— Что? — спросила она быстро.

— У меня в нагрудном кармане куртки лежит листок бумаги с телефоном. Принеси, пожалуйста.

Через минуту жена принесла листок с двумя номерами. Против одного была написана буква "р". Против другого — "д". Ниже: Филиппов Евг. Ив.

Мукусеев долго смотрел на листок и даже, неловко перегнувшись, подвинул к себе телефон. И даже набрал несколько цифр того номера, который "д". Но потом передумал и положил трубку.

Антон Волкофф, избежавший задержания, которое для него было если и не смерти подобно, то гарантированно ставило крест на карьере разведчика, нажал кнопку «eject». Из видика с негромким жужжанием выползла кассета.

Волкофф взял ее в руку. Легкая, почти невесомая, она несла в себе мощь авианосца, рассекающего океанскую пустыню. Прекрасного авианосца под звездно-полосатым флагом — символа американской демократии и справедливости.

Он добыл эту кассету. Он рисковал, он совершал уголовные преступления, которые по законам любой страны карались жестоко. В России его действия — попади он в руки правосудия — могли бы привести его в Лефортово, а потом в страшные мордовские лагеря… И все же он добыл эту кассету. Вместе с тем он не добыл ничего, потому что кассета была всего лишь копией. А оригинал оставался неизвестно где — может быть, у Джинна, а может быть, в руках русской контрразведки.

Если кассета попала на Лубянку, то разведка уже бессильна. В этом случае игры с русскими продолжат дипломаты и мешки долларов… В принципе, зеленых бумажек с портретами усопших американских президентов не жалко — казначейство США печатает их в неограниченных количествах и распространяет по всему миру, навязывая зависимость от ничем необеспеченной бумаги. Впрочем, говорить, что денежки дяди Сэма не обеспечены ничем — ложь. Они обеспечены мощью американских флотов, авиации и белозубых морских пехотинцев, которые прививают человечеству уважение к американским ценностям — гамбургерам, силиконовым грудям и долларам.

Впрочем, Антон Волкофф не склонен был философствовать. Он знал одно: пока не исчерпаны все возможности добыть оригинал кассеты, его миссия не может считаться выполненной.

Полковник Филиппов позвонил генералу Сухоткину и сжато доложил о происшедшем в садоводстве.

— Спасибо, Евгений Иваныч, — сказал Сухоткин. — Красиво работаешь.

— Товарищ генерал — май…

— Пока еще генерал, но скоро, видно, стану полковником… Раненым обеспечить медицинскую помощь. Задержанных и убитого доставить в «точку 8». Заменить номера на автомобилях, по возможности уничтожить все следы. — Генерал замолчал, после паузы сказал.

— Ох и наворотили мы с тобой, Евгений Иваныч. Готовься… «благодарность» будем получать.

Спустя еще пять минут Сухоткин позвонил Лодыгину. Доложил. Лодыгин несколько секунд молчал. Это молчание напоминало падение железобетонной плиты.

— Ну спасибо, Борис Ефимыч, — произнес генерал-полковник. — Ну спасибо, ну удружил.

— Федор Иваныч…

— Передайте Филиппову мою личную благодарность, Борис Ефимыч, — перебил Лодыгин. — Не ожидал… Совершенно не ожидал от него такого «подарка». Что делать-то будем?

— Я распорядился срочно покинуть место происшествия. Задержанных доставить в «точку 8». Сам выезжаю туда.

— Хорошо, — сказал Лодыгин, — действуйте. А я попробую переговорить с академиком. Если поддержит — выкрутимся. Ну а уж если нет…

Лодыгин положил трубку аппарата спецсвязи. Он очень хорошо понимал, к каким последствиям может привести перестрелка в садоводстве… Отставки генерал-полковник не боялся. Он Родине служил, а не за паек генеральский. Лодыгин боялся за судьбу ГРУ. За то, что в кабинете начальника военной разведки сядет какой-нибудь Вадик Б. Допустить этого было нельзя. И ради спасения ГРУ Лодыгин готов был пойти на любой компромисс, заключить сделку хоть с чертом.

Генерал— полковник встал, подошел к окну. За окном шел дождь, а за сеткой дождя светилась миллионом огней Москва, столица Российской империи… разрушенной, оболганной, опоенной. В кабаках столицы глушили виски и кокаин, в подвалах -спирт и клей «Момент». Три дня назад начал вещать новый канал — НТВ. С «голубых экранов» москвичам сладко-сладко улыбнулась обворожительная Танечка М… Генерал-полковник Лодыгин отлично знал, на чьи деньги создавался новый канал. Он отлично знал, куда ведут Россию «дорогой реформ». Он отлично знал о той раковой опухоли, что вызревает в свободолюбивой Ичкерии… Он очень многое знал о бедах и болезнях России.

Позволить нанести удар по ГРУ в таких условиях было равносильно предательству. Генерал-полковник Лодыгин отвернулся от окна, подошел к столу и снял трубку с аппарата спецсвязи. Через несколько секунд он услышал голос Директора СВР Евгения Прямикова.

Сквозь маленькое вентиляционное окошко подвала «замка» Джинн видел, как уехали его товарищи. Он видел, как собирали гильзы и грузили в джип труп Студента. Как делали укол промедола раненому Потроху и засыпали землей пятна крови. Он видел мрачные лица Кавказова и Филиппова… Он даже испытывал желание выйти и сказать: ну вот он я — берите!

Они уехали. Джинн сел на ящик с дорогой финской сантехникой и закурил. В подвале было темно, сыро, пахло краской. Голос Ирины из темноты спросил:

— Они уехали?

— Да, — сказал он, — уехали.

— Мы можем вернуться?

— Нет.

— Почему?

Он не ответил. Обзор из крохотного вентиляционного окошка был плохой, и Джинн не был уверен, что уехали все. Более того, он думал, что пара-тройка бойцов осталась в доме.

— Почему мы не можем вернуться? — снова спросила Ирина.

— Потому, — сказал он, — что нас там ждут.

— Олег! — произнесла она. — Олег, объясни мне, что происходит.

Господи, подумал он, если бы я мог хотя бы себе объяснить, что происходит.

— Почему ты молчишь? — спросила она.

— Я не знаю, что происходит, Иришка. — Из темноты донеслись всхлипывания.

«Точкой 8» назывался один из объектов ГРУ в ближнем Подмосковье, недалеко от Апрелевки. Несколько гектаров земли, огороженных бетонным забором, находились в стороне от дороги. Скучная табличка на проходной извещала, что здесь находится «Испытательная станция № 8 гидрометеорологической службы АН СССР». Скучное название никому ничего не объясняло, да никто и не интересовался «испытательной станцией № 8». Стоит бетонный забор — и стоит. Сколько таких заборов на просторах России? Никто не знает, никто не считал.

В ноль часов восемь минут в серые ворота «точки 8» въехали четыре автомобиля: «рафик» и «нива» ГРУ, «лэндкрузер» одной из московских ОПГ и «москвич» полковника Филиппова. На «рафике» и «ниве» стояли милицейские номера. Ворота закрылись.

Спустя одиннадцать минут они снова распахнулись и впустили внутрь «волгу» генерала Сухоткина. «Волга», расплескивая лужицы на асфальте, подъехала к двухэтажному зданию, где уже стоял «москвич» Филиппова. Генерал энергично выскочил из машины, нажал на кнопку звонка. Дверь открыл Филиппов.

В большой, но безликой комнате с казенной мебелью, генерал и полковник сели за стол напротив друг друга.

— Рассказывай, Евгений Иваныч, — произнес Сухоткин. Филиппов спокойно и обстоятельно рассказал, что за Фроловым, видимо, следили. Наблюдением зафиксирован автомобиль «ВАЗ-2106» серого цвета, госномер… «Шестерка» провела разведку в садоводстве, затем появились два джипа с группой захвата. Номера джипов тоже известны, сейчас «пробиваются» через ГАИ. Труп неизвестного дактилоскопирован. Есть трое «пленных», один из которых — сотрудник милиции… С ними можно начинать работать.

— Хорошо, — сказал генерал. — Ты, Евгений Иваныч, их уже видел и представление составил. С кого начнем?

— Есть один слабачок. Под огнем обделался. Пожалуй, с него.

Вдвоем они спустились в подвал. В одном из помещений подвала лежал на носилках труп Студента со следами дактилоскопической краски на руках. За столом сидел Кавказов и что-то писал. Увидел генерала — вскочил.

— Давай сюда засранца, Витя, — сказал Филиппов. Кавказов вышел. Сухоткин и Филиппов сели за стол, развернули колпак настольной лампы так, чтобы он освещал труп. Спустя минуту вернулся Кавказов, привел «засранца», на стол положил водительское удостоверение, довольно толстый бумажник, ПМ со спиленным номером и связку ключей.

От «пленного» дурно пахло. Он стоял в свете настольной лампы и, не отрываясь, смотрел на труп. Филиппов взял в руки «права», прочитал вслух:

— Губарев Святослав Ильич.

— А? Что? — вздрогнул Губарев. Он только сейчас заметил присутствие Филиппова и Сухоткина. Он был сосредоточен на трупе. Труп, собственно, для того здесь и оставили… Губарик потек сразу. Только успевай вопросы задавать. Он говорил много лишнего и в данный момент не нужного: о группировке, о том, какой он хороший, о том, что спортсмен и любит свою жену… Он облизывал сухие губы и часто косился на труп. Ему задавали вопросы, и он отвечал охотно, торопливо: в садоводство их направил Артур. Артур — это бригадир. Бриневский фамилия, дважды судимый. Велено было взять мужика. Этот мужик какому-то барыге задолжал. Его выследили… Нет, не наши. Барыга какую-то частную контору нанимал, они и выследили. Уж тогда подключили нас. Артур сказал: барыга серьезный, его слушать как меня.

«Барыга» сильно заинтересовал Сухоткина и Филиппова. О нем расспрашивали очень подробно, но Губарев сам ничего о нем не знал. Смог только описать: «мотыль» чуть ли не под два метра, в очечках, говорит интересно… Вроде как сам-то он русский, но говорит с акцентом. Какой акцент? А хрен поймешь. Вроде как польский.

Через сорок минут Губарева передали Кавказову. Его сфотографировали, сняли «пальчики» и стали раскручивать дальше. А перед Сухоткиным и Филипповым предстал старший лейтенант милиции Кропоткин.

Мент попытался юлить, но Филиппов, послушав минут пять его словоблудие, сказал:

— Слушай, орел, внимательно. Ты, наверно, уже сам понял, что попал к серьезным людям. У нас тут ни адвокатов, ни прокуроров по надзору нет. Будешь с нами сотрудничать — выйдешь отсюда живым и невредимым. И даже с перспективами служебного роста. Не будешь — ляжешь рядом с этим, — кивок на тело Студента, — и твой труп никто никогда не найдет.

Филиппов блефовал. Но делал это весьма убедительно. Да и обстановка соответствовала… Мент поверил в реальность угрозы и стал давать показания. В целом его рассказ совпадал со словами Губарева, а описания Антона и водителя «шестерки» он дал гораздо более полное, чем Губарев. Его тоже передали Кавказову для дальнейшей обработки и вербовки.

Третьим в подвал привели Потроха. Потрох выглядел очень худо, едва держался на ногах, был бледен. С ним уже поработал врач, Кавказову врач сказал, что ничего страшного нет — пробиты мышцы. Но кровопотеря и рана от девятимиллиметровой пули — это, конечно, не подарок… Ни Филиппов, ни Сухоткин никакого сочувствия к Потроху не испытывали. Перед ними был бандит, захваченный с оружием в руках. Да и ранен он именно потому, что не выполнил команду и не бросил свой ТТ… Что ж его жалеть?

Учитывая состояние Потроха, ему дали стул, и он тяжело на него опустился. Выглядел Потрох худо, но держался лучше всех. Он не стал отвечать на вопросы, а на угрозу Филиппова положить рядом со Студентом, сплюнул на пол и сказал:

— Да в рот я тебя имел, папа.

Способы разговорить Потроха были, и он сам хорошо это знал. Но применять их не стали. Собственно, первичная информация была уже получена и она наводила на очень нехорошие мысли. Опытным профессионалам был виден хвост чужой разведки. Чьей именно — неизвестно, но то, что причину интереса «мотыля» в очечках к Фролову следует искать в Югославии, не вызывало никаких сомнений.

Около часу ночи Антон позвонил своему «авторитетному другу». Из осторожности (а теперь, после событий в садоводстве, следовало быть очень осторожным) звонил из уличного автомата.

— Привет, Михаил, — сказал Антон, не представляясь. — Не спишь еще?

— А-а, друг Антоша! Не сплю, представь себе. Твоими, брат, молитвами.

— Хорошо, что ты еще не спишь. Нужно поговорить.

— Поговорить? — вспылил «авторитетный друг». — Нет уж, брат, не стоит. Разговоры с тобой дорого мне обходятся.

— Не стоит так волноваться, — сказал Антон спокойно. — Произошла накладка.

— Накладка? По-русски это называется по-другому. Это называется втравить в блудняк. Ты втравил меня в блудняк, Антоша.

— Спасибо, я запомню это выражение.

— Не за что. И запомни еще кое-что: мне больше не звони.

— Тебе, Михаил, не нужно больше американское гражданство?

— Нет, — свирепо ответил Михаил. — Обойдусь без него.

Антон, стоя в телефонной будке с выбитыми стеклами, ухмыльнулся. У него был в запасе хороший козырь и он с удовольствием его выложил:

— А транзит?

— Какой транзит? — спросил Михаил напряженно.

— Не валяй дурака, Миша. Калининградский транзит.

— Блядь! — сказал «авторитетный друг». — Вот блядь! Чего ты хочешь?

— Об этом потом, когда ты успокоишься… А пока мне нужно, чтобы твои торпеды забыли обо мне. Все враз, дружно заболели амнезией. Понял меня, Миша?

— Понял.

— Вот и хорошо, вот и договорились, — закончил разговор Волкофф. После этого он позвонил Большакову и сказал:

— Паша, это Антон.

— Привет, — заспанным голосом ответил Павел. — Что у тебя?

— Накладочка небольшая вышла, Паша.

— Что такое? — мгновенно насторожился Большаков.

— Да ничего особенного. Просто я слышал, что у того парня, который ездит на «шестерке»… Василий, кажется?

— Ну, — поторопил Большаков.

— Болт гну. Так вот, вчера вечером у Василия угнали его «шестерку»… Понял?

Большаков молчал несколько секунд, потом сказал:

— Понял… а про мою «восьмерку» не слышал — не угнали ее?

— Нет, — весело ответил Антон. — Да, вот еще что. Если у Васи действительно угнали машину, то я ему материально помогу. Передай ему, пожалуйста.

— Передам, — зло ответил Большаков. Волкофф повесил трубку и вышел под дождь. Он был спокоен.

Встреча руководителей двух российских разведок состоялась в помещении одного очень закрытого клуба, называть который мы не будем. Выбор места может показаться странным, но оба руководителя считали, что встречу лучше провести на нейтральной территории. За полчаса до приезда Лодыгина и Прямикова в клуб там появились технические специалисты ГРУ и СВР с чемоданчиками хитрой аппаратуры. За тридцать минут они проверили кабинет, где должна была состояться встреча двух китов, и установили аппаратуру, в принципе исключающую возможность подслушивания, подглядывания и записи.

Два разведывательных ведомства СССР — России всегда конкурировали между собой, но никогда не были врагами. Их интересы постоянно пересекались… Случалось, они вербовали одних и тех же агентов. Случалось, дублировали друг друга. Ночью с 13-го на 14-е октября в частном клубе встретились руководители двух мощных служб, Да, они были конкурентами, но оба были государственниками и превыше всего ставили интересы России. Беседа Лодыгина и Прямикова продолжалась около часа. Мы не вправе рассказывать о ней.

В заключение разговора лобастый, похожий на старого, мудрого бобра Прямиков сказал:

— Все понял, Федор Иваныч. На мою поддержку вы можете рассчитывать, как говорит один либерал, однозначно. Вы попридержите информацию, Мерседесу вашему не докладывайте. А я в понедельник проинформирую президента… Думаю, нас поддержит Батурнин.

— Поддержка помощника президента будет полезна… Кстати, вам, Евгений Максимович, не кажется, что Батурнин может принести больше пользы в качестве помощника президента по национальной безопасности, нежели по юридическим вопросам?

Прямиков сразу понял, куда клонит Лодыгин: пост помощника по национальной безопасности был ступенькой к посту секретаря Совета обороны.

— Стоит подумать, — сказал Прямиков. На этом беседа завершилась, руководители разведок разъехались по домам, спецы свернули аппаратуру.

Над Москвой висела густая облачность. Шел дождь. Огромный город спал. И все же в нем продолжалась невидимая и незнакомая для большинства москвичей жизнь. Увлекательная, щекочущая нервы, веселая жизнь… По крайней мере, так кажется многим, не знакомым с ее изнанкой.

В Москве работали сотни кабаков, казино, стриптиз-клубов. Сотни легальных и тайных борделей, массажных салонов, саун. Прыгали шарики на колесах рулеток, шлепались карты, перетекали из рук в руки деньги. Выстилались белые кокаиновые дороги, текла сперма… Ах, как все классно и по-европейски шикарно. Но за всем этим блеском и шиком была только тяга к деньгам, глупость и похоть. Мерзость в роскошной упаковке.

За всем этим стояли — открыто — братки и воры законные. И — тайно — политики и ментовские генералы. Они бичевали торговлю наркотиками и проституцию малолетних… и получали с этого долю.

Ночная Москва не спала. Она ТУСОВАЛАСЬ. Она тратила и зарабатывала деньги. Чужие деньги, ворованные.

Параллельно с ней жила другая Москва. Она состояла из многих тысяч пахарей: ремонтников дорожных служб и метрополитена, аварийщиков, врачей московских больниц и «скорой», операторов котельных, сотрудников вокзалов и аэропортов, пекарей, пожарных, речников, продавцов ночных киосков, водителей служебных развозок, типографских рабочих, ночных сиделок, сотен дежурных муниципальных и федеральных госорганов, почтовиков, обслуги московских тюрем, провизоров дежурных аптек, водителей уборочных машин, рабочих и инженеров производств непрерывного цикла… и многих-многих других, о существовании которых мы с вами даже не подозреваем.

Над Москвой висела облачность и шел дождь. Но город не спал. Он никогда не спит. В ночь с тринадцатого на четырнадцатое октября не спал известный тележурналист Владимир Мукусеев…

Не спали генерал-майор Сухоткин и полковник Филиппов — они планировали мероприятия по теме «Мотыль». Не спал майор Фролов по прозвищу Джинн. Не мог уснуть раненый в плечо бандит по прозвищу Потрох. Он баюкал руку и думал: что его ждет? Худо было Потроху.

Двое подчиненных капитана Кавказова тоже не спали. В песочке под Апрелевкой они закопали труп Студента и теперь пили водку в салоне служебной «нивы» — снимали стресс.

И капитан Кавказов тоже не спал — он качал и качал информацию о группировке у задержанного мента. В соседнем помещении коллега Кавказова работал с «засранцем» Губаревым. Его, как и мента, готовили к вербовке.

Долго не мог уснуть в ту ночь генерал-полковник Лодыгин.

И вдова убитого Джинном Игоря Широкова тоже не спала — для нее Игорь так и остался дорогим человеком на земле. Самым близким, любимым, родным… Теперь его нет.

Не спал, прислушиваясь к работе своего изношенного сердца, важняк Генпрокуратуры Илья Дмитриевич Зимин… Ему было тоскливо. Он принимал таблетки и запивал их водкой.

…Ах, Москва! Ужасна твоя бессонница.

Врача все равно пришлось вызвать — Мукусеева достала головная боль и тошнота… Часа через три пришел пожилой и усталый доктор. С ходу поставил диагноз: сотрясение головного мозга. Прописал лекарства, порекомендовал показаться специалисту, не вставать с постели и убежал.

На «точке 8» работали всю ночь. Анализ информации позволил построить такую версию: охота на Джинна, организованная «мотылем в очечках» (кстати, весьма недешевая) преследует цель получения от Фролова некой информации или улик, имеющих отношения к югославским событиям. Что это за информация или улики, сказать сейчас невозможно. Но очевидно, что для «Мотыля» и той организации, что стоит за ним, она имеет важное значения, иначе чужая разведка ни за что не пошла бы на столь наглые действия… Следовательно, розыск Фролова «Мотыль», скорее всего, продолжит.

Выводы: следует найти Фролова раньше «Мотыля», который, хотя и не располагает серьезными оперативными возможностями, но располагает деньгами. А деньги позволяют ему привлекать к оперативным мероприятиям как легальные частные детективные конторы, так и ОПГ. Не исключено, что «Мотыль» может найти контакты в коррумпированном руководстве МВД и организовать розыск Фролова подразделениями ГУВД Москвы под легендированным предлогом.

Нельзя исключить также, что «Мотыль» попробует войти в контакт с «коллегами» Фролова по работе в Югославии — журналистом Мукусеевым и сотрудником Генеральной прокуратуры Зиминым.

Из всего сказанного следует, что вместе с розыском Фролова следует разрабатывать «Мотыля». Для этого необходимо: по каналам ФСК, СВР, МВД отработать иностранцев, проживающих в Москве, обращая внимание в первую очередь на русских по происхождению, русскоговорящих, а также на всех высоких мужчин возраста 30-35 лет. Возможно, по имени Антон. Возможно, пользующихся очками временно или постоянно. Исходить при этом из того, что имя и ношение очков могут быть способом маскировки. С целью упрощения розыска «Мотыля» составить его «фоторобот»… Это во-первых.

Во-вторых: следует провести разведбеседы с Мукусеевым и Зиминым. Цель: установить, не выходил ли на них «Мотыль» или люди, которые работают по заданию «Мотыля». Возможно, будет целесообразным установить наружное наблюдение за Мукусеевым и Зиминым, а также прослушивание их домашних телефонов.

В-третьих, следует провести нелегальное задержание владельца автомобиля «ВАЗ-2106», госномер… Соколова Василия Николаевича, замеченного ночью в садоводстве во время проведения им разведки у дома Кольцман. Скорее всего выяснится, что Соколов и есть сотрудник того детективного предприятия, услугами которого воспользовался «Мотыль». Вполне вероятно, что Соколов (при использовании жестких методов ведения допроса) даст информацию о заказчике.

В-четвертых, следует провести подобное мероприятие в отношении бригадира Артура…

Учитывая особую деликатность мероприятий, необходима их тщательнейшая проработка, подготовка и легендирование. А также подключение к оперативно-розыскным мероприятиям доверенных лиц из числа сотрудников СВР, ФСК и МВД.

Мукусеев мучительно прикидывал: к кому обратиться за помощью? Или, по крайности, за советом?… Проще всего было взять да и позвонить напрямую полковнику Филиппову… Да? И что же ты ему скажешь? Что ты ему скажешь? Здрас-сьте, товарищ полковник, ваш сотрудник доверил мне секретную информацию по серьезнейшему делу, а я ее элементарно просрал… Вы уж извините, но так получилось.

А Филиппов расцветет ослепительной улыбкой и скажет в ответ: помилуй Бог! Какие пустяки, Владимир Викторович! Было бы о чем говорить…

Собственно, Мукусеева совсем не волновало, что скажет Филиппов. Можно ведь элементарно подождать три дня, дождаться звонка Джинна и рассказать ему о том, что случилось. Но что может произойти за эти три дня? Не повредит ли Олегу этот «вынужденный простой»? Кто тот человек, что напал на него, Мукусеева, и как он распорядится полученной информацией и кассетой? Кто за этим стоит: сербы? хорваты? американцы? Или наш родной кегебе?

Вопросов у Владимира было много, а ответов не было вовсе. Он пытался проанализировать ситуацию, но не владел достаточной информацией для анализа. Мелькнула было мысль позвонить Зимину. Зимин — мужик опытный… Но он тут же отмел ее напрочь: к черту! К черту Зимина. Опытный-то он опытный, но шибко себе на уме и неизвестно, куда он пойдет с добытой информацией.

Владимир терзался, совершенно не видел никакого решения… И вдруг ему позвонил полковник Филиппов!

Это было в высшей степени неожиданно и даже отдавало некой мистикой, чертовщинкой. Впрочем, Мукусеев считал, что жизнь, по сути своей, явление мистическое, состоящее из миллионов невидимых пересечений человеческих судеб и сложных взаимовлияний.

— Слушаю вас, Евгений Иванович, — сказал Мукусеев, когда Филиппов представился.

— Есть необходимость встретиться и пообщаться, Владимир Викторович. Желательно сегодня. Сможете найти время?

— Видите ли в чем дело… Я приболел, живу на постельном режиме. Если вы сможете подъехать ко мне, то…

— Разумеется, Владимир Викторович. Подскочу через час — устроит? — бодро произнес Филиппов. Он не спал уже больше суток, но по голосу это было определить невозможно.

Спустя час полковник вошел в квартиру Мукусеева. Первое, что бросилось ему в глаза — гематома на лице Владимира.

— Производственная травма, Владимир Викторович? — спросил полковник.

— Почти, — ответил Мукусеев. Он еще не знал, как вести себя с Филипповым. Некоторое время полковник мягко зондировал почву, задавая вопросы про командировку в Костайницу. Мукусеев отлично понимал, что идет зондаж, что совсем не за этим приехал полковник. После десятка поверхностных вопросов и таких же ответов Филиппов спросил:

— Скажите, Владимир Викторович, среди ваших югославских контактов не было ли человека по имени Антон? — Мукусеев повспоминал и сказал:

— Кажется, нет… Впрочем, можно уточнить, заглянув в блокноты. Все костайницкие контакты там зафиксированы.

— Ага… это хорошо. Вы сказали: кажется, нет. Вы неуверены… Давайте я вам подскажу, — полковник достал из кармана фоторобот Антона и протянул Муку-сееву.

Владимир узнал его сразу! Не так уж и часто фоторобот соответствует оригиналу, но в случае с Антоном соответствие получилось почти фотографическим… Мукусеев сразу узнал это лицо. Вспомнил темноватую улицу, слегка напряженный взгляд за стеклами круглых очков и даже голос: извините…

— Вы знаете этого человека, — утвердительно произнес Филиппов.

— Да, я его знаю. Но не по Костайнице, а по Москве.

Василий Соколов отогнал свою «шестерку» в Чертаново, разбил монтировкой стекло водительской двери и стер в машине все «пальники». Настроение было поганым — он уже понял, что вляпался в очень нехорошую историю. В восемь утра он прибежал в милицию и заявил об угоне автомобиля.

К Зимину тоже наведался офицер ГРУ и тоже продемонстрировал фоторобот Антона Волкоффа. Илья Дмитриевич Антона никогда не видел, о чем и сказал… На вопрос: а не проявлял ли кто-нибудь пристальный интерес к югославским делам? — Зимин ответил, что, в общем-то, нет… Хотя, был один человек…А что за человек? — Некто Павел Большаков. В прошлом опер МУРа, а нынче частный детектив…В какой конторе «детективит»? — Не помню. Что-то такое американское — то ли «Нью-Йорк», то ли «Бродвей».

Спустя два часа офицеры ГРУ уже знали, что Павел Большаков — директор детективного агентства «Манхэттен». Спустя еще час возле агентства встали машины ГРУ, а в агентство заглянул «клиент» — капитан Кавказов.

Кольцо розыска уже сжималось вокруг Волкоффа, но он об этом не догадывался.

Разумеется, он не думал, что в русской контрразведке работают дураки. Разумеется, он отдавал себе отчет, что после перестрелки на даче русские могли насторожиться… Но у них нет ни одного факта, который может привязать Антона к этим делам. Задержанные бандиты? Эти будут молчать. «Авторитетный друг» сам говорил: мои скорее язык себе откусят, чем начнут трещать — омерта, блин! Ребятишки из «Манхэттена»? Этим тоже треп ни к чему. Да и вообще — люди опытные, как вести себя на допросе — знают.

Таким образом Волкофф себя успокоил и в нарушение всех служебных инструкций, ничего не сообщил о происшедшем резиденту. Он был очень авантюрен по натуре и жаждал славы. Он считал, что операция не окончена… Если бы Антон Волкофф доложил резиденту о ЧП, то был бы мгновенно отозван, переведен на более спокойную работу — резидент был гораздо опытнее и мудрее Антона, уважал законы разведки. Но резидент о происшествии в садоводстве ничего не знал. Он вообще почти ничего не знал о миссии Волкоффа. Резиденту сообщили только, что в Москве будет работать агент Бостон и при необходимости Бостону нужно оказывать поддержку. Однако Бостон за поддержкой не обращался.

Антон долго думал, что можно сделать в сложившейся ситуации, потом связался с «авторитетным другом». Авторитету совсем не светило продолжать сотрудничество с заокеанским «партнером». Он чувствовал, что сотрудничество пахнет совсем тухло. Но Антон прозрачно намекнул, что ИМ известно про Калининградский транзит, по которому из страны уходит металл, а обратно поступает кокаин… Можно было бы просто грохнуть этого Антона. Но что это изменит? Он ведь не сам по себе — за ним система!

Авторитетный друг, которого мы будем звать скромно — Мишаня, вынужден был принять предложение Антона… Он скрипел зубами от необходимости считаться с этим мозгляком в очечках. Одним ударом рукопашник Мишаня мог отправить Антона в нокаут, или даже убить. Он мог приказать своим боевикам изрешетить Антона из обрезов. Но за долбаным очкариком стояла система.

Встреча Антона и Мишани состоялась в маленьком ресторанчике, с которого группировка Мишани получала. Ради беседы американского разведчика и русского бандита в ресторанчике объявили санитарный день — Антон и Мишаня обедали в пустом зале. На улице у входа стояли автомобили с боевиками, но внутрь с Мишаней прошел только один телохранитель. Сам авторитет выглядел довольно мрачно. Он сидел за столиком, грузный, массивный, в дорогом английском костюме и черной шелковой рубашке без галстука. На волосатой груди висел золотой крест с хорошим жемчугом… В Нью-Йорке такой «прикид» сильно уважают наркоторговцы-латиносы. Антон, мысленно посмеиваясь, вида, однако, не подал.

— Что такой сердитый, Михаил? — спросил он, здороваясь за руку с авторитетом. Его ладошка утонула в лапище авторитета.

— Перебрал вчера, — солгал Мишаня. Он почти не употреблял спиртного, качался и вообще вел здоровый образ жизни. А мрачен был потому, что в придачу к той массе проблем, которые присутствуют в жизни авторитета его уровня, вдруг добавилась еще одна — исчез Артур. Около полудня бригадир вышел из дому, сел в свой БМВ, намереваясь поехать к Мишане, но до него не доехал. Телефон Артура не отвечал, и все это было более чем странно…