основания так думать?
      Начальник охраны описал ему сцену в ресторане, которую сам наблюдал.
      - Может быть, ты и прав, - задумчиво проговорил Кудрявцев. - В таком случае этот выскочка становится опасным для всего нашего дела.
      - Вы кого имеете в виду? - не понял Прилепских.
      - Добрецова. Кого же еще. Ты вот что, Кирилл Дмитриевич, узнай, кто эта девица.
      - Хорошо, - кивнул тот. - Завтра с утра этим займусь. Не желаете посмотреть видеозапись, Олег Михайлович?
      - Нет. Потом. Так ты уверен, что киллера содержат именно там?
      - Уверен.
      - Это хорошо. Очень хорошо. Скажи своим парням, чтобы не спускали со стадиона глаз.
      - Я уже выставил посты.
      - Ну вот и ладненько. Выпить не желаешь? У меня есть отменный коньяк.
      - Я предпочитаю водочку, Олег Михайлович.
      - Найдется и водочка. - Кудрявцев встал и вышел из комнаты. Через минуту вернулся, неся в одной руке бутылку "Смирновской" и две рюмки, в другой - булку "Бородинского", пачку масла, банку паюсной икры и нож. Поставив все на журнальный столик, объяснил: - Бутерброды мастерить поленился. Каждый делает себе по своему вкусу. - Открутил пробку на бутылке, наполнил рюмки. - Давай, Кирилл Дмитриевич, выпьем за успех нашего дела.
      После ухода Прилепских Роман Данилович решил позвонить в Москву одному из трех заместителей Высшего экономического совета страны Кирсанову Виктору Владимировичу, которому непосредственно подчинялся, и ввести его в курс событий. Подслушивания он не боялся, так как телефон был снабжен засекречивающей аппаратурой связи и код менялся ежедневно. Но телефон Кирсанова не отвечал. Кудрявцев посмотрел на часы. Половина первого. Значит, в Москве половина десятого. Где же его черти носят?
      Роман Данилович вновь раскурил сигару, откинулся на спинку кресла. Итак, он предпринял меры своей безопасности. Теперь его уже не застигнут врасплох ни Добрецов, ни киллер. Все будет как раз наоборот - первым удар нанесет именно он. И все-таки жаль Добрецова, очень способный молодой человек, хитрый, умный, находчивый. А толковые люди Кудрявцеву вот как нужны. Может быть, пригласить его к себе, раскрыть карты и предложить сотрудничество? Тот мог бы рассчитывать на место заместителя. Впрочем, нет, об этом не может быть и речи. Слишком большие амбиции у этого негодяя, чтобы оставлять его в живых, да еще за своей спиной. Да к тому , похоже, на него уже вышла милиция. А жаль! Такие люди на дороге не валяются.
      Через полчаса он вновь позвонил Кирсанову. На от раз тот был дома.
      - Рад вас приветствовать, Виктор Владимирович! Кудрявцев беспокоит.
      - Узнал, узнал. Привет, дорогой! Выполнил наши указания насчет ГКО и прочего?
      - Все в полном порядке. Ценные бумаги мы продали за вполне приличную цену, обратив их в капусту.
      - Молодец! Только не надо этих жаргонных словечек. Ни к чему они. Ты же будущий правитель такой огромной земли.
      - Извините. А что должно произойти?
      - Сам увидишь. Скоро уже.
      - А когда все же можно ожидать?
      - Сегодня какое число?
      - Пятнадцатое.
      - Это можно ждать и завтра, и послезавтра. Все уже подготовлено.
      - Так у вас и там свои?! - изумился Кудрявцев.
      - Наши, Роман Данилович. Наши! - довольно рассмеялся Кирсанов. - Ты лучше спроси - где их нет, наших людей? Приходит наше время - время по-настоящему деловых людей, радеющих за судьбы Отечества! А?! Каково звучит?
      - Впечатляюще. И все же, Виктор Владимирович, чего следует ожидать в ближайшее время?
      - Полного краха финансовой системы страны и политического банкротства центральной власти во главе с этим маразматиком, хроническим алкоголиком.
      - А не рано ли вы так круто?
      - Нет, не рано. В несостоятельности, я бы даже сказал, в полной беспомощности власти ты скоро убедишься. Эти побирушки только и делали, что ходили по миру с протянутой рукой, считали, что стоит только попросить, как "друг Билл" и "друг Коль" тут же помогут, не донимая того, что долги рано или поздно надо возвращать. Крах неминуем. Но мы не будем спешить. Нет. Мы доведем ситуацию до критической точки, до абсурда. И тогда явимся в роли спасителей Отечества. Объединившись, мы возьмем под жесткий прессинг не только финансовую систему страны, но всего Запада. Как говаривал когда-то Никита Сергеевич: "Мы покажем им кузькину мать!" А?!
      - Грандиозно!
      - То-то. Ты что позвонил? Есть какие-то проблемы?
      Кудрявцев рассказал последние новости.
      - Нужна помощь? - спросил Кирсанов.
      - Нет. Думаю справиться своими силами.
      - Тогда действуй. И без сантиментов, предельно жестко и беспощадно. Время обязывает. Понял?
      - Так точно.
      - Счастливо тебе. Если понадобится помощь, звони, не стесняйся. Пока!
      - До свидания!
      Кудрявцев положил трубку. Да, дела! Он кожей чувствовал стремительное приближение великих событий.
      Глава 7
      В отличие от Добрецова Игорь Васильевич Гарюнов, он же - Владислав Иванович Кацобаев, он же - Вячеслав Максимович Портной, он же - Павел Осипович Хорунжий и так далее, был по натуре отчаянным пессимистом. А откуда, извините-подвиньтесь, господа хорошие, ему взяться, оптимизму-то этому? Когда не жизнь, а сплошная мутота? Ни близких тебе людей, ни привязанностей никаких. Кругом один, как прыщ какой на непорочном теле молодой монашки. Здесь затоскуешь. Даже убивать людей стало скучно и неинтересно. Хотя бы взять следователя этого. Молодой. Красивый. Таких девушки любят. Сказывают, книжки писал. Впервые в душе Гарюнова возникло что-то вроде жалости. Ну, может, не жалость, а так, тоска какая-то зеленая, непонятная. И что же он за вражина такой кровожадный. Ведь, считай, весь в крови людской, от макушки до самых до пят, а все мало, все никак не уймется.
      Посмотришь порой на себя в зеркало, не выдержишь и плюнешь в сердцах в харю своему зеркальному двойнику. Рождает же природа подобную гнусность! Будешь здесь оптимистом, как же. Нет, иной на него посмотрит и скажет, что он, Гарюнов, чуть ли не обласкан жизнью, цветет и пахнет, что все у него просто расчудесно. Но только это видимость одна. Видимость - и ничего больше. Притворство. На самом же деле не живет - мается. Сколько себя помнит - столько мается. О-хо-хо! Устал. Покоя хочется. Чтоб тихо, чинно, благородно. Выпил утром стакан парного молока, взял в руки лопатку и что-нибудь там вскопал, грядку какую или еще чего. А то кузовок в руки и в лес по грибы. Хорошо! Воздух чистый, смолой пахнет, дышишь не надышишься. Тихо. И только пичужки там всякие: "Тью-тю-тю! Фью-тю! Тю-тю! Тю!" И радостно на душе, и покойно.
      Но только чувствует Гарюнов, что не видать ему ничего этого, как собственных ушей. Шкурой чувствует, каждой клеточкой своего уже немолодого тела. Попал, как кур во щи. На этот раз нет никакой возможности выкрутиться. Даже тонюсенького лучика надежды нет. Сидит в этом каменном мешке, тюремном боксе со всеми удобствами без окон и с одной лишь дверью, да и то железной, и так думает и сяк думает, а что толку-то, чего здесь придумаешь, когда все равно один конец. О-хо-хо! А-ха-ха! Этот хитренький Добрецов молодой, да ранний! По-крупному играет. Все предусмотрел, сукин сын. На убийство следователя выдал пистолет с одним патроном. А сопровождающих трое. Куда здесь прыгнешь? То-то и оно.
      - Не доверяете, Алексей Владленович? - спросил его Гарюнов. Тот рассмеялся.
      - Доверяю. Но лишняя предосторожность не помешает.
      Так-то вот. Игорь Васильевич прекрасно понимал, чего хочет от него молодой красавец великан. А хочет он, чтобы Гарюнов избавил его от соперника за место под солнцем, этого московского негодяя Кудрявцева. И он, Гарюнов, сделает это с превеликим удовольствием, можете не сомневаться, господа хорошие. Такая "работа" в радость. Только вот что же будет после этого с ним, Гарюновым? Задачка для дураков, да? Чтобы ее решить, ни к какой бабке ходить не надо. О-хо-хо! А будет с ним то же самое, что и с мерзавцем Кудрявцевым. Это уж как пить дать. Будешь здесь оптимистом, как же. Здесь никаких нервов не хватит. Верно? Какая-никакая жизнь, а умирать все равно не хочется. Ох не хочется! Если Даже что-то за ней имеется, то это что-то не сулит Гарюнову ничего хорошего. Нет. За все то паскудство, что он совершил в этой жизни, за него там бросится по полной программе. Это уж точно. Что делать? Что делать?
      Сегодня ночью к Гарюнову поместили девушку, та-ю красавицу, что о-хо-хо, глядя на нее, и у мертвого желание появится. Честное слово! А Игорь Васильевич был мужчиной еще в самом, можно сказать, соку, в смысле там мужских достоинств. Живчик! Он поначалу так и подумал - Добрецов решил ублажить его по полной программе. Но по строгому и независимому виду красавицы быстро понял, что ошибся. Забегал вокруг девушки, запотирал ручки, рассыпался бисером:
      - Ах, кака гарна дивчина! Кака красавица! Что же привело вас, бриллиантовая, в сию скромную обитель? Чем же вы, божественная, провинились перед здешними хозяевами?
      Она в упор на него посмотрела, строго спросила:
      - Вы Кацобаев?
      По этому вопросу Игорь Васильевич сразу же понял, кто перед ним. Деланно удивился:
      - Как?! Вы меня знаете?! Но откуда, несравненная, позвольте спросить? Насколько помню, я вам своего автографа не оставлял. Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!
      - Так вы Кацобаев? - не отставала Светлана.
      - Можно сказать и так. Меня, как ни назови, хоть горшком, лишь бы в печь не ставили. Верно?
      - Не знаю, не знаю. - Она прошла в спальню, затем на кухню. Обследовала ванную, туалет. Заключила: - А вы здесь неплохо устроились.
      - Рад, что вам понравилось. Очень рад! Только, смею вас заверить, восхитительная, что не нахожу здесь ничего хорошего. Не прихожу в восторг и от местного гостеприимства. И удивлен совершенно, что вы во всем этом нашли? Не понимаю я вас. Решительно не понимаю! Да, но каким таким волшебным образом вы здесь оказались, бесподобная? Какому такому счастливому Провидению я обязан лицезреть, так сказать, такую красоту?
      Она вновь строго и внимательно глянула на него. Даже дернула, как бы в раздражении, прелестным плечиком.
      - Перестаньте, Владислав Иванович, паясничать. Вы все прекрасно поняли.
      - Замечательно! Прелестно! - завосхищался Гарюнов. - Как вы меня, старого прохвоста, а?! И правильно. И поделом.
      - Убийство Андрея Говорова - ваша работа?
      - Кого, простите?
      - Следователя прокуратуры Говорова.
      - Да, да, - закивал киллер. - Но, смею вас заверить, жемчужная, сделал я это исключительно по принуждению. А вы, вероятно, его любили, да? И то верно. Такой красавец! Такой экземпляр мужского достоинства. Очень сожалею. Очень. И я, конечно, понимаю, что такой страшный изувер и лихоимец, как я, не достоин и мизинчика такой очаровательной девушки, но все же позвольте выразить вам свое искреннее соболезнование.
      - Прекратите!
      Она вновь дернула плечиком. Чудесно! Какая лапушка, честное слово! Какая душка!
      - По чьему заданию вы его убили? Добрецова?
      - Конечно же его, неотразимая. Этого Антихриста с ликом святого. Он, смею вас заверить, еще пострашнее меня будет. Я-то что, я вот он - весь перед вами. Никогда и не скрывал своей гнусности. А он под порядочного работает. Такого крайне трудно распознать. Бедная Россия! Вот кто нынче твои правители! А вы, платиновая, как же к нему попали? Как же не уберегли вас ваши коллеги?
      - По глупости. Вы его знали прежде?
      - Не сподобился. Да, по мне, век бы его не видеть. Сотрудничаю под большим принуждением.
      - И каковы ваши планы?
      - Ах, сокровище, если бы у меня были планы. Планы у этого негодника, а я лишь ничтожнейший исполнитель его коварных замыслов. Только исполнитель.
      - И каковы же его планы?
      - Боюсь ошибиться, но думаю, что мне суждено будет убить Кудрявцева, такого же злодея, как и сам Добрецов. Вот видите, очаровательная, с кем приходится работать. А вам фамилия Кудрявцев что-нибудь говорит?
      - Очень даже говорит. Но насколько я знаю, здесь ваши с Добрецовым желания совпадают?
      - Ах, как вы проницательны, догадливая вы наша! - восхитился Гарюнов и весело рассмеялся. - Совпадают. Да. Но лишь отчасти. Лишь отчасти. Для него это так себе - лишь маленький пунктик в его грандиозных планах. А для меня все может им и закончиться О-хо-хо! А-ха-ха! Вот такие неутешительные у меня перспективы, замечательная вы наша.
      - Сочувствую, - усмехнулась Светлана откровенности киллера.
      - Спасибо! А как же вас звать-величать, дражайшая?
      - Светлана. Просто Светлана.
      - Очень приятно, просто Светлана. И давно в милиции служите, если, конечно, это не служебная тайна?
      - Порядочно.
      - И в каких же званиях ходите, необыкновенная?
      Но Козицина сделала вид, что не расслышала вопроса. Спросила:
      - Что собираетесь делать, Владислав Иванович?
      - А что тут поделаешь! - сокрушенно махнул рукой Гарюнов. - Ничего тут не поделаешь. Я уже смирился со своей участью. Вы-то, драгоценнейшая, каким образом тут оказались? Проявили излишнее любопытство, так сказать?
      - Вот именно.
      - Тогда, смею утверждать, ваша участь не лучше моей. Нисколько не лучше. А может быть, и хуже. У меня впереди есть еще радость великая. А у вас и этого нет. Такие вот печальные ваши дела, распрекрасная Светлана. О-хо-хо! А-ха-ха!
      - Прекратите каркать, что ворон. Я не привыкла пасовать перед обстоятельствами.
      Гарюнов вновь забегал вокруг Светланы, запотирал ручками, радостно восклицая:
      - Ах, какая девушка! Какая девушка! Нет, не оскудела земля Русская благородными людьми! Есть они еще. Есть! Значит, и есть у нее будущее. И что же вы намерены предпринять, мужественная вы наша?!
      - Сейчас спать. А завтра что-нибудь придумаю, - сказала Светлана и указала рукой на дверь, ведущую в спальню. - Я буду спать там.
      И ушла. Бесподобно! Многие даже крепкие мужики, оказавшись в ее ситуации, занервничали бы, сникли. Замечательная, выдающаяся девушка! Гарюнов проникся к ней еще большим уважением и с тоской подумал, что если бы ему встретилась в юности пусть не такая красивая, но такая же замечательная девушка, то и жизнь бы у него могла повернуться совсем, совсем по-иному. Но ему, к несчастью, встретилась дура непутевая, самка ненасытная, с которой все и началось. Все эти убийства, вся эта кровь. О-хо-хо!
      Долго еще не мог уснуть Гарюнов после разговора со Светланой Козициной. Ворочался на диване, вздыхал и все думал, думал, думал. Невеселые это были мысли, совсем невеселые. От таких мыслей впору и удавиться. Кроме шуток.
      Проснулся Гарюнов поздно, в десять часов. Прислушался. Ни шороха, ни звука. "Квартирантка" еще спала. И он вновь удивился ее выдержке и самообладанию.
      "Вот нервы! - подумал восхищенно. - Какая она все же лапушка! Выдающаяся девушка!"
      Игорь Васильевич вдруг почувствовал, что внутри разливается что-то такое, этакое теплое и щемящее. Ощущение было настолько для него новым и необычным, что он даже встревожился: что это с ним? Уж не заболел ли? Появилось неодолимое желание помочь этой славной девушке. Он сделал бы все для этого, пошел бы на любой риск. Но почему? Почему?! Неужто он на старости лет влюбился? Этого только не хватало! Нет, нет, он и разговаривал-то с ней каких-то полчаса. Но внутри Гарюнова сидел какой-то развеселый человечек и убеждал его: "Влюбился! Влюбился! Зачем, старый козел, ты отрицаешь столь очевидный факт?" Убедил. И Игорь Васильевич вконец растерялся. Как же это его угораздило?
      Он-то думал, даже был уверен, что после стольких лет своего паскудства выгорела его душа. Напрочь выгорела. Там, внутри, одни головешки остались. ан нет, оказывается, способно еще там прорасти что-то доброе. Еще как способно. Но только любовь его посетила необычная. Не как к женщине... Без глупостей там всяких. Нежная, светлая. Такая... Ну, как же... Отеческая, что ли. Отцовская. Ну надо же! Ведь родители ради детей своих на что угодно пойдут. Так и он сейчас. Ради этой замечательной девушки готов был и смерть принять, только чтобы помочь ей. И радостно было на душе, и тревожно от этого нового, неизведанного чувства. О-хо-хо! Что же с ним дальше-то будет?
      Она сейчас встанет, а у него даже нечем ее покормить. Гарюнов вскочил с дивана, наспех умылся и побежал на кухню готовить ей завтрак. Нашел в холодильнике грудинку, яйца, молоко и принялся сноровисто колдовать. Через двадцать минут омлет с грудинкой был готов. Он поставил его в духовку, чтобы он там потомился, покрылся румяной золотистой корочкой. Несколько раз подходил к двери спальни и, приложив ухо, прислушивался. Но в спальне было тихо.
      "Ах, какая засоня! Какая необыкновенная засо-ня!" - отчего-то радовался он, отходя на цыпочках от двери. Он весь истомился ожиданием. Так хотелось вновь ее увидеть, разговаривать с ней. И осознание того, что это скоро непременно произойдет, наполняло его душу тихой радостью. В двенадцать часов он не выдержал, постучал в дверь, приоткрыл. Светлана спала, укрывшись с головой одеялом. Вот засоня так засоня!
      - Светочка! Пора вставать, золотко, а то завтрак остынет.
      Одеяло пришло в движение, и скоро из-под него показалось заспанное лицо девушки. Лицо открыло свои чудесные глаза и строго спросило:
      - Сколько там на часах?
      - Двенадцать уже, - ответил Гарюнов и отчего-то рассмеялся.
      - Однако, - озадаченно проговорила Светлана, откидывая одеяло. Закройте дверь, Владислав Иванович, мне нужно одеться.
      "Вот нервы! Ну и нервы! - вновь восхитился киллер, прикрывая дверь. Вот что значит молодость!"
      За завтраком Светлана за обе щеки уплетала омлет, запивая его душистым кофе.
      - Вы, Владислав Иванович, оказывается, не только можете убивать людей, но и прекрасно готовить.
      Похвала девушки была очень приятна Гарюнову. Он сидел за столом, подперев подбородок рукой, влюбленными глазами смотрел на Светлану и счастливо улыбался. В его жизнь ворвалось что-то новое, необычное, праздничное. Вот так бы всегда. С этим бы и умереть.
      - Светочка, лапонька, зовите меня Игорем Васильевичем. Это мое подлинное имя. Игорь Васильевич Гарюнов. Через "а". Не от слова "гореть", а от слова "гарь". Гарь и есть. - Киллер печально улыбнулся.
      Он не понимал, что с ним происходит. То есть вообще ничего не понимал. Он впервые так вот раскрывается. И кому?! Сотруднику милиции?! Спешите видеть, господа хорошие! Лучший киллер страны раскис перед какой-то сопливой девчонкой! Дела-а!
      - Понятно, - кивнула девушка и, увидев, что омлета почти не осталось, смутилась: - Ой, извините! Я почти все съела. Извините!
      Ему было приятно, что она о нем вспомнила. До того приятно, что глаза защипало. Он поспешно отодвинул от себя сковороду:
      - Нет, нет, Светочка. Доедайте. Это все вам. Я уже позавтракал. Не беспокойтесь.
      Светлана не заставила себя долго упрашивать и быстро расправилась с остатками омлета. Допила кофе.
      - Что ж, пора приступать к делу.
      - Какому еще делу, Светочка, золотко?! - удивился Гарюнов.
      - Вы полагаете, что Добрецов оставит вас в живых? - строго взглянула на него девушка.
      - Я уже не в том возрасте, чтобы верить сказкам, - печально проговорил он.
      - Относительно себя у меня также нет сомнений. Значит, надо попробовать изменить ситуацию.
      - И что же вы предлагаете?
      - Бежать, - невозмутимо проговорила Светлана.
      Глава 8
      Рокотов сидел за столом чернее тучи. Иванов впервые видел друга в столь скверном настроении.
      - Что случилось, Володя? - спросил он, садясь напротив. - Такое впечатление, будто у тебя разболелись разом все зубы. Более кислой физиономии мне не доводилось встречать.
      - А! - махнул Рокотов рукой.
      - А нельзя ли поподробнее?
      - Похоже, ты оказался прав - мой заместитель Зайцев является главным информатором мафии.
      - Ни фига себе заявочки! - присвистнул Сергей Иванович. - И как же ты дошел до мысли такой?
      - Мои ребята основательно взялись за проверку его сына, подключили агентов. Выяснилось, что последние годы тот занимался скупкой и перепродажей иномарок. Небольшой, но устойчивый бизнес. Год назад мафия подсунула ему три краденые машины по довольно низкой цене. Он на это клюнул. А потом они его взяли голыми руками, предъявили ультиматум: или он работает на них, или они сдают его милиции и он получает положенный срок. Он выбрал первое. Когда же увяз во всем этом по самую маковку, предъявили счет его папаше. Тот и сломался.
      - Ловко! Грамотно, козлы, работают. И что думаешь делать?
      - Хотел тебе звонить, посоветоваться, а ты сам пришел. Может быть, использовать его и пропустить мафии "дезу"?
      - Если бы у нас было для этого достаточно времени. Не забывай, что Светлана у них.
      - Спасибо, что напомнил, - хмуро огрызнулся Рокотов. - А то я, действительно, сегодня родился.
      - Извини. Нашел время обижаться.
      - Так ты советуешь с ним поговорить начистоту?
      - Обязательно. Ведь ты же сам говорил, что раньше он был надежным и порядочным офицером. Отцовская любовь - это будь здоров что такое. Не тебе рассказывать. Помнишь, как я обвязался взрывчаткой, как матрос - пулеметными лентами, и ринулся выручать Павла? То-то и оно.
      - Что же он сразу ко мне не пришел? Неужели бы не вошли в его положение?!
      - Это ты меня спрашиваешь?
      - А! - вновь махнул рукой полковник. - Вызвать, что ли?
      - Вызывай.
      Рокотов снял трубку, нажал на какую-то клавишу.
      - Игорь Николаевич, зайдите, пожалуйста. Через минуту в кабинет вошел высокий, сутуловатый мужчина лет сорока пяти - пятидесяти с бледным невыразительным лицом. Коричневый в чуть заметную серую полоску костюм висел на нем, как на вешалке. Видно, в последнее время полковник крепко сдал. Зайцев поздоровался с Ивановым и обратился к Рокотову:
      - Слушаю вас, Владимир Дмитриевич.
      - Нет, Игорь Николаевич, это мы с Сергеем Ивановичем хотели бы послушать вас - как вы дошли до жизни такой? - жестко сказал Рокотов.
      Зайцев что-то нечленораздельно пробурчал, провел рукой по седому ежику волос и, переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школьник, глухо проговорил:
      - Значит, вычислили вы меня?
      - Спасибо Сергею Ивановичу. Надоумил. Уж слишком нас мафия во всем опережала. Да вы присаживайтесь, Игорь Николаевич. В ногах правды нет. Присаживайтесь и рассказывайте все по порядку. А мы послушаем.
      Зайцев сел за приставной стол напротив Иванова. Прокашлялся. Виновато проговорил:
      - Сломался я, Владимир Дмитриевич. Напрочь. Извините!
      - Ну это-то мы, положим, уже знаем. Нас интересует, каким образом это произошло?..
      - Вы про моего сына, очевидно, уже в курсе?.. Я огласки испугался. Ну и стал на них работать.
      - Кто эти "они"?
      - Капитан Полуэктов и капитан Камышев из управления Центрального района.
      - Вы их раньше знали?
      - Нет, никогда не видел. Они же в ОБЭП работали.
      - А вы знаете, что оба они убиты?
      - К чему этот вопрос, Владимир Дмитриевич? Не понимаю, - пожал плечами Зайцев. - Я ведь курирую это дело.
      - А вопрос этот задан потому, что пользуетесь приемом заурядных уголовников - валить все на мертвых! - гневно закричал Рокотов и грохнул кулаком по столу.
      - Поостынь немного, Володя, а то так ты всю казенную мебель порушишь, насмешливо проговорил Иванов. - При нынешнем финансовом кризисе это вряд ли кого обрадует. - Обратился к Зайцеву: - Игорь Николаевич, а кого вы еще знали, кроме Полуэктова и Камышева?
      - Больше никого. Честное слово! - заметно взволновался полковник. - Всю информацию я передавал Полуэктову. Он был у них за старшего.
      - А на кого он работал?
      - Не знаю, Сергей Иванович. - Зайцев нервно провел рукой по волосам. Честное слово, не
      знаю!
      - Вы успокойтесь, Игорь Николаевич, - ободряюще улыбнулся Иванов. Успокойтесь и постарайтесь вспомнить все, что знаете. Нас с Владимиром Дмитриевичем интересует каждая мелочь.
      - Да! - спохватился Зайцев. - Буквально вчера мне позвонил полковник Васильев Виктор Васильевич и сказал, что теперь всю информацию я должен передавать ему.
      Иванов с Рокотовым буквально подскочили, будто их током шибануло.
      - Ну вот! Она ему про белого бычка, а он ей про ядрену маму! воскликнул Иванов. - Что же сразу не сказали об этом?!
      - Шут меня знает! - обрадованно проговорил Зайцев. - От растерянности, должно быть.
      - А кто он такой - этот Васильев?
      - У Трайнина работает начальником отдела, - ответил за Зайцева Рокотов. Достал из стола бланк протокола допроса свидетеля, протянул Зайцеву. - Напишите все сами, подробнейшим образом.
      - Хорошо, Владимир Дмитриевич.
      Зайцев, понурившись, вышел. Иванов принялся бегать по кабинету, возбужденно затараторил:
      - Значит, в департаменте великолепного генерала Трайнина тоже не все в порядке. Кто бы мог подумать?! "Обрадуем" мы Андрюшечку, преподнесем, так сказать, сюрприз.
      - А ты чему, Сережа, радуешься? - спросил Рокотов, с удивлением наблюдая за другом.
      - Ну как же! - удивился тот. - Такую жирную свинью другу подложим. Радостно. Как же.
      - Свинью ему уже подложили задолго до нас, - уточнил Владимир. - Мы лишь откроем ему глаза на того, кто это сделал. Ты считаешь, что после Полуэктова Васильев возглавил систему безопасности мафии?
      - А разве я говорил, что ее возглавлял Полуэктов?
      - А разве нет?
      - Ах, гражданин полковник, как же вам не стыдно быть таким скромным. Вы даже боитесь признаться, что ваша умная головка может рождать столь нестандартные идеи. Отчего такое неверие в собственный интеллект?
      - Пошел ты к черту! - рассмеялся Рокотов. - Васильева будем брать?
      - Погодим чуток. По существу, у нас на него, кроме показаний Зайцева, ничего нет. Понаблюдаем, поставим на прослушивание телефон. Думаю, наш друг Трайнин не откажется нам помочь.
      - А если Васильев знает, где находится Светлана?
      - Не исключено. Но ведь он может все отрицать? Тогда его арест лишь усугубит ее положение.
      - Пожалуй, ты прав, - согласился Рокотов.
      - Ну, для этого и к бабушке ходить не надо. Иванов - это фирма, которая, в отличие от некоторых, веников не вяжет.
      - Что правда, то правда, - согласился Рокотов.
      Глава 9
      В контакт они вошли еще в поезде, в ее купе, да так обоим это понравилось, что она предложила продолжить у нее на квартире.
      - Я живу в двух шагах от вокзала, на Железнодорожной, - сказала она.
      Беркутов не возражал. Он прекрасно понимал, что кто-то затеял с ним рискованную игру. Хотелось бы знать: кто именно и каковы цели? Кроме того, начало игры само по себе было чрезвычайно приятным во всех отношениях. У новой знакомой Наташи все оказалось как раз на тех местах, где и положено быть, и именно в нужных количествах. Груди не надо было отыскивать где-то в районе пупка или вообще - отыскивать, они ложились упругой полновесной тяжестью вам в ладони, вызывая головокружение и частое сердцебиение, а ярый противник всяческой нравственности наливался такой силой и отвагой, что для достижения своей цели готов был сокрушить все на свете. И даже одержав победу, не удовлетворился ею, не склонил головы, а с еще большей решимостью ринулся на новый радостный приступ. Наташа, похоже, начала обучаться искусству секса еще с детского сада, так как выкидывала такие фортели, принимала такие позы, которых Дмитрий отродясь не видывал. Что значит - профессионалка! Мог он после всего этого отказаться от продолжения? То-то и оно. Служебная проблема тоже разрешилась довольно просто - сопровождающие согласились завезти дело в управление и передать лично подполковнику Колесову.
      На квартиру к Наташе он шел не без дрожи в коленях, готовый ко всему, воображение рисовало леденящие душу картины. Он был почти уверен, что, когда ходил в свое купе, она конечно же достала спрятанный сотовый телефон, позвонила кому следует и предупредила - рыбка, мол, на крючке. Определенно. И теперь на квартире, прячась за косяки и теневые шторы, их поджидает банда мордоворотов типичных негодяев и убийц, с тошнотворным запахом перегорелой водки из глоток и черными мыслями в головах. И если бы не его болезненное самолюбие (черт бы его побрал!), он бы наверняка смылся. Определенно. На этом самом самолюбии он с грехом пополам дотащился до Наташиного подъезда и поднялся на третий этаж девятиэтажного панельного дома. Особенно трудно дались ему последние ступени. Перед дверью квартиры он выглядел как алкоголик после недельного запоя, бледное лицо усыпал крупный бисер пота, а впалая грудь вздувалась, будто у старой клячи, решившей на склоне лет посоревноваться с молодыми иноходцами.
      "Ну зачем, зачем тебе все эти приключения?! Не наигрался в детстве в героев?" - с тоской спросил себя Дмитрий, вслед за хозяйкой переступая порог квартиры и ожидая, что на его голову непременно обрушится что-то тяжелое и достаточно твердое, Но, к его удивлению и облегчению, ничего такого не произошло. Дверь за его спиной захлопнулась, и к нему вновь вернулось самообладание.
      "Ну ты и шизик, приятель! - не упустил он возможности поиздеваться над собой. - Крутой оперативник, едва в штаны не наложивший от страха. Обхохочешься!"
      - Как тебе квартирка? - спросила Наташа.
      Двухкомнатная квартира действительно впечатляла. Обставлена дорогой стильной мебелью, ковры - на стенах, ковры - на полу, кухня ослепляла чистотой, белым кафелем и пластиком.
      - Ты одна здесь живешь?
      - Одна! - с гордостью ответила она. Он окинул ее с ног до головы оценивающим взглядом.
      - С твоими данными могла бы претендовать и на трехкомнатную, - решил умерить ее пыл и излишнее самомнение.
      Ее взгляд мгновенно потух.
      - Мне и этой за глаза... Выпить хочешь?
      - Не откажусь, - ответил он, садясь в кресло рядом с журнальным столиком.
      - Что предпочитаешь?
      - В таких случаях я обычно говорю: "На халяву я пью все - от шотландского виски до денатурата".
      - И не надейся! - игриво пригрозила она. - Заставлю отработать по полной программе.
      - Согласен. А то мой "мустанг" уже истомился без "скачек".
      - Ну ты даешь! - восхитилась Наташа. Она ушла на кухню и принесла какую-то пузатую бутылку с красочной этикеткой и вазочку с маслинами, поставила на журнальный столик. - Подкрепляйся. А я приму душ с дороги.
      В бутылке оказалось виски, и довольно неплохое. Название его было выполнено прописью, и Беркутов, как ни старался, прочесть не сумел. Пить, однако, не стал, а лишь чуть макнул губы, так как не был уверен, что Минерва не вылила в бутылку пару ампул клофелина. Недаром она смылась в ванную. Нет, настоящий оперативник остается на боевом посту даже в самой нестандартной ситуации. Секс - это завсегда пожалуйста. Что приятно, то морально, как говорят французы. Здесь, кроме собственного здоровья, он ничем не рискует. Употребление же неопознанных спиртных напитков может нанести непоправимый вред делу, подставить боевых товарищей. Нет уж, дудки! Не на того напала. Определенно.
      Дмитрий еще не знал, что похищена Светлана Козицина, но чувствовал мафия активизировалась. В спальне наверняка установлена скрытая камера, которая жаждет снять оргию пьяного оперуполномоченного с бесстыжей путаной, чтобы потом его шантажировать и заставить на них горбатиться. Поэтому на сей раз обойдемся без оргий. Обидно упускать случай, но ничего не поделаешь - работа такая.
      Беркутов посмотрел на часы. Четыре. Гостей надо ждать часиков в семь, не раньше. Как же скоротать эти три часа? Без секса очень трудно, если не невозможно. О чем целых три часа можно говорить с этой любительницей острых ощущений? Ситуация! Он снял пиджак, наплечную кобуру и повесил на спинку кресла.
      Наташа вышла из ванной и, увидев кобуру, страшно "испугалась".
      - Ты что, бандит?! - округлила наивно глаза. Нет, дамочкой она была, конечно, классной, а вот актрисой никакой, даже не умеет более-менее сыграть страх. Те, кто посылал ее на задание, вероятно, расчитывали, что ее красота компенсирует все остальное.
      - Какой я бандит! - усмехнулся он. - Так, охраняю одну очень дорогую задницу.
      - Телохранитель? - спросила Наташа, успокаиваясь.
      Она была разомлевшей после ванны, розовой, волнующей в коротком махровом халатике, который не скрывал, а, наоборот, проявлял достоинство ее великолепных ног. Глядя на нее, даже пациент крематория восстал бы из гроба, а что говорить о Дмитрии - молодом, сильном и здоровом мужике? То-то и оно. Его "мустанг" встрепенулся и, без малейших усилий со стороны Беркутова, легко вскочил, готовый к новым подвигам. Собрав в кулак последние остатки воли и мужества, Дмитрий приказал: "Лежать!" Но добился лишь половинчатого успеха тот остался в полувозбужденном состоянии.
      Наташа села к нему на колени и горячими губами прижалась к его губам, ее коварный язык глубоко проник в рот и делал там такое, такое... Уф!! Его рука скользнула под халат, но, кроме горячего упругого тела, ничего там не обнаружила. Нет, это уж слишком! План созрел мгновенно. Он развернул ее к себе лицом и принялся расстегивать брюки.
      - О-о! - простонала она и, оторвавшись от него, вскочила на ноги. - Я сейчас приготовлю что-нибудь поесть, а потом мы пойдем в спальню, - прошептала она и облизала яркие губы не менее ярким язычком. Дело свое она будь здоров как знала.
      Наташа ушла на кухню и забренчала там кастрюлями, застучала ложками и ножами.
      "Ага, разбежалась! - усмехнулся он. - В твоей спальне может оказаться лишь труп Дмитрия Беркутова, но не он сам. Не он сам. А получу я все, что мне требуется для успокоения бунтующей плоти, прямо здесь, вот на этом диване или у этой стены. Так будет".
      Беркутов достал сигареты и закурил. Прикуривая, обнаружил, что руки ходят ходуном. И, игнорируя собственные запреты, схватил со стола бутылку виски и сделал добрый глоток прямо из горлышка. Не помогло. Что-то никак не давало ему покоя. Он долго мучился, пока не понял - угрызения совести, вот что. Угрызения совести не давали ему покоя!
      "Светочка! Любовь моя! Святая женщина! - взмолился он и для пущей убедительности даже сложил лодочкой руки на груди. - Прости меня! Прости подлеца! Но ты сама выбрала свой крест, связав судьбу с сыщиком. А сыщик, он человек подневольный. Он вынужден порой поступать вопреки своим намерениям, по воле обстоятельств. Так что прости, моя хорошая".
      Мысленно оправдавшись таким образом если не перед Светланой, то перед собой, он успокоился.
      Вскоре появилась Наташа и принялась накрывать на стол. На ней был все тот же волшебно-соблазнительный халатик. Когда она наклонялась, взору Беркутова открывался такой волнующий пейзаж, что из самых черных глубин его естества поднимался и подступал к горлу звериный рык. Сдерживать его становилось все труднее и почти невозможнее.
      Наконец она села в кресло напротив, наполнила рюмки.
      - За знакомство! - бодро предложила соблазнительница.
      Дмитрий не возражал. Выпили. Он бросил в рот маслину. Есть не хотелось совершенно. Какая тут, к черту, жратва! Здесь впору вызвать экстрасенса для усмирения плоти. Определенно.
      Она вновь налила.
      - Может быть, на брудершафт? - воркующе засмеялась.
      Их руки скрестились, и они долго тянули из рюмок крепкий напиток. Затем их влажные губы соединились, а ее горячий язык заскользил у него по нёбу. Конец света! Он уже перестал ощущать свое тело и понимать, что происходит - то ли это второе пришествие Христа на Землю, то ли, как всегда, происки дьявола. Вся его человеческая суть сконцентрировалась где-то ниже пояса.
      Она с легким стоном оторвалась от него и, взяв за руку, потянула к дверям спальни.
      - Пойдем, дорогой! - прошептала. - Быстрее...
      Рык вырвался из него протяжным и совершенно диким ревом. Так ревут изюбры при гоне. Дмитрий знал. Сам при этом присутствовал. Он бросился к ней, прижал к стене, подхватив ее ноги, положил к себе на бедра и принялся. высвобождать из пут своего истомившегося, нетерпеливого друга. Такое он видел в одном фильме для подростков, но сам никогда не пробовал. Наташа, потерявшая способность к сопротивлению, закусив губу, тихо стонала, а затем стала помогать ему достичь заветной цели. И они воспарили.
      - А-а-а! - закричала она и забилась в его руках.
      - Р-р-ы-ы! - рычал он и так яростно нажимал, будто намеревался вместе с ней пройти сквозь стену.
      Наконец все было кончено. Расслабленная, дошла она до дивана и, обессиленная, рухнула на него.
      Беркутов подошел к столу, налил виски, выпил. Порядок. Сбросив напряжение, он успокоился и понял, что уже вполне созрел для трудовых подвигов. Кинув на Наташу насмешливый взгляд, деловито проговорил:
      - Пора за работу.
      Даже не сами слова, а тон, каким они были сказаны, ей очень не понравился. Полные губы ее обиженно запрыгали, будто силились что-то сказать, но не знали, что именно.
      Наконец Дмитрий услышал:
      - Ты это о чем? Какая еще, к черту, работа?
      Он беспечно рассмеялся. Пошел, сел на диван и небрежно пошлепал ее по алебастровой щеке.
      - Не надо, девочка, вешать дяде лапшу на уши. Поняла?
      - Ты о чем это? - пролепетала она растерянно, села рядом, бросив мимолетный взгляд на часы - стрелки показывали половину шестого.
      - Когда они должны прийти? - спросил Беркутов, перехватив ее взгляд.
      - Кто "они"?! - вновь попробовала она разыграть удивление.
      Нет, ничего из этого не получилось. Вышло жалко и неубедительно. А все почему? А потому, что хреновая актриса. Неужто у мафии тоже дефицит с кадрами? Такую же близко нельзя подпускать к оперативной работе. Любое дело на корню угробить может. Определенно.
      - Те, дорогуша, кто должен прийти по твоей наводке.
      - Ты что плетешь, дурак! Крыша, что ли, поехала? - возмутилась Наташа.
      И вновь полный облом. Видно, несчастливый у нее сегодня день, не получилось кина. Беркутову даже стало жаль ее. Не по собственной, видно, воле она на мафию пашет. Нужно как-то хлеб зарабатывать, верно?
      - Только не говори, что не получала задания познакомиться со мной и не знаешь, кто я такой?
      - Но я, честное слово, не знаю, о чем это ты! - лепетала она растерянно.
      Вновь глянула на часы. На этот раз взгляд ее выразил явное беспокойство. Из этого Дмитрий понял, что гости должны прибыть не в семь, как он предполагал, а в шесть. До времени "Ч" оставалось пятнадцать минут. За это время надо расколоть и перевербовать эту пылкую Мальвину. Времени в обрез. Пора приступать.
      - Тогда разреши представиться: инспектор по особо важным делам управления уголовного розыска капитан милиции Беркутов Дмитрий Константинович.
      - Козе-ел! - вдруг завопила она и бросилась к креслу, на спинке которого висела кобура.
      Схватила, лихорадочно расстегнула, но, увидев, что она плотно набита бумагой, присела на подлокотник кресла и безутешно заплакала. Момент был самый что .ни есть подходящий.
      - Вот ты себя, голубушка, и выдала, - посочувствовал Беркутов. - Я ведь на это и рассчитывал - что не выдержишь и поддашься искушению. А настоящий мой "Макаров" вот он где. - Дмитрий поднял левую брючину и показал прижатый к ноге широкой резиной пистолет. - Этому меня научил мой друг Дронов. Вопросы есть?
      Она ничего не ответила, а лишь заплакала пуще прежнего.
      Дмитрий достал пистолет, снял с предохранителя.
      - А теперь, дорогая Минерва, рассказывай...
      - Чего? - перебила она его.
      - Ничего, проехали. Я говорю, что даю тебе две минуты, чтобы ты назвала того, на кого работаешь. Не скажешь - пристрелю, как последнюю суку, без вздоха и сожаления. Теперь, надеюсь, поняла? - намеренно грубо и жестко спросил он.
      Она даже перестала плакать. Глаза мгновенно высохли и смотрели на него, как написала бы автор женского романа, с немым укором и страхом, пончиковые щеки мелко тряслись.
      - Поняла, поняла, - с готовностью закивала Наташа.
      Дмитрий посмотрел на наручные часы и для подтверждения своих серьезных намерений направил пистолет на девушку.
      - Тогда будем считать, что время пошло.
      Наташа истерично закричала:
      - Не надо! Я все скажу! Все! Он так же, как и ты, в ментовке работает, тоже в "уголовке".
      - Очень хорошо, - похвалил он ее "желание" помочь следствию. - А где конкретно?
      - В Калининском райотделе,
      - Кем?
      - Майором.
      - Майор - это звание. А в какой должности?
      - Не знаю. Начальником каким-то.
      - Его фамилия?
      - Попсуев. Борис Васильевич.
      - И давно ты на него работаешь?
      - Давно. Уже пятнадцать лет.
      - Сразу после первого класса?
      - Скажешь тоже, - улыбнулась она. - Мне тогда было восемнадцать лет. Продавала на рынке шмотки и парфюмерию. Он меня и тормознул. Спекулянтка. Тогда он еще в лейтенантах бегал. Предложил: или в тюрьму, или на него работать. Вот с тех пор на него и пашу.
      - Постой, постой, так тебе что, тридцать три, что ли?! - искренне удивился Беркутов.
      - А то сколько! - рассмеялась она, польщенная. Дмитрий давно заметил, что, когда речь заходит о внешности женщины, она сразу же забывает все на свете.
      - Я бы больше двадцати четырех не дал. Хорошо сохранилась. Ты, наверное, в холодильной камере сидишь в свободное от работы время?
      Она совсем развеселилась.
      - Бабки есть - будешь выглядеть прилично. Я каждую неделю к Лантуху хожу.
      - Это кто такой? Не жеребец, нет?
      - Дурак! - беззлобно проговорила. - Врач-косметолог. В коже лица у меня знаешь что?
      - Средство от прыщей.
      Она глянула на него кокетливо-гордо:
      - Золотая нить!
      - То-то я никак не мог допереть, отчего ты, как икона, отсвечиваешь.
      - А ты славный!
      И в это время раздался звонок. Оба одновременно вздрогнули.
      Глава 10
      Добрецов проснулся, вопреки обыкновению, поздно - в восемь тридцать. Посмотрел на попугая. Тот благополучно спал, прислонив голову к прутьям клетки.
      "Совсем обленился, - подумал Алексей Владленович. - Раскормил я его, должно быть. Придется урезать ему рацион".
      Он встал, сделал зарядку, умылся, побрился. Попугай спал. Добрецов позавтракал. Оделся. Гена спал. И лишь когда Добрецов собрался уже уходить, проснулся и заорал:
      - А кто за тебя зарядку будет делать? Понтий Пилат?!
      - Здравствуйте, я ваша тетя! - рассмеялся Алексей Владленович. Проснулся жених, когда свадьба прошла!
      У него сегодня было отменное настроение. Он начинает действовать. Киллер должен выйти из подполья и совершить свой справедливый акт возмездия. Тем самым расчистит Добрецову место на политическом Олимпе. Так будет. Немного беспокоил его Капустин. Чистоплюй! Не хочет он, видите ли, заниматься мокрыми делами!.. Приличные суммы в валюте получать он хочет, а чтобы какого-то паршивого киллера-недочеловека убрать - это пусть делают другие. Хорошо устроился. Пора подумать о его замене. Давно пора. Иванов и компания, наверное, все мозги разбили на части, никак не поймут - почему до сих пор не предъявлены требования? Ха-ха! Пусть поволнуются. Хороший актер умеет держать паузу. Он хороший. Вот когда они его попробуют тронуть, тогда он и выйдет на сцену. А пока надо держать паузу. Что у Иванова есть на него? Ничего нет и быть не может. Зато он, Добрецов, будет держать его этой Светланой мертвой хваткой за горло. Они ж гуманисты! Они ж моралисты! Они ж не могут даже допустить мысли о смерти своего товарища! Ха-ха! А впрочем, девушка действительно хороша. Жаль будет убивать.
      Перед уходом он придирчиво осмотрел себя в зеркале. Все безупречно. Так и должен выглядеть человек его масштаба. Дурашливо прокричал с порога попугаю:
      - Гена, пока! Закрывай дверь и не води, пожалуйста, в дом своих очень сомнительных подруг.
      Попугай что-то ворчливо пробурчал, не удостоив хозяина ответом. Добрецов вышел из квартиры, закрыл дверь и стал быстро спускаться вниз. На лестнице между первым и вторым этажами ему встретился какой-то мужчина, на которого Добрецов даже не обратил внимания. Когда они поравнялись, Алексей Владленович услышал какой-то хлопок и почувствовал резкую боль в груди.
      "Что это?!" - лишь успел удивленно подумать. С этим удивлением он и умер.
      Глава 11
      - Здесь, - прошептал ОН чуть слышно и указал рукой вперед. - Здесь прячется этот вонючий хорек со своей бандой. Уверен.
      Из темноты проступало какое-то громадное старое строение, обнесенное высоким забором. Марианна прислушалась. Ночную промозглую тишину не нарушал ни единый звук, даже шорох. Будто жизнь разом вымерла на сто верст вокруг.
      "Наверное, у жилища Кощея Бессмертного такая же мрачная тишина", подумала она и почувствовала, как по спине прошелся холодок то ли от влажного воздуха, то ли от напряжения. Странно, но отчего ОН уверен, что банда Косого прячется именно здесь?
      Эта банда вот уже полгода терроризировала, в буквальном смысле слова, полуторамиллионный город. И все эти полгода самый знаменитый сыщик города Серж Бывалов, по прозвищу Крутой Уокер, вместе со своей группой, в которую входит Марианна, безуспешно пытаются выйти на ее след. Прочесали все воровские притоны и "лежбища" города, перетолковали чуть ли не с каждым блатным - все напрасно. Сержа уже шатало от усталости, если он и спал, то урывками и не больше четырех часов в сутки. Ходил хмурым и злым, готовым в любую минуту взорваться и наорать. Он и прежде не отличался сдержанностью, а теперь стал совсем невозможным. На карту были поставлены его профессионализм и честь. И так кое-кто из коллег встречал теперь Сержа насмешливыми и сочувственными взглядами. Его?! Бывалова?!
      Неделю назад он заявил, что банда скрывается где-то за городом, в одном из заброшенных заводов. Откуда у него появились такие данные, Марианна не знала. Да ей и без разницы. Они уже облазили около двух десятков брошенных полуразвалившихся предприятий, но на след банды так и не вышли. Вчера Бывалов сказал Вене Волховцеву, что пойдут на этот бывший частный завод по производству силикатного кирпича. Но Веня с острым приступом аппендицита загремел в больницу, и Марианна уговорила Сержа взять ее вместо Волховцева.
      И вот они здесь. Но отчего он так уверен, что на этот раз их ждет удача? Странно.
      Они подошли к высокому дощатому забору. Бывалов прошелся вдоль него, трогая доски. Позвал Марианну:
      - Сюда, Малыш.
      Он всегда так ее называл. Марианна сама не знает почему, но только ей это нравилось.
      Она подошла. Серж бесшумно отодвинул в сторону две доски.
      - Давай.
      Девушка пролезла в образовавшийся лаз. Он последовал за ней. Они оказались на территории бывшего завода и направились к белевшему впереди длинному одноэтажному кирпичному зданию. Идти приходилось медленно, так как вся территория была буквально завалена битым кирпичом и остатками какого-то оборудования. Пахло пылью, полынью, запустением.
      "И так сейчас по всей России, - с горечью подумала девушка. - Будто Мамай по стране прошел".
      Наконец они достигли здания и пошли вдоль него. Бывалов наклонился и что-то поднял с земли.
      - Вот! - торжественно прошептал он и показал Марианне окурок. Понюхал его. - Совсем свеженький! Здесь они, гады! Здесь!
      Дойдя до конца здания, они повернули за угол и тут в одном из окон увидели свет. Он приблизил губы к самому ее уху.
      - Ну, что я говорил!
      Она почувствовала на своей щеке его горячее дыхание и едва сдержалась, чтобы не обнять его и не расцеловать. Господи! Как же она его любила! Так любила, так любила, что могла бы запросто умереть за свою любовь! А он даже ее не замечает. Ну, не в том смысле не замечает. Так-то он ее даже ценит как оперативного работника. Он в ней девушки не замечает, ее любви. Дурак! Чурбан стоеросовый!
      - Будем вызывать опергруппу? - спросила она.
      - Рано пока. Надо убедиться, что это именно банда Косого, а не кодла беспризорников. Пойдем.
      Когда они достигли окна и заглянули в него, то увидели десятерых бандитов, сидящих: за длинным деревянным столом. На постеленных газетах лежали горы нарезанной колбасы, копченые куры, помидоры, огурцы, фрукты, стояло около десятка бутылок водки. Среди бандитов был и сам Косой - долговязый хилый мужчина лет сорока с худым землистым лицом. Левый глаз у него затянут катарактой.
      - Нормалек! - сказал Серж. - А теперь. Малыш, вызывай опергруппу. Будем кончать с этим дерьмом!
      И в этот момент за их спинами раздался насмешливый голос:
      - Оба-на! Какая встреча! Менты к нам в гости пожаловали.
      Марианна с Сержем оглянулись. В нескольких метрах от них стоял рослый блондин и направлял на парочку дуло короткоствольного автомата. Это было похоже на провал...
      - И как же вы себе это представляете, Светочка? - услышала она голос киллера.
      - А? Что? - Она вздрогнула и пришла в себя. Подумала: "Господи! Когда это все кончится? Когда прекратятся эти дурацкие фантазии?! Опять размечталась, как худая девчонка!"
      - Вы, чудесная вы наша, кажется, предлагали отсюда бежать? Я вас правильно понял?
      Она смотрела на киллера, этого нелепого смешливого человечка, и ей все еще не верилось, что на его совести десятки загубленных жизней. Он чем-то напоминал ей горьковского Луку.
      - Вы правильно меня поняли, Владислав Иванович... Ой, простите, Игорь Васильевич.
      - Как же можно отсюда убежать, бриллиантовая?! - Он выкатил глаза, по-смешному надул щеки и стал походить на мопса.
      - Сколько тут боевиков? - спросила девушка.
      - Точно не знаю, золотко, но, думаю, человек пять, никак не меньше.
      - Для специалиста вашего класса - это сущий пустяк.
      - Да, но без стрелкового оружия я, девочка, сам сущий пустяк. - Гарюнов рассмеялся, довольный таким сравнением.
      - А у дверей? Один или двое?
      - Как правило, один, несравненная.
      - Это хорошо. Это очень хорошо! - бодро проговорила она и улыбнулась.
      - Вы что-то задумали, Светочка? - Киллер заливисто рассмеялся. - Да?! Не отпирайтесь. Я это вижу по вашим чудным глазам. Вы - замечательная! Вы необыкновенная!
      - Сейчас вы будете меня "насиловать", а я во всю матушку - орать.
      Гарюнов забегал по комнате, возбужденно размахивая пухлыми ручками:
      - Ах, какой смелый, какой дерзкий план! Вы героиня! Жанна д'Арк! Вы думаете, отважная вы наша, он удастся?
      - Не знаю. Но в нашем положении ничего другого не остается. Будем рисковать.
      - Это вы правильно, очень правильно. Риск - благородное дело! А?! Давненько я ничем благородным не занимался, одни лишь мерзости творил на земле. О-хо-хо! А-ха-ха! Так что, вот так сразу и начнем?
      - А к чему медлить? Чем больше медлим, тем меньше у нас шансов остаться в живых.
      - Это вы верно, совершенно верно. И что же я должен делать, очаровательная?
      - Я же уже говорила - "насиловать" меня.
      Он сильно смутился, покраснел. И это ее также сильно удивило.
      - Но я как-то не того... В подобной роли еще не выступал. Мне даже страшно к вам приблизиться, пальцем прикоснуться... А вы - насиловать.
      - Я же не предлагаю вам делать это в прямом смысле, верно?
      - Это конечно. Это разумеется. И все же я себя чувствую как бы не в своей тарелке.
      - Так надо, Игорь Васильевич.
      - Хорошо, хорошо. Я ведь не отказываюсь. Попробую. Что я должен делать, замечательная?
      - Я сейчас лягу на это ложе, - девушка указала рукой на стоящий у стены довольно современный диван-кровать, - вы решительно навалитесь на меня и сделаете вид, будто душите. А я буду громко вопить, звать на помощь. Ну как?
      - Я попробую, - смущенно согласился Гарюнов. - Только если охранник не дурак, то он сразу поймет, что дело нечисто. Как такой, я извиняюсь, огрызок вроде меня может справиться с такой девушкой?
      - Будем надеяться, что он окажется не таким сообразительным.
      Светлана взялась за отвороты красивого бежевого платья, рванула. Раздался треск. Грудь девушки обнажилась. Гарюнов отвел глаза. Она сходила на кухню, достала из холодильника бутылку "Боржоми" и легла на диван, спрятав правую руку с зажатой в ней бутылкой за спину.
      - А теперь ложитесь на меня и хватайте за горло, - приказала Светлана.
      Киллер долго не решался, мялся, смущенно покряхтывал. Наконец навалился круглым животом, схватил за горло.
      - Крепче. Все должно выглядеть натурально.
      - Но я же вас, Светочка, могу и удавить?
      - Не бойтесь. Главное - убедить охранника, что все происходит на самом деле.
      Он крепче сжал ее горло и сделал свирепое лицо.
      - А-а-а! - что есть мочи закричала она, - Помогите! Насилуют! - Она понизила голос до шепота: - Вы тоже что-нибудь кричите!
      - Заткнись, мать твою! - тонким голосом заорал киллер. - Заткнись, а то враз порешу!
      - Помогите! - продолжала надрываться Светлана. Дверь приоткрылась. В проеме появилась удивленная физиономия молодого охранника.
      - Эй, вы чего здесь?
      Парень ошалело вращал глазами, недоумевая, что происходит, как такое чмо, как этот сраный киллер, отважился полезть на такую девушку. Вот говно!
      - Парень, миленький, помоги! - закричала Козицина, протягивая в направлении двери руку. - Оттащи ты от меня этого козла!
      - Эй, ты, мудак! - строго сказал охранник. - А ну отпусти ее, кому сказал!
      Но киллер никак не прореагировал на его слова. Вдруг визгливо закричал:
      - А-а, ты еще кусаться, сука! - И свободной рукой наотмашь ударил девушку по лицу.
      - Ну ты, блин, совсем оборзел! - возмутился охранник и угрожающе двинулся к дивану.
      Светлана зорко следила за ним и, когда молодой охламон подошел, сильно ударила его ногой в пах.
      - Ой, блин! - удивленно и обиженно ойкнул охранник, согнувшись пополам.
      В одно мгновение Светлана сбросила с себя, будто футбольный мяч, киллера, высвободила из-за спины руку с бутылкой и ударила парня по голове.
      - Ек! - сказал тот, разом обмякнув, и свалился на пол.
      - Порядок! - весело и возбужденно проговорила девушка. - Игорь Васильевич, посмотрите, у него должен быть пистолет.
      Гарюнов обшарил охранника и вытащил из-под брючного ремня тяжелый "ТТ". Он любовно осмотрел пистолет, проверил обойму. Она была полной. Снял с предохранителя, передернул затвор, дослав патрон в патронник, и, ласково и восхищенно глядя на Светлану, бодро доложил:
      - Я готов, бесподобная!
      - Тогда пойдем. - Она встала и, охнув, сморщилась от боли, присела.
      - Что с вами, девочка?! - не на шутку встревожился Гарюнов.
      - Я, кажется, палец сломала.
      - Худо дело! - опечалился киллер. - Идти можете?
      - Я попробую. - Она осторожно наступила на пятку, сделала шаг. Нормально, как-нибудь доковыляю.
      - Вот и замечательно, девочка! Вот и чудесно! Тогда пойдем потихоньку. Авось что из этого и получится, - брал он инициативу в свои руки.
      Они осторожно вышли из камеры, прошли по узкому длинному коридору, заставленному лопатами, носилками, метлами и другим инвентарем, поднялись по лестнице и оказались в большой квадратной комнате, где еще один боевик смотрел крохотный переносной телевизор и смаковал пиво прямо из бутылки. Увидев киллера с девушкой, он дернулся было схватить лежавший на столе автомат, но Гарюнов вскинул пистолет, прогремел выстрел. Пуля точно угодила охраннику в лоб, опрокидывая навзничь.
      Больше им никто не встретился, и через минуту они уже оказались на большой площади перед трибуной стадиона. Возникла неловкая пауза. Каждый не знал, что делать; Но оба поняли, что только что они были единомышленниками, и вот уже - враги. Светлана, бледная, напряженная, неотрывно смотрела на руку киллера с пистолетом, сознавая, что достаточно тому сделать лишь одно движение - и ей конец. Гарюнов заметил ее взгляд, печально усмехнулся, протянул ей оружие.
      - Возьмите, Светочка. Он по праву принадлежит вам, а мне больше не нужен. Спасибо вам, лапушка! Я навек сохраню ваш светлый образ в своей памяти. Прощайте! - Он повернулся и быстро пошел к центральному выходу.
      Светлана растерялась. Уходит опасный, страшный преступник, на совести которого десятки загубленных жизней и которого они так долго и безуспешно искали! Что делать?! Она вскинула пистолет и срывающимся голосом прокричала:
      - Эй, стойте!.. Стрелять буду!
      - Стреляйте, милая! Стреляйте! От вас я с великой радостью приму смерть! - донесся до девушки веселый голос Гарюнова.
      Ноги у нее подкосились, она села прямо на асфальт, склонила голову к коленям и заплакала. А когда очнулась, киллер уже исчез. Она встала, отряхнула платье и, сильно припадая на правую ногу, медленно побрела к выходу со стадиона. В голове стучало:
      "Я упустила киллера! Я упустила преступника! Что же теперь будет? Каждая очередная его жертва теперь будет на моей совести. Что же я ребятам скажу?!"
      Глава 12
      - Он один? - шепотом спросил Беркутов Наташу.
      - Да, должен быть один, - прошептала она в ответ. - Двое его дружков всегда остаются в машине. Я их даже никогда близко не видела.
      - Ясно, - кивнул Дмитрий. - Пойдем встречать дорогого гостя. Только без шуток.
      - Что я, маленькая, что ли? - сделала она обиженное лицо.
      Получилось вполне естественно. Если учесть, какая она актриса, то надо полагать, что сейчас сказала вполне искренне. Беркутов на цыпочках прошел к двери и встал за нее, показав Наташе жестами - открывать.
      - Кто там? - спросила она.
      - Что, своих не узнаешь, девонька? - насмешливо спросили из-за двери.
      Наташа открыла дверь. Сказала бесцветным голосом:
      - А, это ты? Проходи.
      - Привет, красавица! - нарочито громко воскликнул гость. - Какой на тебе клевый халатик? Дай поносить! - Наклонившись к уху Наташи, тихо спросил: Здесь?
      - А где же ему быть, - ответила она в полный голос.
      - Тиш-ш-ше, - будто очковая змея, зашипел Попсуев.
      - Да проходи ты. Что у двери топчешься, - раздраженно сказала Наташа, и Беркутов понял: не очень-то она любит майора.
      Не успел Попсуев сделать и двух шагов, как Беркутов захлопнул дверь и оказался у него за спиной, упер ствол пистолета ему в поясницу и радостно поприветствовал:
      - Какие гости и без охраны! А мы с Наташенькой прямо-таки заждались, все гляделки проглядели, вас дожидаючись. Руки, приятель!
      Майор послушно вздернул руки.
      - А теперь медленно повернись. Я хочу хорошенько на тебя посмотреть и пару раз плюнуть в твою мерзкую харю.
      Попсуев повернулся. На вид ему было лет сорок, а то и больше. Одного роста с Дмитрием, но более массивный, рыхлый. Полное лицо его с болезненной, дряблой от давних прыщей кожей выражало страх, страх, страх и ничего более. Этакий гнусный и жалкий гаденыш. Тьфу! Смотреть противно. Нет, у мафии явная напряженка с кадрами. Собирают разную шваль. Определенно. Все правильно. Какой порядочный человек добровольно пойдет к ней в услужение, верно?
      - Кто ты такой?! Как ты смеешь?! - завизжал майор, брызгая слюной и захлебываясь соплями от возмущения. - А ну прекратить! Ты за это ответишь!
      Но возмущением здесь и не пахло. Визжал он, что кабан недорезанный, от животной трусости. Так обычно поступает нормальный среднестатистический трус фонтанирует и орет, чтобы не умереть от страха. Обычная реакция организма. Безусловный рефлекс. Борьба за выживаемость.
      Беркутов рассмеялся:
      - Ой, напугал! У меня аж поджилки затряслись. - Дмитрий не смог отказать себе в удовольствии - сунул дулом пистолета под ребра Попсуева, и сделал это от всей души и пылкости сердца.
      - А-а! - закричал тот, корчась от боли. - Больно ведь! Ты почему позволяешь?!
      - И он еще спрашивает?! - деланно удивился Дмитрий, обращаясь к Наташе. - Обделался с головы до ног. Опозорил честь офицера. И еще задает вопросы, разыгрывает здесь из себя невинного агнца. Как тебе, Наташа, это нравится?
      - Мне это совсем не нравится, - смеясь, ответила она, с брезгливостью глядя на потухшего дряблого Попсуева.
      - Я буду жаловаться! - заскулил майор. Беркутов достал у него из наплечной кобуры пистолет, положил во внутренний карман своего пиджака. Удивился:
      - Ну ты и наглец! Кому жаловаться собираешься? Своему начальству? Прокурору? А может быть, самому Господу Богу? Только вряд ли они тебя поймут и простят твое паскудство.
      Не удержался и вновь ткнул майора в ребра. Тот захныкал, заскулил, закорчился от боли. Слезно спросил:
      - Чего ты хочешь?!
      - Вот это уже конкретный разговор. Но чтобы его начать, необходимо принять меры предосторожности. - Дмитрий достал из кармана наручники и надел их на запястья Попсуева, а затем втолкнул его в комнату и, указав на кресло, сказал: - Садись.
      Тот покорно сел и, глядя на Наташу, плаксиво спросил:
      - Что, сдала меня? Довольна?
      - Да пошел ты! - зло ответила девушка и, давая понять, что не желает с ним разговаривать, демонстративно ушла на кухню.
      Дмитрий выглянул в окно. Напротив подъезда стояла милицейская "Волга". В салоне рядом с водителем сидел парень в форме старшего лейтенанта. Беркутов подошел к телефону, снял трубку, набрал номер телефона Сергея Колесова.
      - Слушаю, - услышал густой бас.
      По голосу он узнал Романа Шилова.
      - Привет, Рома! Беркутов. А где Сергей?
      - Здравствуйте, Дмитрий Константинович! С приездом! Здесь никого нет.
      - Как никого нет? Ты, Рома, уже себя и за человека не считаешь, что ли?
      - А! Какой я человек! Так, полчеловека... Все разбежались, а меня тут вот... Говорят - сиди.
      - А что же они все бегают? Думать не хотят? ТЫ один должен за всех отдуваться? Это несправедливо. Я тебя понимаю.
      - Вы разве не знаете?
      - Что я должен. Рома; знать? Что тебе уже пора кушать молочную смесь?
      - Ведь Светлану похитили..
      - Шутишь?!
      - Нет, правда. У нас здесь сейчас такое творится. Все это... Ну, как это...
      - На ушах стоят, - подсказал Дмитрий.
      - Ага. А мне говорят - сиди, - с обидой в голосе пожаловался Роман.
      - Да! Дела! Рома, мне нужна помощь.
      - Слушаю, Дмитрий Константинович, - с готовностью и с интересом в голосе отозвался Шилов.
      - Доложи начальству, что я здесь на квартире взял одного милицейского майора из охраны мафии.
      - Здорово! - с юношеским пылом воскликнул Роман. - А где это?
      - Улица Железнодорожная, 16, квартира 32. Пусть пришлют человек пять омоновцев, чтобы задержать двух его подручных - они сидят у подъезда в милицейской "Волге". Как понял?
      - Все сделаю, Дмитрий Константинович. Не беспокойтесь.
      - Я тебе верю, Рома. Очень верю. И где-то даже горжусь. Как быстро наши герои вырастают из коротких штанишек! Удивительно!
      Во время телефонного разговора Беркутов наблюдал за Попсуевым, видел, как тот из последних сил старается взять себя в руки и пыжится изобразить на лице некое подобие скепсиса. Но только из этого мало что получалось. Видно, слишком много он подрастратил силенок, угождая мафии. Определенно. А такую кислую мину Беркутов неоднократно видел у побирушек, изображавших из себя контуженных афганцев.
      Дмитрий сел в кресло напротив майора, усмехнулся. Спросил:
      - Ну что, отошел от шока?
      - Что это ты там плел о какой-то службе у мафии? Приснилось, что ли? жалко зашлепал полными губами Попсуев.
      Беркутов вынул пистолет и выложил его перед собой на журнальный столик.
      - Давай, майор, договоримся., как говорится, на берегу. Чтобы потом никакой обиды. Лады? Если ты, козел, мне будешь лапшу на уши вешать, то пристрелю, как последнюю падаль. Понял? Ты и такие, как ты, уже меня достали. Я давно мечтал осуществить справедливый акт возмездия, и, кажется, такой случай предоставился. Так что не возбуждай моих низменных страстей. Враз шлепну, а потом скажу, что ты на меня набросился. А Наташа это подтвердит. - Закричал на кухню: - Наташа, подтвердишь?
      - Да, - отозвалась та.
      - Вот видишь? Так что давай без театральных эффектов. Ни к чему это. Я лично от них устал. Хочется послушать правдивую исповедь мерзавца и негодяя, предателя интересов своего народа. Это меня успокоит. Согласен?
      Майор криво усмехнулся.
      - Не понял, блин, - озадаченно проговорил Дмитрий, хватаясь за пистолет.
      - Согласен, согласен, - закивал Попсуев.
      - Вот так бы сразу. Кому ты служишь?
      - В каком смысле?
      - В прямом. То, что не родине, - видно невооруженным взглядом. Кому, говорю, подчиняешься в вашей воровской конторе?
      - Подчинялся Полуэктову. Сейчас Васильеву, - неохотно пробурчал майор.
      Беркутов был доволен. Начало положено. Главное, чтобы "клиент" заговорил, произнес первую фразу. А если она произнесена, то он вытянет из него все, даже то, о чем тот сам лишь смутно догадывался.
      Часть вторая
      РАЗБОРКИ
      Глава 1
      Сергей Иванов сидел за рабочим столом и читал материалы уголовного дела. Наступила пора систематизировать собранные доказательства для предъявления обвинения главному "герою" этой трагикомедии Добрецову. Скоро уж. И если бы не Светлана, он сейчас с превеликим удовольствием арестовал бы этого сукиного сына. Доказательств хоть отбавляй. Кроме Свалова, Иванов допросил бывшего управляющего бывшего банка "Финист" Алексея Дмитриевича Кравцова, который прямо заявил, что торговать оружием его при помощи угроз и шантажа принудил именно Добрецов. Неожиданные результаты дала и встреча с бывшим начальником службы безопасности Предприятия Комиссаровым. Увидев фотографию Добрецова, он сказал, что несколько раз видел того в компании босса и, как понял, отношения между ними были весьма доверительными. Однако, чем конкретно занимался Добрецов на Предприятии Полякова, даже он не знал. Опять Поляков. Кажется, он будет преследовать Иванова всю жизнь. Босс сидит, но "наследники разума и воли его живы. Живы и работают...". Точно. Но ничего, скоро еще с одним выкормышем Полякова будет покончено. Оставалось пока неясным, кто убил банкира Шипилина и шестерку мафии капитана милиции Камышева. Все остальное более или менее прояснилось. Осталось собрать всех персонажей спектакля вместе и раздать "каждой сестре по серьге". Надо только выручить Светлану. У мафии преимущество - она действует грубо, вероломно и нагло, использует методы, которые ни прокуратура, ни милиция позволить себе не могут. Но ничего, еще не вечер. Найдут они управу и на этого молодого, да раннего - это уж как пить дать.
      От массы протоколов, постановлений, бухгалтерских документов и прочего уже начинало рябить в глазах, когда раздался телефонный звонок. Он даже обрадовал Иванова - был повод оторваться от бумаг. Уф!
      - Привет, Сережа! - услышал он бодрый и жизнеутверждающий голос Володи Рокотова, а это значило, что в жизни друга произошло что-то очень радостное и знаменательное.
      - Здравствуй, Володя! Никак вам удалось освободить Светлану? Я прав?
      - От тебя невозможно ничего скрыть, - рассмеялся Рокотов. - Ты хочешь ее увидеть?
      - Горю желанием.
      - Тогда давай ко мне. Ждем.
      При появлении Иванова Светлана встала. Одернула платье. Взглянула на приближающегося, следователя смущенно и виновато. В эту минуту она казалась ему такой красивой, такой хрупкой и беззащитной... Ведь сколько всего их связывало. Ему захотелось обнять ее, прижать к труди и сказать: "Спасибо, Света, за то, что ты есть, что жива, что такая красавица! Ты молодчина!" Но, памятуя, что прежние подобные его порывы заканчивались большими конфузами, сделать этого не рискнул, лишь протянул руку:
      - Здравствуй, Света! Очень рад видеть тебя живой и невредимой.
      - Здравствуйте, Сергей Иванович! Спасибо! Я тоже рада! - улыбнулась Светлана.
      Какая, оказывается, у нее замечательная улыбка. Отчего же он раньше этого не замечал? Болван. Нарядное бежевое платье разорвано спереди от ворота почти до пояса, скреплено обычной булавкой. Неужели эти подонки пытались ее изнасиловать? Нет, не похоже.
      - Как это удалось? - обратился Иванов к Рокотову.
      - Спроси лучше у нее, - ответил тот, кивая на девушку и улыбаясь.
      Он, казалось, светился от радости. Такое глупое и счастливое выражение лица Сергей видел у друга лишь дважды: на свадьбе Володи и когда отбили у бандитов Дину. Хороший он мужик. Добрый. Надежный. Потому и ребята его любят, несмотря на его требовательную строгость. На таких земля держалась и держится.
      - Внимательно слушаю вас, Светлана Анатольевна.
      - Я, Сергей Иванович, наломала столько дров, - печально проговорила девушка и рассказала все, что с ней приключилось.
      Выслушав ее, Иванов долго молчал, осмысляя услышанное.
      - Значит, наши предположения оказались верны, - сказал он. - Кацобаев, или, как теперь оказалось, Гарюнов работал под контролем Добрецова. Киллеру отводилась главная роль в борьбе местного негодяя с заезжим. Хитер и ловок этот Алик - любимый ученик небезызвестного вам Антона Сергеевича Полякова.
      - Отчего вы решили, что он его ученик? - спросила Светлана.
      - Есть все основания это полагать. Комиссаров неоднократно видел их вместе. Но даже он не знал, чем Добрецов занимался на Предприятии.
      - Да, он очень умен и осторожен. Это точно, - сказал Рокотов. - В хитрости и осторожности он, пожалуй, перещеголял своего учителя.
      - Вот именно, - согласился Иванов. - Светлана Анатольевна, а не говорил ли Гарюнов, где сейчас находится Кудрявцев и как теперь его зовут?
      Светлана покраснела, потупилась.
      - Извините, Сергей Иванович, но я вела себя не как оперативный работник, а как самая последняя дура.
      - Самокритика и склонность к самоанализу - одни из самых сильных твоих черт, Светлана Анатольевна, - улыбнулся Иванов, невольно любуясь девушкой.
      Почему не сложилась у нее семейная жизнь с Вадимом Сидельниковым? Странно. Ведь оба такие замечательные люди. И вдруг поймал себя на мысли, что именно это обстоятельство его сейчас порадовало. Ну, не придурок ли?!
      Девушка от слов Иванова еще больше покраснела и не нашлась что ответить.
      Рокотов, наблюдая за этой сценой, подумал: "Неужели же Сергей не догадывается о чувствах Светланы? Ну ладно, прежде, когда была жива Катя, для него других женщин просто не существовало. Но сейчас-то! Ведь у нее даже голос дрожит от напряжения в разговоре с ним. Нет, я был о нем лучшего мнения. Факт. А ведь какая была бы чудесная пара! Ну и что, что разница в пятнадцать лет? Нормально. Вполне..." Он решил помочь девушке выбраться из щекотливой ситуации.
      - Из ваших слов, Светлана Анатольевна, можно понять, что вы не задавали киллеру этого вопроса?
      - Да, - кивнула Светлана, не поднимая головы. Ей было стыдно и перёд Рокотовым, но особенно перед Сергеем Ивановичем. Что он о ней подумает?! Неумеха! Господи! И чему только ее учили?
      - Где же нам его теперь искать? - раздумчиво проговорил Иванов.
      - А может быть, его уже нет в городе, - высказал предположение Рокотов.
      - Нет, я убежден, он здесь. Пока Кудрявцев у нас, он никуда отсюда не уедет. Главное - нам нужно вычислить, где он может скрываться.
      - Остался такой пустяк, - невесело рассмеялся Рокотов.
      - В прошлый раз вы показывали его фоторобот по телевидению?
      - Конечно, и не один раз. А что толку?
      - То, что от всей вашей службы мало толку, мог бы и не напоминать, - не упустил Иванов случая поддеть друга. - Ты мне лучше ответь: где может скрываться человек, у которого в городе нет ни родных, ни знакомых и вообще никого?
      - Шут его знает. Вариантов множество.
      - Да не так уж и много. Гостиницы, постоялые дворы, санатории, дома отдыха, пансионаты исключены.
      - Почему?
      Иванов вздохнул.
      - Ах, гражданин начальник, гражданин начальник! Зачем вы задали этот вопрос? Что могут подумать о вас подчиненные? - И, обращаясь к Светлане, казенным голосом проговорил: - Господа! Перед вами наглядный пример, - он указал рукой на Рокотова, - того, насколько труден для усвоения один из основополагающих методов логического мышления - метод дедукции.
      - Пошел ты к черту! - добродушно рассмеялся Рокотов. - Чем скоморошничать, говорил бы лучше дело.
      - А я - дело. Я - дело, - запротестовал Сергей Иванович. - А то как же. Итак, начинаем размышлять. Что из себя представляют вышеперечисленные учреждения? Думайте, господа, думайте! Что вы сказали, девушка? Совершенно верно. Здесь отдыхают от трудов праведных не очень определенные социумы, временные, так сказать, человеческие коллективы. Идем дальше. А что большинство членов этих так называемых коллективов любят делать по вечерам? Думайте, господа, думайте. Это опять вы! Послушайте, а кроме этой девушки, в зале кто-то еще есть, кто может пусть не логично, но хоть как-то мыслить? Мне правильно дали адрес? Мне сказали, что здесь борются с преступностью? Это так? Вы это серьезно?! Представляю, какое удовольствие получают преступники от общения с вами! А вы что возмущаетесь? Да, да. Мужчина в первом ряду, я вас имею в виду. Что? Я вас обидел? Да ни боже ж мой! Вас невозможно обидеть. Разве можно обидеть телеграфный столб?
      Рокотов со Светланой, не выдержав, улыбнулись.
      - Ну ты даешь! - восхищенно сказал Владимир Дмитриевич, любовно глядя на друга. - Что пацан, честное слово! На эстраде не хочешь попробовать?
      - Успокойтесь, мужчина, я никого не имел в виду. Во всяком случае, не вас. Успокойтесь. Предоставим лучше слово девушке. Что? Вы потом, красавица, расскажете этому мужчине, как вы это делаете. Хорошо? А то он, кажется, так ничего и не понял. Все правильно, народонаселение этих учреждений преимущественно любит по вечерам смотреть телевизор. Верно. А теперь только на минуту представьте, что я живу среди вас, меня показали по телевизору и сказали, что я - страшный преступник. Что вы сделаете? Правильно, девушка, тут же броситесь к телефону и приметесь названивать в милицию. А теперь от общих рассуждений перейдем к частному выводу. Мог в таких учреждениях появиться преступник, зная, что его разыскивают? А? Есть желающие ответить?.. Боже! Что за глаза? Оператор, покажите все эти глаза крупным планом. Девушка, отвернитесь, не смазывайте общую картину. Не надо, девушка, я знаю, что вы знаете. Я сам отвечу на этот вопрос. Нет, в таких учреждениях преступник никогда бы не поселился. Вот это и есть метод дедукции, о котором вы так любите говорить. Но говорить одно, а знать и уметь применять на практике - нечто совсем другое. Или я не прав, гражданин начальник?
      - Прав, прав. Сдаюсь! - Рокотов поднял руки вверх. - Ты меня убедил. Но не ответил на главный вопрос: где его искать?
      - Лет пятнадцать назад у меня было одно дело, - проговорил Иванов, становясь серьезным. - Некто Вадим Казанцев совершил ряд дерзких разбойных нападений, но на последнем деле сильно засветился и, понимая, что у милиции уже есть его портрет, знаешь что сделал?
      - Что?
      - Стал нищим. Сыщики бегали, искали его по родственникам, по знакомым, устраивали засады, а он спокойненько в грязных лохмотьях стоял на паперти кафедрального собора, открытый всему свету. И если бы через три месяца, считая, что милиция о нем уже забыла, на радостях не напился и не подрался с одним из нищих, да так, что свернул тому челюсть, мы бы до сих пор его искали.
      - Слушай, а это идея. Действительно, мы совсем упустили из виду нищих и бомжей, - проговорил озадаченно Рокотов. - Похоже, ты, Сережа, был недалек от истины, когда разыгрывал здесь перед нами спектакль. Очень похоже.
      - "Очень похоже", - передразнил его Иванов.- Не похоже, а один к одному.
      Зазвонил телефон. Полковник взял трубку.
      - Слушаю!.. Где?!. Когда?!. Ясно. Осмотр уже произведен?.. А кто осматривал?.. Материалы у них?.. Хорошо. Спасибо. До свидания!
      Рокотов озадаченно посмотрел на Козицину, затем на Иванова.
      - Звонил начальник отдела уголовного розыска Центрального района. Убили Добрецова.
      - Час от часу не легче! - изумился Иванов. - Когда это случилось?
      - В половине десятого. Осмотр производил следователь прокуратуры Центрального района Литвинов. Ты его знаешь, Сережа?
      - Нет. Наверное, из молодых.
      - Все материалы в прокуратуре.
      - Ясно. Затребую. А не мог это сделать Кацобаев или как там его?
      - Гарюнов - подсказала Светлана. -Нет, в это время мы еще находились у бандитов.
      - Может; Кудрявцев, - высказал предположение Рокотов.
      - Скорее всего. Он прежде нас вычислил Добрецова и разгадал его планы. Вот гады! Как крысы в бочке - чтобы выжить, жрут друг друга.
      - Очень похоже.
      - Где твои парни?
      - Поехали на стадион брать "спортсменов", у которых гостила Светлана Анатольевна.
      - Истомин с ними?
      - Да. Осматривает место происшествия.
      - Кому он подчиняется? - вспылил Иванов. - Тебе или мне?
      - Он хотел тебе позвонить, но я сказал, что сам объясню.
      Иванов встал.
      - Ладно, я пошел. Если что, буду у себя. Да, чуть не забыл. Скажи всем, что завтра в девять ноль-ноль собираемся у меня. Пора начинать масштабное наступление на мафию. Будем брать всех! А то они перестреляют друг друга, и нам ничего не достанется.
      Через два часа после этого разговора на вокзале Новосибирск-Главный был задержан безобидный на вид бомж со смешной кличкой Пупсик. Кто он такой, читатель уже знает.
      Глава 2
      К девяти часам в кабинете у Сергея Иванова собралась вся оперативно-следственная бригада. Был здесь и Рокотов, лично возглавивший проведение оперативных мероприятий. Не было, как всегда, лишь Беркутова. Сергей Иванович посмотрел на часы, обронил несколько раздраженно, ни к кому не обращаясь:
      - Две минуты десятого. Ну у вас, братцы, и дисциплина!
      И в это время в дверь деликатно постучали.
      - Да, входите! - крикнул Иванов. Появился Беркутов. Чуть запинаясь, он смущенно спросил:
      - Извините, здесь состоится собрание членов клуба любителей гамбургеров?
      - Нет, молодой человек, вы ошиблись адресом, - сразу среагировал Иванов. - Здесь все исключительно вегетарианцы. А вам надо обратиться по адресу: улица Владимировская, 2а. Там вы найдете тех, в ком в настоящий момент больше всего нуждаетесь.
      Слова Сергея Ивановича были встречены хохотом собравшихся. По названному руководителем бригады адресу в Новосибирске находится известная психиатрическая больница. Вместе со всеми рассмеялся и Беркутов. Он поднял руки вверх и, обращаясь к Иванову, проговорил:
      - Сдаюсь, командир! Я подозреваю, что опять что-то напутали "при взвешивании" и определили меня не в ту категорию.
      - Скорее всего, - согласился тот. - Дмитрий Константинович, ваш подопечный сказал вчера что-то новенькое?
      - Это вы ко мне?!- деланно удивился Беркутов. - Странно, что после всей этой публичной экзекуции я еще кому-то понадобился. Я думал, что объявлен уже персоной нон грата.
      - Владимир Дмитриевич! - "возмутился" Иванов, обращаясь к Рокотову. Ты когда-нибудь наведешь в своем департаменте порядок? Задаешь вопрос, а тебе, вместо конкретного на него ответа, пудрят мозги мудреными словечками.
      - Отвечайте, капитан, на вопрос товарища генерала, - построжал Рокотов.
      - А я не знаю, товарищ полковник, кого они имеют в виду, о каком подопечном речь. Если о Роме Шилове, то он вчера за весь вечер не проронил ни слова, был при мне как устрашающий фактор в разговоре с майором Попсуевым. А вот Попсуев назвал убийцу Шипилина и слуги мафии капитана Камышева.
      Это сообщение вызвало всеобщее возбуждение. Новость была действительно потрясающей..
      - Ты это серьезно? - спросил Иванов.
      - Разве я похож на шутника, Сергей Иванович?
      - Это смотря с какой стороны смотреть. Если сзади, то нисколько. И кто же этот убийца?
      - Калачев Константин Филиппович, зек по кличке Амбал.
      - Ты хочешь сказать - бывший зек, - решил уточнить Сергей Иванович.
      - В плохом знании стилистики русского языка меня до вас еще никто не обвинял.
      - Объясни.
      - А что объяснять-то? По-моему, все предельно ясно. Амбал, он же Калачев, отбывает заслуженное наказание в колонии строгого режима, что на Инской, и до звонка ему еще как до Тель-Авива. Малыш может это подтвердить. Скажи, Рома?
      - Ага, - отозвался тот.
      - Вот видите. Рома, как всегда, лаконичен, но по существу прав. Этим коротким, но очень емким словом он хотел сказать, что мы тоже недаром, как бы тут некоторые и ни хотели это представить, хлеб кушаем. - Беркутов с вызовом посмотрел на Сергея Ивановича.
      Все рассмеялись. Иванов одобрительно сказал:
      - Молодец! Я похлопочу, чтобы тебя перевели в полусреднюю весовую категорию.
      - Спасибо! Век буду обязан. А нельзя ли сразу в вашу?
      - Нет, - категорически припечатал Иванов. - Рано.
      - Роман Владимирович, - обратился Рокотов к Шилову, - расскажите, что вам удалось выяснить при допросе Попсуева. А то этого говоруна, - он кивнул в сторону Беркутова, - не переслушаешь.
      Роман встал, переминаясь с ноги на ногу.
      - Да ты сиди, Рома, - остановил его Иванов. - А то в кабинете и так мало места.
      Действительно, создавалось впечатление, что Шилов занимает слишком много пространства.
      - Спасибо! - поблагодарил Роман, садясь на прежнее место. - Попсуев сказал, что убийство Шипилина, журналиста Струмилина и капитана Камышева совершил Калачев, который отбывает наказание в колонии строгого режима. Вот. Это он сделал по заданию заместителя начальника колонии по оперативной работе подполковника внутренней службы Ануфриенко. А с Ануфриенко договаривался капитан Полуэктов. Вот и все.
      - Да, но как им это удавалось?
      - Подробностей Попсуев не знает, сказал лишь, что Ануфриенко в назначенный день и час выводил Калачева из колонии, снабжал оружием, документами, и тот делал свое дело. А люди Полуэктова подстраховывали Калачева, чтобы он, значит, не попал в руки сотрудникам милиции, ежели что. Попсуев сказал, что при убийстве Шипилина и Струмилина он сам вместе с Камышевым и Ануфриенко контролировал действия Калачева, Каким образом тот совершил убийство Камышева и кто его страховал, Попсуев не знает.
      - Вот отчего убийца действовал столь нагло, - сказал Сергей Иванович. Алиби у него было стопроцентное.
      - То же самое сказал и Дмитрий Константинович, - кивнул Роман.
      - Не надо. Рома" - тут же возник Беркутов. - Они все равно этому не поверят. Определенно. Считают, что только они одни такие умные. А кто не укладывается в их концепцию, сразу голоса лишают.
      - Молодец! - вновь похвалил Беркутова Иванов. - Роман Владимирович, Попсуев называл других сотрудников милиции, продавшихся Добрецову?
      - Называл. Но только... он говорил, что сам не знал, на кого работал. Он подчинялся Полуэктову, и именно тот ему платил.
      - И кого же он назвал?
      - По его словам, сейчас, после смерти Полуэктова, они подчиняются полковнику Васильеву из Управления по борьбе с организованной преступностью.
      - О нем мы уже знаем, - сказал Рокотов. - Кто еще?
      - Он назвал еще подполковника Солдатенко из отдела Васильева, начальника уголовного розыска Октябрьского управления подполковника Смирнова, старшего инспектора УБЭП подполковника Щербакова. Все, товарищ полковник.
      - Он знает, где скрывается Кудрявцев? - спросил Сергей Иванович.
      - Он заверяет, что не знает, - ответил Беркутов. - Но я подозреваю, что будущий, а теперь можно с уверенностью говорить, так и не состоявшийся правитель всея Сибири живет на даче у банкира Семилетова и, судя по отзывам, чувствует себя очень даже неплохо.
      - Вот как! - удивился Иванов. - Откуда же тебе это известно, если Попсуев о нем ничего не знает?
      - Но он сказал, что несколько недель тому назад на этой даче поселился некто Студенков Олег Михайлович, коммерсант из Москвы. Подозреваю, что Студенков и Кудрявцев - одно и то же лицо.
      - Поживем - увидим, - философски заключил Сергей Иванович. Обвел всех гневным взглядом: - До чего же солидная гвардия - офицерская! - была в. охранении у мафии... А что у нас со "спортсменами", Валерий Спартакович? обратился он к Истомину. - Они имеют отношение к милицейским членам мафии?
      - Нет, Сергей Иванович, - объяснил Истомин. - Эта группа действовала совершенно автономно и мокрыми делами не занималась. Во всяком случае, так говорит руководитель этой группы Капустин Максим Валерьевич, известный в прошлом спортсмен. В их задачу входил сбор компромата на банкиров и милицейских чинов, которых необходимо было завербовать. Если же этого компромата было недостаточно, они его организовывали.
      - Сколько человек насчитывала группа?
      - Двенадцать. Все бывшие спортсмены. Капустин после большого спорта оказался в затруднительном положении и с рядом таких же неустроенных неудачников занялся рэкетом. Однажды они заявились "бомбить" магазин Добрецова. Там и познакомились, а затем и стали на него работать.
      - Капустин знает о Кудрявцеве?
      - Конечно. Здесь Дмитрий Константинович оказался совершенно прав. Капустин пояснил - Кудрявцев под фамилией Студенков проживает на даче у Семилетова. Пять человек из группы постоянно охраняют эту дачу снаружи, а шесть человек, приехавших вместе с Кудрявцевым из Москвы, находятся внутри при боссе.
      - Капустин знает о судьбе своего патрона?
      - Нет. Они должны были встретиться сегодня утром в десять в магазине. Но Добрецов, понятно, не пришел.
      - Сказал, зачем они хотели встретиться?
      - Сегодня ночью киллер должен был убить москвича. На даче есть потайной ход, ведущий прямо в спальню Кудрявцева. А потом Добрецов планировал киллера ликвидировать. Так у них принято.
      Иванов обвел взглядом собравшихся. Встал. Одернул полы пиджака, как если бы на нем был генеральский мундир, и приподнято-торжественно проговорил:
      - Господа! От имени высшего командования, от себя лично и от лица моего друга Владимира Дмитриевича Рокотова разрешите поблагодарить вас за службу! Особо хочу отметить работу капитана Беркутова, проявленную им инициативу, смекалку, нестандартное мышление в стандартных ситуациях. Именно эти три компонента и привели в конечном счете к результату. Да-с! Результату, не побоюсь этого слова, блестящему! Думаю, что его руководство, - Сергей Иванович кивнул в сторону Рокотова, - не оставит это без внимания и по достоинству оценит старание и рвение капитана Беркутова Дмитрия Константиновича.
      - Как же, дождешься! - проворчал Беркутов. --В своей праведной жизни я, кроме неприятностей, ничего другого от начальства не видел.
      - На этот раз, я думаю, мы сможем коренным образом изменить ситуацию. Как ты думаешь, Владимир Дмитриевич?
      - Поживем - увидим, - ответил тот, улыбаясь. Владимиру Дмитриевичу доставляло удовольствие смотреть на друга, видеть в нем прежнего Иванова деятельного, ироничного, всегда заряженного на невероятные идеи, немного пижонистого, любящего пустить пыль в глаза почтенной публике. Но именно это создавало вокруг Сергея своеобразную ауру добра и взаимопонимания, атмосферу товарищества. И мир уже не виделся мрачным и скучным, не казался столь обреченным. Нет. Верилось, что все еще поправимо и многое им под силу. Все, кто знал Иванова, любили и тянулись к нему, бесспорно признавая в нем лидера. Да и в списке особо опасных людей мафии фамилия Иванова стоит на одном из первых мест.
      - Ну вот видишь, - сказал Иванов, обращаясь к Беркутову. - Начальство обещало не забыть тебя при распределении наград, премий и званий.
      - Что-то я этого не слышал. - Дмитрий сделал удивленное лицо. Очевидно, вы, Сергей Иванович, обладаете телепатическими способностями и читаете мысли на расстоянии.
      - Если бы вы, молодой человек, знали своего начальника так, как знаю его я, то не говорили бы подобных глупостей. Лаконичная и, как может показаться, сухая фраза полковника "Поживем - увидим" гарантирует вам большие возможности в будущем. Однако пора перейти к делу... Спешу сообщить вам наиприятнейшее известие - мы начинаем, господа! Начинаем тотальное наступление на мафию. В этот решающий и, я бы сказал даже, судьбоносный период для нашего славного города каждый из вас в полной мере должен проникнуться всей ответственностью момента. В борьбе с этим жестоким, кровожадным и ненасытным врагом, название коему - мафия, нет и не может быть никаких компромиссов, нет и не может быть мелочей. Мы начинаем ровно в пятнадцать ноль-ноль. Разбиваемся на четыре группы. На дачу "в гости" к Кудрявцеву поедем мы с Владимиром Дмитриевичем. Ты не против?
      - Буду только рад, - ответил Рокотов.
      - Полностью операцией руководит Рокотов. По всем вопросам обращаться к нему. Всем все понятно?.. Вот и хорошо. Будем считать, что ваше молчание красноречивее всяких слов. Все свободны. А мне через сорок минут предстоит встреча со знаменитым киллером.
      Все встали и вышли из кабинета.
      Глава 3
      После встречи со Светланой Козициной в, казалось бы, навсегда уснувшей душе Гарюнова поселилась любовь. И принесла эта любовь какое-то непонятное жжение и томление в груди. А еще - радость, тихую и светлую, как огонь лампады в церкви. Чувство было таким новым, таким необыкновенным, что Игорь Васильевич не знал, куда себя деть, с кем им поделиться. Что-то подобное он чувствовал в детстве к своей приемной матери Ангелине Викторовне Быстровой. Но это было так давно, в другой жизни. Давным-давно в тело и разум его вошло зло. Оно помогало ему уверенно шагать по жизни, делало его жестоким, циничным и безжалостным. Оно научило его презирать и ненавидеть людей, а убийство сильных породистых самцов даже доставляло ему некоторого рода удовольствие. Любовь все изменила... Зло первое время испытало самый настоящий шок, спряталось, затаилось, а потом яростно набросилось на душу и принялось ее терзать. И Гарюнов сразу почувствовал, насколько он стар и немощен: ныли суставы, прострелило спину, болела голова. О-хо-хо! А-ха-ха! Физических мук, подобных этим, он еще никогда прежде не испытывал.
      Оказавшись вдвоем со Светланой на площади перед стадионом, Гарюнов растерялся. В руке у него был такой привычный и такой надежный пистолет. Злые бесы истошно вопили ему прямо в ухо: "Убей ее! Убей! И ты разом избавишься от всех страданий: и от физических, и от душевных". Но в том-то и дело, что Игорь Васильевич уже не хотел избавляться от того радостного и светлого чувства, которое теплилось у него в груди. И он отдал ей пистолет и пошел к выходу. И когда услышал за спиной ее слова: "Эй, стойте! Стрелять буду!" - не остановился и даже не замедлил шага. Знал ли он, что она не выстрелит? Нет, в этом он совсем не был уверен. Он был готов принять от нее смерть и даже сказал ей об этом. И это была истинная правда.
      Выйдя за ворота стадиона, он сел на трамвай и поехал к себе на квартиру. А через сорок минут на вокзале Новосибирск-Главный появился старый знакомый - бомж по кличке Пупсик, с двумя неизменными бутылками "Агдама" в руках. Семья вокзальных бомжей приняла его как родного. Тут же пустили бутылки по кругу. Бригадир бомжей дядя Вася, по кличке Глюк, выпив порцию портвейна и закуривая, спросил Пупсика:
      Где ж ты был на этот раз?
      - М-ме-е-енты з-за-а-амели, -ответил тот, страшно заикаясь.
      - Вот как! - удивился дядя Вася. -И за что?
      - К-к-кра-а-ажу.
      - Ты совершил кражу?! - еще больше удивился бригадир. - Никто бы не подумал. Такой безобидный человек и вдруг - кражу совершил.
      - Н-не-ет, - энергично замотал головой Пупсик.
      - Тебя замели по ошибке, а потом выпустили? - догадался бомж.
      Разговаривать с несчастным заикой было слишком утомительно, и вскоре от него отстали. Забившись в дальний угол, Гарюнов стал внимательно наблюдать за своими новыми товарищами. Среди бомжей, впрочем, как и везде, личности были самые разные. Были и озлобленные, ненавидящие весь род человеческий. Разумом и телом их уже всецело владело зло, управляло их помыслами и поступками. Темными ночами эти несчастные смакуют подробности страшных зло- деяний, которые хотели бы совершить. И лишь приходная трусость, боязнь наказания удерживает их от этого. Но были среди бомжей и другие, добрые и покладистые, с робкой и стеснительной улыбкой на губах. Они не роптали, никогда никого не обвиняли в своих несчастьях. "Значит, так было угодно Богу", - говорили смиренно. Гарюнов, сам себе удивляясь, всецело был на стороне последних.
      "Неужто это возможно? Неужели после стольких лет мракобесия и бесстыдства моя душа еще способна к возрождению?" - спрашивал он себя и не находил ответа на этот нелегкий вопрос.
      Двух спортивного вида парней, направлявшихся к ним, он заметил сразу и понял, что это за ним. Шедший чуть впереди среднего роста молодой человек с симпатичным интеллигентным лицом остановился перед ним и, улыбаясь, сказал:
      - Старший оперуполномоченный по особо важным делам управления уголовного розыска майор Сидельников Вадим Андреевич. С кем имею честь? Документы имеются?
      Поначалу Гарюнову показалось, что майор над ним насмехается. Но потом понял, что нет, говорит совершенно серьезно. Игорь Васильевич встал из своего угла и, решив не ударить лицом в грязь, на улыбку ответил улыбкой. Он был спокоен, как никогда.
      - Очень приятно, Вадим Андреевич, познакомиться. А я, с вашего позволения, Гарюнов Игорь Васильевич. Как раз тот, кто вам в данную минуту нужен. Или я не прав?
      Наблюдавшие эту сцену бомжи онемели от удивления. Вот тебе и заика! Чешет прям как этот... Как диктор в ящике гребаном.
      - Правы, Игорь Васильевич, - рассмеялся Сидельников. - Еще как правы. Майор достал из кармана наручники. - Вы позволите?
      - Конечно, конечно, - продолжал улыбаться Гарюнов, протягивая руки. Мне даже где-то приятно оказать столь малую услугу такому достойному во всех отношениях молодому человеку.
      На запястьях Пупсика щелкнули замки.
      - Вот и порядок! - констатировал Сидельников. - Формальности соблюдены. Пойдемте, Игорь Васильевич.
      Но тут оперативники обнаружили, что окружены плотным и довольно внушительным кольцом бомжей, которые просто так, без объяснений, не желали отпускать своего товарища и готовы были за него драться. Вперед выступил дядя Вася.
      - За что ты его, начальник? - спросил он Сидельникова.
      - За дело, мужик, - вместо Сидельникова ответил Хлебников. - Дай команду, чтобы нас пропустили. А не то по ушам получишь! Понял?!
      С угрожающим видом он двинулся на Глюка. Но это лишь ухудшило ситуацию. Кольцо грязных оборванцев стало еще плотнее, они возбужденно загудели. Положение становилось критическим. И если бы Гарюнов захотел, смог бы им воспользоваться. Но он лишь со спокойным любопытством наблюдал за развитием событий.
      - Что же вы, мужики, так обмишулились? - насмешливо спросил Сидельников, конкретно ни к кому не обращаясь. - Даже не догадывались, что делили хлеб и кров с особо опасным преступником?
      - Гонишь?! - не поверил дядя Вася. - На понт берешь? Какой с него, к хренам, преступник! Ты на него посмотри.
      - А тут и смотреть нечего. Его портрет я уже полгода ношу под сердцем.
      Вадим достал из внутреннего кармана пиджака ксерокопию фоторобота Гарюнова, показал толпе.
      - Ой, правда, похож!
      - Вылитый!
      - А за что вы его разыскиваете? - спросил недоверчивый Глюк. - Что он такое совершил?
      - Он - профессиональный убийца. На его совести десятки жизней.
      - Врешь! - возмутился дядя Вася, и кольцо стало уверенно сужаться.
      - Если не верите, спросите его самого, - сказал Вадим.
      Он отчего-то был уверен, что Гарюнов не станет запираться. Все его поведение говорило за это.
      - Они правду говорят, Пупсик? - строго спросил дядя Вася.
      - Истинную правду, дядя Вася, - кивнул тот. - Змей я подколодный! Козел вонючий! Вот кто я. Нет и не будет мне оправдания ни на этом, ни на том свете!
      - Что ж ты нам, сука, байки плел?! - в сердцах сказал Глюк и неожиданно плюнул в лицо Гарюнову. - Мудак!
      - Извините, братцы, за паскудство мое! - воскликнул киллер. - Извините, что врал. Шкуру свою мерзкую сохранить хотел. Извините!
      Толпа расступилась, и Гарюнов в сопровождении Сидельникова и Хлебникова направился к выходу из вокзала.
      - Вы ведь, Вадим Андреевич, сказали, что из управления уголовного розыска. Это так? - спросил киллер.
      -Да.
      - А не знаете ли вы, случайно, Светлану Анатольевну?
      - Знаю. И очень даже хорошо. Она была моей женой.
      - Этого не может быть! - вскричал пораженный Гарюнов.
      - Но почему же? - удивился реакции киллера Си-дельников. - Да, мы состояли в браке. Правда, непродолжительное время.
      - Это само провидение послало вас! Я уверен в этом. Но отчего же вы разошлись? Она такая замечательная! Такая необыкновенная!
      - Да, я с вами совершенно согласен.
      - Вы ее и сейчас любите?
      - Да. Люблю.
      Сидельникова удивил и этот разговор, и то, что он откровенничает с киллером, отвечая на его вопросы.
      - Отчего же тогда разошлись?
      - Она любит другого.
      - Ах, как обидно! Вы такой достойный и приятный молодой человек. Как я вам сочувствую! А вы с ней встречаетесь?
      - Конечно. Мы ведь вместе работаем.
      - Тогда не будете ли столь любезны передать ей от меня привет? Он конечно же ей ни к чему. Кто я и кто она, верно? - Киллер печально улыбнулся. Но это нужно мне. Очень нужно!
      - Хорошо. Передам, - пообещал Сидельников.
      Игоря Васильевича определили в камеру городского изолятора временного содержания. Он сидел в полутемной комнате с грязными обшарпанными стенами и низким, прокуренным до желтизны потолком, вдыхал затхлый влажный воздух и не замечал ничего вокруг. Он видел перед собой эту славную прекрасную девушку, помнил каждое ее движение, каждый жест, взгляд. Она необыкновенная! Никогда не думал, что на старости лет встретит такое чудо. Гарюнов сейчас бы отдал все на свете, чтобы только увидеть ее вновь, переброситься с ней самым незначительным словом. Ему бы этого было вполне достаточно для полного счастья. Как же он ее любил! Как любил! Неужели же это не сон?! Неужели на склоне лет его посетила любовь?! Да, да, он ее чувствовал. Она поселилась теперь в его душе. Поселилась прочно, навсегда. Он даже чувствовал, как она разрастается в нем, заполняя каждую клетку его немолодого тела, вытесняя зло. А то продолжало неистовствовать, бесноваться и терзать душу. Душа болела, страдала, но не уступала. Казалось, страдания эти только закаляли ее. Вместе с ней страдал и Игорь Васильевич. Но, удивительное дело, страдания эти были ему приятны и казались слишком недостаточными за все то зло, которое он причинил людям.
      Ах, если бы можно было все повернуть вспять! Если б можно было. К тому самому времени, когда позволил злу овладеть собой. Когда же это случилось? Тогда, когда он решил самолично вершить суд над неверной женой и ее любовником? Нет, много раньше, когда он, маленький и смешной уродец, вознамерился жениться на первой красавице института, когда с высокомерием взирал на свадьбе на рослых красавцев, сидящих за столом. Его глупость и гордыня помогли тогда злу завладеть его телом и разумом. Именно так. А уже потом бесы толкнули его на смертоубийство. За свою многолетнюю практику киллера он всякого насмотрелся. Убийства ему заказывали в большинстве случаев видные политики, известные люди, богатые бизнесмены, которым, казалось, грех было пожаловаться на судьбу. Но хотелось большего, большего, большего. Зло ненасытно и никогда не может удовлетвориться тем, что имеет. Оно отравляет разум ложными ценностями, мнимыми символами. Человек начинает гордиться тем, чего еще вчера люди стыдились. Совсем недавно Гарюнов видел по телевизору, как губернатор Самарской области, забыл его- фамилию, в присутствии жены и сына бахвалился тем, что он не ханжа и, как всякий настоящий мужчина, любит красивых женщин и... не прочь с ними. А почему бы и нет? Ему снятся эротические сны, и он им безумно рад. Хотелось бы, чтобы снились почаще. А рядом с ним за столом сидела его супруга и, мило улыбаясь, говорила, какой у нее замечательный муж. О-хо-хо! А-ха-ха! Мир поистине сошел с ума!
      Всю ночь Игорь Васильевич не сомкнул глаз, думая о Светлане, снова и снова переживая свое новое чувство, размышляя над жизнью. Нет, он не тревожился о своей судьбе. Она его перестала интересовать вовсе. Заснул лишь утром, когда уже принесли завтрак. А потом его разбудили и сказали, что вызывает следователь. Следователь так следователь, ему все равно.
      В грязном и насквозь прокуренном кабинете городского ИВС за убогим обшарпанным столом сидел симпатичный мужчина лет сорока в генеральском мундире, смотрел на вошедшего и улыбался. Он принадлежал как раз к тому типу мужчин, которые были особо ненавистны Гарюнову. Но, удивительное дело, Игорь Васильевич смотрел на следователя и не испытывал к нему никакой неприязни. Совсем никакой. Видно, в нем действительно произошли разительные перемены.
      - Здравствуйте, Игорь Васильевич! Я следователь областной прокуратуры Сергей Иванович Иванов, являюсь руководителем следственной бригады, расследующей ваше дело. Присаживайтесь.
      - Здравствуйте, Сергей Иванович, - ответил Гарюнов, садясь.
      И все. И больше - ничего. Прежде бы он не упустил момента, рассыпался бы словами, будто мелким бисером, заохал бы, заахал, запричитал. А сейчас понял, что все это был не он, не его сущность. Надоело паясничать и фиглярничать, гнуть из себя невесть что. Таким образом он потешался и издевался над людьми, выказывал им свое к ним презрение, тешил тем самым бесов. Теперь его проснувшаяся от летаргического сна душа была наполнена любовью столь огромной, полноводной, что выливалась и на весь окружающий мир, и даже на этого красивого молодого генерала. "Бог есть любовь", - всплыли в сознании либо от кого-то услышанные, либо где-то прочитанные слова. И будто электрический ток прошел по телу Гарюнова от этих слов, и зло, которое никак не хотело отказываться от завоеванного и обжитого пространства, покинуло Игоря Васильевича. Он это понял и почувствовал. А еще понял, что уже никогда не позволит ему войти в себя. Никогда!
      - Поговорим? - предложил следователь.
      - Да, да, конечно, - кивнул Гарюнов. - Вы, Сергей Иванович, крайне редко надеваете мундир. Так?
      - Отчего вы так решили?
      - Вы в нем чувствуете себя неуютно. А сейчас вы его надели, чтобы произвести на меня впечатление?
      - Я в нем что, слишком смешно выгляжу? - спросил Иванов.
      И Игорь Васильевич очень подивился этому вопросу. Много он на своем веку видел генералов, в Москве их - хоть пруд пруди, одного даже шлепнул (тот еще был мерзавец), но ни один из них не сказал бы так, как этот Иванов. Он повнимательнее вгляделся в следователя, в его усталые, добрые и чуть насмешливые глаза и понял, что будь на Иванове хоть маршальский мундир, это все равно ровным счетом ничего бы не изменило. Есть люди, которых не портит и никогда не испортит ни должность, ни звание. Они всегда остаются самими собой. И Гарюнов проникся искренней симпатией и доверием к следователю.
      - Нет, вы в нем выглядите великолепно, уверяю вас, - серьезно проговорил Игорь Васильевич. - Но сами вы его стесняетесь, потому и чувствуете себя неуютно.
      - Да вы психолог, батенька, - усмехнулся следователь.
      - Нет, Сергей Иванович, просто жизненный опыт. У вас есть с собой магнитофон?
      - Разумеется.
      - Тогда настраивайте его, гражданин следователь. Я хочу рассказать историю своего падения, вспомнить все многочисленные злодеяния, кои совершил. Вас устраивает такая постановка вопроса?
      - Вполне.
      После трехчасового рассказа Гарюнова Сергей Иванович долго молчал. Затем серьезно, в упор глянул на киллера, сказал:
      - Возвращение блудного сына. Ну-ну. Только не поздно ли, Игорь Васильевич?
      Гарюнов прекрасно понял, что имел в виду следователь. Прекрасно понял.
      - Я думаю, Сергей Иванович, что это никогда не поздно. Конечно, лучше было бы, если бы осознание этого пришло ко мне раньше, уже после убийства жены и ее любовника, тогда бы я не сотворил столько зла, сколько приняла моя душа.
      - Вот так вот, да? - зло проговорил Иванов. - Не верю я кающимся грешникам. Почему-то делают они это лишь тогда, когда их сильно прищучат.
      - Я понимаю, что у вас есть все основания мне не доверять. Очень понимаю. Но только я никогда в жизни не был так искренен, как сейчас. И осознание ко мне пришло раньше того, как меня, как вы изволили выразиться, прищучили. И если не вчера, то сегодня я бы обязательно к вам пришел сам.
      - Не надо ля-ля, милейший! - рассмеялся следователь. - Идите, вешайте лапшу уличным фонарям, а мне не надо. Я уже крученый-перекрученный и насквозь вижу вашего брата. Подыхать неохота, вот и придумал эту байку с раскаянием, надеясь разжалобить ею судей. Стратег!
      - Зря вы так, Сергей Иванович! - опечалился Га-рюнов. - Впрочем, я вас не виню. У вас на это, вероятно, есть веские основания. Но только, поверьте, я не боюсь наказания. Нет. И прекрасно понимаю, что за то зло, которое причинил людям, я не достоин жить и сам попрошу об этом судей.
      - Давайте прекратим этот бессмысленный и ненужный разговор! - не в силах овладеть собой, раздраженно произнес Иванов. - Дальнейшее покажет, кто из нас прав. Перейдем лучше к делу.
      - Как вам будет угодно.
      - Тот, кто нанимал вас прошлым разом в команду Кудрявцева, - кто такой?
      - Хрунин Николай Сергеевич, генерал-лейтенант ФСБ. А в какой должности там служит, не знаю, не просвещен.
      - Кто вам конкретно давал задание убить полковника ФСБ Стаценко?
      - Кудрявцев. Лично он.
      - Вас кто-нибудь страховал?
      - Нет. Я предпочитал работать один.
      - Что ж, будем считать, что наше первое знакомство состоялось. - Иванов выключил магнитофон. Усмехнувшись, покачал головой. - Да, задали вы нам дополнительной работенки. Сейчас нужно востребовать свыше двадцати уголовных дел, приостановленных за нерозыском убийцы.
      - Зато они будут раскрыты и сразу повысят показатели милиции, возразил Гарюнов без тени насмешки.
      - Тоже верно, - согласился Иванов.
      Глава 4
      Ровно в три часа пополудни четыре милицейских микроавтобуса с оперативными группами выехали от здания областного УВД по намеченным адресам. Сергей Иванов вместе с Рокотовым ехал в служебной "Волге" и думал о предстоящей встрече с Кудрявцевым. По всему, фигура он в преступном мире весьма и весьма значительная. Вслед за "Волгой" шел микроавтобус со взводом омоновцев. Рокотов посчитал, что этого будет вполне достаточно, так как наружное охранение дачи было еще утром снято самим Капустиным и заменено десятью сотрудниками милиции. Вместе с ними на задержание Кудрявцева напросился подполковник ФСБ Дронов. Отказать ему ни Рокотов, ни Иванов не решились. У Дронова с Кудрявцевым были свои давние счеты. И теперь его "Жигули" катили вслед за микроавтобусом.
      Иванов, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза, думал о том, что оперативные мероприятия по делу подходят к концу. Все более или менее определено. Сейчас останется лишь следственным путем доказать вину каждого. Он уже видел определенные осложнения с Капустиным. Против начальника спецподразделения местной мафии практически ничего нет. Сбор компромата на власть предержащих законом не преследуется. Что остается? Захват в заложницы Светланы. Но и здесь Капустин утверждает, что собирался ее освободить. От намечавшегося убийства киллера он открещивается. Что остается? Соучастие или недонесение (это уж что удастся доказать) об убийстве Говорова да рэкет, или вымогательство, двухлетней давности. Не густо. Но все же кое-что. Неясно пока, кто убил Добрецова. Кто-то из охранения Кудрявцева. Это несомненно. Но вот кто именно? Ничего, сегодняшний день должен дать ответ и на этот вопрос.
      К даче они подъехали в пятнадцать часов сорок минут. Располагалась она в сосновом бору за поселком Медакадемии и представляла собой огромное трехэтажное здание из красного кирпича с островерхой крышей, обнесенное высоким кирпичным забором. Прямо-таки крепость, а не дача.
      Они остановили машины поодаль в лесу. Рокотов подождал, пока омоновцы рассредоточатся вокруг объекта. К "Волге" подошел командир взвода ОМОН, капитан с полным добродушным лицом, отдал Рокотову честь, доложил:
      - Товарищ полковник, бойцы охранения заняли свои места. Какие будут дальнейшие указания?
      - Занимайтесь своим делом, капитан, - ответил Рокотов.
      - Товарищ полковник, надо бы поставить "уазик" напротив ворот, предложил капитан.
      - Это еще зачем?
      - Подстраховаться, так сказать, от возможного прорыва.
      - Вы думаете, они могут на это решиться?
      - Очень даже. Похоже, мужики там отчаянные, им терять нечего.
      - Хорошо. Я не возражаю.
      Капитан сел в микроавтобус и подогнал его вплотную к воротам.
      На даче могли наблюдать за передвижением противника, но что сделал капитан, из-за высокого забора видеть не могли. Подъехал "жигуль" Дронова.
      - Вы сейчас к даче?
      - Да, - кивнул Рокотов.
      - А я для страховки останусь здесь.
      - Добро, - согласился Владимир Дмитриевич и тронул плечо шофера: Давай, Михаил. Остановишься метрах в десяти от ворот.
      Шофер кивнул и подогнал "Волгу". Рокотов взял в руки мегафон, посмотрел на друга.
      - Ну, начнем с Божьей помощью?
      - Подожди немного. Послушай, какая стоит тишина!
      Рокотов прислушался. Действительно, стояла удивительная тишина, не нарушаемая ни звуком, ни шорохом. Даже не было слышно пения птиц.
      - В такие минут говорят, что ангел отлетел, - сказал он отчего-то шепотом.
      - Очень похоже, - согласился Сергей Иванович и скомандовал: - Давай, Володя!
      И необычную тишину разорвал спокойный и твердый, усиленный мегафоном голос Рокотова:
      - Кудрявцев! С вами говорит начальник областного управления уголовного розыска полковник Рокотов. Дайте команду своим людям сдаться. Сопротивление бесполезно. Дача окружена. Для раздумий и принятия решения даю три минуты. Время пошло.
      И медленно, томительно медленно потекло время. Минута... Иванов никогда не думал, что минута может вместить в себя такую прорву томительного ожидания. Нечто подобное он испытывал, когда два года назад пришел к местной законодательнице мод Мещеряковой освобождать Сына, взятого преступниками в заложники... Вторая... Чего же медлит этот приезжий подонок? А ведь собрался стать правителем всея Сибири. Ха-ха-ха! Здесь задумаешься, верно? На исходе была третья минута, когда у них за спиной справа раздался громкий вскрик. Рокотов и Иванов переглянулись, прислушались.
      - Что это было? - спросил Сергей Иванович.
      - Понятия не имею, - пожал плечами Рокотов.
      - Потайной ход хорошо охраняется?
      - Конечно. Но он находится на противоположной стороне.
      Они увидели, как к месту крика метнулась машина Дронова. И в это время за оградой дачи взревел форсированный двигатель, а еще через мгновение ворота разлетелись в щепки. Капитан оказался прав. Бандиты предприняли попытку прорваться, но их "джип-чероки" уперся лбом в "уазик" и, сильно покорежив морду, заглох. Одновременно заработали пять "Калашниковых", в считанные секунды превращая импортный "джип" в дуршлаг для промывки макарон. Затем стрельба смолкла. И в наступившей тишине Иванов с Рокотовым явственно услышали прозвучавшие один за другим несколько пистолетных выстрелов.
      - Это Дронов воюет, - сказал Иванов.
      - Миша, гони! - приказал полковник шоферу и, высунувшись в окно, прокричал: - Капитан, остаетесь за старшего. Зря не рискуйте!
      Когда они выехали на трассу, то далеко впереди увидели, как по грунтовой дороге пылят "лендкрузер" и дроновский "жигуленок". Но самое удивительное было то, что расстояние между машинами не увеличивалось, а постепенно сокращалось.
      - Ай да Дронов! Ай да молодец! - воскликнул Иванов. - Он их достает! Ты видишь, Володя, он их достает!
      - Вижу, - спокойно ответил более сдержанный Рокотов. Повернулся к шоферу: - Гони, Миша! Выжми из нее все, на что она способна.
      - Я стараюсь, товарищ полковник.
      И действительно, "Волга" в буквальном смысле летела, протяжно визжа на поворотах резиной. Ее слегка водило из стороны в сторону. Благо на шоссе почти не было машин. А те, что встречались, удивленно и испуганно притормаживали. Михаил был классным водителем. Но возможности его машины были ограниченны, расстояние почти не сокращалось. А "Жигули" творили чудеса. Дронов уже достал "джип" и стал обходить его справа. Но больно уж несолидно выглядел "жигуленок" рядом с рослым противником. Иванову и Рокотову стало не по себе - слишком реальной была опасность.
      - Что же он собирается делать? - спросил Рокотов и заметно побледнел, поняв наконец, что надумал Дронов...
      Глава 5
      У Юрия Валентиновича были давние счеты с Кудрявцевым. Он до сих пор не может без смущения вспоминать их первую встречу, когда великий мошенник наших дней обманул его в аэропорту Толмачево, ловко разыграв свое самоубийство, как Дронов лично отвез его "труп" в морг и как через несколько месяцев встретил этот "труп" спокойно разгуливающим по городу. Эта встреча едва не стоила ему жизни, да и не только ему одному. Мог он после всего этого остаться в стороне от ареста негодяя? Что за вопрос... Потому и попросил Иванова и Рокотова взять его с собой. Ехать на операцию он решил в своих "Жигулях". Недавно машину так покалечили бандиты, что пришлось делать капитальный ремонт. При ремонте он поставил форсированный движок, и сейчас это был, в сущности, настоящий спортивный автомобиль. Хоть в гонках участвуй - не подведет.
      Что вынудило его остаться в лесу и не поехать к даче, он и сам не знает. Какое-то шестое чувство подсказало, что он нужен будет именно здесь. Он действовал скорее по наитию, чем разумению. Как бы там ни было, но он остался. Дронов слышал прозвучавший ультиматум Рокотова. Минуты через две после этого вдруг услышал чей-то громкий крик справа. Не раздумывая, завел мотор и помчался туда. Метров через двадцать - тридцать увидел лежащего на земле омоновца. Юрий выскочил из машины, подбежал. Парень, держась обеими руками за живот, корчился от боли, постанывал.
      - Как ты? - спросил Дронов.
      - Терпимо, - сквозь зубы проговорил боец. - Из-под земли, гад, вырос и ножом в живот.
      И Юрий понял, что кроме потайного хода, ведущего на другую сторону дачи, был и еще один, о котором они не знали. Спросил:
      - Сколько их?
      - Двое. Они туда, - махнул парень рукой в сторону леса. - Скорее. Уйдут.
      - А ты как же?
      - А я ничего. Я тут. Потерплю.
      Времени для раздумий не было. Дронов вскочил в "Жигули" и дал полный газ. Достал пистолет, снял с предохранителя. И тут-то навстречу выскочил "джип" бандитов. Из окна высунулась рука с пистолетом. Дронов пригнулся. Прозвучали кряду два выстрела, и в лобовом стекле появились две аккуратные дырки с расходящимися от них многочисленными трещинами, мешающими обзору. Юрий притормозил и ударил в стекло ногой, оно разлетелось на мелкие осколки. Порядок! Он увидел, что "джип" бандитов уже развернулся и едет в сторону шоссе. Вскинул пистолет, прицелился в заднее стекло, туда, где должен сидеть водитель, и нажал на спусковой крючок. Но "джип" на выстрел никак не прореагировал. Либо Дронов промахнулся, либо стекло оказалось бронированным. Юрий до отказа выжал педаль газа, и форсированный движок взревел.
      Понимая, что ехать к Бердскому шоссе слишком опасно - там их могут поджидать, бандиты направились в сторону так называемой промзоны - корпусов научных институтов Медакадемии. Но вот миновали и их, свернули на грунтовую дорогу. Километра через два должно быть шоссе на Академгородок. И Дронов понял, что бандиты стремятся именно в городок, где легче будет затеряться. Постепенно он доставал "джип". Из него вновь показалась рука с пистолетом. Юрий резко крутанул руль влево, и бандит промахнулся. Дронов выстрелил дважды. Расстояние было слишком близким, чтобы промахнуться. Значит, "джип" бронированный. Он стал обходить его со стороны водителя. Поравнялся. Скосил глаза. За рулем сидел Кудрявцев! Нет, он совсем не был похож на того, прежнего. Исчез орлиный нос, лицо стало суше, подтянутей. И все же это был он.
      "Вот и свиделись! - отчего-то радостно подумал Юрий. - Никуда ты теперь, милок, не денешься. Это я тебе обещаю".
      Он стал обходить бандитов. На корпус машины. На полтора. Два. И затем резко взял влево, подставив крыло "Жигулей" под удар. Последнее, что он помнит, - грохот, скрежет металла, а затем страшная боль погасила сознание.
      Иванов с Рокотовым наблюдали, как Дронов стал обходить бандитов.
      - Что он собирается делать?! - не на шутку встревожился Сергей Иванович.
      - Похоже, он собирается подставиться, - догадался Рокотов.
      - Как подставиться?! Он что, с ума сошел?! Не понимает, чем это может кончиться?!
      - Он все, Сережа, понимает. У него с Кудрявцевым свои счеты. Уверен, ты бы сделал то же самое, если бы от тебя уходил Поляков.
      - Наверное, - согласился Иванов. И, глядя на мчавшиеся впереди машины, пожелал: - Удачи тебе, Юра!
      Когда просвет между машинами достиг восьми - десяти метров, Дронов резко взял влево и затормозил. Влекомая инерцией, машина перевернулась, в днище ей на полной скорости врезался "джип" и остановился. "Волга", лихорадочно глотая пространство, стремительно приближалась к месту разыгравшейся драмы. Они были уже почти у цели, когда из "джипа" выскочил мужчина и, слегка прихрамывая, побежал по полю в сторону маячившего вдалеке березового колка.
      - Сережа, будь здесь. Я сейчас! - прокричал Рокотов, выскакивая из машины и бросаясь вдогонку за бандитом - до него было метров двадцать, не больше. - Стой! - прокричал он и выстрелил в воздух.
      Мужчина приостановился, повернулся и вскинул пистолет. Полковник упал в траву. Но бандит стрелять не стал. Стоял понурившись, опустив руки.
      - Брось оружие! - приказал Рокотов, удивляясь странному поведению бандита. Тот беспрекословно выполнил приказание - пистолет полетел в траву. И тут Рокотов узнал его: - Кирилл?!
      Восемь лет назад на Дальнем Востоке с Кириллом Прилепских, старшим лейтенантом военной разведки, они вместе брали вооруженную группу военнослужащих, сбежавших из дисбата и убивших караул. Пять суток они лазали по тайге, пока не обнаружили беглецов. Во время их задержания Кирилла ранили в ногу, и Рокотов несколько километров нес его на себе до ближайшего жилья. Неужели он сейчас служит мафии? Выходит, что так.
      - Здравствуй, Володя! Вот где довелось свидеться, - сказал Прилепских подошедшему Рокотову. - А я тебя едва... Хорошо, что вовремя узнал.
      - Здравствуй, Кирилл. Как же так?.. Как такое случилось?
      - А! Не спрашивай! - вяло махнул рукой тот. - Жизнь в одночасье пошла под откос. - Он протянул руки. - Делай, Володя, свое дело, надевай "браслеты".
      - Добрецова - это ты?
      - Я, Володя. Я. Все расскажу. Как есть - все. Иванов подбежал к машине Дронова. Юрий уже очнулся и пытался выбраться наружу. Сергей Иванович наклонился к нему.
      - Как ты, Юра?
      - Терпимо, - ответил тот. - Нога вот только. Похоже, что сломана.
      - Ну это же такой пустяк! - обрадовался Иванов. - Ты молоток, Юра! Сам выберешься?
      - Попробую. Как там Кудрявцев?
      - А это мы сейчас посмотрим.
      Иванов подошел к "джипу" и всмотрелся в сидящего на месте водителя мужчину в добротном светло-сером плаще. На вид тому было лет сорок с хвостиком. Тщательно выбрит, подстрижен. От него за версту веяло уверенностью и благополучием. И Сергей Иванович понял, что перед ним не кто иной, как сам Кудрявцев, несостоявшийся правитель Сибири. Его большие холеные руки с массивной золотой печаткой на безымянном пальце правой лежали на руле. Кудрявцев не мигая смотрел куда-то вдаль. Что он там видел? Вряд ли что-то для себя утешительное. Это уж как пить дать, и к бабке ходить не надо.
      Иванов попробовал открыть дверцу, но ее наглухо заклинило. Он обошел машину кругом и встал перед раскрытой дверцей с противоположной стороны.
      - Прошу вас, Роман Данилович! - весело проговорил Сергей Иванович. Приехали! Или как вас теперь называть? У вас столько имен и фамилий, что немудрено запутаться.
      Кудрявцев не спеша выбрался из автомобиля. Встал напротив Иванова, усмехнулся:
      - Как ни называй, а суть остается одной и той же. Как вы очень правильно сказали: "Приехали!" Если не ошибаюсь, Сергей Иванович?
      - Не ошибаетесь, Роман Данилович. Только, Бога ради, не говорите, что вам приятно знакомство со мной. Я все равно этому не поверю.
      Кудрявцев рассмеялся. Держался он спокойно и уверенно. Он умел проигрывать.
      - Нет, я этого не скажу. Век бы вас не видеть.
      Глава 6
      В кабинете двое: Иванов и напротив - Кудрявцев. Сергей Иванович пригласил адвоката, но Кудрявцев от его услуг отказался.
      - Зачем мне адвокат, Сергей Иванович? Все они, как правило, бездари и недоучки. Я сам себя смогу прекрасно защитить. Если же пойму, что он мне необходим, то приглашу своего.
      - Вольному воля, - согласился Иванов.
      Он прекрасно понимал: великий мошенник своего времени - крепкий орешек, и рассчитывать, что на него снизойдет раскаяние, как это случилось с киллером Гарюновым, не приходится. Он будет бороться до конца, скажет только то и ровно столько, сколько и без него известно и бесспорно доказано. Поэтому к встрече с ним стал готовиться еще задолго до его задержания. Даже затребовал из архива и тщательно изучил давнее уголовное дело, где Кудрявцев фигурировал в роли брачного афериста. Человеком он был несомненно умным, деятельным, талантливым, высокообразованным и, если судить по количеству проданного им незаконно оружия, одним из самых богатых людей России, а может быть, и не только России. Серьезный противник, если не сказать больше.
      Иванов включил стоящий на столе магнитофон, сказал:
      - Роман Данилович, я должен вас предупредить, что ваши показания будут записаны на магнитофон.
      - А нельзя ли без этого, Сергей Иванович? С магнитофоном у нас вряд ли получится откровенный разговор.
      - Вы так считаете?
      - Убежден.
      - Что ж, вы меня уговорили. - Иванов выключил магнитофон. - Только я, Роман Данилович, не такой наивный, как вы полагаете, чтобы тешить себя надеждой, что и без записи откровенный разговор между нами может состояться.
      - Но отчего же, - пожал плечами Кудрявцев, - в определенной мере, разумеется.
      - А эту меру конечно же будете определять вы?
      - Обстоятельства, Сергей Иванович, - улыбнулся Кудрявцев. Обстоятельства. - Он достал из внутреннего кармана пиджака сигару, прикурил и, запрокинув голову, выпустил к потолку струйку дыма, насмешливо взглянул на Иванова. - Неужели вам, Сергей Иванович, не надоело, простите, пахать на это бездарное государство в лице его бездарного правительства?
      - Не понял?
      - Неужели вы не видите, кого защищаете? Горстку беспринципных людей, озабоченных лишь тем, чтобы потуже набить карманы, и с раболепием заглядывающих в рот Западу: а что скажет хозяин, одобрит или не одобрит их действия?
      - Я попал не на митинг оппозиции? Нет?! - разыграл удивление Сергей Иванович.
      - Ах, бросьте! - несколько раздраженно отмахнулся Кудрявцев. - Юмор здесь неуместен. За ним вы пытаетесь скрыть свою растерянность.
      - Вот даже как?! - рассмеялся Иванов. - Да вы стратег, батенька. И что же вы предлагаете? Пустить себе пулю в лоб?
      - Ну зачем же так круто. Я предлагаю сотрудничать. Да, да, не ухмыляйтесь, пожалуйста, именно сотрудничать. Такие, как вы, умные, энергичные люди с неординарным мышлением, нам очень даже нужны.
      - Прошу великодушно простить за мою дерзость, но не будете ли так добры объяснить: кому это - вам? - насмешливо спросил Иванов.
      - Не вижу ни малейшего повода для смеха, Сергей Иванович. Похоже, вы пытаетесь скрыться за юмором, чтобы не отвечать на главные вопросы: кому? зачем? и во имя чего? Или я не прав?
      - Да вы, милейший, не только большой стратег, но и, не побоюсь этого слова, выдающийся психолог! Как это вы меня разложили, а?! Удивлен!
      - Вот опять, - укоризненно покачал головой Кудрявцев. - С вами совершенно невозможно говорить серьезно.
      - Отчего же, - возразил Иванов. - Если вы назовете фамилии, должности, адреса членов вашего так называемого Высшего экономического совета, то я готов говорить серьезно. Очень даже готов.
      - Ишь чего захотели, - рассмеялся Кудрявцев. - Всех даже я не знаю. И потом, что бы это дало? Во-первых, у вас нет против них никаких доказательств. Во-вторых, не надо завышать свои возможности, Сергей Иванович. Даже если бы доказательства у вас были, то вам бы не дали ими воспользоваться. И, наконец, в-третьих, вы не знаете масштаба всего того, что мы готовим. Если бы знали, не задавали бы глупых вопросов.
      - Однако вы ведь тоже являетесь членом этого совета.
      - А вы считаете, что со мной уже покончено?
      - В определенной мере могу это утверждать.
      Кудрявцев снисходительно рассмеялся. Почмокал полными яркими губами, пытаясь раскурить потухшую сигару. Затем положил ее в пепельницу.
      - Утверждать, Сергей Иванович, может только Бог, да и то с определенной мерой осторожности. А о вас я был лучшего мнения. Прошу извинить за откровенность.
      - Да чего уж там. Мы не в претензии. Неужто все обстоит так серьезно, Роман Данилович? Неужто вы так сильны?
      - Да. И скоро вы сами в этом убедитесь. Очень скоро.
      - И что же вы намерены предпринять?
      - Прежде всего вымести из страны поганой метлой всех этих Чубайсов, Гайдаров, березовских и прочих лакеев Запада вместе с бездарным правительством и дряхлым президентом. Стране, где три процента населения земного шара обладают почти тридцатью пятью процентами мировых богатств, стыдно ходить по миру с протянутой рукой. Мы, и только мы сможем кардинально изменить ситуацию.
      - Ну-ну, - усмехнулся Иванов. Ему уже начинал порядком надоедать треп этого павлина, возомнившего о себе бог весть что. Неужели он все это серьезно? А что, если он окажется прав? От этих вопросов ему стало не по себе. Разозлило. - Под словом "мы" вы, вероятно, подразумеваете ту кучку негодяев, которая воспользовалась ситуацией и ограбила народ? Или я слишком резок?
      Невозмутимые карие, чуть навыкате глаза Кудрявцева выразили недовольство и пренебрежение, а холодное надменно-барское лицо покраснело,
      - Я лишний раз убедился, что профессия портит людей, - отозвался он раздраженно. - Привыкли вы, Сергей Иванович, и подобные вам вешать ярлыки: негодяй, подонок, преступник, красить всех лишь в черные и белые цвета. Но мир многолик и многоцветен, так же как и люди.
      - Ах, какие мы сложные! - зло рассмеялся Иванов. - Какие мы разноцветные! Уж не хотите ли вы убедить меня, что свои миллионы вы нажили честным путем?
      Кудрявцев передернул плечами, будто его знобило. Взял из пепельницы потухшую сигару, раскурил, сделал несколько затяжек, успокаиваясь. Сказал веско:
      - Какая разница - каким путем нажиты капиталы. Главное - для чего они нажиты. Если они направлены на такое благое дело, как возрождение Отечества, то это оправдывает все. Мы сделаем, чтобы каждый россиянин гордился своей страной и чтобы все остальные ему завидовали. Мы возродим и укрепим великую державу.
      - Да вы ко всему прочему еще и патриот. Роман Данилович?! - театрально взмахнул руками Иванов. - А я-то все ломал голову - как далеко вы целитесь? И зачем это вам надо? Оказывается, вам стало за державу обидно?
      - Да, именно так. А вам не обидно? Не надоело вам, Сергей Иванович, паясничать и ваньку валять? В вашем возрасте это уже не смешно. Нет.
      - Просто у вас нет чувства юмора. В этом все дело, а не в моем возрасте, патриот вы наш доморощенный. Вы не обратили внимания, что нынче все политики и справа, и слева, банкиры, коммерсанты, хапуги всех цветов и мастей, - все поголовно стали патриотами? Прямо как эпидемия какая. Ободрали народ, как липку, теперь прикрываетесь, как щитом, козырем патриотизма. Только, вы уж меня простите великодушно, я вам не верю, а уж тем более вашему патриотизму. А орете вы о нем на всех углах и в средствах массовой информации потому, что задумали и планируете очередную мерзость. А патриотизм у вас лишь очередная разменная монета. Электорат скушает, не так ли?
      - Я не собираюсь с вами спорить, - холодно проговорил кандидат в правители. - Что смог... Мы свою правоту докажем на практике. И вы сами скоро в этом убедитесь.
      - Вы все еще лелеете надежду встать у кормила власти? Допускаю, что это вам удастся. Вполне допускаю также, что вы что-то там построите. Только не хотел бы я жить в этом вашем "что-то".
      - Это еще почему, позвольте полюбопытствовать?
      - А потому, что ничего приличного ни построить, ни дать обществу вы просто не способны. Ну дадите вы народу хлеба и зрелищ. А что дальше? А ничего, пусто.
      - Сначала надо накормить народ, а потом думать обо всем остальном.
      - Только не надо. Роман Данилович, уверять, что вы способны думать о чем-то другом. Я все равно этому не поверю. Вас послушать, то можно подумать, что Достоевский утопал в роскоши и богатстве, а Ван Гог умер от переедания. От переедания бывает только, пардон, отрыжка. Лейтмотив вашей жизни прост и даже тривиален. Вы всю жизнь мечтали о миллионах (а деньги - это власть) и шли к этой цели, не слишком заботясь о выборе средств. Правильно?
      - Допустим.
      - Я не спрашиваю. Я это утверждаю. И вот вы богаты как Крез. Почти. Вашего богатства иному сельхозкооперативу хватит на сто лет благоденствия и процветания. Но теперь вам и этого мало. Ваша очередная ступень - власть. Во-первых, для того, чтобы раз и навсегда застолбить награбленное - частная собственность священна и неприкосновенна. Во-вторых, чтобы заставить всех остальных мыслить и делать, как вы. Где-то, может быть и подсознательно, но вы понимаете ущербность вашей жизненной позиции, но никогда с этим не согласитесь. Потому и употребите всю власть и влияние, чтобы заставить других думать так, как думаете вы, а именно: создание материального благополучия - единственное, ради чего стоит жить. Вы уже и сейчас это успешно претворяете в жизнь. Лозунги типа: "Красиво жить не запретишь", "Деньги никогда не бывают лишними", "Кто не рискует, тот не пьет шампанского", "Пей, гуляй! Однова живем!" - это от вас. И не надо пудрить мозги своим патриотизмом. Вы уже давно, кроме себя, любимого, никого не любите.
      Лицо Кудрявцева пошло красными пятнами, правое веко задергалось. И Иванов понял, что его слова попали точно в цель.
      - Ах, как вы меня! - натянуто рассмеялся Роман Данилович. - И все же мы можем хоть это дать. А что народу дадите вы? Пустые прилавки и голодные обмороки? Да без нас, без наших денег вы все передохнете, как мухи!
      - Вот так, значит, да? Вот вы и раскрыли свою сущность. Как говорится: "Маски сброшены, господа". Патриоты гребаные! Плевали вы и на страну, и на народ. Вы всегда пеклись и печетесь лишь о собственной шкуре, о своей рубашке, которая ближе к телу. На все остальное вам плевать. Но только общество, построенное на ваших принципах, обречено.
      - Вы-то откуда знаете?! - Теперь у Кудрявцева уже дергалась вся правая щека.
      - Знаю. Мне шепнул об этом Создатель.
      - Вам, Сергей Иванович, лечиться надо. Ведь вы же не в своем уме. Это видно невооруженным взглядом.
      - Пока еще в своем. Роман Данилович. Но если придете к власти вы, то уверен - уже на следующий день получу официальное заключение о своей невменяемости.
      - Желаю, чтобы это состоялось как можно быстрее.
      - Спасибо за заботу. Но мы, кажется, слишком отвлеклись от предмета нашей беседы, пора переходить к делу. Скажите, вы знакомы с генерал-лейтенантом ФСБ Хруниным Николаем Сергеевичем?
      Дрогнуло лицо несостоявшегося правителя, пусть на мгновение, но выразило растерянность. Он явно не ожидал вопроса. Однако быстро взял себя в руки, спросил как можно более равнодушно:
      - Нет. А кто он такой?
      - Это тот, кто обеспечивал вашу безопасность в прошлый раз. Не вспомнили?
      - Нет. Откуда мне знать, кто обеспечивал мою безопасность? Я в детали не вникаю, некогда.
      - Вы давали задание Гарюнову убить полковника ФСБ Стаценко?
      - Кому, простите?
      - Не знаете? - деланно удивился Иванов. - Поди, скажете, что никогда и не слышали такой фамилии?
      - Именно это я и смею утверждать.
      - Ну да, ну да. Я вам вот так взял и поверил. Да? Киллер он, Роман Данилович. Мастер высшего класса. Прошлый раз он здесь был под фамилией Кацобаев. Вспомнили?
      - Да, да, был такой. Если мне не изменяет память, Владислав Иванович. Он возглавлял мою охрану. А он что, действительно этого полковника... Как вы сказали его фамилия?
      - Стаценко.
      - Он действительно его убил?
      - И не его одного, а еще жену и малолетнего сына.
      - Что вы говорите?! Какой изверг! И за что же он их? - Кудрявцев уже совсем успокоился и теперь откровенно издевался над следователем, мстя за предыдущий прокол.
      - Значит, вам об этом ничего не известно?
      - Абсолютно.
      - Бьюсь об заклад, что вам и об убийстве Добрецова ничего не ведомо. Так?
      - Нет, нет. Решительно ничего. А это кто такой?
      - Такой же мерзавец, как и вы, только масштабом помельче.
      - Сожалею, что не работает магнитофон, - неожиданно рассмеялся Кудрявцев. - Я бы вас привлек к суду за оскорбление чести и достоинства.
      Он был доволен, что вывел Иванова из себя. Как и предполагал Сергей Иванович, Кудрявцев все отрицал. Но это, в принципе, не имело сейчас значения. Дай только срок, будет ему и белка, и свисток. Все Докажем этому прохиндею. И контрабанду оружия, и убийства, и все остальное. Это дело техники.
      Вернулся он домой уже в двенадцатом часу вечера. Переоделся и плюхнулся в свое любимое кресло перед телевизором. Устал. Так устал, что даже есть не хотелось, хотя за весь день у него маковой росинкиво рту не было. Теперь можно привезти Лену с детьми - безумно по ним соскучился.
      "Что, доволен?" - услышал рядом знакомый голос. Скосил глаза. На подлокотнике кресла сидел Иванов собственной персоной и лыбился, что майская роза.
      "Да так как-то", - ответил.
      "Так как-то! - передразнил его Иванов. - А у самого глаза, что у дракона, горят".
      "Если честно, то приятно сознавать, что удалось прищучить всю эту гоп-компанию".
      "Это точно, - согласился Иванов. - А что это ты сегодня затеял полемику с этим козлом?"
      "По дурости. Ты ведь знаешь, меня иногда заносит на поворотах".
      "А-а! Ну это еще ничего. А то я подумал, что ты его нацелился перевоспитывать".
      "Там, где черт побывал, человеку делать нечего".
      "Совершенно верно, - кивнул Иванов. - Значит, у тебя все путем?"
      "Да вроде того".
      "Я рад за тебя и где-то по большому счету счастлив. Ага. Ну, будь здоров и не кашляй!"
      "Покедова!"
      Иванов исчез. А Сергей Иванович, откинувшись на спинку кресла, уже спал беспробудным сном.
      Эпилог
      Через неделю прокурор области сообщил Иванову, что уголовное дело для дальнейшего расследования забирает Генеральная прокуратура, а Кудрявцева этапируют в Лефортово. Известие это неприятно поразило Сергея Ивановича, возникло ощущение, что здесь не все чисто. Эти подозрения подтвердились уже на следующий день, когда он узнал, что конвоем, сопровождавшим Кудрявцева, захвачен самолет и посажен в Кабуле. Это настолько ошеломило Иванова, что он растерялся, запаниковал.
      Как же так?! Что же это происходит?! Неужели Кудрявцев прав и они настолько сильны, что уже ничего невозможно изменить? Нет, нет, такого просто не может быть. Это бы противоречило логике и смыслу жизни. Пока есть такие мужики, как в его бригаде, Кудрявцевы и Поляковы не пройдут. Их временный успех еще ничего не значит. Голову готов дать на отсечение.